Текст книги "Подари мне жизнь...(СИ)"

Автор книги: MAD Gentle Essence

сообщить о нарушении

Текущая страница: 45 (всего у книги 66 страниц)

Он так и встречался со Стивом, тем парнем, что фотографировал Тома с Биллом на вечеринке.

Кул и Стив – взаимная симпатия, замешенная на страсти. Может, со стороны Стива это была даже любовь, хотя они никогда об этом не говорили. Но со стороны Кула эта была скорее необходимость, в чем-то болезненная. Ему нужен был кто-то, чтобы постараться забыть Тома.

И, наверное, ему действительно было так легче. Он даже был уверен, что смирился с таким положением вещей – Том НЕ его и никогда уже ЕГО не будет. Кул понимал, что тягаться с Биллом бесполезно. Том слишком любил этого красивого Черного Ангела, был от него без ума.

Кул отпустил Тома, смог…

И теперь все, что есть между ними – это только искренняя дружба и поддержка. Конечно, это было лучше, чем ничего.

Но сейчас, когда он ждал Тома, сердце у него забилось быстрее. И Кул это ощущал. Том всегда останется тем человеком, который будет для Кула единственным и неповторимым.

Том был у Кула первым. Первый секс, первая любовь. А это не забывается, к этому уже никогда в жизни не сможешь относиться спокойно.

Через полчаса раздался звонок в дверь.

– Давай, проходи, раздевайся, рассказывай – как все прошло, как там Билл?

– Ты один, что ли? – спросил Том, оглядывая через плечо Кула гостиную. – Пока один. Стив вечером придет. Если бы он знал, что ты заедешь, то пристал бы с фотосъемкой: он приобрел новый навороченный профессиональный фотоаппарат и теперь всех фотографирует. А вы с Биллом ему очень понравились, как модели. Оба фотогеничные, и тогда на вечеринке, вы всех поразили своим «имиджем».

Том улыбнулся и кивнул, устраиваясь в кресле.

– Да уж… Как мы с Биллом тогда… прикололись.

Кул плюхнулся в кресло напротив.

– Ладно, ты рассказывай, как в больнице дела? Как он?

Том выдохнул, опустив взгляд, чуть поджал губы, потом облизал их.

– Он так похудел, – чуть покачал головой, усмехнулся невесело. – Хотя и до этого был худой, а сейчас вообще… а глаза все такие же.

Кул сглотнул, он пристально смотрел на Тома. Вслушивался в его слова, понимая, что Том старается сдержать дрожь в голосе, говоря о Билле. На душе у Кула было тоскливо. Как, впрочем, всегда, когда он слышал, каким тоном Том говорит о своем парне. И, наверное, это никогда не пройдет. Но еще было ощущение, которое так и не отпускало Кула, после возвращения Тома в колледж. Ощущение, что все не так просто на самом деле в их отношениях, и что это не связано с болезнью. Хотя и раньше было непросто, но сейчас… Странно, ведь Том рассказал ему, что решили ту паршивую ситуацию с долговой распиской Билла. Тогда ЧТО так гнетет Тома? Кул это чувствовал… И не понимал…

– Он станет прежним, Том, наест себе щеки еще, – Кул попытался улыбаться, но эта улыбка моментально исчезла, когда Том почти метнул взгляд на него.

– Прежним, – тихо повторил он за Кулом, а взгляд…

От этого взгляда у Кула моментально пересохло во рту. В этом взгляде был страх и дикая безысходность, пронизывающая насквозь. Секунда – и взгляд был спрятан за опущенными веками, но и этой секунды ему хватило, с головой.

– Да, я знаю…

– Конечно, все будет хорошо, Том, – Кулару хотелось схватить Тома за плечи и просто трясти, заставить рассказать, что же происходит на самом деле.

Только он прекрасно понимал, что это не выход.

– Мы виделись через стекло, а я еще и закутан с головы до ног, и в маске. Передавать ничего нельзя, записку только. И он фотку попросил нашу…

– Да, конечно, я сейчас.

Том перевел взгляд на браслеты на своей руке, когда Кул пошел на второй этаж за фотками. Прикоснулся к ним пальцами и улыбнулся невесело.

Как Билл?

Он с нежностью теребил браслеты.

Билл… Билл…

Не изменилось ничего. Он все так же любил, и был любим… Все так же, если не считать одной маленькой детали. Вернее даже не одной. Этих деталей было две. И их нужно было уложить в сознании, что Том и пытался сделать все последние дни.

– Ну вот, нашел, – вернулся Кул и протянул фотографии Тому.

Кул смотрел на Тома и видел, как тот несколько мгновений колебался, прежде чем взять снимки. Потом все-таки взял их, и Кул сел напротив, так и не отводя растерянного взгляда от Тома, не понимая, что происходит…

А Том держал в руках фотки, с которых на него смотрел Билл, такой красивый, безумно притягательный и немного грустный. Из той, прошлой жизни, когда все было проще, когда они были вместе… Том сидел, опустив голову, но Кул, даже не видя его глаз, понимал, что он сейчас это делает почти через силу, практически заставляя себя на них смотреть. Понимал, чувствовал, что в душе у него что-то ломается, мучительно раня острыми осколками.

Он молчал, глядя на эту пытку, молчал, пока не услышал глухой стон Тома.

– Бл*дь… – сквозь зубы.

Все. На этом терпение Кулара закончилось. Он больше не мог выносить такое…

– Том, – позвал он, и тот медленно поднял голову, посмотрел на Кула, темным, заставляющим замереть душу, взглядом. – Может, ты все-таки скажешь, что происходит, Том?

Он говорил тихо, глядя в эти сухие красивые и такие измученные глаза.

– Я же вижу, Том, я все вижу… С самых первых часов, когда ты вернулся в колледж, я чувствую, что херня какая-то происходит. Ты только не говори, что я это себе придумал, не говори, не надо! Я всегда прекрасно чувствовал твое состояние, чувствую и сейчас. Это почти убивает тебя… Пожалуйста, Том.

Кул оперся локтями о свои колени, подавшись к Тому, и говорил то, что давно хотел сказать. Они смотрели друг другу в глаза, пристально и настойчиво. Один – с тоской, другой с неприкрытой болью.

– Не молчи, Томочка, хватит! Поговори со мной, пожалуйста, я тебя очень прошу! Ты же знаешь, что я все пойму… Я хочу помочь, тебе нужно поговорить с кем-то, Том! – он замолчал, и теперь оставалось только дать время Тому, решиться на разговор. А то, что Тому было что сказать – Кул не сомневался.

Том прищурился, потом опять уткнулся взглядом в пол, покачал головой.

– Он – мой брат… – услышал Кул, на вдохе замерло сердце, пропустив удар.

– Кто брат, Том? – это было что-то вообще невероятное.

– Билл… он мой брат… – то ли стон, то ли почти всхлип.

– Билл?? ТВОЙ БРАТ??!

Следующие десять секунд Кул сидел с приоткрытым ртом и смотрел на Тома, не в силах сказать что-либо.

– Это такая шутка сейчас была, Том? – почти прошептал он, но по виду Тома прекрасно понимал, что тут не до шуток.

– Нет. Хотя, наверное, это так жизнь пошутила, надо мной и над ним…

– Что за бред, Том? – Кул даже, наверное, не осознавая, что сейчас делает, просто упал перед сидящим в кресле Томом на колени – ему до безумия хотелось сейчас смотреть в его глаза. – Как ты узнал? Когда? Что все это вообще значит??

Он коснулся пальцами виска Тома, заглядывая ему в глаза.

– Это значит, что у моей матери была сестра-близнец, а она только сейчас об этом узнала, понимаешь?? ТОЛЬКО СЕЙЧАС! – Том наконец-то поднял взгляд на Кула, на его голубые, распахнутые от шока глаза. – Я спал с братом, Кул, я спал со своим братом… Я спал с ним… – последние слова были почти шепотом.

На эти шепчущие губы Тома и смотрел сейчас Кул. Смотрел и понимал, что плохо соображает сейчас. Билл… брат… любовник… Невероятно, нелепо, дико… Удивительно, неподвластно рассудку, обалденно…

И тут что-то произошло. Кул, за какие-то доли секунды понял, ЧТО значат эти слова Тома. Как они переворачивают всю ситуацию, которая казалась незыблемой, с тех пор, как они с Томом, обсудив их отношения, остались просто друзьями. А еще он понял, что рядом с ним губы, по которым он тосковал безумно, нежные губы, которые не раз ему снились ночами. Они так близко были сейчас. Он хотел эти губы. Хотел до умопомрачения. Не было возможности не попасть под эту лавину…

Эта взрывная, сексуальная энергия исходила от Тома, и нельзя было Кулу в эту секунду оказаться возле него. Нельзя… Но Кул это понял слишком поздно, когда возможности остановить себя уже не было…

Две пары глаз, одни темные – от боли, безысходности, возбуждения, накатившего удушливой волной. Другие – голубые, с неожиданным вихрем чувств. Этот вихрь сметал мысли, рассуждения, запреты, опрокидывал все барьеры и условности, сил бороться с ним не было…

Кул чувствовал, как нарастающая дрожь поднимается из глубины души, начиная растекаться по всему телу, заставляя почти болезненно сжиматься мышцы внизу живота.

Желание… От него не было ни спасения, ни возможности даже сделать шаг назад, вернуться и оставить все так, как было за несколько секунд до того…

Все то, что так тщательно скрывал от себя Кул, после того как отпустил Тома, теперь вернулось с троекратной силой. Вот сейчас, сию секунду, казалось, что если не сделаешь – сдохнешь… Сдохнешь, потому что разнесет в клочья от того, что творилось в душе и в сердце…

И он сделал то, без чего сейчас не представлял следующего вздоха, сделал то, чего не мог НЕ сделать…

Он поднялся, провел пальцами по дрэдам Тома, а потом впился в них пальцами, откинул голову Тома чуть назад и прижался губами к его губам… Дерзко, почти грубо, так, как никогда раньше не целовал Тома. Так, как ему сейчас диктовало его безумное, необузданное желание.

Этот напор, этот сумасшедший поцелуй почти обезоружили Тома. Кул же хотел большего, хотел насладиться влажной, манящей глубиной Томкиного рта. Хотел того, что так долго было запретно и недоступно, но так желанно. И Том, уже не контролировавший себя, впустил этот язык, впустил и ответил на ласку. Хотя это даже не было той лаской, к которой Том привык с Биллом.

Это была ласка на грани грубости и боли, которая бывает именно в такие странные минуты, почти животной страсти… И не было сил остановить ее…

Все это было странно и почти неправдоподобно, как в другом измерении, как не с ними…

И для Кула, и тем более для Тома, любившего до безумия своего Билла – этот был нонсенс… Нонсенс, если бы то, что происходило сейчас, было бы просто предложено вслух, всего лишь минуту назад. Тогда, когда они еще не оказались на таком опасно близком расстоянии друг от друга, тогда, когда еще не было этого разряда между ними, когда была возможность остановиться.

А сейчас было одно, единственное, но непреодолимое желание – довести все до конца…

Сейчас не разум был главным, сейчас было главным тело, его желание, граничащее с безумием, телу нужен был секс, пусть такой, неправильный, не планируемый никем из них… Оргазм до крика – вот что нужно было изнемогающему от жажды телу. И сама жажда была такой, что сводило болью низ живота.

Жажда секса, почти болезненное желание ласки, пусть даже такой – грубой, бездумной, но ласки…

Так было для Тома. А у Кула ко всему этому еще примешивалось понимание, что он сейчас с тем, с кем уже никогда не надеялся быть, но всегда, втайне от самого себя хотел. Эта адская смесь желания, страсти, вины и опьянения собственной смелостью и придавала Кулу такой напор. Он понимал, что Том сейчас в его власти, что он не сможет сейчас сказать: «Нет!» – и остановиться. Кул это чувствовал, отстраненно понимая, что нужно от этой ситуации взять все, что она может дать. Все – до последнего стона, и неважно от чего этот стон, от боли или от наслаждения сумасшедшего…

И Кул, такой нерешительный когда-то, краснеющий от нежных ласк, которые ему дарил Том – сейчас был другим. Таким, какого Том никогда не видел – сексуальным и напористым…

Теперь он не был неопытным мальчиком, робеющим под похотливым взглядом, теперь он сам мог, кого хочешь вогнать в краску, буквально источая сексуальность…

Он целовал Тома, так не целовал никогда и никого раньше. Почти с остервенением. Целовал, и чувствуя ответ со стороны Тома, хрипло постанывал, сжимая одной рукой Томкины дрэды, а другой ворот свитера на его шее.

Ему так хотелось, чтобы эта шея была обнажена… Он хотел ладонью ощутить нежную кожу…

Том, очнувшись от первого шока, принял происходящее, не желая думать о чем-то, кроме того, что его рука лежит на затылке целующего его парня, ощущая упругие, коротко стриженые волосы, а вторая сжимает локоть Кула.

Потом они ненадолго оторвались друг от друга только для того, чтоб сорвать с себя мешающую одежду. Свитера, футболки – все это быстро, рывками, снималось и летело на пол.

Потом Том опустился на пол и встал на колени рядом с Кулом – теперь их губы были на одном уровне, и они снова впились в рот друг другу, их пальцы впивались в кожу и мышцы на спинах, не думая, что от этого может быть больно, оставляли пока только красные отметины, которые завтра станут синяками… А сейчас, то ли от боли, то ли от этого безумия, в которое они оба окунулись, они, то глухо рычали, то стонали друг другу в рот, а когда перестало хватать воздуха, Кул отпустил Тома и его губы, скользнули по чуть шершавому подбородку к шее. Он целовал, он вылизывал, он кусал, не обращая внимания на то, что оставляет засосы… Кусал, а руки, добравшись до пояса на джинсах Тома, начали его рвать.

– Сука… – прохрипел Том.

– Я знаю, – глухо ответил Кул, и, впившись зубами в плечо Тома, почти с мазохистским удовольствием почувствовал, как Том провел ногтями по его спине, прочертив ярко красные полосы, после того, как сам застонал от укуса.

Он все-таки расстегнул джинсы на Томе, расстегнул ширинку, и когда рука скользнула в проем, то почувствовал, КАК Том возбужден, но тут Том перехватил его руку и неожиданно оттолкнул от себя. Кул упал на спину, тяжело дыша, чувствуя, как кровь рвет вены экстазом и адреналином. Сердце не билось, оно разрывалось от бушующих в них страстей, которыми не было сил управлять…

Кул, дыша ртом, просто тупо смотрел, как Том разделывается с его ремнем и замком на брюках.

Он смотрел на Тома в упор, видя, как желваки на его скулах ходят ходуном.

– Ты же этого хочешь, да? – то ли рычание, то ли шепот.

– Да! Хочу… – Кул выгнулся, когда Том сдирал с него брюки вместе с бельем.

А потом рванулся, уже полностью обнаженный и возбужденный до предела, к Тому, к его телу.

И сам сдернул вниз с него сначала джинсы, а потом и боксеры, заставил его сесть, а потом просто уж совсем для Тома неожиданно, этот скромный парнишка, которого Том в свое время и минету не успел научить, теперь сразу и на полную взял его член в рот. Это было таким невыносимым, взрывающим мозг ощущением, почти на грани, что Том взвыл и оттолкнул его.

– Нет… не надо, – прорычал он, и в доли секунды хрупкий Кул оказался лежащим под Томом. Он придавил его к полу, удерживая его руки по обе стороны от лица и прижимаясь к нему бедрами.

Это была почти борьба, за право обладания, за возможность ласкать друг друга… Кул пытался дотянуться до Тома, просто чтобы сжать пальцами, так, чтобы остались отметины, но это у него не получалось – Том не давал ему такой возможности… Том был сильнее. Вместо этого он перевернул его лицом вниз, прижал своим телом и целовал шею, плечи, спину, закусывая кожу и отпуская… Его рука была уже там, внизу, сжимала маленькие, упругие ягодицы.

Что сейчас было в голове у Тома, кроме горячего тумана, который почти полностью вытеснил все остальное?

Краем сознания Том понимал, что этот секс был уже не просто сексом, безумным и безудержным… Понимал, что сейчас, в этой борьбе и укусах, срывает на нем, на Куле, все накопившееся за это время – и тоску, и боль, и злость на себя за то, что придется, потом за все это расплатиться…

А потом, когда Кул, устав бороться, потянулся губами к Томкиной руке и облизал на ней пальцы, он, эти же влажные пальцы вставил в него, и, сдерживаясь, чтобы не кончить самому, попытался хоть немного его растянуть…

– Да… – Кул захрипел, и этот хрип стал последней каплей для Тома.

Он встал на колени между разведенных ног парня и просто рванул его на себя, схватив за талию. Кулу ничего не оставалось, кроме как прогнуться, отдаваясь Тому…

И Том его взял. Взял по полной, сразу глубоко и сильно – так, как они оба этого хотели. Кул вскрикнул от боли, но в следующую секунду сам подался назад, насаживаясь до упора. И все, понеслось…

Два влажных, возбужденных, разгоряченных тела, одно из которых полностью отдавалось, второе брало то, что было предложено. И уже неважно было, в момент ярчайшего оргазма, который накрыл их практически одновременно и с такой силой, что нельзя было сдержаться крик – что наступит завтра, и нужно будет как-то смотреть в глаза тем, кто любил тебя и кого любишь ты.

Что, в конце концов, нужно будет найти силы самому себе заглянуть в душу и при этом понять, что ты все еще дышишь…

***

Том заехал в подземный гараж своего дома, заглушил мотор, выключил фары и откинулся на спинку сидения.

Двадцать минут назад он ушел от Кула.

Еще были так свежи ощущения от всего, что произошло. Еще горела кожа от ласк таких, почти звериных… А укусы и грубые прикосновения дадут о себе знать синяками и ссадинами уже к вечеру. И останутся еще не на один день… И он знал, что на шее у него засосы…

Двадцать минут назад… Он пытался не думать о том, что произошло, пока шел на стоянку, заводил машину и ехал домой. А теперь он приехал. И дышал еще. И еще билось сердце.

Через раз, но билось… Опять он подумал, что ничего в мире не изменилось и после этого тоже…

Он еще не мог понять, что значит для него то, что произошло между ним и Кулом.

Там, когда не было возможности остановить это сумасшествие, ему казалось, что весь негатив и боль накопившиеся за то время, что он без Билла, он сорвал на Куле, вот в такой форме, грубого секса…

Оправдывал он себя? Вряд ли…

Может это выход на самом деле? Откуда выход? Из их разом усложнившихся отношений с Биллом? Выход из своих душевных метаний? Том не знал.

Не понимал еще…

Сейчас ему хотелось закрыться, спрятаться, даже от себя самого, хотя бы ненадолго…

Впервые он, по жизни прямой, открытый и привыкший встречаться с проблемами лицом к лицу, парень, мечтал стать черепахой, отрастить собственный панцирь, и укрыться в нем от внешнего мира, от всех невзгод и проблем и, в первую очередь, от мыслей своих уйти…

Но, конечно, это было невозможно. А нужно было попытаться принять хоть какое-то решение, уже не очень важно – правильное или нет, но принять. Хотя бы попытаться это сделать…

POV Tom

Почему это случилось? Почему я это сделал? Почему так легко сдался его рукам?

Посмотрим правде в глаза?

Да просто все, до банальности просто… Я повелся на это, потому что хотел это сделать. Если бы не хотел – не сделал бы, никто меня не заставлял, я не пил даже…

Банально? Или есть что-то еще во всем этом? Я ищу себе оправданий? Да, нет… они мне не нужны. Просто я хочу сам понять, где правда. А правда такова, что я сам этого хотел.

Да, и хотел так, что не было возможности остановить ни Кула, ни тем более себя самого…

Нет, опять ложь. Возможность была. Если бы я сказал Кулу: «Стоп!», он бы остановился, наверное… Но я не остановил его, мне хотелось, чтоб все случилось в ту же секунду, когда я почувствовал его губы на своих – я знал, что не остановлю.

Кул, малыш, как же я тебя понимаю. Я ведь чувствовал, что ты так и не смог меня отпустить из своего сердца. Видел это в твоих глазах. Не всегда, нет – ты скрывал это от меня изо всех сил. В первую очередь потому, что тебе не нужна была моя жалость. А еще, потому, что ты не хотел, чтобы я корил себя за то, что было между нами пару месяцев назад… Ты умница, Кул. И я ценю это.

Уважаю тебя, малыш. И буду уважать всегда…

Черт, Кул…

Ты ведь понял сразу, ЧТО я тебе сказал, и что это меняет в нашей жизни… Но не стал что-то прояснять или выяснять для себя. Ни до секса, ни после него… И мне кажется, я знаю, почему – ты прекрасно понимаешь, что, узнав о том, что Билл – мой брат, я не стал любить его меньше, и эта любовь не стала братской, и не думаю, что когда-нибудь станет… Ты это понял, но все равно не смог сдержаться. Ты все еще меня любишь…

Не хочу обвинять тебя в том, что ты практически «развел» меня на секс, и сам не буду убиваться от чувства вины. В первую очередь потому, что мне сейчас стало легче… Во всех отношениях…

Ты дал мне возможность выплеснуть из себя негатив… Наверное, это все неправильно, но, как оказалось, именно это мне и было нужно.

Я – циничный ублюдок? Я снова использовал тебя, Кул? О, нет! Не в этот раз!

Ты уже не наивный мальчик, Кул. И ты мне это хотел показать. И показал.

Ты стал соблазнительным и сексуальным, и я дам голову на отсечение, что теперь ты не только пассивен в сексе. Я это почувствовал. И ты, так же как и я, получил то, что хотел. И это было… обалденно…

Черт, Кул…

Ты умница, малыш… Ты понял, что не нужно ничего говорить, после того, что произошло.

Просто отпустил, чуть сжав локоть и едва улыбнувшись, когда я уже почти выходил за дверь.

Нет не совсем молча. Ты спросил:

– Жалеешь?

И я ответил:

– Нет.

И вот тогда и появилась та улыбка на твоих губах и почти шепот:

– Спасибо…

Но еще я знаю – то, что произошло час назад, не могло у меня больше произойти ни с кем. Я не просто так думаю, в этом я уверен на тысячу процентов. Мне не нужен был секс с кем угодно, лишь для того, что бы получить разрядку… Для этого мне стоило всего лишь вечером завалится в какой-нибудь клуб, чтобы подцепить шлюшку… Что, кстати, мне Билл сам и предлагал… Только не готов я отдать себя первому встречному или встречной, лишь бы получить кратковременную разрядку. Мне это не нужно было сейчас, и не будет нужно дальше. Я не кривил душой, говоря Биллу, что это бред… Это бред, на самом деле.

Ни с кем больше у меня не могло быть такого сумасшествия. Такого короткого замыкания. После которого не было возможности оттолкнуть тебя и уйти… Я ведь понимаю, что если бы не Билл, я бы до сих пор так и оставался с тобой.

Но есть Билл, и он для меня – все… ВСЕ! Воздух, вода, любовь, жизнь.

Так было и так будет.

Будет… Господи, а я ведь не знаю, как будет? Не знаю…

Я не рассказал тебе о том, что кроме братства, есть моя клятва. Не думаю, что это вообще должен кто-то знать кроме меня. Да, я понимаю, что не может быть между мной и Биллом того, что было до операции. Понимаю, только принять не могу…

Не могу, но надеюсь, что это пока. Нужно просто привыкнуть к этой мысли. Вот только как? КАК??

POV Avt

К Тому вышла Симона, которая была на кухне и услышала, как вернулся сын.

– Привет, родной, – она знала, что Том ездил к Биллу, и с нетерпением ждала новостей о нем.

Но то, что она скорее почувствовала, чем увидела, когда Том поздоровался в ответ, кивнув, ее почти шокировало. Как всегда раньше, так и сейчас она на подсознательном уровне, по чуть необычному, какому-то взъерошенному виду сына, вдруг поняла – он был с кем-то. И, конечно же, не с Биллом.

Осознание этого резануло по сердцу болью. Но…

Было одно огромное «НО»… И Симона это знала. Понимала, что Том все для себя решил.

Билл – брат. И уже – не больше…

– Зай, ну, как он? – спросила она, и они оба понимали, что разговор о Билле.

– Нормально, ма… Я в душ сейчас, а потом расскажу. Хорошо? – Том скинул кеды и, не дождавшись ответа, прошел в свою комнату.

– Хорошо, – пробормотала Симона и вернулась на кухню.

Подошла к окну, и как всегда в минуты волнения, обхватила себя за худенькие плечи.

Мысли метались, как испуганные мыши, загнанные в угол. Сейчас эти мысли мог успокоить только Том, но она понимала, – не успокоит… И, естественно, эти мысли были не о здоровье Билла. Она понимала, что если все-таки врачи разрешили посещение – Билл в порядке, относительно.

Мысли были о другом: она боялась, что такое поспешное решение Тома будет огромным ударом для Билла, даже для выздоровевшего… И вопреки здравому смыслу, вопреки принятому общественному мнению, вопреки всему – она хотела, что они были вместе и поделать с этим ничего не могла…

Ну, или чтобы это решение Том и Билл приняли вместе. Она так хотела этого…

А Том, напевал под нос припев из песни Аврил Лавин – «Don't Tell Me»:

Did you think that I was gonna give it up to you, this time?

Did you think that it was somethin I was gonna do and cry?

Don't try to tell me what to do,

Dont try to tell me what to say,

You're better off that way …

«Ты думаешь, я сдамся тебе на этот раз?

Ты думаешь, что это то, что я собираюсь сделать и кричать?

Не пытайся говорить мне, что делать,

Не пытайся говорить мне, что сказать,

Лучше поворачивай с пути…»

Он вообще не понимал, что поет, просто ему сейчас нужно было как-то отключиться от всех мыслей, и он это делал именно таким способом. Чтобы не думать, не чувствовать, не винить…

Он разделся, залез под душ и, стоя под прохладными струями воды, чувствуя, как она хлещет по его плечам, он не мог заставить себя мысленно не прокручивать все то, что было там, с Кулом. Просто на тактильном уровне, на чувственном…

Все было так спонтанно, так неожиданно. И он понимал, что и для Кула все произошедшее также непросто и также внезапно.

Самым удивительным было то, что Кул стал ТАКИМ. Непривычно агрессивным, напористым, страстным…

Все это только подхлестнуло Тома, когда Кул начал действовать, и сейчас он понимал, что Кул для него значит так же много, как и раньше.

Том не мог врать самому себе, да и вообще он по жизни очень редко кому врал. Так был воспитан.

Кул был ему небезразличен. И он это понимал, и понимал, что все произошло так же и по этой причине. Пугало ли его сейчас такое отношение к Кулу? Хотел ли он продолжения, вернее повторения?

Том старался не концентрироваться на этих вопросах просто потому, что знал – однозначного ответа на них сейчас не будет…

Он понял, что мама его вычислила, и не удивлялся этому. У них всегда была сильная эмоциональная связь друг с другом, чтобы чувствовать такие вещи. Том не думал об этом. Он просто знал: Симона задаст вопрос, и он на него ответит. И не будет лгать и оправдываться. Знал, что мать всегда поймет и поддержит. По крайней мере, надеялся, что так будет и на этот раз.

Он вытирался, не спеша, глядя в зеркало на пятна на своей шее, мысленно усмехаясь этому… Давно не было у него таких отметин после страстного секса.

Билл всегда щадил, и не ставил их, а вот так, как сегодня с Кулом… да… ничего другого ждать было бы просто странно… От ТАКОГО Кула, каким он стал. Том подсознательно оттягивал момент возвращения к маме, но как бы он ни старался, все равно придется выйти и поговорить, о той же встрече с Биллом.

Надел футболку на влажное тело, развязал собранные перед душем дреды, и они рассыпались по плечам, держа полотенце в руке еще раз посмотрел на свою шею и подумал, что прятать от матери эти следы просто уже глупо и откинул полотенце… Достал из рюкзачка фотографии, несколько секунд смотрел на них, развернув веером и сжав зубы. Потом сложил и вышел из комнаты, держа их в руке.

Он зашел на кухню и взглянул на маму. Она курила возле окна, стоя к сыну спиной. Том, молча сел на стульчик и положил снимки на стол. Даже вот так, без слов, он понимал, что Симона расстроена. Это невольно передалось и Тому, но, несмотря на это он знал, что нужно начать разговор. Хоть как-то…

Он всегда ненавидел вот такие паузы. Они выматывали его нервы. И как только он уже собрался сказать, что Билл разрешил перевезти его вещи из съемной квартиры, Симона, опередив его, спросила:

– Кто, Том?

Засосало под ложечкой и почему-то бросило в жар. Да, он ждал подобного вопроса, иначе и быть не могло, но вот такой вопрос, такой тон, какой-то безысходный, прозвучал для него как: «Почему, Том?»

Том наклонился, опершись локтями о колени, облизал губы, потеребил пирсинг и выдохнул.

– Кул, мама…

Симона прекрасно помнила высокого голубоглазого блондина, который был у ее сына до Билла. Ей очень нравился этот мальчик, и ей даже стало чуть спокойнее.

– Ты уже все решил для себя, да? – спокойно и очень тихо.

Том сглотнул.

Не решил, не мог, не хотел, не было на это сил, но – нужно было. Нужно…

– Ты о Билле? – вопросом на вопрос, хотя он прекрасно понимал, о чем речь.

Просто для того, что бы выиграть хоть пару секунд.

– Конечно. О нем, Том, о нем…

Симона развернулась, и села напротив сына на диванчик. Она смотрела на Тома, пока он не поднял голову и не встретился с ней взглядом.

– Я должен, ма.

Том не мог врать матери. Нет, ничего он не решил еще… Не было на это сил.

Должен. Одно это слово сказало для Симоны очень многое, если не все. Она поняла – Том не может, не просто НЕ ХОЧЕТ, а именно не может принять решение.

– Сын, родной, – она, так же как и Том оперлась локтями о колени, склоняясь ему навстречу, – и именно таким способом ты решил, что сможешь заставить себя принять решение? Хочешь, чтобы не было возможности передумать? Хочешь отрезать себе пути назад?

Том прикрыл глаза на пару секунд.

– Нет. Мам, просто так получилось…

– Как это может произойти «просто», солнышко? – Симона вдруг почувствовала такую усталость, что заныли ключицы.

Том опустил голову, так и не открыв глаза.

– Я ездил к Кулу за фотками, которые были сделаны перед больницей, Билл просил, а они оставались у него… Ну, не «просто», ма, конечно, не просто…

Симона видела, как ее сыну об этом трудно говорить.

– Солнышко, ты прости… Я понимаю, что тебе не тринадцать лет, и эта твоя личная жизнь – ты уже большой мальчик, и вправе решать сам, с кем встречаться, с кем… – Симона замолчала, глядя, как Том поднимает голову и смотрит ей в глаза.

– Ты боишься за него, – просто сказал Том, и Симона кивнула, соглашаясь.

– Очень, Томочка! Ты даже не представляешь, как я за него боюсь.

– Мам, он тоже большой мальчик, и я думаю, что для него тоже будут не приемлемы отношения – с братом.

Том это почти выдавил из себя.

– Может ты и прав, солнце. Только очень хочется, чтобы вы это решение приняли вместе, понимаешь? Чтобы это не было для кого-то из вас трагедией…

– Я понимаю, ма, понимаю… Только давай сейчас об этом не будем, ладно?

– Хорошо, Томочка. Только один вопрос, последний…

Том чуть напрягся, даже не осознавая этого, и кивнул, глядя на маму.

– Ты хочешь вернуться к Кулу?

– Мам, у Кула есть парень… И то, что произошло сегодня – это просто ПРОИЗОШЛО, понимаешь? Он все еще любит меня – а я… я тоже не смог устоять.

Симона кивнула.

Том взял фотки со стола и протянул маме.

– Билл хотел, чтобы я привез ему свою фотку, вот я и поехал за ними…

Симона разглядывала изображения своих мальчиков.

– Вы тут очень непривычные, – тихо сказала она, и Том улыбнулся. – Ты так одевался раньше.

– Да, мы тогда просто решили приколоться и одеться так, как до знакомства друг с другом…

Симона с грустной улыбкой смотрела на двух красивых молодых людей, самых дорогих для нее, над которыми так поглумилась судьба. Дала им любовь, но не дала права знать о том, что они братья…

– Билл разрешил, чтобы я перевез его вещи с квартиры, – тихонько сказал Том, глядя, как Симона разглядывает фотки.

Она подняла на сына взгляд.

– Ты молодец, Томочка… Это будет правильно… Нужно приготовить для него гостевую спальню, – это она уже добавила, не глядя на Тома.