Текст книги "Derniеre danse des coeurs d amour (СИ)"
Автор книги: Nathalie Descrieres
Жанры:
Фанфик
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 23 (всего у книги 25 страниц)
Мы смогли раздобыть паспорт этой шавки. Не знаю, чего вам так хотелось узнать, но данные такие:
Флоренс Элизабет Уайлд
25.05.81
Часть о родителях утеряна при пожаре. Надо сказать, что мадам Лестрейндж здорово украшает вашу грязнокровку, испозьзуя в качестве подопытной крысы.
Пиритс.
P.S. Надеюсь, что награда окупит все наши труды.»
Пергамент выпал из ослабевших пальцев, мягко приземлившись на пушистый темный ковер. В груди мгновенно разрослось такое громадное, густое и давящее чувство, что молодой человек едва сдержался, чтобы не рухнуть на пол. Перед глазами поплыли черные круги, а в мозг, словно раскаленный металл, впивалось безумное осознание прочитанного. В висках дикой болью пульсировало незнакомое до этого времени чувство растерянного отчаяния, смешанного с чем-то сумасшедше-пронзительным. Левое предплечье прожгла невыносимая боль, словно в бледную кожу под пиджаком вонзились тысячи раскаленных кинжалов. Драко, стиснув зубы, вздернул голову, и к потному лбу прилипли взъерошенные платиновые пряди. Резким движением он задрал рукав, полубезумным взглядом впиваясь в метку, налившуюся густо-черным и пульсирующую обжигающей болью. Ужасная змея словно извивалась, высовывала раздвоенный язык и обнажала тонкие клыки, с которых капал смертельный яд.
Его вызывают. И не он. Скорее всего, тетка Белла.
Огненные языки вспыхнули ядовито-зеленым цветом, облизывая черный кашемировый пиджак, брюки и нервно дрожащие руки. Сверкнули ледяной сталью глаза, побледнели тонкие губы, и Драко Малфой исчез под мучительно тихое «Малфой-Мэнор!». Затрещали поленья, и мерцающие искры зловеще осветили брошенное письмо. ***
– Драко!
К юноше, отряхивающему с одежды пепел, мгновенно подлетела смертельно бледная Нарцисса. Ее тонкие руки быстро обхватили широкие плечи сына, а усталые темно-голубые глаза, очерченные черными ресницами, излучали сияние материнской любви. Некогда холеные, белокурые локоны сейчас были собраны в растрепанную высокую прическу, оттеняющую аристократичные черты изящного лица. Миссис Малфой выглядела изнуренной и измученной, но ее бесцветные губы на несколько секунд растянулись в слабой улыбке.
– Хватит этих нежностей! – презрительный голос Беллатрисы Лестрейндж заставил Нарциссу побледнеть еще сильнее и оторваться от сына. В ее глубоком болезненном взгляде читалось что-то странное, какая-то роковая недосказанность. – Потом наобнимаешься со своим ненаглядным сыночком. Он здесь для дела, Нарцисса.
Драко обернулся и сдержал сдавленный выдох. В темноте мраморной гостиной жутко выделялся силуэт Беллатрисы – высокий, худой, с грязной копной нечесаных волос, кишащих вшами. На ее рельефном, когда-то пламенно красивом лице растянулся звериный оскал, обнажающий гнилые вонючие зубы. В длинных когтистых пальцах Лестрейндж сжимала волшебную палочку, из которой сыпались кроваво-алые искры. У ее ног валялись трое связанных, избитых, покрытых салом, грязью и запекшейся кровью пленников. В глаза Драко бросилась пышная каштановая грива, огненно-рыжие патлы и упрямый, искрящийся зеленым взгляд. Молодой человек равнодушно взирал на знаменитое Золотое Трио, поверженное и истерзанное.
– Драко, милый, иди-ка сюда! – сладко пропела Беллатриса, с кровожадной ухмылкой маня Драко грязным пальцем.
Юноша на негнущихся ногах, вырвавшись из объятий матери, подошел к тетке. Грейнджер впилась в него пронзительным карим взглядом, полным влажного блеска. Уизел отводил глаза, искусанные губы были сжаты в тонкую жесткую линию. Лестрейндж встряхнула Поттера, и его раздутое, искореженное лицо передернулось от отвращения. Драко, не выпуская наружу ни одну эмоцию, с холодной бесстрастностью рассматривал одутловатые руки, перетянутые грубыми веревками, заплывшие глаза и разбитый в кровь нос. Беллатриса высунула покрытый сероватой слизью язык, в ее черных безумных глазах горел фанатичный огонь. В груди Драко шевельнулось что-то, подозрительно похожее на сострадание. Сострадание к врагу. Какая ирония. Малфой с первого дня в Хогвартсе мечтал о сокрушении очкастого героя, отказавшего ему в дружбе. Потом Драко немного успокоился, отпуская колкости и ехидные комментарии не из злобы, а для неукоснительного соблюдения старой традиции. Но потом Поттер начал увиваться за Уайлд. И то, что впоследствии он стал для нее чем-то большим, Малфой простить ему не смог. Не ей, которая позволила Поттеру перейти грань, а именно святому Потти. Драко просто не мог испытывать к Уайлд что-то, кроме пламенной привязанности, искренней дружбы и самого чистого, искреннего чувства, о котором так высокопарно и пафосно пишут лирики со всего мира. Он не мог испытывать злобу, ненависть, презрение, гнев. Только благоговение. Драко, злорадно сверкнув глазами, уже открыл рот. Он совершенно забыл про Темного Лорда, про тетку, про несчастную мать и, судя по письму, едва живую Флоренс Уайлд. Свершится правосудие, восторжествует справедливость. Но перед глазами встало строгое лицо. Как в школе: убранные волосы, сосредоточенный вид, сжатые губы и прямой взгляд. И эти глаза прожигали его, Малфоя, с немым разочарованием и печальным укором. Она словно напоминала о милосердии, о том, чего Драко так не хватало. В ушах зазвенел прохладный голос, эхом отдающий в голову и распространяющийся по телу, как Амортенция.
– Я не знаю. По-моему, это не Поттер, – Драко поставил щит, уберегая сознание от прожигающих глаз тетки. – Вряд ли. Не знаю…
Малфой, стушевавшись, отступил на несколько шагов. Беллатриса Лестрейндж раздраженно фыркнула, смахивая локон с бледной щеки.
– Приведите грязнокровку. Она-то не будет морочить нам голову…
Хвост сжался в комочек и под тяжелым взглядом мадам Лестрейндж поклонился так низко, что едва не коснулся острым носом мраморного пола. Его семенящая поступь разлетелась дребезжащим эхом по всей зале, и толстенькая фигурка Питера Петтигрю растворилась во мраке подземелья. Воцарилась тишина. Драко словил на себе мимолетный взгляд Грейнджер, пропитанный искренним недоумением. Молодой человек закусил щеку и воззрился на жирную грязь на бархатных портьерах. Беллатриса нервно постукивала острым каблуком, сгорая от нетерпения. Нарцисса отошла к мужу, который все это время безмолвной тенью маячил в углу гостиной. Уизел тяжело дышал, словно разъяренный бык. Тетка скучающе пнула его в бок, и он издал булькающий хрип, согнувшись пополам. Грейнджер сдавленно вскрикнула, но ослепительно-синий луч из палочки Беллатрисы вернул звенящую тишину. Драко, сощурившись, всматривался в силуэт пыхтящего Хвоста и чей-то еще – невысокий, окровавленный, напоминающий живой скелет. Темные волосы паклями свисали на изможденное лицо, а рваные, вонючие тряпки, прикрывающие обнаженное тело, трепыхались на выпирающих костях. Молодой человек содрогнулся от ужаса, а Беллатриса торжествующе хохотнула.
– Какая прелесть! – визгливо воскликнула она, подлетая к полуживой пленнице, повисшей на пухлых руках Хвоста.
Короткая розоватая вспышка, и бледное, костлявое существо оглушительно вскрикнуло. Беллатриса тут же влепила ей звонкую пощечину, но отрезвляющее заклятие действовало исправно – несчастная стояла на тощих ногах, исполосованных жуткими рваными ранами, их которых сочилось что-то мерзкое. Женщина вцепилась пленнице в локоть и сомкнула желтоватые когти, подтаскивая ее к Поттеру и друзьям. Девушка глухо рухнула рядом с Уизли, который тут же брезгливо отполз подальше и сморщился при виде иссохшего, заляпанного осклизлыми остатками пищи и кровью тела. Кое-где на голове зияли жуткие открытые язвы от выдранных волос, остатки которых по-прежнему прикрывали лицо. Беллатриса леденяще расхохоталась.
– Ну-ка, мерзость, скажи, это Поттер?
Девушка не пошевелилась. Лестрейндж мгновенно начала злиться. Она схватила пленницу за костлявую шею и приподняла над полом, скривившись от отвратного запаха.
– Драко, иди сюда!
Юношу пронзила жуткая мысль. Он, словно зачарованный, покорно двинулся к тетке и не отрывал взгляда от скрюченного тела. Беллатриса, злобно оскалившись, отбросила засаленные волосы с лица девушки. Малфой остолбенел. До безумия знакомое лицо, каждую черточку, каждую клеточку которого Малфой знал лучше, чем что-либо на этом свете. Тонкая кожа едва ли просвечивает через бесконечное покрывало фиолетовых гематом, рубцов и разъеденных, рваных ран. Губы, когда-то невозможно мягкие, свежие и нежные, рассечены и покрыты отвратительным вонючим гноем, смешанным с кровью. Глаза скрыты за распухшими красноватыми веками, от пышных темных ресниц почти ничего не осталось. Тонкие руки болтаются, как иссохшие плети, а засаленные лохмотья скользили по изнуренному телу, обнажая жуткие гнойники. Внутри все разбилось вдребезги. Со оглушительным звоном, с мучительным хрустом. Немой вопль отчаяния застрял в горле. Остекленевший взгляд бездумно впился в худую шею, исполосованную страшными шрамами. В сердце разрастались ледяные ростки чего-то невыносимого, мучительного и кошмарного.
– Ну?! – нетерпеливо взвизгнула Беллатриса, жадно всматриваясь в отстраненное лицо смертельно бледного племянника.
Поттер повернул голову, и в его ярких глазах отразился дикий ужас. Но ни одна мышца раздутого лица не дрогнула. Слишком опасно. Слишком высокую цену придется заплатить за хоть одну эмоцию.
– Ты узнаёшь, Драко?! – Лестрейндж сверкала своими бездонными черными глазами, в которых горело дьявольское пламя.
– Я поражен, тетушка, до чего вы довели эту… – в холодном, до этого момента равнодушном голосе молодого человека скользнула брезгливость, а губы сложились в насмешливую ухмылку. – И восхищен вашим талантом. Браво!
Беллатриса удовлетворенно осклабилась, с гордостью взирая на Малфоя.
– И все же, милый, взгляни получше! Рассмотри… Вчувствуйся…
Пара мучительно медленных шагов. Гулкое эхо, отразившееся от черного мрамора, отполированного до зеркального блеска. И пронзающий взгляд из-под залитых кровью век. Такой родной, искрящийся медовым теплом, но такой страшный и болезненный. Драко забыл, как дышать. Столько в этом взгляде тоски и мольбы. Мольбы… О прощении. Столько вины в этом взгляде! Над головой послышался странный скрежет, словно скребутся о железо. Он звонко раздавался в царящей ватной тишине, заставив Беллатрису недоуменно вздернуть голову и вскрикнуть от негодования. Драко заставил себя оторваться от этого ужасного зрелища и направить взгляд в потолок, к роскошной хрустальной люстре, украшенной венецианским жемчугом и белым золотом. На ней сидел Добби – тот самый веселый, немного вредный домовик с хрупкой нервной системой, которого святой Поттер освободил от рабства Люциуса на втором курсе. Добби с самым спокойным видом откручивал винтики люстры, и хрустальные подвески угрожающе подергивались и раскачивались. Беллатриса издала визгливый вопль, не выпуская из цепких когтей свою жертву.
– Что ты творишь, домовой эльф?!
– Добби – свободный эльф!
Торжественный писк Добби отразился от мраморных стен, и что-то тихо треснуло. Люстра оборвалась и полетела вниз, дребезжа жемчугом и хрусталем. Беллатриса оглушительно завопила и резво отскочила назад, выпустив из рук теряющую сознание Флоренс. Драко, сам не осознавая, что делает, подхватил хрупкое тело, прижал к груди, и в ту же секунду люстра грохнулась на пол. Во все стороны брызнули сверкающие и переливающиеся осколки хрусталя, впились в жутко бледное лицо Малфоя. Хлынула благородная и кристально чистая кровь аристократического семейства. Юноша старался закрыть как можно больше участков тела Флоренс, уберегая от разлетающихся осколков. Еще секунда, и по щелчку пальцев крошечного домовика разорвались путы Поттера, Грейнджер и Уизли, обрывки веревок рассыпались по холодному полу. Все трое вскочили, разминая затекшие конечности и сверкая горящими глазами. С негромким стуком по мрамору покатились две палочки, тут же угодившие в руки Гермионе Грейнджер, и на лице Нарциссы Малфой отразилась странная смесь чувств – смятения, страха и затаенной радости. Еще секунда. Секунда сомнений и мольбы. Сомнений в душе младшего Малфоя и мольбы в глазах Поттера. Один резкий шаг, и Драко с неестественной для него бережностью и заботой впихнул хрупкое тело в руки Гарри. Последний ощутил, как в ладонь скользнуло прохладное древко волшебной палочки. Но Малфой уже отвернулся и кинулся к матери, не оборачиваясь. Последнее, что запомнил Драко в тот день, было не мучительное и бесконечное Круцио от Темного Лорда, не разъяренные вопли Беллатрисы Лестрейндж и ее изощренные пытки. Он запомнил то безумное облегчение, когда в водоворе трансгрессии исчез силуэт Флоренс Уайлд, а серебряный кинжал тетки, пропитанный смертельным ядом тропического аспида, с дребезжащим бряканьем упал на пол. Комментарий к Chapter
XXIX
Ита-а-ак, товарищи читатели, автор с уверенностью и поистине малфоевским облегчением заявляет, что кризис сгинул на все четыре стороны! Вот что делает общение с потрясающими людьми, которые даже не подозревают о твоем творчестве) И вы, дорогие мои, тоже постарались на славу, поддерживая меня своим теплом и держа кулачки! Жду Ваших мнений!
====== Chapter XXX ======
Пронзительный мокрый ветер, резко пахнущий солью и водорослями, злобно бил в лицо, путался в волосах и иссушивал грязную кожу. Зернистый серый песок, смешанный с острыми осколками ракушек, забивался под ногти и попадал в кровавые ранки, обжигая руки. Вверху тяжелым покрывалом хмурилось свинцовое небо, с которого накрапывала противная изморось, привносящая в воздух водянистый запах дождя. Редкие куртины грязно-зеленой травы, пробивающейся между обрызганных морской пеной камней, печально шелестели от визгливых порывов ветра. Гарри с немым отчаянием оглядывался вокруг, продолжая сжимать безвольное тело, и сквозь мутные стекла очков различил смертельно бледные, испачканные глиной и кровью лица Рона и Гермионы, силуэт Добби, беспокойно оглядывающегося на бескрайнее густо-серое море, яростно брызжущее густой зеленоватой пеной. Прожигающая боль разъедала рваную царапину, залепленную соленым песком, но что-то гораздо более сильное и мучительное грызло бешено бьющееся сердце Гарри. Он старался не смотреть на обезображенное лицо и тело Флоренс Уайлд, распластавшейся у него на коленях. Это было поистине жуткое зрелище.
– Г-гарри, – дрожащим от холода и сырости голосом начал Рон, – Вон «Ракушка», давай дотащим ее…
Рон тяжело поднялся и медленно, расшвыривая в стороны песок, подошел к другу, с молчаливой тоской глядя на искаженное чудовищным выражением лицо Гарри. Гермиона всхлипнула, и ее слезный вздох смешался с ревом бушующих волн. …Дверь им открыла Флер – как всегда ослепительно красивая, даже в скромном домашнем халате и с растрепанными белокурыми волосами. Прелестные кристально-голубые глаза миссис Уизли в ужасе расширились при виде оборванных и окровавленных друзей, несущих едва дышащее тело, походящее на живой скелет. Флер издала пронзительно-утробный вскрик, прижав ладонь к бледным губам, и за ее спиной возник Билл. На секунду его вытянутое лицо исказилось ужасом, но спустя мгновение он хладнокровно отошел в сторону и утянул Флер за локоть, освобождая дверной проход. Молодая женщина что-то лепетала на невнятном французском, вскоре начав мельтешить перед небольшим диванчиком, на который Рон с Гарри уложили Флоренс. Билл, тревожно хмуря кустистые брови, отвел нервных и истощенных ребят наверх, не обращая внимания на протесты Поттера и хлюпающие стоны Гермионы, едва стоящей на ногах.
– Флер позаботится о ней, – мягко сказал Билл, чуть сжав плечо Гарри, которого начала колотить крупная дрожь. – А вам нужно отмыться и поспать. После все расскажете.
– Но!..
– Все после! – строго перебил Рона брат, махнув рукой на высокую светлую дверь, ведущую в ванную.
А внизу Флер гремела десятками флаконов и склянок со всевозможными зельями, бормотала сложные медицинские заклинания, окутывая тело Флоренс серебристой дымкой. Через четверть часа из впалой груди девушки вылетел едва различимый болезненный стон. Миссис Уизли бросила мужу усталый взгляд, в котором явственно читалось невероятное облегчение. *** Полупрозрачные лучи солнца, окутывающие небольшую спальню золотисто-жемчужной вуалью, пробивались через кружевную тюль и легкие насыщенно-лазурные шторы, подхваченные атласными лентами. На узенькой, но теплой и уютной постели, на паре пышных пуховых подушек лежала невероятно изможденная и худая девушка с неестественно бледным, словно вылепленным из воска, лицом. Темные волосы, изрядно поредевшие, но чистые и причесанные, мягкими волнами лежали на накрахмаленном бледно-голубом одеяле. Бескровные губы, покрытые засохшими кровавыми корочками, были плотно сжаты в узкую жесткую линию, отчего все черты, и без того холодные и острые, стали суровыми. Светло-карие глаза, выцветшие и тусклые, были прикрыты темными веками, исчерченными сеточкой фиолетовых вен. Кое-где виднелись полузажившие ссадины, уже желтеющие синяки и белые рубцы. В облике Флоренс Уайлд красивой, по сути, девушки, жутким призраком витала нестерпимая боль и… обреченность. Или принятие случившегося, сухое и словно скрытое хрустящей, промороженной коркой льда. Она сама казалась сделанной изо льда. Бессмысленный взгляд был направлен в ярко-бирюзовое небо, виднеющееся в распахнутом окне. Остро пахло солью, свежей травой и дикими маками, которые так прекрасно алеют в расщелинах серых камней, обрызганных белоснежной пеной. Резко кричали чайки, их крылья, поблескивающие серебром, звонко хлопали, рассекая теплый солнечный воздух. Красиво. Она не услышала, как тихонько отворилась дверь. А может и услышала, но продолжила почти отчаянно вглядываться в небо. Она не верила в Бога. Или считала так. Но, вопреки всему, Флоренс знала, что есть кто-то, кто видит ее. Может, просто равнодушно смотрит, а может, просто чего-то ждет. Однажды, после очередной бурной ночки в плесневелом подвале, кишащем крысами и вшами, после сухой корки хлеба и тухлой воды, она закричала. Почему Ты оставил меня?! Вопль истерзанной души глухо отразился от бесчувственных сырых стен и растворился в вонючем густом воздухе. А на следующий день ее забрали из того ада. И она попала сюда. Тот день она помнит плохо, все как в тумане. Отчетливо врезались в память только льдистые серые глаза, безумный хохот Беллатрисы и теплые руки Гарри Поттера.
– Ты не спишь?
Голос у Гарри тихий, мягкий, пропитанный заботой и беспокойством. Он неловко мнется на пороге, не решаясь войти.
– Нет.
А у нее – холодный, острый, как лезвие кинжала. И едва уловимо дрожащий. Неясно от чего – то ли от непролитых слез, то ли от боли в груди. Гарри не дождался чего-то еще. Бесшумно ступил на молочный пушистый ковер, в два шага дошел до кровати. В животе скрутился тошнотворно-болезненный узел, когда юноша посмотрел на Флоренс. Она не поворачивала головы. Невесомое касание теплых загрубелых пальцев, скользнувших по тонкой бархатистой коже. И дикий, животный ужас в карих глазах. Девушка нервно дернулась и инстинктивно вжалась в прохладную стену, продолжая смотреть на Гарри с жутким, нечеловеческим выражением страха. Молодой человек растерянно отодвинулся, неловко поправляя очки.
– Прости, прости, пожалуйста… – тихо забормотал Гарри, не зная, куда деть онемевшие руки.
– Не трогай меня. Пожалуйста, – мягче добавила Флоренс, вновь опираясь спиной на подушки. – Что ты хотел?
– Ты уже три дня лежишь… Хотел узнать, лучше ли тебе?
Она отвела застекленевший взгляд.
– Да. Спасибо Флер за ее заботу. И вам спасибо.
Гарри чувствовал, что нужно уйти. Но не мог переступить через себя, хотел еще хоть несколько мгновений посмотреть на нее, на ее пусть измученное, но не менее красивое лицо.
– Ты не хочешь рассказать, что случилось… там?
В ее глазах мелькнула странная смесь ужаса и злобы. Губы скривились, а на тонких руках вздулись жилы.
– Нет. Никогда. Зачем ты пришел? – голос сорвался на визг, в нем задребезжали слезы. – Зачем?! Чтобы мучить меня? Хочешь добить? Уйди, уйди!!!
По впалым щекам безостановочно покатились горячие слезы, истеричные хрипы вырывались из пересохшего рта, а длинные пальцы нервно задрожали, оставляя на смертельно бледном лице ярко-красные следы. На крики прибежала Флер, метнула Гарри раздраженный взгляд и бросилась ласково щебетать над рыдающей девушкой. Ее теплые мягкие руки едва ощутимо порхали по содрогающейся спине Флоренс. Надрывно вскрикнула чайка. Свежий бриз овеял девушек своей мягкой, влажной прохладой, а легкий ветер, причудливо переплетаясь с солнечным светом, зарылся в их волосы. Комментарий к Chapter
XXX
Тада-да-дам!!! Да, товарищи читатели, мне сделали ноутбук и я снова в полной боевой готовности. Глава маленькая, но из нее понятно, что все живы, но не совсем здоровы. Не знаю, что еще сказать. Ну, разумеется, Автор безумно соскучился по своим обожаемым читателям, крепко их обнимает и желает всем хорошего прочтения!
====== Chapter XXXI ======
Поистине жутко смотреть на то, как рушится твой дом. Невозможно видеть, как погибает твоя семья. Хочется забиться в какую-нибудь пыльную щель, как таракан, и завыть от боли. Но нельзя. Нужно хладнокровно наблюдать за оглушительными взрывами, как разлетаются во все стороны вековые стены, как раскалываются камни и с грохотом падают на землю и на людей. Нужно бежать дальше. Нельзя обращать внимание на то, как над головой, в густо-черном зловещем небе крошится, с льдистым хрустом трескается, как хрустальный шар, защитный купол. Сквозь ватный гул в ушах просачиваются страшные вопли, немыслимые проклятья и торжествующие победные кличи. Мелькают черные мантии Пожирателей, их серебряные маски отливают холодным блеском, в них отражаются смертельные ядовито-зеленые вспышки. Слева прозвенел вопль какого-то несчастного ребенка, извивающегося под сверкающим кроваво-алым лучом, и после ленивого «Авада Кедавра» стих бедный первокурсник.
Флоренс застыла, не в силах отвести взора от застекленевших, испуганных глазенок мальчишки, беспомощно раскинувшего руки на холодном, залитом кровью полу. Он никогда уже не встанет, не кинется навстречу маме, встречающей его с поезда, не будет хохотать со своими друзьями и жевать магические сладости. Ее кто-то толкнул в плечо, и девушка очнулась, вспомнила о том, что вокруг в самом разгаре смертельная бойня. Внутри противно, мерзко саднило от невозможности повернуть время вспять, вернуть этого ни в чем неповинного ребенка, который за всю свою короткую жизнь не успел сделать ничего плохого и ничего хорошего. Но нужно было двигаться дальше. На щеке зияла рана, которую болезненно жгло, руки были истерзаны до мяса из-за постоянно падающих камней и стеклянных осколков витражей. Она не чувствовала, как расталкивает дуэлянтов, на автомате отбивалась от нападающих Пожирателей, не ощущала металлического, тошнотворного запаха крови и боли. Ей нужно было найти Гарри. И пробраться к Уизли, к неопытной Джинни, которой наверняка требовалась помощь. Вот очередной поворот, в засасывающей мгле которого сверкают и искрятся цветные вспышки. Каменные своды шатаются, сыпется мраморная крошка из-за желтых и зеленых лучей, которые рикошетят о мраморную лепнину на стенах и залитый чем-то липким потолок. В слепящем свете, прореживающем тьму, Флоренс различила две рыжие макушки, и из горла вылетел облегченный вздох. Фред и Перси плечом к плечу сражались с Руквудом, раненым, уже без маски и разъяренным до крайней степени. Он с диким ревом кидался на Уизли, метал направо и налево смертельные заклинания, заставляя Фреда и Перси уворачиваться и подпрыгивать с ловкостью профессиональных эквилибристов. Девушка собралась сорваться с места и, движимая жаждой мести, заставить Руквуда пережить всю боль, весь ужас, который пережила она. Ведь и он заявлялся в сырой вонючий подвал, с животным оскалом истязая безвольное тело. Но словила пронзительный взгляд Фреда, ярко-голубой, жесткий. И остановилась, выжидая. Через мгновение произошло что-то странное и страшное. Руквуд нелепо взмахнул руками, и ярко-синий луч из его палочки впился в потолок, сверкающий свет с треском просочился через камни и поднял тучу пыли. Время словно застыло. Кусок свода, хрустнув, безумно медленно стал падать на пол. Флоренс, задохнувшись от каменной крошки, испустила беззвучный вопль и бросилась вперед. Перси, смахнув с носа свои неизменные совиные очки, в мгновение ока отбежал в коридор. Девушка, со всей накопившейся ненавистью ударив Руквуда хрупкой рукой и кинув его на ледяные камни, через секунду оттолкнула Фреда. Вцепившись друг в друга, они съежились в углу и с ужасом смотрели, как гигантский кусок каменной кладки, смешавшись со стеклянными брызгами, грохнулся прямо на Руквуда, похоронив его под собой навсегда. Клубы пыли вздымались в вязкий воздух, попадая в легкие, оставаясь темной коркой на лицах и пересохших губах, залепляя глаза. сквозь вибрирующий гул раздался вопросительный крик Перси, и Фред в ответ промычал что-то утвердительное. Флоренс зажмурилась до боли, так, что по пыльным, обгорелым щекам покатились одинокие слезинки. Уизли, шумно вздохнув, заключил девушку в крепкие братские объятия и рвано выдохнул:
– Спасибо…
*** Флоренс буквально вылетела к Выручай-комнате, когда заслышала шум и почувствовала густой запах гари. Ноги у нее подкашивались от недавно пережитого ужаса, но Фред вселил в нее уверенность и силы в светлую надежду. Теперь она, замерев на этой площадке, растерянно смотрела на студентов с метлами, валяющихся на полу, и рвущиеся языки жуткого пламени, лизавшего стены и оставлявшего после себя лишь вонючую черноту. Один из молодых людей поднялся, откашливаясь и сгибаясь от боли, его очки покрылись тонким слоем копоти, а лицо было исчерчено сочащимися царапинами. Рядом с Гарри Поттером резко подскочили Рон и Гермиона, целые и невредимые, только Уизли был еще более чумазым, чем обычно, а Грейнджер с настолько всхлобученными волосами, что не верилось, что такие вообще могут быть. Гарри, устало оглянув валяющихся на полу Малфоя и Гойла, поднял взгляд на Флоренс, и его лицо, измученное и настороженное, просияло. Они кинулись друг другу навстречу, и когда обхватили друг друга, поняли, что не смогли бы потерять для себя другого. Гарри, прижимая ее к себе, закрыл глаза и едва ощутимо раскачивался, не в силах отпустить Флоренс. Та доверчиво склонила голову ему на плечо, забыв о том, что вокруг в самом разгаре война, погибают люди, что в любой момент Хогвартс может пасть. Гарри чуть отстранился и, проведя подрагивающими пальцами по ее спутанным, выбившимся из тугого пучка волосам, ласково заглянул ей в глаза. По-прежнему лучистые и теплые, только сейчас уставшие и полные тревоги.
– Иди в Большой зал, тебя там подлатают. Ты ведь едва стоишь на ногах, – Поттер коснулся ее локтя, и руку Флоренс пронзила невыносимая боль. Девушка содрогнулась. – Мерлин, где же ты так?.. Немедленно беги к мадам Помфри!
Гарри смотрел на нее строго, а Флоренс только крепче уткнулась ему носом в плечо. Она не хотела его покидать. Она не могла. Молодой человек болезненно нахмурился и тяжело вздохнул, осторожно ее обнимая. Он тоже не мог ее отпустить. Но риск был слишком высок.
– Пожалуйста, уходи.
Она посмотрела на него с такой тоской, что Гарри невольно побледнел.
– Ты меня гонишь? – тихо уточнила Флоренс, не отводя взгляда от лица юноши. Тот нервно хихикнул.
– Ты же все прекрасно понимаешь! Я не могу подвергать тебя опасности!..
К ним тихо подошла Гермиона. Она неловко заправила лохматые волосы за уши и тяжело сглотнула, встревая в разговор.
– Флоренс, Гарри прав… Ты ранена, это может быть очень серьезно!
– Не серьезнее, чем ты, Грейнджер! – раздраженно ответила Флоренс, расправив плечи и отстранившись от Поттера. – Хорошо, я уйду. Удачи вам, – добавила она гораздо мягче.
Гарри бережно схватил ее за здоровую руку.
– Береги себя!
Она вяло улыбнулась.
– И вы. Не унывай, Уизли. Мы еще поборемся.
Рон кивнул и, видно, очень воодушевленный, с удовольствием пнул Гойла под дых.
– Всю жизнь мечтал это сделать, – пробормотал Рональд под укоризненный взгляд Гермионы.
Флоренс посмотрела на Гарри, предчувствуя что-то опасное и тяжелое. Что-то смутное, такое, что поднимает с глубин души все самое затаенное, запрятанное под вечные замки. Она тряхнула головой и, почти скрывшись за поворотом, остановилась. В нее впивались, как два стальных кинжала, глаза Драко Малфоя. Измученные, налитые кровью и несчастные. Флоренс прижалась спиной к ледяной колонне, зажмурилась и почувствовала, как виски пронзило что-то жгучее. Сострадание, наверное. Но не было тех острых чувств, которые будоражили ее души всякий раз, когда она ловила взгляды этого человека. Либо Флоренс Уайлд окончательно зачерствела, либо в ее сердце прошла незаметная революция. Она не знала. *** Малфой был опустошен. Он не воспринимал окружающий мир, хоть и ощущал на себе взгляды, пропитанные ненавистью и глубоким презрением. Ему было трудно дышать, трудно смотреть по сторонам. Ему было стыдно. Малфою стало жутко, когда в разрушенном и окропленном кровью дворе Хогвартса появилась эта вселяющая животный страх скелетоподобная фигура в дымчатом черном одеянии, эти алые змеиные глаза-щели, полыхающие сумасшедшим торжеством, эта леденящая кровь улыбка. Драко давно понял, что и Волан-де-Морт, и все его преданные соратники самые настоящие психи. Кровожадные маньяки с дикими глазами и необузданной жаждой очистить мир от «грязи». Малфой был трусом. Он содрогнулся, когда в беспросветное мутное небо, в котором зловеще каркали могильные вороны, взлетел женский крик, полный нечеловеческой надрывной боли, в котором пролетела вся жизнь. Малфой обернулся и увидел, как на руках папаши Уизли повисла Флоренс. Смертельно бледная, покрытая пылью и кровью, с перевязанной рукой и огромными глазами, влажно блестящими, полными всеобъемлющей тоски и неверия. Она смотрела только на бездыханного Поттера. Малфой понял, что теперь терять нечего. И, чувствуя себя совершенно убитым и раскромсанным на куски, двинулся в ряды Пожирателей. Мать немедленно вцепилась в него своей холодной холеной рукой, в нос ударил привычный запах ее цветочных духов, смешанный с запахами мокрой земли, страха и смерти. Он не видел и не слышал Долгопупса, высокого, ледяного голоса Волан-де-Морта и безумного хохота Беллатрисы. Он помнил тепло изящных ладоней Флоренс, ее нежный и переливающийся голос, всегда с легкой смешинкой, обволакивающую глубину глаз, искрящихся медовыми огоньками. Помнил, как пахли ее струящиеся темно-каштановые волосы, ее резкий бледный профиль, склоненный над кипами учебников, как жаркие блики свечей играли на ее узком лице, холодно-красивом и царственно спокойном. Драко досконально запомнил, как она хмурит брови, как укоризненно поджимает губы, знал, как она умеет смотреть. У него всегда перехватывало дыхание, когда он, сидя в гостиной за какой-нибудь книгой, ловил ее косой взгляд. Тогда она задумчиво и чуть-чуть лукаво закусывала нижнюю губу, на щеке появлялась острая ямочка, а глаза полыхали удивительным счастьем. Он помнил вкус поцелуя в библиотеке, когда он отрывал ее от этих задолбавших книг, в сиянии солнечного света и головокружительных запахах весны. Он имел счастье слышать ее бархатистый негромкий смех, ударяющий в голову похлеще любого алкоголя. Но он все это успешно просрал. Из-за собственной трусости, из-за своей гнили. Малфой знал, что потерял ее навсегда. Догадывался, когда Поттер спас ее. И понял несколько часов назад, когда они обнимались около Выручай-комнаты. По тому, как она смотрела на святого Поттера, он осознал, что последний луч света в его дерьмовой жизни погас. А ее пронзительный вопль в пустоту только подтвердил все это. Но дальше произошла удивительная вещь. По площади пронесся воскресший Поттер. Живой. С палочкой в руке. Кивнул ей, неверящей и ошеломленной, цепляющейся за Грейнджер. Словно сказал, что все будет хорошо. А она поверила. *** Флоренс была не в силах осознать, что все это закончилось. Наконец-то. Правда, облегчения не было. Только какая-то тоскливая опустошенность и растерянность, которые проникли в мозг и разрослись там гигантской опухолью. Девушка сидела на выходе из Большого зала, на разбомбленных руинах Хогвартса, обмытых кровью погибших, расколотых бесконечной болью людей. Флоренс задрала голову к небу, распахнутому настежь и сияющему своей невероятной чистой голубизной. Легкий ветерок, треплющий растрепанные волны темных волос, принес свежий аромат молодой листвы и чистоты водяных лилий. Голова ужасно болела, словно ее безжалостно кромсали раскаленным топором. Перед глазами стояла дрожащая пелена слез, сверкающих в бледных солнечных лучах радужными осколками. Где-то в глубине уцелевшего замка слышался оживленный гул сотен голосов, шум шагов и пустых разговоров. А так хотелось просто помолчать. Вслушаться в эту поразительную, звенящую своей хрустальной пронзительностью тишину. Ощутить эти краткие мгновения спокойствия. Флоренс, прислонившись виском к прохладному камню, смотрела на окутанный дымкой Запретный лес и чувствовала, что не может вообще ни о чем думать. Ни о прошлом, ни о настоящем, ни, тем более, о будущем. Вот между обрушившейся башней и разбитой вдребезги теплицей упрямо пробивается куст шиповника, с кремовых цветков которого слетали дрожащие водяные искры росы. Вот слышен шелест прозрачно-зеленой листвы вековых деревьев. А вот мост, почти разрушенный. И на нем три фигуры, спешно убегающие вдаль. Три блондинистых макушки. Флоренс мрачно хмыкнула. Один из троих, самый высокий, обернулся. Она не видела его глаз и выражения лица, но совершенно точно знала, что сухая линия губ искривлена, а непроницаемые серые глаза полны отчаяния, которое источал весь силуэт Драко Малфоя. Флоренс устало и как-то насмешливо откинула голову назад, холодно сверкнув безразличными глазами. Ей было глубоко плевать. Она давно разочаровалась в Малфое. Но все же что-то екает, когда он вот так стоит и просто беспомощно смотрит. Жалость. Сожаление об утекающем прошлом. Флоренс знала, что Драко станет медленно тающей тенью из прошлого. Потому что они просто сломались. И стали настоящими психами. Поломанные психи. Нарцисса Малфой дернула сына за рукав и тоже посмотрела на Флоренс. Едва заметно, виновато кивнула в ответ на кривую ухмылку. Ее сын рвано вздохнул и, зажмурившись, рванул вперед. Люциус Малфой поволок жену за локоть следом, и через несколько секунд все трое трансгрессировали. Флоренс раздула ноздри, прикрыв воспаленные глаза. все же было больно. Пронзительно больно. Почувствовала, как рядом кто-то бесшумно опустился, тихо дыша. Это был Гарри, она была уверена. Она открыла глаза и осторожно обвила руками его локоть, прижимаясь щекой к теплому плечу. Так просто, легко и надежно. Действительно, как за каменной стеной. Гарри опустил голову, утыкаясь носом в ее волосы и ощущая ту самую тихую радость, которой ему не хватало почти год. Он чувствовал готовность дать ей все, что в его силах, и больше: уютный дом, заботу, поддержку, бесконечную преданность и теплую любовь. Все, чего у нее не было всю ее жизнь. Когда Флоренс так доверчиво обнимала его, то Гарри Поттер готов свернуть горы.