Текст книги "Цвет Надежды (СИ)"

Автор книги: Ledi_Fiona

сообщить о нарушении

Текущая страница: 80 (всего у книги 91 страниц)

Мужчина откинулся на спинку кресла. Все просто.

Нет. Все просто было раньше, только он этого не замечал. Несколько лет назад в его жизни была женщина, достойная стать матерью его ребенка. Пока она была рядом, он строил планы о величии и осуществлял их с поразительной легкостью. Словно некая невидимая сила вела их по этому пути. А потом он оступился, а она погибла. С разницей в несколько лет. И с тех пор все изменилось. Словно колесница его судьбы сбилась с проторенной дороги и никак не может выбраться, увязая в разбитой колее все глубже.

Она погибла от рук авроров. Странно и нелогично. Он так и не смог разгадать секрет ее бессмертия, а кто-то смог лишить ее этого. Вопреки всем законам его расчетливой и холодной логики, он не раз думал о том, что было бы… Что было бы, если бы она не погибла. Ответ всегда был один. Он не оказался бы в этом смехотворном положении победителя в окружении недостойных ничтожеств. Он был почти всесилен, его имя боялись произносить. Он хотел этого всегда. Но только ли этого? Как оказалось, теперь он хочет стереть в порошок виновного в ее смерти и узнать имя того, кто был с ней во времена его забвения.

Такие мелкие и незначительнее мысли недостойны властителя мира, но они были. Не было лишь времени на осуществление задуманного. И если авроров он сотрет в порошок рано или поздно, ибо все равно очистит мир от всех недостойных, то для поиска имени человека, не сумевшего уберечь ее, нужно приложить усилия и потратить время.

Пока такой возможности не было, но когда появится, он узнает. Непременно узнает. Отследить деятельность фондов, покопаться в сознании тех, с кем она встречалась в последние годы. Если человек жив, он всегда оставляет след, нужно лишь уметь его найти. Случайные знакомые, партнер по коктейлю или продавец в магазине. Властимила была слишком яркой женщиной, чтобы исчезнуть бесследно. Чем она занималась, где была? За все годы, что они провели вместе и не вместе, Тому Риддлу никогда не приходило в голову спросить, есть ли у нее родственники. А вот сейчас стало интересно. Дети?

Мысль была столь неожиданной, что он едва не пролил вино. Нет. Невероятно, но проверить все же стоит. Но это все потом. Потом. Пока же нужно решить очень непростой вопрос с Нарциссой. Одна сложность за другой… Но он сам сделал свою жизнь такой, и не привык жаловаться.

Редко, очень редко приходил вопрос: ради чего? И тогда сознание упорно подсовывало старую заготовку о чистоте крови, об отбросах общества и мировом господстве. Но это помогало не всегда. Особенно сложно было прикрываться истертой за годы формулировкой, когда в голове звучал голос Властимилы:

– Том, зачем тебе это?

А на озвученную однажды давным-давно теорию в той, прошлой, жизни прозвучал ее хрипловатый смех и вопрос:

– А не лучше ли прожить одну жизнь так, чтобы запомнить ее, что-то создать, чем сотни лет быть просто безумцем, желающим все уничтожить.

Тогда, в прошлой жизни, он даже не рассердился. Женщина – этим все сказано. Но теперь чувствовал злость. Он – не безумец. Он оставляет след в истории. Его имя боятся произносить. Все трепещут перед ним. Никто не способен его остановить. И фоном к этим мысленным яростным выкрикам звучал ее хрипловатый смех. Наверное, он и вправду безумен, если до сих пор спорит с умершей, все еще пытаясь ей что-то доказать.

Но ведь у него есть цель. Он посвятил этой цели всю жизнь, и признать ее безумной – значит, смириться с тем, что жизнь потрачена впустую. Нет, у него еще столько незаконченных дел: доказать слепой Судьбе, что он сильнее, заставить капризный Рок смириться с его могуществом. А иначе: зачем все?

*

По настоянию Темного Лорда Люциус вернулся в свое имение. Время, проведенное Драко в лагере, не изменило ничего. Люциус два раза написал сыну. Получил два ответа. Официальных до приторности, но сказавших гораздо больше, чем хотел сам Драко.

Люциус понял, что это – конец. Конец истории, которая так и не началась. Менять что-то поздно. Остается в одиночку пытаться как-то разрешить ситуацию, в которой оказалась его семья. Люциус слишком любил себя, чтобы признать, – оказалась по его вине.

Выслушав план Лорда, Люциус вдруг с поразительной очевидностью понял, что сошел с ума. Ведь не может же все это происходить на самом деле? Он сидел в кресле в гостиной и пристально смотрел на Темного Лорда, ожидая, что тот вот-вот исчезнет. Лорд не исчезал, но Люциус не отчаивался. С отстраненным любопытством он изучал запонку на манжете Лорда. Минуту, другую. Лорду первому надоело молчание.

– Люциус, ты так ничего и не скажешь?

Запонка резко дернулась в сторону, когда Лорд убрал руку с подлокотника. Люциус моргнул и поднял голову. Сколько месяцев он смотрел на это лицо, утратившее всякое сходство с человеческим, и все не мог привыкнуть. Каждый раз мимолетное омерзение проскальзывало в сознании.

– Я жду.

Люциус набрал воздуха, чтобы заговорить. Воздуха-то набрал, но что именно сказать, так и не придумал. Что можно сказать в такой чудовищной ситуации? Воздух с сипением вырвался из легких. Люциус честно пожал плечами.

– Когда восемнадцать лет назад мы говорили о судьбе Драко, в тебе было больше энтузиазма.

– Та ситуация была несколько иной, – осторожно сказал Люциус.

– Но ты остался тем же. Или… нет?

Люциус посмотрел на ножку журнального столика, даже не пытаясь скрыть мысли. Внезапно он понял, что – это все. Конец. Вдруг то, к чему он стремился всю жизнь или же думал, что стремился, оказалось ненастоящим и хрупким, как театральная декорация. Миг, и все рушится. И почему-то совсем не страшно. Наверное, потому что неожиданно.

– Не знаю, – откликнулся он. – Я вырос, наверное.

– Но не повзрослел, – со вздохом констатировал Темный Лорд.

Люциус вновь пожал плечами.

– Я надеюсь на тебя, Люциус.

Что-то в этом тоне заставило мужчину поднять взгляд на говорившего.

– Что будет с Драко? Я говорю о его даре, обо всем этом.

От пристального взгляда красных глаз захотелось убежать на край света.

– А это зависит от тебя и от Нарциссы.

– Вы недовольны им, мой Лорд? – Люциус быстро вернулся к привычному тону беседы, пользуясь моментом.

– Он слишком юн и вряд ли понимает, что делает. Но это не значит, что все потеряно. У него будет шанс повзрослеть… Я надеюсь.

– Я поговорю с Нарциссой.

– Отлично, Люциус. Я знал, что не напрасно верю в тебя. Ступай.

Люциус встал и направился в сторону двери.

– Люциус.

Мужчина остановился.

– Нарцисса согласится. Я уверен. Просто объясни ей, что от этого зависит судьба Драко. Например, что готовится нападение на лагерь, в котором он сейчас, и то, как все сложится там, зависит от нас.

Люциус молча смотрел на мужчину, ожидая окончания гениальных идей. Сознание снова отключилось от происходящего. И натюрморт, некогда нарисованный Нарциссой, казался сейчас гораздо реальнее мужчины, сидящего под ним.

Лорд снова вздохнул и произнес:

– Ступай.

И это короткое «ступай» прозвучало небесной песней. Можно наконец закрыть за собой тяжелую дверь и пойти писать письмо. Люциус шел по коридору, глядя под ноги, считая камни и узоры на коврах, пока не очутился перед дверью в фехтовальный зал.

Дверь скрипнула, впуская хозяина имения. Старинное оружие тускло блестело в свете факелов. Звук шагов отражался гулким эхом. Как давно этот зал не использовался по прямому назначению – для оттачивания мастерства владения благородным оружием. «Наверное, для того, чтобы появилась эта тяга, нужно обладать благородством», – невпопад подумал Люциус. А еще подумал, что ему далеко до предков, и его имя вряд ли поместят в учебник по Истории магии. Это значит, что он ничем не отличается от сотен других, ушедших так же бесследно. Мысль показалась тоскливой и неуместной.

Люциус сдернул со стены шпагу и сдал выпад в сторону воображаемого противника. Удавалось ли кому-нибудь победить демона, живущего внутри?

*

Нарцисса сидит в глубоком кресле в библиотеке имения. Люциус нервно расхаживает по комнате. Равнодушный взгляд Нарциссы следит за его перемещением.

Это их первая встреча после отъезда Драко. Люциус ожидал злости, раздражения, упреков. Но Нарцисса просто молчит, и от этого становится еще хуже. Что-то в ее спокойствии дает понять, что она больше не будет мириться с ситуацией. Однако сейчас она молчит, хотя с планом Лорда только что ознакомлена.

Чудовищная ситуация. Бредовая. Люциусу кажется, что вот-вот он проснется, и последние два года окажутся просто кошмаром. Он выпьет кофе, устроится в своем кабинете и положит перед собой лист пергамента. Очередное письмо Фриде. Да вот только пробуждение почему-то не наступает. Вместо того чтобы сидеть за столом, Люциус вышагивает по старинному ковру, а мысли о Фриде оказываются эфемерными, потому что взгляд Нарциссы выбивает из колеи.

– Почему ты молчишь? – не выдерживает он.

– От меня требуются комментарии? – Нарцисса говорит едко. – Ты, как мне кажется, привык решать все сам.

– Нарцисса, – Люциус устало касается лба. – Это не моя прихоть. Ты не понимаешь.

– В письме было сказано, что если я не подчинюсь приказу приехать, Драко не вернется из лагеря. Люциус, посмотри на меня!

Когда он останавливается в паре шагов и исполняет ее просьбу, Нарцисса продолжает:

– А теперь скажи, что ты – нормален. Что ты сам так считаешь! Я могла ожидать от тебя многого, но это перешло все границы. Ты делаешь из своей семьи… Своей! Люциус! Ты делаешь из нас сырьевые придатки. Ты хоть это понимаешь?!

Люциус стоит, кусая губу и разрываясь от желания заорать, что она ничего не понимает и уж он-то хочет этого меньше всего, и желанием убежать на край света.

Давным-давно, когда маленький Люциус разбил старинную вазу и попытался это скрыть, а Эдвин обнаружил и наказал, отец сказал фразу:

– За свои действия нужно отвечать.

Тогда маленький Люциус, размазывая слезы, думал, что на самом деле нужно лишь хорошо скрывать. Но сегодня отчетливо понял, что Эдвин был прав. Рано или поздно придется держать ответ. Как бы ты ни старался скрыть, тайна никогда не останется тайной навечно.

Вот и пришло его время платить по счетам.

– Я понимаю, Нарцисса. И надеюсь, что ты тоже поймешь.

– Пойму что?

– Что иначе нельзя.

Резкий смех Нарциссы отзывается болью в виске.

– Сама процедура будет… опосредованная, – Люциус и сам понимает, насколько глупо звучит его фраза.

– Это обстоятельство должно меня утешить?

И насмешка в знакомом голосе действует как кремний в изобретении доктора Фейерверкуса.

– Если бы я мог, я бы утешил тебя чем-нибудь еще! – все-таки срывается на крик Люциус.

За все годы совместной жизни это, наверное, впервые. Он и сам не ожидал подобного. Эхо его голоса затихает где-то над головами в кристаллах хрустальных подсвечников. А взгляд Нарциссы все так же безразличен. Словно не ее участь обсуждают в этих стенах.

Люциус проводит по волосам, переводя дыхание и мечтая оказаться где-нибудь в другом месте. Наконец Нарцисса негромко произносит.

– Милый Люциус, а почему ты уверен, что ты обезопасишь Драко этим… ходом?

– Потому что никто не посмеет тебя волновать все это время, – устало говорит он.

– А потом?

Мужчина медленно подходит к окну, спиной чувствуя пристальный взгляд жены. За окном яркое солнце. Такое яркое, какое бывает лишь в августе. Самый конец лета. Предпоследний день летних каникул… Сколько лет это было своеобразной меркой жизни. Лето закончилось, начался учебный год – новый год жизни.

– Я не знаю, что тебе ответить, Нарцисса, – наконец произносит он. – Но это позволит выиграть время.

– Один вопрос.

Люциус оборачивается. Нарцисса по-прежнему сидит в кресле. Отблеск от фамильного перстня больно бьет по глазам, когда она стискивает руки в замок на коленях. Она выглядит неправдоподобно хрупкой в этом большом кресле. И в то же время хочется посочувствовать тому, кто рискнет выступить против нее. Взгляд серых глаз подобен приговору:

– Ты делаешь это для… него или для Драко?

Как будто ответ что-то изменит. Как будто она поверит.

– А ты сама как думаешь?

Она несколько секунд не отводит взгляда, а потом встает и выходит из библиотеки. А он смотрит на закрывшуюся дверь и не знает, каким бы был ее ответ.

*

Драко Малфой толкнул дверь в свою спальню с облегченным вздохом. Наконец он дома. Можно было бы вложить в эту мысль больше чувства, но сил не было. Он предпочел бы оказаться у Марисы, но от него требовали прибыть сюда. Весь путь до дома он старался продумать линию поведения, но чем ближе к имению он подъезжал, тем нелепее выглядели все его продуманные на досуге планы. В том, что он не знает, как поступить, он убедился окончательно, стоило увидеть очертания замка.

Драко не питал иллюзий на свой счет. Вряд ли он сможет что-то им противопоставить. В относительно спокойной обстановке вдалеке от дома он сам себе казался сильным и спокойным. В стенах замка он почувствовал себя в ловушке и понял, что был слишком высокого мнения о собственных силах.

Оставалось ждать хода противника и действовать по ситуации. Хорошо хоть Нарцисса с Марисой не здесь. Это казалось важным.

Он молил Мерлина о возможности незамеченным добраться до своей комнаты. Видимо, сегодня Мерлин был к нему благосклонен. Так считал Драко, входя в комнату и расстегивая рубашку с единственным желанием принять душ и забраться в постель в надежде, что о нем забудут. Хоть на какое-то время.

Мерлин был благосклонен? Нет! Мерлин, видимо, не был обделен чувством юмора, и как раз сейчас это продемонстрировал. Откуда-то раздался непонятный звук, похожий на вздох, и Драко резко обернулся.

Не шарахнулся от неожиданности он только потому, что не поверил глазам. Ну скажите, как можно объяснить, почему в его комнате, за его кроватью сидит… Гермиона Грейнджер?! Миллион мыслей от оборотного зелья до галлюциногенных грибов, от которых он вчера отказался, но кто их знает, этих товарищей по команде – все же потом вместе ужинали…

И, тем не менее, ни один из вариантов не был даже отдаленно похож на абсурдную истину.

«Вот бы проснуться», – мелькнуло в измученном мозгу, прежде чем завертелась эта сумасшедшая история.

История, начавшаяся в предпоследний день летних каникул.

========== У последней черты ==========

Последним Рубиконом Черта невозвращенья.

Здесь в отблесках заката расплавятся мосты.

Последний шанс прощанья и, может быть, прощенья.

Последний шаг в реальность из несбывшейся мечты.

Любой, сюда пришедший, перед Чертою равен:

Старик, исполнен мудрости, и взбалмошный юнец,

Гордец, что твердою рукой огромным миром правил,

Бродяга, горькой бедности примеривший венец.

Сюда идет мечтатель, непреклонно веря в чудо,

И воин, что давно от веры в лучшее отвык.

Здесь беззащитна сила и почти всесильна мудрость,

Здесь шепот лучше слышится, чем самый громкий крик.

И здесь порой действительно вдруг происходит чудо:

Судьба на миг, споткнувшись, опускает плети рук,

И ворох ярких нитей, что вчера сплетались туго,

Подхваченный мгновением, рассыплется вокруг.

И кто-то, может, в броской и цветастой паутине

Заметит свой родной, знакомый с детства цвет

И подхватить успеет, небрежно прочь откинув

Все то, что с ним узором сплеталось много лет.

А кто-то вдруг, напротив, порвет чужую пряжу

Случайным нервным жестом иль верною рукой.

Итог. Черта прощания… За ней уже не скажут,

Что будто он неправдой получает жребий свой.

А кто-то вдруг иной в слепом шальном порыве

Подхватит чью-то нить, что знает лишь по снам.

Сберечь ее! Спасти! При этом не увидев,

Что собственная пряжа легла к чужим ногам.

И в этом ярком танце безумных откровений

Жизнь четко разделилась навеки пополам

Цветной Чертой прощания и, может быть, прощения,

Усмешками героев, не поверивших словам.

История, начавшаяся в предпоследний день летних каникул.

История, изменившая все, перевернувшая мир с ног на голову. Разве может она прерваться вот так… недосказанно?

Перед тем как уснуть под действием зелья, приняв неимоверно важное, пожалуй, самое важное решение в жизни, Гермиона в полудреме вспоминала рассказ бабушки. Когда-то он поразил девушку до глубины души.

Однажды, отдыхая в доме родителей и слушая урчание кота, Гермиона попросила рассказать что-нибудь необычное. Бабушку никогда не приходилось долго упрашивать. На морщинистом лице появилась улыбка. В такие минуты она словно становилась моложе.

– В Кракове есть две башни. Много лет назад их строили два брата. Они беспечно соревновались, чья башня будет выше. Старший строил споро – вскоре его башня возвышалась над городом. Он считал, что ничто не сможет с ней сравниться. Увенчал ее красивым шпилем и уехал на время в другой город, а когда вернулся, увидел, что младший брат достроил свою едва до половины, но даже сейчас было видно, что его башня будет выше и мощнее. И…

– Старший убил младшего? – ахнула маленькая Гермиона.

– Да, – кивнула бабушка. – Заколол кинжалом. Не знаю уж – из зависти или просто помутился рассудком… Так один из братьев погиб, и его башня осталась недостроенной. Позже ее закончили, но башни так и остались разной высоты. Только я хотела рассказать не об этом. С ними связана еще одна легенда. На башне старшего из братьев, той, что повыше, всегда стоял стражник, предупреждавший горожан о пожаре или нападении врага. Однажды он увидел на подходе к городу монгольское войско и начал трубить тревогу. Пронзительную и тревожную мелодию. Стрела врага пронзила стражника, не позволив закончить. Он погиб, но защитники города все же сумели подготовиться к нападению и выстояли. Стражник исполнил свой долг. В память об этом каждый час на башне трубит трубач. Четыре раза. На четыре стороны света. Сейчас это лишь сигнал точного времени… Но мелодия звучит та же, и прерывается она на середине, на самой высокой ноте. Говорят, будто именно на этой ноте стрела остановила стражника, – бабушка на миг замолчала, глядя в пламя камина. – Я приходила на площадь не один раз, и все сильнее мне хотелось услышать окончание мелодии. Мысленно я обращалась к меткому лучнику из прошлого: «Подожди, опусти лук, позволь ему закончить». Если бы время можно было повернуть вспять…

Тогда Гермиона, как завороженная, смотрела на задумчивое лицо бабушки.

«Если бы время можно было повернуть вспять…»

Всю ночь ей снился неведомый трубач, игравший последнюю мелодию в своей жизни. Было ли ему страшно? Знал ли он, что это – конец? И ей почему-то казалось, что новые трубачи никогда не смогут сыграть так, как он. В ее сне лучник был сероглаз, и он не спускал тетивы, а лишь смотрел поверх взведенной стрелы на отчаянного смельчака, потому что тоже хотел дослушать последнюю песню. И неведомая мелодия лилась над древним городом, окрашиваясь в цвета заката, так похожие на цвет крови. И ее финальный аккорд заглушил упругий звон тетивы и свист серебристого наконечника, разрезающего время и пространство. И…

Гермиона проснулась и рывком села на смятой постели. Обрывки странного сна заставляли сердце тревожно колотиться, и она не сразу вернулась в реальность. Мелодия, которую она никогда не слышала, еще витала на грани сознания.

А потом в памяти всплыл вчерашний день, и захотелось спрятаться под одеяло, укрыться с головой и ждать чуда. Пусть что-нибудь произойдет. Пусть он вернется. Потому что делать первый шаг было страшно. Шаг в пустоту. Гермиона вдруг поняла это отчетливо. Он не простит. Никогда. Она провела дрожащей рукой по лицу. Не простит. А потом вдруг вспомнила его улыбку, оранжевый сервиз и то, как не могла стянуть мантию, зацепившуюся за часы. Плевать на все! Она не может не попробовать. Вдруг стало ясно, что подобного бездействия она никогда себе не простит.

Девушка вскочила с кровати и бросилась в ванную. По пути вспомнила, что не ставила вчера будильник, да и понятия не имеет, во сколько Драко должен был уезжать. Гермиона бросила взгляд на настенные часы. Без пяти шесть. Значит, еще здесь. Вряд ли в день собственной помолвки его бы поднимали так рано. Наверное, это утомительное мероприятие. Умываясь, она четко определила, что в ее понимании это – утомительное мероприятие. Не более. Просто потому, что думать об этом всерьез было страшно. Ведь это – конец.

«Мы не разводимся», – когда-то сказал он. Господи! Что же делать?

Пять драгоценных минут ушли на то, чтобы собраться с силами, прежде чем дрожащие пальцы разжались, высыпая в камин порох. Стук сердца отдавался в ушах набатным звоном, руки отчаянно мерзли. Все ее существо в эту минуту было настроено рвануться через этот чертов камин, и гори все синим пламенем. Она заставит Драко себя выслушать, пусть даже для этого придется наложить на него парализующее заклятие! Семь бед – один ответ.

А потом сердце замерло, и сжатые кулачки бессильно разжались. Она читала об этом в книгах, но никогда не видела на практике. Мутно-серая рябь. Его камин был заблокирован. Вот и все. Он просто не дал ей шанса хоть что-то исправить. Но так нельзя! Людям всегда нужно давать шанс! Иначе благих деяний будет еще меньше. Ведь мало кто способен сразу решить, как следует поступать в первый момент.

Мутно-серая рябь… Цвет безысходности. Цвет отчаяния.

Прежде чем она сообразила, что делать дальше, ноги сами понесли прочь из комнаты.

Рон долго не открывал на стук. Пришлось воспользоваться тем, что он редко менял пароль и не скрывал его от друзей. В полутемной комнате было прохладно. Камин давно погас, и угли успели остыть. Гермиона на цыпочках пробралась к кровати. Два раза споткнулась. Один раз о ботинки, второй – о стопку книг, лежавших на полу.

Рон спал, натянув одеяло на голову. Чувствуя вину за то, что собирается сделать, девушка потрясла друга за плечо. Рон что-то пробормотал и попытался отмахнуться. Гермиона потрясла сильней.

– Рон! Рон, пожалуйста, проснись!

Негромкий шепот заставил юношу подскочить на кровати и испуганно шарахнуться. Несколько секунд он пытался сообразить, что происходит, где он, и почему здесь девушка. В полумраке он не сразу узнал Гермиону. А когда узнал, автоматически потянул одеяло на себя и отодвинулся еще дальше.

– Рон, прости, что разбудила. Мне очень нужна помощь.

– Который час? – Рон потер кулаком глаза, никак не желавшие оставаться открытыми надолго.

– Начало седьмого.

– Сколько? – простонал Рон. – Гермио-о-она! Каникулы!

– Знаю. Поэтому мне и нужна помощь.

Повторная просьба о помощи заставила вспомнить вчерашний день, а еще намерение поговорить с ней о неизвестных часах на столе. Некоторое время Рон, кусая губы, обдумывал, с чего начать: узнать, что нужно ей, или же выяснить то, что интересовало его. Выбор склонился к первому варианту. Потому что все могло объясниться само собой, и не пришлось бы заводить неловкий разговор.

– Что ты хотела?

Гермиона нервно прошлась перед кроватью, обхватив себя за плечи, потом круто развернулась.

– Мне нужна Карта Мародеров.

– Сейчас?

– Да.

– Она у Гарри.

– Знаю.

Рон прекратил цепляться за одеяло и, нашарив на тумбочке палочку, зажег лампу. Комната озарилась тусклым светом. Разбросанные по столу книги, мантия, свисающая со спинки стула, девушка, зябко обхватившая себя за плечи, и юноша, напряженно теребящий ворот пижамы.

– Почему ты сама не попросишь у Гарри?

– Потому, – Гермиона глубоко вздохнула, – что он будет задавать вопросы.

– А я, по-твоему, не буду?

– Надеюсь, нет.

– Добро пожаловать в утро несбывшихся надежд. Выкладывай, в чем дело.

Гермиона вздрогнула от его слов про несбывшиеся надежды.

– Рон, мне дорога каждая минута. Я объясню все потом. Пожалуйста.

– Кто он? – резко спросил Рон, прищурившись.

Гермиона едва не всхлипнула от отчаяния.

– Я не могу пока сказать. Ну я прошу тебя! – она схватила друга за руку. – Для меня это очень важно.

Рон закрыл лицо рукой, помотал головой.

– За это с тебя вся правда. Вся, Гермиона! Без отговорок: это я не могу, это я не хочу.

Гермиона закусила губу, а потом кивнула, понимая, что так или иначе в эти утренние часы все решится. А Рон – это не Гарри. Для него это не будет таким ударом. Не должно быть.

Рональд Уизли толкнул дверь в комнату седьмого курса. Он был раздражен и зол. А еще ему было страшно. Оказывается, страшно может быть не только перед лицом врага или контрольной по зельям. Страшно может быть, когда видишь лихорадочный блеск глаз бледной Гермионы.

Гарри спал, задернув полог. В последнее время появилась у него такая привычка. Рон отдернул тяжелую ткань, на миг испугавшись, что друга за ней не окажется.

Однако Гарри был здесь. Он мирно спал, подложив ладонь под щеку. И как ни жалко Рону было его будить, пришлось потрясти за плечо. Даже привычного чувства злорадной солидарности из серии «я не сплю, почему другие должны?» не появилось.

Гарри рывком сел и вцепился в запястье друга мертвой хваткой.

Рон прижал палец к губам:

– Т-с-с… Тише. Это я.

– Вижу, – отозвался Гарри, продолжая стискивать руку так сильно, что Рону стало больно.

– Ничего не случилось, – прошептал он. – Я просто…

– Сколько времени?

– Рано, – откликнулся Рон.

Гарри наконец выпустил запястье друга и потянулся к тумбочке за палочкой. Мгновение, и полумрак рассеяло подрагивающее пятно света. Гарри направил свет палочки на будильник. Потом на Рона. Рон прикрыл глаза ладонью, понимая, что сейчас может рассчитывать на хорошую оплеуху.

– Ты что хотел? – Гарри щурился, силясь привыкнуть к свету палочки.

На соседних кроватях заворочались, послышалось глухое, невнятное ворчание.

Рон торопливо прошептал:

– Нокс. Мне нужна Карта Мародеров.

Слабый свет из незанавешенного окна едва достигал Гарри, но даже его хватило, чтобы Рон увидел изумление на лице друга.

– Сейчас? Зачем?

– А… – Рон почесал затылок, развел руками и одернул на себе пижаму. – У меня есть подозрение, что Аманда сейчас не в спальне.

– Аманда? – Гарри потер лицо, словно отгоняя остатки сна.

– Аманда – моя девушка, – Рон возвел глаза к потолку.

В другой момент он, возможно, обиделся бы на такое невнимание к собственному роману, но сейчас было не до того.

– Брось. У вас же все хорошо.

– Гарри, просто дай, пожалуйста, карту, а обсудим мы это потом. Ладно?

Гарри со стоном свесился с кровати, вытягивая из-под нее чемодан, а Рон мысленно поаплодировал своей находчивости и вновь зажег палочку.

*

Гермиона сидела в гостиной и нервно чесала локоть. На руке уже остались красные полосы, но остановиться она не могла. Драгоценные секунды таяли, как свечной воск. Хотелось самой ворваться в спальню мальчишек и как-то повлиять на ситуацию, но она представить не могла, как будет объясняться с Гарри.

Наконец, спустя целую вечность, послышались шаги.

Гермиона, подобно камню из пращи, вылетела из кресла и бросилась к Рону.

Друг смотрел по-прежнему недовольно, однако в протянутой руке он держал Карту Мародеров.

– Спасибо, – Гермиона торопливо выхватила трофей и бросилась к журнальному столику.

Рон понимал, что она не хочет показывать, кого именно будет выискивать на этих страницах, поэтому присел подальше от Гермионы на подлокотник дивана.

Он смотрел на ее напряженное лицо и гадал, что могло случиться? Что так изменилось за последние сутки? И за сутки ли?

Гермиона торопливо просматривала страницы, вертя карту то так, то сяк.

– Место ищешь? – по-прежнему сердито произнес Рон.

Она кивнула.

– Помочь?

Гермиона подняла на него взгляд, секунду подумала и произнесла:

– Кабинет Снейпа.

Брови Рона взлетели вверх. Однако в голосе по-прежнему слышалось лишь недовольство:

– Следующий разворот.

Гермиона быстро отыскала взглядом подземелья Слизерина и точку, подписанную «Драко Малфой». Она находилась как раз посреди небольшой комнаты. Судя по тому, что видела Гермиона через камин, да и исходя из наблюдения, что все комнаты старост устроены похоже, он находился на кровати или у кровати. Неподвижно. А рядом… внутри у нее словно что-то сгорело и осыпалось… будто сажа на снегу еще одно имя – «Блез Забини».

И все то, что не давало дышать в это бесконечное утро, вдруг со свистом вырвалось из груди, заставив Гермиону до крови закусить губу, а Рона нетерпеливо хрустнуть кулаком.

*

Драко Малфой сидел на краю аккуратно застеленной кровати и, не отрываясь, смотрел на ковер на полу. Утро не вернуло душе спокойствия, не прибавило уверенности. И пустота не ушла. И сегодня он не чувствовал себя храбрее, чем вчера, просто обреченнее.

Блез стояла напротив и нервно заламывала пальцы. Оба молчали. Она заглянула с утра, собираясь поговорить с ним. Разговора не получилось вовсе. Блез как-то неловко взмахивала руками, порываясь подобрать нужные слова, чтобы что-то изменить. А потом он рассказал про письма, отправленные в их имения, и Блез застыла. Драко отстраненно наблюдал, как от знакомого лица отхлынула кровь, и оно стало заливаться мертвенной бледностью. Понимал, что слез не выдержит, и вяло старался что-то придумать, чтобы ее успокоить. В голову ничего не шло. Блез несколько раз судорожно вздохнула и выдохнула, потом закашлялась, поперхнувшись воздухом, и, наконец, прошептала:

– Повтори.

Драко повторил. Вот тогда-то он с удивлением понял, что что-то значит для этой девушки. Понял по тому, как она ринулась к нему, крепко обхватила его за плечи и изо всех сил прижала к себе. Она с каким-то ожесточением гладила светлые волосы и молчала.

Драко обнял ее в ответ, вдыхая знакомый запах, ощущая щекой тепло шерсти ее свитера, и в очередной раз понял, что поступил правильно. Он не имеет права тащить ее за собой. Фред защитит ее. Он сможет.

– Блез, тебе пора, – голос прозвучал слегка надтреснуто. Он не любил неловких прощаний. Он вообще не любил прощаний.

– Драко, может, еще не поздно? Сказать, что шутка, что ты был пьян, что это – не ты…

В голосе звучали злые слезы.

– Ты сама веришь, что это сработает? – Драко поднял голову, слегка отклонившись.

На его щеку тут же упала горячая капля. Он даже не успел поднять руку. Блез быстро стерла слезу с его щеки и стала вытирать свое лицо, впервые не удосужившись достать для этого платок. Шерстяные рукава оставляли на нежных щеках красные пятна. Он в первый раз видел ее вот такой.

– Блез, тебе, правда, лучше ехать. С тобой все будет хорошо. Поверь.

– А с тобой? – едва слышно выговорила она.

В памяти девушки вдруг всплыли дурацкие мысли, пришедшие ей в голову у гобелена вечность назад. Он будет один перед тем последним прыжком в пустоту, и она ничем не сможет помочь. Потому что он не позволит.

– Блез, обещаю, что сделаю все, чтобы…

«Остаться в живых» прозвучало бы глупо и слишком пафосно. Но именно это соответствовало истине, как ничто другое. И поэтому Драко смолчал. Не озвучил роковую истину – просто пожал плечами.

– Иди, – он снова поднял на нее взгляд и подмигнул. – Ты же знаешь: я не люблю прощаний. Чувствую себя по-дурацки.