Текст книги "Звездный демон (СИ)"

Автор книги: MadameD

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 26 страниц)

– Как общая спальня? – спросил он, следуя за Киа. – Там и девчонки спят, что ли?

Киа взглянула на него через плечо и покраснела.

– Нет, только мальчики, – сказала она. – Нас разделяют еще до того, как мы вырастем.

Менес при этих словах почувствовал смущение – и что-то вроде сожаления.

Киа отвела его в просторный зал, где в ряд лежали тюфячки, застеленные белым бельем. Между ними, через два-три, стояли шкафчики.

– Это для ваших вещей, – смущаясь, сказала Киа, показывая на шкафчики. На двух из них Менес увидел умывальные тазы и кувшины, и еще какие-то банки, напоминавшие женские сосуды с притираниями. Ну конечно, жрецы же красятся.

– Рядом ванная комната, там можно помыться целиком, – сказала Киа; она потупилась, раскрасневшись до ушей. Взглянула на мальчика и опять опустила глаза. – Там вода… бежит из трубы сверху, и она все время чистая, – с прелестной смущенной улыбкой сказала девочка. – Ты, наверное, такого никогда не видел…

– Нет, – тихо сказал Менес, не сводя с нее глаз.

А потом оба будто очнулись. Киа кашлянула, скрывая смущение; потом порывисто схватила Менеса за руку и сжала ее.

– Ну, я пойду… А как тебя зовут, я забыла спросить? – спохватилась она.

Менес присвистнул.

– Ты даешь! Я – Менес, сын начальника стражи бога, – гордо сказал мальчишка. – Сит-Ра, носящего маску Анубиса.

– Ах, вот как!

Киа польщенно улыбнулась – а потом вдруг поклонилась Менесу, полушутя, полусерьезно.

– Счастлива, что узнала такого большого господина, – сказала она. Менес, не зная, как отвечать странной бедовой девчонке, поклонился в ответ.

– Я пойду! Будь здоров, Менес! – сказала юная жрица и пошла. Менес проследил, как скользит к дверям желтое платье, и только когда она скрылась, вспомнил, что не спросил ее, какие постели тут свободны.

“А, найду”, – подумал он. Огляделся. Все тюфяки были одинаковы; не понять, какие заняты. Менес пожал плечами, подошел к ближайшей постели и сел.

Вдруг он почувствовал, как слипаются глаза. С богом он не чувствовал усталости – а сейчас будто нахлынуло накопившееся.

Менес лег на эту неизвестно чью постель и, вытянув ноги, мгновенно уснул.

* Древнеегипетское прямое длинное платье на одной или двух бретелях.

========== Глава 4 ==========

Менеса разбудили только вечером.

Это было сделано так, что он чуть не забыл, что находится в доме бога. Его толкнули в плечо, и он едва не свалился с тюфяка; мальчишка вскочил, сжимая кулаки.

По другую сторону постели стоял мальчик лет девяти, почти лысый – на обритой голове было оставлено только несколько прядей, заплетенных в косички; плечи у него казались узковаты и сутуловаты для его возраста, зато лицо, обычно надменно-сонное, сейчас было злым.

– Как ты смеешь меня задирать? – спросил Менес, выставив подбородок и прищурив глаза. Он ничуть не боялся старшего мальчишку. – Ну?

– Это моя постель, – сказал старший жрец. – Убирайся отсюда!

Менес обратил внимание, что вокруг уже собрались и другие жрецы – мальчишки от семи до двенадцати лет. Должно быть, они вместе служили богу, а он все проспал! Обида еще подстегнула его злость. А оскорбленный хозяин постели вдобавок подначил: обошел тюфяк и приблизился к Менесу нос к носу. Вернее, нос Менеса был на уровне его впалой груди.

– Пошел вон отсюда, – тихо сказал старший жрец, сощурив глаза.

Он даже не разглядел движения Менеса: в следующий миг этот девятилетний верзила уже стоял, скуля от боли, согнувшись пополам. Менес ухватил его за косичку и дернул вниз; а потом засадил кулаком в лицо. Тот даже не сопротивлялся. Какой он старший, хиляк и трус!

Менес выпустил плачущего противника и презрительно ухмыльнулся.

– Еще раз тронешь меня, по земле размажу.

Мальчишки, окружившие дерущихся, изумленно молчали. Менес окинул их взором победителя. Конечно, здесь были и старшие, и более сильные и здоровые, чем он; но сейчас Менес чувствовал себя так, точно готов был один сразиться с целым классом жрецов Ра.

– Да ты сумасшедший, – изумленно сказал кто-то. Ровесник Менеса, а может, старше на год. – Видишь – у него синяк? Великий Ра заметит, что ты испортил Каноферу лицо, и что ты ответишь?

Менес ощутил холодок испуга.

Трусливый задира Канофер, у которого глаза все еще слезились от боли, посмотрел сверху вниз на Менеса – у того поубавилось мужества. Под глазом у старшего жреца и впрямь набух синяк.

– Да, ты ответишь за это, – сказал Канофер. Он вдруг расплылся в злобной ухмылке. – Гнев Ра тебя заживо сожжет!

– Брешешь, – сказал Менес. В глазах его теперь стоял испуг, и Канофер засмеялся.

– Завтра сам увидишь, как я брешу, недопесок.

– Что?..

От этого оскорбительного намека на должность отца Менесу кровь бросилась в глаза. Он ринулся на Канофера, уже не разбирая, портит его драгоценную шкурку или нет: мальчишка засаживал врагу удары в живот, в бока, так что тот только стонал, не успевая ни уворачиваться, ни отвечать. Наконец разъяренного Менеса оттащили за руки другие жрецы.

– Глупец! Ты что сейчас наделал! – сказал ему тот же мальчишка, который предупреждал его; лицо его было очень обеспокоенным. – Я ведь не шутил, бог может ужасно рассердиться!

Менес деланно равнодушно пожал плечами.

– Пусть сердится, – хрипло сказал он.

– Дурак и есть!

Кто-то дал ему подзатыльник, а Менес даже не обернулся. Запал его угас. У семилетнего мальчика уже не хватало силы духа так долго держаться против всех.

– Вот тебе свободная постель, дурень! Целых три, выбирай не хочу!

Менеса подтолкнули к какому-то пустому тюфяку, и он вяло дернулся, не оборачиваясь.

– Кто меня тронет…

– Слышали, – хмыкнули мальчишки.

Но Менес чувствовал, что уже завоевал их невольное уважение. Смешанное со страхом – не столько перед ним, сколько перед его дерзостью, которая неумолимо повлечет за собою божественную кару.

Он сел на постель, опустив голову.

– Обедать здесь когда дают? – хмуро спросил Менес.

– Да мы уж пообедали, – насмешливо-настороженно сказал мальчишка, который за него беспокоился. – Пока ты спал!

Менес посмотрел на него, и неожиданно маленький жрец улыбнулся.

– Мое имя Неру, – сказал он. – Я сын стражника дома бога.

– “Хора”? – спросил Менес.

– Да, – кивнул Неру. – А ты?

– Я Менес, – сказал Менес. – Сын…

– Сын Сит-Ра, начальника дворцовой стражи, – перебил Канофер с мстительной гримасой. – То-то его отец обрадуется, когда обо всем узнает!

– Это твой отец будет глядеть в землю от стыда, когда обо всем узнает, – отозвался Менес, скользнув взглядом по избитым бокам Канофера. – Тебя не станут больше держать в доме бога, ты его позоришь!

Лицо Канофера перекосилось.

– Запомни, щенок: великий бог превыше всего ставит полное послушание, – прошипел он. – Беспрекословное послушание! Ты нарушил порядок! Тебе плохо придется, за это я ручаюсь!

– Девчонка, – сказал Менес.

Послушание послушанием, а такого рохлю держать на службе… нет, не может быть, чтобы великий Ра это терпел!

Менес лег на свою новую постель, уставившись в потолок.

– Есть хочу, – сказал он мрачно, заглушая собственный страх, который поднимал голову, стоило только мальчику отвлечься.

– Я прикажу принести тебе поесть, – отозвался Неру.

Менес впервые искренне улыбнулся.

– Спасибо.

Его новый товарищ вскочил и выбежал из спальни.

С Менесом больше никто не заговаривал – он только слышал мрачные голоса вокруг, спорившие о нем и его поступке. Менеса осуждали. За Менеса боялись. Канофер говорил правду…

Менес перевернулся на живот и заткнул уши руками.

Спустя некоторое время вернулся Неру. Он тронул Менеса за плечо, и тот, вздрогнув, сел.

– Вот, я сам тебе принес еду, – сказал мальчик, улыбаясь. – Лепешки и виноградный сок.

Менес с благодарностью взял поднос.

Жадно отхлебнув сока и откусив кусок нежной румяной лепешки, он спросил:

– А почему ты сам? Ты же сказал, что пришлешь раба.

– Я мог бы, но не стал, – серьезно сказал Неру. – Раб еще увидит, что Канофер избит! Тогда тебе несдобровать!

– Ему и так несдобровать, – отозвался Канофер.

– Замолчи, – сказал Неру.

Канофер символически сплюнул, но замолчал.

Неру улегся на тюфяк рядом с постелью Менеса и, улыбаясь, сказал:

– Хорошо, что ты лег сюда. Вот тут сплю я.

Менес покосился на него и спросил:

– А ты не боишься со мной рядом быть? Теперь.

На лице Неру появилась обида.

– Я не трус, – сказал мальчик.

Они помолчали – обоим было страшно. И оба боялись признать, насколько страшно.

– Сейчас у нас урок, – сказал Неру. – Отдельно для старших и младших.

– Какой урок? – спросил удивленный Менес.

– “Божественной речи”, – сказал Неру с гордостью. – Письма и чтения. Всех жрецов Ра обучают этому.

– Да, знаю, – кивнул Менес.

Гордость за свое новое положение мешалась в нем со страхом и восторгом, с которыми он думал о Ра. Вернее, мальчик боялся даже много думать о боге… теперь, когда был под его рукой и неусыпным оком.

– А девчонок тоже учат “божественной речи”? – спросил Менес.

– Да, – ответил Неру. – Почему нет? Мы все слуги бога.

– Всех учат вместе? – спросил Менес.

– Да, – несколько удивленно ответил его друг. – До десяти лет.

“Я увижу Киа”, – подумал Менес; и невольно улыбнулся этой мысли, ощутив тепло в груди.

– Ты очень смелый, – вдруг сказал Неру. – Я таких еще не видел. Я бы хотел быть как ты, Менес.

Менес улыбнулся.

– Спасибо, друг.

– Только ты неосторожен, – сказал Неру. – Ты забываешь, что бог все видит!

Менес нахмурился.

– Я ничего не боюсь! – сказал он.

Чем отчаяннее он говорил, тем больше боялся.

Тут послышался гулкий удар в медный гонг.

– Пора на урок! Идем, – сказал Неру, вскакивая на ноги. – Мы будем заниматься вместе, хотя тебе придется догонять меня.

– Я быстро догоню, – сказал Менес.

Он очень старался не думать о том, что ему будет за Канофера, и чем больше он старался, тем хуже получалось.

Маленькие жрецы группой двинулись на урок. Менес шел рядом с Неру, но не смотрел на него, задумавшись о том, что ждет его впереди. Что это такое – “божественная речь”? И что ему будет за Канофера?

“Трус!”

Менес встряхнул головой, рассердившись на себя.

Они вошли в большой зал с окнами-щелями, прорубленными высоко под потолком, с полом, устеленным тростниковыми циновками. Менес посмотрел, как рассаживаются его соседи: скрестив ноги, положив руки на колени – и сел так же.

Он посмотрел по сторонам и вдруг поймал улыбку Киа. Она действительно занималась вместе с ним!

Менес радостно улыбнулся девочке в ответ. Но больше он ничего не успел: вошел учитель, должно быть, тот самый Неби, наставник жрецов.

После урока, от которого у Менеса просто распухла голова – учиться письму, да еще и наравне с теми, кто занимался давно, оказалось очень трудно – мальчик вышел из класса об руку с Неру. Но тут друзей разделили. К Менесу подошел незнакомый величественный мужчина с золотым обручем, охватывавшим лоб, в длинной юбке, сковывавшей его походку.

– Идем! – резко сказал он Менесу.

“Открыт!” – подумал мальчик.

Охваченный стыдом и страхом, он беспрекословно подчинился. Менес чем дальше, тем меньше сомневался, что его ведут на расправу к самому великому богу. Его казнят! Он оскорбил слугу Ра, а за это, наверное, следует только смерть!..

Но Менес ошибся.

Пройдя пол-коридора, его проводник остановился и проделал что-то с гладкой светло-желтой стеной, на которой не было никаких знаков. И, повинуясь его руке, кусок стены бесшумно повернулся. На Менеса взглянула черная дыра, откуда веяло холодом.

Мужчина втолкнул его в карцер, а в следующий миг дверь так же беззвучно закрылась. Менесу показалось, что его погребли заживо.

========== Глава 5 ==========

Мальчик оказался в кромешной темноте. Его и дома, случалось, запирали в кладовой в наказание – но никогда еще он не был в такой полной, беспросветной темноте. Каменный блок потайной двери был настолько плотно пригнан к стене, что сквозь щели не просачивалось ни лучика; да ведь и самих щелей не было видно снаружи.

“А вдруг меня тут бросили? Умирать от голода?..”

Нет, нет, не может быть. За несколько тумаков противному мальчишке, недостойному оставаться слугой бога – не может быть!

Но ведь жрецы Ра неприкосновенны.

“Меня скоро выпустят, – думал Менес, усевшись у стены и уткнувшись лбом в колени. – Меня не могут держать тут долго! Я не заслужил!..”

Он вытянул ноги, поежившись от холода. Мальчик уже замерз от сидения на голом каменном полу – на нем была одна только юбка и сандалии, не считая золотых украшений на шее и руках, которые тоже вскоре стали холодить тело. Менес вскочил и стал мерить шагами свою темницу – шесть шагов в длину и четыре поперек. Ходить было так же холодно, как и сидеть, даже холоднее – от ветерка, который Менес поднял сам, тело прохватил озноб.

Он опять сел и выругался сквозь зубы. Менес снова уткнулся лбом в коленки, обхватил их руками, пытаясь сохранить тепло, которое стылая камера неумолимо забирала из его маленького тела. Менес был худым мальчиком, и сидеть на твердом камне скоро стало больно. Кроме того, его начала мучить постыдная потребность – постыдная потому, что негде было ее удовлетворить; может быть, позыв еще усиливался тем же проклятым холодом…

Менес кашлянул.

А если он заболеет?

Конечно, заболеет! Холод уже давно мучил его; подступил и голод. Менесу как будто дали испытать, что бывает с людьми, лишенными живительного солнца.

Мальчик, дрожа, пытался поджать под себя ноги, спрятать руки под мышки – но он коченел. Менес поднял голову, обозрел свою темницу – и едва не заплакал, на миг охваченный непреодолимой уверенностью, что его бросили здесь погибать, что его нарочно здесь забыли.

Он закусил губу, и боль помогла справиться со слезами. Менес медленно лег на пол – к стене, на бок, сжавшись, как младенец в утробе матери. Это помогало удерживать тепло.

Он закрыл глаза и потерял счет времени…

Напоминали о том, что он еще жив и мучается, только холод, голод и низменная нужда, которые все усиливались. Причем последняя мучила сильнее всего. Но Менес раньше умер бы, чем обмочился здесь.

“Великий бог! – думал он. – Прости меня! Я согрешил!”

Никто не являлся. Бог отвратил от него свой лик.

Менес повернулся на другой бок и наконец заплакал. Потом закашлялся, а затем снова заплакал. Первозданная бессолнечная тьма брала верх над маленьким сыном света, по капле выпивала из него жизнь…

В конце концов маленький узник так обессилел, что уснул бы – если бы не жесткий камень, на котором он лежал, казавшийся вершиной пыток.

Но все-таки Менес уснул.

Очнулся мальчик от ощущения, пробудившего его слабые силы. От ощущения, вызывающего к жизни любое существо – по его телу скользнул свет, показавшийся после бесконечного заточения очень ярким. А на самом деле это был только небольшой огонь масляной лампы, которую держал присланный за ним служитель.

– Вставай, господин, – приглушенно и боязливо сказал юноша, стоящий на пороге, и этот голос сразу дал Менесу понять, что перед ним раб. Мальчик вскочил, вернее – сел, застонав сквозь зубы от боли в затекшем теле. Кажется, он належал себе синяки. И как сразу захотелось!..

“Проклятье!”

– Мне надо выйти, – хрипло со стыдом сказал Менес. – Мне надо…

Он сделал выразительный жест, и раб, на мгновение замерший в удивлении, быстро закивал.

– Да, господин, я отведу. Прошу идти со мной.

Менес выскользнул из карцера, и только тут, как теплый дождь, на него нахлынула радость.

Он был жив! Он был спасен!

Менесу захотелось смеяться от счастья. Но в следующий миг он стиснул зубы, потому что терпеть было уже очень трудно. Мальчик пошел следом за рабом, стараясь двигаться прямо и никак не выдавать себя.

Скоро ему удалось облегчиться, и тогда Менес почувствовал себя намного живее и увереннее. Даже кашель, напавший на него в карцере, и голод, жегший желудок, как и проснувшаяся жажда, теперь казались почти пустяками.

– Мне велено вымыть и переодеть тебя, господин, – сказал юноша, о присутствии которого маленький жрец почти забыл.

Менес взглянул на раба.

– Хорошо. Только сперва дай мне поесть.

– Не велено, – сказал раб.

Менес на миг возмутился, а потом испугался.

– Что это значит?

Но раб наглухо замолчал. Менес понял, что он получил строгий приказ. От кого?

От владыки жизни и смерти каждого обитателя этого дома…

Менес покорился. Им опять овладел страх почти такой же силы, как в карцере – и спрашивать было страшно. И в то же время приставать к рабу было недостойно. Поэтому мальчик молча снес купание, умащивание маслом и нанесение краски на лицо. Он пытался угадать, день сейчас или ночь – наверное, все-таки ночь. И что же с ним будут делать этой ночью, к чему его готовят?..

Менесу заново заплели волосы и надели на него чистую юбку и драгоценный воротник, сразу потянувший его усталое тело книзу.

Не говоря ни слова, раб повел его куда-то по темным коридорам, освещая себе путь той же масляной лампой. У Менеса подкашивались ноги. Теперь его, несомненно, вели к богу!

Но зачем? Неужели его все-таки казнят?..

– Сюда, господин.

Раб показал на высокие изукрашенные золотом кедровые двери, около которых остановился, видимо, не осмеливаясь входить. Менес усмехнулся от смущения и ужаса.

А потом вошел.

Он оказался в полутемном зале, убранном легкими розовыми и синими занавесями. Зал был очень странно отделан – стены покрыты медно поблескивающими панелями, украшенными столбиками непонятных письмен; но кроме этого, в покое не было почти ничего.

Только на возвышении посредине стоял странный длинный металлический ящик со скругленными углами и стенками, как будто по человеческой фигуре – открытый ящик, матово светившийся изнутри. Он-то словно бы и озарял этот зал, в котором Менес не видел никаких других светильников. Однако слабый белый свет казался льющимся отовсюду.

Зал был необычен. Как и все здесь. Но Менес безошибочно узнал овладевшее им чувство – божественную благодать.

То самое чувство он испытывал, преклоняясь перед далеким богом во время его выхода. В десять раз сильнее оно было рядом с Ра.

И, казалось, великий бог незримо присутствует и в этом зале, наполняя его прозрачно-благоуханной, пронзительно-ясной святостью… напоминанием о каком-то утраченном людьми блаженстве. Раз причастившийся этой благодати смертный тосковал о ней вечно.

– Сюда.

Менес увидел перед собою другого раба. А может, жреца.

– Что? – шепотом спросил мальчик.

Слуга молча и торжественно показал на волшебный ящик. Менес глубоко вздохнул.

– Что?.. – шепотом повторил он, боясь поверить себе и ему.

– Ложись, – еще раз разомкнул уста маленький служитель. И опять замолчал, как будто сам был магическим ящиком, отпиравшимся только по особым случаям.

Менес, смакуя каждое мгновение – или томительно медленно переступая через каждый миг – направился к этому сиянию, в которое ему предлагали лечь. Он теперь не отрывал взгляда от саркофага, точно не имел силы это сделать. Мальчик подошел к саркофагу, взялся за прохладный металлический край, постоял – и шагнул в него, точно в ароматическую ванну. Только несравненно лучше.

Менес лег и почти сразу потерялся в восхитительном безмыслии и бесчувствии… а может, сверхмыслии и сверхчувствии, как будто в объятиях бога. Мальчик закрыл глаза. Он ощущал, будто от макушки до кончиков пальцев его наполняет неведомая сила, покалывающая во всем теле. Он мог бы оттолкнуться от своего ложа и взлететь под потолок. Он мог бы совершить подвиг сверх человеческих способностей! Ничего из пережитого Менесом не могло сравниться с этим лежанием – он как будто покоился в колыбели-лотосе, из которой на заре времен родился сам Ра*…

– Вставай.

Над ним склонился тот же маленький раб. Проснувшийся Менес уставился в его темное лицо с горьким разочарованием. Но он послушно сел, потом выпрыгнул из саркофага; это далось так легко, как будто Менес потерял вес или обрел вдвое большую силу.

В нем вдруг опять проснулся голод, но это сейчас было такое же свежее и прекрасное чувство, как и ощущение всего своего тела. Менес улыбнулся и потянулся, а потом вдруг понял, что за счастье придется расплачиваться.

Раб ушел, а в дверях зала стоял Ра.

Менес от неожиданности и страха покачнулся, а потом опустился на колени. Он склонил голову.

Он испытывал наслаждение и ужас. Менесу хотелось захныкать, начать о чем-то умолять… или просто молчать и таять, глядя на это существо. Бог в обличье юноши медленно приблизился к нему. Так что чуть было не коснулся своим длинным роскошным платьем. Менес затрепетал в ожидании этого прикосновения – но Ра остановился над ним, не придвигаясь ближе.

А потом вдруг склонился и нежным движением взял мальчика за подбородок. Он поднял его на ноги. Менесу ужасно захотелось поцеловать эти пальцы или хотя бы край одежды; но вместо этого он робко посмотрел своему единственному властелину в глаза.

Они сейчас чуть светились, а на подкрашенных губах была чуть заметная улыбка.

– Ты прощен. Я бесконечно милостив, – проговорил нечеловеческий голос.

Да, да! Бесконечно милостив!

Менес заплакал – этот маленький мужчина, уже стыдящийся всякой слабости. Но сейчас ему больше всего хотелось, чтобы Ра видел его слезы, и он задрал голову выше. Повелитель, все с такою же улыбкой всезнающего любящего отца на лице юноши, погладил его по щеке.

– Возвращайся в спальню.

Менес содрогнулся от любви при звуке этого голоса.

Бог выпрямился и отошел, неслышно ступая.

Менес закрыл глаза, все еще во власти прошедших мгновений. Его вернуло к действительности прикосновение к плечу – маленький раб дожидался его, чтобы проводить в спальню. Мальчик встал, тихо сожалея о том, что все закончилось. Но теперь в сердце его воцарилась умиленная благодарность, и он шел медленно, стараясь сохранить в себе это чувство во всей полноте.

Менес вошел в спальню, не замечая ничего вокруг – даже того, как на него враз уставились все товарищи.

Неру, сидевший на постели, вскочил и подбежал к нему, сияя.

– Тебя отпустили! А Канофера лишили сана и отослали домой, ты знаешь?

Менес посмотрел на него так, точно не понимал, о чем с ним говорят, хотя новость была поразительная.

Главнее всего на свете было то, что с ним только что произошло.

* Древнеегипетский миф говорит о рождении Ра из цветка.

========== Глава 6 ==========

– Вы уже не спите, – сказал Менес, укладываясь на ложе. – Сейчас утро?

Он лег, хотя ему хотелось воспарить. На лице его все еще сохранялось выражение счастья, на которое Неру смотрел с недоумением.

– Занимается рассвет, – сказал его товарищ. – Пора вставать. Мы начинаем служение богу с самого утра.

– Неужели?

Менес изумился – неужели он так долго просидел в карцере или пролежал в этом чудесном воскрешающем устройстве? Наверное, Ра умеет даже время заставить течь по-особому. Конечно, умеет!

Он же великий бог!

Любовь к Ра вдруг захватила все его существо. Он был ростком, зазеленевшим в лучах солнца, без любви которого погибал. Как и все эти дети.

– Я голоден, – счастливо сказал Менес, которому было так прекрасно, что не передать словами. Он подумал: а испытывали ли другие жрецы что-либо подобное? Мальчик ощутил ревность, а потом подумал, что это очень грешно – ревновать бога. Ведь Ра дарит своею милостью всех!

– Сейчас мы пойдем на завтрак, – сказал Неру, удивленно смотревший на его лицо. Ничего-то он не понимал! И не поймет, потому что Менес ничего не расскажет. Менес был намерен сохранить священные воспоминания для себя одного.

В дверях появились двое рабов, и жрецы начали вставать, умываться и краситься с их помощью. Менес был уже готов к выходу – и поэтому просто сидел, с наслаждением глядя, как готовятся к встрече с Ра его товарищи.

Они были избранники судьбы.

Половина дня минула, как сон. Как лежание в саркофаге – близость к богу была сходна с этим чувством; Менес уже ощущал, что не мог бы променять свое служение ни на что другое.

Рядом с Ра он как будто лишался своей воли – или отдавался на волю бога, превращаясь в послушное орудие. Но отдаться так было лучше всего – самый правильный, чистый, благословенный путь.

Менес жалел, что не может выразить этого чувства словами. Но, наверное, слов, чтобы передать радость Служения, не было в человеческом языке…

После обеда жрецы были предоставлены сами себе. Вернее, эти часы они должны были посвятить другим занятиям. Менес опять преодолел трудный урок грамоты, напоминавший ему камень, который надо долбить. Беганье, игры-состязания, единоборство с мальчишками давались ему легко; но при взгляде на письмена, напоминавшие мудреных черных жуков, похожих один на другого, он приходил в отчаяние.

Им, к тому же, задали уроки – чистописание. То есть этих жуков, из которых слагалась “божественная речь”, нужно было складывать самому, и еще и выучивать, как они выглядят…

Менес мог бы обратиться за помощью к Неру, но он был слишком горд. Мальчишка ушел со своей глиняной табличкой, которые им раздали для упражнений, в самый дальний угол класса и, сопя, сел, скрестив ноги. Он приготовился биться над своим заданием в одиночку.

Через какое-то время Менес оставил попытки и бросил уродливо исцарапанную табличку. Он схватился за виски, с которых до боли были оттянуты заплетенные в косы волосы, и склонился к коленям, стиснув зубы. Мальчик был готов заплакать от бессилия, но гордость не позволяла – как и не позволяла попросить кого-нибудь помочь.

– Тебе помочь? – вдруг прозвучал рядом голосок, как будто обрели язык его собственные мысли.

Мальчишка враждебно и удивленно взглянул на примостившуюся рядом девочку.

– С чего ты решила, что мне нужна помощь? – спросил он Киа.

Та улыбнулась с видом легкого превосходства.

– Я же вижу, – сказала она. – Это не стыдно, Менес! У меня тоже сперва ничего не получалось. Позволь, я объясню…

Киа потянула у Менеса табличку, и он дернулся, чтобы отнять ее и крикнуть, что ни в чьей помощи не нуждается, тем более в помощи девчонки. Но глядя на ее улыбающееся лицо, почему-то раздумал огрызаться.

Киа была дочерью учителя и, наверное, вправду уже много умела. Да и стыдно служителю Ра было по пустякам затевать ссору с другим служителем.

– Объясни, – хмуро сказал Менес. – Если хочешь, – прибавил он быстро.

Киа улыбнулась.

Отведя с лица падающие на глаза короткие волосы, она быстро начертила на его табличке рисунок, который невозможно было не понять.

– Что это? – как учительница, спросила девчонка.

– Женщина, – невольно улыбаясь, ответил Менес.

– А это?

Слева от женщины появилась волнистая линия.

– “Эн-мут”, – прочитала Киа. – “Принадлежащее женщине”.

Киа подумала несколько мгновений, потерла переносицу, на которой густые бровки почти сходились, потом перевернула исписанную табличку.

– Что это? – уже как-то сурово спросила она мальчика, начертив группу знаков, при виде которой у него занялось дыхание. Как бы трудно ему ни давалось учение, эти знаки Менес запомнил сразу, как будто их вырезали не в глине, а у него на сердце…

– “Нечер”, – тихо сказал он. – “Бог”.

Рядом с этим иероглифом появился каравай.

– Хлеб – “та”, – сказала маленькая строгая учительница. – В конце слова значит – женщина. Что это?

– “Нечерет”, – сказал Менес. – “Богиня”…

Они долго смотрели друг другу в глаза.

Потом Киа начертила целую фразу – и благоговейно положила заостренную тростинку. Как будто после этих слов уже ничего нельзя было прибавить.

– Что это? – спросила она. Маленькая и суровая “женщина”. “Богиня”.

Менес и сам не знал, почему. Все, кого Ра приближал к себе, становились божественными…

– “Ра нечер аа”, – вполголоса, точно молитву, прочитал мальчик слова, написанные Киа. – “Ра – великий бог”…

– Теперь ты начинаешь постигать? – спросила жрица, когда они наконец смогли заговорить снова.

Он кивнул.

– Су нечер-нечеру, – тихо проговорил мальчик, чувствуя, как на глаза наворачиваются слезы. – Он – величайший бог…

– Истинно так, – тихо сказала Киа.

Она вернула Менесу табличку, и тот благоговейно взял ее, будто амулет.

– Пойдем погуляем, – предложила Киа, поднимаясь с места. – Расскажи мне о себе. А я покажу тебе дворец.

– А разве нам можно гулять по дворцу? – спросил Менес, с готовностью вставая следом. Он уже и забыл, что водиться с девчонкой “стыдно”. Хотя любого, кто посмел бы смеяться над ним, он бы проучил.

– Можно, конечно, – сказала Киа. – Мы можем ходить везде, кроме нескольких залов… Там… запретные места…

Она отвернулась, волнуясь.

А Менес подумал, что уже знает одно такое запретное место. Удалось ли Киа побывать в зале воскрешения? Если нет, как же ей не повезло!

– Ты один в семье? – вдруг спросила девочка, когда они выбрались из классной комнаты в пустой коридор.

– Один, – ответил Менес. – Бог не пожелал дать моей матери других сыновей.

– И дочерей? – лукаво спросила Киа с долей обиды. – Или дочери не считаются?

– Сестер у меня тоже нет, – ответил мальчик, с интересом глядя на нее. – А у тебя? Сколько жен у твоего отца?

– Одна, – с явственной обидой сказала Киа. – Человеку его положения нельзя иметь больше. А у твоего отца разве много жен?

Менес смутился.

– Тоже одна, – буркнул мальчишка. – Мама. И две женщины, которые живут отдельно, но они не жены…

Некоторое время дети шли молча.

– А какое такое положение у твоего отца? – вдруг спросил Менес, озадаченный словами Киа. – Он же служит богу, он учитель жрецов…

– Да, но он… низкорожденный, – ответила Киа. Она как-то помрачнела, но не от стыда за происхождение отца, а от чего-то другого. – Мой отец происходит из селения, – договорила девочка, не глядя на Менеса.

Тот от неожиданности остановился.

– Он простолюдин? – спросил Менес.

Ему сразу вспомнились лохмотья, запах немытых тел, отверстые в крике редкозубые рты “черных людей”, теснимых со святых мест стражниками Ра.

– Да. Он простолюдин, – проговорила Киа. Как-то так, словно этим гордилась.

Менес раздраженно хмыкнул, прошел с нею еще несколько шагов, потом остановился, глядя себе под ноги. Одобрит ли его отец дружбу с девчонкой такого происхождения?

– Он такой же человек, как и ты, – заметила Киа, пристально и почти враждебно глядя на Менеса.

– Нет, не такой же! – не выдержал Менес.

Он сжал кулаки.

– Воины бога – лучшие, любимцы Ра! – заявил он. – Все должны склоняться перед ними, они – щит и сила бога! А твой отец должен гордиться такой великой честью, что ему позволено находиться рядом с нами!

На губах девочки мелькнула презрительная улыбка.

– Уж не тем ли он должен гордиться, что учит тебя? – спросила Киа.

– Да, – заявил Менес.

Он почувствовал, что краснеет под ее взглядом, но упрямо поджал губы, опустив голову.

– Эх, ты, – сказала Киа. – Великий воин! Я думала, ты мне друг!

“Я тоже так думал”, пронеслось в голове у Менеса.

Киа еще несколько мгновений смотрела на него, потом фыркнула и ушла, вздернув подбородок. Менес поднял голову и враждебно проследил за тем, как девчонка уходит. Что она о себе воображает, чернавка!