Текст книги "Цвет Надежды (СИ)"
Автор книги: Ledi_Fiona
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 91 страниц)
– Иди сюда, – позвала она сына.
Драко послушно приблизился и замер. Гермиона с удивлением наблюдала эту картину. Сейчас, когда Драко стоял напротив матери, держа в руках миску с водой, в то время как она осторожно стирала кровь с его лица, они были удивительно похожи. А ведь еще полчаса назад Гермиона готова была утверждать, что Драко – копия своего отца.
После того как с оттиранием крови было покончено, Нарцисса принялась внимательно изучать лицо сына, осторожно касаясь его кончиками пальцев. Мать и сын оказались одного роста, хотя Драко был достаточно высок. Наверное, все дело было в каблуках Нарциссы.
– Я даже не смогу залечить твое лицо, – расстроенно проговорила Нарцисса. – Кровь уже не идет, но пока будет больно. А здесь появится синяк.
Нарцисса осторожно прикоснулась к покраснению на скуле сына.
– Ну, так здорово! Шрамы украшают мужчину, – бодро проговорил Малфой.
– Но не когда их так много, – указательным пальцем Нарцисса провела по переносице сына. По тонкому белому шраму, поняла Гермиона. – Это осталось после того, как мы провели день на пляже в июне, так?
Значит, Гермиона догадалась правильно. Раньше у Малфоя не было этой отметины. Она бы заметила.
Драко Малфой перехватил пальцы матери, отвел их от своего лица и, отвернувшись, пристроил миску с водой на письменный стол. Нарцисса осталась стоять, ожидая ответа. Малфой обернулся, изучающе оглядел мать и вынес вердикт.
– Мне не нравится твоя прическа.
Поняв, что разговора в предложенном ею ключе не будет, Нарцисса легко приняла подачу сына.
– Ты непоследователен. Пять минут назад ты сделал мне комплимент. Или ты соврал? – в ее голосе послышалась шутливая угроза.
– Я? Не помню, чтобы я что-то говорил про твою прическу пять минут назад. Комплимент скорее относился к платью и украшениям. Хотя… при ближайшем рассмотрении они мне тоже не нравятся, – критически закончил он.
– Драко! – возмутилась Нарцисса. – Такое нельзя говорить женщине!
– Что поделать, если я болезненно честен, – смиренно опустил голову Малфой. – Не нужно было прививать мне с детства такие строгие моральные принципы.
В ответ Нарцисса прыснула, совсем как девчонка.
– Ты единственный, кто мог такое ляпнуть в этом доме.
С этими словами она подняла обе руки к своей прическе, раздался щелчок, и густые волосы рассыпались по ее плечам. Они искрились в свете камина и доходили Нарциссе почти до пояса. На этом представление не закончилось. Женщина швырнула дорогущую заколку, переливающуюся драгоценными камнями, на широкую кровать Драко. Минуту спустя туда же последовали колье, сережки, браслет. Глядя на это, Драко рассмеялся.
Гермиона поразилась его взгляду. Она бы никогда не подумала, что во взгляде этого отвратительного субъекта может сквозить такая нежность. Гермиона впервые за этот вечер почувствовала себя неуютно и отчетливо осознала, что она… подглядывает за чужой жизнью. Ей ужасно захотелось оказаться подальше от этой странной комнаты и этих странных людей, чей покой она невольно нарушала. Каким-то шестым чувством она понимала, что подобные посиделки в семье Малфоев были редкостью. Это было заметно по легкой неловкости Драко, скованности жестов Нарциссы…
В это крыло никто не заходит, кроме домовых эльфов и меня.
Кажется, так сказал Малфой? Было видно, что Нарцисса – нечастая гостья в комнате сына. Она явно здесь плохо ориентировалась и сейчас, тряхнув светлыми волосами, пыталась оглядеться. Гермиона заметила, что в хитроумно уложенную прическу Нарциссы Малфой была спрятана легкомысленная челка. Освободившись от заколки, она теперь падала на глаза, и Нарцисса то и дело поправляла ее и откидывала в сторону. Это придавало ей вид совсем молоденькой девчонки. Кто эти люди? Сын и мать? Вряд ли. Они были похожи скорее на брата и сестру. Причем, Нарцисса выглядела младшей сестрой – такой беззащитной она казалась, лишившись сверкающих украшений и холодного взгляда. Драко же, наоборот, казался как-то старше. Наверное, потому, что был призван оберегать и защищать это хрупкое создание.
Нарцисса медленно подошла к противоположной стене.
– Я не помню этой картины, – проговорила она.
Только тут Гермиона посмотрела на полотно, висящее над камином. Смешно, она провела напротив этой картины целый вечер и не заметила. Хотя, с другой стороны, до сих пор ей было не до убранства комнаты Драко Малфоя.
Полотно действительно привлекало к себе внимание. Это был морской пейзаж. Впрочем, нет, скорее, Вселенский.
– Она называется «Притяжение», – подал голос Драко Малфой, становясь рядом с матерью и тоже разглядывая картину.
На пейзаже было изображено море, только поверхность его выглядела сферической. Словно это море располагалось на самом краю земли. А над водой безумными красками играло небо. Наверное, здесь были собраны все оттенки, какие только смогло нарисовать воображение художника. Чернильно-фиолетовый цвет переходил в пламенеющий оранжевый. Безумное небо над безумной землей. И весь этот водоворот и буйство красок держались лишь по какой-то невидимой прихоти автора, готовые в любую минуту стечь, слиться со сферой земли. Все удерживалось хрупким притяжением, тонким равновесием, которое, казалось, слишком легко нарушить. И тогда мир сольется. По небольшому художественному опыту Гермиона знала, что в миг, когда вся эта безумная палитра смешается, мир на картине станет грязно-серым.
– Когда ты ее купил? – нахмурив лоб, повернулась Нарцисса к сыну.
– Прошлым летом.
– Но ты же был в скаутском лагере. Там продавали картины?
– Ну, не могу же я два месяца только гонять на метле и вязать морские узлы. Я сбежал на несколько дней в ближайший более-менее крупный городок: поесть нормальной еды, поспать на кровати, а не на жесткой земле, сходить на пару выставок. Там я увидел эту картину. Автора не помню. Просто она мне понравилась, и я ее купил.
– Удивительно, – проговорила Нарцисса и склонила голову набок, желая лучше посмотреть.
Драко так точно повторил ее жест, что Гермионе стало смешно.
– Она очень…
– Очень выделяется из моего интерьера, – подхватил Драко Малфой. – Просто эта картина – единственная живая вещь в моей комнате. К тому же она напоминает мне…
Какие мысли навевает эта картина на ее хозяина, никто так и не узнал, потому что в этот миг раздался стук в дверь, заставивший всех присутствующих вздрогнуть. Нарцисса шагнула к кровати, Драко направился к двери.
На пороге появился эльф, который уведомил молодого хозяина о необходимости явиться в шесть утра в фехтовальный зал для беседы с отцом. Убедившись в том, что поручение доставлено, эльф растворился в коридоре. Драко яростно захлопнул дверь и стал с остервенением накладывать на нее коллопортусы. Гермиона уже поняла, что обитатели этого дома могут совершать какие-то простейшие магические действия без помощи волшебной палочки. По-видимому, дело было в чарах, наложенных на замок. После седьмого или десятого заклятия, произнесенного Драко, Нарцисса мягко заметила:
– Если ты захочешь открыть комнату к шести утра, тебе придется приступить к этому прямо сейчас.
Драко остановился и оглянулся на мать. В его глазах горела ярость. Встретившись с ее взглядом, он опустил голову.
– Прости, я не должен был…
Не договорив, юный представитель рода Малфоев начал разгребать последствия учиненного им самим безобразия – снимать запирающие заклятия. Нарцисса молча наблюдала за сыном. По реакции обоих Гермиона поняла, что такая открытая вспышка ярости для Драко Малфоя была поистине редким явлением. Она не могла знать наверняка, но, как ей показалось, Нарцисса видела это в первый раз.
– Драко, я же говорила, что ты не должен был…
– Мам, – голос и взгляд Малфоя были совершенно спокойны словно это не он здесь буйствовал две минуты назад. – Все будет хорошо, – членораздельно произнес он.
– Твое последнее посещение фехтовальной комнаты перед отъездом в лагерь закончилось, мягко говоря, нехорошо, – упрямо проговорила Нарцисса.
– Откуда ты знаешь? – резко спросил сын.
– От домовых эльфов, которые лечили тебя.
– Черт! Это все ерунда, они просто соврали.
– Драко, домовые эльфы не врут, они просто не умеют. Да и ты, если на то пошло, тоже. Что там произошло? Я должна знать.
– Мам, ну зачем тебе это? Ничего интересного, правда.
– Драко Регулус Малфой! Я – твоя мать. Да, я была ею лишь номинально все семнадцать лет твоей жизни, и ты вправе наказывать меня за это. Но два месяца назад я поняла, что у меня есть близкий человек, которому я нужна и который мне нужен. Я обязана знать, что происходит с тобой. Я хочу это знать, и если ты немедленно не скажешь правду, я сейчас же сниму твои чертовы оставшиеся коллопортусы и отправлюсь на рандеву с Темным Лордом, которое ты так опрометчиво отменил.
Говоря эту гневную тираду, Нарцисса наступала на сына, тыча ему пальцем в грудь. Драко опешил.
– Обычное круцио, – недовольно пробурчал он. – На рандеву только не надо. Между прочим, это шантаж!
Было видно, что его до глубины души поразили слова матери. Он явно не ожидал такой откровенности и такого яростного проявления материнских чувств с ее стороны. Так не вязалось это с обычной холодностью и сдержанностью. Но уж если Драко Малфой был ошарашен, что же говорить о Гермионе. Ее поразила вся сцена от начала до конца. Начиная с яростной материнской атаки и заканчивая фразой «обычное круцио». Дурдом какой-то! Они словно говорили о паре шлепков по мягкому месту.
– Ты обманываешь, – уже спокойнее произнесла Нарцисса.
Сын вопросительно поднял бровь.
– От круцио не остается следов, – пояснила она, – ты же был весь в порезах, некоторые из которых так и оставили следы, несмотря на все старания эльфов.
– Я не обманываю, – подойдя к окну и посмотрев на звездное небо, устало проговорил Драко Малфой. – Просто в зале был разбит витраж, и на полу оказалось много осколков.
Послышался судорожный вздох Нарциссы, а у Гермионы все поплыло перед глазами. Она читала описание действия этого заклятия. При его применении не было разницы: сильный человек или слабый. Не было человека вообще. Было лишь тело раненого животного, которое, упав, корчилось в агонии. Сильный мог разве что продержаться чуть дольше.
На полу оказалось много осколков.
У Гермионы закружилась голова. Ее мозг отказывался воспринимать подобную жестокость. Открыв глаза, она заметила, что Драко обернулся к Нарциссе, а та зябко ежится, обхватив себя за плечи.
– Как дела у Марисы? – сменил он тему.
Несколько минут тишину нарушал лишь треск дров в камине. А потом Нарцисса подняла голову и улыбнулась.
– У нее все здорово, – весело проговорила она.
Драко улыбнулся в ответ.
Гермионе стало дико. Как можно так быстро переходить от ужаса к веселью? А потом она поняла: только при таком отношении к жизни можно было спасти свой разум в этом страшном доме.
– Садись, я поищу тебе что-нибудь теплое, – проговорил Драко и указал Нарциссе на кровать.
Та села и принялась расстегивать босоножки.
– Представляешь, мы с Марисой ходили в маггловское кино, – ее лицо оживилось, и она вновь стала похожа на девчонку. Драко, улыбаясь, смотрел в ее сверкающие глаза.
– Там было очень здорово. Я не знаю, как они это делают, но на стене висит экран, и на нем движутся люди. Что-то вроде колдографии. Только они двигаются долго. Говорят что-то, делают.
– Глупость какая, – со смехом сказал Драко.
– Никакая не глупость! – заспорила Нарцисса. Ее щеки раскраснелись, и она увлеченно жестикулировала.
Драко, все еще улыбаясь, направился к шкафу.
– Мы смотрели кино ужасов. Там были монстры, похожие на наших соплохвостов, только страшнее.
– Что может быть страшнее соплохвостов… А-а-а!
Увидев Гермиону, Малфой шарахнулся от шкафа. Та вовремя спряталась за мантии. Ну как можно было опять про нее забыть?
– Что случилось? – удивилась Нарцисса.
– У меня просто слишком живое воображение, – держась за грудь, пытался прийти в себя Малфой. – Тут мантия упала.
Нарцисса рассмеялась. А Гермиона подумала, что она в этом шкафу будет для Малфоя похуже душек-соплохвостов. Бесцеремонно отодвинув девушку, Драко снял с вешалки теплую мантию и, не глядя на Гермиону, закрыл дверцу шкафа. Девушке осталось лишь наблюдать, как Малфой направляется к Нарциссе и набрасывает мантию ей на плечи.
– Знаешь, что я нашла у Марисы? Не поверишь!
– Поверю! – торжественно пообещал Малфой.
– Твои детские колдографии, хочешь посмотреть?
– У меня были детские колдографии? – удивился юноша.
«У меня было детство?» – слышится Гермионе в этом вопросе.
Нарцисса вмиг посерьезнела.
– Драко, не говори так, конечно, были. То, что их нет в этом замке, еще не значит…
– Да-да, знаю. В этом замке меня увековечат лишь в дурацком пыльном портрете, когда совершу деяние, достойное семьи Малфоев. А потом буду веками взирать на своих сопливых потомков и пугать их злобным хохотом. Хотя, с такими темпами, моих потомков подобной ерундой не испугаешь. Да их, пожалуй, у меня и не будет, – решил Малфой. – Меня прибьют раньше, чем увековечат.
Нарцисса сердито топнула босой ножкой о ковер:
– Иногда ты бываешь просто невыносим. Не смей так говорить!
– Прости, – Драко Малфой несколько раз хлопнул себя ладонью по губам, чуть скривившись от боли, – беру свои слова обратно.
– В них было слишком много желчи.
– Прости, – повторил Драко, – я совсем не то имел в виду.
– Да нет, ты имел в виду именно то, что сказал, – горько произнесла Нарцисса.
Несколько минут стояла гробовая тишина, которую, собравшись с духом, нарушил Драко.
– Так что там у нас с колдографиями? Не уверен, что они мне понравятся, но, так и быть, согласен лицезреть.
– Брось, они действительно забавные, – улыбнулась Нарцисса. – Акцио, альбом!
Она вытянула вперед руку. Драко с любопытством шагнул к матери, а Гермионе вновь захотелось заплакать.
Девушка, в который раз за этот долгий день, почувствовала себя лишней.
========== Глупость ==========
Холодный взгляд, как искры ледяные,
Затронет душу, оставляя след.
Холодный взгляд… И мы с тобой чужие.
Так странно слышать от тебя слепое «нет».
На мой вопрос не прозвучит ответа,
Слова повиснут в мертвой тишине.
Как это все бессмысленно, нелепо…
Ты равнодушно разбиваешь сердце мне.
Мне не понять, как можно за мгновенье
Так отдалиться, растворяясь в мгле.
Хочу обнять. Хочу пройти сквозь тени,
Сквозь боль и страх приблизиться к тебе.
Девушка, в который раз за этот долгий день, почувствовала себя лишней.
Она пробиралась по длинному коридору «Хогвартс-экспресса», ничего не видя вокруг. У нее было странное ощущение, словно все это происходит не с ней. Реальность была так страшна, что измученный мозг отказывался ее воспринимать.
Нарцисса знала Сириуса шестнадцать лет, с самого детства. В шестнадцать долгих лет слились дни бесконечных споров, игр, беготни, общих увлечений. И за какие-то шестнадцать коротких минут все рухнуло. Вспомнив глаза Сириуса, в тот миг, когда он вышел на зов Люпина, девушка остановилась и, повернувшись к окну, прижалась лбом к холодному стеклу. Как же он был рад ее видеть! Его глаза засветились, и в них отразилось все счастье этого глупого мира. А потом…
Нарцисса глубоко вздохнула, глядя на пробегающий за окном пейзаж. Открыть окно и шагнуть навстречу этой безмятежной зелени… Зеленый – цвет Надежды. А как раз надеяться с этой минуты Нарциссе больше не на кого – у нее не осталось ни-ко-го. Сестры давно вышли замуж и были заняты своими делами. Да, признаться, между ними никогда не было особенно близких отношений. Белинда Макнейер? Подруга… Нарцисса горько усмехнулась. Подруга это та, которой хочется все рассказать, которая что-то посоветует, успокоит, не делая твои проблемы достоянием общественности. Относительно Белинды все вышесказанное можно было воспринимать буквально, поставив напротив каждого пункта частицу «не». Выходит, что нет у нее подруги. Раньше рядом был Сириус. Даже за много миль, все равно рядом: в засушенном васильке, сорванном им на их любимой поляне у озера, в его пресловутых колдографиях… Он очень удачно фотографировал. Пытался научить и Нарциссу. У нее, конечно, получалось. Что тут сложного? Но как-то совсем не так, как у Сириуса. Тот словно смотрел на саму жизнь сквозь объектив фотокамеры. У Нарциссы была целая коллекция его работ, которую она тайно хранила в своей комнате, потому что их общение не приветствовалось членами ее семьи. Нарцисса очень любила эти колдографии. Именно глядя на них в тринадцать лет, она поняла, что очень красива. В зеркале она не видела это так явно. Одно время девушка даже подозревала Сириуса в наложении каких-либо чар на ее изображение. А потом поняла, что единственными чарами была его привязанность к ней. Просто он сквозь свой объектив видел ее такой красивой, и это кружило ей голову. Сириус всегда смотрел на нее с нежностью, даже если она делала что-то не слишком хорошее. В прошлом году, когда два шестикурсника из Когтеврана затеяли драку за право сопровождать ее на Рождественский бал, она даже и не подумала их разнимать. Ей было интересно, чем это все закончится. Два взрослых парня дерутся из-за пятнадцатилетней девчонки! Тогда их разняли Ремус Люпин и Френк Лонгботтом, случайно оказавшиеся рядом. Нарцисса легкомысленно пожала плечами на осуждение во взгляде гриффиндорцев – ей было всего пятнадцать, и ей было все равно.
Вечером, идя с ужина, Нарцисса практически врезалась в своего братца. Сириус, казалось, материализовался из воздуха. Она едва подняла на него взгляд, и ее душу затопил жгучий стыд. Она словно со стороны увидела всю эту безобразную сцену.
– Прости, – просто сказала она.
Сириус не ответил. Он лишь шагнул вперед и прижал Нарциссу к себе. Опустив голову на его плечо, она замерла.
– Прости, – еще раз повторила девушка.
Когда он сделал шаг назад и взглянул в ее лицо, она с облегчением увидела, что он не сердится. Для нее это оказалось очень важным. В его взгляде читалась досада, но злости не было. Она всегда была для него нерадивым ребенком, но он никогда не сердился. В его глазах всегда была нежность. Всегда. До этого дня…
В тот миг, когда Нарцисса, покачав головой, шагнула в сторону Малфоя, во взгляде Сириуса что-то умерло. В коридоре стояла гробовая тишина, и в этой самой тишине Сириус Блэк молча развернулся и пошел прочь. Нарцисса с тоской смотрела ему вслед. Когда он начал сутулиться? Раньше она этого не замечала. Откуда ей было знать, что он с трудом держался на ногах, что в тот миг, когда она шагнула от него к Малфою, атланты отпустили небо, и оно рухнуло на плечи шестнадцатилетнего подростка, только чудом его не раздавив. Он справится. Он обязательно справится, но на это уйдет время. А пока Сириус Блэк просто уходил по коридору, с каждым шагом становясь все дальше, пока дверь соседнего вагона не скрыла его силуэт, безжалостно украв что-то из жизни Нарциссы.
Девушка ожидала чего-то подобного. Он, конечно, был шокирован новостью. Она предполагала, что будет трудно, но, стараниями Люциуса Малфоя, все стало хуже некуда. Кому-то реакция Сириуса, возможно, показалась бы естественной, но только не Нарциссе. Она слишком хорошо его знала. Разнести половину «Хогвартс-экспресса», свернуть голову Люциусу Малфою, наорать на нее – это лишь малый перечень того, что должен был сделать сейчас Сириус Блэк. Он же просто развернулся и ушел. И это было самым страшным. Это было начало конца.
Другой же участник этого злосчастного разговора остановился на полпути к дурацкому третьему вагону, где собирались старосты, и, как и Нарцисса, прислонился лбом к холодному стеклу и до боли сжал оконную раму. Люциус Малфой не знал, что с ним творится. Казалось, он должен был радоваться: ненавистная Нарцисса с ее братцем получили по заслугам, его триумф видели две дюжины студентов. Только радость все не приходила. Скорее, наоборот, на душе стало еще хуже. Хотя раньше казалось, что такое просто невозможно.
– Черт! – парень в ярости стукнул кулаком по ни в чем не повинной раме. Хотелось пропасть, раствориться, исчезнуть, чтобы никого не видеть. Весь вопрос – куда? Сейчас уже спектакль, затеянный им полчаса назад, не казался слишком удачной мыслью. К тому же его память снова и снова упорно возвращалась к сцене на перроне.
– Черт!
Резко оттолкнувшись от стекла, Люциус направился к третьему вагону. Казалось, он начал свой путь туда вечность назад. Добравшись наконец до места, Люциус обнаружил, что рядом с дверью одного из купе, выделенного для старост, стоит Алиса Джоли – староста Гриффиндора. Гриффиндорские старосты были шестикурсниками, в то время как все остальные – семикурсники. Люциус не знал, с чем это было связано. Его это не интересовало. Рядом с Алисой стоял ее извечный спутник Френк Лонгботтом – семикурсник Гриффиндора. Откровенно говоря, Люциус совершенно не понимал Френка: Алиса была, не сказать чтоб дурна собой, просто какая-то совсем не заметная, что ли. Она, конечно, никак не пересекалась на уроках с курсом Люциуса, но традиционно Слизерин изучал многие предметы вместе с Гриффиндором, а Алиса иногда заходила в аудиторию к Френку. Люциус, в принципе, не особенно обращал на нее внимание, но у него сложилось впечатление, что Джоли не умеет разговаривать. Она всегда молчала и улыбалась. Возможно, кому-то и нравятся пухленькие улыбчивые молчуньи с добрыми глазами, но Люциуса она раздражала.
И вот сейчас он приближался к старосте Гриффиндора, и при виде ее, настроение юноши отнюдь не улучшилось. Когда же он подошел ближе, его моральное состояние вообще резко сигануло вниз и замерло на отметке «ниже нуля», потому, что он увидел в коридоре еще одну фигуру. Фрида Забини пристально смотрела на пробегающий за окном пейзаж так, словно видела там что-то доступное только ей.
Люциус остановился и замер, впитывая ее образ каждой клеточкой: длинные каштановые волосы были заплетены в косу, перекинутую через плечо, они переливались в лучах летнего солнца. Люциус смотрел, как завороженный. На миг он даже забыл о происшествии на перроне. Была она. Вернули к реальности ее неестественно прямая спина и напряженные плечи. Люциус понял, что не ожидал такой скорой встречи. Он не был к ней готов: не знал, как принять эту ситуацию и сжиться с тем, что она теперь – прошлое. Ему стало нехорошо.
Да тут еще Алиса Джоли подала голос. Будь Люциус в другом состоянии, он бы удивился, что она все же умеет издавать звуки, сейчас же он просто устало отвел глаза от прекрасного образа и взглянул на старосту Гриффиндора. Той, понятное дело, не была известна роль Фриды во всей этой истории, Алиса имела в виду лишь беседу Люциуса с ее одногруппником:
– Знаешь, Малфой, – тихим голосом проговорила Алиса, – иногда не обязательно быть таким жестоким, чтобы донести до людей свое мнение. Может, тебя это удивит, но люди понимают и хорошее обращение. И ценят его.
Вот тебе и Джоли! Ей пришло в голову учить его?! Люциус набрал в грудь воздуха, чтобы высказать этой чертовой гриффиндорке все, что он думает о ней самой, о ценности ее мнения и… И его взгляд замер на девушке в форме Когтеврана. Она не обернулась, ничем не показала, что слушает разговор, но Люциус понял, что Фрида ждет его ответа. Он снова повернулся к Джоли и поразился: тихая, кроткая, слегка неуклюжая Алиса смотрела на него без всякого страха или неловкости. Ее серые глаза были совершенно спокойны. Люциус с удивлением обнаружил, что, попав под прицел этих спокойных глаз, почувствовал, как его желудок неприятно сжался и в груди потянуло. Невероятно, но именно пухленькая и улыбчивая староста Гриффиндора, которая смотрела сейчас ему в душу, впервые заставила его почувствовать стыд. Алиса взяла Френка за руку, и мгновение разрушилось. Она снова не произнесла ни слова, а лишь с мягкой улыбкой потянула его по коридору. Френк послушно двинулся за девушкой, смерив напоследок Малфоя тяжелым взглядом. Глядя в их удаляющие спины, Люциус Малфой даже подумал, что говорящая Алиса Джоли ему лишь привиделась. Откуда ему было знать, что в общении с Френком ей не нужны слова, потому что они понимали друг друга с полувзгляда. Говорила Алиса мало, но всегда так, что об этом долго помнили.
Малфой вздохнул и повернулся к старосте Когтеврана:
– Фрида, – начал он и замолчал, потому что девушка никак не отреагировала. Она все так же пристально смотрела в окно. Люциусу захотелось развернуть ее и встряхнуть. Он, в конце концов, тоже был жертвой, не меньшей чем она. Это ему придется жениться на Нарциссе, жить с ней до конца жизни, заводить бесконечных любовниц и в каждой искать черты этой девушки, неотрывно глядящей сейчас в окно. Гнев прошел так же быстро, как и появился.
– Фрида, – шагнув вперед, сделал вторую попытку Люциус, – это все недоразумение, глупая ошибка, случайность…
Он говорил быстро, словно боялся, что девушка растает в воздухе или просочится сквозь оконное стекло навстречу так заинтересовавшему ее пейзажу. Фрида обернулась, и на ее губах появилась улыбка. Люциусу показалось, что он взлетел при виде ямочки на ее левой щеке. Она улыбнулась! Значит, все будет хорошо. Она поймет! Простит! С облегчением Люциус шагнул навстречу ее улыбке. Обнять, прижать к себе, почувствовать запах ее волос… Остановили его порыв слова:
– Милый Люциус, недоразумением и случайностью называют то, что можно исправить. Что же можешь сделать ты? Превратить меня в белокурую праправнучку знаменитой вейлы и повести к алтарю, а настоящую Нарциссу утопить в озере? Или ты готов пойти против отца, отказавшись от наследства, титулов, имений?
Люциус замер. Она говорила все это с той же улыбкой. И Люциус наконец увидел эту улыбку. Если бы не так любимая им ямочка на левой щечке, отвлекшая его внимание, он бы сразу заметил, какой жесткой и недоброй была эта улыбка. Она наказывала его, резала по живому. Не дойдя до девушки каких-то несколько сантиметров, он развернулся и быстро зашагал в ту сторону, откуда пришел.
В душе клокотал гнев. Она издевается! Она просто издевается. Ладно же! Она еще узнает! С этими мыслями Люциус яростно распахивал двери всех купе подряд и заглядывал внутрь. Студенты шарахались от неожиданности или от его взгляда. Наконец он наткнулся на пустое купе. Пятикурсница Пуффендуя не в счет. Он не знал, что собирается делать, но, взглянув на испуганную девушку, прижавшую к губам раскрытые «Производные симпатических зелий», быстро принял решение. Люциус захлопнул дверь купе, наложил на него коллопортус и повернулся к девушке. Он увидел испуганные глазищи в пол-лица.
– Привет, я Люциус Малфой.
– Привет, – пролепетала девушка, – я знаю. А я…
– Нет! – остановил ее Люциус. – Я не хочу знать твоего имени.
Он присел на сиденье рядом с ничего не понимающей девушкой. До Хогвартса еще пара часов – время есть.
– Что читаешь?
Он забрал книгу из рук девушки, мельком посмотрел и отложил в сторону. Еще раз взглянул в ее лицо. Она была миленькой.
– Я сам могу пересказать тебе эту книгу наизусть, – Люциус улыбнулся, и девушка растаяла.
Он знал, каким очаровательным может быть – десять минут атаки врожденным обаянием, и девушка расслабилась. В ее глазах горел явно читаемый восторг. На нее – незаметную представительницу незаметного Пуффендуя – обратил внимание сам Люциус Малфой. Верно истолковав взгляд девушки, Люциус провел рукой по ее щеке. Глаза девушки расширились, но не от испуга, а скорее от предвкушения того, что сейчас должно было произойти. Коснувшись пальцем ее губ, Люциус слегка улыбнулся. Он не понимал, зачем это делает. То есть не мог дать объективного объяснения своему поступку. На кой черт ему сдалась эта пуффендуйка? Разум молчал, зато кричала обида. Плевать, кто она: пуффендуйка, гриффиндорка, когтевранка… Ему все равно. Он доказывал обиженному самолюбию, что может нравиться девушкам, что Забини еще пожалеет о своем решении и что Нарцисса еще будет страдать. Желание отомстить затмило разум. Он подарит этой девочке нечто такое, что она будет помнить до конца жизни, а девочка подарит ему уверенность в себе. Люциус умел быть нежным, если хотел.
Откуда ему было знать, что через полчаса, когда все закончится, он, чертыхаясь про себя, сотрет память ничего не соображающей от счастья девчонке и, даже не объяснив свое присутствие в ее купе, выйдет в коридор. Он не знал, что вслед за легкостью в теле, появится непереносимая тяжесть в душе. Ему казалось, он наказывает Фриду, Нарциссу, Сириуса Блэка… Оказалось, он наказывал сам себя. На душе было тошно и противно. Не хотелось никого видеть.
Он так и простоит всю дорогу до Хогвартса в коридоре. И никто не решится тронуть его, справедливо рассудив, что под этой аристократической оболочкой сейчас нет ничего человеческого. Это был загнанный в угол зверь. Он был опасен, и прежде всего, как выяснилось, для себя. Усталый юноша взглянул в окно, стараясь не видеть своего отражения. Сейчас оно почему-то вызывало тошноту.
Казалось, мир просто замер.
========== Хрупкий мир ==========
Минута. Хрупкий миг добра
Так скоротечен и так дорог.
Мгновенье, полное тепла,
Воспоминаний сладких ворох.
Он разобьется, как хрусталь,
Оставив душу без спасенья.
Но каждый раз, собравшись вдаль,
Ты будешь помнить то мгновенье.
Казалось, мир просто замер, сузившись до размера этой комнаты.
С того момента, когда тяжелый альбом в старинном кожаном переплете влетел сквозь раскрытое окно в руки Нарциссы, обстановка в комнате изменилась. Нарцисса поудобней устроилась на краю огромной кровати, расположившись напротив окна, Драко же сел на пол, прислонившись спиной к ногам матери и откинув голову ей на колени. Нарцисса произнесла какое-то заклинание, и альбом завис в воздухе напротив них так, чтобы обоим было хорошо видно.
Протянув руки, Нарцисса запустила их в волосы сына и начала задумчиво перебирать прядки, похожие на шелк. Комната погрузилась в молчание. Альбом ждал команды к действию, но о нем на время забыли.
Память унесла Нарциссу на двадцать лет назад. В один из тех редких дней, когда она оказалась в доме Сириуса.
Такая же по размеру комната. Только у Драко царил идеальный порядок, в той же комнате все стояло вверх дном. Ее хозяин не любил домовых эльфов, предпочитая сам заниматься уборкой своих владений. Ясно, что входило в понятие уборки пятнадцатилетнего волшебника. Вещи под ногами не валяются – и ладно. Они сидели так же: Нарцисса на краю кровати, а Сириус на полу, прислонившись спиной к ее ногам. Что же он тогда показывал? Колдографии? Вряд ли, их бы Нарцисса запомнила. Наверно, очередную книжку про его глупый квиддич. Этого увлечения Сириуса Нарцисса не понимала. Сама она боялась высоты, и кроме как на уроках по полетам к метле не подходила. Точно! Это была книга о сборной Англии, вышедшая к чемпионату мира. Нарцисса не помнила из нее ни одного слова, ни одной колдографии: только свои тонкие пальцы, запутавшиеся в иссиня-черных волосах.
