Текст книги "Derniеre danse des coeurs d amour (СИ)"

Автор книги: Nathalie Descrieres

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 25 страниц)

– Ты, придурок! – Флоренс подняла на него яростный взгляд потемневших карих глаз – Что ты натворил?! Испортил мне сумку, мое эссе по Чарам залито чернилами, а любимое перо изломано вдрызг! Идиот!

– Ну, иначе ты бы не повернулась, – безмятежно отозвался Малфой, заклинанием чиня перо. Несмотря на то, что девушка скривилась, он понял, что в душе она согласилась с его словами.

Она расстроенно взяла изрезанную и всю в чернильных пятнах сумку, хмуря темные брови.

– А с чего ты вообще за мной бросился? – с холодком в голосе поинтересовалась она, наблюдая, как Драко сводит чернила с ее эссе. При этом он стер половину текста, и девушка тихо зарычала. Молодой человек в растерянности и задумчивости почесал затылок, напрочь забыв про укладку, которой утром занимался целых полчаса, дабы произвести впечатление… Впрочем, неважно.

– А с чего ты умчалась, окатив меня взглядом а-ля «Не подходи ко мне, или я превращу тебя в слизняка, потом взорву и развею прах по ветру?».

Флоренс поджала губы, дав понять, что не оценила шутку. Драко умолкнул.

– Я тебе говорила, что буду не в восторге, если ты будешь прислуживать Амбридж, – медленно протянула девушка, не отводя пронзительного взгляда от слизеринца и, закрыв рот ладошкой, глухо откашлялась. – И посоветовала тебе не вступать в ее клуб по борьбе с Хогвартсом. Но дело твое, поступай, как знаешь. Ты достаточно взрослый, чтобы самостоятельно принимать решения. Но тогда нам с тобой придется прекратить любое общение.

Она присела на корточки, пытаясь восстановить Репаро свою сумку, и увидела, как на скулах Драко заиграли желваки, серые глаза налились холодом и сталью, а бледные губы превратились в тонкую сухую линию. В выражении его лица она увидела два противостояния – одна его часть хотела попросить объяснить, что это значит, выслушать ее и принять решение, а другая желала, чтобы Драко вскочил на ноги, прокричал что-нибудь оскорбительное в адрес Флоренс и ушел к своим друзьям со Слизерина, забыв про свою соседку и вновь позволив Паркинсон вешаться на себя. И вторая сторона с успехом перевесила и растоптала первую. Малфой медленно поднялся, отряхивая мантию на коленях и выпрямляя спину. В его серых холодных глазах промелькнуло презрение, когда он бросил испепеляющий взор на хрупкую, скорчившуюся над книгами фигурку Флоренс, а тонкие губы сложились в пренебрежительную ухмылку.

– Ты права, Уайлд, – он произнес ее фамилию так, словно выплюнул яд. – Я сам буду решать, как мне поступать, и мне плевать на твое ничтожное мнение. Кем ты себя возомнила? Той, кто может давать мне тупые советы? Неужели ты еще не поняла, что я разговариваю с тобой только потому, что в детстве испытал какую-то жалость? Ты – никто! И всегда будешь там, – Драко, брезгливо сморщившись, кивнул на пол, где сидела Флоренс, – Там, где твое место. Поганая грязно…

Тут он захлопнул рот, явно осознав, что чуть было не ляпнул. Но было слишком поздно. Он увидел в медово-карих глазах, внимательно смотрящих на него во время этой тирады, еще что-то кроме вежливого равнодушия и ледяного интереса. Он увидел, как на миллионы осколков разбилось ее сердце. Боль, отчаяние, разочарование… Он все разрушил. Все, что с таким трепетом выстраивал долгие четыре года. Все рухнуло, как карточный домик. И испугался. Испугался осознания того, что секунду назад собственноручно разбил ей сердце, испоганил душу, затоптал в грязь. Драко развернулся на каблуках и, ослабляя туго затянутый галстук, бросился прочь, оставляя ее. *** Ее словно ударили по голове чем-то тяжелым. Перед глазами все поплыло: пол, потолок, эссе, книги, второкурсники, его лицо… Внутри оборвалась какая-то туго натянутая струна, и она закрыла лицо холодными дрожащими руками. Слез не было. Просто было мерзко и тошно. И пусто. Мыслей не было, только в висках отчаянно пульсировало недосказанное «грязно…». Прозвенел звонок, но Флоренс не услышала его. Не услышала, как влюбленная парочка, хихикая, пронеслась мимо. Не услышала топота маленьких ножек второкурсников. Она все сидела и сидела, спрятав лицо в ледяных ладонях. Вдруг кто-то одной теплой сухой рукой мягко обхватил ее запястье, а второй приобнял за талию, поднимая с холодного каменного пола. Ей было все равно, но она как на автомате оценила аромат этого человека – свежесваренный кофе, древесный парфюм с терпкими нотками мускуса и запах подземелий. Человек явно был мужского пола и слизеринцем. Ее куда-то вели, но ей было все равно, Флоренс просто смотрела в пол. Она увидела свои потертые замшевые школьные ботинки и того, кто ее вел – мужские, из дорогой лакированной кожи, начищенной до зеркального сияния. И его мантия на ощупь была не из простого материала, как у нее самой, а из струящегося, тонкого, прохладного на ощупь материала – похоже, крепдешина. Человек усадил Флоренс на каменную скамейку, и в лицо ей ударил холодный осенний воздух, напоенный ароматами озера, превшей листвы и мха, который рос во внутреннем дворике Хогвартса. Человек сел слева от нее. Наконец, Флоренс слегка повернула голову в его сторону и испытала самую толику удивления, увидев Блейза Забини. Он был очень красивым, итальянских кровей по матери – с кожей цвета темного мокко, с изящными, но несколько крупными чертами лица, более мужественными, чем у Малфоя. Его темно-карие, почти черные глаза почти всегда выражали равнодушие и безразличие. Несмотря на его завсегдашнюю веселость, заигрывания с любой девушкой и своеобразную манеру общения, походящую на постоянный флирт. Только в беседе с Малфоем у него в глазах появлялись какие-то живые эмоции, он даже изредка заливался искренним размеренным, приятным смехом, обнажая ровные, безупречно белые зубы. Кроме того, Малфой рассказывал, что Блейз очень любит болтать на итальянском и ничего не переводить, или переводить, но так, что можно было помереть со смеху. И у Забини был талант пародиста – неоднократно он просто потрясающе умудрялся копировать интонации Дамблдора, Флитвика, Паркинсон, Грейнджер или МакГонагалл. В общем, Забини был довольно интересным парнем, и не зря пользовался бешеным успехом у прекрасных представительниц слабого пола и славой заядлого сердцееда. Изредка он беседовал с Уайлд, как с лучшей подругой Малфоя, на отстраненные темы и давно смирился с тем, что она заняла его место в жизни Драко. Но это вовсе не значило, что Забини обиженно морщил нос, когда его друг приплетался к нему, бурча под нос: «О, женщины!». Выслушивал, насмешливо давал советы, успевал быть посланным Малфоем полсотни раз за пару минут, но в конечном счете хлопал друга по плечу и утверждал, что «Andra ‘ tutto bene, amico mio. Arriverà il giorno e assaporerai l’ambito miele delle sue dolci labra

¹

». И Забини крайне тепло относился к Уайлд, хоть и перекидывался с ней всего парой слов за семестр. И несколько минут назад он стал свидетелем той отвратительной сцены, что произошла с Малфоем и Флоренс. У Драко была одна мерзопакостная особенность – если его начинало нести, то его несло до конца, и остановить Малфоя было невозможно. Вот и сейчас. Он наплел все, что пришло ему в его тупую башку, испугался и умчался, оставив девчонку в полном расстройстве чувств. Ох, как Блейз сейчас мечтал ясно и просто объяснить Малфою все, что он о нем думает! Но прежде нужно было вернуть Уайлд в этот мир. Молодой человек наколдовал стакан и из палочки налил в него горячий сладкий чай, протягивая Флоренс. Она молча приняла стакан и залпом осушила его, сохраняя каменное лицо.

– Еще? – Блейз забрал стакан.

– Нет.

Ее голос был на удивление ясным и твердым. Вот только убитый, отрешенный взгляд выдавал ее состояние. Забини покачал головой, огорченно блеснув темными глазами.

– Ты даже не думай расстраиваться, конфетка! Ты же знаешь, что Малфой полный придурок и он наплетет гиппогриф знает чего, а потом ходит, повесив свой благo’годный нос и потупив щенячьи глазки.

Флоренс смерила Забини мрачным взглядом, явно готовясь послать жизнерадостного итальянца к чертовой матери.

– Ну хочешь, вместе надерем ему задницу? Все-все, я понял! – Блейз поднял темные руки в примиряющем жесте, увидев прищуренные глаза Уайлд. – Ну, не кисни! У вас же лямур-тужур[2], вот увидишь, он к тебе приползет и ручки целовать будет!

Девушка медленно поднялась, не чувствуя ни капли раздражения на Забини. Она хорошо к нему относилась и ценила то, что он проявил внимание. Но ей хотелось побыть одной. Конечно, сейчас она уже понимала, что Малфой не хотел говорить лишнего – она была в курсе этой его отвратительной черты характера. Но слова глубоко ранили ее и посеяли боль и обиду. Поэтому хотелось посидеть в прохладной тишине своей спальни под темно-синим бархатным пологом с книгой в руках, попить горячего шоколада и просто расслабиться. А потом сходить прогуляться. После обеда у большинства были дополнительные предметы, но профессор Бабблинг заболела какой-то таинственной тропической лихорадкой. Где она умудрилась подхватить ее, было уму непостижимо, но результат был налицо – Уайлд могла смело подготовиться к тесту по Трансфигурации и дописать исчезнувшие строчки в эссе по Чарам (Флоренс злобно фыркнула при мысли о Малфое).

– Забини, спасибо тебе за поддержку, но я пойду. Мне еще надо собрать вещи в коридоре. Так что увидимся, – девушка неловко махнула рукой.

Слизеринец обаятельно блеснул ослепительно белыми зубами, и в его темных глазах зажегся игривый огонек. Он помахал одними только пальцами, закидывая ногу на ногу, доставая из внутреннего кармана мантии сигарету и поджигая ее кончиком палочки.

– Чао, моя дорогая! И не волнуйся, пожалуйста, я все же надеру задницу Малфою прилюдно!

Флоренс сдержала усталую улыбку и поплелась в замок, в коридор, где обширной кучей были разбросаны ее принадлежности. Собрав все в довольно аккуратную груду, девушка Левитирующим заклинанием подняла ее в воздух и медленно направилась в Восточную башню. Где-то через полчаса должен был раздаться звонок, возвещающий окончание урока. *** Драко Малфой чувствовал себя просто омерзительно, сидя на Заклинаниях и абсолютно не вникая в раздражающее пищание Флитвика. Молодой человек вбежал в класс последним и с размаху рухнул за последнюю парту под обеспокоенный взгляд Пэнси и удивленный – Нотта. Сейчас Драко нервно ерзал на стуле, прокручивая в голове, будто заевшую пластинку, все, что они с Флоренс сказали друг другу. И с ужасом осознавал, какие вещи он ей там наговорил. Он же чуть не обозвал ее грязнокро… Впрочем, нет. Нет! Она не грязнокровка. Она просто рождена маглами. Что это вообще за глупости – грязная кровь! Если она такая… такая замечательная, то какое это вообще имеет значение?! Понятно, что ей было обидно, когда она поняла, что Драко входит в Инспекционную Дружину, но не понимает, что это для ее же блага! Ведь тогда он сможет защищать ее от Амбридж. И вообще, пользуясь еще большим авторитетом Драко, она всегда будет под его защитой, независимо от обстоятельств. И сейчас Малфой испытал очередной прилив ярости на самого себя, на свой несдержанный язык.

– Мистер Малфой, вам нехорошо? – пискнул Флитвик, отрываясь от рисования сложной схемы применения особых чар.

Драко сорвался с места и со скоростью гепарда вылетел из класса, схватив сумку. У Флитвика рот образовал ровную «о», а очки сползли на кончик круглого носа. Малфой остановился, только когда пробежал пару лестничных пролетов. Юноша остановился, тяжело дыша от невыплеснутых эмоций и быстрого бега. Ему в голову ударила кровь и всплыл голос Флоренс: «…решения. Но тогда нам с тобой придется прекратить любое общение…». Эта фраза звучала на самый разный манер, сдавливая виски и заставляя кровь в венах вскипеть. Обида и злоба с новой силой захлестнули Драко, и он, скрипнув зубами, отбросил все те глупые мысли, которые посетили его в классе Заклинаний. Она грязнокровка? Грязнокровка! Она посмела себе так говорить? Так пусть теперь на коленях перед ним будет ползать, а прощения не добьется. Правда, тихий внутренний голосок отчаянно взывал к сердцу Драко, так некстати замолчавшему. Голосок твердил: «Одумайся, одумайся! Отбрось свою гордость, попроси прощения…». Но Малфой только мотнул головой, пытаясь заглушить проснувшуюся совесть. В конце концов, он Малфой. А Малфои не извиняются. Правда, голосок тут же ехидно напомнил, как Драко просил у Флоренс прощения в прошлом году, хоть и вина в основном была на ней. Но молодой человек только отмахнулся. Глупости какие! Он был слишком юн, чтобы трезво оценивать ситуацию. Юн и… Нет, он не хотел говорить это слово. Быть может, восхищен. Может, ослеплен. Но не влюб… Нет! Решительно нет. Драко прикрыл глаза. память услужливо предоставила то яркое воспоминание. Она была одета в восхитительное винно-алое платье, облегающее талию, из легчайшего струящегося шелка, расшитое бордовым мерцающим бисером. Вставки на груди были из темно-красного шифона, уложенного красивыми складками, и воздушная ткань прикрывала хрупкие покатые плечи. Темные волосы, в свете холодных свечей казавшиеся почти черными, были уложены в небрежный низкий пучок, а волнистая прядь выпала из прически, когда Флоренс спускалась по парадной лестнице. Золотисто-карие теплые глаза кого-то искали в толпе наряженных учеников и учениц. На мгновение задержались на нем, и в ее сияющем взгляде отразилось разочарование и что-то еще неясное. Со спины к ней подошел высокий, статный красивый болгарин. Он почтительно поцеловал руку своей даме, а она одарила его слабой очаровательной улыбкой. Малфой рвано вздохнул, отгоняя тот ослепительный образ. Он навсегда запечатлелся в его памяти, зачастую всплывая в его снах. Так было недавно, он даже ощутил нежный аромат цветов и цитрусов во сне. Драко, почувствовав, что еще немного, и он побежит к Флоренс, хватая ее за руку и поворачивая за подбородок ее красивое лицо к своему. Если он сейчас же не возьмет себя в руки, то оплетет своими длинными руками ее худосочное тело и растает от аромата ее кожи и волос. Но этого ни в коем случае нельзя допустить. Ни в коем случае! *** Флоренс стояла на деревянном мосте, соединяющем Каменный Круг и внутренний дворик Хогвартса, и зябко куталась в свое серое осеннее пальто, стараясь спрятать нос в низком воротнике, но толку не было никакого. Ветер был ужасно холодным и пронизывающим, словно напоминал о приближающейся зиме. Волосы, забранные в низкий слабый хвост, разлетелись по плечам от очередного порыва, а девушка почувствовала, что еще немного, и она превратится в ледышку. Непрошеная мысль о том, что нужно было все-таки взять шарф, только усугубила самочувствие. Но уходить было нельзя. Только когда Флоренс смотрела на тусклый горный пейзаж, серую, мрачную поверхность Черного озера, голые стволы и ветки деревьев с опавшей листвой, она чувствовала, как мысли приходят в порядок. Но если вернуться в Хогвартс, то все вновь захлестнет ее с головой. Водоворот воспоминаний, обид и эмоций утянет за собой в темную пучину. Флоренс прикрыла глаза, пытаясь отвязаться от навязчивых образов в переполненной голове. Однажды, когда она была на первом курсе и бродила одна по замку, то заблудилась и забрела в какой-то мрачный коридор. Она долго сидела и смотрела в одну точку, вспоминая родителей и жизнь в приюте – тогда она чувствовала примерно тоже самое, что и сейчас. Тогда ее нашел Дамблдор. Старец с длинной серебристой бородой и пронзительно-яркими голубыми глазами, задорно поблескивающими из-за стекол очков-половинок, ласково протянул девочке сухую морщинистую руку и отвел в свой кабинет, напоил чаем с лимонными шипучками и шоколадными котелками, познакомил с фениксом Фоуксом – роскошной крупной птицей с пышными малиновыми, алыми и золотыми перьями. Юная Флоренс тогда не слишком доверяла чудаковатому директору, но отчего-то Дамблдор согрел ее душу отстраненной беседой о Филче и его киске, о том, что он сам когда-то преподавал Транфигурацию, поведал о таинственных рецептах зелий, которые знал только профессор Снейп. И рассказал еще кучу всяких мелочей, от которых внутри у Флоренс разлилось приятное тепло. Директор ласково попрощался с маленькой волшебницей, а Фоукс, добродушно косясь на девочку мудрыми черными глазами, дал погладить себя по шелковистым перьям. Дамблдор потрепал ее по плечу и сказал, что если юной мисс Уайлд захочется выговориться, то он будет к ее услугам. Приятное воспоминание вызвало отклик в сердце Флоренс, и она позволила себе улыбнуться. Делала она это так редко, что губы, казалось, забыли это движение. Но нет. Сбоку послышалось глухое шевеление, и девушка, обернувшись, с удивлением обнаружила несколько смущенного, тепло укутанного в гриффиндорский шарф и поправляющего очки Поттера. Он неловко покосился в сторону Флоренс, взъерошивая вихрастые волосы. Юноша опирался на перила локтями, словно надеясь скрыться за деревянным столбом, разделяющим их с однокурсницей.

– Мерлин, Поттер, ты что, умеешь летать? – когтевранка вновь устремила взгляд на заснеженные вершины гор. – Нельзя же так бесшумно подкрадываться и доводить людей до полуобморочного состояния!

Гарри смущенно моргнул несколько раз, а потом неожиданно ясным голосом ответил:

– Вовсе нет. Просто ты так задумалась, что я не решился тебя тревожить, – юноша пожал плечами. – А так, я тут чуть не упал, и наделал немало шуму.

Гарри произнес последнюю фразу со слабой улыбкой, и Флоренс повернула к нему голову, чуть приподняв ровную бровь. На ее бескровных губах мелькнула тень усмешки.

– Иногда ты напоминаешь мне Долгопупса, Поттер, – девушка была удивлена своим желанием поговорить с первым попавшимся человеком, хоть общество Избранного она и не могла назвать неприятным. Поттер был неплохим человеком, мягким и добрым, но боящимся лишний раз обидеть кого-то. Недостаток прямолинейности в Гарри изредка вызывал чувство какого-то огорчения у Флоренс – если бы не его излишняя податливость и ослиная упертость в некоторых вопросах, то Уайлд вполне могла бы подружиться с ним. – Умудряешься вляпываться в неприятности на ровном месте.

Видимо, оба подумали об одном и том же – Философский камень, Тайная комната, Сириус Блэк, Турнир Трех Волшебников… Флоренс и Гарри одновременно прыснули.

– А вообще, Поттер, ты молодец, – на веселой ноте продолжила девушка. – Не побоялся нападок этой Жабы! Правда, она неплохо на тебе отыгралась, но все же.

– Если бы это хоть стоило того!.. – печально вздохнул Гарри, хмуря густые брови. – Ведь мне никто не верит…

– Поттер! – жестко произнесла Флоренс, ее глаза налились холодом, и гриффиндорец вздрогнул. – Тебе верят твои лучшие друзья, на твоей стороне Дамблдор, Орден Феникса… По-твоему, это ничего не значит?! У меня за все мое время учебы здесь есть только один друг, – красивое лицо чуть исказилось, словно от горечи, и Гарри это заметил, – И я благодарна, что у меня есть хотя бы он! Впрочем, он с успехом заменяет мне все окружение. А у тебя, Поттер?.. Ты считаешь себя бедным и несчастным, но посмотри вокруг! У Лавгуд вообще нет друзей из-за того, что ее считают чокнутой, хотя она просто со странностями! И, в конце концов, посмотри на слизеринцев – у них нет друзей. Да, они держатся вместе, – повысила голос Флоренс, увидев, что Гарри собрался ее перебить, – Но они не дружат. Дружба – это бесценный подарок, Поттер, а ты так легко разбрасываешься словами! У тебя такие друзья, о которых можно только мечтать. Они пойдут за тобой в огонь и в воду, да хоть на край света, они всегда будут поддерживать тебя и верить тебе, кем бы тебя не считал остальной мир. Береги Грейнджер и Уизли, Поттер. У тебя в жизни больше не будет таких людей! Они рискуют жизнями ради тебя, а ты это не ценишь.

Уайлд умолкла, переводя дыхание. Гарри молчал. Он был потрясен. От вороха мыслей его оторвал грудной влажный кашель Флоренс, и юноша только сейчас увидел, как легко она одета. Гриффиндорец, не задумываясь, стянул с себя шарф и перчатки, и протянул их девушке. Она отрицательно покачала головой, заходясь в очередном приступе кашля, и Поттер протестующе замычал, суя вещи в красные руки когтевранки. Она, сочтя благоразумным одеться потеплее, обмотала вокруг шеи ало-золотой гриффиндорский шарф и утепленные черные перчатки из ангорской шерсти.

– Пойдем в замок, а то ты разболеешься, – Гарри осторожно коснулся ладонью худой спины Уайлд, подталкивая ее вперед.

Девушка послушно зашагала по деревянному мосту, сдерживая рвущийся наружу кашель, и громко, звучно чихнула. Свистящий ветер пронизывал насквозь двух студентов, идущих по деревянному мосту, и предвещал скорое начало зимних холодов. Пора дождей закончилась, наступал морозный ноябрь. *** Флоренс внимательно следила за Грейнджер. Она была мозгом Золотой Троицы, поэтому разумнее всего было наблюдать именно за ней. С момента ссоры с Малфоем прошло три дня, и ни один из них не делал шаги к примирению. Драко до поздней ночи просиживал в гостиной Слизерина – так сообщал надежный источник по имени Блейз Забини. Уайлд все больше разбаливалась, но продолжала ходить на занятия и упрямо отказывалась идти в Больничное крыло – не приведи Мерлин, кто-нибудь увидит шрам на груди, а Маскирующие чары на него не действовали. Была пятница, последний учебный день на неделе. Еще после второго урока – Рун с гриффиндорцами – беспрестанно кашляющая Флоренс заметила, как с Грейнджер и Поттером творилось что-то неладное, они постоянно нервно переглядывались. Надзор за Гермионой решено было удвоить. И как она только не замечала того, как кто-то сел ей на хвост?! После лекции по Трансфигурации ожидание, наконец, оправдалось. Грейнджер отошла к полутемному окну в коридоре в полном одиночестве, испуганно озираясь по сторонам. В том же коридоре находились близнецы Патил, Смит из Пуффендуя и обжимающиеся мелкая Уизли и Корнер, однокашник Уайлд. Все эти личности давно сеяли сомнения в душе Уайлд, и девушка, сдерживая ухмылку, притаилась в тени колонны, возле которой стояла Грейнджер. Гриффиндорка достала из кармана мантии блестящий золотой галлеон и занесла над ним волшебную палочку, что-то шепча. Флоренс нахмурилась, и пары секунд размышлений ей хватило, чтобы понять – Протеевы чары. Грейнджер украдкой посмотрела на обеих Патил, которые неосознанно прижали пальцы к карманам мантий. Близняшки еле заметно кивнули.

– Грейнджер, мне нужна твоя помощь!

Зашуганная Гермиона шарахнулась от выскочившей из-за угла Флоренс, не успев спрятать монету в карман.

– Похоже, Забини решил меня разыграть своими грязными приемчиками, – очень правдоподобно сморщилась, произнося имя Блейза. – Дай на секундочку галлеон, пожалуйста.

Грейнджер не успела ничего сделать, как тонкие ловкие пальцы Уайлд выхватили очень теплую – явно не от температуры тела – монету, и девушка быстро прокрутила ее в руке. Цепкий взгляд когтевранки был направлен на поверхность галлеона, где должна быть какая-то неточность… Флоренс захотелось издать победный клич – на ребре монеты вместо серии и номера гоблина, который чеканил, было выгравировано: «Понедельник. 17 часов». Не подав виду, староста равнодушно протянула золотой галлеон перепуганной Гермионе, и та резко выхватила его.

– Спасибо, Грейнджер. Теперь я уверена, что Забини меня обманул…

Сокрушенно покачав головой и раздирающе кашляя, Флоренс повернулась на каблуках и быстро направилась по коридору в Восточную башню. Необходимо было обдумать сложившуюся ситуацию и понять, что же все-таки за подполье организовали Поттер и его банда. Комментарий к Chapter V [1] Все будет прекрасно, мой влюбленный друг. Настанет день, и ты вкусишь желанный мед ее сладких уст (итал.)

[2] l'amour est toujours (фр.) – любовь всегда

====== Chapter VI ======

Слабо светящийся циферблат будильника показывал, что большая стрелка уже переползла за цифру два. В студеной спальне, обычно согреваемой мощным заклинанием, было еще холоднее из-за настежь открытой форточки высокого узкого окна. Тяжелые темные портьеры и бархатный полог над кроватью слабо раздувались от резких порывов промозглого ноябрьского ветра. Свечи давно потухли, пергаменты на столе тихо шуршали, а ледяной воздух сотрясали приступы хриплого кашля, которые издавала Флоренс, неподвижно сидевшая в кресле у окна порядка полутора часов и закутавшая Белби, которого била нещадная дрожь, в свой кардиган. Хорек подумывал сбежать в теплую уютную гостиную, где можно было блаженно вздремнуть на пуфике у каминной решетки, сладко посапывая и представляя во сне вкуснейшую нежную индейку, которой так часто баловала его хозяйка. Но Белби решил благородно составить компанию Флоренс, свернувшись калачиком у нее на животе и постукивая зубками от холода. Нежные руки девушки осторожно поглаживали бархатистую золотисто-коричневую шерстку своего питомца, отчего тот время от времени благодарно тыкался мокрым носиком ей между пальцев.

В холоде Флоренс всегда легче думалось. А поскольку думала она сейчас много, то такая мерзлота ее более чем устраивала. Несмотря на то, что она кашляла на всю башню и чувствовала себя абсолютно расклеенной и больной, сон не шел. Девушка мутным бездумным взглядом уткнулась на ночное небо в открытом окне, затянутое тучами, через которые не пробивалась ни луна, ни тем более звезды. Ветер завыл еще сильнее. В мыслях все крутилась та ссора с Малфоем, сейчас, наверное, видевшим двадцать первый сон. Флоренс чувствовала себя омерзительно после той грязи, которую лучший друг на нее вылил три дня назад. Девушка понимала, что он оскорбился не только из-за того, что она высказала недовольство его решением. Его до глубины души задела та последняя фраза, которую она бросила. «Нам придется прекратить любое общение». Флоренс, как человек чуткий и превосходно знающий Малфоя, осознавала то, что юноша обиделся до глубины души и, может и чувствовал себя виноватым – Драко был довольно отходчивым по своей натуре – никогда не пойдет к ней извиняться, если она задела его самолюбие. Это было святое. Флоренс могла разбить ему сердце хоть сотню раз, накричать по какому-то пустяку, отпустить едкую шуточку – Малфой пообижается, но прибежит. Он не мог долго злиться только на трех людей – свою мать, Забини и Флоренс. Да, слизеринец был до жути злопамятным и вредным, но на нее он просто не мог по-настоящему раздражаться. Малфой иногда бывал просто невыносимым и не умел признавать свои ошибки, но всегда приходил с потупленными в пол глазами и огорченной рожицей. Естественно, пока никто не видел. Но этот случай был особенным – Флоренс посмела поставить Драко ультиматум, заставляя его, его делать выбор. Это было слишком. И может, сейчас раскаивался в том, что наговорил Уайлд, но в такой ситуации он ни за что не пойдет на мировую. Малфоевская гордость не позволит. Это выше его достоинства. Но Уайлд тоже не собиралась прощать едва не сказанную «грязнокровку». Драко иногда был настоящим гаденышем, и Флоренс порой ощущала солидарность с Поттером. Но девушка никогда не позволяла себе даже думать о Малфое действительно в плохом ключе. Она могла обозвать его идиотом, в душе возмущаться его заносчивостью – но Драко был ее единственным близким человеком и, каким бы он ни был, Флоренс искренне была привязана к нему и… Девушка мотнула головой, отгоняя мысли, от которых кровь прилила к всегда бледным щекам, и зашлась в очередном приступе гулкого грудного кашля, и Белби свалился с нее на пол, ошарашенно вертя мордочкой во все стороны. В коридоре послышался громкое хлопанье дверью, злобное ругательство и стремительные шаги к ее спальне. Короткий решительный стук, и на пороге возник растрепанный, грозный Драко Малфой со взъерошенной белоснежной шевелюрой, в длинном запахнутом махровом халате изумрудно-зеленого цвета и в тапочках – правая была напялена на левую ногу, а левая едва держалась на худой длинной стопе.

– Уайлд, дементор тебя дери, ты дашь спокойно поспать?

Малфой осекся. Пронизывающий холод окутал его, и юноша поежился. Он поискал взглядом Уайлд, и обнаружил скрюченную фигурку в кресле прямо под открытой форточкой. Мерлин, она что, совсем тронулась?

– Ты чокнулась? Совсем сдурела! – Драко рассвирепел, кидаясь к окну и с грохотом захлопывая форточку.

Он резко обернулся и присел на корточки перед безразличной девушкой, окинув ее быстрым цепким взглядом, и вынес вердикт – Уайлд съехала с катушек. Она какого-то хрена сидела в одной школьной блузке, к тому же расстегнутой на первые три пуговицы, школьной юбке, которую в жизни не носила, и тонких гольфах в комнате, в которой можно было заниматься моржеванием. Белби непонимающе таращился на ворвавшегося Малфоя, но слизеринец лишь отмахнулся от хорька, впиваясь белыми паучьими пальцами в худые плечи Флоренс. Она перевела отрешенный взгляд на переносицу Драко, и он нервно прижал тыльную сторону своей ладони к ее бледному лбу, тут же отдернув руку. Уайлд горела.

– Что же ты творишь, дура?! – прошипел Малфой, просовывая длинную жилистую руку между спиной Флоренс и креслом, подхватывая девушку за талию и рывком ставя ее на пол.

– Малфой, какого… – она еще и попыталась протестовать! Драко был близок к тому, чтобы взорваться. Но сначала он укутает эту сумасшедшую в шерстяной плед с ног до головы, усадит перед пылающим камином в гостиной и будет отпаивать горячим чаем с лимоном и медом. Сбегает к Помфри за настойками и зельями, скажет домовикам на кухне, чтобы принесли свежий куриный суп и горячий шоколад с карамелью. А потом уже покричит – надо ведь было додуматься… Совсем рехнулась Уайлд.

Спускаясь по винтовой каменной лестнице, ведущей в гостиную, и придерживая Уайлд за плечи – то ли чтобы не сбежала, то ли чтобы не рухнула прямо на ступеньках – Драко ощутил укол совести. Не доглядел. Разве бы позволил он ей еще неделю назад разгуливать без шарфа и перчаток! Про такое проветривание он вообще молчал. Бережно усадил чокнутую Уайлд в пухлое кресло кофейного цвета, при этом сохраняя максимально недовольное выражение бледного узкого лица. Молодой человек Манящими чарами призвал клетчатый вишнево-коричневый палантин из угла гостиной и, расправив, накинул на спину подруги, запахивая на шее, талии и ногах. Флоренс смерила Драко усталым и мрачным взглядом, поплотнее закутываясь в плед. Малфой изящным взмахом волшебной палочки трансфигурировал из лежащего на близстоящем столике «Ежедневного Пророка» большую фарфоровую кружку с бежевыми и голубыми узорами, наполняя ее льющейся из палочки горячей, душистой жидкостью с нотами мяты и чабреца. Из палочки полился жидкий янтарный мед, казавшийся почти золотым от пляшущих языков пламени в камине. Потом долька лимона с легким всплеском упала в кружку, и Драко решительным жестом протянул чай Флоренс, которая успела высвободить бледные холодные руки со вздувшимися венами из спутанного палантина. Девушка скривилась и подняла умоляющий и злобный (как она только умудрялась сочетать несочетаемое?!) взгляд золотисто-карих глаз на Малфоя, который нарочито сурово сложил руки на груди и присел на подлокотник дивана, стоящего рядом с креслом.