Текст книги "Подари мне жизнь...(СИ)"

Автор книги: MAD Gentle Essence

сообщить о нарушении

Текущая страница: 31 (всего у книги 66 страниц)

Потом Ральф встал, подхватив курточку. Глянул на Тома.

– Рад был познакомиться… – и быстро пошел на выход, не дождавшись реакции Билла и ответа Тома.

Билл смотрел куда-то себе под ноги и Том увидел, как он тяжело дышит. Подскочил и сел рядом, коснулся плеча.

– Билл, тебе х*рово? – Тома захлестнул страх.

–… все нормально… просто хочется орать… – хрипло выдавил тот.

– Такой злой? Я думал, ты его загрызешь… Ну ты чего? – Том сжал плечо, и Билл медленно поднял на него глаза.

– Я очень боялся, что ТЫ не выдержишь… и не думал, что сам могу вот так…

Том молча смотрел в любимые глаза.

– Мне хотелось его удушить Том… накатило, бл* , думал не смогу удержаться…

– Тебя разозлило, что он теперь вместо Сенди?

–… нет… я просто его представил в постели с Симоной… – выдохнул Билл, и Том закрыв глаза, опустил голову.

» Ревность???» – всколыхнулось в голове у Тома .

– Ты до сих пор неровно дышишь к ней? – тихо спросил Том, и Билл резко развернулся к нему, кляня себя на чем свет стоит…

Господи… ну конечно… Как ЭТО мог сейчас расценить Том?

– Том… посмотри на меня, лапа… – Билл коснулся пальцами к подбородку.

Чувство злости к Ральфу трансформировалось в жгучую нежность к рядом сидящему идиоту.

– Офигел?? – он поднял к себе лицо Тома и смотрел в его глаза. – Ну ты чего??

– А что мне думать, Билл? – почти шепот и Биллу становится по барабану, где они находятся и то, что не одни…

Он притягивает к себе это дредастое чудо и, улыбаясь, прижимается губами к уху.

–… придурок… я придурок. Том, ты тоже дебил, бл*… я сейчас просто сдохну…

– Правда? – рука сжимает курточку Билла на спине.

– Правда, что ты дебил, или то, что я сейчас сдохну? – засмеялся Билл.

И Том выдохнул:

–… что любишь меня… . правда ?

Билл чуть отстранился и смотрел в глаза Тому.

– Солнышко… поехали домой… И я тебе докажу, что это правда…

***

***

Симона вышла в Эльтмане на конечной остановке. Было пасмурно и промозгло. Натянула шапочку до самых глаз, подняла воротник куртки, закинула на плечо дорожную сумку, которую подал водитель, достав ее из багажного отделения, и огляделась. Ничего не изменилось. Так же чисто, выхоленно и помпезно, как и несколько лет назад, когда она последний раз была у матери. Просто стало больше рекламных щитов и маленьких кофеен и «забегаловок» в близи перевалочного пункта. Нашла глазами стоянку такси и не спеша пошла в ее сторону. Сейчас Симона была почти спокойна.

Слишком много всего она передумала за эту ночь поездки в автобусе. Мысли крутились хороводом и не отпускали даже тогда, когда мозг на какое то время впадал в сон. И тогда Симоне снился разговор с матерью, который еще только должен был состоятся.

Каждый раз этот разговор принимал разные обороты и тогда Симона вздрагивая просыпалась, и в зависимости от смысла этого разговора, или волосы шевелились на голове и бешенно колотилось сердце, или она становилась чуть спокойнее, потому, что в этом сне ничего страшного не происходило, и Симона была уверенна, что Билл – это просто очень странное совпадение. Во всем. А потом был другой сон и она просыпалась в полной уверенности, что Билл – ее родной ребенок и поднимались волосы от понимания, что ее сыновья спят с друг другом. Короче ночка выдалась очень веселенькой. Где-то среди ночи, во сне, мать задала вопрос: «А как бы ты хотела, что бы было на самом деле?» и Симона после этого проснулась и задумалась. Действительно, какую реальность она хочет? Любую. Которая оставит душевный покой в ее семье. Любую, которая даст возможность ее мальчикам дышать и жить дальше. Она на самом деле очень боялась, что каким-то образом оба парня – ее дети, хотя и прекрасно понимала весь абсурд этого. Можно было сомневаться в самой себе, будь она в бессознательном состоянии при родах, но она все прекрасно помнила.

Встав в очередь на стоянке такси, Симона сняла сумку, поставив ее между ног на асфальт, достала мобильник и набрала номер матери, который уже ну ооочень давно не набирала.

Фрау Зельда даже и не сразу поняла, кто звонит. А когда поняла, сделала вид, что очень обрадовалась своей дочери и просто от восторга и радости не могла и слова сказать. Симона предупредила, что минут через сорок будет на месте и отключилась.

Усмехнулась и спрятала телефон. Было раннее утро, и еще хорошо, что не было ветра, иначе бы она совсем продрогла.

Она была спокойна в мыслях. Чему быть – того не миновать, и уже то, что есть на самом деле не исправишь… но душа мелко дрожала. Глубоко внутри была мелкая противная дрожь. И может быть сильнее от того, что нужно будет общаться с матерью.

Этой слишком сложной для нее женщиной. Которая по жизни стала для Симоны очень трудной частью бытия.

Еще маленькой девочкой она не могла понять таких отношений ее подружек к своим матерям. Они запросто могли обнять свою маму, поцеловать, залезть без спроса на руки, шалить без всяких зазрений совести, что то клянчить и капризничать…

Симона ЭТОГО не могла. Когда в силу осознания себя как человека, маленькая Симона пыталась понять, почему у нее не такие отношения с мамой, как у других, она успокаивала себя тем, что наверное это у них с мамой правильные отношения, а не у других. Наверное, так и должно быть, строго и по правилам. Без розовых соплей и развязности в отношениях. Симона даже и не знала, любила ли она когда-нибудь свою мать, или нет. Но иногда, когда безумно хотелось ласки, маленькая Симона или забившись под одеяло плакала, или нерастраченную ласку отдавала своим игрушкам, нежила их и лелеяла, зацеловывая и обнимая. Этот период Симона прекрасно помнила. Еще был с ними отец, но она практически его и не видела. Всегда в командировках, всегда куда-то спешащий дядя, от которого пахло табаком и бензином. Иногда дарящий игрушки и берущий Симону на руки. И тогда это было неприятно девочке. Хотелось быстрее отделаться от этих колючих щек и загрубевших пальцев…

Потом, годам к десяти, когда отец ушел из семьи, появилась какая-то отрешенность от матери. И было уже все-равно дома она или нет. Срывает она на Симоне злость или нет… Что скажет, как посмотрит… стало безразлично. Просто Симона поняла, что ИХ отношения самые неправильные из всех неправильных, которые только могут быть между матерью и дочкой. Да, Симоне теперь действительно стало ВСЕ РАВНО.

До самого момента встречи с будущим отцом ее сына. У Симоны всегда были непростые отношения со сверстниками, наверное в силу ее замкнутости, которая появилась после нескольких попыток привести подруг домой, и скандалов на этой почве, закатываемых матерью. Ей не нужны были чужие дети в доме. Ей не нравился смех и баловство. Ей нужен был покой. Все. Девочку, у которой была странная мать, начали сторонится. И она сама перестала искать общения. Замкнулась в себе. Ее лучшими друзьями стали книги. Она их читала запоем, иногда теряя счет времени, погружаясь в мир сказок, добрых фей, нежности и чуть позже – любви. Ей снилась эта любовь. Снились замечательные отношения, в которых можно было дарить нежность и ласку, упиваясь любовью, которую к тебе питали другие.

Это были чудесные сны. И так хотелось, чтобы они стали явью…

И они ею стали. Когда однажды, утром в класс зашел новичек, с красивейшими темными глазами и улыбкой от которой плавилась душа. Все. Симона поняла – этот тот, которому можно подарить сердце… И в конечном счете она действительно подарила этому мальчику и сердце и свою душу, а когда Симоне исполнилось шестнадцать – они стали любовниками. Это был необыкновенный период жизни для них обоих. Они были влюблены, они хотели быть вместе. Не смотря на мать, не смотря на то, КАК смотрели на их отношения в школе, они были вместе. И им казалось, что так будет всегда.

Но это только казалось. Все пошло под откос тогда, когда Симона забеременела. Вот тогда родители Говарда и мать Симоны встали в штыки. Говард был не из бедной семьи, и его родители естественно считали, что их чадо достойно большего, чем дочь матери-одиночки. Это была почти война. Мать настаивала на аборте, родители Говарда пытались влиять и на сына, и на Симону, через ее мать.

Симона выстояла. Говард был с ней и ничего большего для счастья Симоне не нужно было. И в конце концов они поженились, еще будучи учениками лицея. Все это было совсем непросто, но они выстояли. Выдержали. Родители Говарда смирившись, как потом оказалось лишь на время , сняли для молодых дом и впервые в жизни Симона чувствовала, что такое СЧАСТЬЕ. Она хозяйка. Она любима и любит…

Два года длилось это счастье. Говард не выдержал напора своих родителей. Не выдержал постоянных упреков и наставлений от собственных родителей. Не выдержал того, что нужно не только учиться, но и работать, чтобы содержать семью. Начал пить. И к этому начало прилагаться и все остальное…

Когда Тому исполнилось два года, Симона осталась одна. Она сама подала на развод. Больше не было сил терпеть побои и ругань. Не было сил смотреть в испуганные глаза сына во время их ссор…

Поддержки от матери Симоне ждать не приходилось. И собрав всю свою силу волю, сняв все свои сбережения, которые ей регулярно переводил отец, несмотря на то, что они не виделись, с одним чемоданом в одной руке, с Томом в другой, хрупкая девушка уехала в большой город Гамбург, в котором очень надеялась найти хорошую работу и дать сыну достойную жизнь. Много всего пришлось пережить, пока не появился в их жизни человек, которому не важно было социальное положение, не важно было, что есть «довесок « к той, которая так приглянулась… На следующие 13 лет этот человек стал для Симоны и Тома самым главным в их жизни. Стал любимым мужем для Симоны, и замечательным отцом для Тома…

Но и эти 13 лет пролетели. Том вырос, Герман разбился на машине… Но осталась такая огромная любовь и благодарность этому человеку от них обоих…

А сейчас для Симоны наступил следующий период в ее жизни, в котором пока было столько неясного… . Кто такой Билл? Что будет с мальчишками? Что будет с ней в связи с этим? Как будет дальше с ее отношениями к Ральфу? Сейчас были пока только вопросы, но настала пора находить на них ответы, чем, собственно и собиралась заняться Симона…

***

***

Встреча была довольно пафосной, с натянутыми улыбками, объятиями и неловкостью с обеих сторон.

Мать не изменилась. Симона даже не заметила, чтобы она постарела.

Так… может добавилось пара-тройка мимических морщин.

И все.

Симона ходила по дому, невесомо касаясь пальцами тех вещей, которые были и раньше в этом доме.

Мать что-то рассказывала ей, хлопоча в кухне, Симона ее не слушала, лишь изредка поддакивала или что-то спрашивала, чтобы просто поддерживать этот ненужный ни ей , не матери разговор.

В доме все было по-прежнему. Запахи, звуки, тени… фотографии…

Все было знакомо и в то же время не было по всему этому ностальгии. БЕЗ этого всего Симоне было хорошо.

В ее комнате все осталось точно так же, как и в последний раз, когда она тут была. За исключением новых окон и перекрашенных стен. Даже ее рисунки на полке остались нетронутыми, лишь чуть загнулись ссохнувшиеся листы…

На Симону вся эта обстановка давила. Хотелось вырваться на свежий воздух и вздохнуть полной грудью. Но у нее была цель и в конце завтрака, когда Симона взяв с тарелки кусочек сыра и разглядывая его, наконец-то спросила:

– Ма, у меня не было сестры? – вот так в лоб, напрямик, без всяких подготовок.

Это было продуманной «тактикой» со стороны Симоны. Ничто так не выдает человека, как неожиданная реакция.

И эта реакция последовала. Мать поперхнулась чаем и закашлялась. Симона вскочила и присев рядом, постучала по спине, ставшей белой, как мел, матери. Симона поняла – она попала в точку. Сразу. Мать глянула перепуганными глазами и продолжая иногда покашливать, взяла полотенце и прижала его ко рту.

– Господи… от куда у тебя такие мысли? – выдавила она и Симона с колотящимся сердцем вернулась на место.

– Долго объяснять, мам. – Симона сложила руки перед собой, закусила на секунду нижнюю губу. – Просто вот так получилось в жизни, что у меня есть все основания так думать. И эти «основания» очень веские, ма… ОЧЕНЬ.

Две женщины, сидя друг на против друга, смотрели в глаза. Одна пара глаз была до безумия напугана. Другая очень взволнованна.

–… это ведь не бред, мама ?

Фрау Зельда всю жизнь боялась раскрытия этой тайны. И вот тогда, когда казалось, что можно об этом и забыть, так как единственно, наверняка об этом знающий человек – бабушка Симоны, была в могиле… появляется дочь и заявляет об ЭТОМ…

И не просто говорит как о предположении, а почти как о факте…

Страх накрыл с головой.

И фрау Зельда поняла, что именно сейчас и придется ей выложить все то, что громадным грузом давило на нее всю жизнь…

***

Через полчаса Симона стояла возле окна, всматривалась невидящими глазами в стекло, по которому стекали капли дождя и дрожащими пальцами держала зажженую сигарету. Истерики не было.

Была страшнейшая душевная боль, которая просто разламывала Симону напополам.

Теперь она знала, что у нее была сестра-близнец, и от которой мать отказалась. Даже не в силу того, что та родилась с уродством, а больше оттого, что мать боялась потерять мужа, не хотевшего детей, но которого все равно в последствии потеряла…

Симона плакала оттого, что ее лишили самого близкого человека. Такого же близкого и родного, как Том. И теперь знала , что ей никогда не суждено встретиться с ней. А от сестрички, родного человека лишь осталась ее частичка… та, которую она и встретила когда-то на кастинге в своем клубе. И та, которая теперь стала самым необходимым для ее Томки.

Родная душа. Билл. Родной племянник для нее, и двоюродный брат и любимый человек для ее сына…

Это был естественно шок. И для Симоны, и для фрау Зельды. Она пыталась успокоиться, после приема сердечных капель.

Причитала. Просила прощения и у Симоны, и у ее сестры, и у бога, и у черта… Но нужны ли были теперь эти причитания и прощения?

И о чем ТЕПЕРЬ можно было разговаривать родным людям, которые были родными только по крови?

Симоне хотелось как можно скорее покинуть дом, где у нее не было нормального детства с любящей мамой, где она была лишена даже родной сестры, от которой просто отказались как от бракованной, ненужной вещи…

И где она была не любима именно потому, что напоминала собой о том неблагопристойном поступке, который совершила ее мать.

Напоминала и этим раздражала…

Никогда у Симоны к матери не было неприязни, не появилась она и теперь.

Просто было безумно обидно за все те лишения, которые она перенесла из-за нее… Обидно, что была лишена возможности общения с сестрой. И не просто сестрой. А близняшкой. Это убивало. Это выворачивало все мысли и чувства…

И вот теперь появилась реальная боязнь за мальчишек. За их отношения.

Кто мог предположить их реакцию на то, что они братья??

Симоне было страшно.

Очень.

***

Том стоял за барной стойкой коленями на стульчике и молча смотрел, как Билл бродит по полу темному залу, в котором были выложены рабочие материалы для переделки бара и в штабеля были собраны новые панели на потолок.

Мальчишки ждали, пока переоденутся и уйдут рабочие, чтобы можно было включить сигнализацию и закрыть клуб.

А Билл смотрел на сцену, и не знал, сможет ли теперь когда-нибудь вообще тут танцевать.

Это сдавливало сердце в тиски. Было очень сложно это все осознавать.

Ему не хватало сцены. Не хватало репетиций и чувства полета. Он тосковал по всему этому.

Не хватало чувства, которое охватывало при виде лиц, которые не отрывая взгляда смотрели на него во время выступления…

Было грустно…

Том закурил. Затянулся. Он прекрасно чувствовал настроение Билла.

–… так необычно, да? – оглянулся тот, касаясь рукой спинки диванчика. – Так тихо… и так пусто…

Том усмехнулся.

– Ты привык видеть полный зал, малыш… . – он не спрашивал.

Он утверждал.

–… нет… ну репетировали-то без людей… – Билл глянул на Тома –… просто… черт.

Он вздохнул.

– Ты еще будешь тут зажигать… – улыбнулся Том. – Сам же знаешь.

Билл не спеша подошел к стойке со стороны посетителей и сев на стульчик, опершись локтями, наклонился в сторону Тома.

–… знаю . Даже не сомневаюсь в этом… Только скучаю по всему…

Том выдохнул дым и стряхнул пепел. Улыбнулся и хитро посмотрел на Билла.

– Знаешь, после того, как мы с тобой переспали впервые, и я видел твой танец, несмотря на то, что зал был полный, мне казалось, что ты танцуешь только для меня… Одного меня…

Билл улыбнулся…

–… а так и было… Я действительно танцевал только для тебя…

Том наклонился и так близко сейчас оказался от любимого лица. Обласкал взглядом тонкие черты и прошептал:

–… повторить не хочешь?… – и смотрел, как губы Билла накрывает нежная и такая хитрющая улыбка.

–… только для тебя? – тоже шепот и взгляд плавящий душу.

–… только для меня… – ответ и касание нежных губ.

***

***

–… ты так этого хочешь? – в губы Тому.

–… очень… но я боюсь…

Билл чуть отстраняется.

– Чего, зая?

Том, не глядя на Билла, накрывает языком верхнюю губу. Чувствует на нем взгляд и не спеша убирает.

– Тебе же запретили танцевать…

Билл усмехается.

–… ну я же не собираюсь устраивать дикие пляски на три часа… чуть-чуть… один… Только один… м? Тот, который я репетировал, но так и не танцевал на публике… Он меньше чем на четыре минуты… Он вообще должен был быть просто как приложение к началу шоу… Хочешь??

–… хочу… – Том чуть прикрыл глаза.-… очень.

– Ну вот. – Билл подпер подбородок рукой и повернулся в сторону вышедших из гардероба двух парней-ремонтников.

– Мы все… – старший из них подошел к стойке. – Завтра в десять мы будем тут.

Том кивнул.

– Тут будет открыто.

– Окей. Ну тогда удачи…

– Пасиб, вам тоже…

Том встал и глянул на Билла.

– Я закрою клуб изнутри. – и подмигнув пошел в след за вышедшими из зала.

Билл улыбнулся. На душе было просто обалденно. Он повернулся на стульчике и упершись спиной о стойку, обвел взглядом клуб, благодаря которому он встретил своего Томку. Это чудо дредастое… Ради которого он хотел не только танцевать, ради него он бы не задумываясь продал душу и черту, и дьяволу… Лишь бы быть рядом. Лишь бы видеть эти глаза цвета теплого янтаря… и знать, что и у него такие же чувства ответные.

–… слушай. А ты в аппаратной знаешь, где что включается? – Том зашел в зал и взял со стойки ключи. – Надо же музыку включить?

Билл кивнул.

– Не боись… я там ковырялся как-то… Нужно еще особый свет вывести на сцену… я знаю. – Том сгреб своего парня со стульчика за шею и прижал к себе.

– Пойдем… вместе поковыряемся… – Билл улыбался.

– Окей… только ради вас… – вывернулся и прижал Тома всем телом к стойке.

–… вау… – выдохнул Том, не ожидая такого.

– Страшно? – Билл, улыбаясь, уперся лбом в лоб Тома.

–… що пи*дец… – выдохнул Том и подался бедрами на встречу бедрам друга. –… ты меня только без смазки не трахай, окей?

Заржал Том, и Билл усмехнулся.

– А это – смотря как себя вести будешь… – прошептал он и несильно закусил щеку Тома.

–… ….. мммммммм… .. – заскулил тот, и Билл отпустил и поцеловал.

–… ну так что, зая… мы танцуем, или…

– Мы танцуем… – вскинулся Том –… оттрахать Тома еще успеешь.

Вывернулся и, отступая не спеша, пошел от Билла спиной в сторону аппаратной, и стоило видеть его глаза в этот момент.

Они просто провоцировали… они звали… они источали желание.

–… с*ка… – прошептал Билл и сорвался с места.

Том заорал и рванул из зала.

– Нет!!! Билл!! НЕ НАДО!!! – орал он на ходу. – АААА!! НЕТ!! Я больше не буду!!

– Будешь!! Я знаю…

Том присел возле двери аппаратной и закрылся руками.

– НЕ БУДУ!!! НЕТ!!

–… зараза… – Билл схватил Тома за плечи, заставил подняться и припечатал к стене. – Не будешь, говоришь? – он пытался схватить руки Тома, которыми он отпихивался и закрывал свое ржущее лицо.

–… нет… не буду… – Биллу удалось схватить Томку за кисти и прижать их своими руками чуть выше плеч.

– Точно не будешь? – после борьбы они оба тяжело дышали.

Том чуть скривился и, улыбаясь, кивнул.

– Не слышу… – Билл пихнулся в Томкин корпус.

– Точно, точно!!! – взвизгнул Том. – Раздавишь, бл*!!

– То-то же… – грозно заключил Билл и чмокнул в носик побежденного.

Отпустил и сам развернул Тома лицом к двери.

– Открывай… – потерсяся пахом о Томкину попку и убрав дреды с шеи, лизнул чуть влажную кожу…

– Твою мать, Билл!! Сам же провоцируешь… – застонал Том.

– Открывай говорю… – шепот в шею, и через секунду дверь открылась, и Билл впихнул Тома в небольшую, темную комнату.

Отлепился от него и включил свет.

– Вау… – Том выдохнул. – Ни хе*а себе скока кнопочек…

Его ручки потянулись к пультам управления, аудио, видео и светотехникой…

– Стой… – Билл перехватил шаловливые рученки. – Наворотишь, бл*… Не вздумай нажимать что-нибудь…

Том выдохнул.

– Блин… ну обидно же…

–… нужно подключить комп. – Билл обернулся и кивнул на компьютер. – Надеюсь не сломаешь…

Том растянул губы.

– Я тоже надеюсь… – и включив процессор, уселся на офисный стул и развернулся к Биллу, который подключил питание к пультам и теперь кпопочки мигали разными цветами и колдовал над освещением, смотрел в окно, которое выходило в зал и было затонировано со стороны зала.

– Хочешь вывести свет на сцену?

– Угу… Хочу.

Том развернулся к загрузившемуся компу.

– Что тут искать?

– Папку с мр3… а в ней «Timbаlаnd Apologise»

– О-па… это ты под него будешь меня совращать? – Том закусил губу, внимательно вглядываясь в разные папки и ища нужную.

– Я тебя уже давно совратил… – спокойно ответил Билл, нажимая на тумблеры.

– Ты меня? – такой же спокойный вопрос.

–… я – тебя… иначе наверное до сих пор ты меня так бы и не трахнул… а сам бы бегал по бабам…

– Есть…!!!– заорал Том, Билл аж вздрогнул.

– Бл*дь, Том… Х*ли ты так орешь, блин… – Том развернулся и заржал, приподнялся и провел рукой по паху Билла.

– Не бзди… сухо…

Билл не выдержал, тоже улыбнулся.

–… зараза ты…

Том повернулся к обзорному окну и смотрел, как меняется на сцене подстветка, в зависимости от того, куда Билл нажимал…

–… так говоришь… ты меня соблазнил? – Том вглядывался вперед, и этот вопрос сейчас прозвучал очень даже провокационно.

Билл приподнял правую бровь и так же, глядя на сцену, угукнул.

– Ты, вообще , понимал тогда КАК я тебя хотел? – он чуть прищурился.

– Я думаю, что не меньше, чем я тебя… – спокойно ответил Том и глянул на Билла, который через секунду тоже повернулся.

И кивнул.

–… не меньше, ты прав…

Том выдохнул и опустил глаза.

– Билл… может ты СНАЧАЛА все-таки станцуешь?

Билл, покачал головой улыбаясь…

– Том… какая ты все-таки с*ка… « СНАЧАЛА»… – передразнил он и Том поднял на него почти смущенный взгляд.

Кивнул. И добавил:

–… сначала… .

И Билл притянул к себе Тома за шею.

–… окей… я переоденусь, ладно? А ты просто включи на начало предыдущую песню… пока она закончится, я буду готов… Угу? – и губы в висок.

– Угу… – ответ и чуть сжатые пальцы на спине.

– Свет, такой как надо включил, так что… Ждите выступления…

Том кивнул.

–… жду… – и дыхание в шею –… очень…

–… только, бл*… не нажимай тут ничего… окей??

Том заржал.

– Попытаюсь… я сейчас только громкость проверю…

Билл вышел. Том еще поборолся с желанием что-нибудь нажать. Потом одел наушники и включил музыку.

Звучал «Depeche Mode» «Freelove». Сделал звук чуть погромче и вышел в зал…

Классное звучание, интересное освещение сцены… строго направленный на середину и на стену луч света, вне этого света была тьма…

Сел за ближайший к сцене столик и откинув голову, закрыл на пару секунд глаза. Сердечко трепетало. Это было такое необыкновенное ощущение. Ожидание чуда. Чуда, которое будет принадлежать только ему –Тому. И вообще, тот кто будет это чудо ему дарить и сам ему принадлежит. Целиком и полностью. Душой , телом, сердцем… И сейчас было неважно даже понимание того, что Биллу иногда приходится отдавать себя другим… Все равно. Лишь бы рядом. Лишь бы вместе.

Предыдущая песня закончилась, и Том поднял голову. Билла еще не было на сцене.

И когда прозвучали первые аккорды неспешной, но такой красивой мелодии, а в этом кругу света показалась рука с широко раздвинутыми пальцами и такая же тень, только в десятки раз больше по размерам – на стене… Том замер.

Всего Билла практически не было видно.

Все внимание забирала эта игра света и тени… Завораживающая в своей простоте и в то же время это было так необыкновенно…

Постепенно входя в этот светящийся круг, Билл как бы рождался из мрака…

Обалденная пластика, и красивое тело делали свое дело. Это было замечательное зрелище.

Билл был раздет сверху, на его бедрах вообще не понятно как держались те самые дранные джинсы, в которых Том видел первый танец Билла. А еще он был босым…

Тень на стене давала ощущение присутствия чего-то потустороннего, мистического, и в то же время это все возбуждало так, что Тому хотелось разодрать себе джинсы на паху.

Он закурил, не отрывая взгляда от Билла.

От его необыкновенно красивых рук и развевающихся волос, от этих возбуждающих жестов, когда эти самые руки касались тела… Когда сжимали плечи, впиваясь в них пальцами…

Это была экспрессия.

Зарождение чего то нового и такого прекрасного… . Только для одного. Только для того, кого любил без меры… .

Том знал, что музыка скоро закончится, затушил сигарету и подошел к сцене. Он очень хотел вот так подойти…

И подошел…

И на последних словах песни Билл упал на колени и проехав на них, остановился перед самым Томом, оказавшись с ним практически лицом к лицу.

Они сейчас дышали одинаково тяжело… Том от возбуждения, которое накрыло с ног до головы, а Билл от танца…

Хотя сейчас, когда он смотрел в глаза любимого человека и понимал, ЧТО с ним происходит, желание, такое резкое и почти болезненное охватило и его…

Он сглотнул. Том протянул руку и провел пальцами по впадине влажной груди… глядя на свои скользящие по коже пальцы.

Слов не было. И не нужны они были… Музыка продолжала свой неспешный марафон и «Savage Garden» был сейчас очень к месту и под настроение. Пальцы опускались все ниже, пока не коснулись пояса джинс. И только тогда Том посмотрел в глаза Билла.

Его пальцы скользнули под этот самый пояс и Том резко рванул его к себе… Так, что оказался между разведенных коленей парня.

И лицом Том теперь почти касался его груди. Хотя не «почти»… он ее все-таки коснулся губами и тогда этого не выдержал Билл, он чуть отстранил от себя Тома и впился в его губы. Властно, жестко… Им хотелось сейчас этой жести. Хотелось почувствовать боль. Том укусил Билла за губу. Стон и ответный укус. Они не знали и не хотели знать, чью кровь они сейчас чувствуют. Этот металлический вкус крови был как перчинка к блюду, которую хочется не всегда, но если уж хочется, то действительно ХОЧЕТСЯ…

– Я хочу… – стон в губы, и Том начинает раздирать пояс на Билле.

Это был его стон. Он знал, на что идет. Знал, что нет смазки. И все равно очень этого хотел…

Том, насколько сейчас велико не было его желание, не стал бы делать этого без согласия Билла, и получив все же это согласие он понимал, что отступить силы уже не будет, ни у него, ни у Билла.

Том не снял, а содрал джинсы с Билла, да и не только джинсы… Потом с себя футболку и положил ее под спину любимого мальчишки. Билл выдохнул и провел пальцами по темным местам на прессе Тома. Синяки… такая мелочь по сравнению с тем, что испытывал Том сейчас… Дрожащими от возбуждения и нетерпения руками, расстегнул свои джинсы и притянул к себе за шею Билла и снова этот сумасшедший поцелуй, сопровождаемый стоном, бешенным ритмом сердец и плеском адреналина в крови.

Переплетение языков, пальцев, тел и чувств…

–… хочу… – и находишь силы оторваться от горячей влаги рта.

–… .хочу… – и смотришь широко открытыми глазами, как твои пальцы обжигают обволакивающие губы и чувствуешь, как их покрывают слюной.

И знаешь, для чего это…

Взгляд в котором желания море.

Широко разведенные бедра…

– Давай , Томочка… – чуть приоткрытые влажные губы, которые терзал только что.

Тугое кольцо мышц, его хоть немного, но нужно расслабить…

И уже чувствуешь, что да… почти… и тогда тебя обвивают длинные стройные ноги и этим дают добро на то, чего тебе так не терпится сделать.

Ты не спешишь.

Понимаешь, что даже с таким бешенным желанием , боли не избежать… и сдерживаешься… сдерживаешься столько, сколько это возможно, глядя на то, как под тобой выгнулось любимое тело, глядя на эту испарину, которая уже давно не от нагрузки от танца, она уже от возбуждения, а сейчас и от боли…

От боли.

Но такой недолговечной и смешанной с наслаждением. Если это желанная боль. Желанное наслаждение.

Уже с наслаждением…

–… да… – стон – выдох и толчек.

Не спеша. Сдерживая себя…

Чуть глубже…

–… еще… – и вот тут и наступает понимание, что теперь можешь набирать темп и можешь погружаться в собственные ощущения, потому что ты другому уже начал дарить кайф и сам заслуживаешь того же…

Стоны, вскрики, почти рычание и шипение от невозможности все это наслаждение принимать и дарить молча.

Это просто вырывается из тебя вот такими стонами и рычанием.

Вырывается извиванием тела и закусыванием губ до крови…

А потом, как самый сладчайший миг бытия, который дарит людям жизнь, любовь и секс.

Им застилает разум… и с кем бы ты ни был в этот момент, сейчас ты остаешься один, потому, что иногда даже нет возможности осознать КТО ТЫ, не говоря уже обо всем остальном.

Оргазм.

Он врывается как вихрь в твое тело и твой разум, разметая все на своем пути, ломая и круша реальность жизни, даря безбрежное удовольствие и негу…

И уже потом, приходя в себя, пытаясь отдышаться , понимаешь, что ты любишь и любим…

Любим тем, кто только что как и ты, испытал такой же сильный оргазм…

***

Симона не могла оставаться в доме, в котором на нее давило буквально все.

И эти вещи и эти стены, и мать, не своим поведением, нет, а просто уже только своим присутствием…

Симона все-таки решила поехать в Бамберг, к матери Германа, ее второго мужа, и отчима Томки, хотя и не собиралась этого делать первоначально. Не думала, что на это будет время. Но просто по-другому сделать сейчас не могла.

Симоне было невыносимо тяжело.

Душа болела так, как и после смерти Германа.

Да, она не знала свою сестру. Но от этого легче не становилось.

Она понимала, что просто не имеет права возвращаться в таком состоянии домой.

Не могла бы она сейчас правдоподобно объяснить это состояние своим мальчишкам, и понимала, что совсем по-другому будет относиться к Биллу. Понимала, что просто до одури будет хотеться узнать о его матери – своей сестре… но как все это объяснить Биллу сейчас, не навлекая подозрений ?

Она не сможет.

Сейчас не сможет быть спокойной, а значит нужно просто дать себе время, хоть немного прийти в себя.

А еще Симоне необходимо было выговориться.

Почти жизненно необходимо.