Текст книги "КИНФ БЛУЖДАЮЩИЕ ЗВЕЗДЫ. КНИГА ВТОРАЯ. СОЗВЕЗДИЕ ПАКЕФИДЫ (СИ)"
Автор книги: Квилессе
сообщить о нарушении
Текущая страница: 40 (всего у книги 44 страниц)
Но это невозможно.
В данный момент его там, далеко внизу, обрабатывает кулаками принц! Ур понимал, что его тело, его разум, его мысли должны были быть там, внизу, на столетия после этого мирного утреннего тихого света, но несуществующее это видение было сильнее его собственного здравого смысла. То, что выкинуло его сюда, было сильнее его разума.
Ур подошел к стрельчатому высокому окну и глянул вниз.
Ничего похожего на пыльную пустыню он не видел. Свет.
Только свет.
– Я же велел тебе уходить.
Ур обернулся.
Торн стоял, скрестив руки на груди, около того самого стола, за которым недавно они все сидели и вели переговоры.
То самое, что властно выдернуло сознание из тела Ура и перенесло его сюда, в Башню, находящуюся только в памяти мирового разума, опутавшего планету, запомнило Торна как принца Дракона. Он стоял, скрестив руки на груди. Его облачение принца – шелковые парадные одежды, украшенные редким багровым жемчугом, – было видны Уру до самой мельчайшей детали. При желании он мог бы пересчитать зажимы, удерживающие камень в оправе на перстне Торна.
Но было кое-что еще, кроме венца принца на голове Торна, кроме его перстней и именного пояса, которые Ур видел не раз и к которым привык. Было то, чего на самом деле не было никогда: через плечо Торна, юного Торна, была повязана широкая лента, расшитая золотыми водяными драконами и Звездами Мирных Королевств. Лента Императора.
В данный момент он был – Императором Мира.
Торн был странно, так несвойственно для него строг и хмур; меж его светлых бровей, обычно удивленно вздернутых, сейчас залегла суровая складка. Торн смотрел вниз, на мир, и считал.
Если не считать его, Зал был пуст; стулья, на которых недавно сидели спорщики, эти великолепные белые троны, стояли вокруг стола, отодвинутые, словно те, кто на них сидели, ушли только что, сию минуту, и оставили их стоять так.
Торн и Ур были здесь одни. Зал, это виртуальное пересечение миров, эта точка, куда только хозяин мог пригласить любого, выдернуть его хоть из небытия, чтобы спросить за содеянное, тоже принадлежал Торну – Ур понял это, когда Торн пододвинул кресло к столу, по-хозяйски наводя порядок.
Торн отвоевал всю власть над миром. И в эту Башню явиться Ура заставил именно Торн.
Как?!
«Что… что произошло?! Совет закончился – чем?! Я помню, как паладин… но Торн цел… что произошло?! Как?!»
Торн молчал. Что произошло – это было его тайной, и его личным делом. Его синие глаза смотрели на Ура исподлобья, холодно, пронизывая насквозь, но это были именно его глаза, а не Слепого Пророка.
Торн отвоевал мир у всех. Он положил руку на стол и сказал – мое. И никто не смог ему противиться. И оспорить – не смог никто…
Поэт и мечтатель устранил конкурентов, и разогнал претендентов, которые казались намного сильнее и отважнее его самого. Но только казались.
Наверное, он тут долго стоял, возле окна, в которое вливался солнечный свет, и ждал – чего? Или кого?
Торн мог только ждать…
– Партия начата, – ответил он на безмолвный, полный изумления вопрос Ура. – Я начал расчеты. Так зачем ты пришел обратно? Ты понимаешь, что они сейчас выколотят из тебя правду? И я не могу тебя в этом винить. Пытки – это не та область, когда кто-то может сказать наверняка, что он в силах устоять и не выдать, если, конечно, ключ цел, а не потерян тобой, и ты сам не знаешь, где он.
– Я не потерял его, – ответил Ур. – Я знаю где он, я сам его спрятал, и найти его будет легко для того, кто наверняка знает. Но я не мог… я не мог оставить вас, – ответил Ур. – Я должен был вернуться! Я должен был вас спасти! Я не скажу им ни за что! – и смолк, поняв, насколько глупо сейчас выглядит. Торн изогнул бровь и чуть улыбнулся, самым краешком губ. На большой шахматной доске, на которую он смотрел с высоты своей башни, появилась еще одна его фигура.
Башню вдруг тряхнуло, и натертый до блеска светлый пол под ногами Ура качнулся. Тот едва устоял, присев и растопырив руки.
Император Торн обвел взглядом шатающуюся башню.
– На повезло, что он так силен, – сказал Торн, имея ввиду что-то свое. – Хорошо. Отлично. Ты же кое-что знаешь о нем? О паладине? Я видел, как ты изучал его, глядя глубже, чем простой человек. Ты знаешь его слабое место? Пока можешь, скажи. Для этого я позвал тебя.
– Кому? – удивился Ур. – Там ты так же связан, как и я.
– Мне, – произнес Зед, материализуясь из ниоткуда.
Он появился быстро и незаметно, еще один из тех, кто оспаривал это мир – и кто получил его так же, как и Торн.
Миг назад его не было – и вот он уже ступает по играющим бликам на полу босыми ступнями. Он появился, выступив из ничего, из тонкой тени, высокий, огромный – его фигура показалась Уру просто чудовищной, – угрожающий, хоть и лишенный своего обычного звездно-драконьего костюма. Свет играл белыми бликами на его обнаженной груди. Дикая сила, запертая в человеческом теле…
– Скажи мне, – повторил Зед, останавливаясь.
Он тоже странно изменился, как и Торн.
Это был все тот же юный мальчишка; его лица не попортила старость, нет, и никакой демон не дал ему своей устрашающей брони и противоестественных чар. Его тело на вид оставалось телом простого человека, но все же что-то изменилось.
Иногда смотришь на человека, и понимаешь, кто он по сути своей. Так и эти две фигуры в светлом, сияющем утренним светом зале.
Темный Император Торн, в своих сияющих богатых одеждах, украшенных броней из драгоценных камней, словно отгородившийся от мира скрещенными на груди руками – он был мыслитель, мозг, полководец. Он знал, куда ударить и с какой силой, и когда. Он видел все помыслы богов и играл с ними в шахматы на равных; и, наверное, мог и с одной уцелевшей или данной ему пешкой выиграть партию.
Зед, напротив, посветлевший, беззащитный, но угрожающий одним своим присутствием, был воином, честным воином, сильным воином, тем из них кто полагается, выходя на поле битвы, только на свою силу и честь.
Игрок и пешка – возможно, не пешка, а королевский ферзь, имеющий безграничные возможности, – но все же уже не просто Зед и Торн.
Темные фигуры, явившиеся из далекого прошлого.
Ур смотрел на них и понимал, кто они и откуда.
Оттуда, издалека, когда Драконы, регейцы, эшебы и айки жили в согласии и понимании, и когда природа свободно прорастала сквозь все слои жизни, реализуясь в каждом из живых существ в полной мере.
Зед и Торн, юные, молодые, стали вдруг отголосками такой давней древности, что показались Уру почти такими же странными, причудливыми, как руины, откопанные археологами, и такими же потрясающими в величии своем, как свет заходящего солнца, глядящего в разрушенные оконные проемы давным-давно умершего и погребенного города, который откопали, расчищая многовековую пыль кисточками…
Они стояли, два рыцаря минувшей эпохи, готовые уйти в любой момент, уйти навсегда туда, где существуют все они, где нет тел и нет форм – а есть только чистый разум, и знания, накопленные веками. Но они стояли и ждали, что скажет он – потому что теперь они возвратились за ним. Двое из древности. Два человека, принадлежащие миру, который давно упокоился – и вдруг возродился в них, живых…
Два ростка на том месте, которое, казалось, навсегда застыло, умерло, увековечилось в неподвижном, мертвом камне, мраморе, в вырезанных письменах и тусклом металле.
Двое живых. Новое начало.
И оба они смотрели на Ура, выжидая, что он скажет, понимая, что он знает, кто они и что из себя представляют – и ожидая, что он смирится с их сущностью.
Ур ощутил знакомый приступ страха, такой, какой обычно накрывает его с головой, когда слишком близко от него проходит Слепой Пророк, и когда смех его слышен отовсюду, от любого из окружающих его людей. Теперь он не смеялся – теперь, кроме его голоса, его незримого присутствия, были напротив Ура двое его людей, его последователей, его истовых слуг, и два этих молчащих человека одним своим видом могли устрашить любое, самое храброе сердце.
– Кто вы? – резко спросил Ур, отступая от тех, кого еще недавно хотел спасти. Зед с Торном переглянулись – замкнутый Торн и раскрытый, свободный, могучий в своей первобытной свободе Зед.
– Ты не узнаешь нас? – с некоторым удивлением спросил Торн. – Это же мы!
Башню потряс еще один удар, от которого Ур едва не упал. Он буквально цеплялся за воздух, балансировал, напрягая все мышцы на теле, чтобы не упасть – ибо падение это возврат туда, в трюм, к беснующемуся принцу… а здесь еще оставалось много невыясненного и недосказанного!
– Я не знаю вас, – резко ответил Ур, разглядывая каждого. – Кто вы? Кем вы стали?
– Ты же сам сотворил нас, – усмехнулся Торн, глядя в глаза Уру синими внимательными глазами – так не смотрит Слепой Пророк. Он слишком стар и мудр.
Торн смотрел глазами того, кто только недавно обрел власть и силу, и кто все еще испытывал азарт перед раскрывшейся перед ним шахматной партией.
– Ты разве не понимал, что делаешь? – продолжал Торн. – В нас текла кровь Дракона. Мы принадлежали этому миру. Ты же своими знаниями, своей сывороткой, усилил в нас эту связь. Теперь я – Равновес, самый совершенный и сильный из всех существующих. Так называют расчетчиков в этом мире. Извини; ты не был первым, кто начал обращать нас. Мы не будем принадлежать твоему миру, никогда, и не пойдем с тобой. Мы принадлежим тому, кого ты так боишься и ненавидишь, Слепому Пророку, – и ненавидишь напрасно. Он не играет с тобой; он ни с кем не играет. Нет одного человека, Слепого Пророка, который игрался б с судьбами людскими и убегал, когда наступала настоящая опасность – есть много людей, таких же, как мы, как и ты сам, готовых стоять до конца. И ни один из них не оставит тебя наедине с теми, кто теперь зовется паладинами, и не уступит им. Мы не позволим их полчищам пройти сквозь порталы. Помоги нам; и мы спасемся.
– Вдвоем? – усмехнулся Ур. Ему все еще казалось, что Слепой Пророк, по какой-то причине застрявший в теле юного Торна, не может избавиться от оболочки, которую мучают и хлещут кнутами, и потому обманывает Ура, и хочет при его, Ура, помощи, избежать смерти. – Как? Я что-то путаю, или мы все же все теперь все связаны и беспомощны? И этот припадочный принц крошит мне челюсть своим кулаками?
– Я свободен, – ответил Зед, улыбнувшись. – И я теперь – регеец, – спокойно добавил он, сжимая кулаки, словно демонстрируя – или опробывая, – новую силу, струящуюся в его жилах. – Обращение регейцев длится годами, и я не успею обратиться окончательно. Если бы я сумел обратиться, я бы убил паладина, я был бы равен ему по силе. Для этого я и создан, таким я рожден. Но сейчас мои силы ограничены. Но ты…Ты можешь помочь мне, если укажешь, где проходит его защита. Решай. Я знаю, ты боишься, – он чуть улыбнулся уголком рта, и Ур снов увидел его, юного, озорного, ершистого Зеда в этой улыбке, в блеске темных юных глаз, – ты боишься Слепого Пророка. Я тоже боюсь. Я боюсь умереть – не верь тому, кто скажет, что его не страшит смерть, – я боюсь умереть и не развиться, не стать тем, кем рожден, кем ты сделал меня! Это прекрасно; и я благодарен тебе даже за ту небольшую часть, что успел постичь. Но ты можешь подарить мне больше. Ты можешь подарить мне жизнь.
Ур смотрел не него и думал.
Башню сотрясали удар за ударом, но теперь Уру не упасть. Он не мог упасть. Эти двое поддерживали его, и ждали.
Они могли уйти в любой момент.
Лукавил Зед – он не боялся смерти. Он жалел тело, сильное, молодое тело, и всех тех, кто привык к нему, в этом теле, тех, кто любил его. Но уже сейчас он был – бессмертен. Он мог уйти, раствориться в Разуме. И вернуться через века.
Ждал Торн.
В отличие от Зеда, он тела не жалел – он плотнее прикасался к Разуму, и сливался с ним изредка полностью, растворяясь и теряя свое «я», но обретая нечто большее, принимая всю его силу и красоту. Но он жалел Ура, которому это слияние недоступно, и который когда-нибудь все же начал бы свои жизненный путь заново таким же беспомощным и слабым человеком, длинный, тяжелый путь…
Ур прикрыл глаза; кровавая тропка, дорожка силы паладина светилась перед его глазами, там, где он ее увидел, там, где никто не знал. Он протянул руку, и его пальцы коснулись тела Зеда. Своими чуткими пальцами врача Ур провел по его телу – снизу, от начала грудной кости, верх до ключицы, чертя ногтем такую же светящуюся полосу, как ту, что видел под панцирем у паладина.
– Так, – произнес он, не смея открыть глаз, потому что уже предчувствовал, что произойдет, – бей так!
Зед внимательно смотрел на свою грудь.
– Я запомню, – ответил он, и отшагнул в тень. Миг – и его не стало. Он ушел из Башни.
Торн молчал, отвернувшись к окну. Его партия продолжалась.
– Что теперь? – спросил Ур, не открывая глаз.
– Ничего, – ответил Торн безразлично. – Сейчас все пойдет скорее, чем я запланировал. И все благодаря тебе. Зед получит на свою долю меньше побоев, и потому будет сильнее, когда наступит его время. Спасибо, что вернулся.
– Запланировал?
– Конечно; неужели ты думаешь, что я мог дать им, – Торн презрительно кивнул вниз, – так просто схватить нас?! Неужели ты подумал, что самый совершенный расчетчик мог вот так просто дать себя взять?
– Но они взяли тебя.
– Взяли те, кто первым мог добраться до нас, – усмехнувшись, ответил Торн. – Посмотри; мы остановились прямо в сердце Чаши, точно посередине ее, на перепутье всех дорог. У всех наших преследователей равные условия. Они должны пройти равное расстояние. Но первыми пришли те, у кого было самое совершенное и быстрое средство передвижения. Они достигли нас первыми. Они принесли его нам. Теперь наше дело – отнять его, и продолжить наш путь без труда. Мы достигнем нашей цели в срок, который выгоден мне. Все очень просто.
Ур молчал, потрясенный.
– Ты… ты отдал себя – и своего друга! – им на растерзание!
– Только себя, – парировал Торн. – Зед ничего не чувствует. Он занят обращением, и не придет в себя пока я не скажу кодовое слово.
– А ты сможешь… сможешь вытерпеть до нужного момента?
– Я должен, – ответил Торн таким тоном, как будто и эту чашу он смог рассчитать. – Он защищен. Пока. Потом… ну, что же. Это плата за наше превосходство в будущем. Ты? Ты непостоянная переменная. Я не рассчитывал на тебя, твое появление – это погрешность. Поэтому ты заплатишь больше всех.
– Больше?!
Торн, ни слов не говоря, прикоснулся пальцем ко лбу Ура, и его голову тотчас пронзила боль, настолько резкая и страшная, что он, захлебываясь ею, пал на колени и прокричал:
– Стой! Подожди! Нет!
Торн смотрел на Ура, на плечах которого вспухли крупные капли пота, сочувствующим взглядом.
– Приготовься, – ответил он. – Я не могу ничего удержать.
– Постой! Пожалуйста!
Башню сотряс еще один толчок – Ур почувствовал его как раздирающую плоть боль, рвущую, терзающую.
– Потерпи, – ответил бесстрастный Торн. – Скоро все окончится.
Следующий удар поверг Ура на пол, и он, задыхаясь от боль, слышал лишь свое громкое дыхание, пытаясь справиться с раздирающей его тело мукой.
– Начало отсчета, – произнес Торн над его головой бесстрастным голосом.
И Ур провалился – снова, подобно серой колючей песчинке, он падал сквозь сито пространства и времени, вниз, вниз, вниз.
… Принц, тяжело дыша, стоял над Уром, и казалось, что не было ни светлой башни, ни Императора-Торна, которому хотелось верить, лишь только услышав звук его голоса – вот ведь странное чудо, наверное, еще одна тайная власть, данная ему его новым Богом, Слепым Пророком.
Была жуткая боль; принц знал толк в побоях. Казалось, он покрошил все кости на лице и на голове Ура, и тот боялся просто двинуться, просто открыть глаза, чтобы боль не разорвала в клочья его нервы и не раздробила мозг. Закованные в лубок руки дрожали, растопыренные в нелепом жесте пальцы тряслись, словно это ничего не значащее движение поможет Уру удержаться на грани между покоем и болью.
– Молчишь?! – заорал принц, впадая в истерику. Наверное, свидание в Башне длилось намного дольше, чем думал Ур. За это время принц успел превратить его голову в отбивную, и, конечно же, он рассчитывал, что Ур расколется.
Но Ур молчал. Внезапно обрушившаяся на него боль парализовала его и он онемел, не смея и вздохнуть лишний раз. И принц, не подозревающий о том, что это – всего лишь часть игры Торна, беспомощного, связанного Торна, приписал несговорчивость Ура его упрямству.
– Я уничтожу вас, – прошипел принц, яростно и страшно сверкая глазами. Вид крови, казалось, окончательно сорвал его с тормозов. Принц уже не был расслаблен и совершенно не походил на нормального. – Я вас просто убью, и все. Знаете что? Мне плевать на этот ключ; мне плевать на все, кроме смерти. Я люблю смерть, она – невеста моя, – по лицу принца пошла совершенно безумная судорога, его рот уродливо искривился, как от нервного тика, уголок его губ задергался, глаза расширились, выкатываясь из орбит. – Я не попаду туда, но я здесь останусь. Я буду убивать здесь. Мне и здесь – хватит. И начну я с вас. Я разрежу вас на кусочки, я вас изничтожу, я вас сварю на медленном огне и съем…
– Ты не смеешь! – вскипел Паладин. – Оставь их мне, и они все скажут!
Но безумный принц скинул со своего плеча руку Паладина, пытавшегося удержать его.
– Черта с два, – ответил он, яростно сверкая глазами. – Черта с два! Ты обещал мне, что я смогу убивать кого и сколько хочу. Сейчас – я просто хочу убивать.
– Оставь их мне! – взревел Паладин, понимая, что тайна начинает ускользать из его рук. Но принц откинул руку Паладина, которой тот попытался удержать его за плечо, и ухватил плеть на черную гладкую рукоятку.
– Я растерзаю вас на куски, – произнес он страшно.
Ур зажмурился; плеть ни разу не тронула его, принц хлестал распростертого Торна, неистово, жестоко, страшно, но Уру казалось – все кругом наполнено зловещим свистом черного от крови хлыста и криком жертвы, на теле которого лопается кожа.
– Оставь его! – паладин кинулся на принца, стараясь удержать его руку с плетью, которой он вот-вот вышиб бы дух из Торна, но принц, озверев от сладкого запаха живой крови, откинул его, как слепого кутенка.
Торн рыдал; весь исписанный красными полосами, он рыдал от боли – и при этом тянул время! Его козырь в рукаве, его королевский ферзь, рыцарь Зед, все так же лежал недвижим, с белым и умиротворенным лицом. Он проходил очередной виток, очередную ступень обучения, и не слышал, что происходит вокруг.
Торн, собирая все свои силы в кулак – давал ему это время.
– Ты с ума сошел! – прогремел паладин, поднимаясь. Последний толчок принца сшиб его с ног. – Мы никогда не узнаем, где ключ, если ты сейчас зашибешь его! Он нужен нам!
– Плевал я на ключ!
– Постой! Погоди! Разве я не говорил тебе, что хранилище, которое мы можем открыть при его помощи, полно женщин?
Принц замер, опустив свой хлыст; его нервные, дергающиеся глаза, словно каменные, перекатились в своих глазницах и уставились на паладина. Кажется, начавшийся вновь приступ жуткого безумия превратил принца в абсолютного маньяка, почти в зверя, и он мог реагировать, подобно дрессируемому тигру, лишь на кусочек мяса, нанизанный на палку в руках у укротителя.
– Женщин? – переспросил он булькающим голосом, словно в его горле уже плескалась кровь.
– Женщин! – подтвердил паладин, почуяв твердую землю под ногами. Безумие принца было не секретом для него. Он управлял им, как управляют погонщики страшными, только что пойманными животными – палкой и пищей, – и не убивал его лишь потому, что принц все еще был Принцем Дракона, и тянул деньги из казны, которые паладин тратил на свое усмотрение.
– Много женщин, – продолжал паладин, осторожно приближаясь к застывшему внезапно принцу. – Они не похожи на всех женщин, которых ты видел до сих пор. Они чисты; они похожи на ангелов своими умиротворенными лицами, чистыми лбами. Только без крыльев. Они тихо лежат в своих постелях, закрыв глаза. Они спят. Они чудо как хороши! В их чертах увековечены покой и блаженство. Ты будешь брать их по очереди, вытаскивать из их постелей, и каждая из них всякий раз будет – ангелом…
Лицо принца тряслось мелкой дрожью, а вытаращенные глаза, казалось, были обращены в самую душу его, в мысли, в которых он несчастных чистых ангелов расчленял и превращал в неряшливые, рваные кровоточащие куски мяса. И среди этих изуродованных, растерзанных женщин, превращенных в грязную кучу рубленного мяса, валяющегося на каменном полу, была и Айрин. Ур увидел ее так ясно, как видел свои дрожащие от боли руки. Это ее цивилизацию Паладин обещал принцу. Всех – и тех, кто родился, и тех, кто родится. Запечатав, закрыв их в анабиозе навсегда, паладин хотел отдать их всех маньяку на растерзание. Просто так. Потому что они были ему не нужны, и от них нужно было избавиться. Так почему бы не доставить удовольствие этим процессом, например, принцу? Паладин осторожно вынул из его руки хлыст, и чуть пожал его пальцы.
– Не стоит размениваться на них, – вкрадчиво шептал паладин, обходя замершего в болезненном ступоре человека кругом. – Всего три человека. Три грязных человека. Они будут ругать тебя, оскорблять, оставляя на твоем сердце раны… ангелы не умеют ругаться. Они будут просто плакать и вопить от ужаса, умоляя о пощаде и о спасении. Прекрасный чистый цветок…
Принц, дрожа всем телом, словно приходил в себя; его напряженные плечи расслаблялись, лицо приобретало более осмысленное выражение. Приступ проходил.
– Так, так, – шептал доверительно паладин, суетясь вокруг принца. – Хорошо! Давай продолжим – только не теряя головы! Не теряя. Давай спросим у Торна, где наш ключ – ты же помнишь, зачем нам этот ключ? Да, да, помнишь! Давай спросим! Только не теряя головы!
Принц, казалось, был обессилен прошедшим приступом безумия; с трудом передвигая ноги, словно каменный истукан, он двинулся послушно в угол, откуда веяло жаром и пахло раскаленным железом. Когда он обернулся, в его руке был зажат длинный металлический прут, на конце которого сияло добела раскаленное в жаровне клеймо, «драконья нога». Это клеймо представляло собой как бы узор из костей стопы дракона. Это клеймо накладывалось на всю ногу пытаемого, от пальцев до пятки, и причиняло ужасную боль, чудовищную боль. Ур содрогнулся от ужаса, и жар раскаленного железа показался ему смертельным холодом. Неужто и это предусмотрел Торн?! И – согласился?!
Глаза принца были абсолютно пусты и тусклы. На его верхней губе, над ярким ртом, блестели бусины болезненного пота, и он казался не живым человеком, а послушным зомби.
– Говори, – велел паладин Торну, – где ключ?
В ответ Торн изверг такое гнусное и грязное злое ругательство, что Ур, страдающий от боли, не смог сдержать улыбки. Трясущиеся разбитые губы сами разъехались до ушей, и из груди вырвался булькающий кашель.
Сосущий ишака, это же надо же придумать…
– Клейми его, – паладин коротко кивнул на Торна. И принц послушно приложил раскаленный металл к босой стопе.
Такого страшного крика Ур никогда не слышал.
Даже когда сикринги жрали своих жертв, даже когда человек знал, что вот сию минуту ему предстоит погибнуть – ни один из них не кричал так страшно, с такой мукой. Ур зажмурился изо всех сил, и от того, что сам не мог зажать руками уши, чтобы не слышать этой муки в голосе, он заплакал, беспомощно, по-детски.
– Так что? – когда кончился этот дикий, ужасный, животный крик, переходящий в вой, голос паладина звучал спокойно и тихо. – Скажешь?
– Нет! – выпалил Торн, как выплюнул.
И эту чашу он – рассчитал…
– Тогда мы примемся за твоих друзей, – продолжал паладин. Он ступил поближе к Уру, и ухватил его за волосы, поднимая его изуродованное лицо. – А ты скажешь, дружок, когда сам начнешь оставлять след дракона?
… пять, шесть…
Это счет Ур услышал лишь на миг.
Искалеченный Торн продолжал считать, и его голос, отсчитывающий мгновенья, был тих и ясен.
– Нет, – произнес Ур как можно тверже, зажмурившись от ужаса и стараясь избавиться от памяти, от малейшего воспоминания о крике Торна.
Паладин хохотнул.
Принц, еле приходящий в себя, стоял неподвижно, опустив голову и уронив тяжкие руки вдоль тела. Сейчас, на этом этапе, он вообще не опасен!!!
… восемь, девять…
– Тогда мы примемся за твоего друга, – паладин небрежно откинул крышку клетки, где лежал Зед, и решетка с его неподвижным телом выдвинулась наружу. Лицо спящего Зеда все больше наливалось неземной белизной, и паладин усмехнулся, проведя пальцем по его щеке. – Он умирает, это очевидно. Я узнаю отравление сывороткой из миллиона других. Твой чешуйчатый друг угостил его чем-то, сказав, что он станет кем-то другим? Я вижу, что так оно и было; одна проблема: твой друг уже был кем-то другим, не человеком. И теперь его к жизни может вернуть только кодовое слово – может, произвольный набор слов, например, пердеж, или чихание. Этого не знает никто, поверь мне. На поиски звуков, которые активизируют мозг, иногда уходят годы, десятилетия, если вы заранее не закодировали его. Но вы же не закодировали его, не так ли? Вы даже не знали, что это нужно делать. Одного взгляда на его кожу мне было достаточно, чтоб понять, что он обращается. И одного того, что вы дали схватить вас и не смогли сопротивляться, дало мне понять, что вы не можете его оживить. Поэтому я даже связывать его не стал, – паладин явно издевался. – Наверное, это очень ужасно – смотреть на свою бомбу, но быть не в состоянии ее взорвать?
… тринадцать, четырнадцать….
– Я знаю, вы на него надеялись. Надеялись на его силу и скорость, на его меч, но надежда эта заведомо мертвая. Посмотри – он не реагирует даже на звук твоего голоса, когда тебя пытают. Это означает, что его Слово гораздо длиннее, чем три звука. Его Слово – это слово не первого порядка, не случайный набор букв. О, да он у вас поистине монстр, если его код так сложен! Наверное, он приходит в себя от какой-то фразы? Его можно включить лишь упорядоченным предложением? Я кое-что смыслю в кодировке; я пытался активизировать его, так, ради интереса – и ничего! Он не реагирует ни на один набор звуков, который мог слышать при жизни. Вы создали поистине титана, монстра! Такие сложные системы защиты подразумевают просто чудовищные способности, уникальные, самые лучшие. Такие, каких достоин только Зед. Но вот незадача – он умрет, если его не активировать. Он будет спать, пока не погибнет от голода и старости. Ты поверил этой чешуйчатой жабе и дал влить в своего друга яд?! Неужели ты поверил ему, этому проходимцу с цветной мордой, и позволил обратить твоего друга?! Да он почти мертв. Или умрет скоро, если вы не найдете Его Слово. А еще его жизнь можно продлить, просто продлить, пока отыщется это кодовое слово.
Но можно – убить его тут же, сию секунду.
Выбор за тобой.
– Ты врешь! – тонко выкрикнул Торн, все еще переживая боль. – Ты врешь, врешь, врешь!
Паладин усмехнулся, и даже Уру стало ясно – он не лжет. Черт! О крови Дракона Ур как-то совсем позабыл, и о том, что творит некое существо, не совсем человека, тоже. А паладин, верно, не раз прибегал к таким обращениям, творя себе подобных. Ведь ту светящуюся ядовитую дорожку, сердце паука, вживленное в живую плоть, надо было как-то разбудить.
Паладин знал, о чем он говорил.
– И вот, – не скрывая своего торжества, продолжал паладин, – ваше тайное оружие, которое вы взялись изготовить, подобно несмышленым детям, дремлет в режиме ожидания, и сами вы всецело в руках маньяка – вы же понимаете, что этот человек, называющий себя принцем, на самом деле умалишенный психопат? А ваш защитник бесполезен…
Смотрите – я могу даже вложить в руку вашего друга его меч. Могу даже его пальцы сжать на рукояти, которую он изучил до мельчайших подробностей. До самой крохотной щербинки – и ничего! Эти ощущения ему ничего не напоминают. Его ладонь жесткая, его пальцы разгибаются, – паладин и в самом деле положил Айясу рядом с Зедом и попытался сжать его пальцы на рукояти. Бесполезно: они упрямо разгибались, и рука отталкивала меч. – Торн! Я вижу в твоих глазах, что ты до последнего момента на него рассчитывал, но ты всего лишь глупый маленький мальчик. Зед мертв; почти мертв. Тебе ничто не поможет. Я буду мучить тебя гораздо изощреннее, чем этот болван, поверь мне, я буду мучить вас по очереди, и вы скажете мне где ключ. Возможно, я изуродую вас так, что ты, волей-неволей, вынешь из небытия своего сознания кодовое слово Зеда. Но к тому моменту он будет всего лишь кровоточащим куском мяса без ног и без рук. За каждый твой неверный ответ я стану отрезать у него по одному суставу. Сначала пальцы; потом ладони; потом руку по локоть…
Ур замер от ужаса; неужто и эту чашу Торн смог вынести и рассчитать для себя?!
Торн не сказал до сих пор кодового слова – даже когда его жгли каленым железом, – значит, он его не знал?! Это невозможно терпеть, нет!
И все же Торн упрямо молчал.
– Я не скажу тебе, где ключ, – ответил он паладину.
…шестнадцать, семнадцать…
– Это неверный ответ, – паладин извлек нож, остро отточенный нож с блестящим лезвием. – Это первый неверный ответ, и я отрежу твоему друг фалангу мизинца. Как ты думаешь, будет ли он тебе благодарен, когда очнется?
… двадцать…
Торн криво усмехнулся.
– Моего друга, – четко и зло произнес он, – никогда не целовала сталь. Она находит его слишком жестким!
– Да? В самом деле? – рассеянно произнес паладин, рассматривая длинные красивые пальцы Зеда, вертя его руку так и сяк.
– На твоем месте я был бы осторожнее, – язвительно продолжал Торн, глядя за манипуляциями паладина.
– Это почему же?
– Сталь становится смертоносной, если Зед хоть пальцем прикасается к клинку.
Миг – и словно пружина разогнулась, распрямилась со звоном, и взлетела к потолку, уже перепачканная кровью Айяса, прочертившая на теле паладина красную, как сердце костра, полосу.
Вдребезги разлетелись черные латы, и панцирь раскрылся, как сломанный хитиновый покров вареного рака, выпуская беззащитное тело паладина. Взвизгнув, как серая огромная крыса, попавшая в серьезную беду, паладин отпрянул, потянулся к пряжке пояса, чтобы активировать защиту, но тщетно: она была разбита, и защиты больше не существовало. Ни наружной, той, что делает тело неуязвимым, ни, что еще хуже, внутренней, которая наливает нечеловеческой силой руки паладина.
В панике паладин ощупывал кровоточащую грудь, и пальцы его натыкались на перерубленные узлы, мертвые, бесполезные. Не реагировал ни один из них, не усилить ни единого пальца, ни на минуту, ни на половину минуты!
– Что..! – крикнул он, схватившись на грудь, из которой лилась кровь, и понимая мгновенно, что все то, что он отрицал и был уверен, что не свершится – свершилось. Вдруг.
– Бесполезно это, – миролюбиво заметил Зед, наблюдая, как паладин в панике ощупывает испорченную защиту. – Снимай свои доспехи. Теперь они будут только мешать.
