Текст книги "КИНФ БЛУЖДАЮЩИЕ ЗВЕЗДЫ. КНИГА ВТОРАЯ. СОЗВЕЗДИЕ ПАКЕФИДЫ (СИ)"
Автор книги: Квилессе
сообщить о нарушении
Текущая страница: 21 (всего у книги 44 страниц)
– Что?! – вскричал Ляфей, понимая, какую привилегию себе выпросил. – Я говорил о старом законе, а не о том, который можно придумать, чтобы возвысить его и унизить меня!
Хёгуната – он счел суд оконченным и уже собирался уходить, – обернулся через плечо.
– Покажите Книгу Законов высокородному, – сказал он. – Всем известно, что Тавината, сын Яра, был принцем Дракона, благородный. Думаешь, кого выше поставит Яр – своего сына или тебя? Кроме того, а почему ты думаешь, что если б такого закона и не было, я не мог бы его в Книгу вписать? Может, ты оспоришь и мое право на написание Законов?
Смятение возникло в рядах людей, свидетелей Ляфея. Конечно, это были только знатные люди, но далеко не такие болваны, как Ляфей. Некоторые повскакивали с мест, горячо о чем-то споря, а некоторые, в том числе и человек в мантии, спокойно сняли свои фиолеты (в том числе и мантию) и присоединились к нам, заняв места на нашей лавке. Ляфей, покинутый большинством своих свидетелей, был багровый от стыда, смешанного с яростью. Книгу ему подали.
Ляфей, холодея, припал к предложенной ему книге – сомневаться в древности её и подлинности не приходилось, – и мы, холодея, припали рядом.
О, ужас!!!
Ляфей прочел и с истерическим хохотом начал рвать на себе волосы.
Вот что там означалось:
«Принц пакефидский превыше всех после Дракона и Императора, и, охраняя жизнь свою, обязан носить:
1) Тюрбан ли, другой ли головной убор с серебряной тканью или ушитый драгоценными камнями, диадему или обруч, защищающий голову.
2) Нижнюю рубашку с воротником, расшитым жемчугом (оберег от удара в шею).
3) Кафтан ли, верхняя ли рубашка, халат ли или фурисодэ, расшитый так, чтобы узоры из золота (серебра) закрывали плечи, предплечья (нашивками на рукава), грудь, спину до лопаток. Если это фурисодэ или халат, принц обязан носить колье шириной с ладонь.
4) Оберегая шею от удара справа, в левое ухо положена серьга )желательно длинная алмазная гроздь).
5) На талию пояс из металлических пластин.
6) Браслеты– нарукавники до локтя.
7) Сапоги до колена, расшитые тесным узором.
8) Меховушка-безрукавка с пятью застежками, дабы скрыть от посторонних глаз защиту драгоценную
И – да помогут Принцам Пакефиды все боги, когда-либо существовавшие! »
Я с ужасом представлял себя бряцающего тонной металла, как рыцарь доспехами – да, в общем-то, тут и были описаны легкие доспехи, а что из золота – так Драконье золото самый прочный металл на континенте!
– Портной, которому вы поручили работу, не справится с тем, что у него есть, – заметил Черный осторожно, лелея надежду, что можно будет откосить от вынужденного великолепия. Алкиност покивал головой:
– О, да. Мы уже послали ему сундук с серебром и ювелира. Думаю, вдвоем у них дело пойдет быстрее. Да не расстраивайся так, Торн! Уверяю тебя – тебе еще понравится!
И в чем-то он оказался прав.
– Умоляю только об одном, – пискнул Зед, – разреши мне самому заплатить за работу и драгоценности!
====== 1. КАК ЖЕНИЛИ ПРИНЦА ЗЕДА. ======
Комментарий к 1. КАК ЖЕНИЛИ ПРИНЦА ЗЕДА. Про криминальную дефлорацию и полуоторванный хуй.
Ко дню нашей коронации все было готово, нашего появления в городе ожидали не только мы сами, но и любопытные, желающие увидеть, какую привилегию по глупости выхлопотал нам Ляфей.
Опишу подробнее костюм Черного, потому что вскоре ему предстоит стать легендарным и узнаваемым на всем континенте.
Прежде всего – это был черный бархатный костюм, как и было заказано, но и только. На этом сходство с заказом кончалось, и начинался шик, а точнее, традиция – Натх Ченские Драконы настояли на следующем Совете, куда нас уже не пустили, и где нас уже никто не спрашивал, чтобы все вернулось, как когда-то, когда принцы на груди несли знак своего государя. И мы понесли!
Итак, на черном фоне Зедова костюма скалил пасть серебряный Дракон. Его узкая морда начиналась на талии, постепенно расширяясь кверху, переходя в массивный лоб. Фишка в том, что изображение это было собрано из тысяч мелких серебряных чешуек, отлитых каждая своего размера, формы и даже текстуры. Было полное ощущение, что это настоящая серебристая змеиная кожа; были даже искусные складки возле разинутой пасти и морщины у прищуренных глаз. И при том это не было жесткой конструкцией – каждая пластинка была пришита на свое место подобно бисеринке или маленькой пуговке на ножке, кому как нравится, и, надев это платье, в нем можно было так же свободно двигаться, как и змея бы двигалась в своей коже.
Ворот, закрывающий шею до самого подбородка, и тоже расшитый серебряными чешуйками, походил на раздваивающийся гребень, наверху украшенный зубчиками. Если ворот застегнут – Дракон спокоен, если расстегнут – Дракон был в ярости, и его гребень распускался на две стороны.
На спине, ниже самых лопаток, как и велено было, выложена была все та же чешуя, правда, уже испещренная узорами, коим полагается быть на коже змеи. Самые мелкие детали, какие-нибудь закручивающиеся усики, тонкие перепонки ушей, были вышиты серебряными нитками, да так искусно, что казалось – дунет ветер, и они всколыхнутся. Верхнюю часть плеча тоже украшала эта чешуя, на предплечьях до самого локтя были браслеты, и перчатки их тонкой кожи богато пестрели заклепками из серебра, аж горело. Все вместе это выглядело так, будто Дракон сложил крылья за спиной.
И – не забудем про инкрустацию. Дело в том, что каждая чешуйка, даже самая малая, были украшены меленькими бриллиантиками, а на месте глаз серебряного Дракона лучистым светом горели большие, невероятно большие бриллианты. Все вместе это выглядело так, что… словом, не передать того сияния, того блеска и той роскоши, с которой был наряжен принц Зед!
Теперь пара слов о его именных вещах.
Их, стало быть, было всего две. Первая – это серебряный обруч на голове. На затылке он шел ровной линией, а на висках вдруг растраивался; переплетаясь меж собой, тонкие серебряные ленты достигали лба, где вновь сливались воедино.
И на нем, прямо на лбу, Драконьими быстрыми буквами, похожими на следы танцев змей на песке, было написано имя Зеда.
Вторая вещь – это пояс. Он больше походил на искристую груду самоцветов, опоясавших Зеда, а пряжка его, располагавшаяся как раз в том месте, где начиналась Драконья морда, изображала его зубы. Расстегнешь – зубы разжались, застегнешь – Дракон зубы стиснул.
Что могу сказать обо мне? Я был наряжен в точности так же, с той лишь разницей, что костюм мой был… белым, украшенный черненым серебром, и вместо алмазов чешуйки украшали самые редкие черные сапфиры.
Придворные рисовальщики старательно нарисовали наши коронационные портреты – мы на них получились ну как ангелочки, с чистыми, широко распахнутыми глазами, словом, очень красивые. Но узнаваемые – по крайней мере, я смог отличить себя от Черного, – что немаловажно.
Еще у меня была одна деталь, немаловажная, но о ней мало кто знал – это лук. Для меня специально изготовили этот лук, самый невероятный из всех, что я видел. Мало кто способен был натянуть на него тетиву, и он был огромен – думаю, стрелы он тоже пускал дальше чем какой-либо другой лук в этом мире, а на колчане, что прилагался к этому луку вместе со стрелами, был изображен слепой страшный глаз. О вещи этой помалкивали; и хотя она и следовала за мною всюду в лакированном ящике красного дерева, запертом на замок, о ней почти никто ничего не знал, а тот, кто знал молился, чтобы я его как можно реже вынимал из его хранилища.
И знамя! У каждого из нас за спиной было знамя, флаг, которое нес знаменосец. У Черного – черное, с вышитым на нем гордым змеем. У меня – белое, со львом.
– Ну, – промолвил Алкиност, выглядывая из окна, – все готово. Толпа ждет вас – и я даже вижу белых голубей, которых люди принесли с собой. Это добрый знак! Никогда ни одного из моих принцев не приветствовали белыми голубями… впрочем, и фиолетовыми флагами – тоже.
– Что это означает? – напрягся Черный.
– Это означает, что Цветная Война продолжается, сын мой. И люди, потрясающие этими флагами, отрицают твое превосходство и благородство, и тут я бессилен тебе помочь. Этот бунт не подавишь силой – я мог бы прихлопнуть любого из них одним когтем, но это не заставит их считать тебя равным им. У благородного Ляфея нашлись последователи, те, кто считает себя исключительным и лучшим в этом мире. Так что тебе придется очень трудно, и свою клятву прославить черный цвет будет выполнить сложно.
– Об этом не беспокойся, – твердо произнес Черный, – я не просто пообещал. И дело даже не в цвете – дело во мне. Я, такой несовершенный, вижу невежество и тупость в людях – я хочу, чтобы они и сами это увидели в себе и кое-чему научились у меня. Может, со временем они научатся ценить в себе что-то иное, не только пышный герб.
Алкиност кивнул; дворецкий, напыжившийся от важности, стукнул церемониальным жезлом об пол и торжественно провозгласил:
– Принцы Натх Ченские, Зед и Торн, изволят начать монаршую прогулку!
Когда опустили подъемный мост, и в глаза мне ударило ослепительное солнце, сердце мое ухнуло куда-то вниз, и я понял – вот оно, началось! Я почему-то ощущал, что это не просто коронация, не просто дворцовая формальность. Это было начало чего-то, чего-то неведомого и великого, и я делал первый шаг к вершине.
Толпа, ожидающая нас на площади сразу за рвом, взревела; такой многократной здравницы я не слышал никогда! Тысячи рук взметнулись вверх, и в небо полетели голубы – вестники Слепого Пророка; этим знаком народ благословлял нас, и от тысяч белых крыл лепестки с расцветших вишен сыпались еще сильнее, и настоящий снегопад настал среди весны, а в далеком Городском Храме колокола звонили так, что густой гул слышен был по всей столице!
Сначала по этикету вышла наша охрана, затем – герольды (такой специальный человек, несет впереди монархов на официальных шествиях Венец, в нашем случае – корону, которую нам предстояло надеть в Храме), а потом уж и мы сами со знаменосцами. Замыкали шествие трубачи, выдувавшие торжественный марш. Словом, было очень красиво, и шествие было очень пышным.
Приветствующий нас народ выстроился по обеим сторонам дороги; здесь были не только горожане, приодетые ради праздника, но и приезжие принцы – за каждым из них стоял неизменный знаменосец. Они так же кланялись нам, приветствуя.
Но было и еще кое-что, не прописанное ни в одной книге с этикетами и Законами: приветствующие нас люди кидали под ноги нашим лошадям ветки вишни в цвету; мало того, что деревья сами осыпали наши плечи своими лепестками – вся дорога наша была усыпана цветами, перевязанными черно-белыми лентами. С религиозной точки зрения, этот красивый жест превозносил нас до небес, и мы словно по облакам шли! Однако, что за ленты украшали цветы, устилающие наш путь? Я пригляделся – и на людях были такие же! Ленты перевязывали рукава, украшали прически красавиц, перевивали талии мужчин поверх поясов. Люди с таким лентами нам кланялись и выпускали голубей в небо. Черно-белые ленты! Знак того, что люди эти с нами, и признают то, что Черный отстаивал в суде!
А были и другие; знать в фиолетовом, лишенная блеска драгоценностей, зато с яркими нашивками из того самого фиолета, который стремился купить Черный! Поверх шелка и атласа, поверх яркого и светлого, у каждого из них был нашит маленький треугольник на груди. И эти люди нам не кланялись, и не кидали под ноги нашим лошадям цветов. Они просто стояли вдоль нашего пути, выставив вперед свои нашивки, и вызывающе молчали. Фиолетовые Воины; я видел, как недобро ухмыльнулся Черный, сворачивая в сторону, где треугольниками пестрел чуть не каждый зритель, и напугался, что он что-нибудь выкинет сейчас, и сорвет коронацию – с него сталось бы налететь на непокорных и отстегать из плетью! Я просто знал, кожей чуял, что он что-то сделает!
И он сделал; но как он их сделал!
Пустив Красавца красивой рысью, он промчался мимо недовольных ровно и гордо, так, знаете, как и положено монарху проезжать мимо подданных, и посмотрел… да, этим взглядом он расставил точки над i: это был взгляд победителя. Тот, кто первый осознал всю глупость Цветной Войны, уже был победителем.
Ведь, в сущности, эта война была затеяна одним человеком – Ляфеем, – для того, чтобы на него обратили внимание. Его не увидели, не захотели увидеть; а те, кто его поддерживали теперь, хотели того же – чтобы их заметили. Чтобы увидели не Черного, какого-то сопляка из толпы, который кулаками пробил себе путь к Дракону, а их, таких приличных и высокородных, которые всегда были рядом, и которых почему-то никогда не жаловали! Кроме того, чужеродность Черного и его прогрессивные взгляды, коими он покорил Дракона, для них, простых людей, были сродни чему-то мистическому. Приученные бояться всего неизвестного и непонятного, они со злобной завистью смотрели из темных углов, как Черный сломя голову атакует всякое чудовище, которое им из их спасительной тени невежества казалось непобедимым и обладающим сверхъестественными способностями. И Черный побеждал, развенчивая мифы и многолетние легенды, которым верили самые смелые и сильные из воинов, и от его легких побед становилось стыдно, и люди понимали, что просто-напросто боялись, и страхом своим делали неведомое – неуязвимым…
Проще скажи – они завидовали мне! В этом и крылась истинная причина того, что именно меня так резко отрицали и не желали признавать!
Да, скорее всего, ты прав.
И они готовы были отрицать Черного и носить фиолет всегда, чтобы..!
Только ничего от этого не изменится. Черный уже стал их сувереном, а они так и остались в тени, несмотря на свое упрямство. Потому что упрямство было пустым – забегая вперед скажу, что ни один Фиолетовый Воин ни сейчас, ни потом не рискнул вызвать Черного на поединок, чтобы оспорить благородства избранного им черного цвета и доказать превосходство фиолетового. Это был бы верный шаг наверх, к Дракону; но так же верный шаг к поражению, и, возможно, увечью – Черный славился как очень искусный и беспощадный воин (хотя второе утверждение спорно, это уж люди придумали для остроты ощущений, что их принц Зед любит отрубать своим соперникам конечности). Так вот никто не рискнул. И этим было все сказано.
И Черный это понял, когда проехал мимо, обдав презрением этих рафинированных аристократов, чья фиолетовая кровь выродилась и уже не горела смелостью.
Вечером был пир и танцы. Черный, как герой дня, щеголял в свих брильянтах, и его прекрасный благородный праздничный плащ из красивого черного материала задевал танцующих рядом с ним дам.
Кроме приглашенных на это знаменательное событие Драконов были тут и люди – среди первых и самых важных гостей я узнал и того человека, что в суде был в мантии. Он сидел неподалеку от трона Государя и производил впечатление человека очень довольного жизнью, хотя на нем не было ни единого камешка, и даже драгоценную застежку на его фиолетовой мантии ему заменили на какую-то невзрачную медную пряжку. Он уважительно улыбнулся мне, когда заметил, что я на него смотрю.
И поднял в приветственном жесте свой бокал.
Беспечный Черный мог и не заметить, но я-то видел (несмотря на то, что вокруг тебя увивались местные красавицы и то и дело награждали тебя поцелуями?!), что сей господинчик слишком близко сидит к Дракону, и они время от времени что-то оживленно обсуждают, поглядывая на веселящегося, ничего не подозревающего Черного. Человек что-то говорил Дракону, а тот согласно кивал головой. И тоже поглядывал на Черного.
Это был не то чтобы тревожный знак – но и не очень обычный. Что-то готовилось специально для Черного, а он, развлекаясь первым в его жизни балом, заигрывая с хорошенькими дамами, не замечал сгущающихся над его головой туч.
Вечером, когда отыграла музыка и гости разъехались по домам (кстати, уехал, откланявшись, и высокородный господин в мантии, а я-то почему-то решил, что он непременно останется), состоялся разговор.
Черный пришел к Государю весьма веселый. К рукаву его был прикреплен маленький букетик цветов, перевязанный крохотной тонкой атласной ленточкой – знак того, что какая-то дама признавалась ему в своих нежных чувствах, – и в своем блистающем наряде он теперь весьма походил на статного принца, а не на засранца из провинции.
– Сын мой, – произнес Дракон, – я счастлив, что теперь я так могу тебя называть, и горд, что ты – именно мой приемыш.
Черный напрягся. Такая цветистая фраза наверняка была ложкой меда перед горькой микстурой.
– Но твой высокий титул теперь и отныне накладывает на тебя определенные обязанности, – ага, вот оно!
– Я, мой господин, всегда готов исполнять их, как бы трудны они не были, – осторожно ответил Зед. Дракон покачал головой, словно обдумывая, как бы половчее сказать то, что надобно.
– Ты знаешь, что многие люди тебя уважают и даже боготворят, – произнес Дракон. – И, видят боги, ты многое для этого сделал!
– Но есть и недовольные, так?
– О, да. И все бы ничего – в конце концов, кто обращает внимание на какие-то разговоры из толпы, когда говорящий прячет свое лицо, но он не прячет! Проще говоря – знать – не все, но многие, – отказывается тебя признавать.
Черный помрачнел.
– И это тоже было бы ничего – в конце концов, у нас свои войска, и мы, правящие дома, давно привыкли не полагаться на их помощь и поддержку в случае войн… Дело тут в другом. Это непочтение вносит раскол в общество, общество людей. Они уже не едины в своем отношении к тебе; они начинают задумываться – и мысли их не всегда разумны и невинны. Словом, сегодня я слышал слова – очень мудрые слова! – о том, что тебе следовало бы поискать союзников среди тех, кто носит фиолет. Тебе следует сделать такой шаг, после которого бы тебя признали как равного среди них.
– Что же это за шаг?
– Женись; сегодня это предложил господин Алирод. Ты его знаешь, точнее, видел в суде. Он встал на твою сторону и искренне желает тебе добра и поддержит тебя всегда, но он один – этого слишком мало. А если бы ты был женат на его дочери – это было бы совсем другое дело! Он очень знатный человек, очень. Настолько, что даже имеет право носить серебро и золото подобно тебе. И не за всякого готов отдать свою дочь. Точнее – еще в прошлом году он отказал всем, кто к ней сватался, а там были очень знатные господа! Такой брак заставил бы замолчать твоих недоброжелателей. В народе ходят слухи, что ты благородного происхождения, а такой брак только упрочил бы их, если б господин Алирод отдал тебе свою дочь, при том отказав многим, как я уже говорил, – Алкиност с прищуром посмотрел на Черного. – Если честно, то я не понимаю, почему ты это отрицаешь.
– Потому что это не так, – упрямо ответил Черный.
– Хорошо; а что скажешь насчет брака?
– Но я молод, мне рано жениться!
– Молод?! В шестнадцать лет – молод?! Тем более, что в благородных семьях принято браки заключать чуть ли не с пеленок!
– Но, государь, – в отчаянье произнес Черный, – я же не знаю… эту женщину. Как я могу на ней жениться?! И она меня не знает.
– Ну, она-то, положим, знает – и даже, кажется, влюблена. Она видела тебя на турнире. Кроме того – слава о твоих подвигах гремит на все Мирные Королевства, и любая девушка грезит о таком герое, как ты. И она – не исключение. Иначе бы её отец не предложил бы такое.
– Понятно! Благородная девица изволила влюбиться, – с горечью произнес Черный, – а её отец тут же решил подарит ей такую интересную игрушку!
Дракон усмехнулся:
– Наверное, ты и в самом деле еще юн для брака и потому так трепетно к нему относишься. Будь ты постарше и поциничнее, ты бы вспомнил о том, что ты – знатнее, и это ты, по идее, приобретаешь дорогую игрушку… вспомнил бы ты и о том, что господин вовсе не обязан быть добр к своей жене – я часто вижу это среди вас, людей. Он вообще может не видеть её всю жизнь – за исключением, конечно, того момента, когда надобно произвести на свет наследника… В конце концов, и этого можно не делать – ты просто можешь потом взять себе другую жену, по своему вкусу, а этот брак навсегда останется просто политическим ходом. Ты принц Дракона, в тебе моя кровь, ты переживешь свою жену настолько долго, что не успеешь и состариться, когда она отправится к праотцам – к чему же тебе так переживать из-за такого ничтожно короткого отрезка твоей жизни?!
– А еще ты имеешь право через год дать ей развод, – припомнил я. – При условии, конечно, что ты оставишь её невинной и признаешь, что женился на ней из уважения. Так скажем, сделал ей такой изысканный комплимент.
Черный все равно выглядел мрачным.
– Ну так что? – спросил Алкиност.
– Скажи своему господину Алироду, что я согласен, – упрямо ответил он, и я понял, что юной госпоже принцессе замужем будет несладко. – Но пусть он знает – я заключаю действительно политический брак, и как сказал Торн, делаю невесте просто комплимент. Через год последует развод. Я не прикоснусь к ней.
Дракон улыбнулся в усы.
– Говорят, она прехорошенькая, – напомнил он. Черный был непреклонен:
– Мне это безразлично. Я не люблю её, а это её сватовство…
– Говорят, люди легко влюбляются, если один из них этого хочет.
– Нет!
– О, дитя мое! Да что же это такое… люди в этом мире только тем и занимаются, что женятся! Знал бы ты, сколько браков заключается – и по любви, и не по любви, и политических, и выгодных! И сколько жен берет один человек – Дракону и не снилось такое! Что за страх у тебя перед тем, на что остальные люди смотрят весьма обыденно и спокойно?!
Я и сам не понимал, отчего Черный так упрям; обычно в делах амурных ему катастрофически не везло, дамы, которые ему нравились, потом вдруг оказывались или полными дурами, или вертихвостками, или – того хуже, – просто предпочитали ему других. А тут местная красотка вдруг воспылала к нему страстью, да такой сильной, что и под венец готова – а он уперся, как баран…
Впрочем, где гарантия, что потом она тоже не окажется дурой?!
Словом, как бы Черный не ерепенился, а согласие он свое дал, и начались приготовления к свадьбе.
Процесс это был весьма интересный и забавный, и я, как друг жениха, тоже принимал в нем участие.
Во-первых, чтобы все убедились в серьезности его намерений, Черный обязан был нанять множество бабок-знахарок и ворожей – они, целыми днями камлая и распевая жуткими голосами священные песни, должны были отгонять от дома невесты всякое зло, если таковое вдруг нашлют ворожеи недругов – точнее, не-подруг, погибающих от засвисти, а погибающих, к нашему священному удивлению, было премного. Когда господин жених сопровождал невесту на церемониальных прогулках по городу, мимо нашего кортежа проходили, проезжали, а то и просто стояли на тротуарах девицы всех возрастов и сословий, наряженные в самые лучшие свои туалеты. Невеста в наглухо закрытом паланкине молчала, и я (кстати сказать, мне было весьма любопытно посмотреть на неё) так и не имел возможности хотя бы примерно представит себе, что за счастливица досталась Черному в жены. Старухи, нанятые нами, завывали свои противные песни, стоило хоть одной девушке улыбнуться жениху, и их обряды вселяли в холодное сердце Черного еще большее отвращение к неповинной ни в чем невесте.
Были даны несколько балов, на которых жених обязан был танцевать перед невестой – и, скажу вам, несчастная она девушка! Потому что с женихом отчаянно флиртовали все без исключения дамы, на глазах у законной, так сказать… вот фарт настал Черному!
Первый бал был дан в доме Алкиноста, и назывался он Балом Цветов. Красотки в розовых платьях с густо подсиненными веками, с розовыми губками, благоухая самыми изысканными духами, с приколотыми на груди букетиками цветов, были словно видения! Рука об руку танцуя с обрученным, они касались его кокетливо и нежно, и так улыбались, что даже у меня начинала кружиться голова. Черный в своем бархате смотрелся среди них немного зловеще, но очень эффектно, а его новый плащ, ниспадающий с плеч до самого пола, придавал ему солидности.
Невеста тоже обязательно присутствовала на празднике, несмотря на высокую опасность сглаза, но по поводу этой дамы я так ничего и не могу сказать. Я не знаю даже какого она была роста – даже когда Черный церемонно отвел её на предназначенное ей сидение, откуда она наблюдала весь праздник, я этого определить не смог, так как она была с головы до ног укрыта не то фатой, не то просто шелковым мешком, который натянули ей на голову, а на ногах у неё были туфли на высокой колодке. Черный был строг и молчалив; он церемонно поклонился девушке и отошел выполнять свои жениховские обязанности.
Говорить помолвленным было не положено – только в самых необходимых случаях, там, например, если жених хотел посвятить невесте танец или в её честь спеть сонет. Но Черный петь не стал, а на его посвящение танца невеста что-то еле слышно пискнула в ответ. Так что никакого представления о ней как о личности у меня лично не было.
Второй бал дали в доме у господина отца невесты, и он был еще красивее, чем первый. При том я к нему (к отцу, конечно, не к балу) проникся искренним уважением. Сей господин встретил нас на пороге своего дома, одетый в фиолетовое, но на руке его была повязана черная лента – знак того, что, вообще-то, он на стороне Черного. Он уважительно поклонился жениху и потом весь вечер прислуживал ему как простой слуга. Это не могло возыметь действия – и в самом деле, гости, поначалу зажатые и суровые, от такого отношения хозяина к Черному немного расслабились и живее заговорили с ним.
Чопорные папаши уже не хватали за руку дочек, когда те порывались пригласить Черного на танец; а после танца, когда он возвращался за стол, с ним вежливо раскланивались.
Заметил перемену и Черный; и, кажется тоже понял что господин его будущий тесть неплохой человек. Тем более, что он (тесть) уже был осведомлен, что предстоящий брак будет политическим, но это жестокая весть не отвратила его от Черного. Напротив – он так же тепло относился к строптивому зятю, как и прежде. И сердце Черного оттаяло.
– Ты благородный человек, господин Алирод, – сказал Черный. Господин Алирод поклонился:
– Я счастлив, что могу помочь тебе, принц Зед, – ответил он. – Многие не понимают того блага, которое ты можешь дать им, но не я. Я все готов отдать, чтобы ты оставался нашим принцем, и готов поддерживать тебя.
– Спасибо. Я вижу, ты действительно человек благородный и искренний, и не сержусь на тебя. Признаюсь, сначала я думал, что ты просто удовлетворяешь каприз своей высокородной дочери, но теперь я вижу плоды твоих усилий и верю, что действуешь ты бескорыстно. Оттого я обещаю тебе, что никогда и ничем не обижу и не оскорблю твою дочь. Я не обещаю любить её, но обещаю ей честь и свободу через год, если она того сама пожелает.
– Это уже немало, – с поклоном ответил Алирод. – Только, юный принц, прошу тебя об одном – не говори сейчас никому, что брак – политический. Не обижай мою дочь этим. Есть много способов избежать супружеской жизни, так пусть она весь этот год просто ждет и лелеет надежду.
– Хорошо, – ответил Черный.
Этот второй бал был Балом Масок. Все красотки были наряжены в раззолоченную парчу, багровые и серые шелка, и вся их пестрая толпа походила на прекрасный осенний букет в багряном великолепии. Кавалеры были одеты скромнее, в коричневое и серое, кое-кто – в фиолетовое, но этот цвет не особенно бросался в глаза, и скоро различий меж ним и черным не было вообще.
Черный пользовался успехом; старухи старались вовсю, распевая свои гимны, но за музыкой их не было слышно. Красавицы кнента как стая бабочек кружили на натертом до блеска полу, а несчастная невеста сидела на своем стуле, прямая, ка палка, нервно стискивая на коленях маленькие белые ручки, словно хотела, чтобы и они исчезли, были невидны, как и её лицо.
Как раз в этот момент к Черному приклеилась редкостная красотка – даже несмотря на маску из белого шелка с позолотой и каплями, выложенными камешками, на её лице, я готов был поклясться, что она прехорошенькая. Она была одета в шелковое багровое платье, искусно расшитое золотыми букетами и листьями, с плеч её спускался атласный плащ до самого пола, а на голове в высокую пирамиду были уложены красивые волнистые золотистые волосы, увенчанные роскошными тонкими полосатыми красно-золотыми длинными узкими и одним белоснежным пуховым перьями. Словом, это была королева-осень! И тем печальнее выглядела на её фоне невеста в черном – ах да, забыл сказать, что в честь Черного невеста приняла решение всюду появляться в строгом черном платье, – со своим полупрозрачным черным мешком на голове.
Черный, несмотря на свои тяжкие думы, красотке изволил улыбнуться. Да и как было не улыбнуться – эта рыжая просто ослепляла своей улыбкой-прожектором на расстоянии десяти шагов! Завидев этот флирт, невеста нервно вздрогнула и её руки буквально закопались в складки юбки. Однако! Неужто она так ревнива? Они ведь еще не женаты. Но, с другой стороны, ведь она же в него влюблена. Горько, наверное, осознавать, что жених расплясывает с другой… Хотя – это же традиция, направленная на то, чтобы все оценили красоту и стать жениха, и невеста не должна на неё обижаться.
Тогда я ничего не понимаю.
По этой же самой традиции я имел полное право пригласить невесту – если, конечно, я был полностью уверен, что жених не даст мне в дыню. За свою дыню я был спокоен, а потому приблизился к невесте и отвесил ей поклон. Отец благосклонно кивнул головой – мол, можно, давай.
Но невеста к моему глубочайшему удивлению повела себя очень странно. Поднявшись так поспешно, что я бы назвал это движение скорее диким прыжком, она буркнула невнятно какое-то извинение и рванула прочь.
Я замер, пораженный.
Нет, в том, что невеста покинула праздник, ничего такого особенного не было. Она имела на это полное право; но что-то говорило мне, что она не просто ушла – она сбежала, поспешнее, чем Золушка, словно её тыква уже зеленела и пускала усики прямо перед парадной лестницей.
Дыня, тыква…
Бахча какая-то.
Так; все интереснее и интереснее.
Отец невесты прямо-таки позеленел. По этикету ему не полагалось покидать бала, но поведение его дочери не лезло ни в какие рамки.
– Благородный Торн, – произнес он, кланяясь как бы дочери вслед но на самом деле наклоняясь ко мне ближе, – что-то наверняка случилось! Не мог бы ты проследовать за госпожой невестой и посмотреть, в чем там дело? Может, какой-нибудь негодяй ей угрожает, а она нам ничего не сказала, чтобы не омрачать праздника…
Я с сомнением покачал головой; мне рисовалась другая картина – пылкий молодой красавец на резвом коне под окошком. В конце концов, этот брак – затея самого господина Алирода, и о нежных чувствах невесты к жениху мы знаем лишь с его слов. А что, если невеста не желает вступать в брак еще больше, чем жених?!
