Текст книги "После огня идёт снег (ЛП)"
Автор книги: Moonraykir
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 26 страниц)
– Совет Семи снова соберётся завтра, верно?
– Да, после полудня.
– Тогда я объявлю о своём выборе. Чтобы доказать, что я обладаю хоть каплей здравого смысла, я должен убедить их в том, что это моё собственное решение.
– Согласен.
Торин был тронут решением юноши публично объявить о таком глубоко личном деле, этот поступок требовал немалого мужества. Кили вздёрнул подбородок и посмотрел дяде в глаза из-под тёмной чёлки.
– Я хотел попросить о последней милости, – тихо сказал он, – Могу я уйти сегодня, чтобы с ней попрощаться?
– Да, ты можешь.
Раз уж парень решился на такой отчаянный шаг, все остальные дела подождут.
– Благодарю, – Кили поклонился. Выпрямившись, он неловким движением стряхнул грязь с рубашки и брюк, – Я… пойду переоденусь перед советом, – смущённо добавил он.
– Вымойся и позавтракай, – приказал Торин. На мгновение ему показалось, что он снова в Синих горах, отчитывает юного непослушного гнома. Тогда самой большой неприятностью, с которой сталкивались его племянники или он сам, был нагоняй от Дис за плохие манеры или невыученный урок, – Совет обойдётся без тебя.
– Хорошо, – Кили благодарно кивнул.
Когда племянник ушёл, Торин подумал, что он уже давно не тот бесшабашный юноша, которому нужно было постоянно напоминать о своих обязанностях. Этот гном, который добровольно пожертвовал собственным счастьем ради своего долга перед роднёй и королевством, повзрослел в прямом и переносном смысле. Чуть больше года назад Торин сомневался в его верности, когда парень угрожал уйти с Тауриэль, отказавшись от своего наследия. Но теперь он понимал, что ошибался, подвергая сомнению преданность племянника Эребору и семье.
В то время Кили был полон гнева и оскорблённого достоинства, яростно отвергая любую ответственность, которая могла бы помешать его планам. Он и впрямь ушёл из дома, чтобы следовать за Тауриэль. Его не было большую часть дня, но потом он понял, что подобное дезертирство было недостойно его. Сегодня же младший племянник короля доказал, что понимает, что некоторыми обязанностями нельзя пренебречь, а одни обязательства иногда приходится ставить выше других, каким бы болезненным ни был этот выбор. Безусловно, разрыв с Тауриэль был самой большой жертвой, на которую ему когда-либо приходилось идти, но сейчас он не злился и не жаловался, как тогда, когда дядя велел ему оставить её. И Торин гордился тем, каким рассудительным и зрелым проявил себя младший сын его сестры. Он сожалел только о том, что за все эти прекрасные качества парню пришлось заплатить такую большую цену.
*********
Фили вышел из своих комнат после полуночи. Скоро должен был вернуться Кили, убитый горем и несчастный из-за расставания с Тауриэль, и он вряд ли сможет это вынести. Сейчас он уже не злился на брата, как вчера вечером, но всё равно не смог бы остаться, чтобы видеть его горе или разделить его. Он понимал, почему жизнь с Тауриэль значила для Кили так много, и не винил его за желание быть с ней. И всё же Фили до сих пор не мог полностью простить брата за то, что тот уничтожил любую возможность для него самого найти то же для себя, не потеряв при этом королевство.
Конечно, Кили не хотел всё испортить. Он никогда не хотел и половины тех неприятностей, которые возникали в результате его импульсивных поступков. Проблема была в том, что Кили всегда делал то, что на тот момент казалось ему правильным, а все остальные расплачивались за это вместе с ним. Но в этот раз цена была намного выше, чем сверхурочная работа, чтобы закончить какое-то забытое задание, или лекция о том, что даже в изгнании у принца есть обязанности перед своим народом. Сейчас Фили придётся отдать то единственное, что было для него так же важно, как когда-то поиски этой горы. Он понимал, что на самом деле Сиф была воплощением той новой жизни, которую он мог бы построить здесь. Она была той, кого он любил, с кем и для кого он хотел создать новый дом. Без неё его служение Эребору будет пустым и безликим. В нём не будет ни капли любви, только обязательства и долг.
Фили считал, что с его стороны было неправильно позволять себе так увлечься Сиф. Позволить ей так много для него значить. Разве мог он отказаться служить всем этим гномам, которых знал ещё в Синих горах с тех пор, как был мальчишкой? Он вырос у них на глазах. Они чтили своего юного принца и заботились о нём. Мог ли он подвести друзей, которые трудились, сражались и страдали вместе с ним, чтобы вернуть гору, которую он не видел ни разу в жизни? Конечно же, нет. И поэтому Фили знал, что было бы ужасно несправедливо предпочесть интересам всех этих верных родичей и подданных интересы одной-единственной молодой женщины.
И это была другая причина, по которой он не мог сегодня встретиться с братом: Кили был живым напоминанием о том, как потакание своим личным прихотям может привести к большим неприятностям для других. И Фили не нравилось думать о том, что если он ради Сиф откажется от королевства, то сделает то же самое, за что так рассердился на Кили. Но так или иначе – из любви или из чувства долга, ради себя или же ради Королевства – сегодня вечером он должен принять решение. Совет Семи соберётся завтра во второй половине дня, и если Фили хотел, чтобы Черновласы проголосовали в их пользу, утром он должен явиться к Ауде и её отцу. Голосование наверняка состоится не позднее следующего дня.
Как бы ему хотелось, чтобы все споры наконец были улажены. Чтобы ему не нужно было ничего решать. Чтобы на этот раз долг и желание означали бы для него одно и то же. Фили пытался убедить себя, что так оно и есть, и всё-таки это была ложь. Как он мог доверять рассуждениям, которые всего лишь оправдывали то, чего он так страстно желал?
Фили блуждал по пустынным залам горы, прячась от собственных сомнений и избегая брата. У него не было никакой определённой цели, он брёл куда глаза глядят, по большей части не имея понятия, где находится. Время от времени гулкая галерея или звенящий фонтан, необъятный свод или уходящая вниз лестница вторгались в его сознание, хоть он и не мог сказать, как здесь очутился.
В конце концов он оказался в огромных рабочих залах, неподалёку от собственной мастерской. В этот поздний час здесь должно было быть темно и тихо. И всё же… Впереди он увидел свет, льющийся в коридор из комнаты на другой стороне. Кронпринц остановился, прислушиваясь к свисту работающих мехов, рёву кузнечного горна и звону молота по наковальне. Фили понял, что освещённая мастерская принадлежала семье Железнобоков. Блондин прошёл дальше по коридору, стараясь ступать тихо, и, подойдя, заглянул в открытую дверь. Как он боялся и надеялся, в кузнице работала Сиф.
Молодая гномка была увлечена работой, сосредоточенно хмурясь, она придавала форму длинному куску металла – похоже, это был меч – и не заметила Фили, который какое-то время наблюдал за ней. Он и раньше видел её за работой. Непринуждённость, лёгкость и уверенность, с которыми Сиф наносила каждый удар молотом, всегда очаровывали его. Какой бы застенчивой и нерешительной она ни была при других обстоятельствах, в кузнице всё было по-другому. Однако сегодня каждый взмах молота, каждое движение, когда она работала с необработанной сталью, казалось натужным и порывистым.
И только понаблюдав за ней несколько минут, Фили понял причину этой перемены: Сиф была зла. Зла именно на него. И скорее всего, он это заслужил. Махал свидетель, до сих пор скрывая от неё свои чувства, он только пытался её защитить. Но как он мог подумать, что она и в самом деле не придаст значения доброте и всем тем знакам внимания, которые он проявлял по отношению к ней? Она не могла не понимать, что он увлечён ею, и даже больше, позволила своим надеждам расцвести в ответ на его явный интерес.
Теперь всё было иначе. Всё изменилось с тех пор, как он пообещал себе выбрать её. Так что в конце концов то, что он ничего ей об этом не сказал, возможно, было к лучшему. Но Фили знал, что сейчас должен с ней объясниться. Или по крайней мере хотя бы извиниться за то, что больше не мог её утешать. Он вошёл в мастерскую, но она всё ещё не замечала его. Теперь, подойдя ближе, он мог видеть, что она работала с горячей сталью слишком яростно. Обычно она не допускала подобной ошибки. Заметив упавшую на неё тень, девушка быстро подняла голову, опустив молот на меч ещё несколько раз. Тяжёлые, беспорядочные удары полностью свели на нет все её усилия.
– Что случилось? – спросил Фили, хотя уже точно знал ответ.
Сиф отшвырнула искорёженный кусок металла, и он с лязгом упал в другом конце комнаты, выбив целый сноп искр. Она устремила на него резкий, яростный взгляд.
– Я люблю тебя, Фили. И я была настолько глупой, что думала, будто тебе не придётся заключать политический брак.
Несколько мгновений она смотрела на него, а потом спрятала лицо в ладонях и заплакала. Он глядел на неё, чувствуя себя беспомощным. Ему хотелось подойти к ней, прикоснуться, утешить, но он боялся показаться жестоким, предлагая ей то, что она не сможет удержать.
– О, Сиф, – сказал он спустя несколько мучительных минут, – После окончания совета я хотел ухаживать за тобой открыто. Но теперь я не смогу сохранить трон, не заключив этот брачный договор.
– Я слышала, – ответила она дрожащим голосом, не отрывая рук от лица. Потом она подняла глаза и с видимым усилием взяла себя в руки, лицо её было перепачкано сажей и мокро от слёз, – Полагаю, ты должен делать то… То, что долж… – Сиф вытерла щёки, явно не желая заканчивать свою мысль.
– Ты простишь меня? Я никогда не хотел давать тебе ложных надежд.
– Фили, я никогда не винила тебя. Я знала, что если ты и не выберешь меня, то только потому, что не можешь, – возразила она, удивлённая его извинениями, – А не потому, что не хочешь…
– Хотел бы я, чтобы всё было иначе. Я бы отдал… – действительно ли он отказался бы от трона? Он всё ещё не верил, что может ответить честно.
– Ты уже дал мне больше, чем я могла бы надеяться, и этого достаточно, – она замотала головой, уличая себя во лжи, – Нет. Это не правда. Но даже если и так…
Фили не мог больше смотреть, как она стоит там одна и дрожит от горя, поэтому подошёл ближе и притянул её к себе, отчаянно надеясь, что не совершает ошибку. Сиф уткнулась лицом ему в грудь, её руки обвились вокруг и сомкнулись у него за спиной. Она прижималась к нему, нежная и тёплая, как никогда прежде. Она была той, кого он хотел лелеять и защищать. Фили чувствовал, что отпустить её сейчас было бы предательством, но всё же они оба знали, что этот выбор будет зависеть не от него. Сиф подняла глаза.
– Поцелуй меня. Только один раз, – попросила она.
Он повиновался, склонив голову, чтобы встретиться с её губами. Это был странный первый поцелуй, застенчивость и нерешительность быстро сменилась глубоким, отчаянным желанием. Они не могли медлить: это был единственный шанс сказать друг другу всё, что они хотели. Фили никогда ещё так не целовался, и Сиф, конечно же, тоже. Она целовала его крепко и настойчиво, пробуя на вкус его губы, язык, однако в её движениях была нежность, даже благоговение, и это делало поцелуй чем-то большим, чем просто любовная ласка. Она просила и давала прощальный подарок, призванный сохранить память о том, кем они могли бы быть друг для друга. И он с радостью отвечал ей тем же.
Когда они разделились, Фили увидел, что она снова плачет.
– Сиф, – начал он, но девушка прервала его, покачав головой.
– Ты не должен ничего говорить, – прошептала она, – Давай просто помнить.
Фили кивнул, чувствуя, что разрывается между тем, что было теперь невозможно и уверенностью в том, что не должен причинять боль этой молодой женщине, которая так в нём нуждалась. Но что ему было делать? Он не мог давать ей обещаний, которые он не сможет сдержать. Он мог предложить ей только одну правду, так он и сделал, хоть и знал, что это не утешит её.
– Я люблю тебя, – сказал он.
Сиф закрыла глаза, пытаясь удержать слёзы, что текли по её щекам.
– Спокойной ночи, – ответила она.
Он отпустил её, приласкав напоследок, потом отвернулся и выбежал из рабочего зала, с ужасом понимая, что после сегодняшней ночи он навсегда понесёт на себе клеймо изменника.
*********
Когда Кили пришёл на Воронью высоту, Тауриэль уже ждала его. Она была одета так же, как и вчера ночью, в одно из своих лёгких эльфийских платьев, которые тесно облегали грудь и бёдра, а потом ниспадали каскадом струящихся юбок. Волосы её тоже были распущены. Никогда ещё она не выглядела такой красивой. А может, сейчас она казалась Кили особенно прекрасной потому, что он пришёл к ней в последний раз.
Тауриэль поздоровалась с ним и тут же с беспокойством спросила:
– Что случилось с твоим лицом?
Кили смотрелся в зеркало, поэтому прекрасно знал, как плохо он выглядел сейчас: лицо было в синяках, а на щеке красовался свежий порез.
– Я сломал кирку, кусок отлетел и ударил меня, – признался он.
Слова прозвучали как-то по-детски. Тауриэль сочувственно вздохнула и нежно коснулась его щеки. Её пальцы казались прохладными по сравнению с его воспалённой кожей.
– Следи, чтобы не было заражения, meleth.
Гном кивнул. Она взяла его за руку, и они вместе побрели к берегу озера, как часто делали во время многих блаженных вечеров, пока он ухаживал за ней. Небеса сияли золотом в лучах заходящего летнего солнца, а вода отражала этот свет рябью тысяч маленьких зеркал. Кили удивлялся, как могло случится, что окружающий мир всё ещё был так прекрасен, даже несмотря на то, что вокруг него всё рушилось. Буря с дождём, градом или снегом была бы сейчас гораздо более уместной.
Они как и всегда остановились на дальнем берегу озера, и Кили понял, что момент, которого он страшился весь день, наконец настал. Он сжал обеими руками её ладони и поднял голову, чтобы посмотреть на неё. Прекрасные зелёные глаза эльфийки были полны грусти.
– Тауриэль, я не знаю, как это сказать… – он заговорил, и слова тяжело и неуклюже слетали с его языка.
– Кили… – она мягко прервала его, поглаживая большими пальцами его ладони.
– Я… – конечно, она знала, что он собирался сказать, но как же невероятно тяжело было произнести эти слова вслух.
Собравшись с духом, он открыл было рот, чтобы продолжить, но эльфийка остановила его, чуть заметно качнув головой.
– Это прощание. Я понимаю.
Он видел, что она отчаянно пытается сдерживать свои чувства, но две предательские слезинки всё же вытекли из уголков её глаз. Кили высвободил руки и, обхватив ладонями её лицо, вытер солёные капли подушечками больших пальцев, но его прикосновение вызвало у неё только новые слёзы.
– Тауриэль, мне жаль! Мне так жаль! Я никогда не хотел причинить тебе боль!
И тем не менее, он это сделал.
– Мой дорогой, я не виню тебя. Просто то, чего мы хотим, оказалось невозможным. Но я рада, что мы попытались, – сказала она.
– Лучше бы я не был принцем, – проговорил он, по прежнему нежно удерживая её лицо в своих ладонях, и её слёзы стекали по его пальцам, – Ради тебя я бы с радостью отказался от всех титулов, доставшихся мне от рождения. Мне не нужно, чтобы меня считали королём или сыном королей. Но если я не приму свою роль, мой брат лишится своего наследия. А я не имею права отнимать у него это, – на последних словах голос его оборвался.
– Я знаю, – прошептала она и рассмеялась коротким, похожим на рыдание смехом, – Не только титул делает тебя принцем, но и внутреннее благородство, и за это я люблю тебя ещё больше.
– Ах, amrâlimê, – вздохнул он, прижимаясь к ней.
Тауриэль опустилась на колени, и Кили притянул её к себе. Эльфийка положила голову ему на плечо, и теперь, когда он был выше неё, он почти мог представить, что достаточно уверен в себе и силён, чтобы её защитить. Почти. Неужели же даже сейчас он не мог перестать лгать самому себе? Единственное, что он мог сделать, чтобы защитить её, это расстаться с ней. Он гладил её по волосам, слушая, как постепенно успокаивается её неровно дыхание.
– Тауриэль, я должен сказать тебе кое-что, – Кили ненавидел себя за то, что собирался причинить ей новую боль.
Если бы только это мгновение, когда он утешал её, держа в объятиях, могло длиться вечно.
– Да? – пробормотала она, уткнувшись ему в рубашку.
– Не могла бы ты… Посмотри на меня, пожалуйста.
Через мгновение Тауриэль отстранилась и, присев на корточки, выжидающе на него посмотрела. Её ресницы всё ещё были влажными от слёз, и Кили посчитал бы это очаровательным, если бы не её очевидное горе.
– Я хочу, чтобы ты знала. Если мы расстанемся, я… – он больше не мог выдавить из себя ни слова, но в этот раз она не могла ему помочь и закончить фразу за него, – Мне придётся жениться.
Её лицо побелело.
– Разве не достаточно того, что ты пожертвовал своим выбором? – выдохнула она.
– Просто отказаться от тебя, чтобы доказать, что я пришёл в себя, будет не достаточно, – пояснил он с неохотой, – Кроме того, они могут подумать, что я собираюсь вернуться к тебе, как только всё закончится. Если нам суждено потерять друг друга, это должно пойти на пользу моему брату. Иначе наша жертва будет напрасной.
Чем больше он говорил, тем сильнее Тауриэль хмурилась, пока, наконец, не выдержала.
– Кили, как ты можешь? – её голос был мягким, но напряжённым, – После всего, что мы значили друг для друга? Как ты можешь терпеть, когда тебе навязывают брак против твоей воли? Как можно отдать себя тому, кого не любишь? Неужели ты ничего не можешь сохранить только для себя, даже…
Она потянулась к нему, но в последний момент остановилась и замерла, обхватив себя руками.
– Даже мою постель, – закончил он за неё.
Тауриэль просто смотрела на него. Она выглядела такой несчастной.
– Поверь, сама эта мысль ненавистна мне так же, как и тебе, – ответил он.
Но ведь другие как-то справляются. Он будет не первым и не последним из тех, кому придётся заключить политический брак.
– Близость без любви, – она осеклась, – Для меня это немыслимо. Ни один эльф не смог бы этого вынести. Кили…
По её лицу потекли свежие слёзы, и он спросил себя, плачет ли она от жалости к нему или же оттого, что ему придётся отдать другой то, что было предназначено только ей одной. Скорее всего, и то, и другое. Кили протянул руку, чтобы вытереть слёзы, и эльфийка зажмурилась, когда он провёл кончиками пальцев по её щекам.
Он мог бы предложить ей заняться любовью, прямо здесь и сейчас. Он действительно этого хотел. Он хотел сделать Тауриэль этот самый драгоценный подарок, прежде чем будет вынужден отдать его кому-то другому. И если она станет для него первой, у неё навсегда останется то, чего никогда не получит никакая другая женщина: его безраздельная, непревзойдённая любовь. И потом, когда он ляжет в постель к жене, ему не придётся сожалеть о том, что он должен отдать ей то, чего так и не смог предложить Тауриэль, своей единственной возлюбленной.
– Тауриэль, я… – Кили провёл пальцами по её шее, вдоль ключиц к мягкой выпуклости её груди.
Она была потрясающе красива. Как же больно было думать, что он так никогда и не сможет узнать её всю: нежную, безупречную кожу, её гибких, сильных рук и ног; изгибов её груди и маленьких забавных впадинок под коленями; длинных, изящных линий спины и бёдер. Конечно, она заслуживала того, чтобы хоть раз быть любимой им телесно так же, как он уже давно лелеял её в душе. Разве не захочет она разделить себя с ним, как и он с ней?
О да, он очень, очень её хотел. Но сегодня он пришёл сюда не за тем, чтобы взять то, чего желал. Он пришёл отдать, сделать то, что было лучше для Тауриэль, для его семьи, для королевства. Поэтому он не мог ещё сильнее привязать её к себе, если хотел, чтобы она стала свободной, не мог поставить под угрозу её честь и свою, рискуя вызвать скандал, который наверняка повредит всем его близким. И он не мог обречь бедную гномью девушку на неверность ещё до того, как женится на ней.
Кили убрал руку с края её декольте и, откинув волосы с шеи, нежно обнял за плечи.
– Я унесу в могилу любовь к тебе, – тихо сказал он, прижимаясь губами к её лбу.
Тауриэль снова встала на колени и поцеловала его. Её поцелуй был долог, мягок и нежен. Кили подумал, что влюблённые эльфы, должно быть, целуются именно так: не спеша, словно возможности потакать их собственным желаниям не было предела, и целые дни можно было потратить на самый простой первый поцелуй. Она отстранилась, и гном не смог сдержать улыбки.
– Ты прекрасно целуешься, – сказал он, вспоминая, как она стеснялась однажды, когда думала, что он считает её неумелой, – Мне никогда не удастся тебя превзойти.
Тауриэль легонько покачала головой, и её собственные губы сложились в подобие улыбки.
– Я училась у тебя, – ответила она.
Кили мог бы поклясться всеми Валарами, что она покраснела, и был благодарен ей за возможность ещё раз увидеть, как румянец окрашивает её щёки.
– Наверное, не получится прекратить наши ухаживания, чтобы об этом не говорили, – продолжил он, заставляя себя вернуться к цели их сегодняшней встречи, – Но я придумал способ спасти и твою, и мою честь: ты можешь в любое время отказаться от моих ухаживаний. Женщины моего народа малочисленны, их очень ценят, а потому их выбор всегда уважают. Некоторые могут выходить замуж без любви, но их никогда не принуждают к браку против воли.
– И женщине не стыдно какое-то время принимать внимание от мужчины, а потом отказать ему. На самом деле такое случается довольно часто. Наши ухаживания длятся долго, чтобы обе стороны могли быть уверенными в своих намерениях. Мы, гномы, медлительны на подъём, но, приняв решение, уже не отступаем от него.
– Значит, если я откажу тебе, – проговорила Тауриэль, – Никто не скажет, что ты меня обманул. Меня не будут жалеть, а тебя осуждать.
– Нет.
Эльфийка резко встряхнула головой.
– Нам обоим отказывает судьба. Но ты можешь сказать, что я отвергла тебя.
Увидев её полные беспокойства глаза, Кили понял, как больно ей было решиться на то, чтобы позволить другим думать, что она не хочет его.
– Прости, – взмолился он, – Я бы не хотел, чтобы кто-то думал, будто ты считаешь, что я просто шутил с тобой.
– Я понимаю, – тихо ответила она, – Спасибо тебе.
Гном сунул руку в карман и вынул корявую серебряную ложку.
– Согласно этикету ты должна вернуть один из моих подарков. Но я хочу, чтобы ты сохранила их все. Так что… – он протянул ей ложку, – Возьми это, а потом снова отдай мне.
Тауриэль взяла в руку странный предмет и какое-то время с любопытством изучала его.
– Это одна из первых вещей, которые я сделал, когда был мальчишкой, – объяснил он, видя её явное любопытство.
– Ах, – Тауриэль вздохнула, отдавая ему ложку.
– Наверное… – весь сегодняшний вечер он с трудом заставлял себя говорить, – Я должен вернуть это тебе, – он снял с запястья браслет с её волосами и протянул ей, – Будет неправильно держать его у себя теперь, когда у меня будет жена.
– Ох, Кили, – она задохнулась, однако взяла манжету и аккуратно сунула в тиснёный кожаный мешочек на поясе.
– Я…Эм… – Кили запнулся, самообладание внезапно оставило его, и он заплакал.
Он уже сказал всё, что было нужно, теперь осталось только неизбежное прощание.
– Мой дорогой гном, – сказала Тауриэль, – Ты всегда будешь моей любовью.
Она встала на ноги и ещё раз прижала его к себе, прислонив его голову к своей груди. Кили крепко обнимал её талию, сжимая в кулаках её юбки так, как будто только сила могла бы помочь ему её удержать. Было бы гораздо легче, если бы ему и впрямь нужно было удержать её, он нашёл бы в себе силы сделать это. Но жестокая ирония судьбы состояла в том, что он должен был оказаться достаточно сильным для того, чтобы её отпустить.
Кили отстранился. Он знал, что сам должен сделать первый шаг, если хотел доказать, что это был его собственный выбор. Он не смог заставить себя сказать “прощай” и только пробормотал снова:
– Я люблю тебя.
Эльфийка наклонилась к нему для последнего поцелуя. Когда их губы разделились, Кили в последний раз взглянул в прекрасные зелёные глаза, а потом отвернулся и направился к башне. Он успел сделать несколько медленных, тяжёлых шагов, прежде чем она окликнула его.
– Кили, постой!
Обернувшись, гном увидел, как Тауриэль что-то ищет в сумочке, висящей у неё на поясе. Неужели она собиралась вернуть ему браслет? Он втайне надеялся, что это так, ему было безумно жаль терять эту последнюю её частичку.
– Вот, – она шагнула ему навстречу, протягивая маленькую деревянную баночку, – Накладывай эту мазь на порез два раза в день. Это предотвратит заражение. И шрам будет меньше.
Кили взял баночку. Их пальцы соприкоснулись, как когда-то давно, когда она отдавала ему рунный камень в тюрьме эльфийского короля.
– Спасибо, – ответил он, и слова его выражали гораздо больше, чем просто благодарность за эту последнюю её доброту.
Потом он снова отвернулся, и на этот раз Тауриэль не остановила его.
========== Но проходит весна и наступит зима ==========
Проснувшись утром, Фили удивился тому, что ему вообще удалось уснуть. Несколько часов назад он лёг в постель скорее по привычке, совсем не надеясь заснуть с таким отчаянием в уме и сердце. Он думал о Сиф, о том, как тяжело было признать, что благо одной девушки не может перевесить нужды целого королевства. Он знал её, знал, что сердце её разбито вдребезги. Какое право он имел говорить, что её счастье не имеет значения? И всё же, если он не мог поставить благо королевства выше своего собственного или даже Сиф, это служило доказательством того, что он не достоин править. И что он за мужчина, если сознательно сделает недостойный выбор?
Неловко поднявшись с матраса, Фили обнаружил, что завалился в постель в одежде и сапогах. В пути он привык спать одетым, а путешествовал он много даже до начала похода. Он уже собирался выйти из их общей с Кили гостиной, когда вдруг понял, что не может предстать перед Аудой неумытым и небрежно одетым, поэтому вернулся в свои комнаты, чтобы привести себя в порядок и переодеться.
Проходя мимо двери брата он заметил, что та до сих пор закрыта. Обычно Кили вставал рано, но сегодня утром он скорее всего был слишком расстроен и подавлен, чтобы следовать старой привычке. Эта мысль вызвала у Фили приступ раздражения. Почему Кили считал себя в праве прятаться от мира, когда все остальные вынуждены были противостоять ему независимо от того, насколько это могло быть неприятно.
Умывшись и переодевшись, Фили снова пошёл к выходу, но перед тем, как покинуть комнату, остановился и посмотрел на резьбу над притолокой, которая изображала наковальню Дурина, окружённую семью звёздами.
– Махал, – мысленно молился он, – Даруй мне честь стать королём, достойным своего предка. И прошу тебя, дай Сиф мужа и защитника, которым я быть не могу.
Затем он взялся за дверную ручку.
***********
Когда Кили ввели в приёмную, Ауда оторвалась от книги.
– Ваше Высочество! Какой сюрприз.
Она, конечно, ожидала увидеть его брата, но если девушка и была разочарована, по её лицу сказать этого было нельзя. Он подошёл ближе и поклонился.
– Доброе утро, моя леди.
Младший принц покосился на сидевшую рядом горничную и вежливо кивнул ей в знак приветствия. Проклятье. Конечно же, она была не одна, но до этого момента Кили и не представлял, насколько неловким может быть этот разговор при свидетелях.
– Принц Кили, – Ауда почтительно склонила голову, – Чему я обязана такой честью?
– Мисс Ауда, я уже говорил с вашим отцом, но этот вопрос, – он чуть не сказал “дело”, – Не может быть окончательно решён, пока я не получу и вашего одобрения.
Гномка отложила книгу.
– Вы не присядете?
– Я… Я предпочёл бы стоять, – Кили казалось, что только твёрдо стоя на ногах он будет способен встретить свою судьбу, не потеряв над собой контроля, сидя же он наверняка почувствует себя заключённым, стоящим перед судилищем, – Не могли бы вы присоединиться ко мне?
Ауда приняла предложенную им руку. Оказавшись в дальнем конце комнаты, они остановились под богато изукрашенным гобеленом, на котором золотыми и зелёными нитями был вышит герб клана Черновласов. Теперь, когда молодая гномка смотрела на него твёрдым, серьёзным взглядом, она вряд ли казалась ниже ростом, хотя Кили возвышался над ней почти на целую голову. И если бы её воля была под стать смелости её взгляда, Ауда могла бы выглядеть по-своему сильной, какой была Тауриэль. И всё же её искреннее спокойствие не казалось ему даже отдалённо столь же привлекательным, как самообладание эльфийки, под которым скрывался целый поток скорости и энергии.
– Ауда, – Кили отчаянно пытался изгнать из памяти облик Тауриэль, – Я просил позволения жениться на вас.
Её глаза метнулись к его левому запястью, без серебряного браслета на руке он ощущал себя почти голым. Когда они впервые встретились, Ауда сразу заметила памятку Тауриэль, которую носил младший принц.
– Вы свободны и можете выбрать меня, – заметила она.
– Да.
– А ваш брат? Он уступает свой интерес? Ведь сначала меня представили ему.
Кили знал, что Фили с самого начала нравился ей. Вероятно, он казался Ауде намного более разумным и зрелым, чем его младший брат, который пренебрегал традициями и собирался жениться на чужачке исключительно по любви. Что бы она подумала, узнав, что Фили сделал бы такой же выбор, если бы мог?
– Правда в том, – сказал он, – Что мой брат уже несколько месяцев влюблён в девушку из нашего клана, – Ауда удивлённо распахнула глаза, и Кили быстро продолжил, – Нет, между ними не было никаких формальных договорённостей, но всё же им было бы очень тяжело расстаться.
– Я понимаю.
– Однажды вы сказали мне, что мы не всегда можем иметь то, что хотим. Тогда я пытался не принимать ваши слова всерьёз, но… – он качнул головой, отчасти в знак признания своей прежней ошибки, отчасти стараясь побороть слёзы, грозившие выдать его чувства, – Вы были правы. Однако я могу помочь Фили получить то, чего хочет он. Он этого заслуживает, Ауда.
Несколько мгновений девушка просто смотрела на него, и Кили не мог понять, о чём она думает.
– Вы любите брата, – сказала она наконец.
– Обещаю, как ваш муж, я могу предложить вам такую же верность.
Кили не мог сказать “любовь”, пока нет. Возможно со временем он сможет одарить её привязанностью, которой безусловно заслуживала жена – и ради её блага он надеялся, что так и будет – но даже тогда он сомневался, что сможет назвать это чувство любовью. Была только одна женщина, которую он мог бы действительно любить. К его удивлению она лишь задумчиво спросила:
– Кили, как вы поранились?
Она протянула руку, желая дотронуться до его щеки, и Кили отшатнулся от её пальцев.
– Простите, это, должно быть, больно, – извинилась она. Сочувственно нахмуренные брови изменили бесстрастное выражение её лица, сделали его мягче, нежнее. Он никогда не видел её такой, – Мне следовало хорошенько подумать.
