Текст книги "Derniеre danse des coeurs d amour (СИ)"

Автор книги: Nathalie Descrieres

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 25 страниц)

– А ты не расслышала? Или хочешь сказать, что Поттер еще не успел изучить твой маленький грязный ротик?

Флоренс вздрогнула. Светло-карие глаза холодно сверкнули, тонкая рука взмыла вверх, рассекая темный тяжелый воздух. Драко Малфой не зря был ловцом – реакция у него была отменная. Перехватил хрупкое запястье на расстоянии не больше трех дюймов от своей щеки, сжал со всей накопившейся ненавистью и резко толкнул изящное тело к пустой каменной стене. Внутри все полыхало Адским пламенем, когда он скользил взглядом по узкому бледному лицу, тускло сияющему в льдистом свете его палочки. Тонкие ноздри гневно трепетали, глаза пренебрежительно и злобно сузились, а темно-розовые губы скривились в непривычной ледяной усмешке.

– Заткнись, Малфой. И это вообще не твое дело, с кем у меня отношения.

Драко со всей силы вжал ее в стену, срывая с губ глухой болезненный хрип. На ее лбу прорезалась морщина, и девушка попыталась выдернуть запястье из стальной хватки Малфоя. Он почти прижимался к ней всем телом, угрожающе возвышаясь над Флоренс темной стеной и хищно прищурив глаза, в которых горел дьявольский огонь.

– Да что ты? – его бархатный голос был мягок и вкрадчив, юноша понизил его до пленительного шелестящего шепота.

Малфой, почувствовав трепыхание ее тела, закусил изнутри щеки и грубо одернул девушку. В ее светло-шоколадные глаза с пляшущими медовыми искорками пугающей струей проник липкий тягучий страх. Она боялась его. Драко медленно осмотрел ее с ног до головы. На Флоренс не было школьной мантии, только прямые черные брюки, красиво смотрящиеся на ровных худых ногах, и белая хлопковая блузка со значком старосты, облегающая тонкое тело. Верхние пуговицы были небрежно расстегнуты, обнажая бархатную кожу впалых изящных ключиц. Девушка испуганно и гулко дышала, грудь часто и тяжело вздымалась, Драко чувствовал, как под его пальцами на ее запястье бешено бьется пульс. Молодого человека жарко опалил пьянящий аромат ее тонкой нежной кожи и густых темных волос, забранных в пышный хвост, окрыляя сладостным головокружительным дурманом. Малфой ощутил, как по венам плавно, как горячий мед, растекается смутно знакомое чувство, а все его существо мягко окутывает, будто шелковистый кашемировый плед, нетерпеливая истома. Это было похоже на то, что он чувствовал, когда зажимал в темном прохладном коридоре очередную шикарную красотку, сладко стонущую и закатывающую глаза. Драко смотрел на утонченное красивое лицо, искаженное страхом и гневом, и задыхался от проникающего в легкие невыносимого желания. Раньше это не ощущалось так явственно – то ли из-за того, что был ослеплен платонической любовью, то ли из-за того, что Флоренс всегда была рядом. И никогда так не смотрела и не говорила. Напоминая загнанную в угол пантеру, которая вызывающе прекрасна и смертельно опасна. Драко не заметил, как к возвышенному духовному обожанию добавился еще и томительно-дразнящий обжигающий клубок внизу живота. Да и сама она изменилась: стала исчезать подростковая угловатость, проявлялась женственность, шелковистая мягкость в прохладном голосе и грациозная плавность в движениях. И ее отдаленность, манящая недоступность лишь разжигали огромный костер в пылком юношеском сердце.

– Малфой, мне больно.

Она отчаянно затрепыхалась, пытаясь выдернуть тонкую руку, и умоляюще посмотрела на Драко. Он, сцепив зубы и на секунду прикрыв глаза, расслабил пальцы, невесомо проводя подушечками по гладкой бледной коже. Флоренс тяжело сглотнула, осторожно шевельнувшись, и не смела взглянуть на молодого человека, которому она едва доставала до плеча. Мягко оттолкнула его, отстраняясь от холодной стены, и настороженно не спускала глаз с напряженного, искаженного странным выражением лица Малфоя. Ощутив прохладную свободу, девушка судорожно обхватила больное запястье ледяными пальцами и медленно попятилась в густую мглу коридора. Поняв, что Драко не собирается ее преследовать, Флоренс перешла на стремительный шаг, сглатывая горячие соленые капли, неконтролируемо скатывающиеся по щекам и крыльям носа. Душу отчаянно жгло. Драко Малфой с утробным яростным рыком ударил кулаком в каменную стену, где совсем недавно стояла Уайлд. Костяшки противно засаднило. Еще удар. И еще. На сером равнодушном камне остались багровые пятна с солоноватым запахом. Юноша вцепился окровавленными пальцами в белые волосы, до боли оттягивая гладкие пряди и судорожно дыша. Что же с нами стало? Комментарий к Chapter

XIV

[1] – больная фантазия автора, не более. Жду комментариев! Пишите, что нравится, что нет, чего не хватает. Может, какие-то пожелания?

====== Chapter XV ======

В ледяной осенней ночи с ее звонко хлещущим свежим ливнем, отчаянно завывающим пронизывающим ветром, клубящимся черным небом есть особое нуарное, мрачное очарование, которое сложно понять и прочувствовать. Есть что-то опасно притягивающее и внушающее чувство балансирования на лезвии кинжала в угрожающих раскатах грома, в густой, окутывающей мертвенной мгле. В тягостном и жалобном скрипе раскачивающихся деревьев, дрожащем звоне оконных стекол и гулком неравномерном грохоте леденистого дождя. Все это завораживает своим стихийным равнодушием бушующей природы, приковывая неотрывный взгляд к жутким дымчатым облакам на бескрайнем небе, сливающемся с грязной размытой землей.

В совятне было еще холоднее, чем на улице – пронзающая колкая льдистость исходила от почти черного сырого камня, в дрожащем влажном воздухе пахло совиными отходами, соломой и пергаментом. На тонких жердях под высоким потолком сверкали светящимися янтарно-желтыми глазами нахохленные почтовые совы. На фоне острого готического окна едва различимо темнели две фигуры. От одной тонкими полупрозрачными клубами исходил едкий сигаретный дым с кофейным душком. Блейз Забини молчал и затягивался, глядя в засасывающую дождливую мглу. Холодно. Рядом облокачивалась о мокрый каменный подоконник Уайлд, подставившая непутевую темноволосую голову под крепкий ледяной ливень. Он стекал по ее резко выделяющемуся во мгле, смертельно бледному лицу крупными подрагивающими каплями, мягко падающими с длинных ресниц, тонких крыльев носа и посиневших губ. Она закуталась в теплое шерстяное пальто мутного серого цвета, безразлично смотря в черную пустоту. Молчали. Но молчание не было тягостным. Скорее необходимым и даже каким-то понимающим. Блейз не мог назвать Флоренс своим близким другом, да и просто другом, но относился к ней с симпатией и испытывал уважение хотя бы потому, что ее выбрал Малфой. Она вообще была неплохой девчонкой. Волевой, рассудительной, с характером, потрясающим чувством такта и умением помолчать. К тому же довольно симпатичной. Не классическая красавица, как те же пустые куклы Гринграсс или фигуристая когтевранка Уилсон, на которую облизывалась добрая половина Хогвартса. Но было в Уайлд что-то «эдакое» – притягивающее и загадочное, изысканный в своей простоте шарм и редкая харизма. К тому же она была не просто хорошенькой и умной девушкой – она умела быть настоящим другом, преданным и искренним. Это ценилось и самим Блейзом, и Малфоем куда больше, чем соблазнительные изгибы и томный взгляд. Потому Забини просто не мог не проникнуться добродушием и дружелюбием к Уайлд.

– Забини, ты влюблялся?

Блейз вздрогнул, услышав ее хрипловатый от долгого молчания голос, и обжег пальцы сигаретой. Ветер протяжно взвыл, как раненый оборотень, и едва не содрал с шеи слизеринца серебристо-зеленый шарф. В вязкой холодной мгле неестественно выделялся чуть размытый тонкий профиль Уайлд.

– Нет.

– Счастливчик.

– Знаю.

Блейз кинул окурок вниз, куда-то в далекую головокружительную тьму, покрытую пеленой безжалостно хлещущего ливня. Достал из кармана короткой куртки знакомую гладкую пачку, длинными смуглыми пальцами выудил белую тонкую сигарету. Щелкнул миниатюрной серебряной зажигалкой с затейливой гравировкой, вырвалось холодное синее пламя, поджигающее крапаль. Молодых людей окутал терпкий, раздражающе проникающий в легкие запах табака и кофе.

– У вас красивая любовь, Уайлд. Такая редко бывает, – прикрыв глаза, сипло бросил Забини. Флоренс горько хмыкнула.

– Красивая? Любовь? О чем ты, Блейз? У нас уже ничего нет. Вот теперь думаю – было или не было?

Юноша нахмурил темные густые брови и строго взглянул на девушку, которая задрала голову вверх, подставляя лицо жестоким ледяным каплям.

– Ты настоящая дура, Уайлд, – покачал Блейз головой, выпуская изо рта дымчатые серые кольца.

Показалось, что она чуть улыбнулась. Показалось.

– Все сложно, Забини. Не представляешь, как сложно, – она отчаянно прошептала это, запуская изящные длинные пальцы в спутанные, насквозь промокшие волосы. – Уже ничего не будет, как раньше. Все изменилось. Мы изменились.

Блейз натужно сглотнул. Она была права.

– И ничего уже не вернешь, как бы ни хотелось.

Ливень забарабанил по черепичным крышам Хогвартса с утроенной яростью, а ужасающие раскаты грома эхом раздались по всей округе, пугая заспанных студентов в башнях. Зловеще ухнул крупный темный филин с горящими красными глазами, шумно хлопая мощными крыльями. Где-то в замке жалобно заскрипели закрытые ставни и тревожно зазвенели оконные стекла. По витражам скатывались, будто слезы, холодные капли. В черной дьявольской выси ночного неба устрашающе клубились смутные, звероподобные густо-серые тучи. В Запретном лесу надрывно взвыло какое-то существо, пробиваясь пронзительным истошным голосом через ватный гул ревущего ливня. *** Флоренс, набрав в легкие воздуха, тихонько постучала в дубовую дверь кабинета Слизнорта. Вычурная металлическая ручка поддалась напору тонкой ладони, и в лицо девушке ударил теплый воздух, терпко пахнущий чаем, чем-то сладким и мужскими вонючими духами. Кабинет полностью соответствовал своему хозяину – потолок подпирали помпезные колонны с шикарной лепниной, каменные стены были завешены портьерами из зеленого и фиолетового бархата с тонким шитьем и золотыми потрепанными кистями, пол устилали роскошные персидские ковры, а на камине, в котором мерно и вальяжно трещало жаркое пламя, располагалась масса вычурных драгоценных статуэток. В центре комнаты стоял исполинский круглый стол, покрытый расшитой темно-зеленой скатертью, а вокруг него располагались самые шикарные, почти пошлые стулья, какие только можно себе вообразить – из гладко отполированного палисандра, с высоченными спинками и массивными подлокотниками, вырезанными почти по-королевски роскошной резьбой. Все было слишком… Слишком.

– О, дорогая мисс Уайлд!

Восторженный голос Слизнорта вывел Флоренс из ошарашенного оцепенения, заставляя сфокусироваться на сидящих за столом. Профессор, сегодня в костюме из старинного густо-черничного атласа с серебристыми кружевами на манжетах и сверкающими пуговицами, угрожающе подергивающихся на огромном животе Слизнорта, приветливо осклабился и сделал пригласительный жест пухлой рукой.

– П-простите за опоздание, сэр, – глухо буркнула девушка, прикрывая за собой тяжеленную дверь.

– О, ну что вы, ну что вы! – радостно отмахнулся старикашка, сверкая глазками. – Мы только начали! Прошу вас, дорогая, прошу…

Флоренс словила на себе несколько ошалелых и пораженных мужских взглядов, пока неловко, но вполне грациозно двигалась к столу. МакЛагген с удовольствием пялился на ее ноги, скрытые до колен струящейся юбкой из сапфирово-черного шелка. Гермиона Грейнджер, в бархатном вишневом платье без рукавов с отделкой из черного мерцающего кружева, вымученно ей улыбнулась.

– Дорогая, вот, садитесь рядом с мистером Забини и мистером Белби… – Флоренс скользнула заинтересованным взглядом по щуплому русоволосому пареньку с Пуффендуя [1], который являлся тезкой обожаемого Флоренс хорька. Но через секунду до нее дошло, что прямо напротив будет сидеть пошляк МакЛагген, Нотт (неизвестным путем затесавшийся в элиту слизняков) и Поттер, который не сводил с нее восхищенных глаз. Девушка бросила обиженный и возмущенный взгляд на Слизнорта, но тот только плутовато и многозначительно подмигнул, добродушно усмехаясь в моржовые усы.

Блейз галантно выдвинул стул и привычно задорно ухмыльнулся, сверкая горящими жгучими глазами. Белби нервно поправил белоснежную салфетку на воротнике, начиная тупо пялиться в вазочку со своим ванильным крем-брюле [2]. Флоренс, усевшись и вяло улыбнувшись Забини, посмотрела на нахохленную и злую Джинни Уизли с красными щеками. В ответ Уизлетта раздраженно повела плечиками и фыркнула, тряхнув забранными в волнистый хвостик огненно-рыжими волосами. Флоренс холодно приподняла бровь и смерила ее типичным малфоевским взглядом, который она за долгие годы упорных тренировок научилась безупречно копировать. Все недовольство Уизли одномоментно улетучилось.

– Итак, – Слизнорт азартно потер ладони, – Мы остановились на вас, мистер МакЛагген…

А дальше была смертная скука. МакЛагген хвастливо трепался о том, как он и его папаша прекрасно проводили время с Фаджем. Слизнорт восторженно охал и ахал, а Белби нервно кивал головой, как китайский болванчик. От тоски Флоренс и Гермиона начали играть в гляделки. Грейнджер продула, потому что ей на нос села жирная муха, и храбрая гриффиндорка с перепугу чихнула. Забини лениво разглядывал свои идеальные руки идеального цвета мокко и от нечего делать бросал обаятельные улыбки в адрес Уизлетты. Та высокомерно задирала свои хорошенький веснушчатый носик и отворачивалась к Поттеру, поправляя ворот черного блестящего платья. Гляделки Уайлд начались с Поттером, но вскоре их стал распирать жуткий хохот, поэтому оба поспешно закашлялись и хлебнули чаю. Грейнджер пыталась слушать болтовню МакЛаггена, но вскоре махнула на это рукой, подперев ладонью щеку и вперив мечтательный взгляд в пространство. Нотт холодно глазел на Забини, выразительно дергая идеальными темными бровями. В чистых хрустальных вазочках по щелчку пальцев Слизнорта появились шарики сливочного мороженого, политые карамелью и посыпанные арахисовыми орешками. Через полчаса вся разношерстная компания во главе с лоснящимся от удовольствия Слизнортом пересела на кресла и диваны подле камина, обитые темно-зеленой кожей. Профессор развалился на миниатюрной софе с маленькими мягкими подушечками, с наслаждением попивая горячий пряный пунш. Два просторных глубоких кресла авторитетно заняли МакЛагген и Нотт. Причем первый вел себя весьма непосредственно, продолжая лить в уши старику какую-то чушь, а второй выпрямил спину и положил руки на подлокотники, окидывая надменным взглядом всех присутствующих. На длинном диване ютились расслабленный и вполне довольный жизнью Забини, взвинченная Уизли, хмуро пялившаяся на витиеватую каминную решетку, зажатый и нервный Белби и относительно спокойная Грейнджер, которая пыталась поправить свой низкий тугой пучок, не заехав при этом локтем в нос или глаз Белби. На двухместной софе устроились Поттер и Уайлд, смешливо перешептывающиеся.

– Прекрасный вечер, мои юные друзья! – Слизнорт отставил пустой бокал на кофейный столик, и в души всех присутствующих, кроме МакЛаггена, закралось затаенное облегчение. – Мы прекрасно его провели нашей теплой дружеской компанией (Нотт презрительно закатил глаза, косясь на Грейнджер и Уайлд), и я смею надеяться, что такие ужины будут повторяться! Ну, а теперь вам пора по постелям, время уже недетское! – старикашка хихикнул, и студенты оживленно подскочили со своих мест, особенно дерганный Белби.

Очень доброжелательно и любезно попрощавшись со Слизнортом, все вылетели за пределы душного помпезного кабинета. Гриффиндорцы и слизеринцы обменялись привычными неприязненными взглядами, Маркус Белби неслышно испарился, МакЛагген ослепительно улыбнулся (чем вызвал свирепые взгляды всех без исключения) и помахал рукой Грейнджер с Уизли, отправляясь на ночную прогулку. Забини и Флоренс переглянулись, и Блейз вместе с нервно постукивающим ногой Ноттом пошел в подземелья, тихо о чем-то споря с Теодором. Гермиона, незаметно подмигнув Поттеру, схватила растрепанную и недовольную Джинни под локоть и на прощание улыбнулась подруге, удаляясь во тьму ночного замка. Гарри, когда они с Флоренс остались в опустевшем коридоре одни, взъерошил волосы и доброжелательно усмехнулся чему-то.

– Я провожу тебя? – твердость в голосе юноши превращала вопрос в утверждение, и девушка чуть дернула бровью, пожимая плечами.

– Пошли.

Всю дорогу до Восточной башни они провели за веселым разговором, с безудержным хохотом вспоминая пафосный ужин слизняков. Гарри давно не было так хорошо, когда она вот так запросто шла рука об руку с ним, сверкая в прохладной полутьме коридора теплыми глазами и бесшумно смеясь над какими-то глупыми шутками. От нее исходил приятный свежий запах туалетной воды, смешавшийся с ароматом ее кожи и волос и кружащий голову. Золотисто-оранжевые отсветы настенных факелов таинственно мерцали в ее темных блестящих волосах, убранных в красивую небрежную ракушку. Она вообще была очень красивой. Они остановились у узорчатого гобелена, закрывающего проход в башню, на крошечной холодной площадке с узким высоким окном в стене. Ночь, как и все предыдущие, была густо-черной и дождливой. В мокрые стекла окна с завыванием бился дикий ветер и бешено хлестал ледяной ливень. Мрачный тяжелый воздух мягко рассеивали потрескивающие горящие факелы, пляшущими бликами освещавшие лица молодых людей. Между ними воцарилось странное молчание. Гарри подошел совсем близко к ней, глубоко и нервно дыша. Видел, как трепетали пушистые черные ресницы, как в глубине карих глаз вспыхивали медовые искорки, как подрагивали губы. Взял в свою руку ее изящную прохладную ладонь, мягко притягивая к себе легко поддавшуюся девушку. Юноша сглотнул и порывистым движением прижался сухими губами к ее впалой щеке, от которой слабо пахло чем-то косметическим и бергамотовым чаем. Задержался, прикрывая глаза и проводя кончиком носа по гладкой нежной коже. Она не шевелилась – не отталкивала его, но и не подавалась вперед. Гарри чуть отстранился. Флоренс смотрела куда-то ему за плечо отрешенным мутным взглядом, сведя брови к переносице.

– Спокойной ночи.

Ее голос был ровным и равнодушным. Она вырвала руку, отошла на несколько шагов и улыбнулась. Холодно и натянуто-вежливо. Через пару мгновений скрылась за гобеленом, и Гарри рвано вздохнул, запуская пальцы в растрепанные волосы. Он окончательно запутался. *** Получасом ранее. Драко Малфой не понимал, что могло от него понадобиться Снейпу в такой час. Он с деликатным равнодушием не лез в дела юного Малфоя, но в последнее время стал вести себя как-то странно. Драко не мог объяснить, но у него в последнее время возникло ощущение, что Снейп неотрывно следит за каждым его шагом. Или у него уже началась паранойя. Записка, переданная каким-то жалким первокурсником, сухо гласила, что мистеру Малфою необходимо спуститься в личную лабораторию декана немедленно. В изъеденной страхами, подозрениями и жуткими видениями душе Драко разрасталось пугающее непонимание, и в голове стали мельком проноситься самые разные картинки возможного произошедшего. Молодой человек, привычно приподняв подбородок и затуманив взгляд ледяным безразличным высокомерием, коротко постучал в дверь и толкнул ее. В легкие тут же проник тяжелый влажный воздух затхлого подземелья, пропитанный самыми разными ароматами – от дивной Амортенции до тошнотворно-вонючего сока лилии-людоеда, источающего запах кровавой тухлятины и гнили. В лаборатории царила густая темнота, рассеиваемая лишь тусклыми льдисто-зелеными огоньками одиноких свечей, неподвижно паривших в пространстве. Все было таким тихим, темным и холодным, что кабинет больше походил на комнату, в которой недавно нашли мертвеца, чем на экспериментальную лабораторию. Драко закрыл противно скрипящую дверь, оглядываясь и скрещивая руки на груди. В мглистой пустоте что-то едва слышно прошелестело, и через секунду перед молодым человеком вспыхнул холодный голубоватый свет волшебной палочки. Драко нервно дернулся, а из тьмы кабинета перед ним возникло желтоватое худое лицо профессора Снейпа – довольно молодое, обрамленное неизменными сальными патлами, с огромным крючковатым носом, с живыми, подернутыми пеленой безразличия черными глазами и тонкими губами, кривоватыми от постоянной язвительной ухмылки. Он, чуть сощурившись, скользил неспешным, леденящим кровь взглядом по бледному лицу юноши. Драко смотрел в ответ, до хруста сжимая длинные пальцы и ставя щит. Через секунду Снейп скривился.

– Неплохо, – прошипел он, не опуская палочки. – Ваша тетушка неплохо потрудилась, Драко.

Молодой человек холодно, даже презрительно дернул уголком губ.

– Зачем вы желали меня видеть в столь поздний час, сэр?

Профессор прищурился сильнее.

– Вы прямолинейны, Драко. В наше время нельзя быть столь резким, – в черных глазах Снейпа сверкнул странный огонь. – Даже с союзниками.

Малфой почти насмешливо вздернул светлые брови.

– И все же, сэр?

– Я бы не желал, чтобы возникали подозрения, мистер Малфой, – Северус Снейп пронзительно смотрел на студента. – Но разговор с вами необходим.

– Я весь во внимании, профессор, – Драко оперся спиной о холодную каменную стену и слегка сузил серые глаза.

– Если вы так желаете, мистер Малфой, – Снейп ухмыльнулся. – Во-первых. Каковы продвижения в вашем задании?

Бледное острое лицо Драко вытянулось. Он холодно и раздраженно сверкнул воспаленными усталыми глазами, раздувая тонкие ноздри.

– Вам не может быть до этого никакого дела, сэр, – тихий голос молодого человека напоминал змеиное шипение. – Это только мое поручение, которое я выполню с честью, как и любой приказ нашего Господина. А вас бы я попросил не вмешиваться, профессор.

Снейп ухмыльнулся еще шире.

– Абсолютно любой, мистер Малфой? А если, скажем, Темный Лорд даст вам простенькое поручение убить какую-нибудь грязнокровку? Например, Флоренс Уайлд?

Драко дернулся, словно хотел ударить декана. Его подбородок дрогнул, а на лбу прорезалась глубокая складка. Северус Снейп с издевкой приподнял изогнутую бровь и кривовато вздернул верхнюю губу.

– Это уже во-вторых, мистер Малфой. Это тема, которая заслуживает особо пристального внимания. Драко, – тон профессора словно смягчился, – вы же понимаете…

– А вы не понимаете! – яростно вскинулся юноша. – Что вы вообще знаете о любви? Как вы можете рассуждать, если не знаете, каково это?! Каково это, чувствовать, что сердце выпрыгнет из груди, когда она улыбается? Чувствовать, как спирает дыхание, когда она, пусть даже невесомо, касается руки? Чувствовать дрожащий узел внутри, когда она просто сидит на соседнем стуле? Чувствовать, как в голову ударяет что-то тягучее и дурманящее, когда она встряхивает волосами? Чувствовать, как вскипает кровь, когда ощущается ее аромат? И знать, что теперь она никогда не будет рядом? Что вы понимаете?! Вы всю жизнь проторчали в этой чертовой школе, превращаясь в сухую и черствую летучую мышь! Что вы можете мне говорить?!

Драко, вдоволь накричавшись, толкнул тяжелую холодную дверь и вылетел из лаборатории. Снейп медленно опустил волшебную палочку, и между хищных черных бровей появилась глубокая скорбная морщина. Что он знал о любви? Он знал все. Знал, что любовь – это счастье. А у Счастья были длинные медно-рыжие волосы и обжигающий румянец на шелковой коже, украшенной миллионной россыпью солнечных пятнышек. У Счастья были миниатюрные изящные руки, сладко и свежо пахнущие фиалками и мятным чаем. У Счастья был нежный заразительный смех, переливчатым звоном серебристых колокольчиков улетающий в небесную высь. У Счастья был маленький вздернутый носик, который смешно морщился от летних жарких лучей. У Счастья была ослепительная, дурманящая голову улыбка. У Счастья были огромные, наивно распахнутые, как у лесной лани, изумрудно-зеленые глаза, искрящиеся весенней зеленью. Они когда-то были ласковыми и до краев наполненными теплом, уютом и радостью. Но Боль оставила их с тем жутким выражением ужаса, подернутого дымкой равнодушия смерти. Северус Снейп знал: любовь – это боль. *** Когда Флоренс стремительно вошла в гостиную старост, первым, что она увидела, был Драко Малфой. Он сидел, идеальный и невозмутимый, на мягком подлокотнике дивана и пронзительно смотрел ей в глаза. Ровная напряженная спина, лакированные ботинки, безупречно уложенные платиновые волосы, белые руки красивой изысканной формы со вздувшимися венами и паучьими пальцами. Маска ледяного равнодушия, пренебрежения и надменности давно приросла к этому аристократичному болезненному лицу, которое, казалось, было высечено самим Микеланджело. Глубокие серебристо-серые глаза плавно мерцали холодным металлическим блеском в теплом, уютном полумраке гостиной. Совершенная правильность. Дьявольская красота. Девушка слегка прищурилась, собираясь пройти мимо. Но Малфой грациозно и бесшумно вскочил, в два шага приблизившись к ней. Флоренс чуть отшатнулась, столкнувшись с его полубезумным взглядом. Драко Малфой пугал. Он безмолвно вцепился ей в плечи и толкнул к письменному столу, заставляя впечататься поясницей в гладкий полированный край. Молодой человек возвышался над сжавшейся девушкой неподвижной темной стеной, впиваясь жадным взглядом в утонченное, побелевшее от испуга лицо. Скользнул глазами по хрупкой фигуре. Тонкое туловище было скрыто хлопковой молочно-голубой блузкой, от гибкой талии мягко струилась юбка из темного шелка. Изящная белоснежная шея чуть выгнулась, из прически вылетела волнистая блестящая прядь, а впалые ключицы тяжело вздымались. Легкие томно окутал тонкий притягательный аромат, заставляющий кровь прилить к вискам. Драко с холодным отчаянием впился взглядом в ее глаза, полные непонимания, страха и злости. Флоренс Уайлд встряхнула плечами, пытаясь сбросить цепкие сильные ладони молодого человека, до мурашек леденящие ей кожу.

– Малфой, что ты хочешь? – голос был тихим, но в нем сквозило напряжение и отстраненность.

Так хотелось сказать «тебя». Но он не мог. Поэтому привычно скривил губы.

– Что-то ты задержалась на вечеринке отморозков.

– Тебя это не касается.

Он сильнее сжал ее плечи. Где-то в глубине ее глаза опасно вспыхнули и злобно сузились. Она с неожиданной для хрупкой девушки силой дернулась и хлестко ударила Драко по левой руке.

– Да в конце концов! – Флоренс сорвалась на пронзительный крик. Молодой человек похолодел. – Малфой, прекрати все это! Ничего нет! Все закончилось уже тогда, когда началось!

– А что же было пару недель назад? – Драко, несмотря на то, что был порядком поражен и отчасти испуган, сощурился.

– Ошибка.

Юноша резко отпустил ее, отстраняясь. Никогда он не видел ее кричащей, с мечущими молнии глазами и красными от ярости щеками. В гневе Уайлд была страшна. И необычайно хладнокровно мыслила.

– Ошибка? – бессильно выдохнул Драко, мечась взглядом по ее раздраженному и нервному лицу.

– Все было ошибкой. Мы оба это знали, Малфой, – прошипела девушка, скрещивая руки на груди. – Все это было бессмысленно и тупо. Мы придурки, Малфой!

С этими словами она скривила губы, отлепилась от стола и взметнулась вверх по лестнице, ведущей к спальням. Шелковые складки юбки глухо прошелестели, а в теплом воздухе остался ее едва уловимый нежный флер. Где-то за пределами туманного сознания Малфоя громко хлопнула дверь. Молодой человек обессиленно рухнул на стул, жутко расширив сухие воспаленные глаза и судорожно запустив худые ледяные пальцы в уложенные волосы, оттягивая пряди со всей силы. Драко так и не узнал, что в эту минуту Флоренс Уайлд отчаянно сползла вниз по холодной каменной стене своей спальни, захлебываясь в мучительных, невыносимо жгучих рыданиях и болезненно шепча: «Какие мы придурки, Малфой, что не сберегли нас…». Комментарий к Chapter XV [1] – в оригинале Маркус Белби является когтевранцем, но я решила поменять ему факультет для разнообразия.

[2] – крем-брюле – это французский десерт, а не мороженое, который очень любят в Англии.

P.S. Надеюсь, вам понравилось. Автор очень старался! Возникает ощущение, что фик становится неинтересным, поэтому очень прошу мнений!

====== Chapter XVI ======

В поместье Малфоев царила вязкая холодная темнота, зловеще отливающая зеленоватыми бликами. В заброшенных комнатах с разбитыми стеклами и покрытой пылью, великолепной мебелью жутко завывал ледяной свистящий ветер, привносящий в тихий мглистый воздух дьявольскую черноту осенней ночи и тяжелые запахи старого сада. Вселяющими животный ужас раскатами неистово грохотал гром. В огромных мрачных коридорах, уставленных роскошными холодными статуями и устеленных ворсистыми дорожками, висела пугающая звонкая тишина. Сумрачные каменные стены, казалось, источали ядовитое угнетающее отчаяние. Но лишь в огромной гостиной, хранящей в себе мрачный, полный роскошной изысканности антураж, было относительно светло. На высоких кованых столиках стояли массивные канделябры из черненой платины с десятками сероватых свечей, горевших неподвижными зеленоватыми огнями. Пол из темного итальянского мрамора был устелен мягкими коврами, а высокие стены завешены редкой красоты гобеленами тонкой работы. У гигантского камина, разевающего свою широкую зловещую пасть, в которой холодно и недружелюбно трещало льдистое пламя, стояло два больших кресла из красного дерева с изумрудной кожаной обивкой. Оба были заняты. В воздухе витал запах старых каменных сводов, французских женских духов, терпкого вина, необъяснимого ужаса и засохшей крови.

В правом кресле, которое стояло чуть поодаль от каминной решетки, вальяжно и по-хозяйски расселась худая, высокая женщина с нечесаной копной тускло поблескивающих смольно-черных волос и тяжелым темным взглядом, в котором горел жадный огонь безумия. Ее рельефное сероватое лицо с аристократичными чертами, точными, резкими и благородными, когда-то можно было назвать красивым. В молодости она была, верно, пленительна роковой, яркой, пламенной красотой. Волевой подбородок был высокомерно приподнят, угольные густые брови хищно возвышались над миндалевидными черными глазами, сверкающими неукротимым диким пламенем, а тонкий алый рот кривился в пренебрежительной ухмылке. Даже сейчас, уже не в самые лучшие свои годы, эта женщина сохранила остатки пылкой обольстительности и безудержной привлекательности. Но во всем – в лице, фигуре, черной изодранной мантии, в пышной короне спутанных волос – сквозило яростное, пугающее безумие и исступленный фанатизм. Это ужасало до мороза по коже. В левом кресле восседала вторая женщина. Достаточно было бросить один короткий взгляд на нее, чтобы понять – она отличается от своей собеседницы, как лед от пламени. Она сидела ровно и держалась с холодным презрительным высокомерием, сохраняя безупречную осанку. Красивые длинные руки с изящными кистями и тонкими белыми пальцами, унизанными старинными перстнями, покоились на кожаных подлокотниках кресла. Ее еще довольно молодое, но изможденное и измученное лицо освещало холодное каминное пламя, выделяя женственные точеные черты, плавные и совершенные, исполненные брезгливого равнодушия и благородной красоты. Ее алебастровая матовая кожа светилась лунным полупрозрачным сиянием в вязкой полутьме особняка, изысканный аристократичный профиль поражал изумительной безукоризненностью линий, а в ярких, но покрасневших от слез и бессонницы льдисто-голубых глазах лениво плясали отблески огня и холодно блестела стальная пелена бесстрастия. Холеные белоснежные волосы, забранные в низкую гладкую прическу, отливали жемчужным атласным блеском. Высокий гибкий стан с покатыми округлыми плечами облегало теплое платье из болотно-зеленого бархата с тонкой серебристой вышивкой на воротнике и рукавах, а спину грела пуховая ажурная шаль из шелковистой серой шерсти. Женщина была красива ледяной, гордой красотой, так и дышащей надменным достоинством и пренебрежительной любезностью. И все же что-то неуловимое, но явственно ощутимое объединяло эту изнуренную белоснежную красавицу и горящую адским безумием женщину с черными волосами и глазами.