Текст книги "После огня идёт снег (ЛП)"

Автор книги: Moonraykir

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 26 страниц)

Завтра утром она откроет для себя новую жизнь, найдёт новую возможность хранить свою любовь к нему так, чтобы он мог продолжать жить в ней, а не только взывать к ней из прошлого. И всё же казалось, что прошлое завладело ею намного сильнее, чем ей хотелось бы признать, потому что ступив с последнего камня моста на покрытую мхом лесную подстилку, эльфийка застыла, как будто невидимая стрела пронзила ей сердце. “Я нужна ему”, пронеслась в её голове непрошенная мысль, “Я нужна ему, а я ухожу”.

Тауриэль невольно повернулась и посмотрела назад в сторону Одинокой горы, хоть и знала, что не увидит её за лесом и скалистым подъёмом королевского дворца. За несколько прошедших мгновений она чётко и ясно осознала, что её возлюбленный действительно страдает, раздираемый какой-то внутренней борьбой. Тауриэль не могла объяснить, откуда она это знала, просто была абсолютно уверена, что это так. А потом это чувство исчезло. Эльфийка глубоко вздохнула, поняв, что всё это время бессознательно сдерживала дыхание, и обнаружила, что её сотрясает дрожь.

– Кили! – тихо позвала она.

Тауриэль знала, что ему больно; с тех пор, как им пришлось расстаться, он, несомненно, испытывал ту же боль, что и она сама. А теперь, когда он был обречён на брак с какой-то гномьей женщиной, его горе наверняка станет вдвое сильнее. Но именно по этой причине она больше не могла ему помочь. Правда была жестокой и несправедливой, но тем не менее, это была правда.

Несмотря на невысокий рост, Тауриэль никогда не воспринимала Кили, как нечто маленькое, потому что он был силён и телом, и духом. Однако теперь, представляя, что он остался один на один со своими бедами, она была поражена тем, насколько беззащитным казался он перед лицом тяжких забот огромного мира. И какая из всех сил этого мира могла бы подумать о нём и поддержать так, как когда-то делала Тауриэль. Наверняка должен был быть кто-то, кто любил этого гнома так же сильно, как и она, кто мог видеть его даже сейчас.

Тауриэль опустилась на колени. Она надеялась, что Создатель Кили – Оли* услышит молитву тёмного лесного эльфа.

– Благословенный Махал, – прошептала она. Наверняка ещё никто из эльфов никогда не обращался к Оли по-гномьи. Сама она уж точно раньше не молилась ему ни под каким именем, – Моему Кили нужна помощь. Конечно, ты должен это знать. Я бы пошла к нему, если бы могла. Я очень его люблю. Но я больше не могу ему помочь. Он твой сын, прошу, пошли ему то, что ему нужно.

Эльфийка склонила голову, и две слезинки, что вытекли из её глаз, с мягким, но отчётливым стуком упали на камни моста.

– Тауриэль?

Она ощутила ладони Леголаса на своих плечах. Тауриэль склонила голову на бок, прижимаясь щекой к его руке и чувствуя, как её слёзы стекают ему на пальцы.

– Тауриэль, – снова выдохнул он, – Ты плачешь.

– Я знаю, – ответила она, поднимаясь, а потом повернулась и обняла его за шею.

Эльфийский принц молчал, он просто прижал её к себе, лаская ладонью её затылок.

– Я чувствую, что не должна его покидать, – дрожащим голосом сказала она, – Но я, конечно же, просто желаю того, что мы потеряли. Сейчас я уже не могу к нему вернуться, потому что он обещан другой.

– Мне очень жаль, мой дорогой друг. Конечно, если бы наша судьба всегда зависела от наших заслуг, сейчас ты наверняка была бы со своим гномом.

Тауриэль заметила, что он использовал слово hadhod вместо презрительного naug, которое употреблял когда-то. Неужели он слышал её молитву?

– Спасибо тебе, – она наконец подняла голову с его плеча, – Мне жаль, что тебе приходится терпеть меня такой, – добавила она, промокая глаза подолом юбки, – Я надеялась, что стану тебе более жизнерадостным спутником.

– Ерунда, – улыбка Леголаса была доброй, – Я бы оказался неверным другом, если бы отказался поддержать тебя в беде.

Тауриэль тоже улыбнулась, хоть улыбка эта ощущалась непривычно у неё на губах.

– Значит, в глазах Валар мои достоинства не так уж малы. Идём! – она взяла его под руку, – Я почувствую себя лучше, если буду двигаться.

– Как пожелаешь, – с лёгкостью ответил ей Леголас.

Он поудобнее перехватил её руку, подальше от тяжёлого гномьего браслета в виде манжеты, который Тауриэль носила над кожаными наручами, и позволил ей увлечь себя вниз по дороге, которая вела к выходу из Зеленолесья.

* Óli – эльфийское имя Ауле(синд.)

========== Прощаний твоих не приму ==========

Когда Кили прибыл в крепость Лихолесья, он узнал, что Тауриэль ушла три дня назад. Она отправилась в Ривенделл вместе с сыном эльфийского короля. Новость эта одновременно обрадовала и встревожила молодого гнома. Было просто невероятной удачей, что они не разминулись с ней на несколько недель, и он это понимал. И всё же, если она путешествовала в компании эльфийского принца…

В том, что Тауриэль до сих пор любит его, и всегда будет любить, Кили не сомневался. И если Леголас сделал её счастливой, когда никто другой не заботился о ней так, как она того заслуживала, она должна была последовать за ним. Кили никогда бы не стал осуждать её за это. Однако голос рассудка не мог заглушить ревность, что полыхала в его груди пламенем более горячим, чем драконий огонь. Мысль о том, что не он, а какой-то другой мужчина теперь видел её улыбку, слышал её смех и ощущал её прикосновения, делала гнома дико несчастным. И то, что сама Тауриэль чувствовала к Леголасу, не имело значения. Если эльф решил, что может просто вмешаться и взять то, на что не имеет права, Кили покажет смазливому эльфийскому князьку, как сильно он ошибался. У Тауриэль был другой, который всё ещё любил и хотел её, и он не успокоится, пока не докажет эту истину.

Молодой гном внезапно понял, что испытывает то же страстное желание, которое он видел в глазах своего дяди, когда Торин требовал, чтобы они нашли ему Аркенстон. И в следующее мгновение он почувствовал страх, что он и впрямь несёт в себе бремя семейного безумия, но жаждал он не золота, драгоценностей или других рукотворных вещей, а живого, дышащего сокровища. А что, если он попытается овладеть Тауриэль, как дракон своим золотом? Возможно, он даже дойдёт до того, что потребует, чтобы она принадлежала ему. И он никогда не простит себе, если посмеет так с ней обращаться.

Страх сковал его, он словно ослеп и оглох. Он неподвижно стоял на каменном пороге королевского дворца, и только когда Двалин встряхнул его, он понял, что впустившие их стражники ждут от него ответа.

– Ты хочешь заночевать здесь или отправишься за ней, пока светит солнце? – спросил его спутник, которого дядя отправил с ним в качестве телохранителя.

– Я… – Кили уставился на Двалина круглыми глазами, – Не знаю, осмелюсь ли я…

Взгляд старшего воина смягчился.

– Что тебя беспокоит, парень? Ты, кажется, не в своём уме.

– Двалин, ты ведь был близок с моим дядей, когда он… Ты видел, как его пожирала жадность, как он не мог вынести мысли, что кто-то другой владеет тем, чего он желает. Я чувствую ту же лихорадочную ярость в своей крови.

– Кили, – озабоченность на лице Двалина сменилась пониманием, – Если у тебя хватило ума отступить, тогда, я думаю, тебе не стоит волноваться. Ты просто ревнуешь, ты не вёл бы себя так, если бы ты её не любил. Наверное, кажется удивительным, что ты не чувствовал этого раньше, но полагаю, она просто единственное сокровище, которое ты когда-либо любил. Если тебя беспокоит только это, я не позволю тебе обращаться с ней хуже, чем она того заслуживает. Хотя вряд ли тебе это понадобится.

– Обещай мне, что убьёшь меня, прежде чем я осмелюсь насильно заставить её пойти со мной, – Кили сурово посмотрел на старшего гнома.

Тот какое-то время смотрел на молодого принца, как будто решая, стоит ли воспринимать всерьёз столь дикую просьбу.

– Даю слово.

Кили с облегчением повернулся к эльфийской страже, которая молча наблюдала за их разговором, и быстро поклонился.

– Я пойду за ней сегодня.

*********

Как и предсказывала Тауриэль, путешествие подняло ей настроение. Она шла по зеленому лесу и чувствовала на сердце необъяснимую лёгкость, как будто каким-то образом знала, что впереди её снова ожидают счастливые дни. Даже страх за Кили терзал её не так сильно, когда она напоминала себе, что оставила его в руках более надёжных, чем её собственные.

Присутствие Леголаса очень ободряло её, независимо от того, следовал ли он за ней молчаливой тенью или болтал и шутил, как раньше, до того, как их разлучили гномий поход и война. Из неосознанных намёков, что сквозили когда-то в его словах и действиях, Тауриэль знала, что он думал, что любит её, и даже сейчас в какой-то мере был ею увлечён. И всё же она была так же твёрдо уверена в том, что он признал её любовь к Кили искренней и настоящей. Несмотря на свою привязанность, Леголас никогда не просил у неё ничего, кроме дружбы и тем самым подпитывал её уверенность в том, что любое влечение, которое он до сих пор мог чувствовать к ней, в конечном итоге рассеется, и они опять вернутся к тесным и полным доверия дружеским отношениям, которые они так долго разделяли. Какими бы нежными ни были чувства, которые Тауриэль испытывала к нему, она уже давно поняла, что дружба для них будет намного лучше любви, и знала, что Леголас был достаточно рассудителен, чтобы в конце концов признать этот факт.

Они были в пути уже чуть больше недели, когда заметили, что кто-то идёт за ними по лесной дороге. Всё утро белки, птицы и другие лесные существа волновались и вели себя настороженно, как будто реагировали на кого-то другого, кроме двух крадущихся эльфов, которые шли по родному лесу так же легко, как и другие его обитатели.

– Наверняка твой отец никого не посылал за нами? – задумчиво проговорила Тауриэль, встретившись с Леголасом глазами, – Я уверена, что это чужаки. Они слишком сильно беспокоят лес.

Неожиданно ей пришло на ум, что последние пришельцы, которых она повстречала в этом лесу, была компания гномов, среди которых был и тот, кто стал ей неожиданно дорог.

– Я тоже так подумал, – согласился Леголас, – Может, это посланцы из Дейла идут в поселения к западу от реки? – он кивнул на низко изогнувшиеся над тропой ветки, подтверждая её невысказанные намерения, – Давай посмотрим?

В ответ она просто взобралась наверх и устроилась в укрытии из листьев. Вскоре Леголас уселся на ветке рядом с ней, и они оба расслабились, хоть и оставались готовыми к действиям, ожидая, когда неизвестные путешественники пройдут под ними.

Прошло почти три четверти часа, прежде чем Тауриэль услышала звуки шагов. Было похоже, что по лесной тропинке шли двое. Их поступь была тяжёлой и быстрой, что предполагало крепкую фигуру и короткий шаг. Эльфийка была почти уверена, что это были не люди, будь то из Дейла или откуда-то там ещё. Значит, гномы из Эребора? Вопреки здравому смыслу её сердце мгновенно забилось от внезапной необоснованной надежды услышать новости от Кили. Однако она тут же напомнила себе, что теперь, когда Эребор восстановил своё первенство среди гномьих королевств, эти гномы наверняка путешествовали по каким-то делам между кланами.

Тауриэль всё ещё пыталась умерить своё возбуждение, когда в просвете между ветвями дуба появились две фигуры. Эльфийка вздрогнула так, что едва не потеряла равновесие и не упала с ветки. Страстный порыв завладел её рассудком, потому что теперь она могла бы поклясться, что впереди шёл её Кили. С отчаянно колотящимся сердцем она склонилась низко над своей веткой, с нетерпением ожидая, когда путники появятся перед ней в следующий раз. Конечно, это не мог быть он – он был за многие мили отсюда, исполняя свой долг принца – и она знала, что ей станет легче, как только она сможет убедиться в этом. Первый гном остановился, и она почувствовала раздражение, когда сук с особенно густыми листьями скрыл его из виду, и второй гном, которого эльфийка в своём возбуждённом состоянии пока не могла видеть, поравнялся с ним.

– Я мог бы поклясться, что мы должны были встретить их раньше, – сказал один из них, – Ты не думаешь, что они всё-таки свернули с тропы?

Это голос Кили, подумала она, И я, конечно, сошла с ума, потому что думаю, что слышу его сейчас. Она с силой вцепилась в ветку, сжимая пальцами шероховатости коры, дыша быстро и неровно. Казалось, что мир вокруг неё закачался. О, Валар, что со мной происходит?

Она услышала свист и глухой стук, когда Леголас скользнул вниз, на тропу, а потом последовала короткая вспышка проклятий, произнесённых глубоким гномьим голосом. И благодаря особому выбору непристойностей, теперь Тауриэль уже не могла отрицать того, что голос этот принадлежал именно Кили.

Несмотря на лихорадочно мятущиеся мысли, эльфийка заставила себя глубоко вздохнуть. Если Кили и вправду был здесь, пришёл ли он за ней? Или, может, его как принца послали с какой-то миссией в соседнее королевство? Но если он был послом, то почему путешествовал почти в одиночку? Разве малое число сопровождающих не выдавало его спешку, как будто он пришёл со срочными новостями? Но возможно, это были совсем не те вести, которых она больше всего от него ждала. Тауриэль решила, что прежде, чем открыться ему, она должна подождать, пока не узнает о цели его прихода, иначе она может только навредить им обоим.

*********

– Привет вам, путники! – воскликнул Леголас, поднявшись на ноги на тропе в нескольких ярдах от Кили.

Тон его был дружелюбным, но в нём всё равно слышался вызов, и молодой гном подумал, не обидела ли эльфа его неосторожная вспышка гнева. А возможно, эльфийский принц обеспокоился, думая, что он, Кили, вернулся, чтобы соперничать с ним за любовь Тауриэль?

– Приветствую, – сухо ответил гном.

Он не смог найти в себе достаточно дружелюбия, чтобы предложить этому самодовольному эльфу любезное mae govannen. И всё-таки он поклонился, ведь Тауриэль была где-то рядом, и он должен был помнить о хороших манерах ради неё. Услышав за спиной шаги Двалина, Кили испытал удовлетворение оттого, что его родич наверняка только что освободил оружие в ножнах.

– Какое неотложное дело привело вас в Зеленолесье? – спросил Леголас, и его вежливый голос, однако, был полон язвительности.

Кили с трудом держал себя в руках. Его телохранитель отреагировал на слова эльфа чуть заметным изменением позы.

– Моё дело касается только Тауриэль, – ответил он, изо всех сил стараясь быть вежливым, – Как я понимаю, она путешествует с тобой?

Лицо эльфа мгновенно стало суровым.

– Чего ты хочешь от неё? – быстро спросил он.

– У меня есть для неё новости, – ответил Кили, всё больше раздражаясь из-за самонадеянности, с которой эльфийский принц вмешивался в дела Тауриэль, – Но я расскажу их только ей.

– Это добрые для неё вести? – спросил Леголас, и лицо его теперь вряд ли можно было назвать дружелюбным.

В этот момент Тауриэль сама опустилась на тропинку в нескольких шагах позади высокого эльфа, и резкость, готовая сорваться у Кили с языка, сменилась её именем.

– Тауриэль!

– Да, Кили? – она говорила мягко, почти осторожно.

Чего она опасалась? Почему не побежала к нему? Он сам бросился бы к ней, если бы вдруг не усомнился в её желаниях. Она стояла у плеча белокурого эльфа, как будто ища у него защиты.

– Тауриэль, я пришёл сказать тебе… – несмотря на горячее желание заявить на неё свои права перед эльфом-соперником, Кили знал, что именно она должна выбрать его.

Или же нет, если она хочет иного. Он прочистил горло.

– Я свободен. Я не обязан жениться на гномьей леди, и Торин согласен, чтобы я был с тобой.

Казалось, холодная маска сдержанности сразу же исчезла с её лица; теперь Кили видел, как сильно она взволнована. Если только причиной этого волнения была не радость…

– Тауриэль, если ты хочешь пойти с ним, тогда я тоже хочу этого для тебя, – сказал молодой гном.

Как ни больно было это говорить под её пристальным взглядом, слова эти дались ему без труда, потому что это была правда.

– Кили!

Она понеслась к нему так быстро, что он едва успел отреагировать, прежде чем она бросилась перед ним на колени и прижала к себе так сильно, что они оба чуть не опрокинулись навзничь. Гном вцепился в неё, пытаясь удержаться на ногах, и эльфийка ткнулась лицом ему в шею.

– О, Кили, мне нужен только ты, – выдохнула она.

Он прижался щекой к её волосам, крепко сжимая в объятиях, слишком переполненный чувствами, чтобы говорить. Он прижимался к ней, согреваясь, как будто она была пламенем, возвращавшим тепло и свет давно остывшим углям, что задыхались теперь под слоем пепла, и боль, физическая и духовная, постепенно исчезала из его сердца. Только теперь, когда она обняла и исцелила его, Кили понял, как сильно были изломаны его тело и душа.

– Тауриэль, Тауриэль, Тауриэль, – выдыхал он снова и снова.

Он повторял её имя, как молитву, но обращённую не к ней, а к тому, кто счёл нужным вернуть её ему.

– Да, Кили, – эльфийка подняла голову и посмотрела на него блестящими от слёз глазами, – Я здесь. Я никогда больше не покину тебя снова.

Гном смахнул несколько прядей своих тёмных волос, прилипших к её влажным щекам.

– Amrâlime, – прошептал он, а потом поцеловал её.

Кили не знал, сколько времени прошло, прежде чем он вспомнил, что они были не одни. Похоже, Тауриэль тоже забыла об этом, или же ей было всё равно, потому что она издала тихий протестующий звук, когда он оторвался от её губ. К своему огромному удивлению, Кили вдруг обнаружил, что смотрит на Леголаса почти с жалостью. Он мог бы поклясться, что нестареющее лицо эльфа отразит те боль и разочарование, которые так недавно терзали его самого. Поэтому он был очень удивлён, когда эльфийский принц посмотрел на них полным горькой сладости, но тем не менее довольным взглядом.

Кили старался не глазеть на эльфа слишком явно. Совсем недавно Леголас откровенно защищал Тауриэль, и гном был уверен, что он просто не хотел подпускать к ней соперника. Если только эльф боялся не того, что Кили заявит на неё права, а того, что он причинит ей боль.

– Ты так и не ответил на мой вопрос, hîr hadhod*, но теперь я легко могу видеть правду, – произнёс Леголас в ответ на пристальный взгляд гномьего принца, а потом, как будто и впрямь беспокоясь о чувствах гнома, добавил, – Она всегда была верна тебе.

Кили ощутил, что лицо его пылает от стыда из-за того, что он так плохо думал об этом эльфе, служившем его Тауриэль утешением и защитой, когда она была одинока.

– Спасибо, что заботился о ней тогда, когда я не мог, – сказал он, – Я всегда буду признателен тебе за это.

Тауриэль тоже поднялась на ноги и повернулась к Леголасу.

– Мне очень жаль покидать тебя, Meldir**, – проговорила она.

Эльфийский принц пожал плечами, жест вышел слегка неуклюжим, но всё равно был грациозным.

– Разве могу я забрать тебя оттуда, где ты должна быть? Возможно, когда-нибудь вы оба приедете в Имладрис, чтобы меня навестить? – он мельком взглянул на Кили, – Она очень хотела там побывать, – добавил он, словно давая гному какой-то молчаливый совет.

– Ах, Леголас! – Тауриэль подбежала к нему и, обняв, поцеловала, – Ты был так добр ко мне, что я не могу выразить этого словами, и я желаю тебе всяческого благословения Валар. Пусть звёзды освещают твой путь, пока мы не встретимся снова.

– И пусть ты и твой Кили будете счастливы, как вы того и заслуживаете, – ответил эльф, мягко подталкивая её обратно к гному.

Кили был не совсем уверен, что означало выражение лица белокурого эльфа; возможно, это было смешанное с облегчением сожаление. Но когда Тауриэль повернула к нему своё сияющее лицо, он уже не мог отвести от неё глаз. Подойдя к нему, эльфийка взяла его за руку.

– Пойдём домой, любовь моя?

Он просто кивнул в ответ. Когда они повернули на восток, к горе, Кили заметил, как редкие ранние снежинки, просочившись сквозь деревья, падая, закружились вокруг них.

*********

Тауриэль настояла, чтобы они разбили лагерь за несколько часов до наступления темноты, ведь Кили и его спутник последние несколько дней вставали до восхода солнца и поздно ложились, чтобы её догнать.

– Гномы очень выносливы. Они могут много работать и мало отдыхать, когда это необходимо, – уверял её Кили, однако было видно, что он устал.

Они развели костёр, чтобы согреться и взбодриться, а потом, разделив дорожные припасы, устроили небольшой пир. Тауриэль достала свою фляжку, в которой теперь плескался травяной эльфийский ликёр, и они вместе подняли тосты. Затем Двалин встал и, заверив их, что ему необходимо передохнуть и покурить и оставив молодого гнома и эльфийку наедине, ушёл отбывать первую вахту.

Кили придвинулся ближе, и Тауриэль подняла свой плащ, чтобы он мог устроиться рядом с ней, сама же она прислонилась к изогнутым корням большого дерева. Усевшись поудобнее, они помолчали, наблюдая, как пламя костра пляшет у них под ногами.

– На прошлой неделе был Новый год, а я совсем о нём забыл, – наконец сказал он.

– А я нет, – ответила ему Тауриэль, – Именно в гномий новый год я нашла тебя в Озёрном городе, и ты предложил мне уйти с тобой и начать новую жизнь. Поэтому я решила, что это будет подходящее время, чтобы начать новое путешествие.

– Но ты же ушла не на Новый год. В этот день я пришёл во дворец вашего короля.

– Ты прав. Я отправилась в путь за два дня до новой луны, – она знала, что именно в новолуние гномы отмечали начало нового года.

Кили нащупал её руку и сжал в своей ладони.

– Разве не странно, что ты ушла в тот самый день, когда я узнал, что могу вернуться к тебе?

– Да. Кили… – она замолчала, удивлённая тем, сколько удовольствия доставило ей ощущение его сильной руки на своей, – Когда я уходила, прямо в тот момент, когда я перешла ведущий из крепости мост, я вдруг поняла, что нужна тебе. Я ощущала это так же верно, как если бы ты сам сказал мне это. Я знала, что ты страдаешь. Я бы пришла к тебе, если бы не верила, что моё место уже заняла другая. Я думала, что ты был обручён, и что этот вынужденный брак и был причиной этой новой боли.

– Тауриэль, я стал женихом на следующий день после того, как мы расстались.

– Мой дорогой! – выдохнула она, – Тебе некогда было даже горевать! – теперь всё было позади, и она поднесла его руку к своим губам, – Мне очень жаль.

– Это было необходимо. Либо так, либо Фили потерял бы то, что мы с тобой уже разделяли, – тихо объяснил он, – Один из кланов настаивал на заключении брачного договора в обмен на свой голос. А у Фили уже была девушка, которую он любил.

– Ты самый верный из братьев, – заметила она.

Она знала, что Кили был самоотверженным и благородным, и то, что ради блага семьи он решил с ней расстаться, доказывало это. Однако его неизменная преданность Фили восхищала её ещё больше; у неё никогда не было брата, который бы так заботился о ней, и пример Кили заставил её пожалеть, что она не знала настоящей братской любви.

– В то утро, когда ты ушла, я боролся с самим собой. Торин позволил мне быть с тобой, и я хотел пойти к тебе, но был уверен, что не должен.

– Кили! – Тауриэль резко повернулась, чтобы посмотреть на него.

Она не знала, что сказать. Как он мог подумать, что не должен был её искать! Молодой гном посмотрел на неё, и его губы тронула застенчивая улыбка. Прежде, чем ответить, он убрал прядь волос с её лица:

– Когда мы впервые расстались, я решил, что, возможно, так будет лучше. Я подумал, что тебе будет легче исцелиться от этой потери, если ты никогда не станешь моей женой. Я уверял себя, что так Валар спасают тебя от того горя, которое я с радостью собирался на тебя навлечь.

Тауриэль коснулась пальцами его щеки, но перебивать не стала. Гном закрыл глаза, вспоминая.

– И всё-таки я не мог запретить себе желать тебя. Мне казалось… – его ресницы взметнулись вверх, когда он встретился с ней взглядом, – Что всё моё существо взывало к тебе. Я уже собирался сказать это вслух…

– Но я услышала тебя, – с нежностью отозвалась она, как будто желая загладить прошедшую боль, – Я знала, что ничем не могу тебе помочь. Но верила, что твой Махал может. Я просила его дать тебе то, в чём ты нуждался.

– … и пришла моя мать, – его карие глаза распахнулись, – Я как обычно сидел у фонтана, жалея, что не могу в нём утонуть, когда она нашла меня. Тауриэль, я бы не стал этого делать. Я просто подумал об этом, – быстро добавил он, когда эльфийка схватила его за воротник.

– Мой любимый бедняжка! – её руки скользнули к его лицу, и она поцеловала его.

Кили глянул на неё с кривой полуулыбкой, а потом протянул руку и коснулся кончиками пальцев её слёз. Его собственные глаза блестели в свете костра, и Тауриэль знала, что он тронут её прошлой чувствительностью к его боли.

– Мама сидела рядом со мной. Она напомнила мне, что я не могу делать выбор за тебя, – он опять сжал её ладони в своих руках, – Прости меня. Я был таким эгоистом, но я всегда хотел тебе только добра.

Эльфийка мягко покачала головой, не сводя с него глаз.

– Мне не за что тебя прощать. Ты любишь меня, и ты пришёл.

– Да. Я правда тебя люблю.

Гном наклонился и поцеловал её, а потом опустился на колени и притянул к себе, преодолевая последнее разделяющее их пространство. Его губы снова начали своё медленное движение от её лба к щеке, а потом к носу. Тауриэль не торопила его. Кили задержался на её губах, как будто заново узнавая её на вкус, продолжил выцеловывать её шею, продвигаясь к груди, насколько позволял закрытый ворот её зимнего одеяния. Эльфийка рассмеялась.

– Прости, любовь моя, – пробормотал он, – Я слишком вольничаю с тобой?

– Нет, – ответила она, продолжая хихикать, – Просто теперь, когда у тебя отросла борода, ты целуешься совсем по-другому.

– Ах это, – он улыбнулся, – Я хотел подстричься, но очень спешил. Не думаю, что у кого-нибудь в Лихолесье найдётся бритва, которую я мог бы одолжить.

– Я дам тебе один из моих кинжалов. Они очень острые.

– Ты так сильно хочешь, чтоб я побрился? – с серьёзным видом спросил он.

– Ну… Я могла бы привыкнуть.

Гном ухмыльнулся.

– Неа, мне тоже не нравится. Я отрастил бороду, чтобы кое-кого осчастливить, но теперь я должен угождать только тебе. А я думаю, что тебе нравится видеть моё лицо.

– Так и есть, – призналась она.

– Клянусь, я побреюсь при первой же возможности. А пока тебе стоит постараться оценить мои поцелуи с бородой, ведь потом такой возможности у тебя больше не будет, – он снова склонился, чтобы её поцеловать, только в этот раз старательно потёрся о её лицо своей бородатой щекой.

– Кили!

– Могло быть и хуже. Только представь, что я мог бы носить заплетённые в косички усы, как мой брат.

Тауриэль фыркнула. Он нежно поцеловал её, а потом опять прислонился к дереву, прижавшись плечом к её плечу. В наступившей тишине эльфийка ещё раз нашла его руку; она испытала столько утешения, облегчения и радости от этого простого, но интимного прикосновения.

– Кили,– задумчиво сказала она, – ты не думаешь, что твой Махал услышал меня ещё до того, как я молилась ему? Я бы никогда не стала обращаться к нему, если бы не знала, что ты в беде.

– Полагаю, что да, – когда он заговорил, голос его был тихим и задумчивым, – Когда мы отвоевали гору, я знал, что нам не просто повезло. Но после того, как высшие силы привели Торина к его судьбе, казалось, что им не будет дела до одного эльфа и одного гнома.

– Я так не думаю.

Продолжая сжимать его ладонь в своей, другой рукой Тауриэль сняла с себя его большой браслет.

– Вот. Это твоё, – эльфийка надела манжету ему на запястье.

– Твой браслет ничто по сравнению с тобой. Но я всё равно рад, что он вернулся, – Кили нежно ткнулся носом ей в плечо, а потом зевнул.

– Ложись спать, mell, – мягко сказала она, – Я подежурю, когда вернётся Двалин.

Кили положил голову ей на плечо, и Тауриэль почувствовала, что ему не хочется оставлять её наедине с самой собой. Она не винила его в этом; ей самой хотелось быть к нему как можно ближе, всё время прикасаться к нему.

– Ты не можешь так спать, – запротестовала она, – Положи голову мне на колени.

– А как же ты? Ты должна отдохнуть, если собираешься стоять на страже, – он всё ещё медлил принимать её предложение.

– Я легко могу отдохнуть сидя, – заверила она, – И я не так устала, как ты.

Кили зашевелился, вытянул ноги и поправил пальто и плащ, чтобы удобнее было лежать.

– Я бы поспорил с тобой, если бы у меня были на это силы, – пошутил он, – Но ты должна позволить мне дежурить завтра.

– Тише, дорогой, – когда он положил голову ей на колени, Тауриэль прижала пальцы к его губам.

Гном подчинился, глядя на неё снизу вверх с умиротворённым выражением на лице.

– Спокойной ночи, amrâlimê.

– Спокойной ночи, hadhod nín. Mae losto.

Кили закрыл глаза, и она откинула с его лба растрёпанную чёлку. Тауриэль запела низким и нежным голосом, продолжая водить пальцами по его волосам. Это была эльфийская колыбельная, та самая, которую, как она помнила, пела ей мать. Слова, спетые голосом матери, до сих пор звучали в её голове, а теперь она впервые произнесла их своими собственными губами. Убаюканный её голосом Кили легко расслабился под её прикосновениями, и скоро она поняла, что он уснул. Её пальцы задержались на нём, прочерчивая линии его бровей, носа и губ. Память эльфов была безупречна, и ей не было нужды заново вспоминать его облик. И всё-таки было приятно обнаружить, что он именно такой, каким и должен был быть.

И всё же Кили слегка изменился с тех пор, как она видела его в последний раз. Под густой бородой его лицо выглядело угловатым, и раньше, когда она обнимала его, на ощупь он казался похудевшим и каким-то грубым, как неоконченная или вылепленная неопытной рукой скульптура. Как будто все мягкие части его тела истаяли, стёрлись, оставив после себя один лишь камень. Не это ли случалось случалось с гномами, которые больше не находили в жизни счастья: они возвращались в свою родную стихию, двигаясь медленно и тяжело, безжизненные и холодные, пока не прекращали чувствовать и радость, и боль?Неужели и Кили в конце-концов полностью превратился бы в камень, если бы она не вернулась к нему? Тауриэль до сих пор знала о гномах слишком мало, чтобы сказать, что такое преображение было на самом деле возможно, но она достаточно ясно видела, что после их разлуки та живая радость, которую она так в нём любила, покинула его. И она была глубоко благодарна за то, что смогла избавить его от такой судьбы.

Эльфийка скользнула в свои собственные сны, используя дар своего народа отдыхать умом и телом, даже оставаясь настороже, не закрывая глаз. Будучи воином, она часто практиковала это умение, ведь ей приходилось отдыхать в такое время и в таких местах, где терять контроль над своими чувствами во сне было неразумно и небезопасно. И всё же, возможно, она ещё никогда не была так благодарна за этот дар, как теперь, потому что сейчас он позволял ей не отрывать взгляда от лица возлюбленного, впитывая его черты, как освежающий свободный ветер, что возвращал ей силы после нескольких дней, которые она провела в замкнутом пространстве леса.