Текст книги "Цыпочка (СИ)"
Автор книги: naftusik13
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 34 страниц)
========== Глава 10. Разве же это спорт? Это грязь ==========
Под громкий подбадривающий рев трибун команды появились на поле, сразу взмывая в небо и рассредотачиваясь. Несколько мгновений ушло на то, чтобы перекинуться с противниками презрительными взглядами. Рукопожатие капитанов вышло смазанным и быстрым. Казалось, они вообще старались не смотреть друг на друга.
Свисток. Игра началась.
Гриффиндор тут же пошел в наступление. Вратарь слизеринцев – Уоррингтон – играл в команде всего второй год, и, соответственно, это был второй его матч с гриффиндорцами. Только поэтому он растерялся от такого напора и пропустил первый квоффл от Джонсон, а затем почти сразу второй – от Белл. Не успели слизеринцы ничего толком предпринять, как два гола уже были забиты. Но охотники Гриффиндора не собирались расслабляться: Джонсон, ловко увернувшись от бладжера, пущенного в нее, приняла пас от Спиннет и тут же бросила квоффл в правое кольцо. Уоррингтон не успел отбить и этот мяч.
– Грёбанные красно-золотые проныры! – раздалось со слизеринских трибун.
Флинт, пролетая мимо Кребба, проорал что-то явно матерное и нелестно его характеризующее, потому что того словно прокляли с самого начала игры – он посылал бладжеры в противоположную от противников сторону. Гойл тоже сверкал на него глазами, прикрывая Флинта. Маркус перехватил пас Монтегю, ушел от несущегося на него бладжера, посланного кем-то из близнецов. Спиннет вынырнула из воздушного потока прямо перед ним, намереваясь перехватить мяч, но он даже не попытался увильнуть или затормозить, идя напролом. Алисия взвизгнула и резко дернула метлу в сторону, пытаясь сохранить равновесие, но тут ей в спину влетел бладжер, пущенный Гойлом, и она, взмахнув руками, полетела вниз. И вот прямо перед Маркусом оказались кольца и виляющий из стороны в сторону Вуд. Обманный пас на Пьюси. Пять метров. Три. Обратный пас. Резкий удар. Гол.
Кто-то из Уизли заметил бладжер, на всех парах несущийся к Поттеру, зависшему над полем и выискивающему снитч, стремительно развернулся и успел отбить его в самый последний момент. Получилось удачно – бладжер стремительно полетел по направлению к Пьюси, с силой ударив его в бок и тоже сбив с метлы. Флинт остался без одного охотника, впрочем, как и Вуд. Маркус дал знак сделать игру жестче. Однако гриффиндорцам сегодня неимоверно везло. Они уходили из ловушек, избегали столкновений (если не считать выбитую Спиннет), уворачивались от бладжеров. Маркус обошел Белл слева и начал теснить ее к трибунам. Благодаря вовремя подоспевшему Монтегю ему удалось выбить у нее мяч и передать его Грекхэму, который был ближе к гриффиндорским кольцам. Однако это было ошибкой. Монтегю запустил квоффл в левое кольцо, но Вуд каким-то невообразимым образом извернулся и отбил мяч.
Теперь слизеринцы играли особенно ожесточенно. Нервно перелетая от одного кольца к другому, Оливер вертел головой, высматривая, как держится его команда. Игроки перемещались настолько быстро, что порой только по цвету мантий можно было определить, что происходит: серебристо-зеленые пятна смешивались и расходились с золотисто-красными. Неисчислимое количество раз он уже обыгрывал соперников, ловко вставая перед кольцами. Внезапно пушечным снарядом прямо на него вылетел Флинт. Мощный бросок, и Оливер дернулся в сторону по траектории летящего в кольцо мяча, но кончики пальцев лишь коснулись квоффла, что, возможно, было даже хорошо для него: при таком ударе, если бы он принял всю мощь удара на кисть, то запросто мог бы переломать кости. На трибуне Слизерина раздался восторженный вой, несмотря на то, что Гриффиндор отчетливо вел в счете.
Игра была захватывающей и волнительной, однако с каждым забитым гриффиндорцами голом Драко все больше нервничал. Хватило одного взгляда на Флинта, чтобы понять: если он не поймает снитч, пиздец настанет незамедлительно, и его не спасет гордое имя. Снитч еще не появлялся, и Драко щурился, высматривая его.
Гарри заметил золотистый блик у хаффлпаффской трибуны. Сначала он нашел взглядом Малфоя и только потом ринулся вниз за снитчем. Малфой тут же сорвался с места, быстро догоняя Поттера. Некоторое время они летели бок о бок, яростно толкая друг друга локтями, пытаясь сбить с метлы. Мимо просвистел не понятно кем пущенный бладжер. Оба увернулись от бешеного мяча, а снитч исчез.
Белл перехватила пас, переданный от Монтегю Флинту, и устремилась к кольцам противника. На этот раз Уоррингтон был готов. Он поймал квоффл за секунду до попадания.
Драко летал над полем, до рези в глазах высматривая снитч. Гриффиндорцы вели в счете, поэтому снитч был нужен им как никогда. Поттер мелькал неподалеку, раздражая своими позерскими виражами. Вдруг далеко внизу, у подножия трибун, на другой стороне поля мелькнула золотая вспышка. Больше нельзя было медлить ни секунды. Драко резко рванул с места, пригибаясь к метле. И фактически сразу над трибуной Слизерина поднялся вверх большой стяг под аккомпанемент громкого раскатистого хора:
Гарри Поттер – наш герой,
За девчонок всех горой,
Но Джиневры дорогой,
Нет милей и краше.
Только кто-то нам сказал,
Что о Драко он мечтал,
Так что Джинни дорогой
Выпадет параша…
На плакате был изображен сам Гарри, стоящий перед Драко на коленях и преданно заглядывающий ему в глаза. Малфой же, как всегда, кривил губы в презрительной ухмылке и насмешливо смотрел на Поттера. Третьим действующим лицом была Джинни Уизли, которая пыталась оттащить Гарри от Драко.
Гарри так и застыл посреди поля, и когда он все-таки рванул вслед за Малфоем, тот уже существенно опережал его. В ушах шумело от громких криков с трибун, но даже в таком состоянии издевательские слова очередной песни слизеринцев отчетливо проникали сквозь канонаду выкриков, закладывающих уши. Он должен был быть готов к этому! Он должен был знать, что Малфой готов на любую мерзость!
Только Потти молодой,
Он совсем неопытный,
Он для Драко, кто король,
Будет слишком хлопотным.
Так что, Потти, обломись,
Смотри, до снитча дотянись,
Челюсть с пола подними —
Снитч у Драко – посмотри!
Ровный голос комментатора пронесся над полем:
– Драко Малфой поймал снитч. Слизерин побеждает со счетом 200:90.
Оливер сжал древко метлы и нашел взглядом счастливого Флинта. О, Мерлинова плешь, неужели они и правда проиграли?! Оливер был слишком уверен в своем ловце, держащемся на метле так, будто он родился в воздухе. Он даже не мог подумать, что Малфой вырвет победу, когда Гриффиндор шел впереди с таким отрывом.
Команды стремительно спускались вниз. Оливер, ни на кого не глядя, приземлился одним из первых и сразу направился в раздевалку. Он не хотел видеть идиотские ужимки счастливых слизеринцев, разочарованную МакГонагалл и скалящегося Флинта. Он вообще никого не хотел видеть.
Маркус спустился вниз к своей команде, которая вовсю тискала Малфоя. С трибун спешили слизеринцы поздравить их. Капитана встретили громкими радостными воплями. Все члены команды, казалось, сплелись в самый настоящий змеиный клубок, обнимаясь, похлопывая друг друга по спине и пожимая руки. Маркус был доволен, хотя он собирался потом и вломить пиздюлей всей команде и каждому по отдельности. Адреналин все еще кипел в крови. Хотелось кричать, беситься, может, даже врезать кому-то от радости. Маркус огляделся, ища глазами Вуда, но того на поле уже не было.
*
Оливер сидел на скамейке, сжав голову руками. Он вновь и вновь повторял про себя, пытаясь осознать произошедшее в полной мере:
– Пиздец. Мы все-таки продули.
Поттер неловко застыл посреди раздевалки, спрятав руки в карманы квиддичной мантии. Оливер понимал, что его обязанность, как капитана, попытаться подбодрить его, но что он мог сказать? Команда действовала так слаженно, так уверенно, но Гарри оплошал, и уверять его в том, что его вины в проигрыше нет, было бы ложью. Оливер был готов обвинять всех вокруг, но, стиснув зубы, продолжал молчать, чтобы не наговорить сгоряча лишнего. Остальные члены команды тоже молчали, с опаской поглядывая на него.
Не выдержав гнетущей тишины, Анжелина взорвалась первой:
– Да как они посмели?! Мерзкие, подлые, грязные слизни! Что за бред они там пели? Гарри и… Малфой?!
– Это бред, да, – подал голос Поттер. – Мне абсолютно плевать на хорька. Но мне жаль, что я подвел всех вас, – он зажмурился и опустил голову.
Фред подошел ближе к нему и ободряюще похлопал его по плечу.
– Да ладно тебе, Гарри. Ты не виноват, – бодро начал он, но осекся под обжигающим взглядом Оливера.
– Любой бы не остался хладнокровным, – поспешил вступиться за Гарри Джордж.
Оливер резко встал.
– Так. Послушайте меня, – хмуро начал он, избегая смотреть на них. – В конце концов, это еще не окончательный проигрыш. У нас еще есть возможность выиграть Кубок. Впереди игры с Равенкло и Хаффлпаффом. Мы должны сделать все возможное, чтобы догнать по очкам Слизерин. Гарри, – Оливер запнулся, подняв на Поттера взгляд, – тебя никто не винит, – он покривил душой, потому что действительно винил его в проигрыше, но тому уже и так досталось. К тому же, Гарри все еще оставался лучшим ловцом школы, как искренне считал Оливер.
Гарри кивнул и только сейчас сдвинулся с места, подходя к своему шкафчику. Вся команда тоже словно отмерла, засуетилась, засобиралась и поспешно, один за другим, покинула раздевалку. Когда Оливер наконец остался один, он стянул с себя форму, кинув ее неряшливым комом на скамейку. Медленно переоделся и снова сел – выходить наружу не хотелось. Сочувствующие взгляды могли быть еще более беспощадны, чем насмешливые, а большая часть школы сейчас их жалела.
*
С трудом отбившись от беснующихся слизеринцев, отправившихся праздновать победу в гостиную, Маркус быстро принял душ, переоделся и пошел искать Оливера. Не особо надеясь на то, что тот еще не ушел, Маркус осторожно заглянул в гриффиндорскую раздевалку – нарваться на разъяренных проигрышем соперников не особо хотелось. Однако Оливер все еще был здесь. Он сидел на скамье, понурив голову, и Маркус на одно мгновение почувствовал вину. В чем он, собственно, виноват, ему самому было непонятно: победа есть победа. Вуд, как никто, должен это понимать. Зайдя внутрь, Маркус закрыл за собой дверь и прислонился к ней спиной.
– Эй, Вудди, чего сидишь тут? Ждешь кого?
Оливер поднял голову на голос Флинта и прищурился. Сейчас тот был последним, кого он хотел бы видеть, но все-таки Оливер с трудом сдержался от резкости и растянул губы в неком подобии улыбки.
– Точно не тебя, – буркнул он себе под нос и добавил уже громче: – А ты? Чего не празднуешь?
– Успеется! – довольно хмыкнул Маркус. – А что, ты меня даже не поздравишь с победой? – не следовало дразнить Вуда сейчас, но он не мог сдержаться.
– Я бы поздравил, если бы победа была честной, – Оливер уверенно посмотрел в глаза Маркусу. – Ваш Малфой – подонок, мерзавец и мразь. Как ловец он бы ничего не смог сделать против Поттера, поэтому и поступил так низко. Разве же это спорт? Это грязь, Маркус, – Оливер чувствовал, что его уже понесло, но ему было обидно за ожидания команды, за самого Гарри, который вознамерился взять всю вину на себя. В конце концов, ему было обидно за свои собственные несбывшиеся надежды.
Маркус даже задохнулся от возмущения.
– Что?! Все, блять, было честно! Болельщики всегда выкидывают какую-нибудь хуйню в этом духе, и Поттеру пора бы уже привыкнуть! То, что игрок во время матча так легко отвлекается и выходит из игры как нехуй делать, не делает его профессионалом! Если бы ваши провернули такую фишку, Малфой бы и глазом не повел, сосредоточив все свое внимание на игре! Так что твой Поттер просто еблан и размазня, если растекся лужей и упустил снитч из-за глупой влюбленности!
Это зацепило. Последние слова Маркуса ударили прямо в цель.
– Глупой влюбленности? – тихо переспросил Оливер. – А как бы поступил ты в его случае? Смог бы ты проигнорировать такое?
– Да, смог бы, – уверенно ответил Маркус. – Я бы просто не стал так остро реагировать! Да и с чего вообще, блять?! Я вроде как не влюблен! – выпалил он на одном дыхании, но сердце в груди екнуло, едва эти слова слетели с губ. Совсем неправильно так екнуло. Маркуса затопило предчувствие, что он сказал что-то непоправимое. Что-то тянущее, вязкое зародилось, запульсировало в солнечном сплетении, и почему-то захотелось взять свои слова обратно. Но сказанного не вернешь.
– А-а-а, – протянул Оливер, пытаясь собраться с мыслями. – И правда. Кому я вопрос-то этот задал? – он покачал головой и улыбнулся-скривился, будто от зубной боли. Оливер редко придавал особое значение словам, оставляя это девчонкам, но почему-то сейчас слышать такое от Флинта было очень неприятно. Особенно после всего произошедшего не так давно. Сердце сжалось, горло перехватило, а в ушах продолжал звучать уверенный голос Маркуса: “Я не влюблен”. Несколько слов повторялись вновь и вновь, пока до Оливера полностью не дошел их смысл.
– Эй, цыпленок, ты чего? – Маркус понял, что перегнул палку, и попытался сгладить сказанное ранее почти ласковыми интонациями в голосе, но на Вуда это не подействовало. Выражение его лица стало непроницаемым, и о чем он думает, понять было не так легко. – Ты чего? Это, да? – выпалил вдруг он, когда до него все-таки дошло. Вуд влюблен? Маркус неверяще покачал головой. Он никогда бы не подумал, что такое возможно, потому что сам не понимал, за что его можно любить. И сейчас Вуд, похоже, был с ним согласен. Оливер был влюблен в него, Маркуса, но он, кажется, умудрился только что это проебать.
– Я? – наконец отмер Оливер и встал. – Нет. Я всего лишь очень сильно заблуждался, – он стряхнул с рукава невидимую пылинку и двинулся к выходу. Возле Флинта он остановился и чуть повернул к нему голову. – Поздравляю, капитан. Вы выиграли честно, а мы всего лишь «ебланы и размазня». И я главный из них. Ведемся на грязные игры слизеринцев, – Оливер скривился так, словно Флинт был куском драконего дерьма, и вышел, оставив его одного.
Едва за Оливером закрылась дверь, Маркус прислонился лбом к косяку и пару раз глубоко вздохнул. Вдруг он резко вскинулся и с размаху впечатал кулак в ближайший шкафчик для одежды. Металл от ударов скрежетал, а Маркус все бил и бил. Еще и еще – до вмятин на ровной поверхности, до крови на сбитых костяшках.
– Да твою же мать! Почему так, сука, больно?! – вырвалось из горла резкое, похожее на карканье. И непонятно, от чего ему на самом деле было больно: от ударов или от того, что он сломал все, что было между ним и Вудом, этими самыми руками и парой необдуманно брошенных слов.
Все, что между ними происходило – настолько непонятное, эфемерное, тонкое, что Маркус только сейчас осознал, насколько для него это на самом деле было важно.
*
Всю последующую неделю Оливер оттачивал новый навык под названием “Не попадаться на глаза Маркусу Флинту”. Когда тот появлялся в том же помещении, что и он, Оливер демонстративно отворачивался и уходил. Если такой возможности не было, то он делал вид, что не замечает Флинта, и старательно игнорировал его взгляды. Раньше было проще. Раньше они дрались, пытались оскорбить, орали друг на друга, но ему никогда не приходилось действовать именно так. Оливер думал, что будет злиться на Флинта, но, что странно, для злости места не осталось. Ее вытеснили обида и какая-то непонятная усталость, словно он впустую потратил два месяца, распаляясь на человека, для которого он сам, на самом деле, не значил ровным счетом ничего.
Оливер прошел в спальню. Здесь царило фальшивое оживление. Весь факультет все еще переживал из-за проигрыша, но при членах команды все старались вести себя подчеркнуто непринужденно. Оливера раздражало это, потому что хотелось побыть в тишине, но еще больше его раздражали сочувствующие взгляды. На него смотрели так, словно он болен. Каждый считал своим долгом сделать вид, что все нормально, но при этом они избегали прямого взгляда в глаза. Оливер знал, что не он один испытывал острое разочарование, но ему казалось, что никто не переживает настолько сильно, как он сам. Однако, что было странно, даже квиддич отошел на второй план. Проклятый Флинт. Оливер был уверен, что за семь лет он натерпелся от него всего, и тот не смог бы сделать уже ничего, что могло бы зацепить его так сильно. Но он ошибался. А как же иначе? Ведь Оливер – дурак, тупица непроходимый – был действительно уверен, что все эти ненавязчивые знаки внимания, скрываемые за грубостью, попытки быть сдержаннее и осторожнее с ним, неуклюжие комплименты были чем-то значимым. Были вызваны чем-то большим, чем просто похоть… Оливер избегал пресловутого слова «влюбленность», чтобы совсем уж не расклеиться. Все, что ему было необходимо – это не видеть Флинта, и Оливер собирался сделать все возможное, чтобы свести их столкновения к минимуму.
“Как жаль, что от самого себя нельзя сбежать столь же легко”, – подумал он, впервые на своей памяти аккуратно разглаживая и складывая вещи – необходимо было занять себя хоть чем-нибудь, чтобы позорно не разрыдаться, как баба.
“Он не достоин даже того, чтобы о нем думать”, – уверял себя Оливер и почти верил в это.
*
Маркус лежал на кровати и пялился в потолок. За три часа там ничего нового не появилось, но он упорно гипнотизировал белую поверхность. Он думал о том, как же так получилось, что с ним произошло такое. Как он умудрился влюбиться. То, что это “оно самое”, отрицать было уже попросту глупо. Как иначе объяснить, что его изо дня в день преследует это тянущее болезненное чувство в груди?
Он постоянно прокручивал в голове момент их ссоры, лицо Вуда и его нечитаемый взгляд. И, тщательно все проанализировав, ему пришлось признать, что он сам еблан, а отнюдь не Оливер. И даже не Поттер.
Маркус пытался разобраться в своих чувствах. Ему однозначно не хватало их с Вудом вечерних встреч, ставших почти ежедневными, и даже его надоедливой болтовни. И его импульсивности. И открытости. И идиотских шуток. О сексе Маркус думал в последнюю очередь, что было странно, хотя и этого, черт подери, тоже не хватало. Сейчас Вуда в его жизни стало непривычно мало. Тот поспешно отворачивался, сбегал, не желая находиться рядом ни секунды, и это доводило Маркуса до бешенства.
Маркус испытывал подобные чувства только раз в жизни. И еще тогда пообещал себе больше никогда не влюбляться.
Он учился на четвертом курсе – хмурый угловатый подросток с некрасивыми зубами. Она – тоже слизеринка, на два курса старше – высокая, тонкая, с длинными пшенично-солнечными волосами и мальчишеской непосредственностью. За ней всегда ходили толпами поклонники. Маркус подошел к ней лишь однажды: перед Святочным балом он решился пригласить ее. Он как сейчас помнил свое нетерпеливое предвкушение. Она стояла в толпе сокурсниц, легкая и воздушная, весело хихикала, но когда он приблизился и попросил ее отойти на пару слов, лицо ее искривилось в презрительной гримасе, становясь сразу невыносимо уродливым. Дора, так ее звали, сказала много чего ему тогда: и про ужасные неровные зубы, и то, что он похож на тролля, и что с таким уродом она никогда никуда не пойдет. Но Маркус запомнил отчетливо только одно – как внутренности скручивало от обиды и горечи.
Зубы Маркус исправил, с годами и постоянными тренировками стал выглядеть привлекательней. Некоторые даже говорили, что он красив. По-своему, конечно. Но Маркусу было все равно. Он выстроил надежную стену вокруг себя, лелея и взращивая оставшиеся с той поры комплексы, обозлился, стал грубым и развязным. Непробиваемым, как ему казалось.
Маркус не хотел больше чувствовать этой боли, но сейчас она вернулась к нему во сто крат сильнее, чем тогда. Сейчас эта боль была осмысленной, глухой и даже какой-то безнадежной. Все было по-другому. Одинаковым остались лишь пшенично-золотые волосы – не длинные и гладкие, а торчащие в разные стороны.
Ему было трудно признавать свои ошибки. Он всегда упрямо считал, что виноваты все вокруг, кроме него одного. Но сейчас сваливать было не на кого. Маркус понимал, что во всем виноват сам: он сам начал эти недоотношения, он сам же их и разрушил. И ему хотелось все исправить, но как это сделать, Маркус понятия не имел. Он никогда не отличался красноречием, но сейчас именно слова и были нужны.
Это ведь так просто. Подойти и сказать: «Я люблю тебя». Просто ведь?
*
Длинный коридор с белыми стенами и темным полом. Когда идешь по нему, всегда опасаешься, что кто-то вдруг схватит за ноги и утащит куда-нибудь. От закрытых окон все равно веет прохладой, приносимой непонятно откуда взявшимся ветерком, отчего легкие занавески колышутся. Это убийственное монохромное сочетание черного и белого. Отсутствие красок сводит с ума сильнее, чем те, кто постоянно здесь обитает. Оливер подходит к большим дверям, как он знает, прозрачным. Знает, но не видит, потому что там, за этой дверью, пустота, делающая даже стекло черным. Он уверенно проходит дальше. Тени мечутся по стенам из самого конца коридора, там, где раздаются неразборчивые крики и странный шум, и чье-то сбивчивое тяжелое дыхание касается шеи. Оливер даже не дергается – знает, что показалось. Тут всегда так. После режущей глаза темноты вдруг вспыхивает яркий свет, и все вокруг наполняется людьми: они смеются и плачут, дергаются, пытаясь захватить что-то незримое, играют и пытаются рассмотреть что-то на грязных белых стенах. Оливер проходит мимо, все дальше и дальше, приклеив на лицо лживую улыбку.
Опустив взгляд, он видит, что на нем длинный белый халат, берет в руки висящий на груди пропуск и читает: “Оливер Вуд. Колдопсихиатр”. Ноги уверенно несут его дальше, мимо всклокоченных грязных пациентов. Они – не его. Они не интересны. Еще несколько проходов, и одно безумие сменяет другое. Все не то!
Наконец Оливер останавливается перед очередной преградой, потирает шею, слыша приятный хруст позвонков. Ленивый взгляд, лукавая улыбка.
– Палаты для потенциальных убийц и маньяков всех сортов и мастей, – хриплый голос принадлежит ему самому.
Магия как будто схлынула, оставляя его. Мощный антимагический барьер воссоздает обстановку настоящей маггловской психбольницы для особо опасных преступников. Здесь только те, на чьих руках кровь, но кого из-за расстроенной психики не отправили в Азкабан. Садизм, шизофрения, мания преследования, маниакальный синдром и многое другое. Похоже, после магической войны секретный отдел больницы Св. Мунго основательно пополнился.
Оливер останавливается возле очередной двери и почти нежно касается косяка кончиками пальцев. Неизменный ритуал перед входом: открыть пустую папку. Там ничего нет. И не появится. Чем меньше о нем известно, тем больше он принадлежит ему, Оливеру. Он тихо приоткрывает дверь и проскальзывает внутрь – в маленькую душную комнату, разукрашенную преимущественно в зеленых тонах.
– Ну хоть не белый, – Оливер фыркает насмешливо и проходится взглядом по убогой скупой обстановке. Еще один ритуал появления здесь. Тренировка силы воли, чтобы сразу не переводить взгляд на него. За день здесь ничего не изменилось: высокий потолок, все стены в трещинах, большая кровать – с высокими столбиками, к которым удобно привязывать пациента, – прибита штырями к полу.
Наконец Оливер позволяет себе перевести на него взгляд. Он сидит, смотрит прямо и выжидающе. Резкие черты лица, темные волосы, черные провалы гипнотических, горящих безумием глаз. Он лихорадочно облизывает губы, и Оливер подходит ближе, наклоняясь за приветственным поцелуем.
– Я безумен, а значит, мне можно все, – сколько раз уже произносилась эта фраза, не счесть. – А вот для тебя это не совсем нормально, глупый цыпленок, – он резко хватает его за запястье, глядя в глаза.
Оливер нервно облизывает губы и произносит с унизительно просящей интонацией:
– Маркус.
Теплое дыхание, искусанные губы и горячий язык незамедлительно подчиняют себе, заставляя плавиться под прикосновениями. Грубые руки сжимают задницу, и по комнате проносится тихий стон. Оливер вздрагивает, пытаясь оторваться от него, но горячие губы не пускают, удерживая и доставляя еще большее удовольствие. Оливеру не нравится, что Маркус играет с ним, как с плюшевой несуразной игрушкой. В конце концов, кто здесь официально признан сумасшедшим?!
– Цыпленок, – вкрадчивый насмешливый голос, и Оливер сдается, так и не начав сопротивление.
Глаза горят нездоровым блеском, язык обводит и облизывает пересохшие губы. Он проводит ладонью по бедру, медленно скользя ей к внутренней его стороне, и Оливер послушно стягивает халат. Он знает, что Маркусу не нравится это напоминание о том, в каком положении они находятся.
Маркус плотоядно осматривает его, скользя изучающим взглядом ниже.
– Тебе, наверное, жарко, – произносит он с нажимом, и рука сама тянется к краю футболки, задирая ее, поднимая ткань вверх и открывая кожу. Флинт тут же настойчиво скользит ладонью по внутренней стороне бедра, заставляя возбуждаться и дуреть от его прикосновений. Когда футболка улетает на пол, он словно звереет, остервенело кусая и целуя шею и грудь Оливера.
– Маркус, – повторяет Оливер вновь, просто потому, что может и хочет произносить его имя. Зарывается пальцами в отросшие неухоженные волосы и тянет, глядя в затуманенные желанием и безумием глаза. Оливер наклоняет голову и изучает губами линию татуировки, не скрытой тканью одежды – и в этом тоже нет ничего нового. Его всегда тянуло прикоснуться к этим рисункам. Маркус в это же время резко расстегивает молнию и стягивает с него джинсы вместе с трусами. Оливер послушно переступает ногами, перешагивая осевший в ногах бесформенный ком. Маркус смотрит игриво – у него сегодня явно хорошее настроение, – на тяжело дышащего Оливера, склоняет голову и прикусывает кожу, оставляя на бедре опечаток своих зубов. Все, что остается Оливеру – рассматривать черную макушку и шипеть от легкой, но ожидаемой боли. И тут Маркус проводит языком от головки его члена до основания.
– Маркус! – вновь. Пытается поймать ртом воздух, хватает Флинта за волосы и притягивает его голову ближе, настойчиво заставляя взять глубже и отчетливо понимая, что если бы Флинт сам был против, он бы ни черта не смог бы это сделать. Ощущение того, как головка члена трется о небо, доставляет неимоверное удовольствие, отвлекая от того, как наглые пальцы сжимают ягодицы и касаются ануса. Влажные пальцы. Язык продолжает ласкать головку члена, когда Флинт начинает растягивать его.
– Зачем? – тихо спрашивает Оливер. – Мы так часто занимаемся сексом, что уже нет необходимости делать это.
Но Маркус не отвечает и продолжает. Наверное, ему просто нравится весь этот процесс. С громким влажным звуком он выпускает его член изо рта, но Оливер просяще стонет “Еще”, проводит головкой по губам Маркуса, пачкая в смазке, и от удовольствия прикрывает глаза, когда горячий рот принимает его внутрь. Оливера пронзает паническая мысль, что он может кончить уже сейчас, и поэтому он шепчет:
– Хочу тебя, Маркус.
Флинт тянет его на себя, заставляя забраться на кровать и встать на четвереньки. Слышится звук расстегиваемой молнии и довольный стон.
– Хочу те… – пытается повторить Оливер, но не успевает закончить, как Маркус одним мощным толчком оказывается в нем. Вуд выгибается и тихо стонет. Маркус застывает, даже не думая двигаться. Вместо этого он кусает его плечи, оставляя влажную дорожку языком между лопаток. Оливер прижимается лбом к металлическому поручню кровати и смотрит на грязный пол, чувствуя, как грубая ткань джинсов Флинта касается голой кожи.
Наконец Маркус начинает двигаться. Медленно и размеренно. Черт возьми, слишком размеренно. Оливер отталкивается ладонями от кровати, прижимаясь спиной к горячей груди. Безумный шепот проникает в ухо. Оливер выгибается от удовольствия, слыша шлепки тел друг о друга и возбуждаясь все больше. Флинт вновь кусает его и, сжав пальцами бедра, начинает с силой врываться внутрь. Безумно хорошо, пьяняще, восхитительно. Оливер сам подается навстречу, но напор Флинта невозможно выдержать долго, и вскоре он кончает, пачкая серую больничную простынь спермой. Маркус толкает его, вновь заставляя прижаться ладонями к кровати, и резко, порывисто движется, сам достигая разрядки.
– Оливер, – тихо рычит он в его волосы, одной рукой лениво гладит по животу и потирается носом о его плечо. Оливер тревожно замирает. – Я не влюблен в тебя.
========== Глава 11. Лучшая часть ссоры – это примирение ==========
– Хочу убежать с тобой на край света, прихватив с собой лишь свежий ветер и нашу любовь…
– А бутерброды?! ©
Чарли начал урок с обыкновенной и весьма заунывной лекции, без которой в школе, к сожалению, было никак не обойтись.
– Итак, уважаемые старшекурсники, спешу представить вам нашу новую воспитанницу – Элладу, – он отошел в сторону, и перед учениками предстало странное существо с телом львёнка, головой ребёнка и крохотными едва оперившимися крылышками. – Кто из вас скажет мне, кто это?
Гарри, запыхавшийся и тяжело дышащий, потому что прибежал на урок к самому его началу, едва не опоздав, с любопытством вытянул шею, чтобы посмотреть, кого на сегодняшний урок привел им Чарли. Он восхищенно вздохнул и сжал во вспотевшей ладони корешок увесистой книги о чудовищах – зачем взял, непонятно. Возможно, ему подсознательно хотелось произвести впечатление на Чарли, блеснув познаниями, но учебник он перед занятием так и не открыл, так что блистать все же было нечем.
Гермиона, как всегда, первой подняла руку.
– Да, мисс Грейнджер, – мягко улыбнулся ей Чарли.
– Это сфинкс, – уверенно ответила она.
– Пять баллов Гриффиндору. Вы совершенно правы, это сфинкс, – кивнул Чарли и, встретившись глазами с Гарри, снова улыбнулся, но теперь эта улыбка предназначалась только ему. – Скажу сразу, что эта малышка находится с нами по разрешению её матери, которая с недавних пор проживает в нашем лесу, – между тем продолжил рассказывать он. Гарри кивнул – уж он-то имел честь встречаться с матерью Эллады. – После турнира Трёх Волшебников она предпочла не возвращаться на родину и даже нашла себе пару. Кто скажет мне, где в массе своей обитают сфинксы и сколько существует известных видов?
– Сфинкс, или Сфинга, в мифологии представляет собой крылатое чудовище с головой и грудью женщины и туловищем льва. Она дитя стоглавого древнегреческого дракона Тифона и Ехидны, – ответа на поставленный вопрос в этом не было, но Гермиона, похоже, была готова процитировать всю страницу прочитанного учебника. – Насланная древнегреческой богиней Герой на город Фивы в наказание, Сфинкс расположилась на горе близ Фив (по другой версии на городской площади) и загадывала каждому приходившему загадку. Было описано и изучено четыре вида сфинксов: гиносфинкс – с головой женщины, андросфинкс – с головой мужчины, криосфинкс – с головой барана и хиеракосфинкс – с головой орла.
