Текст книги "Пленник императора (ЛП)"

Автор книги: Li Hua Yan Yu

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 26 страниц)

Однако в этот предновогодний день Су И почувствовал, что на сей раз так просто не отделается. Желудок продолжало крутить, боль постепенно усиливалась. Тошнота становилась невыносимой, да и голова начала кружиться, в глазах темнело, всё тело охватила слабость. Су И едва держался на ногах. Как мастер боевых искусств, он всегда старался ступать твердо и уверенно, но сегодня эта задача оказалась ему не по силам. Он снова окинул взглядом необъятное снежное покрывало. Ослепительная белизна резала глаза, а сердце переполняли дурные предчувствия.

Из глубокой задумчивости его вывел ехидный голос:

– Что за дела? Ты, никак, надумал сегодня тоже Новый Год праздновать? Вон там все уже с ног сбились, а ты тут болтаешься без дела, нет чтобы помочь!

Су И поднял голову и встретился взглядом со старшей прачкой по имени Ай-эр. Ее тоже отправили на время помогать прислуге в главном зале. Суматоха и беготня ей уже изрядно надоели, и тут на глаза неожиданно попался Су И. Как же было не приставить его к работе?

Делать нечего, пришлось, превозмогая боль, тащиться за ней по бесконечным комнатам и переходам. В огромном парадном зале Дворца Наслаждений, где помещалось несколько сотен человек, шел праздничный пир. Там двигались бесчисленные силуэты, оттуда непрерывно доносились веселые голоса и звонкий смех. Служанки и евнухи, как муравьи, сновали туда-сюда, подавая к столу отборные сорта чая и всяческие деликатесы. К этому времени Су И так изнемог от мучительной боли, что пот катился с него градом, однако волей-неволей пришлось перетаскивать какие-то коробки и заменять сгоревшие свечи. Он намеренно держался в тени, стараясь не покидать укромных уголков, но Ваньянь Сюй не предполагал, что Су И может оказаться так близко, да и никто из участников пиршества не обратил на него внимания.

Су И насилу дотянул до вечера. Ближе к закату заметно потеплело, ветер стих, снегопад мало-помалу прекратился. Начали подавать праздничный ужин, вереница слуг понесла в главный зал всевозможные вина и кушанья. Су И увидел, что его помощь больше не требуется и, не желая путаться под ногами, отыскал для себя тихое местечко. Оглядевшись по сторонам, он убедился, что рядом никого нет. Ноги отказывались держать, колени подогнулись, и Су И обессиленно опустился на пол. Целый день он крутился как белка в колесе, не удалось даже улучить минутку, чтобы выпить чашечку чая. Пустой желудок возмущенно урчал, а боль и тошнота всё усиливались. Наконец его снова два раза обильно вырвало кровью, только ни малейшего облегчения он не почувствовал. Да, теперь его состояние внушало серьезные опасения…

Су И долго в молчании рассматривал пятна крови. Потом, горько вздыхая, сказал самому себе: «Неужели в эту новогоднюю ночь, когда все семьи собираются вместе, Су И суждено умереть?» При одной мысли о том, что он больше никогда не увидит благородное, мужественное лицо, никогда больше не почувствует, как нежная любовь усмиряет жгучую ненависть – при одной этой мысли сердце невольно сжалось от такой мучительной боли, словно в него вонзили и провернули острый нож. Су И издали вглядывался в ярко освещенный зал, но, как ни старался, не мог разглядеть даже тень того, кто не выходил у него из головы дни и ночи напролет.

Сделав несколько шагов вперед, он подумал: «Если Небеса хоть немного сжалятся над Су И, они позволят мне одним глазком взглянуть на него! Всего один взгляд, с меня и довольно! Всего один взгляд, прежде чем уйти, и тогда мне не будет так горько покидать этот бренный мир». Су И представил, каково придется Ваньянь Сюю и маленькому наследнику Шу, когда они узнают о его смерти, и всё внутри сжалось в тревоге и тоске. Но тут он ничего поделать не мог, оставалось только утешать самого себя: «Какое чувство, какая сердечная привязанность устоят под напором времени? Пусть поначалу будет больно, но не пройдет и года, как они непременно утешатся».

Су И изо всех сил вглядывался в толпу придворных, когда вдруг услышал чей-то взволнованный голос:

– Эй, ты там! Иди-ка сюда, помоги!

Он оглянулся и увидел, как четыре человека тащат в сторону главного зала огромное, размером с колесо повозки, блюдо с зажаренным целиком барашком. Лицо одного из них перекосилось от боли, и он бросился к Су И со словами:

– Скорей, подмени меня! У меня живот прихватило, нужно срочно отлучиться.

Су И медлил в нерешительности, но тот человек, оставив ношу на попечение своих трех товарищей, схватил его за руку, силой подтащил поближе, а сам умчался в уборную. Хочешь не хочешь, пришлось, превозмогая боль, сцепить зубы и тащить блюдо дальше. Су И опустил голову, пряча лицо, – больше всего он боялся, что кто-нибудь может его узнать. К горлу упорно подкатывала тошнота, которую он сдерживал лишь усилием воли.

71.

В Цзинь Ляо жареный барашек был традиционным новогодним блюдом, которое неизменно подавали к праздничному столу как символ того, что предстоящий год пройдет в мире и радости, страна будет процветать, а народ – наслаждаться благоденствием. Поэтому для подданных Золотой империи это кушанье имело столь же важное значение, как и поклонение духам предков, принесение жертвы богам и молитвы, обращенные к Небесам. Даже самые бедные семьи, которые не могли себе позволить целого барана, старались приготовить бараньи ребрышки, рубец или, на худой конец, бараньи кости.

Те люди, которые несли барашка к императорскому столу, обычно прислуживали на кухне, поэтому и не узнали Су И. В противном случае даже смертельная болезнь – не говоря уже о такой мелочи, как расстройство желудка – не заставила бы их доверить бесценную ношу осужденному преступнику.

В парадном зале царило оживление, звенел радостный смех. Вдовствующая императрица, Ваньянь Сюй и наследник Шу сидели на почетных местах за огромным столом, в окружении нескольких десятков министров с женами и наложницами. Императорские наложницы тоже присутствовали на пиру, они весело щебетали и перебрасывались шутками. Столы ломились от яств, но к палочкам никто пока не притронулся: все ждали, когда наконец внесут жареного барашка, чтобы лишь затем приступить к трапезе.

Ваньянь Шу подробно расписывал бабушке-императрице, какие фейерверки собирается запускать сразу после окончания пира. Вдовствующая императрица с улыбкой качала головой, напоминая внуку, что он еще слишком мал для таких забав. Избалованный мальчишка дулся и капризничал. Император добродушно рассмеялся:

– Шу-эр, ну-ка прекрати поднимать шум. Вот-вот внесут жареного барашка – или ты у нас предпочитаешь традиционную кухню Великой Ци? Почему бы тебе не посидеть спокойно на своем месте? – Затем Ваньянь Сюй с улыбкой обратился к министрам: – Наследник упрям и непослушен, Мы уже и не знаем, как его воспитывать. У каждого из вас есть дети, скажите, как вы наставляете их на верный путь?

В ответ министры хором затянули одну и ту же песню:

– Ваше Величество шутить изволит! Разве не все маленькие дети такие озорники? Тем паче – наследник престола, он не по годам умен и сообразителен. В столь юных летах он уже держится и ведет себя как будущий государь, а когда вступит на престол, непременно продолжит дело отца и поведет нашу Золотую империю к счастью и процветанию.

Император милостиво кивнул и улыбнулся, но ничего не сказал. Бросив взгляд в сторону двери, он увидел, что слуги уже вносят в зал долгожданного барашка. На миг Ваньянь Сюю показалось, что он заметил Су И. Император удивился и в душе возразил сам себе: «С чего бы Су Су оказался здесь? Кто поручил бы ему такую работу?» Он присмотрелся повнимательней, но обзор закрывало и само блюдо с барашком, и прочие слуги. Ваньянь Сюй горько усмехнулся про себя: «Видно, у меня в глазах рябит. Только и думаю о нем, вот уже и сны средь бела дня начал видеть».

Он подозвал Цзы Нун и шепотом отдал распоряжение:

– Позже убедись, что не привлекаешь внимания, собери потихоньку каких-нибудь закусок и традиционных блюд Великой Ци и отнеси Су Су. В эту новогоднюю ночь ему наверняка тяжело на сердце. Империя его погибла, и на всем белом свете он теперь остался совсем один. Даже представить трудно, какие жестокие испытания выпали на его долю. Составь ему компанию, поговорите о чем-нибудь, постарайся хоть немного развлечь его и утешить. В этот самый радостный день в году ни в коем случае не позволяй ему думать о плохом.

Цзы Нун с готовностью кивнула. Обернувшись, девушка увидела, что рядом стоит Цзы Янь и смотрит на нее в упор. Невозможно было разгадать, какие чувства скрывает ее пристальный взгляд. Цзы Нун удивилась и спросила:

– Что это с тобой? Таким лицом только людей пугать.

Цзы Янь нахмурилась и вздохнула:

– Неужели государь никак не забудет того человека?

Цзы Нун хмыкнула в ответ:

– А ты что, плохо расслышала? К чему эти вопросы? Ты же пуще всех ненавидишь молодого господина, с чего бы тебя вдруг начала заботить его судьба?

На это Цзы Янь ничего не сказала, лишь молча развернулась и отошла в сторону, тихо бормоча себе под нос:

– Не может забыть, до сих пор не может его забыть… Даже в такой праздничный день, как сегодня, хозяин страдает и тоскует. Все его помыслы, все желания сердца – с тем человеком. Неужто… неужто и впрямь придется отступить от моих изначальных намерений? Как же так?.. Как же так вышло?..

Пока она мучилась вопросами, не находя ответов, в зале вдруг наступила полная тишина. Цзы Янь оглянулась и увидела, что слуги как раз внесли на огромном блюде жареного барашка, символ благоденствия и счастья. Дивный аромат разлился в воздухе, и тут уже всем стало не до разговоров.

Цзы Нун и другие служанки довольно разулыбались, тотчас же поспешили к императору и вдовствующей императрице и встали у них за спиной, готовясь нарезать мясо и раскладывать по тарелкам. Придворные пожирали глазами барашка, которого слуги медленно и торжественно подносили к императорскому столу.

Вдруг огромное блюдо накренилось, его южная сторона резко просела вниз. Трое слуг попытались выровнять крен, но барашек был слишком тяжелый, и они не успели спасти положение. На глазах у сотен потрясенных гостей роскошное блюдо рухнуло на пол. Конечно, гигантский поднос разбился вдребезги, но это еще не самое страшное. Хуже всего было то, что само праздничное угощение вывалилось прямо в пыль, и символ благоденствия и счастья оказался безнадежно осквернен.

Все, кто стал этому свидетелем, побледнели и изменились в лице. Вдовствующая императрица, Ваньянь Сюй и сановники двора вскочили со своих мест, а трое злополучных слуг повалились на колени и принялись бить челом в пол, в ужасе повторяя:

– Ваш раб заслуживает смерти! Ваш раб заслуживает смерти!

И только один человек – тот самый, кто поддерживал блюдо с южной стороны, – молча согнулся в три погибели, прижимая одну ладонь ко рту, а вторую – к желудку. Все пригляделись и увидели, что это был не кто иной, как Су И.

Теперь лица придворных перекосились от гнева и отвращения. Генерал Юй Цан резко поднялся на ноги и возмущенно вскричал:

– Кто позволил этому презренному рабу нести барашка?! Неужто вы не знаете, что у него всегда припрятан камень за пазухой? Вот, смотрите, он ясно показал, что питает самые гнусные намерения. Задумал навлечь проклятие на нашу Золотую империю, чтобы привести ее к гибели! – Юй Цан повернулся к императору и добавил: – Государь, этот человек виновен в тягчайшем преступлении, и Вашему Величеству не дóлжно более проявлять к нему снисходительность.

К последним словам единодушно присоединились все министры.

Но тут раздался звонкий детский голосок:

– Закройте рты! Отец-император еще не сказал ни слова. Сейчас не ваша очередь судить да рядить!

Маленький наследник Ваньянь Шу поспешил спуститься с возвышения и направился прямо к Су И.

Голова Су И кружилась, перед глазами всё плыло, холодный пот лил с него градом. Услышав легкий топоток наследника, он из последних сил поднялся на ноги, намереваясь покинуть зал.

Наложница Инь пронзительно вскрикнула:

– Наглый раб! Ну-ка быстро убери тут всё!..

Ваньянь Шу метнул в нее свирепый взгляд, и она испуганно затихла.

Цзы Нун и другие служанки тоже устремились к Су И; он же едва держался на ногах от слабости, почти ничего не видел за мутной пеленой и не мог даже преодолеть несколько шагов до двери. Нечеловеческим усилием воли сдерживая подкатывающую к горлу кровь, он еле слышно прошептал:

– Я… пойду принесу что-нибудь… чтобы… всё убрать… – и с этими словами сделал еще один мучительный шаг.

Желудок его терзала такая адская боль, что, казалось, всё в животе перевернулось вверх дном, а внутренности перемешались в кашу. Су И чувствовал, что потоки крови вот-вот хлынут наружу. И Ваньянь Сюй, и наследник Шу, и Цзы Нун – все они были так глубоко к нему привязаны! Как он мог позволить себе упасть и умереть прямо на их глазах? Как он мог допустить, чтобы это жестокое зрелище омрачило всю их дальнейшую жизнь? Тем более – в такой день, в канун Нового Года! Смерть в разгар празднества стала бы поистине зловещим предзнаменованием.

Су И стиснул зубы и сумел сделать еще несколько нетвердых шагов, мечтая лишь об одном – поскорее исчезнуть, чтобы эта невыносимая сцена так или иначе закончилась. Зал загудел, как улей – придворные сановники и императорские наложницы, потрясенные неслыханной дерзостью, шумно заспорили, перебивая друг друга.

И тут спокойный повелительный голос перекрыл гул толпы:

– Стой!

Рты мгновенно закрылись, а изумленные глаза устремились на императора. Все, кто находились в зале, оцепенели, глядя, как Ваньянь Сюй медленно, шаг за шагом, спускается с возвышения, не сводя взволнованного и тревожного взгляда со своего Су И. Тот по-прежнему порывался уйти, но внезапно ноги подогнулись, и он рухнул на колени возле колонны. Император бросился вперед, чтобы поддержать его, и увидел, что в любимом лице – ни кровинки, а по лбу катятся крупные, как горошины, капли пота. Взгляд Су И потерял живость и блеск, и Ваньянь Сюй не понимал, с каким чувством смотрели на него дорогие глаза – была ли то любовь, горечь или печаль. Одна рука Су И бессильно повисла вдоль тела, другой он по-прежнему упрямо зажимал себе рот. Сердце императора дрогнуло, он весь похолодел от дурных предчувствий.

– Су Су… – только и сумел выговорить он – язык и губы не слушались, словно чужие.

Ваньянь Сюй медленно, с трудом поднял руку, усилием воли заставляя себя сохранять присутствие духа и не смотреть в умоляющие, отчаянные глаза. Он вцепился в рукав Су И, с удивлением обнаружив, что собственные пальцы дрожат и отказываются подчиняться. Возможно, он просто не осмеливался потянуть Су И за руку, опасаясь того, что случится дальше. Император и сам не понимал, что с ним творится, только ощущал, как зубы выбивают неровную дробь. Однако не время было поддаваться страхам и сомнениям. Ваньянь Сюй решительно вздохнул, собрал волю в кулак и одним резким движением отвел ослабевшую руку Су И от лица. В тот же миг перед глазами императора всё окрасилось алым. Силы наконец оставили Су И, и изо рта его хлынула кровь, пятная драгоценное «одеяние дракона».

========== 72-73 ==========

72.

– Су… Су Су… – Ваньянь Сюй растерялся от неожиданности и обезумел от страха. Как раз в этот миг Су И не выдержал и совершенно обмяк в его объятиях. Лишь тогда Ваньянь Сюй вышел из оцепенения и осознал, что происходит. Раздался чудовищный, разрывающий душу вопль: – Су Су!..

Император прижал к себе ослабевшее, безвольное, словно тряпичная кукла, тело и, теряя голову от ужаса, вскричал:

– Эй, кто-нибудь! Сюда! Цзы Лю! Цзы Лю! Су Су, что с тобой? Да что с тобой такое?

Из приоткрытого рта Су И по-прежнему вытекала толчками кровь. Ваньянь Сюй в панике пытался зажать ему рот, глотая слезы отчаяния. Задыхаясь, он жалобно умолял:

– Су Су… Су Су, пожалуйста, не надо! Прошу, не надо больше так!..

Ваньянь Шу, Цзы Нун и прочие служанки бросились к императору и сгрудились вокруг. И тут все услышали женский голос:

– Расступитесь! Государь, уберите руку! Пусть молодой господин избавится от крови в желудке.

Голос принадлежал Цзы Лю. Несколько минут назад она отправилась в другие покои, чтобы принести для императора парадную накидку, и вдруг из главного зала до нее донеслись крики Ваньянь Сюя, который звал на помощь. Стоило девушке войти в зал, и она с первого взгляда поняла, что происходит, а подойдя ближе, увидела, что и на груди Су И, и на одеянии императора алеют пятна свежей крови. Цзы Лю невольно побледнела и схватила запястье Су И, чтобы пощупать пульс. Затем она медленно выпрямилась, печально повесив голову.

Один этот жест сказал всем присутствующим, насколько серьезно положение. Ваньянь Сюй еще сильнее сжал Су И в объятиях, схватил Цзы Лю за рукав и, не сводя с нее обезумевшего взгляда, прохрипел:

– Нет… Су Су просто вырвало кровью. Цзы Лю, Мы приказываем тебе спасти ему жизнь! Мы знаем, что ты можешь спасти его… Цзы Лю…

Тут все услышали слабый глухой голос:

– Ваньянь, не надо так…

Император тотчас перевел взгляд вниз и увидел, что уголки окровавленных губ Су И тронула скорбная улыбка. С трудом подняв руку, Су И вытер слезы с лица императора и мягко сказал:

– Всем рано или поздно суждено умереть. Не нужно так горевать, иначе… иначе, когда я уйду… не смогу упокоиться с миром. – Су И обвел глазами толпу и заметил испуганное, заплаканное лицо наследника Шу. Он поспешно схватил мальчика за руку и попытался утешить: – Дитя, не плачь… Ты должен… ты должен поскорее забыть меня. Я… я в этой жизни столь многим обязан тебе и твоему отцу… Если… если… вы еще и слезы из-за меня проливать станете… Оно того не стоит… К тому же… к тому же монархи не должны убиваться по таким пустякам…

Су И тяжело дышал, слова давались ему с огромным трудом. Внезапно к горлу опять подкатило, во рту появился неприятный сладковатый привкус, и его в который раз обильно вырвало кровью. Хотелось сказать так много, но он не мог выдавить из себя ни звука, только не сводил с Ваньянь Сюя глаз, и этот лихорадочный взгляд яснее всяких слов говорил, как тяжело расставаться навеки и как горько оттого, что ничего уже нельзя изменить.

Сердце Цзы Лю тоже сжималось от боли: такая упорная кровавая рвота означала смертный приговор. Но, поймав отчаянный взгляд Су И, девушка внезапно преисполнилась решимости сделать всё возможное, чтобы спасти ему жизнь.

– Ваше Величество, – поспешно сказала она, – сейчас, когда рвота у молодого господина на время прекратилась, его нужно срочно перенести на второй этаж и уложить на кровать. Ваша покорная служанка… постарается помочь.

Ваньянь Сюй тотчас подхватил Су И на руки, собираясь отнести в постель, но министры всей толпой преградили ему путь и в один голос заговорили:

– Ваше Величество, Су И виновен в тягчайшем преступлении. Он давно заслужил смерть, и только по своему милосердию государь пощадил его и сохранил ему жизнь. Ныне же преступника поразил жестокий недуг – несомненно, такова воля Небес. Надеемся, наш мудрый государь позаботится о том, чтобы не навлечь божественный гнев на всю империю.

Смысл этих речей был понятен каждому: если Су И суждено умереть, так тому и быть – всё равно его следовало казнить уже давным-давно.

– Вы все… дайте Нам пройти! – Ваньянь Сюй свирепо уставился на министров, словно волчица, у которой хотят отнять детеныша. Его Су Су, его несчастный Су Су! Ведь он, император, собственными руками довел Су Су до края могилы, а эти чиновники стали его сообщниками. К чему теперь твердить про интересы империи, к чему грозить преступнику карами? Теперь, когда Су Су в любой миг может навсегда покинуть этот мир… Почему эти люди не пропускают его, почему преградили путь?

Министры почтительно склонили головы, но не сдвинулись с места. Внезапно в сердце императора вспыхнул гнев, и он яростно взревел:

– Вы все… вы все только и ждете, когда он на ваших глазах испустит дух?! Сколько еще вы собираетесь давить на своего государя? Убирайтесь! Убирайтесь прочь! Если угодно, я больше не буду вашим императором, я освобожу трон дракона, идет?

Ваньянь Сюй взглянул на Су И, который в беспамятстве лежал на его руках, и почувствовал, как душа разрывается от горя. Он прижался лицом к бледной, ледяной щеке, из глаз его хлынули слезы.

– Су Су, – сказал он, – Я больше не император, слышишь? Теперь я всегда буду рядом с тобой. Мы вместе отыщем тихий райский уголок, подобный Персиковому источнику*, и поселимся там вдвоем, только ты и я. Больше не нужно будет думать о государстве и народе, избавимся от этих тяжких оков, не станем оглядываться на министров, никто не потребует соблюдать этикет… Это будет жизнь только для нас двоих…

Сановники в замешательстве переглядывались, но никто не желал дать императору дорогу. Юй Цан и наложница Инь молча наблюдали за происходящим, злорадствуя в глубине души.

Неожиданно вперед выступила Цзы Янь и, окинув взглядом министров, серьезно сказала:

– Почтенные министры, прошу, расступитесь. Сейчас самое важное – спасти человеческую жизнь. Позже, когда пыль осядет, а страсти улягутся, Его Императорское Величество предоставит вам исчерпывающие разъяснения.

Юй Цан потрясенно вздрогнул и уставился на Цзы Янь, но та не удостоила его даже взглядом.

– Еще раз: прочь с дороги – или не обвиняйте Нас потом в жестокости! – снова подняв голову, прорычал Ваньянь Сюй.

Придворные никогда не слышали, чтобы император говорил таким ледяным зловещим тоном. Сейчас ему ни до чего не было дела. Хоть министры, хоть преступники – все они могут убираться к демонам! Ему нужен только Су Су. Лишь бы только Су Су снова стоял рядом и ласково улыбался ему! Ваньянь Сюй готов был уничтожить любого, кто посмеет встать у него на пути.

– Разойдитесь все! Хотите заставить императора отречься от престола? Цзы Янь верно сказала: вскоре вы получите исчерпывающие разъяснения. Сейчас государь не помнит себя от горя, божественная мудрость не озаряет его разум. Зачем вы так упорно пытаетесь настоять на своем? Я, как вдовствующая императрица, приказываю вам разойтись. Или вы собрались учинить мятеж лишь потому, что государь желает спасти человеку жизнь?

В этот критический момент вдовствующая императрица выступила на сцену и сказала свое веское слово. Министры еще раз переглянулись между собой и поспешили отступить в сторону, хором повторяя:

– Ваши верноподданные никогда бы не посмели…

73.

Ваньянь Сюй почти бегом отнес Су И на второй этаж. Положив возлюбленного на кровать, император увидел, что тот уже потерял сознание. Ваньянь Сюй заметался в растерянности, случайно поднял взгляд и понял, что оказался в знакомой до боли комнате. Именно в этой опочивальне он проводил когда-то ночи со своей императрицей. С тех пор как Су И был низведен до положения раба, нога императора ни разу не ступала в эти покои. Теперь его окружили знакомые вещи, пробуждая воспоминания о счастливых временах. Но хозяин опочивальни стоял на опасном распутье, откуда девять дорог вели к смерти, а к жизни – только одна. Жестокая боль еще сильнее сдавила грудь Ваньянь Сюя, так что он едва мог дышать.

Тем временем Цзы Лю спешно приступила к лечению. Она использовала серебряные иглы для иглоукалывания и приказала слугам принести из ее собственных покоев пилюли, растолочь в порошок и дать Су И выпить с водой. Вдовствующая императрица, Ваньянь Сюй и наследник Шу следили за целительницей, затаив дыхание, но вскоре заметили, что, несмотря на все усилия, кровотечение не прекратилось. Су И по-прежнему то и дело рвало кровью. Наконец, ровно в полночь, Цзы Лю выпрямилась и, прежде чем смогла произнести хоть слово, из глаз ее покатились слезы. Она обратилась к императору:

– Государь, ваша покорная служанка сделала всё возможное, но увы… увы, я бессильна помочь молодому господину… поэтому… будет лучше… начать приготовления…

Последние слова утонули в горьких рыданиях – Цзы Лю так и не сумела выговорить: «к траурному обряду».

Ваньянь Сюю показалось, что в один миг у него не стало сердца, что душа его умерла. В бесчувственном оцепенении он медленно, шаг за шагом приблизился к постели и опустился на край. Су И очнулся, его веки дрогнули, глаза приоткрылись. Император взял его руки – слабые, исхудавшие, с потрескавшейся кожей – и тихо, невнятно пробормотал:

– Су Су… мы уйдем… мы вместе уйдем и отыщем райский уголок, подобный Персиковому источнику. Как только ты поправишься… мы сразу тронемся в путь, хорошо? Скажи, ты ведь исполнишь свой свадебный обет, ты же не покинешь меня, будешь рядом?

Наследник Шу давно уже рыдал в голос. По счастью, рядом была его бабушка-императрица, она прижимала внука к груди, стараясь хоть немного утешить. Увидев на лице Ваньянь Сюя странное выражение, какого она прежде никогда не замечала, вдовствующая императрица почувствовала, как в сердце вползает страх.

Тем временем Су И слабо улыбнулся императору и прошептал:

– Ваньянь, не надо так! Впредь я не смогу быть рядом с тобой, мои глаза больше не увидят тебя, но ты не должен предаваться скорби. – Он замолчал, часто и тяжело дыша, потом едва слышно продолжил: – Ваньянь, не нужно так горевать. Жизнью человека правят два главных чувства – любовь и преданность. Преданность моя принадлежит погибшей империи Ци и ее народу. Что же до моей любви, я отдал ее одному человеку. Этот человек – мой самый заклятый враг, самый сильный противник. Он правит всей Поднебесной, он победил меня, не успел я и глазом моргнуть, и стер с лица земли мою Великую Ци. В один прекрасный день этот человек отнял у меня всё самое дорогое. Но… он же подарил мне и самые прекрасные воспоминания. Никогда не забуду, как тепло и спокойно лежать в его объятиях. В минуты нежности его внимание и забота кружили голову, как вино. Сколько бы я ни вразумлял сам себя, настал миг, когда я больше не мог сдерживать чувства, и они взяли верх над моим сердцем. Вот он, неизбежный финал. Ваньянь Сюй, я… в конце концов, я всего лишь простой смертный. – Су И взглянул супругу прямо в глаза, и вдруг лицо его осветила улыбка. Выделяя каждое слово, он спросил: – Ты ведь понял, кто этот человек, да? – Затем он медленно смежил веки, вздохнул с облегчением и добавил: – На самом деле тебе следует благодарить судьбу, что всё так вышло. Иначе, ты сам прекрасно знаешь… я никогда не сказал бы тебе эти слова.

После того, как Су И замолчал, в комнате не осталось тех, чье лицо не было залито слезами. Даже сердце вдовствующей императрицы наполнилось глубокой печалью. Она подошла к кровати и мягким голосом попыталась утешить Су И:

– Сынок, милый, не думай о разлуке, гони плохие мысли прочь. Цзы Лю потерпела неудачу, но мы с моим сыном-императором отыщем для тебя других прославленных лекарей.

Губы ее произносили ласковые слова, но глаза видели, что лицо больного стало безжизненным и бледным, он весь осунулся и исхудал так, что остались лишь кожа да кости. Было очевидно, что никакой, даже самый знаменитый целитель не успеет ему помочь. В глубине души вдовствующая императрица обреченно вздохнула.

Конечно, и сам Су И не мог этого не понимать. Но Ваньянь Сюй в волнении вскочил на ноги и воскликнул:

– Верно! Мы немедленно издадим императорский указ… Мы велим искать лучших целителей по всей Поднебесной…

Видя, как этот могущественный правитель лихорадочно мечется в отчаянии, Су И не мог заставить себя произнести вслух очевидную истину: уже совсем скоро пробьет его последний час. Он лишь вцепился в рукав Ваньянь Сюя и из последних сил выдавил улыбку:

– Доверь это дело Цзы Нун и другим помощницам, а сам… а сам просто посиди со мной, ладно?

Им осталось побыть вдвоем совсем недолго, и Су И не хотел тратить впустую ни одной бесценной минуты. Он перевел взгляд на Ваньянь Шу, и тут маленький наследник не выдержал. Он кинулся к Су И, обнял его и, захлебываясь рыданиями, закричал:

– Матушке-императрице запрещается умирать! Я запрещаю тебе умирать, слышишь? Ты кое-чего еще не знаешь: пока тебя здесь не было, я совсем забросил учебу. Я жду, когда ты вернешься и станешь заниматься со мной. Если нет – не буду больше учиться, книгу в руки не возьму! А-а-а! – и он разревелся в голос.

Наследник Шу был еще совсем ребенком, и эта страшная угроза – всё, что он сумел придумать, чтобы заставить Су И не покидать его.

Сердце Су И тоже сжималось при мысли о расставании, он мог бы сказать, что и сам не хочет оставлять маленького Шу. Но что проку в подобных словах? В будущем наследнику стало бы только больнее, он бы тосковал и никак не мог утешиться. Су И было невыносимо жаль несчастного ребенка. Рано потеряв мать, Ваньянь Шу всем сердцем привязался к нему, Су И. Он же сначала нанес мальчику глубокую рану, а теперь тоже собирался умереть… Стоило подумать о том, сколько боли он невольно причинил этому ребенку, и по щекам потекли слезы, сдерживать которые уже не хватало сил.

Все, кто находились в опочивальне у ложа Су И, впали в полное отчаяние. В этот момент вошла Цзы Нань – она задержалась внизу, помогая выпроводить из дворца министров со свитой. Окинув взглядом траурную сцену, она отозвала в сторонку Цзы Лю, чтобы потихоньку выспросить, каково положение дел. Но та только головой покачала – слезы душили ее, не давали и слово сказать. Цзы Нань тотчас же всё поняла и нерешительно приблизилась к Ваньянь Сюю. Какое-то время девушка молча теребила край одежды, потом, будто враз отбросив сомнения, обратилась к императору:

– Цзы Лю, конечно, превосходит в искусстве врачевания всех придворных лекарей, но на самом деле… на самом деле есть тут один человек, поистине непревзойденный целитель. Возможно, состояние молодого господина не покажется ему таким уж безнадежным.

Услышав эти слова, все удивились, воспрянули духом и потребовали, чтобы Цзы Нань немедленно поведала о чудесном целителе во всех подробностях.

_____

* “Персиковый источник” – так говорят о чудесной стране, где все люди живут счастливо и безбедно, на лоне природы, не зная горя. Персиковое дерево издавна почитается в Китае деревом жизни и символом бессмертия. Название “Персиковый источник” происходит от поэмы-утопии знаменитого китайского поэта Тао Юаньмина (365-427гг.), где описано, как некий рыбак плыл по речушке в лодке и не думал о том, как далеко он оказался от дома. “И вдруг возник перед ним лес цветущих персиковых деревьев, что обступили берега на несколько сот шагов; и других деревьев не было там, – только душистые травы, свежие и прекрасные, да опавшие лепестки, рассыпанные по ним”. Он нашел благодатный край, где жили счастливые люди, бежавшие от жестокостей этого мира, край, где они ведут простую жизнь, где нет государства, налогов, социальных ограничений и правил. Когда рыбак ушёл от них, он по дороге делал отметки, а вернувшись домой, пришёл к правителю области и рассказал обо всём, как было. “Правитель области тут же отрядил людей, чтобы поехали вместе с рыбаком и поискали бы сделанные им отметки, но рыбак заблудился и дорогу ту больше найти не смог”.