Текст книги "После огня идёт снег (ЛП)"

Автор книги: Moonraykir

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 26 страниц)

– Кажется, я понимаю, – ответил он.

– Но я не хочу уходить, – продолжила она, отвечая на вопрос, который он ей задал, – В Рованионе мой дом, даже если в Зеленолесье я уже не могу вернуться. Но я всё ещё могу служить своему народу, помогая нашим соседям. Наши судьбы тесно связаны, после войны в этом не осталось сомнений.

Тауриэль потянулась к его руке, медленно и осторожно переплела свои пальцы с его.

– Я хочу того, что ты обещал мне в то утро на берегу озера, – сказала она, – Я хочу без страха следовать и долгу, и зову сердца.

– Я правда пока не знаю, как мы сможем делать и то, и другое, – признался Кили, – Но твои слова позволяют мне надеяться, что нам это удастся, – гном накрыл её руки своей ладонью.

Её пальцы казались такими нежными в его руке, но он видел, насколько сильны они были в обращении с мечом и луком. Кили знал, что в то утро после нападения дракона она его поняла; вопрос был только в том, что она предложит ему взамен. Она пришла за ним на Воронью высоту, и это был ответ. Когда он услышал, как она зовёт его на склоне горы, всё сразу же стало удивительно просто; он был почти уверен, что умрёт, но был счастлив, потому что знал, что служит Торину и что любим ею.

Но он не погиб, жизнь продолжалась, и всё опять стало сложным. Ладно, всё, кроме одного: он знал, что хочет быть с ней.

– Сначала я думала, что наши желания противоречат нашему долгу, что у нас нет надежды, – продолжила она, – И всё же, какая польза в одном лишь долге, которым не движет любовь? – тихо добавила она, – Меня изгнали за то, что я сказала об этом моему королю.

Кили посмотрел ей в глаза и увидел в них боль.

– Прости, – проговорил он, – Я… Это я виноват.

Тауриэль яростно замотала головой.

– Это был мой выбор, Кили. Ты помог мне это понять. И я не могла больше сдерживаться и ждать, когда другие сделают то, что я считала правильным.

– Я знаю, – молодой гном тихо рассмеялся, – Именно этот образ мыслей привёл меня к тому, что я один оказался лицом к лицу с тремя горными троллями.

– Ты что? – спросила Тауриэль, удивлённая и испуганная одновременно.

– Ну, они хотели сожрать нашего взломщика. И наших пони.

– Кили, ты, конечно, очень силён, но вряд ли смог бы справиться с тремя троллями.

– Не, я сделал всё правильно, пока Фили бегал за подмогой.

Эльфийка насмешливо фыркнула.

– Твоя мать была права насчёт тебя.

– Может быть. Просто знай, что я не оставлю тебя наедине с голодными троллями. Или с разгневанным королём, если на то пошло.

Он знал, что этот король мог быть как его дядей, так и владыкой эльфов.

– Спасибо, – ответила она и поднесла его пальцы к своим губам.

Если бы они не сидели на краю бездонной пропасти, Кили попытался бы её поцеловать. Он подумал, что Тауриэль, возможно, знает это, потому что она вдруг одарила его сладкой, дразнящей улыбкой. Он встал и помог ей подняться на ноги. Кили продолжал держать её за руку и отпустил только тогда, когда они вошли в более оживлённые залы.

Следующая глава будет недели через две, может, немного больше. Я уезжаю и в следующие десять дней доступа к компьютеру у меня не будет.

========== Посиделки у огня ==========

– Ты чувствуешь запах тёплой земли? – спросила Тауриэль.

Кили сделал глубокий вдох. Да, в воздухе определённо ощущался аромат зелени. Зима пахла свежестью, пахла лазурью. Они с Тауриэль стояли на одном из нижних горных хребтов, оглядывая лежащую перед горой долину. Там, где повыше, ещё сохранялись белые пятна, но по большей части и долина, и равнина впереди потемнели от талого снега.

– Мама всегда говорила нам, что это Махал разжигает свои печи, – сказал Кили, вспоминая, как по утрам на исходе зимы мать всегда выгоняла их с братом на улицу, как она выражалась “проветриться”.

Тауриэль улыбнулась.

– Она придёт сюда, когда наступит подходящая для путешествий погода, – продолжил он.

– Тогда она знает, что с вами всё в порядке.

Молодой гном кивнул.

– Мы послали ворона с вестью. Наш род до сих пор умеет разговаривать с горными птицами.

– И что он говорит? – Тауриэль показала на ворона, который наблюдал за ними, сидя неподалёку на камне.

Он каркнул, как будто отвечая на её вопрос. Склонив голову набок, Кили задумчиво посмотрел на птицу.

– Он сказал, что, наверное, наступил конец света, раз эльф и гном стали друзьями, – он бросил на неё дразнящий взгляд, – Иногда они просто болтают чепуху.

Тауриэль прищурилась.

– Он на самом деле это сказал?

Гном ухмыльнулся.

– Нет. По моему, он сказал что-то о дохлом кролике. Нет, правда, чаще всего это просто ерунда, – Кили пожал плечами, – У воронов есть около двенадцати разных слов, обозначающих “падаль”, и я так и не удосужился выучить их все.

Эльфийка рассмеялась.

– Что? – спросил он.

– Гномы удивительный народ, – объяснила она, – Я не ожидала, что вы умеете говорить с птицами.

– Ты хочешь сказать, что мы не такие странные, как ты думала? – ему нравилось её удивлять.

Должно быть, она уже многое открыла для себя в этом мире, но он всё равно мог показать ей то, чего она ещё не знала. Тауриэль покраснела.

– Признаюсь, я всё ещё нахожу тебя странным. Но не в плохом смысле. В тебе есть своя красота.

Кили радостно посмотрел на неё. Совсем недавно он задавался вопросом, могла ли она, это прекрасное существо, пришедшее из такого далёкого для него мира, считать его привлекательным, будь то в духовном отношении или телесном. А теперь он даже осмеливался верить в то, что её влекло к нему так же сильно, как и его к ней.

Тауриэль взяла его за руку, лицо её одновременно выражало нетерпение и застенчивость. Кили подумал, что часто даже такое простое прикосновение, казалось, ошеломляло её, хотя он не был уверен, было ли это из-за того, кем он был, или же то, что она чувствовала к нему, было для неё внове. Наверняка за всю свою долгую жизнь она уже была влюблена. Он не был, не по настоящему. Разумеется, в Синих горах он был не прочь приударить за несколькими девушками, которые охотно позволяли себя целовать потому, что он был весьма убедителен (и к тому же был принцем), но к счастью они никогда не воспринимали его заигрывания серьёзнее, чем ему хотелось. И всё же Тауриэль… Теперь он понимал, почему для столь многих гномов первая любовь становилась последней, даже если их отвергали. Это было в природе его народа, любить непоколебимо, если, конечно, им удавалось отвлечься от кузницы на достаточно долгое время, чтобы думать о чём-то, кроме своей работы.

Какое-то время они просто шли вдоль хребта. Колючая бурая трава – вот и всё, что осталось здесь от прошлогодней растительности. Кили надеялся, что скоро увидит, как горные склоны опять покроются соснами, что будут гудеть на ветру. Так их всегда описывали дядя и мать. Теперь, когда влияние дракона больше не отравляло эти земли, всё снова начнёт расти. Земля под его сапогами казалась гораздо мягче, чем была зимой. Да, весна вступала в свои права.

А это значило, что скоро Тауриэль придётся уйти. Всю последнюю неделю Кили постоянно напоминал себе об этом. Он понимал, что она не может остаться. Как бы он ни надеялся, что однажды они смогут быть вместе, он знал, что пока не сможет убедить своего дядю, не говоря уже о подданных Даина из Железных холмов, принять её. И к тому же он подозревал, что Тауриэль всё ещё остро чувствовала боль потери своего собственного дома. Что ж, если придётся, он будет ждать, пока они оба не найдут своё место в новой жизни.

– Куда ты пойдёшь? – спросил он.

– В Дейл, а оттуда, возможно, в Эсгарот, – ответила ему Тауриэль, – Эльфы изгоняют из леса зло, и создания мрака могут прийти сюда. Озёрным людям придётся защищаться, и я могу помочь им. Если они примут меня.

– Я не знаю, поможет ли это, но ты можешь сказать им, что принц Эребора ручается за тебя.

Она рассмеялась.

– Будем надеяться, они поверят в твою беспристрастность.

– А почему ты не отправилась в Дейл раньше? – спросил Кили какое-то время спустя.

Зимой он часто спрашивал себя об этом. Конечно, люди Барда не отказали бы ей в помощи после всего, что сделал для них её король. Тауриэль покачала головой, похоже, она и сама не знала, как это объяснить.

– Возможно, покаяние? Или упрямство, кто знает? Я сама навлекла на себя это изгнание, и мне нужно было это осознать.

– Тогда почему ты пошла со мной?

Он думал, что знает ответ, но ему нужно было услышать это от неё.

– Потому что… – Тауриэль остановилась, посмотрела на него, готовая заговорить, но несколько долгих мгновений не могла найти слов, – Однажды ты просил меня пойти с тобой, но я не смогла. В этот раз передо мной нет долга, что противоречил бы моим желаниям.

Кили помнил, как она смотрела на него на берегу озера: в её глазах была тревога, словно её обуревали противоречивые чувства. Тогда он не был уверен, хотела ли она ответить ему иначе, или же просто сожалела, что разочаровала его.

Сейчас в её словах не было сомнений. Её глаза встретились с его: спокойные, тёплые, полные свободы.

– Кили, через день или два я уйду. Я не стану злоупотреблять вашим гостеприимством. Но я обещаю, что не оставлю тебя.

– Я знаю, – ответил он, и они оба направились обратно в гору.

***********

Поздно вечером, когда все разошлись по домам, Тауриэль и Кили сидели в одной из маленьких боковых комнат в дальнем конце общей залы. В последнее время они старались не встречаться у всех на виду, их отношения уже и так привлекли к себе слишком много внимания. Эльфийка замечала, что Кили, со своей стороны, избегал Торина по мере возможностей, хоть и не спрашивала его о причинах.

Огонь в камине почти догорел, поэтому гном зажёг одну из ламп, что стояли в комнате, и они оба сидели рядышком в круге света. Кили рассказывал ей о планах реконструкций, за которыми им с братом было поручено наблюдать, но Тауриэль с лёгким чувством вины поняла, что почти не слушает его. В тусклом свете лампы его кожа казалась особенно тёмной, хотя время от времени в его глазах и волосах танцевали всполохи огня. Она обнаружила, что его волосы на самом деле не были чёрными, а насыщенного каштанового цвета, который на солнце приобретал золотисто-рыжеватый оттенок.

Когда они впервые встретились, Тауриэль с удивлением подумала, что если бы не полные паутины волосы, его вполне можно было бы назвать красивым. Сейчас она уже в этом не сомневалась, хоть и была не совсем уверена, видит ли она его глазами эльфа, гнома или же просто влюблённой женщины. Каким-то странным образом он обезоруживал её своей улыбкой, одним своим присутствием, и это восхищало её так же сильно, как и поражало. Она заметила, что Кили вдруг замолчал, ожидая её ответа.

– Тауриэль, ты меня не слушаешь, – произнёс он наконец, в его голосе звучала насмешка.

– Нет, прости, – призналась она.

Гном просто молча смотрел на неё, поэтому она протянула руку и провела кончиками пальцев по его щеке. Волоски у него на лице были жёсткими, немного колючими, но ей было всё равно. Она бы больше волновалась, если бы было наоборот, что бы он чувствовал тогда, понимая, что неприятен ей?

– Я очень странный? – тихо спросил он, как будто прочитав её мысли.

Вместо ответа Тауриэль придвинулась ближе и прижалась губами к его щеке. Она издала короткий тихий смешок – да, его лицо определённо было колючим – затем снова поцеловала его в уголок рта, а потом ещё раз прямо в губы. Кили придвинулся к ней, нежно обхватил за шею; на мгновение они замерли так, соприкасаясь друг с другом лбами. Тауриэль закрыла глаза, внезапно застеснявшись: она ещё никогда в жизни никого не целовала. Но прежде, чем она успела смутиться по-настоящему, Кили снова коснулся её губ, продолжая то, что она начала несколько минут назад.

***********

Как только прибудут оставшиеся гномы из Синих гор, ремонтные работы пойдут намного быстрее, но Торин был доволен и тем, как продвигались дела в последние несколько месяцев. Видеть дом своего детства, лежащим в руинах, было больно, но его негодование и гнев утихали по мере того, как гномы восстанавливали разрушенный металл и камень. И сейчас впервые с тех пор, как ему пришлось покинуть эти залы, он чувствовал удовлетворение и покой.

Сегодняшний день как обычно был полон тяжёлой работы и планов, Торин очень устал, но перед сном хотел ещё раз глянуть на схему, которую они с Глоином набросали для ремонта одной из больших галерей. Он думал, что мог бы сделать несколько незначительных изменений прежде, чем каменщики приступят завтра к работе. Однако, чертежей в его комнате не оказалось; должно быть, они остались в том дальнем тихом кабинете, где они с Глоином работали сегодня. Идти туда было далековато, но Торин предпочёл бы вернуться туда сейчас, чем делать это утром по дороге на стройку.

Был поздний вечер, и в тускло освещённых залах и коридорах было тихо. По дороге король никого не встретил, он и представить не мог, что комната может быть занята; он понял, что не один, только когда вошёл. На скамье у камина сидела рыжеволосая эльфийка, а с ней мог быть только Кили – его руки были полны её волос, и он с энтузиазмом отвечал на её страстный поцелуй.

В первый момент Торин инстинктивно ощутил неловкость из-за того, что стал свидетелем столь интимной сцены. Впрочем, неловкость тут же сменилась досадой на племянника, который обещал забыть о своих чувствах к эльфийке. Торин не мог больше смотреть, но и притвориться, что ничего не видел, он тоже не мог. Он сделал ещё один шаг, намеренно громко шаркая сапогами по каменному полу, и Тауриэль услышала его; было заметно, как у неё напряглась спина. Несколько секунд спустя Кили глянул ей через плечо и тоже увидел дядю.

В любое другое время ужас на лице племянника вызвал бы у него сочувствие. Но сейчас Кили был виноват сам и вряд ли мог надеяться избежать последствий.

– Я пришёл за этим, – резко сказал Подгорный король, с громким шорохом поднимая со стола бумаги с чертежами.

– Да, конечно, – с легкостью ответил Кили, но голос у него слегка дрожал.

Тауриэль отвернулась. Спустя несколько секунд неловкой тишины Торин повернулся и вышел из комнаты. Он не собирался ссориться с Кили в присутствии эльфийки, даже если она была тому причиной. И к тому же, сейчас он просто не знал, что ему сказать.

***********

– Что случилось? – спросил Фили, когда младший брат вошёл в их общие комнаты.

Судя по его виду, Кили ужасно хотелось хлопнуть дверью, но всё же он закрыл её тихо и осторожно. Он не хлопал дверьми с тех пор, как ему исполнилось двадцать.

– Торин застал меня с Тауриэль в дальнем кабинете, – сказал он, – Ну, знаешь, в том маленьком, уютном, с гобеленами?

– И? – подсказал Фили.

Одно это обстоятельство не казалось ему достаточной причиной для разговора на повышенных тонах, который доносился из дядиных покоев.

– Я…эм, я её целовал.

– А, – снова изрёк Фили. И о чём только братец думал? – Ну это объясняет, отчего её лицо было таким же красным, как её волосы, и почему она ничего мне не сказала, когда я только что столкнулся с ней в холле.

– Ты же знаешь, что по вечерам в этих залах всегда пусто! – с неожиданной горячностью заявил Кили, – Откуда мне было знать, что Торин забыл там какие-то строительные чертежи?

Блондин примирительно кивнул, рассуждения брата казались ему достаточно разумными. Целоваться с эльфийкой в этой горе, откровенно говоря, было небезопасно, разве что найдёшь какую-нибудь заброшенную шахту. Впрочем, делать этого он тоже советовать бы не стал.

– И оно того стоило?

– Что? – сердито спросил Кили.

– Поцелуй, конечно.

– Эм… да, – лицо младшего принца немного смягчилось, – Возможно, я больше никогда не смогу смотреть в лицо Торину, но по крайней мере, я нужен Тауриэль, – закончил он самоуничижительным тоном.

– И что ты ему сказал? – с осторожностью спросил Фили через какое-то время.

– Скорее, я на него орал, – поправил его Кили с совершенно несчастным видом, – Я сказал, что он мне не отец. И что если быть потомком Дурина означает ценить родословную больше тех, кого я люблю, то такого наследия я не хочу, – он съехал спиной вниз по закрытой двери и обхватил голову руками, – А ещё завтра я ухожу.

– Кили, ты не должен…

– Я знаю. Но думаю, что вряд ли смогу когда-нибудь снова посмотреть ему в глаза. После всего, что я сказал. Что он сказал…

Фили молча ждал.

– Он сказал, что я дурак, – продолжил Кили, – И это правда. Но я не… Я не изменник. Я говорил ему раньше, что в отношении Тауриэль я буду вести себя, как должно. Он подумал, что я оставлю её. Я позволил ему так думать. А что ещё я мог сказать? Я сделал бы для него всё, Фили! Ради него я готов был умереть на Вороньей высоте. Но я не могу отрицать правду. Я не могу отказаться от любви к ней ради любви к нему.

Он бросил на брата страдальческий взгляд. Фили сел на пол у двери и прислонился к нему плечом. Он сочувствовал горю Кили; он сам недавно разрывался между верностью и честью, когда Торин держал их взаперти, внутри каменных стен, в то время, как снаружи их друзья и союзники умирали, сражаясь. Он желал бы целиком и полностью повиноваться своему родичу и королю во всём, но в то же время чувствовал, что это невозможно.

– И ты отказался бы от всего этого ради неё? Ради эльфа?

– Вот значит, кто она для тебя? Просто эльф?

– Нет. Ты знаешь, что это не так, – возразил Фили, – Просто… На это нужно время. Я сказал, что прикрою тебя, так и будет. Дай Торину свыкнуться с этой мыслью. Покажи ему, что ты в себе уверен, что это не просто прихоть.

Его младший брат всегда был склонен действовать сообразно универсальным принципам, а уж потом подгонять их под конкретные обстоятельства. Принципы эти были достойными – Кили был верен и храбр – но это не значило, что он не мог попадать из-за этого в неприятности. Фили пнул ногой сапог брата и продолжил:

– Кили, ты мой брат. И я не хочу, чтобы ты уходил. Ты нужен нам здесь. Ты нужен дяде. И маме.

– Я знаю, – уже мягче ответил тот, – Поэтому я и не могу обманывать вас всех.

– Никто и не просит тебя об этом.

– Этого хочет Торин, – тон Кили явственно говорил о том, что сама мысль об этом ему противна.

– Он просто ещё не понял. Дай ему время, – возразил Фили.

– Не могу. Я всё испортил.

– Кили…

– Не надо, – оборвал его Кили, но потом, добавил, уже не так резко, – Ты не понимаешь. Ты всё делаешь правильно. И так было всегда. Ты не знаешь, каково это, делать что-то, чего не хочет больше никто.

– Кили, я… – Фили вздохнул, – Прости. Просто не делай ничего, о чём потом пожалеешь.

Он хотел сказать ещё что-то, но знал, что сейчас брат не станет его слушать. Когда дело касалось вещей, в которые он твёрдо верил, Кили мог быть таким же упрямым, как дядя. Или их мать.

– Наверное, уже слишком поздно, – признался младший принц с тихим смешком.

Несколько минут они просто сидели в тишине. Потом Кили поднялся на ноги и со вздохом, выражавшим полную покорность судьбе, направился в свою спальню. Перед тем, как закрыть за собой дверь, он обернулся к брату.

– Спокойной ночи, Фи.

– Утром всё будет лучше, – ответил ему Фили.

И ему самому очень хотелось верить, что так оно и будет.

========== Снег, он тает так скоро ==========

Выйдя из своей спальни в общие покои, Фили зевнул и смахнул с лица спутанные после сна волосы. Дверь в комнату Кили была приоткрыта, но за ней никого не было. Неужели он всё-таки сделал это? Неужели ушёл?

Зайдя в спальню брата, блондин обнаружил застеленную постель, но Кили всегда был в этом аккуратен; он утверждал, что одеяла были не так удобны, если целый день валялись, сваленные в кучу. Столик у кровати был пуст, но это тоже ни о чём не говорило; в Эреборе у Кили было не так много личных вещей, а те, что были – трубка, кремень, меч и нож – он обычно носил с собой. Однако, дверца гардероба была открыта и, заглянув внутрь, он нашёл ответ: тяжёлое пальто брата исчезло так же, как и его заплечный мешок.

Фили стоял, уставившись в пустой шкаф. И о чём только братец думал? Он уходил из дома, за который сражался, за который чуть не отдал свою жизнь. И не один раз. Ради женщины, которая хоть и не была им врагом, но и настоящим союзником для их народа тоже считаться не могла.

Сейчас он был зол на Тауриэль за то, что она забрала брата оттуда, где было его законное место. С чего она взяла, что имеет на Кили больше прав, чем его собственная семья? Она была чужачкой и не заслужила от него такой преданности. От этих мыслей он вдруг почувствовал отвращение к самому себе. Он знал, что у Тауриэль было доброе сердце, и что её привязанность к Кили была искренней. И если не принимать во внимание его раздражение из-за того, к чему привели брата его чувства к эльфийке, Фили был уверен, что Тауриэль была бы для него чудесной парой: её порывистость и живой ум с лихвой компенсировались рассудительностью и вдумчивыми манерами.

Если бы он мог просто отвергать и ненавидеть её, всё было бы намного проще. И в этом было всё дело. Вместо этого он понимал, что Тауриэль предложила Кили нечто хорошее, настолько хорошее, что тот не колеблясь предпочёл это своему положению, оставив это бремя брату. И Фили вдруг осознал, что это последнее обстоятельство ранило его сильнее всего.

Кили никогда не испытывал того давления, страха не оправдать ожиданий, который омрачал жизнь его старшего брата. Всю свою жизнь Фили знал, что однажды он станет королём, а значит должен научиться вести себя соответственно, быть готовым к той ответственности, которая когда-нибудь ляжет на его плечи. Поэтому он вынужден был делать то, что правильно, тогда как его младший брат всегда делал то, что хотел. Не то чтобы Кили когда-нибудь хотел чего-то такого ужасного, что так уж сильно расходилось бы с его титулом принца; он обладал врождённым чувством благородства, присущим сынам Дурина. Но для Кили выбор всегда был прост: благородство было для него весьма универсальным понятием, в отличие от будущего короля он никогда не заморачивался рассуждениями о частностях, а значит его принципы никогда не вступали в противоречие с потребностями других.

То, что Кили отказался идти на компромисс между любовью и верностью к тем, кто заслуживал и того, и другого, было, конечно же, правильно. Фили просто хотел, чтобы его брат однажды понял, что проблему редко можно решить, просто выбрав что-то одно. Иногда нельзя было отказаться ни от одного, ни от другого, и тогда приходилось искать третий путь. И в этот момент он подумал, что возможно, просто завидует брату, которому никогда не доводилось смотреть на вещи под таким углом.

Создатель, спаси этого идиота от самого себя. Фили закрыл шкаф и пошёл к себе, чтобы одеться. По дороге в свою спальню, он на минуту остановился в общей комнате. Огонь в камине ещё не горел, и вокруг было темно. Проклятье. Неужели все эти залы теперь будут принадлежать только ему одному? Сейчас тут было слишком тихо. Раньше рядом всегда был Кили, друг и сообщник, и он был уверен, что ему никогда не придётся ничего делать одному. У Фили всегда был только один выбор: благополучие брата значило для него куда больше, чем все мгновения славы освободителя горы. Там, в Озёрном городе, он не мог оставить Кили одного перед лицом страха и смерти. И никогда прежде Фили не сомневался в том, что может рассчитывать на такую же поддержку в ответ.

***********

– Да, я знал, хоть ничего и не говорил, – признался Фили за завтраком, когда они с дядей сидели за столом друг напротив друга, – Я надеялся, что до этого не дойдёт.

Торин пристально посмотрел на племянника. Братья всегда были неразлучны, так что, конечно же, Фили всё знал.

– Ты всегда поддерживал брата, – заметил король.

Сейчас эти слова звучали, как укор, как будто он вспоминал, сколько раз племянники выгораживали друг друга в прошлых шалостях и проказах. Но всё-таки это заявление оставалось достаточно нейтральным: Торин знал, что в недавней битве парни полагались друг на друга ради победы, доверяя друг другу собственные жизни. Он вряд ли решился бы осуждать эту связь, что была между ними, поэтому и не стал наказывать Фили за верность брату, хоть и испытывал искушение сделать это.

– Значит, он уходит? – продолжил Торин через мгновение.

– Когда я проснулся, не было ни его, ни его вещей, – вяло ответил Фили, потом отхлебнул чаю и добавил, – Ты не остановишь его?

Подгорный король фыркнул.

– Если Кили хочет уйти, это его собственный выбор. Я не стану насильно удерживать своих родных в этой горе.

Воспоминания об угрозах, которыми он осыпал непоколебимо верного Двалина, до сих пор жгли его огнём. Он вёл себя недостойно, удерживая силой свою собственную плоть и кровь, и не стал бы делать этого снова даже если бы по отношению к Кили такие действия и казались оправданными. И кроме того, преданность, которой он ожидал от племянника, должна была быть добровольной.

– Значит, он относится к ней так серьёзно? – спросил Торин.

Поступки Кили доказывали силу его чувств, но Фили мог знать, насколько решительно его брат был настроен следовать своим желаниям.

– Полагаю, да, – блондин ответил не колеблясь, но совершенно бесцветным голосом.

– Борода Создателя! Я думал, у твоего брата есть хоть капля здравого смысла, – король так грохнул по столу кулаком, что зазвенели тарелки.

Торин видел, что за время похода его младший племянник изменился; из безрассудного, хоть и не совсем безответственного юноши он постепенно превращался в благородного тана, которым, в чём дядя не сомневался, он мог бы однажды стать. От этой перемены Торин не стал любить его больше, чем раньше, но он гордился тем, кем парень мог бы стать. И теперь Кили ушёл, и пустил на ветер все свои заслуги, всё, чего он уже достиг.

– Если он выберет её, он лишится родословной и наследия, – рыкнул Дубощит.

Он этого не хотел, но если младший племянник решит соединиться с эльфийкой, у него не останется выбора. Смешать кровь старейшего гномьего рода с кровью эльфа было немыслимо. Фили хмыкнул.

– Я не хочу быть королём, если его не будет рядом.

– Тогда я предлагаю тебе убедить его отказаться от неё, – увидев негодование на лице старшего сына своей сестры, Торин смягчил тон, – Меня он слушать не будет, но тебя, возможно, послушает.

Кили мог предположить, что король, окружённый многочисленными советниками и воинами, не нуждается в его поддержке, но он вряд ли станет отрицать то, что брату он нужен. Неужели мальчишка так ничему и не научился? Конечно, Кили должен был знать, что мужество и верность были его величайшим достоянием, даже если он никогда не станет королём? Поэтому отказ от родства, от верности и любви был куда большим предательством, чем то, что его выбор пал на эльфа.

Торин встал; хотел он того или нет, у него была работа, которая не станет ждать, когда ему будет удобно ею заняться.

– Ты сможешь справиться с восстановлением южных залов в одиночку? – после короткого раздумья спросил он, когда Фили допил свой чай.

Этим проектом братья занимались вместе.

– Я должен, – с ноткой обиды в голосе ответил тот, и Торин впервые осознал, что Фили, должно быть, чувствует себя ещё более преданным, чем он сам.

*********

Как он и обещал, Кили встретился с Тауриэль у потайной калитки на рассвете. Даже в неверном свете факела его лицо выглядело измождённым, как будто он почти не спал, и эльфийка почувствовала острый укол вины из-за того, что стала причиной его проблем.

Прежде, чем она успела поздороваться с ним, он сказал:

– Я больше не могу быть для Торина ни родичем, ни подданным.

Увидев рюкзак у него на плече, Тауриэль с горечью поняла, что Кили пришёл не за тем, чтобы с ней попрощаться. Он уходил вместе с ней.

– Кили, я… – начала было она, но умолкла, потому что не могла найти подходящих слов ни для того, чтобы утешить его, ни чтобы дать ему понять, что ей жаль.

– Не беспокойся, – он пожал плечами, пытаясь казаться беззаботным, но она видела тот задумчивый взгляд, которым он глянул на оставшиеся позади подгорные залы, перед тем, как шагнуть ей навстречу в бледный рассвет.

Лежащая перед ними пустынная дорога ярдов через пятьдесят терялась в белёсом густом тумане, который окутывал долину. Тауриэль ощущала, как эта пустота давит на неё, будто отражая тяжесть её собственных мыслей. Эльфийка пошла медленнее, чтобы Кили мог за ней поспевать. По пути к Дейлу они почти не разговаривали; она чувствовала себя слишком виноватой, чтобы даже смотреть на него. Кили не уточнял, что именно произошло между ним и дядей вчерашним вечером, но из того немногого, что он сказал, Тауриэль сделала вывод, что он считал свои отношения с Торином безнадёжно испорченными. И по правде говоря, у неё не хватило бы духу расспрашивать его о подробностях.

Это была её вина. Она знала, что риск того, что их отношения не одобрят, очень высок, ведь она уже столкнулась с подобной реакцией своего короля. Ей следовало быть осторожнее и не позволять Кили выражать свою привязанность к ней так открыто. Она надеялась, что Торин сможет принять её хотя бы ради Кили, а в итоге встала между ними и сама уничтожила любые шансы, и теперь для короля гномов она будет только эльфийкой, которая украла у него племянника, и никогда не станет кем-то большим.

И всё же она должна была признаться себе в том, что ни о чём не жалела. И эта мысль ещё больше усугубила её чувство вины. И она уж точно не жалела о том, что целовала Кили. Этот поцелуй позволил ей осознать, что её тянет к нему, и душой и телом. Этот вопрос он задавал ей с их первой встречи: сможет ли она быть счастлива с ним, таким, каков он есть, несмотря на то, что он так сильно отличался от неё во всех отношениях. Тауриэль всё ещё боялась выражать своё желание словами, но хотела ответить ему.

И однако же, поступая так, она разрушила его жизнь так же, как уничтожила свою. Она не должна была ставит их счастье выше его долга. Ей следовало подождать, пока они смогут выражать свои чувства более открыто, или по крайней мере это станет безопасно. Ей следовало знать лучше. От этой мысли у неё стало тяжело на сердце, и она не осмелилась взглянуть на него, даже когда он наконец повернулся к ней и взял её за руку.

– Тауриэль, ты сердишься на меня? – спросил гном, заставив её остановиться рядом.

– Кили, как я могу! – ответила она удивлённо. Посмотрев наконец-то ему в лицо, эльфийка увидела тревожно нахмуренные брови, – Нет, – продолжила она уже мягче, – Я злюсь на саму себя.

Он сжал её ладонь.

– Ты не можешь отвечать за поступки Торина!

– Нет. Но я чувствую ответственность за тебя.

Кили вздохнул.

– Я знаю, – Он глянул на их сомкнутые руки и спустя минуту посмотрел на неё полными беспокойства глазами, – Я не могу пойти с тобой.

Тауриэль ощутила, как медленно ослабевает тяжесть в её груди. Похоже, Кили тоже заметил перемену в её настроении, потому что его лицо немного смягчилось, стало чуть насмешливым.