Текст книги "Derniеre danse des coeurs d amour (СИ)"

Автор книги: Nathalie Descrieres

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 25 страниц)

Астория заметно занервничала. Она резко вскочила с дивана и, даже забыв страстно поцеловать Малфоя, исчезла в дверном проеме под недоуменный взгляд Флоры. Драко облегченно выдохнул и, отставив стакан, помассировал ледяными пальцами ноющие виски.

– Слушай, Малфой, – Теодор поднял воспаленные глаза на друга. – Ты поедешь на Рождество домой?

Молодой человек раздул ноздри и, с хрустом сцепив длинные паучьи пальцы, прикрыл подрагивающими веками глаза.

– Я поеду. К матери, – глухо ответил Драко. – Она попросила приехать.

Слизеринцы только кивнули. Блейз вновь затянулся, с болезненным наслаждением выпуская клубчатый дым, а Теодор залпом осушил стакан, даже не поморщившись. С белоснежных свеч, словно слезы, падали струящиеся капли воска. Огонь в камине зловеще потрескивал, разливая в гнетущем воздухе мрачное отчаяние и полную безысходность. Комментарий к Chapter

XXVI

Очень-очень жду мнений! Всем спасибо!

====== Chapter XXVII ======

Стены палатки душили, стесняли плотным полумраком, который витал в спертом воздухе. Слабо мерцали дешевые свечи, рассеивая тусклым бледным светом густую вязкость мрака, на грубой ткани расплывались уродливые тени. На раскладушках, застеленных тяжелыми старыми одеялами, валялись наспех сброшенные куртки, припорошенные тающим снегом, который стекал мутными струйками талой воды на пол. На столе остывал скудный ужин, грязный чайник выпускал клубы водянистого пара. А снаружи падал снег, оседающий на ветвях раскидистых деревьев мягкими кружевными хлопьями, устилающий землю пушистым белоснежным покрывалом. Ночное небо было туманным, матово-черным с сизым отливом. Так тоскливо и пусто, что в груди разрастается неясная тягостность, отдающая глухой болью в каждую клетку тела.

Гарри сидел за столом, уронив голову на скрещенные руки, и смотрел пустым взглядом на запыленный фонарь, в котором догорала тонкая свеча, с которой скатывались капли горячего воска. Битва с Нагайной отняла слишком много сил, начисто опустошив и самого молодого человека, и Гермиону. Та сейчас неподвижно лежала на своей раскладушке, закутавшись в шерстяной, изрядно потрепанный плед, и изредка вздрагивала от тихих всхлипов. По ее бледным щекам скатывались мелкие стеклянные слезинки, оставляя поблескивающие извилистые следы.

Гнусно.

Тошно.

Отвратно.

Гарри чувствовал, как где-то в районе солнечного сплетения скручивался горький тугой узел, кончики пальцев холодели, а под ложечкой мерзко сосало. Он вспомнил прошлое Рождество. Такое теплое, домашнее и пропитанное ослепительным и жарким чувством. Тогда Флоренс, хоть ненадолго, но была с ним. Гарри обожал, благоговел, восхищался. Тогда он не замечал того, что она все чаще и глубже уходила в себя, мрачнела и отдалялась от него. Гарри был поглощен ею, ловил каждое слово, каждый взгляд, наслаждался каждой секундой, проведенной с девушкой. Пока она не расколола его на множество острых, режущих до невыносимой боли осколков. Но зато она была честна. Гарри помнил, как летними ночами она плакала в саду «Норы». Надрывно, душераздирающе и болезненно, глотая струящиеся слезинки. Лунный свет заливал ее согбенную фигурку холодным сиянием, отражаясь в растрепанных волосах и на землистой коже. Глаза потускнели, вся живость и смешливость в них потухла, оставив лишь мучительное равнодушие и застекленевшую отстранённость. За это Гарри был готов убить Малфоя. За то, что довел ее до такого состояния. За весь тот адский ужас, который он вынудил ее пережить. А она любила этого ублюдка.

Это врывалось в сознание яростным вихрем, крушащим все на своем пути.

Малфой был куском дерьма. Трусливый, подлый, вонючий подонок, трясущийся за свою шкуру. Гарри не мог видеть этого белобрысого выродка рядом с Флоренс и вообще не понимал, что такого она видела в нем, что заставляло ее терять голову. Поттер знал, что он лучше Малфоя. Он мог дать ей все: любовь, тепло, заботу, уютный кров и дружбу. А что Малфой? Фальшивую жизнь в ледяной роскоши? Пренебрежение и презрение «элитных кругов»? Или, может, жизнь спутницы Пожирателя Смерти? Хотя, она ведь грязнокровка. Он может дать ей только смерть.

Где она сейчас? Что с ней? Жива ли она вообще?

Вопросы роились в голове Гарри нескончаемым вихрем, поднимая кучу муторных предположений и смутных догадок. Ему было противно от самого себя. Сидеть тут, в покое и относительной безопасности, пока Флоренс, возможно… Нет, нет. Так хотелось верить, что это бессмысленное отрицание реально. Но в глубине души Гарри знал, что переубедить самого себя невозможно. Не убежать, не скрыться от леденящей кровь правды. И самым мерзким было то, что сделать ничего нельзя. В комнате Сириуса он нашел свадебный снимок родителей. Они поженились, когда были всего на пару лет их старше, в девятнадцать. Такие молодые, счастливые, беззаботные, с искрящимися бесконечной любовью глазами. Мама была очень красивой: с тонкой изящной фигуркой, лучезарной улыбкой и невероятными, полными света и доброты глазами. Лили Поттер была солнечной. Длинные волнистые волосы с ослепительным медным отливом, вздернутый аккуратный нос, правильные и мягкие черты красивого лица, усыпанного веснушками. Флоренс неощутимо походила на нее – то ли тягучим теплом в сияющих глазах, то ли изгибом бровей, то ли формой чувственных губ… Но была такой же магнетически прекрасной, с чарующей притягательностью и неуловимым флером мягкости и хрупкой нежности, несмотря на холод в очертаниях. Тогда была война. Люди спешили жить. Торопились любить, давать жизнь детям, наслаждаться каждым мигом скоротечной жизни. А она могла оборваться в любой момент. Потому что это война. И сейчас война. И сейчас каждый день сотни изощренных безжалостных убийств, тысячи людей живут в страхе, что над домом повиснет метка Смерти. Боятся услышать предсмертный крик любимого человека, оглушительный плач испуганных детей, стоны ослабелых родителей. Боятся испытать боль потери, которая отпечатается в сознании и сердце несмываемым клеймом, напоминающим гноящуюся рану. Этот страх останется у людей навсегда. Он как шрам: вроде и зажил, а след остается. Вот и это сохранится. Навсегда. *** Табачный дым заволок туманной пеленой всю спальню слизеринского старосты, окутав дорогим ароматным дурманом темное помещение. В камине тлели угли, разливающие мутное зеленоватое сияние в холодном воздухе. На темно-изумрудных шелковых простынях белело женское тело редкой красоты и гармоничности в очертаниях, из-за идеально гладкой завесы блестящих волос тускло сверкали яркие нефритовые глаза, устремленные на неподвижный силуэт в кресле. В длинных изысканных пальцах тлела тонкая черная сигарета, пепел с которой мягко падал в серебряную змеиную пепельницу. Полупрозрачные клубы дыма смешивались с бархатным сумраком спальни, оттеняя точеный сероватый профиль с ровным носом, четкой линией челюсти и острым подбородком. Из тонкого рта струящимися шифоновыми облаками сочились струи табачного дыма. Подрагивающие веки прикрывали воспаленные пустые глаза, под которыми залегли пугающие черно-фиолетовые синяки и вздулись вены. Высокие скулы заострились еще сильнее, на впалых худых щеках появились нездоровые тени, а хмурая складка между хищных бровей навсегда впечаталась в бархатную кожу лба. Красивое, словно выточенное из итальянского мрамора лицо, но безэмоциональное, пустое, похожее на застывшую фальшивую маску. Драко Малфой откинул голову назад, и растрепанная прядь упала на бледный висок.

Бесит.

Гринграсс надолго задержалась в его постели. Хотя это он не считал своей постелью. Но все же. Вот уже почти месяц она заявляется к нему по ночам и торжествующе улыбается, когда он с ядовитым безразличием сдергивает с нее бесстыдный халатик и грубо кидает ее обнаженное тело на кровать. Ей больно, когда он вколачивается в нее и не касается губами даже миллиметра холеной кожи. Но Малфой с ней, и больше Гринграсс, казалось, ничего не волновало. А потом привычный сценарий: он брезгливо кидает ей одежду (если то вульгарное убожество вообще можно так назвать) и сухо кивает на дверь. Сам же усаживается в кресло и с тягучей медлительностью пьет дорогой магловский алкоголь, зарываясь в себя и отстраняясь от всего окружающего мира. Пару раз Гринграсс порывалась воспротивиться, но ледяного взгляда ей хватало, чтобы немедленно испариться из комнаты. И несмотря на то, что, по сути, Астория была бесплатной шлюхой Малфоя, она была с ним. Не цеплялась, как надоедливая муха, но порядком бесила.

Бесила, потому что не была ей.

Обычно секс с Гринграсс не вызывал особых эмоций – был обычной разрядкой. Но сегодня Малфою было особенно паршиво, и он выпил до прихода Астории. Разум затуманился, расслабился, кровь в венах потеплела и взбередила в сердце старые раны. Когда Гринграсс, как обычно, оказалась под ним, то овальное красивейшее личико преобразилось в гораздо более прекрасное и совершенное, с мраморно-бледной тонкой кожей, выразительными холодными чертами и дурманящими глазами. Видение было таким живым и реальным, дарило такое неземное блаженство и жаркую негу, что Малфой впервые в жизни стал покрывать беспорядочными поцелуями извивающееся тело под ним, а вместо пышных округлых изгибов чудилась хрупкая худоба, желанная и волнующая. Глянцевые пряди рыжеватых волос стали пышным шелковым каскадом шоколадно-каштановых волн, рассыпавшихся по этим чужеродным подушкам. Только пошлые и слишком высокие стоны не давали погрузиться в затаенный плод воображения целиком. Но это почему-то стушевалось, оставляя место лишь воспаленной фантазии. Малфой, покрывая хаотичными поцелуями румяные мягкие щеки, прошептал заветное имя, которое пульсировало в висках жарким пламенем, исцеляющим и дурманящим. Возмущенный вскрик разбил сладостный мираж вдребезги. В нос резко ударил этот омерзительный пудрово-цветочный запах, глаза напротив налились ненавистной зеленью, и все рухнуло. Драко с отвращением увидел реальность. А перед глазами все равно стоял плод больной фантазии, идеально дополняющий коллекцию драгоценных воспоминаний Малфоя. Новая грань испытываемых чувств стала казаться хоть немного реальной. Однако мучительная правда заключалась в том, что в жизнь такая мечта не воплотится никогда. она останется лишь увековеченной иллюзией утешения. Не более.

– Драко… – противный голосок рассек тишину.

– Свали, Гринграсс, – юноша даже не открыл глаз. – Мне казалось, что наша традиция вполне ясна и понятна. Даже для такой тупой курицы, как ты.

– Но…

– У тебя есть минута, чтобы убраться отсюда. Время пошло.

Астория резко поднялась с постели, длинные волосы разметались по округлым плечам, а припухшие алые губы были плотно сжаты. В туманном полумраке Гринграсс казалась еще красивее. Она, прищурив по-кошачьи зеленые глаза, подчеркнутые черной подводкой, медленной завораживающей походкой направилась к креслу Малфоя. Шлейф духов смешался с запахом сигаретного дыма, от теплой ухоженной кожи исходил тяжелый аромат восточного розового масла.

Слишком приторно. Слишком.

Драко почувствовал, как она опустилась на пол, обхватывая тонкими пальцами его свободное запястье. По телу пробежались неприятные мурашки.

– Скажи, – ее голос был хриплым, с истеричными нотами, – Неужели я хуже той грязнокровки, чье имя ты так страстно шептал? Я знаю, что гораздо лучше, Драко, – Астория сжала пальцы сильнее. – И я с тобой. Здесь, сейчас и потом… А где она? В какой-нибудь крысиной вонючей яме, сидит и дрожит за свою драгоценную грязную шкуру. Драко, ты должен понять, что все, что происходит сейчас – правильно! Так и должно быть. Мы закончим школу, ты женишься на мне и наше будущее станет ясным!.. А эта мразь так и останется гнить в своем подвале…

Плавное журчание умоляющего тонкого голоса прервал резкий хлесткий звук. Слезливый звонкий вскрик прокатился по сумрачной комнате, и девушка прижала дрожащую ладонь к щеке. Она горела. Обманчиво кажущаяся изящной, тяжелая и крупная рука Малфоя вновь покоилась на бархатной обивке подлокотника.

– Я никогда не бил девушек, – молодой человек задумчиво затянулся, а в его потемневших глазах сверкали опасные искры ярости. – До этого момента.

– Как ты посмел!.. – Астория вскочила на ноги, бесстыдно демонстрируя обнаженное тело. По щекам безостановочно текли слезы обиды.

– Убирайся, – хладнокровно ответил Малфой, выпуская изо рта витиеватые кольца дыма.

До чуткого слуха донесся шелест атласной ткани, шум резких шагов и оглушительный хлопок двери. И сознание окутала приятная ватная тишина, из груди Малфоя вырвался расслабленный хриплый вздох, на жилистой шее бешено пульсировала сонная артерия.

Одной проблемой меньше.

*** Вновь порог родного дома. Здесь всегда было темно и холодно. Высокие темные стены, увешанные портретами в дорогих посеребренных рамах, давили на виски своей мрачной молчаливостью. На полу был расстелен испанский ковер в глубоких зеленых тонах, с ручной вышивкой золотом; тонкие перила изысканной ковки искусно переходили в парадную лестницу из черного португальского мрамора семнадцатого века. На стенах мерцают свечи в массивных канделябрах гоблинской работы с вкраплениями изумрудов. Ощущался безупречный вкус семьи аристократов, буквально кожей чувствовался дух старинной благородной фамилии, витающий в прохладном воздухе огромного родового поместья, таящего жуткие тайны и окутанного кровавыми легендами.

Проходят месяцы, годы, столетия. И ничего не меняется. Только теперь стены дома были залиты кровью маглов, дрожащий воздух пронизан мучительными воплями и сумасшедшим хохотом чистокровных. В столовой больше не пахло белыми розами, которые так любила Нарцисса Малфой. Больше не слышался детский смех, не звенели птичьи трели, увял роскошный сад. Мать не сидела зимними вечерами у камина, держа в нежных объятиях маленького сына, не рассказывала таинственных и волшебных историй с добрым концом. Не приходила в комнату, пытаясь с мягкой улыбкой выведать у мальчишки про сердечные переживания. Не наблюдала за тем, каким рассеянным и феерично-счастливым стал ее пятнадцатилетний сын, когда приехал домой на пару дней в Рождество. Все оборвалось, как натянутая струна, оставив лишь болезненно звенящую тишину.

Драко тяжело сглотнул, когда за ним с глухим грохотом захлопнулись входные двери. В глубине верхнего коридора раздался быстрый стук женских каблуков, приближающийся все скорее и скорее. Молодой человек дернул уголком губ, узнав родные и такие знакомые шаги. На центральной площадке холодным светом вспыхнули изящные серебряные фонари, осветившие высокий женский силуэт. Полупрозрачные зеленоватые отсветы коснулись белоснежных длинных пальцев, скользящих по холодному металлу перил, отразились сверкающими искрами в великолепных камнях в перстнях, оттенили настороженное и измученное лицо редкой красоты. Драко скользнул потеплевшим усталым взглядом по точеному силуэту, который четкой тенью выделялся на фоне лестницы. Женщина стремительно соскочила с последней ступени и протянула свои дрожащие прекрасные руки к сыну, мгновенно сорвавшемуся с места навстречу хозяйке дома.

– Драко, мой хороший, мой родной… – миссис Малфой, вцепившись пальцами в припорошенное снегом пальто юноши, покрывала теплыми поцелуями щеки сына и уже не сдерживала слезы, катящиеся из ярких, льдисто-голубых глаз.

Малфой смежил веки, крепко обнимая тонкую спину матери и ощущая кожей прикосновения прохладных, удивительно мягких и гладких волос, ниспадающих на согбенные плечи.

– Мам, только не плачь!.. – Драко неловко отстранился, заглядывая в лицо Нарциссы, влажное от слез, аристократичное, нежное и дорогое, но с несмываемой печатью боли и гнетущей тоски. Бледная, точь-в-точь, как у него, кожа посерела, натянулась на острых скулах и выцвела; щеки впали, от носа к подбородку пролегли горькие складки. Около тонких, покрытых сухими корками губ образовались сухие ломкие морщины, а глубокие тени под потухшими глазами были голубовато-зелеными и выглядели ужасно.

– Хорошо, милый, не буду, – женщина выдавила слабую улыбку и ласково прикоснулась к запястью сына. – Идем, ужин готов.

Драко осторожно приобнял мать за спину, ощущая чуткими пальцами теплый бархат платья, струящегося по стройной фигуре. Нарцисса с усталой улыбкой взглянула на него и стала медленно подниматься по лестнице. Пронзительный вопль прорезал тишину, отражаясь от стен дребезжащим жутким эхом. И острый, истошный визг с надрывом донесся из глубин подземелья, сотрясая глухой камень сводов. Жуткий хохот безумной тетки, дикий грохот и вновь душераздирающий крик, тянущийся с такой болезненностью, словно от тела медленно отрывают кусок кровавой плоти. Отчаяние разлилось в воздухе ядовитым туманом, когда истерическое хихиканье Беллатрисы Лестрейндж пролетело по всем закоулкам особняка зловещим гулким эхом. Нарцисса замерла и похолодела, вцепившись тонкими пальцами в ледяной металл до такой степени, что на костяшках вздулись вены. Холодный голубой взгляд застекленел, а выразительная линия рта дрогнула. Внутри у Драко все содрогнулось от ужаса. В ушах зашумело, словно весь Мэнор затопило водой, а перед глазами поплыли черные круги. Он никогда не слышал таких отчаянных, душераздирающих криков, казалось, исходящих из недр земли.

– Мам, – язык не слушался, а в горле встал обжигающе сухой ком, – Что это?

Нарцисса сжалась, с неприятным скрежетом стиснула зубы и закусила изнутри щеки. Женщина поперхнулась воздухом, когда до ушей донесся высокий омерзительный хохот Беллатрисы.

– Она… У нас давно, – миссис Малфой бездумно смотрела в одну точку на мраморных ступенях, ее хрипловатый голос был глухим, словно исходил из могилы. – Еще с ноября.

Драко прикрыл глаза, чувствуя, как голову прострелила резкая вспышка пронзительной боли. В сердце что-то дрогнуло.

– Кто она?

Нарцисса обернулась через плечо, устремляя испуганный, потерянный взгляд на холодное лицо сына, жесткое и острое. Ее аквамариново-голубые глаза были полны странной мольбы, а бледные губы неестественно дернулись, словно в немом крике.

– Грязнокровка. Ее привели Пиритс и Струпьяр, – в голосе женщины появились незнакомые стальные ноты.

Юноша медленно кивнул, почувствовав, как в груди начинает жечь странное чувство. То ли сострадание, то ли сожаление… Он не знал.

– О-о-о, мой дорогой племянник! – пронзительно-насмешливый, с оттенком безумия голос Беллатрисы Лестрейндж разбил тишину Мэнора, вызывая дрожащие раскаты эха.

Драко повернулся. Тетка выглядела еще более чокнутой и жуткой, нежели обычно. И так всегда грязные черные лохмотья сейчас были заляпаны подвальной слизью, белесыми сгустками слюны, вонючим гноем и темной горячей кровью. Густые нечесаные патлы свалялись, из них торчали обломки ногтей и какие-то слипшиеся осколки. Беллатриса вздернула верхнюю губу, обнажая ряд гниющих зубов, покрытых мерзким налетом, и издала леденящий кровь смешок. Черные глаза горели дьявольским огнем, их засасывающая пустота вызывала неконтролируемую дрожь по всему телу, пронизывающая тяжесть темноты пригвождала к месту. Беллатриса Лестрейндж была чудовищем.

– Мадам Лестрейндж, – Драко, сохраняя непроницаемое выражение лица, сухо кивнул.

Тетка отвратно хихикнула.

– К чему этот официоз, дорогой? Мы все-таки семья… – она медленно приблизилась к племяннику и мертвенно бледной сестре, которая смотрела куда-то в сторону. – У меня для тебя сюрприз!

Молодой человек скривил тонкие губы в подобии усмешки, но в серых глазах вспыхнула настороженность.

– Как мило с твоей стороны, тетя Белла, – Пожирательница одобрительно хохотнула, впилась костлявой, покрытой свежей кровью рукой в плечо Драко, сомкнув острые грязные ногти на рукаве пальто.

– Конечно, сюрприз не новый, но тебе понравится! – Нарцисса при этих словах побледнела еще сильнее, ее плотно сомкнутые губы дрогнули, но так и не раскрылись. – Я и наши с тобой соратники проверяли: это крепкий орешек, дорогой, – Беллатриса радостно оскалилась.

– Так, значит, то, что я слышал четверть часа назад, было твоей проверкой, тетушка? – Драко изящно вскинул брови, в бесстрастном голосе мелькнула насмешка. Женщина хмыкнула.

– И далеко не первой, милый! – черные глаза кровожадно сверкнули. – У нас выдавались очень приятные встречи, в ходе которых выяснилось, что у твоего сюрприза довольно звонкий голосок. Наверное, ты и сам заметил…

Драко усмехнулся, вскинув подбородок, и уловил в лице тетки что-то вроде одобрения.

– Конечно, спасибо, но у меня хватает игрушек, – Пожирательница с наигранным возмущением вскрикнула, но через мгновение расплылась в удовлетворенной улыбке.

– А ты не дурак, Драко. Не собираешься подбирать за товарищами пользованный мусор… – Беллатриса задумчиво накрутила на худой грязный палец черный спутанный локон. – Жаль, ты не был первым. Нотт говорил, что мразь на удивление хороша. Даже для первого раза…

Юноша дернулся. На скулах заиграли желваки, а в глазах потемнело от гнева.

– Была свеженькой? – голос ровный, невозмутимый и полный холодного интереса.

– Еще какой! – тетка хохотнула. – Да и остальные нахваливали… Взгляни хоть одним глазком, Драко!

– Ты превратила девчонку в кровавое месиво. Что ты хочешь, что бы Драко там разглядел? – подала голос Нарцисса, презрительно вскинув точеный подбородок, в голубых глазах сверкнула ледяная сталь. – Мой сын не станет делить эту испробованную всеми грязнокровку с остальными.

Беллатриса вновь расхохоталась, не сводя пронзительного взгляда с невозмутимого племянника.

– Вернуть личико этому куску дерьма не составит никаких хлопот, – отсмеявшись, отмахнулась Лестрейндж, и хищно оскалилась. – Пойдем же, дорогой!

Драко коротко взглянул на мать, на бледном лице которой появилась странная эмоция, похожая на мольбу.

– Пожалуй, ради тебя, тетушка.

Беллатриса издала торжествующий клич, крепче сжимая когтистые пальцы на руке племянника. Комментарий к Chapter

XXVII

Всем спасибо за поддержку!

====== Chapter XXVIII ======

Комментарий к Chapter

XXVIII

Ребят, я очнулась! Написать эту короткую, но достаточно насыщенную информацией главу меня вдохновило перечитывание Ваших теплых и приятных отзывов. Спасибо Вам за поддержку! Простите за маленькую главу, но у меня куча личных проблем, творческий кризис и вспыхнувшая любовь к родной русской классике. Сейчас работаю над новым фиком, фэндом непопулярный, но такое писательство “для души” отлично снимает стресс. Я не знаю когда у меня проснется совесть или Муза (а может, они обе окажут мне такую честь). Но помните, что работа эта в любом случае будет закончена, добью ее, что бы ни случилось! И еще: мне, как автору и обычному человеку очень важна хотя бы пара добрых слов и Ваше, дорогие друзья, понимание! Всех люблю-целую-обнимаю и никогда не забываю! Спасибо всем! В душе Драко словно прорезались ледяные иглы, которые отдавали пронзительной колющей болью в онемевших руках. Спертый, вонючий воздух затхлого подземелья проникал в легкие и заплетал подкашивающиеся ноги. На черных стенах подрагивали мутные отблески зловещего пламени, теряющиеся в складках черных мантий и смешивающиеся с болезненными тенями на бледных лицах. В черных глазах Беллатрисы Лестрейндж горел жуткий огонь безумия и жажды крови, ее тонкий алый рот был искривлен в плотоядном оскале. Она была воплощением животного, неконтролируемого ужаса, ночным демоном во плоти. Неровный стук ее острых каблуков отражался от каменных сырых стен жалобным дребезжащим эхом, тонкие ноздри благородного носа трепетали в кровожадном предвкушении. В ноздри ударил тошнотворный запах гниющих человеческих останков и тухлых внутренностей, который висел в густом воздухе мерзостным туманом. Драко чувствовал, как в глазах темнеет. Крик. Еще один. Только гораздо ближе и реальнее. И невыносимее. Еще более жуткий и вызывающий острый приступ болезненной жалости. Тетка остановилась перед трухлявой склизкой дверью, окутанной неразрушимыми магическими цепями. Повисла зловещая тишина, давящая на уши мучительным ожиданием неизвестности. Беллатриса, вздернув подбородок, властно взмахнула волшебной палочкой. Что-то противно скрежетнуло, образовалась щель, из которой вылился рваный дымчатый шлейф смрада.

– Мешаете, мадам Лестрейндж, – прогнусавил глухой гортанный голос, принадлежащий фигуре Пожирателя в перекошенной мантии и с маниакальным блеском в глазах.

Тетка возмущенно разинула рот, и из палочки вырвались хлесткие ядовитые плети, до хруста обвившие открытое горло мужчины. Драко отшатнулся.

– Да как ты смеешь, мразь?! – визгливый вопль Беллатрисы пронесся по подземелью.

Пожиратель, захлебываясь булькающими хрипами, рухнул на колени, пытался отодрать веревки, которые все сильнее стискивали гортань и обжигали, как раскаленный добела кусок железа. Из камеры донесся приглушенный болезненный стон, гулкий звук удара и шелест мантии по каменному полу. Сверкнул ослепительный желтый луч, и магические плети Беллатрисы исчезли, оставив на грязной, сальной шее Пожирателя страшные ожоги. Тетка с безумным блеском в помутневших черных глазах вскинула голову, выпрямляя костлявую спину. В проеме возвышался высокий силуэт Пожирателя в плотном плаще, заляпанном брызгами свежей крови. Из-за маски виднелись темно-карие глаза, насмешливо сверкающие в вязкой тьме подземелья. Беллатриса Лестрейндж издала нечеловеческий утробный рык, от которого по спине Драко пробежала леденящая дрожь.

– Привет, мадам Белла, – во вкрадчивом голосе Нотта-старшего явственно читалась откровенная насмешка. – Очень тебя прошу, прекрати калечить слуг Темного Лорда только ради своих аристократических капризов. Это, знаешь ли, дорогая, приносит некоторые убытки…

Беллатриса, бессильно взвыв, кинулась было на Нотта, но тот с жутковатой усмешкой лениво взмахнул палочкой. Камеру и часть мрачного коридора окутала полупрозрачная ядовито-зеленая мерцающая дымка, создавшая непробиваемый щит.

– Беллатриса, запомни: этот лакомый кусочек магловской падали был и остается моим, – Нотт всем своим видом источал угрозу, от которой в жилах стыла кровь, а Лестрейндж несколько притихла. – И не смей приводить сюда своего сосунка-племянничка, который на пару с моим гнилым сынком накладывает в штаны от одной мысли о настоящих мужских развлечениях.

Пожирательница разинула рот, потеряв дар речи. В жутких глазах вспыхнул смертоносный огонь.

– И помни, что ты, Белла, у Повелителя сейчас не на хорошем счету, – насмешливо протянул Нотт, скучающе расправляя воротник плаща. – И не суй свой нос в чужие дела.

*** Женскую спальню старосты Слизерина мягко обволакивал холодный свет свечей, а в дальнем углу мерцал зловещим зеленоватым пламенем камин. Трепещущие мутные блики скользили по темным гобеленам на стенах, по изысканной дубовой мебели, по стопкам исписанных пергаментов и нежному шелку постельного белья. Прохладный воздух был пропитан ароматом яблочного шампуня и французских духов, которые оттенялись влажным запахом Черного озера. Его настойчивые воды с глухим грохотом бились о толстые стекла иллюминаторов, завешенных тяжелыми бархатными портьерами. И ничто в подземельях Хогвартса не напоминало о том, что за окном царили бушующие февральские метели и жуткие трескучие морозы. Колкая крупа ледяного града с резким стуком барабанила в окна школьных кабинетов, а пронизывающий до костей ветер с завывающим свистом носился по коридорам, пугая студентов. Погода была откровенно мерзкой, как и сам Хогвартс – мрачный, холодный и чужой. Астория Гринграсс, зябко кутаясь в тонюсенький шелковый халатик, темной зловещей тенью стояла над пламенем камина. Ее густые роскошные волосы разметались по округлым плечам, мягко очерчивали красивое лицо, сейчас нахмуренное и сосредоточенное. Глаза жадно скользили по корявым строчкам на засаленной грязной бумаге, которую Астория нервно сжимала в руках. Отсветы пламени то и дело мерцали на пергаменте, освещая размазанные слова и напряженную ухмылку на сочных губах. » Мисс Гринграсс,

докладываем о состоянии вашей швали, как вы и велели. Девчонка служит отличной подстилкой, даже Нотт-старший доволен. На Рождество приезжал младший Малфой, его тетка пыталась провести к девчонке, но Беллатрису Лестрейндж удалось остановить, а ваш драгоценный дружок не высказывал особенного желания взглянуть на игрушку слуг Темного Лорда. Мы со Струпьяром совсем не понимаем вашего щенячьего восторга к Малфою, но исправно выполняем ваши приказы. Дом этой твари в Бристоле недавно сожгли. Вашу щедрую награду получили и надеемся на дальнейшее сотрудничество.

Пиритс

P.S. не волнуйтесь, сова под кучей надежных заклятий, никто не сможет прочесть это письмо»

Астория облегченно улыбнулась. Ее указания выполнялись безукоризненно – стоит только ненавязчиво побренчать увесистым мешочком с блестящими золотыми галеонами, и ее наемники будут готовы ринуться хоть под землю. Драко ничего не подозревает, только очень задумчив с тех пор, как вернулся с каникул. Впрочем, Гринграсс мало волновали душевные волнения Малфоя – через пару недель он успокоится и вновь попадет под ее чары. Огонь затрещал громче, когда зеленоватые языки стали облизывать грязный пергамент. В ночную мглу спальни взвилось несколько ярких искр, мимолетно осветивших прекрасное лицо Астории. Через пару мгновении письмо обратилось в невесомый сероватый пепел.

====== Chapter XXIX ======

Незаметно подкралась весна. Казалось бы, то время, когда природа сбрасывает снежные оковы зимы, оживает под ласковыми солнечными лучами, расцветает под кристальной голубизной бескрайнего неба. Но апрель девяносто восьмого года выдался совершенно иным.

Шотландское небо разливалось над головой свинцовой тяжестью, окутанной лохматыми угрюмыми тучами. Сквозь плотную завесу облаков не пробивался ни один тонкий лучик, который согрел бы зябкий сырой воздух золотистой лаской. На черной жирной земле еще кое-где лежали комья сероватого, подтаявшего снега, смешанного с жидкой грязью. В редких местах пробивались островки чахлой травки, которая жухла без весеннего тепла. Обычно все окрестности Хогвартса были усыпаны куртинами лиловых и золотых крокусов, хрупких подснежников и густо-синих мышиных гиацинтов, но не в этом году. Первый и единственный цветок – скромная желтоватая примула – расцвел в заросшей густым мхом каменной нише, в которой пахло прелой прохладой и чем-то сладковатым. Полумна Лавгуд, тогда мечтательно рассмотревшая мелкие цветочки, лишь вздохнула и устремила грустный, спокойно-безумный взгляд в хмурое тяжелое небо. На сырых темных ветвях раскидистых яблонь источали слабый аромат ванили редкие облачка грязно-жемчужных соцветий. В чутком воздухе витали мокрые запахи земли, дождя и мрачной тоски. В пустых коридорах Хогвартса гулким, жутковатым эхом отдавалась ровная поступь мужских шагов. В рваной мгле подземелья мелькал высокий, идеально прямой черный силуэт со светлыми волосами, странно белеющими в тихой тьме. Молодой человек скользил цепким прищуренным взглядом по дубовым дверям и резко затормозил перед одной из них. Красивая бледная рука, до дрожи напоминающая огромного белого паука, взлетела к холодной металлической ручке, и с легким щелчком дверь открылась. Студент решительно шагнул в комнату, чуть сморщившись от густого запаха женских духов в жарком воздухе спальни. Молодой человек обвел холодным серым взглядом всю комнату, погруженную в таинственный полумрак, который рассеивало изысканное мерцание белоснежных свечей. Астории здесь не было. О ее недавнем присутствии говорила куча дорогих многоцветных мантий, разбросанных на кровати, стопка любовных романов, внушительная косметичка и откинутая крышка бездонного чемодана. Впрочем, примерно такой же беспорядок творился в комнатах всех студентов – все спешно собирались домой на Пасхальные каникулы, стараясь побыстрее сгинуть из Хогвартса. Драко Малфой, приняв решение подождать Асторию здесь, подошел к растопленному камину. В его голове медленно роились вязкие мысли, пропитанные мраком. И от одной молодой человек все же решил избавиться, как от надоедливой мухи, которая назойливо жужжит и не обращает внимания на раздраженные отмахивания. Он был уверен, что Гринграсс тут же бросится в рыдания, начнет ломать трагикомедию и заламывать свои прелестные ручки. Но у Малфоя хватало проблем и без вечно ноющей Астории, которая не давала ему ничего, кроме приятного ночного времяпровождения. И дружеский совет Блейза за вечерними размышлениями о жизни под тоскливый аккомпанемент огневиски окончательно убедил Драко в правильности созревшего решения. Кроме того, в последнее время юношу преследовали ночные кошмары, в которых его неизменно настигали те жуткие вопли, доносившиеся из недр Малфой-Мэнора. Воспаленное воображение любезно предоставляло такие картины, что в горле застревал немой крик, а холодный пот, струящийся по телу, липкими оковами охватывал бешеное сердце. Глаза резали брызги теплой крови и скользких внутренностей, вытекающий гной, осколки костей, а в нос бил будто реальный запах гнили. И почему-то представало то лицо, о котором в этом кошмаре Драко думал лишь с судорожными содроганиями. Малфой нахмурился и прикрыл глаза тяжелыми веками, стараясь отогнать жуткое видение. В темноте плясали, как злобные человечки с желтыми глазами, огненные блики. Молодой человек открыл глаза, и всполох пламени осветил изящное медное блюдо с тонкой чеканкой. На нем лежал небрежно скомканный грязно-желтый пергамент, словно Астория хотела с ним что-то сделать, но ее отвлекли. Какая-то неясная внутренняя сила подталкивала руку Драко к этому засаленному клочку, заляпанному чернилами. Длинные пальцы брезгливо скользнули по пергаменту, и в тусклом свете тонкой свечи юноша различил корявые крупные буквы. «Мисс Гринграсс,