Текст книги "Подари мне жизнь...(СИ)"

Автор книги: MAD Gentle Essence

сообщить о нарушении

Текущая страница: 41 (всего у книги 66 страниц)

Мне ответили, что изменений нет. Состояние стабильно тяжелое. И после этого я выпил еще пол стакана конька и вырубился, в обнимку с твоим свитером.

Утром открыл глаза оттого, что на постели сидела Симона, со стаканом в руке.

– Тихо, дорогой, только не дергайся… – сказала она, и по вискам ударила боль.

Похмелье, бл*…

– Держи. Это «Пиэль-алко» Станет легче, – она помогла мне приподняться, и я с жадностью выхлебал весь стакан прохладного напитка.

Лег обратно, сжав веки от боли.

– Потерпи, родной, – пальцы по мокрому подбородку. – Полежи, не шевелясь, полчасика, а еще лучше поспи.

Чуть расслабляюсь, стараясь не обращать внимания на пульсирующую боль в голове.

– Мам, позвони на пост, узнай как он, – шепчу через силу.

– Я уже позвонила, родной. Он периодически приходит в себя. Без изменений пока. Он очень слаб. Нужно время.

Закусываю губу.

Господи, дай ему сил! Забери у меня половину и отдай ему…

Первая ночь после операции, без тебя – она прошла.

Я заставил себя вырубиться. Заставил забыться до утра. Но я не знал, что буду делать все остальные ночи без тебя.

Не знал, не представлял.

Конечно, человек такая тварь, что привыкает ко всему. Но я… я не хочу привыкать к твоему отсутствию.

Если бы я просто знал, в какой именно день ты вернешься, то можно было в календаре зачеркивать дни, проведенные без тебя, и знать, что пусть они и прошли без тебя, но они приближают нашу встречу.

POV Avt

Симона вышла из комнаты сына и услышала звонок телефона, донесшийся из спальни.

Невесело улыбнулась, догадываясь, кто звонит.

– Привет, милая, как вы там?

Симона выдохнула с благодарностью за это внимание не только к ней, но и к Тому.

– Мы мучаемся от похмелья… – невесело усмехнулась она.

– Напился?

– Да, но этого и стоило ожидать. Я не удивляюсь, слишком много он пережил за последние несколько дней.

– Может, мы встретимся, Сим? Я так скучаю….

– Я знаю, Ральф, знаю… Только не могу я его сейчас оставлять одного. И сама не буду спокойна.

– Милая, ну хоть на часок. Давай в обед встретимся в вашем кафе возле дома, а? Пожалуйста… За час с ним ничего не случится. Мальчик-то не маленький… Симочка, не опекай ты его так рьяно.

– Я не опекаю, Ральф, я просто нахожусь рядом, дома, и он об этом знает. Ну, если только на часок…

– Вот и хорошо, я буду тебя ждать…

– Окей, будешь подъезжать – позвони. До встречи.

***

– Как он? – Ральф смотрел, как Симона не спеша помешивала соломинкой коктейль.

– У Билла нет улучшений, и это убивает Томку.

– Еще так мало времени прошло с операции. Он же должен понимать, что это так и должно быть.

Симона усмехнулась.

– Разве ему это можно внушить? Он мечется, я вижу, как ему тяжело. Сейчас я его все-таки заставила поесть немного, и он заснул. Иначе я бы не смогла придти.

Ральф кивнул.

– Он не говорит, что теперь собирается делать дальше? Ну, в смысле того, что они братья…

Симона отпила глоток из бокала.

– Нет, не говорит. И ты знаешь, ведь Том присутствовал, когда у Билла была остановка сердца.

– Он был в операционной? – Ральф это прошептал, но так, что было понятно – он потрясен.

– Так получилось, просто два блока операционной разделены стеклянной перегородкой. В одном лежал Том, а в другой привезли Билла. Сам можешь представить, ЧТО это все значило для него…

– О-паа, – протянул Ральф. – Ничего себе стресс.

– Да, и это очень мягко сказано, скорее шок. Том потерял сознание.

– Мда, – Ральф прикурил. – Весело, черт.

Выдохнул, глядя на круги под глазами Симоны.

– Ты вымотана, Симона. Тебе нужно отдохнуть от всего этого.

Она невесело усмехнулась.

– Это невозможно сейчас. Я не смогу оставить Тома в таком состоянии. Я сейчас и в клубе не буду показываться, если пойму, что сыну нужна больше, чем там. Он сегодня вообще заявил, что хочет попросить Хельгу, мою подругу, которая работает в этой клинике, поселить его в больнице на первое время, пока Биллу не станет лучше.

Ральф чуть сощурился.

– А это не такая уж и глупая идея, между прочим. Хуже от этого не будет. Том будет чувствовать, что все время рядом, недалеко, по крайней мере… сможет напрямую интересоваться его здоровьем. Если действительно есть такая возможность – пусть прислушаются к его желанию. Поверь, так будет спокойнее и ему, и тебе. Парень будет под присмотром, а ты сможешь отдохнуть, хоть немного…

Симона чуть ненадолго задумалась, а потом кивнула.

– Знаешь, а ведь ты прав. Я поговорю с Хельгой.

POV Bill

Свет. Снова свет…

А потом снова будет тьма. Я знаю. Сколько раз я уже переходил из света во тьму?

Не знаю, не помню. Но много. И каждый раз, возвращаясь во тьму, я не знаю, смогу ли я снова увидеть свет…

Сон. Явь….

Я уже не знаю, что мне снится, а что происходит на самом деле.

Сколько раз я, возвращаясь к свету, чувствовал твою руку. Ты пытался удержать меня, но у тебя одного на это не хватает сил, для этого мне нужно помочь тебе….

Но у меня тоже нет сил. Нет пока возможности помочь тебе, Том….

Ты только не оставляй меня там, в темноте. Не оставляй, я очень надеюсь, что найду силы и тогда, вдвоем, мы сможем бороться… Мы должны бороться.

POV Tom

(Воскресенье, второй день после операции)

Руки сжимают плечи. Они дрожат мелкой дрожью, но я не могу заставить себя не дрожать.

Такое у меня с самого утра, не могу ничего с собой поделать. Изменений в твоем тяжелом состоянии нет, и меня это просто убивает. Мне страшно до дрожи в коленях.

Я очень плохо спал всю ночь, а утром глянул в зеркало и почти себя не узнал. Хотя… я был похож на тебя – когда ты лежал на операционном столе. Впалые щеки, почти черные круги под глазами.

Мне плохо. Мне плохо физически. У меня такое ощущение, что я начинаю чувствовать то же, что и ты.

Какие-то странные образы, отрывки из снов, которые осколками входили в мой мозг, когда он отключался на короткое время ночью. Я искал тебя в темноте, на ощупь, на звук биения сердца, того самого кардиомонитора, который я слышал в операционной. Каждый маленький сон сопровождается этим звуком.

Иногда я вдруг нахожу тебя, и чувствую руками тепло твоих ладоней. Я не вижу твоего лица, но я все равно знаю, что это – ты… Я даже себя не вижу, но знаю, что мне нужно вывести тебя из этой темноты, знаю и поэтому пытаюсь… пытаюсь… пытаюсь…

Я что-то говорю тебе, в чем-то убеждаю, иногда ты соглашаешься, и мне становится легче, но иногда твои руки просто исчезают, и тогда я резко просыпаюсь от бесконечного звука остановки сердца. Просыпаюсь с криком, и немного успокаиваюсь только тогда, когда понимаю, что это был очередной кошмарный сон. Хотя очень боюсь понять, что это может стать кошмарной реальностью.

И так без конца, всю ночь, всю долгую, изматывающую ночь…

Смотрю на маму, она говорит с Хельгой по телефону.

О твоем состоянии разговор, а меня сейчас колбасит так, что зажигалку не могу нормально зажечь и поднести к сигарете.

Мама закрывает глаза и отворачивается к окну.

Черт! Не надо со мной так, ма… У меня же сердце сейчас разорвется. Подхожу и касаюсь ее плеча, и она оборачивается ко мне. В глазах ее блестят слезы…

Чуть улыбается. Пытается вернее. Получается очень грустно.

– Что там случилось? – я сам не узнаю свой голос.

Чуть прикрывает трубку ладонью.

– Ему хуже, Том, – и по щекам текут слезы.

Я сжимаю ладонями виски, зажмуриваю глаза и сдерживаюсь, чтобы не завыть по-волчьи.

Потом сминаю в руке зажженную сигарету, не ощущая, как она обжигает мне пальцы. Выскакиваю из кухни.

– Мама! Скажи ей… скажи… я должен быть там, пусть она мне разрешит! Пусть!! Иначе я буду сидеть у дверей больницы!– это я кричу.

– Хельга, я не знаю, что делать… слышала? Ну тогда ты понимаешь, о чем я хочу попросить…

Слышу слова мамы, врываюсь в спальню, начинаю запихивать какие-то вещи в сумку, почти на автомате, через минуту она возвращается.

– Родной, Хельга оставит тебя у себя в кабинете, там есть комната отдыха…

– Хорошо, – сглатываю, так и не переставая собираться.

– Я отвезу тебя сама, малыш, – мама уходит одеваться.

Сижу на полу возле сумки и пытаюсь хоть чуть-чуть придти в себя, закрыв глаза, раскачиваясь взад и вперед.

Мне страшно. Господи, как же мне страшно!

Сердце превратилось в ледяной комок. Этот холод растекается по венам, входя в каждую клеточку и замораживая ее…

Я не могу помочь тебе ничем, и от этого бессилия становится еще хуже.

Потом выходим из дома, дорогу до больницы я практически не помню – осталось ощущение бесконечного продолжения ночи. Когда не знаешь, реальность это или сон.

Страшная явь, которую так хочется изменить, но нет возможности…

***

Кабинет Хельги.

Дрожь в пальцах, держащих сигарету. У меня вообще сейчас такое ощущение, что меня перестанет трясти только тогда, когда мне скажут, что с тобой все нормально.

А пока…

– Подавляющие иммунитет препараты дают побочные эффекты. Организм у Билла очень ослаблен, поэтому и остановка сердца была… – не смотрю ни на мать, ни на Хельгу, но знаю, что они обе смотрят на меня.

– Это очень опасно, да? – облизываю сухие губы.

По секундной заминке перед ответом чувствую, как они переглядываются между собой.

– Да, Том, опасно. Сразу после операции иногда бывают ухудшения, временные. Судя по анализам Билла, сейчас именно этот случай. Но если через два, самое большое три дня, не наступит улучшение, то… Остается ждать и надеяться на лучшее.

Вскидываю взгляд на Хельгу.

Она смотрит мне прямо в глаза.

– Сейчас у Билла наступил кризис, Том, эти дни решат все. Или улучшение, или…

–… смерть?… – шепчу и закрываю глаза, чувствуя, как из-под ресниц выкатываются слезы.

– Третьего не дано – отторжения материала не произойдет, я почему-то чувствую, а вот его общее состояние, особенно сердце…

Хельга чуть помолчала.

– Будем надеяться, что молодость и огромное желание жить помогут ему. Том, ты должен верить!

Киваю и затягиваюсь. Рвано выдыхаю дым.

– Все будет хорошо, родной, – мама легонько сжимает мой локоть.

Киваю, затягиваюсь.

– Том, обещай, что не будешь курить слишком много.

Поднимаю глаза на мать. Несколько секунд смотрим друг на друга.

– Ты же практически без перерыва куришь.

Перевожу взгляд на сигарету и опять киваю. Без перерыва? Я и не замечаю, что так курю…

– И еще, Том, – Хельга выходит из-за стола и садится на его краешек, возле нас с мамой, – тебе употреблять алкоголь сейчас нельзя, по одной простой, но очень важной причине. Может так получиться, что Биллу понадобиться переливание крови, а ты, как донор для него – самый подходящий.

Конечно, господи! Какой же я идиот…

– Я понимаю, не буду я пить.

Наклоняюсь и, упершись в колени локтями, смотрю в пол.

– Ну, вот и хорошо. Я приготовила тебе комнату отдыха, есть все для нормальной жизни, там будет тебе удобно. И телевизор есть, и телефон, с которого можно звонить на пост. Холодильник даже. В общем, я думаю, там будет тебе хорошо. Ты спал этой ночью? Выглядишь не лучшим образом.

– Плохо спал, – выдавливаю из себя.

– Ясно, снотворным злоупотреблять не будем, но сегодня на ночь я тебе дам пару таблеток, сейчас это тебе нужно. Нельзя тебе изводить себя, Том. И вообще, если примешь таблетки сейчас, будешь спать спокойно до самого утра.

Мама со мной в комнате отдыха, помогает пристроить мои вещи, а я тупо смотрю на ее действия, сидя в глубоком кресле.

– Том, ты только не забывай кушать, хорошо?

Киваю. Слышать слышу, только сейчас мало что воспринимаю, из того, что не относится к тебе.

– Давай я буду заезжать к тебе в обед и вечером, и вместе будем где-нибудь кушать, а?

Снова киваю. Сил говорить нет.

Открываю ладошку и смотрю на таблетки, которые мне дала Хельга. Я понимаю, что мне действительно сейчас без них не обойтись. Иначе начну бродить ночью по клинике, как привидение, подвывая от тоски и страха. Мама подходит и приседает возле меня, положив ладони мне на колени.

– Томочка, ты же знаешь, что в любое время я смогу приехать к тебе, да? Ты только позвони. Позови, если невмоготу будет. Хорошо? В любое время дня и ночи, окей?

– Спасибо, ма, я знаю…

– Все, мой хороший, я поеду домой, – встает и прижимается губами к моему лбу. – Он знает, как нужен тебе, поверь, Томочка, он не сможет тебя оставить…

Ее шепот, мои закрытые глаза и слезы по щекам.

– Нет, не сможет…

Остаюсь один и, не меняя положения, сижу в кресле, глядя в одну точку.

Замороженное состояние. И в тоже время обостренные до боли чувства.

Мне тяжело.

Действительно нужно выспаться.

Не спеша встаю и наливаю воду из графина, глотаю таблетки. Отхожу к окну и смотрю на больничный парк.

Темно. Холодно. Пусто. Так же, как на душе у меня.

Я усну сейчас. Усну, и не знаю, что мне будет сниться, не знаю, что мне принесет завтрашнее утро и завтрашний день.

Не знаю, и от этого внутри тягучая боль и разъедающая душу неизвестность.

POV Avt

Том спал этой ночью.

Метался, что-то шептал, сдирал с себя одеяло, а потом от холода сворачивался в жалкий комочек боли и страдания.

Но и в самом сне не было покоя.

Куда-то рвался, что-то кому-то доказывал…

И снова этот звук кардиомонитора, снова тьма, в которой искал такие нужные ему теплые ладошки.

Звал, кричал, уговаривал пойти с ним, плакал, умолял, сходил с ума от бессилия и снова шел в темноту, чтобы звать, умолять, и искать…

Он открыл глаза, в комнате было светло, и даже не глядя на часы подскочил к телефону.

Номер поста он давно выучил наизусть.

Его трясло, когда он слушал гудки…

– Отделение реанимации, – наконец-то отозвались и Том выпалил:

– Здравствуйте. Мне нужно узнать состояние Билла Кернера.

– Минуточку, – медленно попросили там, и Том сжал веки и закусил нижнюю губу.

–… так… Кернер… Без изменений пока… в сознание почти не приходит…

Том медленно положил трубку, и без сил опустился на пол, чувствуя как холод отчаяния расползается от сердца по всему телу.

– Господи, да что же это такое! ЧТО??? – он ударил несколько раз ладонями по паласу, – я не могу так больше… я не могу!! – стон вырвался из души и ударился об стены.

Том, обхватил колени руками…

–… не могу… не могу… Я тоже сдохну, Билл… пожалей меня… пожалей… – чуть откинул голову, промычал без сил.

Впился пальцами в свои предплечья, до боли, до синяков.

Хотелось крушить и ломать все вокруг себя, хотелось кричать так, чтобы Билл услышал его и понял, что нельзя больше так издеваться над ним… нельзя больше испытывать его терпение…

Сердце не выдержит долго такого накала, оно разорваться может!

–… Билл… Билл… ну что же ты творишь, ЧТО???… вернись, вернись… ко мне вернись… Мне плохо, мне так плохо без тебя…

До безумия хотелось видеть Билла, хотелось встряхнуть его, наорать, может даже ударить, дать пощечину, чтобы пришел в себя, чтобы понял, как его Том ждет, как ему нужно, чтобы Билл выздоровел…

В том, что случилось после этого, были виноваты сдавшие нервы. Невозможность просто сидеть и ждать, когда наконец-то скажут что-то хорошее о состоянии любимого человека.

Он дрожащими руками натянул на себя джинсы и свитер, выскочил из комнаты отдыха и из самого кабинета Хельги.

Его несло туда, где лежал Билл, где были закрытые боксы.

И он ничего не мог с этим поделать…

Он ворвался на пост, и глядя в глаза перепуганной медсестре, сначала тихо сказал:

– Мне нужно, чтобы меня пропустили к Биллу Кернеру.

Он бы не стал тут стоять и просить, но он не знал, где точно находится Билл, не знал, где находится реанимация.

– Сю-сюда нельзя посторонним, – пролепетала сестра, глядя в расширенные зрачки Тома.

– Я не посторонний… – покачал головой Том. – Я его брат…

Сестра отрицательно качала головой. Она была напугана, в голосе высокого парня была скрытая угроза.

– Нет!! Нельзя! Туда кроме врача и дежурной медсестры больше никто не имеет права входить!! Никто!!

– Я ИМЕЮ ПРАВО!! Я ЕГО БРАТ!!

На крики из ординаторской вышла еще одна медсестра.

– Что тут происходит?

Том оглянулся на голос.

– Мне нужно к Кернеру… МНЕ ОЧЕНЬ НУЖНО!!

– Молодой человек! Вы понимаете вообще, о чем Вы просите? – сестра видела эти почти безумные глаза и понимала, что ничем хорошим этот диалог не закончится.

– Понимаю! Я все прекрасно понимаю! Но я ДОЛЖЕН его увидеть! Только на минуточку, пожалуйста!

Вышедшая сестра глянула на свою коллегу, сжавшуюся в углу за столом.

– Мы не имеем права пропустить Вас. Это смертельно опасно для пациента!

Том рванулся к ней и схватил за плечи, чуть встряхнув.

– Он не может выкарабкаться, понимаете? Ему плохо! Ему нужна моя помощь!

Медсестра выскочила из-за стола и выбежала в коридор. Она поняла, что без охраны тут не обойдешься.

– Успокойтесь, молодой человек! – медсестра пыталась привести парня в чувство. – Я понимаю ваше беспокойство, но это невозможно пока… нужно подождать улучшения!

– Я не могу больше ждать! Я не могу! – Том, сам того не замечая, сильно сжал пальцы на плечах медсестры.

– Прекратите сейчас же! – взвизгнула женщина, и почти сразу Том почувствовал, как две пары сильных рук отрывают его от медсестры.

Он оглянулся и увидел молодых мужчин в форме. Эта была охрана.

– Нет!! – Том попытался вырваться.

– Парень, успокойся… нам не хочется применять силу… – попытались его остановить. – Тут быть не положено!

– Да что вы все заладили! «Не положено!!» А ему положено вторые сутки быть в таком состоянии? Положено? Да отпустите же меня, отпустите! – Том хрипел и вырывался, но это было уже бесполезно.

Ему не делали больно. Его просто выводили с этого этажа.

– Успокоительное приготовьте! – крикнул кому-то один из державших Тома.

– Что тут происходит? – Том услышал знакомый голос и не сразу понял, что это голос Хельги.

– Вот… требует встречи с Кернером, – подошла медсестра с поста.

– Хельга скажи им, скажи! Я должен его видеть! – дернулся Том. – Отпустите!

Он начал вырываться, глядя на охранников.

– Том!! ТОМ, посмотри на меня!!

Том вдохнул и перестав дергаться, тяжело дыша, смотрел ей в лицо своими широко открытыми глазами.

– Это невозможно сейчас, Том!! Даже я не имею права к нему заходить, понимаешь? Это может его убить! Том!! Ты слышишь меня? Убить!

Том сглотнул и кивнул.

– Отпустите его, – Хельга глянула на парней.

И они не спеша, как бы боясь, что он сейчас что-нибудь учудит, отпустили его. Отошли и остановились неподалеку. А Хельга сразу подошла к Тому и обняла его.

– Все хорошо, дорогой… все будет хорошо… Пойдем со мной.

И чуть отступив, обняв его за плечи, она повела его к себе в кабинет, туда, где можно будет дать отдышаться.

Они зашли в кабинет и Хельга закрыла дверь на ключ.

Том сел, вернее, рухнул на диванчик, закрыв лицо руками. Сил больше не было ни на что, только пустота внутри.

– Я не могу так больше… я не могу так… мне нужно его видеть… – этот стон, тоски и боли тронул сердце Хельги, но она понимала, что не имеет права сейчас дать Тому раскиснуть совсем.

Выдохнув, она подошла к столу и закурила.

– То, что ты сейчас пытался сделать, было самое глупое из всего возможного, Том. Я понимаю, что тебе очень тяжело, что начинают сдавать нервы, но ты не имеешь права ТАК себя вести, понимаешь? Это действительно было очень неправильно. И очень опасно для Билла, на самом деле, ему сейчас хватит одного самого легкого вируса, незначительного для тебя или меня, чтобы больше ты его живым не увидел! Том, ты слышишь меня?

Том не сразу, но кивнул. Отнял руки от лица… выдохнул…

– Я очень сожалею, Хельга… меня сдернуло с катушек… прости…

Хельга затянулась, выдохнула дым и кивнула.

– Я позвонил утром, мне сказали, что он в сознание почти не приходит… и все… меня понесло… Я не смог сдержаться… Мне просто сорвало крышу…

– Я понимаю все, дорогой, – Хельга села рядом и и накрыла руку Тома своей теплой ладонью. – Это действительно очень тяжело, я понимаю. Но ты должен держатся. Обязан, понимаешь?

Том кивнул.

– Нужно время… Пойми, что своими метаниями ты не поможешь ему, а только изводишь себя. Пообещай мне, Том, что это не повторится больше…

– Обещаю… больше этого не будет…

– И дай мне слово, что ты не будешь все время торчать в клинике. Есть парк во дворе, у тебя есть возможность выходить в любое время суток, тут все предупреждены об этом. Не загоняй себя в угол постоянными черными мыслями, ты так просто свихнешься, слышишь? Дай мне слово, что будешь гулять, выходить будешь на свежий воздух…

– Да, даю слово…

– Вот и умница, –Хельга сжала руку Тома. – И я принесу тебе завтрак, поешь, дорогой, договорились?

Через несколько минут Том сидел в комнате отдыха, не спеша пережевывая бутерброд, совершенно не чувствуя его вкуса, запивая горячим чаем из термоса, и оглядывал комнату, в которой проспал ночь, но которую сейчас видел как будто впервые. Окно, занавешенное красивыми гардинами, неяркими, в бежевых тонах. Большой книжный шкаф заставленный медицинской литературой, привлекали корешки книг с очень толстым переплетом – такие громадные, увесистые тома. Они были и очень потрепанными, и совсем новыми.

Картины, выделяющиеся на бежевых стенах, оклеенных шелком. Сюрреалистические мотивы, похожие на странные, непонятные образы из картин Сальвадора Дали. И такие же непонятные чувства вызывающие. Полка с цветами, за которыми явно очень тщательно ухаживали. Наверно, кто-то из персонала увлекался… Журнальный столик с накиданными на нем разными журналами, TV на тумбочке, с DVD проигрывателем. Маленький холодильник, кожанное кресло, очень глубокое и удобное и сам диван, тоже кожанный, на котором Том сейчас сидел, обозревая свое жилье на ближайшие несколько дней.

Сейчас после такого нервного срыва в душе было затишье. Странное, какое-то искуственное спокойствие. Как будто ему вкололи что-то успокоительное.

Через час Том сошел с крыльца больницы и вдохнул влажный, прохладный воздух.

Конец февраля, день не успевает начаться, и уже почти сразу наступают сумерки.

Вроде бы и солнца не было, но в тоже время не было пасмурно. Он чуть поежился, приподнял воротник курточки, и неспеша пошел по выложенной камнем дорожке, ведущей к больничному парку. Том шел, глядя себе под ноги, пиная редкие прошлогодние листочки носком кроссовка, мысли перетекали из одной плоскости в другую, они были таким же замороженными, как и общее состояние Тома.

Он не понимал, почему сейчас так себя чувствует. Наверное, получился сброс нервного напряжения. Конечно, может ему нужно было справиться как-то иначе, но получилось так, как получилось – и уже ничего не изменишь.

Ноги принести на то место, откуда Том общался с Биллом, и он невольно поднял голову, отыскивая то окно.

Вот оно.

Там, где он последний раз видел улыбку Билла, там где потом видел скользнувшую в никуда его руку.

И помнил прекрасно то состояние ужаса, с которым бежал на пост, прося узнать, что случилось. Все это было совсем недавно, но почему-то таким далеким казалось сейчас. Будто прошли недели, месяцы….

Том присел на скамеечку, на самый краешек, и расстегнув на левой руке рукав курточки, достал из-под него браслеты, перетянув их на кисть.

Металл, сразу остыв на воздухе, холодил пальцы. Но Том не обращал на это внимания.

Перебирая соединяющую браслеты цепочку и маленький замочек, он очень надеялся, что совсем скоро одна половинка перекочует на другую руку. Руку самого нужного ему человека, человека, который изменил его жизнь, человека, которому он впервые в своей жизни сказал: «Люблю…»

И которому, как он надеялся, еще миллион раз скажет эти слова.

Биллу.

Своему брату…

Пусть только КАК БРАТУ скажет. Лишь бы он жил…

POV Tom

Такое состояние, как будто я полдня вагоны разгружал.

И откуда усталость такая – и физическая, и моральная?

Я устал, от страха устал, от ноющей боли в груди. Хочется уснуть и проснуться вместе с тобой, когда ты придешь в сознание, и врачи поймут, что кризис миновал. Вот только любить я тебя никогда не устану, не устану желать быть с тобой…

Ежусь от прохладного ветерка и понимаю, что нужно возвращаться, мне простывать никак нельзя. Так же, как и выпить нельзя, хотя очень хочется.

Подхожу к крыльцу больницы и понимаю, что давно уже не курил. Останавливаюсь, прижавшись спиной к деревянной двери. Щелчек зажигалки и глубокий вдох. Рядом, из приоткрытого окна доносятся голоса. Наверное, это курилка или просто комната отдыха, медсестры разговаривают о всякой ерунде, смеются.

Я не прислушиваюсь, хотя слышно хорошо. Мне не нужны чужие разговоры, сейчас покурю и пойду.

Прикрываю глаза, чуть откинув голову… странное состояние… голоса доносятся как сквозь вату… Потом вдруг почти вздрагиваю, когда по краешку сознания проходит твоя фамилия, произнесенная кем-то…

Невольно прислушиваюсь…

–… это мальчишка, который в реанимации?

– Да, он.

– Это к нему брат сегодня утром рвался?

– Угу… я перепугалась , ужас!… он был как невменяемый, или обколотый… зрачки расширенные, навис надо мной и давай требовать пустить его к Кернеру. Представляешь? Хорошо, что в орденаторской Ханна была, выскочила на крик, а я потом за охраной бегала… И на счет брата… ты знаешь, с этим тоже непонятно. С начала была информация, что они братья, это когда они еще оба в терапии лежали, а потом, когда Кернера в транспланталогию перевели, такой информации уже в карточке не было. А теперь опять вот, второй на посту орал, что брат… Вообще непонятно… Фамилии разные, а дата рождения одинаковая…

– Да… странно… Это же Хельгины протеже, да? Этот буйный, с дредами, говорят, он у нее в комнате отдыха уже второй день живет…

–Да, странно как-то… не знаю, но этот баламут был донором Кернера. Ты видела их обоих?

– Нет пока, но говорят, что они красавчики оба. Похожие?

– Можешь не сомневаться, красавчики, и очень похожие глаза… не знаю точно, но Марта из приемного отделения рассказывала, когда она принимала Кернера при поступлении в клинику, он был с дредастым этим. Так вот там, вообще не знаю, верить или нет… Говорила, что они при расставании целовались взасос, представляешь? Плакали оба… Я вообще была в шоке…

– Правда, что ли? Неужели любовники?

– Похоже на то… Говорила, что ТАКУЮ сцену там устроили… Даже ее не постеснялись, наверное, они ее вообще не замечали… Шептали друг другу что-то. Говорит, видно было, что действительно это любовь… Так она говорит, не знаю… в принципе, чего ей придумывать, да и болтливостью она не отличается… Но ты знаешь, тот, что в реанимации, вообще выглядит как фотомодель – есть же такие парни красивые…

Усмехаюсь, слушая эту болтовню. Почему-то, все это не злит и почти не раздражает…

Так, слегка, даже не пойму почему. Может потому, что понимаю – конфликтом тут не решить ничего.

По-барабану… пусть думают и говорят, что хотят, от этого мне не холодно, и не жарко. Лишь бы до тебя раньше времени не дошли слухи о том, что мы братья.

– Жалко так мальчишку… Надеюсь, что выкарабкается – у него кризис после операции, состояние тяжелое, хотя и стабильное…

– Молоденький совсем…. жить и жить еще…

Киваю и чуть улыбаюсь… жить и жить еще…

Поднимаюсь по лестнице на второй этаж. Неспеша, кто-то спускается мне навстречу, проходит мимо, даже ловлю на себе заинтересованные взгляды. Или мне это уже кажется? Только мне не до того сейчас.

Странное чувство во мне всколыхнул этот, случайно подслушанный разговор. Так ноет в груди и больно, и в тоже время сладко.

Сладко, от воспоминаний…

Да, я прекрасно помню те несколько минут в приемном покое, когда ты все-таки пришел в себя, когда прошло состояние ступора, помню и то, как ты целовал меня, помню, как я, держа в ладонях твое лицо, просто вылизывал твой рот. Этот шепот помню, признания в любви. И прекрасно понимаю, КАК все это выглядело со стороны.

Ну что же… Теперь этого не пресечь и пусть все будет так как есть…

Захожу в комнату, сбрасываю курточку и с удовольствием утопаю в удобном кресле. Откидываю голову, поджимаю ноги и закрываю глаза.

Так непонятно сейчас на душе… что-то томное поднялось из ее глубины… Эти воспоминания разбудили во мне те чувства, которые были приглушены страхом все последние дни.

Желание.

Господи, так это сейчас странно…

Так странно…

Вытягиваю руку и вижу как дрожат пальцы. Я жду тебя, жду…

Ты позвонил, и я уже знаю, что ты едешь домой.

Не захотел, чтобы я тебя забрал из больницы… не захотел…

Это так неожиданно, ведь говорили, что тебе еще лежать почти неделю, а тут раз – и утром звонок, от которого мурашки по спине…

– Том, меня сегодня выписывают, – так, внешне буднично и спокойно, сказал ты, а меня же чуть не разорвало от радости, а вот сейчас всего трясет.

Я знаю, что еще пару минут, и я услышу как твой ключ поворачивается в замке…

Как мое сердце выдержало все эти дни без тебя – я не знаю… вообще не пойму, сколько я дней был без тебя, но много, очень много…

Мое сердце отсчитывает последние секунды до нашей встречи… я как идиот не могу сдержать улыбки и хочется вопить от счастья!

Билл…. Билл….

Закрываю ладонями лицо и стон… и невыразимо сладкое томление, так тянет внизу живота… как же я соскучился.

Звук… и я вскидываю голову… ты… это ты…

Вскакиваю и выхожу в коридор. С бьющимся сердцем смотрю на замок.

Ты открываешь его, сам. Открываешь, а я тихо умираю от ожидания. Толкаешь дверь – а я почти без сил, невольно приваливаюсь плечом к стене.

Ты… родной… такой родной… Мой.

С едва уловимой улыбкой, губы чуть приоткрыты. Похудевший, с темными кругами вокруг глаз…. ты, мой хороший… И меня накрывает волна нежности.

Смотрим друг на друга… молча… ты без мейка, нежное, почти девичье, лицо. Нас разделяют три-четыре шага. Снимаешь с плеча рюкзачек, он падает на пол…

– Том, – твой шепот, и нет больше сил сдерживаться.

Шаги навстречу и резко обнимаем друг друга, уткнувшись лицами друг другу в шею…

– Котенок… котенок мой… – шепчу и чувствую твой запах.

Хочется скулить от восторга. От невыразимой радости.

Пальцы впиваются в мои дреды, целуешь меня в щеку. Нежные губы, как же я скучал по ним!

– Томочка… Том… – тоже шепчешь.

ТВОЙ запах, вдыхаю его всей грудью, так, что аж голова кружится… пальцы комкают курточку на твоей спине…

Через край, всего через край. Нежности, радости, чувств… Господи, это ты, мой родной.

Пахнешь так же…

Я очень удивлен, потому что был уверен, что ты еще долго будешь пахнуть больницей, но этого нет…

– Как же я скучал по тебе, я думал, что сойду с ума, – касаюсь губами теплой кожи на твоей шее.

Комок в горле…

– Я тоже Томочка… я тоже, – чувствую, как твои пальчики сжимают футболку и кожу на моей спине. – Теперь я здесь, Том… я с тобой… Мне сказали, что ты рвался ко мне… говорил, что я твой брат?

Мурашки по коже…

– Да, я думал, что хоть так меня к тебе пустят… Не пустили. А я чуть с ума тогда не сошел. Я так боялся, а тебе все лучше не становилось…

– Все хорошо… уже хорошо… Теперь я с тобой, родной мой…

Родной…

– Со мной, Билл… со мной… – зажмуриваюсь, зная насколько ты прав сейчас.

Родной…

Ты в курточке, а мне так хочется почувствовать тепло твоего тела.