Текст книги "Я никогда тебе не покорюсь (СИ)"
Автор книги: Лана Танг
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 29 страниц)
Вскоре они уже скакали в город, сопровождаемые крепкой охраной – по ночному времени стоило опасаться внезапного нападения из кустов какого-нибудь безумного мстителя из числа местных жителей, но генерал ни за что не согласился остаться в гарнизоне до утра, обуреваемый диким желанием лично возглавить поиски своего раба.
И вот теперь с факелом в руках он бежал впереди всех к завалу в подземелье, и самые противоречивые чувства разрывали его уставшую от мести и одиночества душу. Он злился и негодовал, не допуская даже мысли, что незаметно для себя стал зависим от принца Герберта, гордый нрав которого давно уже вызывал в нем невольное восхищение. Свою одержимость пленником генерал списывал на стремление сломить упрямца, подчинить своей воле, сделать покорным. Проклятье, надо было строже наблюдать за ним, Таргаса славится подземными ходами, и принц сбежал через один из них! И где теперь его искать? Везде! Облазить все! Из города он не уйдет, на всех восьми воротах круглосуточно стоит охрана.
Проклятье, почему это случилось именно теперь? Павил намеревался не сегодня-завтра покинуть Таргасу, прихватив с собой и своего раба. Они наемники, их дом не здесь. И так застряли дольше, чем предполагали – пока он рыскал по руинам и дворцам в поисках Сильвии. Похоже, старый король не соврал, и единственная женщина, которую он любил, действительно погибла в том пожаре на артиллерийском складе.
Осталось выяснить про сына. Про Гохе, выросшего на чужих руках. Да, монастырь на Шельбе Павил сжег, считалось, что никто не спасся из огня, но чем он больше думал о том давнем сражении, тем больше сомневался в этом. Монахи Шельбы имели свою собственную армию и были больше воинами, чем служителями бога, а накопленные за тысячелетия знания о ведении войн и передаваемый из поколения в поколение опыт побед делали их весьма грозными противниками. Павил не раз пытался договориться с ними и сделать союзниками, но добился как раз обратного, став главным врагом обитателей монастыря, пока все не закончилось кровопролитной войной, не знающей себе равных по жестокости и упорству.
Победа досталась генералу ценой невыносимо тяжелых потерь и многих лишений, причем монахи не сдались и не признали поражение, так и не впустив противника за ворота своей крепости-монастыря, и тогда наемники забросали ее факелами, превратив в огромный пылающий костер. Пламя полыхало так яростно, что внушило воинам Павила нечто вроде суеверного ужаса, поэтому они осмотрели руины лишь мельком, опасаясь этого дьявольского места, как проклятого. Объехав крепость по периметру, генерал не стал настаивать на тщательном осмотре – вокруг, кроме фасада, были глубокие рвы и толстые стены, уйти сквозь них монахи не могли.
Но вот теперь он начал думать, что не так все было просто. Таргаса вся изрезана подземными ходами, что если в Шельбе тоже был такой? Тогда проклятые святоши запросто могли спастись и увести с собой Гохе. Но если это так, то сын теперь стал как они, то есть его заклятым врагом, да и узнать его он никогда не сможет… Разумнее оставить поиски, но раз уж путь домой отсюда будет проходить недалеко от развалин монастыря, надо заехать и попробовать поставить последнюю точку в своих поисках – убедиться, существует ли из древнего монастыря тайный выход?
Сын для него потерян, так же, как и Сильвия. Но Герберт здесь, и без него Павил не собирался покидать таргаскую столицу. Во что бы то ни стало увезти его с собой! Мальина как всегда права – нет лучше способа унизить непокорного, как сделать швалью. Связать, насиловать и наслаждаться победой над его треклятой гордостью, читать в зеленых глазах боль унижения, тем самым заглушив свои собственные шальные мысли и желания. Смотреть и чувствовать, как он дрожит, как покоряется, в десятый, в сотый раз! Чем не святая месть за все свои страдания и горькие потери?
Вот только почему ему уже не хочется, чтоб это было так?..
– Мой генерал, завал огромный, – доложил оруженосец, – потребуется время, чтобы разобрать.
– Пригнать сюда рабов, всех до единого, пусть трудятся и день, и ночь! – приказал Павил. – Где Витор, этот разгильдяй, немедленно найти! Его телохранители и стражники пусть наблюдают за рабами. Чтоб до утра проход освободить, весь город прочесать, не оставляя без внимания ни хлев и ни сарай. Если ублюдок хочет править здесь, пусть постарается и все исполнит, в противном случае найдем других.
– Все сделаем, мой генерал.
К утру Павилу доложили, что в городском квартале развлечений пропали два элитных воина, и после тщательных поисков их мертвые тела были найдены в одном из близлежащих домов под слоем навоза в старом заброшенном хлеву.
– Мы никогда бы не нашли их, помогла случайность, – добавил присланный с докладом человек. – При обыске один воин заметил под порогом маленький блестящий предмет, который оказался пряжкой от сапога. Видимо наших людей убили или оглушили на улице, а когда тащили во двор, нога одного из них зацепилась за дерево и пряжка оторвалась, вместе с кусочком кожи. Собаки взяли след и привели нас к месту преступления, так мы и обнаружили тела.
– Вы взяли тех, кто их убил?
– Да, генерал. Это солдаты армии Таргасы, они тайно вернулись домой, не выполнив приказа сдаться. Сейчас они в темнице во дворце.
– Я сам их допрошу. Кто там еще ко мне? Витор?
– Да, генерал, я здесь, – угодливо кланяясь, вошел предатель. – Завал разобран, мы узнали, где заканчивается подземный ход. Это восточный район столицы, где расположены таверны и бордели. Мы все обыщем, каждый дом, но беглеца найдем!
– Попробуй только не найти! – прорычал генерал, быстрым шагом направляясь в темницу. – Чтоб к вечеру мой раб был здесь, иначе сам лишишься жизни!
========== Глава 8. Казнь. ==========
– Я это сделал, я один! – отчаянно кричал привязанный к пыточному станку окровавленный человек. – Больше никто не виноват! Зачем убил ваших людей? Да потому что ненавижу, потому убил! И снова бы убил, если бы мог! Казните, я готов! – новый удар прервал его слова, вырвал из горла тяжкий стон. Голова мужчины повисла, слипшиеся от пота и крови длинные волосы закрыли лицо.
Его окатили холодной водой и продолжили допрос.
– Просто из ненависти ты не стал бы убивать! – подняв его голову за волосы, настаивал дознаватель. – Дочку свою бы пожалел. Отвечай правду, скотина! Ты видел принца в тот вечер? Это он убил наших воинов? Вы вместе спрятали тела в хлеву?
– О чем вы? – прохрипел солдат, дико вращая глазами, – откуда бы там взяться принцу? Он же у вас в плену…
– Ты будешь правду говорить? А ну-ка всыпьте негодяю, да получше! Последний раз тебя спрашиваю: где Герберт и его оруженосец? Молчишь? Эй, кто там есть? Приведите сюда девчонку! Сейчас развяжем папочке язык, если, конечно, он имеет сердце, а не камень!
– Не троньте Суяни, девочка ни в чем не виновата… – отчаянно дергая цепи, вскричал узник. – Какие же вы воины, если сражаетесь с детьми? Где ваш главнокомандующий? Он что, такой же нелюдь, как и палачи?
Втащили девочку, растрепанную и в одном белье. С мукой в глазах отец смотрел на нее, пытаясь угадать, что пережила в застенке его дочка? На счастье, ей всего двенадцать, она мала, чтобы ее насиловать, но мало ли чего? От негодяев можно ожидать чего угодно.
– Моя родная, эти скоты не сделали с тобой…
– Молчать! Тебе никто не разрешал здесь открывать поганый рот! – новый удар обжег обнаженную спину узника, и девочка отчаянно вскрикнула, бросаясь к отцу, но сильные руки наемника не пустили ее. – Смотри сюда! Сейчас я буду истязать твое отродье, пока не скажешь правды! – Плеть опустилась на худенькое тельце, и ребенок завизжал от боли, разрывая в клочки отцовское сердце. – Ты будешь говорить? – плеть поднялась опять.
– Стой, нелюдь! Я скажу. Я все скажу, но только отпусти Суяни! Не бей мое дитя, она же так мала. Совсем еще ребенок…
– Ну хватит причитать, как баба, говори! Где принц Герберт?
– Не знаю. Мы их видели в тот вечер возле дома, но вот куда они пошли, мне неизвестно. И это правда, больше ничего не знаю. Ваших людей убили не они. Их я убил. Казните, только пощадите дочь.
– Но почему ты их убил?
– Они случайно наткнулись на людей Его Высочества. Принц говорил, что не желает подвергать нас риску, но я хотел ему помочь, поэтому убил. А принц и его люди после этого ушли.
– Куда ушли? Сейчас заговоришь, или я выжгу твой девке на лице клеймо!
– Не делай этого! Я правда ничего не знаю! Не надо, нет! Не трогайте Суяни!!!
– Довольно! – руку с клеймом остановил Павил, только что появившийся в пыточной. – Нет смысла издеваться над ребенком. Сними его с цепей и отведи в темницу. Девчонку тоже.
– Но генерал, он же почти уже признался!
– Это признанье потеряло силу. Я знаю, где скрывался Герберт эти дни, но он уже ушел оттуда, так что хоть выколи этим двоим глаза, они нам ничего не скажут. Я знаю лучший способ выманить Его Высочество из своего убежища. Селим, ты здесь? Немедленно повесить на главной площади извещение о казни этой девчонки и ее отца, которое состоится завтра в полдень! Отдельно указать, что если Герберт добровольно сдастся, то девку пощадят!
– Что ты задумал, генерал? – спросил Селим. – Зачем устраивать такую показуху? Казнить его сейчас и все дела. А вдруг безумцы во главе с не менее безумным принцем решатся на восстание?
– Все может быть, – кивнул Павил, – но шансов у них нет, они и сами понимают это. Распорядись на всякий случай привести сюда один из запасных полков. Но тайно, ночью, чтоб никто не знал, пусть думают, что здесь немного наших.
– За что так сильно ненавидишь Герберта, мой генерал? Чем плох наследный принц? Зачем возвысил Витора, когда в Таргасе есть наследник трона? Народ любит Его Высочество, если он станет королем, то можно быть спокойным…
– Таргаса и ее будущее – дело не мое, Селим. Мы возвращаемся домой, а это королевство переходит под начало повелителя Цахира. Витор лишь временный наместник, и я не думаю, что он удержится на этой должности. Король наверняка поставит тут кого-то из своих, а Витора скорее всего таргасцы и прикончат, предателей нигде не жалуют. Я бы и сам его казнил, но повторяю, это дело не мое, пусть тут командует его цахирское величество. Он, кстати, что-то долго едет до своих новых владений, однако мы свою оплату получили, так что без разницы, поймаем принца и отправимся домой.
– Но ты уверен, что твой план сработает и принц пожертвует собой ради какой-то маленькой девчонки?
– Вот завтра и увидим, как он любит свой народ. Всем передать приказ: он нужен мне живым! Ранить – пожалуйста, но не смертельно. Кто отличится в поимке моего раба, я в долгу не останусь.
– Меня пугает твоя одержимость этим юношей, Павил.
– Это не одержимость, Селим. У меня давние счеты с королевской семьей Таргасы. Ну и еще. Принц – мой каприз, награда за военные труды, трофей. Приятно же иметь в рабах особу королевской крови! И вот еще чего, Селим, сейчас мне в голову пришло. Подумал, что одной девчонки будет маловато, обмен неравноценен. Пусть схватят еще двадцать – за двоих убитых наших.
– Мой генерал, но как же так? – нерешительно выдохнул оруженосец, пораженный до глубины души выражением муки в глазах полководца. Он слишком хорошо его знал, это выражение, чтобы не понимать, какие чувства владеют сейчас душой его командира. – Мы ж воины, не палачи…
– Надеюсь, что до казни не дойдет, – глухо пробормотал Павил, – просто другого способа вернуть его не знаю. Все эти чертовы подземные ходы, будь они прокляты на веки вечные, как и король Таргасы вместе с ними!
Герберт
– Господин, плохие новости! – в крохотную каморку под землей, где мы сидели вчетвером, постучалась одна из девушек “Оранса”. – Хозяйка к вам послала известить.
Девушка рассказала, что ночью и днем в городе шли облавы, и что маленькую Суяни и ее отца, сотника Фаддея, увели в темницу.
– Я так боялся, что мы подвергнем их жизнь риску, и не напрасно, – с горечью вздохнул я. – Но как это могло случиться, если мы пробыли у них совсем недолго? Кто-то нас видел и донес?
– Нет, вы не виноваты. Сосед Фаддея слышал разговор. Наемники нашли возле ворот пряжку от сапога убитого воина. Фаддею надо было тщательнее все проверить, тогда бы обошлось. Хозяйка велела проводить вас в безопасное место, пытки способны развязать язык кому угодно, а если и ребенка на твоих глазах будут нещадно бить… Ну, сами понимаете, даже у воина есть сердце, не вынесет такого испытания и все расскажет…
– То есть я буду прятаться, как трус и негодяй, в то время, как Фаддей и его дочь пойдут на пытки и на смерть? Я не могу так поступить!
– Но мы сейчас бессильны, принц! – вмешался Сет. – Мы ничего не можем сделать, чтобы их спасти!
– Можем. Вернее, я могу. Павилу нужен я. Если я сдамся, он, возможно, пощадит малышку.
– Но ваша жизнь…
– …не стоит ничего. Я говорил уже тебе об этом. Сет, можешь думать обо мне, что хочешь. Ты знаешь, я не трус, но стать причиной гибели ребенка не могу. Я сдамся, а Павил когда-нибудь уйдет. Вы подготовите восстание и сами, наверняка среди оставшихся в живых есть опытные воины и командиры сотен. После ухода войск наемника здесь будет править кто-то из соседнего Цахира, теперь Таргаса их вассал. Со временем, собрав всех уцелевших и усилив армию новобранцами, можно чего-то и добиться, но только не сейчас. Не стоит рисковать и действовать спонтанно, нужен трезвый расчет и грамотная тактика. Только тогда можно вернуть нашей стране свободу.
– Но принц, как же могу вас отпустить обратно на такие муки? Хотя бы подождем до вечера, должно же что-то проясниться? Может, Павил и не узнает ничего, решит, что сотник в одиночку совершил нападение на врагов? Я хорошо знаю Фаддея, уверен, что он сможет вынести все пытки и ничего не скажет!
– Один бы смог, я тоже абсолютно в нем уверен. Но девушка права – маленькая дочка все меняет, даже суровый воин не сможет спокойно смотреть, как корчится от боли собственный ребенок.
– Вы думаете, что Павил так ужасен, что прикажет пытать ребенка?
– Он же не миротворец, он наемник и убийца, а на войне все средства хороши. Ладно, нам по-любому надо уходить, иначе весь “Оранс” тоже пойдет в темницу из-за нас.
К вечеру пришли ошеломляющие новости о казни. Речь шла уже не только о Фаддее и его дочери, но и о двадцати девочках в возрасте от двенадцати до четырнадцати лет, которые должны были заплатить своей жизнью за убийство двух вражеских солдат, пережив мучительные часы ужасных мук на коле. На площади и в городе всем объявили, что если принц Герберт придет и добровольно сдастся, все дети будут прощены.
– Ваше Высочество?
– Сет, ты же понимаешь, у меня нет выбора, я должен это сделать. Павил не остановится, пока меня не схватит.
– Безумный негодяй! Можно подумать, что он вами одержим.
– Эти слова недалеки от истины. Месть за семью… ну это долгая история… – я повернулся к девушке-связной. – Сможешь нас провести в восточные пещеры?
– Кого-то одного смогу, – ответила она, – под видом своего парня. Но всех нельзя, на улицах кругом наемники. Завтра плохой день и наверно многие из нас умрут.
– Джив, ты пойдешь и постарайся убедить воинов, чтоб не лезли завтра на рожон, иначе пострадают женщины и дети.
Проводив девушку и Джива, мы замолчали. Да о чем нам было говорить? Все было и без слов понятно. Сет взглядывал на меня с какой-то злой досадой, а я сидел и думал, сможет ли солдат сказать те нужные слова, чтобы остановить упрямцев? Завтра плохой день, девушка права. Непредсказуемый, опасный день, и я обязан приложить все силы, чтоб сделать его менее трагичным. Что вытворит со мной Павил, заполучив обратно – об этом я старался не задумываться, что б не потерять решимость. Наверно, легче будет умереть, чем снова жить бесправной горькой жизнью, особенно после той ночи в комнате отца? Как бы устроить так, чтоб и народ не пострадал, и смерть моя была не бесполезной и почетной?
– Даже не думайте об этом, принц, – оруженосец, как всегда, безошибочно угадал мои мысли, – вам надо жить, вы помните об этом!
– Надеюсь на тебя, мой верный друг, – улыбнулся я, – твоя задача очень сложная: объединить войска и научить всему молодежь. Я постараюсь выжить, но если со мной что-то случится, я знаю, ты сумеешь встать во главе нашей армии и вернуть Таргасе ее былое величие.
***
С утра погода хмурилась, накрапывал дождь, а к полудню, то есть к назначенному времени казни, небо и вовсе разразилось ливнем. Правда, шел он недолго и быстро ослабел, но жители вышли на улицы в широких соломенных шляпах, которые скрывали лица больше чем наполовину и служили отличной защитой от льющих с неба струй воды.
Это было хорошим знаком, и можно было не бояться, что меня узнают раньше, чем нужно.
– Ведь знаю, все равно пойдешь на площадь, – сказал я Сету, собираясь уходить, – мои приказы для тебя теперь ничто не значат. Но все же повторю: что бы ни случилось там, не вмешивайся, не пытайся мне помочь. Тебе нельзя обратно в плен, у тебя другая задача. Ты понял, Сет, что б ни случилось! Ты все равно не сможешь изменить мою судьбу!
– Но это безрассудство, принц! Такое впечатление, что вы хотите быть рабом Павила!
– Все. Хватит. Ты об этом говорил уже вчера. Я принял решение и отговаривать меня не нужно! Я не смогу жить дальше, ни в рабах, ни на свободе, если кровь этих детей будет на моей совести.
– Клянусь, мой принц! Я отомщу за вас! Жаль, что не знаем, чем вчера закончились переговоры Джива…
Я шел в толпе горожан в такой же шляпе, как у всех, одетый, как простолюдин. На меня никто не обращал внимания, в том числе и наемники, люди шли медленно и молча, подавленные предстоящим зрелищем, и это позволяло мне наблюдать за их поведением, но рядом были только женщины и дети, я не увидел ни одного мужчины, даже отдаленно напоминающего воина фигурой или походкой. Несколько стариков и кучка подростков представляли все мужское население столицы. Возможно, я напрасно волновался и все пройдет без роковых глупостей. Сейчас приду на площадь, оценю обстановку и вовремя вмешаюсь в казнь. Раз Павил обещал при всех, он сдержит слово и отпустит девочек. Фаддея жаль, конечно, но спасти его было не в моих силах.
На площадь пропускали с двух сторон. Шестеро дюжих воинов проверяли всех без исключения на наличие оружия и заставляли снимать шляпы. Плохо, однако же, не безнадежно. Девушки в борделе снабдили меня длинным черным париком – там был свой маленький театр для развлечений посетителей, и эти грубые конские волосы должны были некоторое время послужить мне в качестве маскировки, пока не настанет время выйти и явить Павилу свою настоящую внешность.
Уже пройдя контроль, я оглянулся, страшась за Сета и других. Проклятье, если он придет, то может запросто попасть в руки врагов.
– Иди, иди скорей! – грубо подтолкнул меня один из наемников. – Чего так озираешься, страшила? Вот же дикарь, хотя бы космы подровнял!
– Да, господин, – я быстро опустил глаза, их цвет для наших мест довольно редкий, и прошмыгнул мимо него налево, ближе к невысокому помосту. Там уже были установлены орудия для казни, но ни приговоренных, ни Павила я нигде не видел.
Площадь быстро заполнялась, но если закрыть глаза, можно было подумать, что она пуста, так молча и подавленно стояли люди. Дождь шел по-прежнему, парик намок, но я не волновался. Он плотный и густой, отлично держится на бритой голове, уже начавшей обрастать щетиной. Да и недолго этим непривычно черным волосам украшать мою физиономию, скоро его сорвет нетерпеливая рука “любезного владыки”… О, кажется ведут! Все взоры обратились в сторону несчастных, которые на удивление держались тихо. Лица испуганные, глазки красные, наверно, плакали всю ночь, бедняжки… В толпе раздались душераздирающие крики женщин, должно быть, матерей. Ну разве можно вынести такое? А Сет мне говорил, что я не должен быть настолько безрассудным! Но как смогу остаться в стороне, зная, что этих девочек, которые лишь только начинают жить, казнят вместо меня жестокой смертью?
А вот и Павил, собственной персоной! Как можно быть таким красивым и одновременно таким же мерзким?! Распутный негодяй и мужеложец, как же такой подонок вышел в полководцы? Как смог поднять и повести за собой лучших воинов Ханая, как победил семь королевств, ведь там везде служили опытные генералы?
Ханайской суки нет, зато предатель Витор семенит след в след, на лучшем жеребце королевской конюшни. Они подъехали и спешились, встав на помост, так, чтоб всем на площади их было видно. Наемник мрачен, так глазами и шныряет по толпе, а Витор улыбается, словно пришел на праздник. Вот же дерьмо, и кто бы мог подумать, насколько он прогнил из самого нутра!
Приговоренных выстроили в ряд, отдельно от других – избитый в дым Фаддей и рядом с ним Суяни. Стоит спокойно, мужественная девчонка, с растрепанных волос стекают капли дождевой воды. Ну же, давай, Павил, ты должен повторить свое обещание пощадить детей, только тогда получишь меня обратно.
– Слушайте, жители столицы! – надменно возвестил Витор. – Два дня назад вот этот негодяй убил двух доблестных солдат армии генерала Павила. За это преступление сегодня будет он казнен, с ним вместе его дочь и эти двадцать девок – за каждого убитого воина по десятку. Однако генерал наш очень милосерден и отходчив, он обещает пощадить всю эту шваль, если трусливый бывший принц Герберт, а ныне грязный раб Або выйдет сюда и добровольно сдастся. Все слышали меня? Если же раб не выйдет добровольно, то девки все подохнут медленной и страшной смертью на коле…
Наместник вскрикнул, не закончив свою речь, и стал вдруг оседать, держась рукой за окровавленную шею… Проклятье, это ж сюрикен, все же нашелся безрассудный человек, который совершил задуманную месть, поставив под удар всех жителей столицы! Наверняка, второй мишенью будет генерал, и уж тогда расправа армии наемника будет поистине ужасной! Павил сообразил, в чем дело, попытался отклониться, но у него бы не хватило времени отпрыгнуть в сторону – мешал Витор. Но я стоял как раз, где надо, и молнией метнулся перед генералом. Нашу судьбу решали мгновения, я с силой оттолкнул наемника, успев прикрыться рукавом, руку пронзила боль, и я упал на него сверху – не специально, просто так уж получилось.
Наемники сомкнулись, закрыв нас от стрелка, но выстрелов больше не последовало. Рядом хрипел смертельно раненый Витор, кто-то спешил проверить, жив ли генерал, но он поднялся сам, рывком поставив на ноги меня.
– Кто ты такой? И почему полез меня спасать? – хрипло спросил он, вглядываясь мне в лицо. – Принц? Ты? Вот никогда бы не поверил. Решил заработать себе очки в моих глазах?
– Нет, мне плевать и на тебя, и на твою поганую жизнь, – срывая с себя надоевший мокрый парик, презрительно хмыкнул я. – Просто не мог допустить, чтобы ты сдох сейчас, а твоя армия сравняла в порыве мести мой город и его жителей с землей. Я шел сдаваться, между прочим, когда все это произошло. Так что сдержи свое слово и отпусти детей!
– Сначала выясню, кто смел в меня стрелять, – с жуткой усмешкой сказал он, отпихивая меня в сторону, – и если он не выйдет, никакого обещания я сдерживать не буду! Эй, слушайте меня! Если не выйдет негодяй, метнувший сюрикены, и ваши девки, и мой раб – ваш бывший принц, немедленно будут казнены.
– Жалею, что ты жив, червяк, – из толпы горожан вышел человек, в котором я узнал солдата конного полка. – Принц, ну зачем же ты вмешался? Я так хотел убить это чудовище, а ты мне помешал.
Павил махнул рукой, его люди схватили стрелка и поставили рядом с Фаддем.
– Раз обещал, то девок отпущу, но этих вот двоих немедленно казнят! – как-то устало объявил наемник.
– На кол их, генерал?
– Нет, просто обезглавьте. Они все же не шваль, а воины, поэтому заслуживают быстрой и почетной смерти. Або, иди за мной, я не хочу смотреть на это. Эй, кто там есть из лекарей? Чего стоите, словно неживые? Немедленно перевяжите рану моему рабу! Я не хочу, чтобы он умер от потери крови!
========== Глава 9. Смена союзников. ==========
Я ждал каких-то жестких наказаний за побег, кнута, плетей, а может, нового сеанса унижений в комнатке у спальни короля, но про меня как будто все забыли. Уже три дня, считая по кормежкам, я просидел в темнице, прикованный к стене короткой толстой цепью. Первое время мне казалось, что вокруг кромешная темнота, потом глаза привыкли и стали различать слабое свечение из левого крыла этого каменного мешка, где, видимо, имелось небольшое отверстие в потолке. Его было так мало, что я с трудом различал собственные пальцы, поднося их к самым глазам, но радовался и этому – крошечное подобие света вкупе с регулярными кормежками свидетельствовали о том, что я еще жив, а не отошел в царство теней.
Свою темницу я давно уже исследовал, и эти наблюдения не дали мне и мизерной надежды на возможность нового побега. Впрочем, я это знал и прежде, хотя в бытность свою принцем наведывался сюда не часто, предпочитая не вмешиваться в эту сторону жизни дворца. Преступниками и ворами, сидевшими здесь в ожидании наказания, занимался отец и судебное ведомство, мне же особой нужды бывать в столь мрачном месте не было. Тюрьма находилась в подвальном помещении, камеры, сложенные из толстых прочных бревен, казались неприступными, словно предназначались не для людей, а для каких-то сильных кровожадных зверей. И вот теперь я сам сидел в одной из таких клетушек, надежно прикованный к стене крепкой цепью, рассчитанной на слона.
Томительно тянулось время, а день и ночь я различал лишь по тому, как исчезало светлое пятно в углу темницы. Ко мне никто не приходил, кроме солдата, приносившего еду – мясную похлебку и большой кусок хлеба. Лампа в его руке невыносимо слепила мне глаза, заставляя прикрываться рукавом, а к тому времени, когда я отваживался немного отвести локоть от лица и что-нибудь спросить, он уже был у входа, и яркий луч, качаясь, удалялся и снова погружал меня в беспросветный мрак подземелья. Я некоторое время привыкал к нему, потом осторожно протягивал руку в специальный паз внизу и наощупь доставал котелок с похлебкой. Не спеша ел, и эти минуты скудной трапезы являлись единственным разнообразием в моей арестантской жизни, не считая обязательных упражнений и ходьбы в пределах отпущенной мне “свободы” – я все-таки старался поддерживать свое тело в форме, скорее из упрямства, чем в надежде на изменение к лучшему своей участи.
О собственном поступке я ни капли не жалел, хотя наверное, Павил, как и мой оруженосец Сет, тоже считал меня безмозглым идиотом, ради никчемной жизни нескольких девчонок пожертвовавшим собственной свободой.
– А генерал довольно предсказуем, – сказал я вслух, стремясь нарушить гнетущую тишину подземелья звуками своего голоса, – он знал, что я так поступлю, поэтому и приказал арестовать детей. Но вот когда же он успел так хорошо меня понять? Возможно ли, что этому кровавому уроду дана редчайшая способность видеть в человеческой душе? Может, поэтому он стал таким великим полководцем, за которым с радостью идут на смерть тысячи?
Вскоре появился и еще один повод для беспокойства – рана на руке. Вместо того, чтоб заживать, она болела все сильней, повязка стала плохо пахнуть. Должно быть, рана загноилась – или от того, что попала грязь, или на сюрикене был какой-то яд. Я чувствовал себя больным, все тело наливалось жаром, мне стало трудно не только подниматься на ноги, но даже шевелиться. Жаль, если так и суждено закончить свои дни – во мраке и полном одиночестве, всеми покинутым и забытым…
***
Очнулся от того, что мне в глаза бил яркий свет, значит, я больше не лежал в темнице? Но сколько времени я пробыл в забытьи и что со мной произошло за это время?
Не сразу я решился приоткрыть глаза, прислушиваясь к запахам и звукам. Нет, это точно не темница, даже не барак рабов. Я чувствовал спиной приятную мягкость постели, а сверху теплое стеганое одеяло. Где это я, кто перенес меня сюда и для чего? Боли в руке не ощущал, но может, это оттого, что я лежу, не шевелясь?..
– Ваше Высочество, ну наконец-то! – позвал меня чей-то знакомый тихий голос. Я перестал прикидываться спящим и увидел склонившегося надо мной евнуха Сувона. – Вам лучше, принц?
– Где это я? – с трудом разлепляя спекшиеся губы, прошептал я. – Дай мне воды…
– Сейчас, сейчас, – заторопился евнух, прикладывая к моему рту носик поильника, – жар спал, принц, слава небесам. Теперь все будет хорошо.
– Где я, Сувон? – утолив жажду, повторил я вопрос. – И что со мной случилось?
– Вы в моей комнате, Ваше Высочество. Лекарь мне поручил заботиться о вас.
– Лекарь? О чем ты говоришь? С чего Павил вдруг стал настолько милосердным, что снизошел до раны своего раба, после того, как сам засунул его в равнодушный мрак темницы?
– Вы были уже на пути в мир теней, когда слуга, что приносил вам пищу, примчался и сказал, что вы лежите без движения и даже не поморщились от лампы. Ханайка испугалась, что придется отвечать перед генералом, велела тут же принести вас из темницы во дворец и вызвать лекаря. Он выгнал всех из комнаты и долго вас лечил, потом позвал змеюку и сказал, что ничем помочь больше не может, и будете вы живы или нет, зависит лишь от высших сил. Спросил, кто сможет присмотреть за вами, объяснил, что нужно делать, и ушел.
– Ханайка? Это ты сейчас говоришь про Мальину? А что ж Павил?
– Его Превосходительства в столице нет. В темницу вас велела бросить эта сука, – понизив голос, сообщил слуга. – Мне кажется, она вас ненавидит всей душой.
– Черт с ней, Сувон, эта шлюха меня не интересует, – отмахнулся я. – Лучше скажи мне, где Павил?
– Вы помните день казни, принц? Когда вы снова оказались у него в плену?
– С момента, как меня ранили, не очень. Меня перевязали, заковали в цепи, потом втолкнули в маленькую комнату и заперли на ключ. Там на столе стоял кувшин с водой, я из него попил и задремал, еще успев подумать, что в питье был влит какой-то сонный отвар. Очнулся я уже в темнице. Но почему ты спрашиваешь? Что еще случилось в тот ужасный день?
– Павил тогда только вернулся во дворец и собирался к вам, – немного помолчав, начал слуга, – но вдруг примчался с улицы один из стражников и доложил, что около ворот какой-то оборванец в дорогой одежде, сильно побит и грязен, но орет, что он король Цахира. Его Превосходительство давно уже ожидал прибытия делегации союзников, поэтому приказал немедленно пропустить этого странного человека и пошел в тронный зал, чтобы встретиться с ним.
– Но почему же король Цахира прибыл в Таргасу в таком жалком виде?
– На границе с Таргасой кортеж короля подвергся нападению со стороны никому неизвестной армии, пришедшей с юга. Она не меньше армии генерала Павила и столь же хорошо обучена. Их предводитель, лица которого король не видел, взял в заложники обоих принцев, а Его Величество отпустил, приказав передать Павилу, что он сохранит жизнь принцев только в том случае, если генерал сдастся ему в плен, то есть добровольно обменяет себя на этих молодых людей.
