Текст книги "КИНФ БЛУЖДАЮЩИЕ ЗВЕЗДЫ. КНИГА ВТОРАЯ. СОЗВЕЗДИЕ ПАКЕФИДЫ (СИ)"
Автор книги: Квилессе
сообщить о нарушении
Текущая страница: 30 (всего у книги 44 страниц)
Зато эти полумесяцы, что мучили меня вчера – они были везде, да.
На желтых барабанах, на кожаных коричневых фартуках поверх вороха истлевших тряпок, на смуглых лицах – всюду были эти красивые узкие черные серпы – ну, и острые узкие тонкие металлические серпы, которыми так удобно перерезать горло добычен, тоже.
Странное местечко…
В деревне испарений было меньше, и одежда наша успешно просохла, но от туловища исходил специфических запах подмышек. Появилась мысль – пойти поискать пруд, искупаться и вымыть потное тело, обещающее к полудню развоняться не на шутку, о чем я и написал в своей походной книге.
Черный, прочтя это предложение, красноречиво посмотрел на меня, и в глазах его я прочел всяческие ужасы – от дикарей, растаскивающих нашу одежду и оружие, и до крокодилов, пожирающих наши наивно погруженные в воду тела, ну, и прочие увлекательные вещи. Фантазия у Черного работает – будь здоров!
Ур, подслушивающий эти страсти в мыслях Черного, неприлично зафыркал, давясь смехом (а, и смеяться нельзя тоже! Очень мило), и замотал головой. Кое-как, при помощи яростного мычания и размахивания рук, мы договорились идти к лесу, и там просто нормально переговорить, а если повезет – то найти помывочный пункт – по меньшей мере, я так для себя обозначил все эти многочисленные устрашающие рожи, которые строил мне Черный. Ур мог только ржать. И мы двинули прочь от гостеприимной деревеньки.
Все же я недооценил дикарей; чем дальше мы отходили от их населенного пункта, тем больше следов цивилизации встречали у себя на пути. И не знаю, так ли она была примитивна, как показалось мне на первый взгляд?
Во-первых, зоркий глаз Ура несколько раз замечал припрятанные в траве ловушки на зверя – на крупного зверя, надо отметить. Ур показывал пальцем на четкие отпечатки огромных когтистых лап во влажной почве, а я искренне радовался, что мы нашли на ночь убежище, потому что если б эта тварь, что оставила тут свои следы, напала б на нас в темноте, вряд ли мы смогли бы продолжить свой путь с утра, а таких тварей здесь, судя по следам, прошел целый табун. Пара ловушек стояла, обнаружив себя – вокруг них была примята и окровавлена трава, изломаны кусты, исцарапаны близлежащие стволы деревьев. Значит, с утра тут праздновали удачную охоту – да, точно! Вон, ворочается в подлеске коричневая смердящая куча… охотник свежует добычу. .
Как более любопытный, Черный делал наибольшее число открытии, и то и дело тянул меня за руку – посмотреть, а смотреть было на что.
Несомненно, дикари речью не обладали – или реагировали на речь неадекватно, – и по непонятным нам причинам абсолютно все тело заматывали в тряпки, оставляя открытыми лишь лица и кисти рук. Остальное – даже пятки, – было укрыто от любопытных взоров. Черный предположил, что делается это с целью предотвращения нескромных желаний обеих сторон (то есть, как со стороны мужского, так и женского пола). Правда, остальные выкрутасы этих людей ставили нас в тупик, и мы никак не могли их объяснить.
Например, женщины; все они, как одна, носили на теле странную плесень, похожую не то на разросшиеся белые пушистые корни, не то на мох. На молодых женщинах плесень, видно, пронизавшая своими нитями их одежду, свисала спереди, на женщинах постарше – сзади, а на старухах – со всех сторон, пронизывая своим отвратительным пухом все слои одежд.
Ур, ничего не объясняя, увлекал нас за пределы деревни, делая знаки, чтоб мы поторапливались, и я не смог как следует насладиться всеми плесневелыми прелестями аборигенок, копошащихся в земле – а женщины именно копошились, вырывая из почвы какие-то корешки, червяков.
«Ппппооодаальшше, поддалльшше, – шипело в моей голове. Видно, Ур не так часто практиковался в передаче своих мыслей на расстояние, и ему это давалось с трудом. – Идем ссскорее из деревни. Я потом ввсссеее расскажу. Ввссее…»
Ур очень торопился выйти прочь; по обрывкам мыслей, которые иногда проскакивали сквозь блокаду, которую он выставил, я понял, что Ур опасается заражения – заражении чем? Теми самыми глистами? Да где ж мы их возьмем, с утра маковой росинки во рту не было! В мозгу его то и дело вспыхивали картинки, изображающие горячие источники, кипящие и остро пахнущие серой. Туда нам нужно было выйти в первую очередь, и там предстояло помыться.
Черный был не в курсе этих планов; с каждой минутой его лицо становилось все мрачнее, и он нетерпеливо зудился. Пот градом катился по его лицу, и он крутил головой, высматривая хоть какую-нибудь более-менее подходящую лужу, чтобы освежиться.
Луж было предостаточно, особенно на границе леса и деревни. Маленькие круглые озера, наверное, специально выкопанные местными жителями, чтобы там скапливалась влага; где-то в подлеске шумел ручей, и Черный призывно махнул головой – пошли! Но Ур лишь отрицательно мотал головой, и мы шли дальше.
Наконец, мы оказались очень далеко от поселения. Кажется, вокруг были лишь джунгли, тихие, необитаемые. Ур прислушивался, напрягая все свое звериное чутье. Кажется, ничего…
– Тихо, – вполголоса произнес он. – Здесь нельзя разговаривать. И купаться здесь нельзя – вода заражена. Дойдем до источников…
Договорить он не успел – из зелени, которая, казалось, даже не шевелилась, с яростным мычанием вынырнуло нечто.
Только неимоверно быстрая реакция Ура спасла меня от несущегося на меня тела, замотанного в тряпки. Он поднырнул вниз, в ноги нападающего, и тот перекувырнулся через подставленное плечо Ура, кубарем улетел в зелень.
Ур с остервенением сорвал с плеча нечто – с ужасом я узнал в куске, что он отбросил в кусты, обрывок той самой загадочной плесени, что давеча я заприметил на женщинах, – и совершенно молча, неслышно ступая, как лесная дикая кошка, ринулся вслед за улетевшим в подлесок дикарем, а мы с Черным, трусливо присев от ужаса, так и остались на своих местах.
Это была зловещая и жутковатая схватка.
Дикарь – точнее, это была дикарка, – оказалась на удивление ловкой и проворной, да еще и вооруженная серпом! Она махала им так ловко, что у Черного глаза на лоб полезли.
Они с Уром кружились, делая ложные выпады, стараясь обмануть соперника и повергнуть его наземь, и ни один из них не уступал другому – а я как-то уже говорил, что у Ура реакция на порядок выше простого смертного, нет?
Ур зловеще гремел своей чешуей, стараясь напугать противницу и шипел, как змея, тихо и нежно, чуть приоткрыв острые зубы. Дикарка злобно скалилась, подобно собаке, но ни один из них не спешил притронуться к телу соперника. Отчего бы?!
Дикарка с визгом понеслась на Ура, махая своим серпом, и тот встретил её сокрушительным ударом в лицо, отчего она перекувырнулась и молча рухнула в траву.
«Оттссссеки, отсссссссссссссееки её голову!» – раздалось в моей голове.
Не знаю, мне или Черному адресовались эти слова, но Черный, похоже, тоже их слышал, и среагировал первым. Вжик! – и Айяса, все в том же странном безмолвии, сверкнула на солнце, и скалящаяся голова дикарки покатилась под ноги Ура.
«Пошшшшшшшли! Туда, откуудаа она пришшшшшла!»
Ур глянул на нас совершенно круглыми, как у совы, глазами, переводя дух, и кивнул в сторону кустов – айда! И мы пошли туда.
Оказывается, прямо за этой зеленой стеной располагалось маленькое прозрачное озерко, такое мелкое и чистое, что все камешки на его дне было видно, и дикарка, которая кинулась на нас, очевидно, собиралась там выкупаться, да услышала наш разговор – и рванула драться.
Или она там сторожила, чтобы некто чужой не пришел – но, так или иначе, а купальщицы там еще были.
Ур стал над каменистым обрывом и ткнул в сторону воды рукой – мол, полюбуйтесь!
В озере было много женщин. Они купались, подобно стае диких коров – осторожно бродили в воде, высоко задрав лица и время от времени громко фыркая. Купались они в одежде, во всех своих многочисленных тряпках, которые от воды разбухли и довершали сходство с животными.
Так вот тот самый белесый плесневый пух, что я заприметил на женщинах раньше, в воде распушался, и окутывал хозяйку белой пеленой, как паутиной; распрямляясь в воде, он оказывался куда больше, чем на воздухе, в сухом состоянии, и вскоре, когда в прудок набилось достаточно женщин, вся вода была похожа на скопище глистов, шевелящихся и блестящих на солнце, и сквозь их белесые тела не видно было ни дна, ни камешков, ни тел женщин. К моему горлу подступила тошнота, и мы поспешили убраться от озерка вслед за нашим гидом-Уром, дав себе страшный зарок – не мыться ни в одной луже в деревне этих дикарей! Эта плесень заразна, именно это все время старался нам сказать Ур, и вернутся тогда в Пакефиду два принца, обмотанные глистами с ног до головы!
«Это и есть проявления Болезни. Женщины заражены все сплошь».
Мы вышли, наконец, за пределы деревни – об этом нас оповестил Ур, сказав, что женщины, как правило, моются как можно дальше от поселений, а значит, теоретически, нам никто больше не может повстречаться, но интересное только начиналось.
На пути нашем встала странная стена из сплетения зеленых побегов, чем-то напоминающая стены в городе в Системе – та же высота, гладкость и ровное сплошное живое покрытие. Подле неё, довершая сходство, располагались несколько камней, какие-то останки здания, невысокой стены, с приделанными к ней грубыми воротцами из тонких коротких жердей, кое-как связанными меж собой сухими растительными волокнами. Рядом, под зеленой стеной, в теньке, совершенно безмолвно копалась в грязи группа мужчин, сосредоточенно перелопачивая (лопатами!!!) какую-то рухлядь.
По-видимому, Ур никогда не видел ничего подобного, потому что встал, как вкопанный, и удержал Черного, ломящегося вперед. Черный встал; Ур кивнул на людей, самозабвенно предающимся археологическим раскопкам, и пожал плечами – мол, не понимаю, чего это они.
Возможно, он подумал, что эти люди все ж таки наделены каким бы то ни было разумом – или они из другого племени, не такого враждебного? Может, с ними можно говорить – и договориться?
Тем временем я рассматривал то, что с таким рвением перебирают дикари, и понял, что рухлядь – ничто иное, как какие-то детали, пробки, железяки, словом, то, что у некоторых нерачительных хозяев иногда заполняет мастерскую или шкафчик для инструментов. Судя по всему, это были фабричные изделия. Откуда они у дикарей?! Наследство путешественников, таких же недотеп, как мы или Мертвого Города, чьи остова дикие хозяева с любовью и тщанием украшали теперь своими черными лунами?
Но, так или иначе, а ответить на этот вопрос я не могу по сей день.
А меж тем дикари с жутким упоением копались в куче мусора, и, как я заметил, выбирали из неё медные монеты, такие затертые, старые и зеленые, что чеканку было разобрать невозможно. Остальной хлам им был, видимо, не нужен, и они расшвыривали его в разные стороны. В частности, к нашим ногам падали какие-то спицы, проволока и несколько же вытершихся монет – только серебряные и одна золотая. Такая тонкая разборчивость в металлах еще раз подтверждала мою теорию о том, что зачатки разума (или остатки?) у этих дикарей все же есть.
Утренний улов меди был велик; на расстеленной грязной тряпке возвышался приличная увесистая куча медяков, и дикари, торжественно сцапав тряпку, потащили её к вышеупомянутым воротцам. Заинтересованные, мы двинулись вслед за ними. Они не обратили на нас никакого внимания; видимо, собирание меди не было ни религиозной, ни какой-либо еще важной тайной, и мы беспрепятственно прошли с ними до ужасной вонючей ямы, где копошились сотни тысяч омерзительных червей, очень похожих на опарышей. Но не это было интересно; самое интересное было то, что черви, видимо, питались медью, потому что дикари весьма осторожно опустили свой увесистый узелок в их шевелящуюся, кипящую, отвратительную массу, и черви с довольно мелодичным скрежетом облепили узел, затрещавший по всем швам. После этого дикари преспокойно развернулись и потопали обратно, не обратив на нас своего внимания.
Тем временем припекало; от земли поднимался мокрый жар, какая-то нечисть грызла лицо, забиралась под одежду и зудела нестерпимо, но мы мужественно кутались в пропитанные потом липкие тряпки, потому что одна мысль о том, что за нашу наготу нас могут вожделеть эти заплесневевшие красотки, мы с Черным впадали в дикий ужас, и остервенело зудились, упрямо не заголяясь.
Ур махнул рукой, и мы продолжили наш путь в лес – признаюсь, я уже начал задумываться об обеде, и не прочь был бы снова вернуться в деревню хотя бы затем, чтобы забраться в кладовую дикарей – ведь едят же они когда-нибудь? Но Ур лишь мотнул головой, отрицая всякую возможность мародерства, и мы продолжили наш путь дальше.
Наконец, мы вышли почти к окраине леса; далее тянулась голая земля – кое-где на ней росла чахлая трава, но в основном то тут, то там располагались источники, от которых поднимался пар, и нестерпимо пахло серой. Далее виднелись те самые скалы, о которых упоминал Ур; кажется, мы пришли к месту назначения . Ур вздохнул с облегчением и мотнул головой – нам туда! – и мы двинули к воде.
Однако, далее произошло нечто невообразимое: в подлеске, чуть южнее того места, из которого вылезли мы, раздался чей-то голос. Это была, несомненно, речь, хотя и весьма примитивная, и мы втроем, не сговариваясь, ринулись к первому же мало-мальски глубокому источнику и нырнули в него, пряча головы за неровным краем ямы.
Из лесу вышло пять мужчин. С виду они ничем не отличались от уже известных нам дикарей – те же многочисленные тряпки, намотанные на туловища, и меланхоличные лица, – да только эти меж собой переговаривались, и язык их чем-то напоминал привычный нашему уху говор жителей Мирных Королевств, только с более грубыми оборотами в речи, да с более тяжеловесными фразами. Слышать это было странно и смешно; судя по их речи казалось, что это не пара варваров говорит, а два высокородных лорда из древнейшей древности высокопарно приветствуют друг друга.
Наверное, это были представители более развитого племени, кто знает?
– Сегодня имело место быть кормление в стане, – сказал один из дикарей, и Черный прыснул – так нелепо это звучало. – Стало быть, завтра поимеет место быть заражение, мнится мне.
– Было бы премного прекрасно это, – заметил второй, – изобилие пищи нам обещает заражение, и изобилен будет наш стол различными яствами, и нам не станет такой надобности излишне напрягать свои силы и трудиться, добывая пропитание своим утробам.
Мы втроем переглянусь. Сдается мне, речь шла о червяках, которых давеча покормили медью. Неужели эти, с позволения сказать люди, кушали червей?!
Тем временем мужчины двинулись осторожно вдоль кромки леса. Мы – за ними, перебираясь из одного источника в другой, покуда они не привели нас к некому плетню. Там они свой путь прервали и принялись готовиться к некому действу – точнее, они начали топоры точить, хорошие такие топоры, добротные, с потемневшим рукоятками. За плетнем, высоким и крепким, видимо, содержался некий домашний скот, потому что из-за веточной стены раздавалось чавканье, хруст, визги. Похоже, там были свиньи, а эти, с топорами, пришли напрягать свои силы и трудиться, чтобы добыть пропитание своим утробам. Свиней колоть они пришли, тоесть. Это хорошо; уж что-что, а уж втроем отнять у пятерых мужиков свинью мы сможем… или нет?
Тем временем охотники приготовили свое оружие; видимо, забой скота в этой местности считался делом куда как более почетным и секретным, так как, подойдя ближе к загону, охотники огляделись по сторонам, высматривая – не притаился ли поблизости враг?! Шпион?! Видимо, кроме этих пятерых, никто не смел созерцать сей священный ритуал, так как и калитку за собою они плотно закрыли, чтобы никто (не дай Бог!) не проникнул в загон. Мы замерли.
Однако, этот же самый Бог дал нам немножечко больше мозгов, чем им, а Черному – так вообще щедро отвалил, потому что еще до их смелого вступления в загон со скотом он сидел на дереве и таращился через плетень на… скот? Ну уж нет! Я, последовав смелому примеру Черного, устроился на суку пониже, и передо мной открылась следующая картина.
В дальнем углу, над корытом с теми самыми червями, что пожирают медь, скорчились грязные голые люди; необычно крупные, они, наверное, были около двух метров ростом и как-то непропорционально сложены… запуская руки в корыто, они с хрюканьем извлекали целые пригоршни червей и пожирали их. Черви били повсюду, на телах и лицах, на земле, в волосах… От одной этой сцены мутило так, что Черный лег животом на толстый сук и пошире раскрыл пасть, но, к сожалению, желудок его был пуст!
«Это и есть заражение… Они нарочно заражают соплеменников этой Болезнью, чтобы есть их потом. Видите, какие огромные они выросли? Зараженные мужчины отчего-то растут огромными», – пояснил Ур. А охотники тем временем подбирались к своим жертвам… Жертвам!!! О, ужас – эти голые великаны были их добычей! Тяжело ухнул первый топор – и добыча с визгом брызнула в разные стороны от корыта, а охотники все так же молча преследовали их и вонзали топоры им в спины. Парализованный ужасом, я не мог отвести взгляда от страшного зрелища, а они рубили и рубили, воздух звенел от дикого визга, и громадные тела – нет, туши мяса, – валились под ноги охотникам.
Один из убегавших обернулся; видимо, понял, что бежать ему некуда, и он решил встретить смерть лицом к лицу. Странное решение для животного – ибо в его глазах, в его лице не было ни страха, ни отчаянья, ни надежды, ничего человеческого. Даже понимания смерти. Его сопротивление было инстинктивным. Глаза существа были широко распахнуты, так, словно охотник просто влепил ему пощечину, и руки рванулись к убийце, как в обыкновенной драке. Миг – и оба боевых топора вонзились в спину жертве, но и охотник жестоко поплатился; тяжкие руки, вцепившись в его одежду, рванули ветхую ткань, и вот он уже гол, как и жертва.
Охотник взвизгнул – за всю охоту это был единственный звук, который мы услышали от преследователей, – и попытался быстро прикрыть свою наготу, но тщетно. Волосы встали дыбом на моей голове, когда увидел я, как остальные его соплеменники, дико урча, кинулись на него и вцепились в голое тело.
Нет, не вожделение побуждала нагота в сердцах этих дикарей, а голод! И мы с Черным, как две обезьяны во время грозы, сидели на дереве и тряслись, понимая, что теперь мы вряд ли спустимся на землю к этим людям, вряд ли мы сможем.
Вмиг обнаженный был разодран на куски и сожран буквально живьем (хитрые его соплеменники, так высокопарно изъясняющиеся, с ловкостью людоедов со стажем перерезали ему сухожилия и мышцы так, чтобы жертва была обездвижена), но все же еще орал, когда они, сыто урча, утирая окровавленные морды, отходили от его изуродованного, с выпущенными кишками, тела. На останки тотчас навалились те, кто был всего лишь добычей, и скоро вопль стих. Охотники подобрали свои трофеи и уходили из загона.
Охота была закончена.
– Редко случается столь удачный день, – глубокомысленно заметил один из охотников.
Сколько мы еще провисели на этом дереве – не ясно; голова моя кружилась, во рту пересохло, было горько, руки тряслись… такого мерзкого и в то же время простого зрелища я и вообразить себе не мог. Пожирают друг друга! Всех, кто голый, отдавая, однако, предпочтение соплеменникам. Вкуснее они, что ли?
Словом, тупое мое оцепенение еще не скоро меня оставило. Да оно и не оставило бы, если б снова не появились эти дикари – на этот раз они несли червей в кормушку. Они пришли напрягать свои силы и трудиться, блин…
Все было тихо и обыденно.
– Эй, уроды!
Крик, как удар молнии, поразил не только дикарей, но и нас. Чистейший пакефидский выговор, ну, надо же! Ур, выглядывая из листвы настороженно, на глазах менялся, исчезала его нарядная чешуя, он цеплял свое гладкое лицо. Говорящий человек в этих краях, пронеслось в его голове, вдруг, одновременно с нами! Странно…
– Пожиратели тухлятины! Жабы безобразные! Твари безмозглые! – не унимался неизвестный абонент. Какой замечательный, культурный, высокообразованный человек! Какие ласкающие слух слова он знает! Как приятно его слушать! А какой голос – где уж певцам до него!
Меж тем дикари, позабыв о расползающихся тошнотворных червях, вели себя как одержимые. Задрав рыла к небу, сыплющему на них проклятья, они падали на четвереньки и завывали, как собаки на покойника, пуская слюни. Они жалобно повизгивали, подпрыгивали, скребли землю когтями, а небо отвечало им злорадным хохотом.
– Обезьяны краснозадые! Ишаки вонючие! – надрывался кто-то наверху… Да где же он?
Ур, казалось, не разделял нашего восторга. Чешуя его, наконец, потускнела, исчезала – он снова надел свою красивую гладкую маску.
«Сссстраннно, – прошипело в моей голове. – Ещще один человек здесссь, вместе с нами? На нашем пути? Именно там, где мы должны перебраться? Хм… Он словно нарочно нас тут дожидается. Совпадение?»
«Может, он давно тут?»– предположил я. Ур помолчал немного.
«Тогда это странно вдвойне, – ответил он, наконец. – Долго тут может выжить лишь очень сильный человек. Тренированный; подготовленный…нет; тут что-то не то. На нашем пути человек… он не просссто так, нет. Не выдавайте меня. Скажите, что мы забрели сюда по глупости своей».
Черный внимательно смотрел на Ура; кажется, Ур давал какие-то указания Черному, а сам уходил в тень, прятался в листву. Он человек более опытный, чем мы. Видно, хотел посмотреть со стороны, проанализировать, так сказать, ситуацию, оставаясь незамеченным.
Черный рванул наверх, чтоб над листвой взглянуть на анонимного доброжелателя дикарей, и я последовал за ним.
Над деревом, на вольном воздухе, было не так влажно и душно, но все же жарко. Визжащих дикарей внизу уже не было видно, зато объект их вожделения – отлично.
С юга к загону подступала скала, так густо оплетенная зеленью у подножия, что поначалу мы приняли её за сплошную стену деревьев. В десяти – двенадцати метрах над землею оно образовывало удобный козырек толщиной метров в пять, и на нем приплясывал довольный и злобный человек, при виде которого дикари пускали слюни. И не мудрено – мужчина расплясывал у них перед глазами почти голый. Одни штаны до колен прикрывали его вожделенную и вкусную наготу, и солнце блестело как золото на гладкой и постной грудинке… приплясывая, он время от времени поворачивался к зрителям задом и скидывал штаны, отчего зрители страдали безмерно, и, глядя на аппетитную загорелую задницу, били себя кулаками в гулкие груди и рыдали, стирая с подбородка густую голодную слюну.
Несмотря на весь трагизм ситуации, мы с Черным не вынесли испытания и захохотали. Ур незримо присутствуя рядом, данной сценой тронут не был.
Наш гогот подействовал на незнакомца как удар молнии: он торопливо рванул штаны, натягивая их на голый зад, запутался в них и на миг исчез из виду (сдается мне, он просто упал в густую зелень).
Через миг его взлохмаченная голова показалась над качающимися лопухами листьев.
– Эй, вы кто такие?! – завопил он, и глаза его были круглые как блюдца.
«Вррреттт, сссука, – по-суфлерски свистел голос Вэда в моей голове. – Я чувсссствую, как он напрягся. Он не ожидал насс так ссскоро….»
«Ты уверен?!» – бухнул Черный. Тут у меня глаза сделались ничуть не меньше глаз незнакомца, и мы весьма гармонично смотрелись друг напротив друга с вытаращенными глазами.
Голос виртуального Черного в голове звучал не так, как голос Вэда. Казалось, он говорит с усилием, из последних сил вываливая фразу, всю сразу, торопливо, словно на следующую ему уже не хватит сил. Это Ур его научил?! Как ему это удалось?!
Ур продолжал скрываться в ветвях; словно хамелеон менял он свой вид, и вместе с гладкой кожей, скрывающей его чешую, в чертах его лица появлялось нечто такое, что заставляло меня напрочь о свободном, опасном и высокомерном высшем существе, коим Ур являлся по сути своей. Словно тонкая незаметная пыль на зеркале, словно патина, в чертах его лица появились настороженность и страх; теперь ни за что и никто не поверил бы, глядя на Ура, что он не трусоватый брезгливый красавец, растерянный, ошеломленный, расстраивающийся из-за попорченной прически. Его глаза, хитроватые, немного испуганные, бегали по сторонам, а заискивающаяся улыбка словно говорила : «Я сдам всех с потрохами при малейшей же возможности, если это поможет мне уберечь мою драгоценную шкуру! Я ничего не имею против вас, правда-правда, но жить очень хочется. Так что не взыщите…» Пожалуй, та смесь чувств, которую Ур нацепил вместе с кожей, маскировала его больше, чем что-либо иное. Потому что мало кто из людей маскировался подобным образом; выказывать свою слабость, страх? Это не в человеческой природе; слабый подвергается атаке в первую очередь. Да и выглядеть ничтожеством в глазах кого бы то ни было хоть на малый срок – на это мало кто согласится. Ур не боялся этого.
Ему было плевать на мнение всего мира. И, думаю, даже если б мы все начали показывать на него пальцами, он усмехнулся бы, повернулся бы к нам спиной и жил бы дальше, руководствуясь только своими желаниями и доводам только своего разума.
Неизвестный, таращась на нас, чесал свои черные лохматые патлы обеими руками. С первого взгляда его можно было бы принять за эшеба. У него было тонкое, продолговатое лицо с характерными для этой расы чертами и прозрачными зеленовато-карими глазами; смоляные густые волосы, порядком отросшие, лохматые, были отсечены, по всей вероятности, ножом. Кожа загорелая до черноты, но сохранила оттенок зрелого теплого меда, присущий только коже эшебов; что, как не это, свидетельствует о том, что он провел здесь очень много времени?
Незнакомец был строен и тонок, даже хрупок, и если бы я увидел его сзади в толпе, я бы подумал, что он, скорее всего, еще совсем юный мальчик, а меж тем он был уже зрелым мужчиной. Так что строение его тела говорило о том, что он, скорее всего принадлежит к хорошему древнему роду. О том же свидетельствовало и единственное украшение на нем – эшебская серьга в ухе, из черненого серебра, выполненная искусно и с большим тщанием.
Серебро само по себе, может, и не очень дорогой металл, но эта вещица была просто произведением искусства, и, думаю, ювелир взял дорого за свою работу.
На левом плече незнакомца, спускаясь на грудь и обвивая руку до локтя, чернела искусная красивая геометрическая татуировка, что-то в виде лиан и стилизованных цветов. Такими татуировками украшали себя юго-западные племена эшебов, живущие по эту сторону гор Мокоа, в Мирных Королевствах.
При более внимательном изучении его внешности я заметил много деталей, говорящих в пользу теории Ура о том, что неизвестный тут нас поджидал – или кого он здесь стерег, уж не знаю.
Костюм его был прост и незамысловат – штаны до колен из выгоревшей, выстиранной, выцветшей ткани неопределенного цвета, держащиеся на ремешке из потертой кожи, плетеные сандалеты из растительных волокон на ногах.
Его кожа была темной, чистой, но без укусов и воспалений – значит, местные насекомые, с таким удовольствием кусающие нас, его почему-то обходили стороной.
А ведь на то, чтобы найти растения, грязи, глину, запаха которых не переносят местные кровососы, и приготовить из них хорошее снадобье, нужно время. Не так ли?
И плюс запах – ветер донес до меня стойкий запах, такой же едкий, какой исходил из горячих источников, расположенных здесь. Неизвестный вытравливал заразу, купаясь в горячих источниках. По-моему, даже на сгибах его одежды были заметны кристаллы солей.
Он славно подготовился к жизни в этом недружелюбном крае и неплохо тут устроился!
– Мы путешественники, – ответил Черный нахально. – Заблудились.
– Путеше-ественники?! – протянул неизвестный насмешливо, разглядывая горящий на солнце обруч на голове Черного. – И как же вы сюда… припутешествовали?
Вопрос был резонный; потому как, напомню, место это было изолировано от мира, и не слышал я, чтобы сюда вели хоть какие-нибудь тропинки!
Черный, однако, не растерялся под хитрым взглядом неизвестного; задрав свой курносый нос, он сунул руки за пояс, отчего драгоценные камни и серебро на нем еще ярче заиграли на свету, выставил вперед ногу в роскошном сапоге (который явно не знал ни луж, ни камней дорожных…) и ответил вызывающе:
– Ровно так же, как и ты!
Незнакомец хихикнул; в голове его вихрем промчались мысли о том, что Черный ведет игру, и довольно глупую игру. Бесполезную. Потому что он, незнакомец, о нас все знает.
– Ну ладно, раз так, – протянул он, разглядывая мою физиономию. Думаю, в этот момент я выглядел полнейшим идиотом, потому что взгляд незнакомца, скользнув по моему лицу, остался совершенно равнодушен к моей персоне. – Айда, поговорим…
– А эти? – Черный кивнул вниз, на сходящих с ума дикарей.
Они носились кругами вокруг деревьев, оглашая подлесок жалобными воплями, а один даже с остервенением грыз выступающий из земли корень.
Незнакомец с презрением глянул вниз и сплюнул, ни в кого, впрочем, не целясь.
– Да чихать на них, – ответил он холодно. – Поорут и успокоятся. Не беспокойся; в их тупые головы не придет и мысли, чтобы взобраться на дерево за тобой. Помолчим немного, и они уйдут.
Незнакомец зло, по-звериному, рявкнул что-то вниз, на аборигенов, на непонятном мне языке и уселся, намереваясь переждать некоторое время, и его не стало видно в густых зарослях.
Несчастные аборигены, лишенные даже вида своего излюбленного блюда, тут же перестали так тошнотворно выть. Парочка из них уселась под скалой, задрав вверх голодные злые глазенки, в которых все же рисовалась нечеловеческая надежда. Остальные деловито начали выискивать крепкие палки – им ведь предстояло транспортировать свою добычу.
Ур, все еще таясь в листве, лишь качнул головой. Видно было, что он оценивает ситуацию и, возможно, видит и понимает то, чего не видим и не замечаем мы.
«Спрошу, сколько он тут», – отрывисто произнес Черный.
– Эй! – тут же зашипел он, стараясь не привлекать себе внимая дикарей, которые разбрелись по подлеску. – Эй!
Лохматая голова незнакомца снова появилась над качающейся зеленью.
– Сколько времени ты тут живешь? – шипел Черный. – Ты хорошо изучил местных.
Незнакомец наморщил острый нос.
– Не так уж долго, – уклончиво ответил он. – Может, что-то около месяца. Этого достаточно, чтобы изучить их тупые, пустые головы.
«Вреееет, – тут же пропел Ур в моей голове своим свистящим завораживающим голосом. – Они не такие уж идддииооты… они ловко ловят зверей себе на обед. Мооогут и на нассс устроить ловушку…»
Он скользнул вниз, больше не таясь от незнакомца. Его синие глаза внимательно разглядывали возящихся внизу дикарей, но густая листва скрывала их от его взгляда.
