Текст книги "После огня идёт снег (ЛП)"
Автор книги: Moonraykir
сообщить о нарушении
Текущая страница: 24 (всего у книги 26 страниц)
Фили прижал к себе её руку.
– Твой брат очень любит тебя.
Он вспомнил, как Фрейр Железнобок не позволял ему видеть сестру, когда та страдала от горя.
– И он никогда бы не встретился с Аудой, если бы она не осталась здесь из-за Кили, – продолжила Сиф, – Как он может обижаться на твоего брата за то, что тот дал ему шанс, которого иначе у него просто не было бы. Так что в конце концов всё обернулось лучше, чем можно было даже надеяться.
– Ты права, – он поцеловал её в лоб, – Похоже, у Махала отменное чувство юмора. Мне думается, Ауда все равно ещё может стать моей сестрой!
– Точно!
Увидев, что молодожёны допили остатки эля из хрустальной чаши, Фили вскочил и подошёл к ним.
– Итак, настало время для второй части традиции брачного кубка, – сказал он, обращаясь к Тауриэль, – Все ваши друзья наполнят её подарками, дабы убедиться, что ваша жизнь будет полна достатка и благословений. Вот и первый, – блондин бросил в пустой сосуд маленькую золотую брошь, – Брат, Тауриэль, пусть вы всегда будете так же счастливы, как сейчас.
– Спасибо… – начала было эльфийка, но Кили оборвал её страстным поцелуем.
– Кили! – ахнула она, когда он оторвался от неё.
– Это традиция! После каждого дара мы должны целоваться!
Тауриэль взглянула на Фили, явно ожидая от него подтверждения этих слов.
– Это правда, – улыбнулся он ей.
Вслед за своим старшим сыном к ним подошла Дис, чтобы поздравить молодую пару.
– Благослови вас Махал, дорогие мои, – сказала она, беря по очереди каждого из них за руку.
– Спасибо, мама, за то, что благословила нас с самого начала,– ответил ей Кили.
– Благодарю, Amad, – добавила Тауриэль.
– Ах, дети, – по щекам гномки текли слёзы радости, – Вы сделали меня такой счастливой, как ничто на свете, – она вздёрнула подбородок и обвела взглядом гору и окружавшие их богатства, – Я не могла бы просить у вас большего.
Принцесса соединила их руки, а потом бросила своё подношение в чашу. Весь вечер кубок наполнялся драгоценными камнями, монетами и украшениями, и часто поцелуи молодой пары гости встречали возгласами одобрения. Юная Тильда сама расцеловала каждого из молодожёнов, а Торин сухо заметил, что молодой жених определённо способен на большее, чем единственный чмок, которым он одарил покрасневшую Тауриэль, прекрасно помнившую поцелуй, который имел в виду король гномов. К ним подошла Ауда. Держа Фрейра под руку, молодая гномка пожелала им счастья, и улыбка у неё на лице ясно говорила о том, что их счастье не отнимало её собственной радости. Новобрачных поздравили бывшие друзья Тауриэль по гвардии из Лихолесья и Дейла, а также гномы, которые служили в башне на Вороньей высоте. Король Дейла Бард в шутку напомнил, что они полюбили друг друга у него на кухне. Но больше всего Тауриэль была тронута тем, что даже сам Трандуил предложил ей подарок и эльфийское свадебное благословение.
Наблюдая за всеми этими проявлениями доброты, Фили поражался мысли обо всех этих людях, которые теперь считали его брата и Тауриэль своими друзьями. Но ведь Кили всегда притягивал к себе окружающих жизнерадостностью и щедростью души. Да и доброта Тауриэль производила такое же впечатление.
– А сейчас будет последняя и самая важная часть традиции брачного кубка, – когда последний из даров упал в чашу, Кили вытащил из кармана пригоршню гладких речных камушков, каждый размером с каштан, и вложил их жене в руки.
Тауриэль смотрела на них с любопытством.
– Это напоминание о том, что каждый раз, когда мы будем ссориться, мне придётся стучаться лбом о твой каменный гномий череп?
Он рассмеялся.
– Ох, нет. Увидишь. Во-первых, стань вот сюда, – он оттащил её ярдов на пять от стола, – А теперь ты должна по одному бросать их в чашу.
– И не разбить её, – услужливо подсказал Фили.
– Хорошо.
Взвесив в руке первый камушек, Тауриэль бросила его, и он с тихим щелчком приземлился точно в центре кубка, прямо посреди лежащих в нём сокровищ. Окружающие гномы, в основном члены Отряда и близкие друзья, жадно наблюдали за этой последней самой весёлой частью церемонии, подбадривая эльфийку криками. Она кинула второй, и он так же легко полетел вслед за первым. Третий камень со стуком упал сверху на них, за ним четвёртый, пятый и шестой. С каждым броском возбуждение зрителей нарастало.
– Тебе надо было выбирать камни побольше, если ты не собираешься перещеголять моего братца Бомбура! – выкрикнул Бофур.
Тауриэль вопросительно посмотрела на мужа. Тот ухмыльнулся.
– Ну же, продолжай!
Она бросила ещё четыре камня, и теперь чаша была полна ими до краёв.
– Парень, тебе стоит быть осторожнее, – с серьёзным видом посоветовал старик Оин, – Говорят, в таких вещах у эльфов больше воли, чем у смертных. Она может почувствовать себя обязанной выполнить сегодняшнее предсказание.
Кили покраснел, как варёная свёкла, и жена многозначительно ухмыльнулась ему, хоть Фили и сомневался, что она уже поняла значение этой игры. Эльфийка аккуратненько уложила одиннадцатый камень поверх остальных. Толпа разразилась короткими пронзительными криками, а потом затаила дыхание, когда новобрачная приготовилась к следующему броску.
Двенадцатый камень полетел так же точно, как и остальные – очевидно, меткость Тауриэль не ограничивалась только стрельбой из лука – но теперь горка из камней была так высока, что для последнего уже просто не осталось места. Отскочив, он ударился о край кубка, и с резким, чистым, похожим на звон серебряного колокольчика звуком хрустальная чаша разлетелась вдребезги. Драгоценные камни и безделушки музыкальным дождём рассыпались по столу, и гости радостно вскрикнули, благословляя молодожёнов. Двалин с такой силой хлопнул Кили по спине, что тот врезался в жену.
– Ну, парень, думаю, вам стоит уйти с пира пораньше. Раз тебе выпало двенадцать, лучше сразу принимайся за дело.
Молодой муж ухмыльнулся, хоть уши у него до сих пор оставались красными.
– Как я понимаю, у Фили проблема, если он хочет передать корону по наследству, – он обхватил Тауриэль за талию и посмотрел на брата озорным взглядом.
Блондин фыркнул.
– Это худшая из передряг, в которые ты когда-либо втягивал меня, маленький братец, – с шутливой торжественностью заметил он.
Тауриэль прервала его.
– Кили, и что именно мы себе напророчили?
Она выглядела удивлённой и смущённой одновременно.
– Двенадцать детей, – с гордостью ответил он.
– Ах, – её щёки тоже порозовели, – Мне стоило разбить чашу пораньше?
Он рассмеялся.
– Нет. Чем больше на нас прольётся благословений, тем лучше. К тому же, мы всегда можем остановиться на одиннадцати, если захочешь, – Кили поцеловал её, обхватив ладонями её лицо, – И хотя я отношусь к этому очень серьёзно, скоро будут танцы, и до этого мы вряд ли сможем исчезнуть.
С этими словами он взял её за руку и повёл через зал туда, где музыканты уже начинали играть. Фили опять повернулся к Сиф, которая беспомощно хихикала, стоя рядом с подозрительно невозмутимой Морвен.
– Бедняжка Тауриэль,я должна была рассказать ей! Но это было так смешно! – светловолосая гномка вытерла слёзы рукавом.
– Уверен, что с ней всё в порядке, – Фили с улыбкой протянул ей руку, – Знаешь, мне сказали, что ты умеешь танцевать.
– Так и есть, – девушка взяла его за руку, и нежность в её взгляде сказала ему, что она помнить их первый танец на празднике в честь Нового года.
– Морвен, – старший принц глянул на темноволосую эльфийку через плечо Сиф, – найди одного из тех высоких эльфийских парней, и мы научим вас гномьим танцам.
Он повернулся и потащил молодую гномку за собой туда, откуда неслись нарастающие звуки музыки.
* Khajmel – истинное имя отца Кили, означает дар превыше всех даров (кхузд.)
Gaerîn – отец Тауриэль, медный венец или увенчанный медью (синд.)
========== Да здравствует ночь ==========
В этой главе автор описывает события сначала с точки зрения Кили, а потом с точки зрения Тауриэль.
Когда гном и эльфийка спустились по залитому лунным светом склону горы, небо уже стало тёмно-синим, как свадебное платье Тауриэль. Они почти не разговаривали с тех пор, как покинули подгорные залы, но Кили не нужны были слова, чтобы понять, что она, как и он, нетерпелива и взволнованна, потому что её рука была тёплой и решительной, когда она вела его за собой. Её кожа почти вибрировала, но не реальной, ощутимой пульсацией, а каким-то внутренним сиянием. Гном ощущал его точно так же, как чувствовал, как меняется серебро или сталь, нагретые в печи, и с интересом спрашивал себя, чувствует ли она по отношению к нему то же.
Когда они дошли до мягкого земляного вала, Тауриэль замедлила шаг. Широкая, но неглубокая впадина впереди вся мерцала огнями, как будто десятки звёзд упали сюда с неба. И среди этих свечей или фонариков – во всяком случае Кили предполагал именно так – на земле была расстелена кровать, белые простыни были набиты чем-то мягким и аккуратно приколоты по краям.
– Это прекрасно, – Кили посмотрел на жену, – Намного лучше, чем любая другая кровать, на которой я спал на улице. Ты не поверишь, в каких местах нам приходилось ночевать во время похода.
– Значит, стол Барда был не самым худшим из них?
– Когда ты сияла надо мной? Вряд ли.
Он повёл её вниз, в лощину, осторожно пробираясь между маленькими лампочками на траве. Почувствовав под ногами что-то более мягкое, чем трава, он остановился, а когда посмотрел вниз, увидел ковёр из белых розовых лепестков. Раздавленные его ботинками, они испускали нежный тонкий аромат.
– Я думаю, что не должен по ним ходить, не так…
Гном стянул с себя сапоги; сначала один, потом другой. Лепестки под его босыми ногами были мягкими и приятно холодили ступни. Тауриэль тоже склонилась, чтобы разуться.
– Вот, позволь мне, – Кили усадил жену на низкий валун и встал перед ней на колени.
Чтобы добраться до её лодыжек, ему пришлось отодвинуть в сторону её юбки, и она помогла ему, поднимая слои драгоценных шелков и воздушных тканей, открывая сапоги до самого верха. Он нащупал шнуровку, осторожно и медленно, чтобы не запутаться, дрожащими руками распустил все серебристые петельки. Когда всё было готово, Кили приподнял её ногу, и Тауриэль испустила чуть слышный вздох, когда он коснулся её икры.
Он был уверен, что обращённая к ней улыбка была ужасно глупой. Стянув с неё второй сапог, гном сомкнул пальцы вокруг её лодыжки, медленно заскользил вверх, и его прикосновение сейчас было твёрдым и уверенным. Он смахнул юбки с её колен, и эльфийка вздрогнула от его прикосновений. Очерчивая рукой внешнюю линию её бедра до самого верха, Кили подумал, что, возможно, она боится щекотки.
– Кили, – прошептала она, склоняясь, и поцеловала его.
Он выпутался из её юбок и встал меж её ног, целуя в ответ. Тауриэль провела пальцами по его лицу, по волосам, и он услышал, как венец упал с его головы и с тихим звоном ударился об одну из ламп на земле. Он провёл ладонями от её бёдер до самой груди, нежно лаская, и эльфийка забормотала в ответ что-то невнятно-счастливое. Ободрённый её реакцией, Кили нашёл шнуровку корсажа и принялся распутывать её. Ему потребовалось какое-то время; у платья было слишком много слоёв, но в конце концов он был вознаграждён прикосновением к тёплой коже вместо холодных шелков.
Но когда он прикоснулся к её груди, Тауриэль вздохнула и так крепко стиснула его запястье, что он вдруг испугался, что чем-то обидел её. Неужели он был слишком нетерпелив? Кили знал, что в отношении её желаний к нему она всегда была рассудительной, даже сдержанной, но сегодня он был уверен, что она так же ждёт этой ночи, как и он. Он осознал, что возможно, прежде чем начать её раздевать, ему всё-таки стоило дождаться её разрешения. В этот момент он испытывал необъяснимую боль и злился на самого себя.
Он посмотрел на Тауриэль, и её лицо на какой-то момент тоже показалось ему обеспокоенным.
– Кили, ты не сделал ничего плохого, – она чуть ослабила хватку, – Не думай, что я этого не хочу. Но сначала… Мы можем провести эльфийский брачный обряд?
Кили пытался собраться с мыслями и вспомнить всё, что она рассказывала ему о свадебных обычаях своего народа: обещания и молитвы, свидетели, подарки, ещё один пир… В любом случае, было уже слишком поздно. Слишком поздно, чтобы подготавливать всё это, поздно прерывать этот момент. Он хотел её каждой частичкой своего существа, душой и телом. И всё же он не мог взять её, если она этого не хотела.
Увидев его испуганное лицо, Тауриэль тихо рассмеялась.
– Это займёт всего несколько минут. Помимо соединения тел всё, что требуется для истинного эльфийского брака, это призвать в свидетели Единого Всеотца.
– А… – горькое разочарование и досада, которые он испытывал, таяли под её нежным взглядом.
Несмотря на бурлящее в крови нетерпение, он знал,что в это мгновение даст ей всё, что угодно. Сделает всё, чтобы она была счастлива, даже если для этого ему придётся отвезти её в Лихолесье и произнести брачные обеты перед всеми её сородичами, прежде чем он сможет коснуться её хоть одним пальцем.
– Прости меня, любимый, – Тауриэль погладила большим пальцем внутреннюю сторону его запястья, – В нашей гномьей церемонии не было никаких недостатков. Просто я поняла, что хочу и этого тоже. Поняла, что должна остановить тебя сейчас или никогда.
Эльфийка нежно взяла его за руку и подвела к центру освещённой низины, ближе к кровати.
– Тебе нужно только повторять за мной, – сказала она.
Она поудобнее устроила свою ладонь в его руке, мягко и неторопливо переплела с ним пальцы и как и в первый раз ощутила, как это странно и чудесно, быть с ним. Потом она заговорила, её голос был таким нежным и интимным, как будто слова предназначались только ему одному.
– Я, Тауриэль, призываю Эру в свидетели и сим полностью связываю себя с Кили.
Она наклонилась вперёд, соприкоснулась с ним лбом, и он ощутил её дыхание на своём лице. Кили легонько обнял её, пальцем погладил кожу за ухом.
– Я, Кили, призываю Эру в свидетели своего союза с Тауриэль, – повторил он, нежно её целуя.
Она смотрела на него сверху вниз с таким выражением, какого он никогда раньше не видел у неё на лице. Кили не мог решить, испытывала ли она смущение, облегчение или чего-то ждала? Пока он стоял и смотрел на неё, не зная, что делать, Тауриэль опустила глаза и, застенчиво улыбаясь, принялась развязывать шнуровку наполовину расстёгнутого корсажа. Гном накрыл её ладони своими, и она позволила ему продолжить, сама же обняла за шею и поцеловала. Когда он распустил последние шнурки, что-то маленькое и твёрдое выскользнуло из её платья и упало ему на ноги.
– Так вот где ты всё это время носила мой рунный камень, – восторженно заметил Кили.
– Только когда у меня не было карманов, – ответила она, и её ловкие пальцы начали расстёгивать пуговицы на его рубашке.
– Подожди, – он снова поцеловал её, а потом нагнулся и поднял камень с земли.
Несмотря на страстное желание почувствовать под ладонями мягкость её кожи, казалось неправильным вот так бросать обещание, которое она так долго носила у своего сердца. Когда Кили поднялся, он увидел, что Тауриэль полностью сбросила платье и теперь стояла перед ним, стройная и прямая. Её похожая на белый мрамор кожа блестела в лунном свете, а на плечах и груди сияли звёздные камни.
– Ты… эм… – он судорожно сглотнул.
Он не мог подобрать слов, чтобы её описать. Она была прекраснее любых его ожиданий, и казалось, что её красота опаляла его тело, как огонь. В каком-то странном оцепенении Кили шагнул к жене, позволяя ей до конца расстегнуть его рубаху и стащить её с его плеч. Потом она придвинулась ближе, соприкасаясь с ним кожей, поцеловала в макушку. Рунный камень выскользнул из его рук, когда он с нежностью обнял её за талию, и в этот момент его смелость сменилась благоговением от осознания того, что она принадлежала ему. Гном медленно протянул руку вверх, туда, где её волосы были собраны в высокую причёску.
– Их нужно распустить? – спросил он, ища заколку или булавку.
– Думаю, да.
Тауриэль наклонилась, чтобы ему было легче дотянуться.
– Валар, Тауриэль! – он рассмеялся, не в силах сосредоточиться ни на чём, кроме ощущения её тела рядом с собой, – Вот, у меня получилось.
Он вытащил несколько булавок, и её блестящие локоны рассыпались по спине.
– И последнее.
Кили расстегнул ожерелье, и оно соскользнуло с её плеч. Он осторожно опустил украшение поверх своей измятой рубашки, а потом подхватил Тауриэль на руки и пронёс несколько шагов до кровати. Когда он опустил её на постель, эльфийка рассмеялась.
– Кили, ты собираешься заниматься со мной любовью в штанах?
– Проклятье! Нет, конечно.
Гном вскочил, снимая этот последний предмет одежды. Он вернулся на кровать, наполненную какой-то мягкой, ароматной травой, и вдруг ощутил странную неловкость, неуверенный, что ему делать теперь. Однако Тауриэль быстро избавила его от всякой неуверенности, откинувшись на спину и увлекая его за собой. Он опустился на неё осторожно, боясь придавить; в этот момент он казался себе таким грубым и тяжёлым по сравнению с её гибкой, стройной фигурой. Она положила ладони ему на живот, скользнула по груди и плечам, вплела пальцы ему в волосы, и тогда Кили наконец опустился на неё, вжимаясь губами в изгиб её шеи. Он чувствовал яркий аромат её кожи, к которому примешивался запах лаванды, исходящий от наполненной травами постели.
– Я люблю тебя, – шептал он ей на ухо, целовал шею, подбородок, отслеживал губами изгиб её длинного уха, а потом наполовину поцеловал, наполовину прикусил его острый кончик.
Тихонько пискнув, Тауриэль дернула его за волосы.
– Прости, я всегда хотел это сделать, – сказал он.
– МММ… Можешь сделать это снова, – вздохнула она, и Кили подчинился, на этот раз лаская её языком.
– Кили, глупыш.
– Разве эльфийские любовники никогда…
– Наверное, да.
Тауриэль приласкала ладонями его шею, крепко стиснула плечи. Урча от удовольствия, гном ткнулся носом в её собственное плечо, покрывая поцелуями мягкую впадинку над грудью.
– Кили, – тихо взмолилась она и опять потянула его за волосы, пока он не поднял голову и не коснулся её губ.
Она обвила его руками, целуя с дерзкой, откровенной и совершенно новой для неё нежностью. В этом поцелуе было гораздо больше, чем Кили мог осознать: ласка её языка, лёгкое скольжение ногтей по его спине, мягкое прикосновение грудей к его коже, когда она выгибалась ему навстречу, обхватывая коленями его талию.
– Тауриэль… – с трудом выдавил он из себя дрожащим голосом, оторвавшись от её губ.
– Да?
Он не смог найти слов для ответа, и только снова выдохнул её имя, прижимаясь губами к пульсирующей жилке на шее. В тон ему она рассмеялась тихим, задорным смехом.
– Я чувствую, что ждала этого тысячу лет, – сказала она, и Кили не понял, имела ли она в виду всю свою жизнь или же время, с тех пор, как встретила его, а может, только сегодняшний вечер?
Её зелёные глаза вспыхнули светом, и он ощутил, как тоска в её взгляде пронзила ему сердце.
– Правда?
– И даже больше. Ты собирался отдать себя другой, а ожидание невозможного тянется так долго. Ох! – она умолкла, когда он обхватил губами её грудь, и замерла, наслаждаясь его ласками.
Всё в ней было идеально: каждая округлость, каждый изгиб и изящные линии её тела; её кожа была нежнее сливочного крема, такая же белая и безупречная. Было поистине удивительно, что она позволяла ему прижиматься к ней своим волосатым телом; ему казалось, что он прислоняет шершавый камень к нежному лепестку цветка. Кили никогда и представить себе не мог, что когда-нибудь будет стесняться своей внешности – ни один гном не стал бы считать волосы на теле странными или отталкивающими – но лёжа здесь с ней невозможно было не думать о том, как сильно он отличался от неё в этом смысле. По большей части тело Тауриэль было покрыто самым лёгким, невидимым пушком.
Как будто в ответ на его мысли, она прочесала пальцами волосы у него на груди.
– Боюсь, что я не… – начал Кили, как будто извиняясь.
– Тш-ш-ш! – эльфийка легонько провела пальцами по его торсу от ключиц до пупка, и Кили почувствовал, что каждый волосок на его теле встал дыбом, – Да, ты именно такой.
Казалось, она заметила, какой эффект произвела на него, потому что игриво улыбнулась ему и повторила движение, только в этот раз гораздо медленнее.
– Тауриэль, – возразил он; внезапно её дразнящие прикосновения стали просто невыносимы, и она остановилась, вопросительно глядя на него, – Не останавливайся, – прошептал он, задыхаясь.
Она кивнула, обхватила руками его бёдра и талию, прижимая к себе сильнее. Несмотря на всю свою готовность, Кили вдруг засомневался. Теоретически он знал, что должно произойти, однако трепет нетерпения у него в животе внезапно сменился паникой. Что, если он что-то неправильно понял? Ему не хотелось разочаровывать её или, что ещё хуже, причинять ей боль.
– Кили, – мягко проговорила Тауриэль, и нежная любовь в её голосе так же, как и её прикосновение, растопила его сердце, – Кили, я доверяю тебе.
– Да, любимая.
И чувствуя себя в равной степени уверенным и неуклюжим, он отдался ей.
*********
Когда они поднялись на невысокий гребень, откуда, как она и предполагала, виднелось их брачное ложе на открытом воздухе, Тауриэль пошла медленнее. Как она и надеялась, с горящими лампами, которые были делом рук Морвен, травянистая ложбина выглядела просто волшебно. Она знала, что Кили ждал этой ночи, этого места, как какого-то чуда, и очень хотела дать ему всё, о чём он мечтал.
– Это прекрасно, – его лицо было очень милым и простодушным, и Тауриэль, очарованная, улыбнулась ему радостной, спокойной улыбкой.
– Это намного лучше, чем любая кровать, на которой я когда-либо спал на улице, – продолжил он, – Ты не поверишь, в каких местах нам приходилось ночевать во время похода.
– Значит, стол Барда был не самым худшим из них? – пошутила она.
Она вспомнила, как он провалился в измождённый сон прямо там, посреди кухонного хлама. Ей не нравилось, что он лежит на жёсткой и неудобной постели, но было жаль трогать его с места, ведь он так мирно спал.
– Когда ты сияла надо мной? Вряд ли.
Когда Кили повёл её вниз, в лощину, Тауриэль ощутила, как её желудок сжался от ужаса и ожидания чуда. За все её прожитые столетия ничто не смогло бы подготовить её к этому моменту, и предвкушение, смешанное с неуверенностью, заставляло её чувствовать себя иной, совсем не похожей на себя прежнюю. Для Кили, конечно же, всё это тоже было внове; в его прикосновениях сейчас уже не ощущалось его обычной дерзкой самоуверенности.
Спустившись на дно низины, они ступили на ковёр из лепестков роз, и гном остановился.
– Я думаю, что не должен по ним ходить. Не так… – он отпустил её руку, чтобы снять сапоги.
Тауриэль тоже наклонилась, улыбаясь; тот, кто говорил, что гномы не способны оценить красоту творений Яванны, на самом деле ничего о них не знал.
– Вот, позволь мне, – сказал ей Кили, пока она пыталась сама развязать шнурки, и усадил её на ближайший камень.
Он опустился перед ней на колени. Какое-то время она наблюдала, как он сражается с её юбками, а потом решила ему помочь и подняла платье. Внезапно застеснявшись, Тауриэль подняла юбку только до края голенища своих сапог. Кили медленно возился со шнурками, и она видела, как дрожат его руки. Её собственное сердце колотилось так отчаянно, что она невольно спросила себя, слышит ли он, понимает ли, что она нервничает так же сильно, как и он. И когда он, наконец, просунул руку за голенище, чтобы снять сапог, эльфийка выдохнула, потому что, сама того не замечая, задержала дыхание, и гном одарил её беспомощной, нелепой улыбкой.
Второй ботинок он снял быстрее, а затем провёл по её коже тёплыми, сильными руками. Наткнувшись на её юбки, он отодвинул их в сторону, и Тауриэль задрожала, когда он пощекотал ей колено. По мере того, как его ласки становились всё смелее, эльфийка вдруг ощутила странный позыв остановить его, потому что раньше никто и никогда не позволял себе с ней таких вольностей. И всё же ни за что на свете она не стала бы этого делать. Поэтому она просто выдохнула его имя и наклонилась вперёд, чтобы захватить его рот своими губами.
Кили встал, продолжая её целовать, а она водила пальцами по его колючим щекам и мягким волнам волос, сбросила с головы украшенный драгоценными камнями венец. Его руки скользили по ней, требуя ещё более смелых ласк, которые были вполне естественны сейчас, когда она принадлежала ему и сама хотела его.
– Ах, mell, – забормотала Тауриэль, и он оборвал окончание её фразы поцелуем.
Она и сама не знала, что хотела сказать: назвать его любимым, сказать, что любит его или же произнести какие-то другие слова, которые могли бы начаться с этого сладкого слога. Кили целовал её медленно, потому что большая часть его внимания была сосредоточена на шнуровке её лифа. Пока он пытался справиться с этой трудной задачей, Тауриэль покрывала поцелуями контуры его носа, лёгкий трепет ресниц, пушистую кромку лба.
Валар, ну почему он так долго! Потом она вспомнила, сколько разных слоёв было в её украшенном драгоценными камнями платье, и подумала, что, возможно, ей не стоило его отвлекать, а дать ему возможность спокойно разобраться с многочисленными шелками её юбок и корсетом. Наконец он справился с задачей, эльфийка почувствовала, как поддались шнурки и, сделав ещё несколько вздохов, ощутила, как его нежные пальцы согреваю кожу, скользя по выпуклости её грудей.
Тауриэль трепетала от его прикосновений, которые с большей откровенностью, чем любые слова, говорили о том, как он хотел её и дорожил ею. Она была уверена, что никакие речи не могли бы выразить полноту и простоту той любви, которая связывала их. А затем с внезапной ясностью изумления к ней пришли слова: те самые слова, без которых ни один эльфийский брак не мог бы считаться полным, она поняла, что хочет услышать их от него, хочет сама произнести их прежде, чем они завершат свой союз. Тауриэль казалось, что гномьих клятв, служивших той же самой цели, будет достаточно, но вдруг обнаружила, что обеты её народа значили для неё так же много, как и те, которые она сегодня уже произнесла. И, о небеса, если она не попросит его сейчас…
Не зная, как ещё его остановить, она схватила его за запястье, и Кили сразу же замер. Тауриэль глубоко вздохнула. Теперь, когда она достигла своей цели – прервать этот момент во что бы то ни стало, пока ещё было можно – она вдруг поняла, что не знает, что дальше сказать или сделать. А потом она увидела его лицо. Поднятые брови и напряжённый взгляд выдавали смущение и боль. Эльфийка ощутила острый укол вины за то, что пусть даже непреднамеренно сделала с ним это. Милый, любимый Кили! Должно быть, он думает, что она сердится на него.
– Ты не сделал ничего плохого, Кили, – проговорила Тауриэль так нежно, как только могла. Она поняла, что стиснула его запястье намного сильнее, чем собиралась, и чуть ослабила хватку, – Не думай, что я этого не хочу. Просто… Мы можем сначала провести эльфийский брачный обряд?
Замешательство у него на лице усилилось. Кили медленно вдохнул и закрыл глаза, пытаясь разобраться в том, что она хотела ему сказать. Догадавшись, о чём он думает, Тауриэль рассмеялась. Должно быть он решил, что она собирается надолго отсрочить их союз. И однако же она сама, как и он, меньше всего хотела промедления.
– Это займёт всего несколько минут, – объяснила она, – Всё, что требуется для истинного эльфийского брака помимо соединения тел, это призвать в свидетели имя Единого Всеотца.
– О, – напряжённое тело Кили расслабилось, лицо потеплело, и разочарование на нём сменилось удовольствием.
– Прости, любимый. В нашей гномьей церемонии не было никаких недостатков. Просто я вдруг поняла, что хочу и этого тоже. Поняла, что должна остановить тебя сейчас или никогда.
Тауриэль поудобнее перехватила его руку, подвела ближе к постели, жестом давая понять, что готова начать, и повернулась к нему лицом.
– Тебе нужно только повторять за мной.
Эльфийка соединила их руки ладони к ладоням и переплела с ним пальцы, удивляясь этому доказательству того, что несмотря на различия, они идеально подходили друг другу и душой, и телом. Она склонилась так близко, что от её дыхания шевелились распущенные волосы у его щеки, и прошептала:
– Я, Тауриэль, призываю Эру в свидетели и сим полностью связываю себя с Кили.
Призвать имя Единого означало дать самую священную, вечную клятву: никакие другие слова не могли бы служить большим знаком признания её любви и желания к мужчине, которого она взяла себе в мужья. Когда она прислонилась своим лбом к его, Кили погладил кожу у неё за ухом и нежно, но твёрдо прижал к себе.
– Я, Кили, призываю Эру в свидетели своего союза с Тауриэль.
Гном легонько поцеловал её. Нельзя было сказать, что он улыбался, но от его лица исходило какое-то тихое сияние, это был даже не свет, просто нечто, что говорило о том, насколько он счастлив слышать от неё эти слова, счастлив быть с ней. От смущения и осознания того, что она так взволновала его несколько мгновений назад, у неё кружилась голова. Сейчас её реакция на страстные проявления его любви казалась ей нечестной и необъяснимой. Она сожалела, что он хотя бы на мгновение мог подумать, что она не желает его ласк, и теперь не знала, как попросить его продолжать.
Одарив мужа дурашливой улыбкой, Тауриэль принялась развязывать шнурки на платье. Кили быстро понял намёк, отодвинул её руки и приступил к делу. Она обняла его, прильнула лицом к волосам. Его локоны, прижимавшиеся к её щеке, были мягкими и чистыми, а пальцы, работая над шнуровкой, легонько касались её груди, боков, живота. Когда он распустил последние шнурки у её бёдер, Тауриэль почувствовала, как рунный камень, который она так долго хранила у сердца, упал на траву у его ног.
– Вот где ты всё это время носила мой рунный камень, – заметил Кили.
– Только когда у меня не было карманов.
Её ладони скользнули по его шее вниз, к вороту рубахи, быстро и легко расстёгивая первую из маленьких серебряных пуговиц.
– Подожди, – Кили чмокнул её в губы и наклонился за камнем.
Когда он отвернулся, Тауриэль глубоко вздохнула. Казалось странным, что для того, чтобы обнажить себя перед любимым мужчиной, ей потребовалось столько же мужества, как перед боем. Потом она высвободила руки из рукавов и стащила платье вниз по бёдрам, пока оно не упало к её ногам. Было совершенно ясно, что Кили оказался к этому не готов, потому что увидев её, гном широко распахнул глаза.
– Ты… Эм…
Ей было знакомо выражение его лица: тот же самый восторг она видела в его глазах, когда он рассказывал ей об огненной луне, которая когда-то озаряла его своим светом. Тауриэль всегда знала, что Кили обожает её, считает её красоту чем-то возвышенным, но до конца поверила в это только сейчас. Ей нечего было предложить ему, кроме самой себя, и однако же он считал это величайшим даром. Этой ночью она чувствовала себя красивее, чем когда-либо можно было предположить; осознание того, что она смогла вызвать в нём такое восхищение, не породило в ней гордости, а скорее глубокий благоговейный трепет.
