Текст книги "КИНФ БЛУЖДАЮЩИЕ ЗВЕЗДЫ. КНИГА ВТОРАЯ. СОЗВЕЗДИЕ ПАКЕФИДЫ (СИ)"
Автор книги: Квилессе
сообщить о нарушении
Текущая страница: 36 (всего у книги 44 страниц)
– Так я о Сером Демоне говорю! О демоне с бесцветными глазами, которые Торн просвечивает до самого дна, а если нет света Торна, они темны, как провал в земле! Говорят, он часто является в Чашу, и всегда странствует один, и никто не знает, куда он направляется! Только люди, с которыми он встречается, всегда погибают! Все! Я один уцелел – и то ценой проклятья! Я болен и отравлен, но все же жив! – тут я усмехнулся, подумав, что это очень удобно – свою слабость списать на сероглазого демона. – Эти вещи он мне оставил; смотри, как хороши они! Говорят, они приносят удачу, лихую удачу, – интимно и соблазнительно шипел он, и его лицо дрожало мелкой отвратительной дрожью.
– Мне совсем не интересно выслушивать твою исповедь, – я брезгливо отодвинул его локтем, опасаясь, как бы он не накапал мне слюнями зашиворот. – Если есть что показать – давай! Демонов я не боюсь; а скоро, думаю, и сам черт не будет знать, где мы.
Купчина молча повиновался.
В свертке оказалось совсем немного вещей; видимо, жадный хитрец все-таки сумел выгодно избавиться от большинства подарков демона, разрекламировав их как магические амулеты.
Только-то и было в узелке, что круглая шапочка из шкурки ящерицы, кажется, даже немного поношенная, черные тупоносые сапоги, блестящие колючками – вот странное совпадение! И размер подходит… – книга в добротном крепком переплете с окованными медью уголками да странная маска.
Ну, в общем-то, это была просто маска, из черного бархата, порядком запыленного, но когда я её встряхнул, она засверкала мелкими камельками черных камешков, украшающих её; а на месте глаз были искусно вставлены разноцветные камешки.
Сердце мое замерло. Что это?! Для чего была сделана эта маска?! Для кого?! Для слепца – и нашли её мы, именно в от момент, когда она нам явно пригодится?!
– Зачем она? – произнес я, вертя её в руках и так, и сяк. Купчина лишь пожал плечами.
– Она красивая, – ответил он, – и только потому я взял её, хотя нужно было бы прежде подумать о том, что навряд ли найду я богатого слепца, который захотел бы носить её. Да и к чему слепцам красота? Они все равно не в состоянии оценить её.
– Возможно, она сгодится моему другу, – медленно произнес я; голов моя шла кругом – а все оттого, что в свете лампы, которую купчина услужливо удерживал над моей головой, я как следует рассмотрел и книгу, положенную когда-то давно в сундук скупца, и с тех пор дожидающуюся меня…
Бумага в этом мире дорога, да и умельцев писать и читать немного сыщется…
На тисненой коже переплета я рассмотрел картинки, красивые, искусно выполненные картинки. Мастер, что хотел увеличит стоимость книги, украсил ими весь переплет; так часто делают, изображая бытие какого-нибудь местного героя или святого.
А тут не было святых!
Тут были мы с Черным – в этих маленьких человечках невозможно было разгадать наших черт, но флаги, наши флаги!
Тот, кто оставил это, таинственный серый человек, он оставил это специально для нас. И уж он-то постарался, чтобы мы поняли, что это – нам…
Ур тоже это понял; как бы ни хотел купчина скрыть от него, что впаривает мне демоническую контрабанду, за которую светил мне срок в обители всех самых злых духов этого мира, ему это не удалось. Ур же не слепой; кроме того, заметив мою оторопь, он просто бесцеремонно влез в мои мысли и пролистал их. Как книгу.
«Ктоооооооо, – пропел его змеиный голос в моей голове, – ктооооооооо мог оссставить это тебе?!»
Я раскрыл книгу; она была чиста – простая толстая тетрадь в крепком переплете. В ней не было написано ни сказок, ни легенд. Она только ждала пера, что распишет её удивительной историей.
Но все же три фразы в ней были вписаны.
«Сталь становится смертоносной, если Зед хоть пальцем прикасается к клинку».
«Не слушай подсказок; слушай лишь себя».
«Не двое, но двое на двое».
Это была моя рука, без сомнения! Я узнал бы свое письмо из тысяч других! Это мои круглые буквы, и завитые для красоты хвостики конечных букв, это моя привычка делать изящные росчерки на полях в момент раздумья!
Это я писал.
Получается, я… сам оставил себе это?!
Я писал это не в спешке, нет. Буквы были ровны и четки, словно я написал это, удобно сидя за столом, как следует обдумав и выписав так, чтобы не было ни ошибок, ни неправильного толкования.
Но что это значит?! Как?!
– Как выглядел человек, что оставил тебе эти вещи? – произнес я, разглаживая бумагу. Мне казалось, она еще хранит запах чернил.
Купчина пожал плечами:
– Да никак; невысокого роста, в сером плаще, сшитом из кож толстых змей. И лицо такое… серое. Не запомнил я. К тому же, он прятался под капюшоном – я еще подумал, что, верно, он удачливый вор, коль спер такие дорогие вещи, – купец заглянул в книгу через мое плечо и ткнул пальцем в написанное. – Видишь, здесь кто-то начал писать. Написано на благородном наречии – значит, богатый и благородный господин записывал тут свои мысли. Одно я лишь запомнил – это глаза его, похожие на твой камень, темные, как колодец, но прозрачные, пронизанные светом Торна и молний до самого дна. Бррр, жутко он смотрел! – верно, явление сероглазого демона в жизни купца было настолько ужасное событие, что оставило на его сердце неизгладимый след, как некое горе, гнетущее цветущих когда-то людей. Чем же демон мог так напугать купца? Напротив, вон он как щедр был с жадным человеком, надарил ему кучу дорогих вещей, которые купец теперь продает так задорого…Наверное, уж тем, что сказал, что в следующий раз придет за ним самим, и может это случиться в любой час… наверное, это был очень злой, жестокий демон…
– Это ничего, – медленно ответил я, закрывая книгу. – Я возьму её. Думаю, нечего мне опасаться владельца этой вещи.
– Хм… ты думаешь! Тут сказано о некоем Зеде, мастерски владеющем мечом. Что, ежели книгу у него украли? Он может узнать её – вещь-то дорогая, броская! – да и отомстить
– Не станет он мне мстить, – произнес я. – Дело давнее…
Меж тем снаружи раздались какие-то крики, возня, звон оружия, вопли. Ур встрепенулся, обернувшись к выходу, и странный укуренный хозяин моментально оказался меж ним и выходом из шатра.
Теперь вместо кальяна в его руке была кривая сабля, и он скалил коричневые прокуренные зубы.
– Сссука, – изумленно произнес Ур, – ты что задумал?!
– Спокойно, мой уродливый друг, – покачивая своей саблей, произнес купчина. – Не торопись так! Не то я лишь присвистну – и вашего слепого товарища разорвут на куски. Это Мир Чаши, дорогой. Тебе ли не знать, что за люди здесь живут, как и то, что здесь не место ущербным и калекам?
– Подлый говнюк, – почти с восторгом произнес Ур, – да ты ограбить нас захотел?! И отнять скары?! Неужели тебе камня мало?!
– Не мало, мой друг; плата более чем щедрая и достойная. Но за глупость свою люди платят стократ.
– Как и за чрезмерную жадность, – послышался спокойный голос от входа, и Айяса, подобно змее, скользнула, и улеглась на плечо купчика, прижавшись интимно к его жирной дряблой шее и задрав его подбородок. – Ты отчего решил-то, что я защититься не смогу, а?
О ужаса у купчины глаза чуть не вывалились из орбит.
Это был Черный; босой и встрепанный, в совершенно расползшемся по швам костюме. Лезвие Айясы было перепачкано кровью.
Та-ак… повоевал, значит, уже.
– Ты же слеп! – прошипел купец таким голосом, словно его вот-вот удар хватит. Его темное лицо стало багровым от прилившей к нему больной, отравленной крови. – Я сам видел, как ты тычешься лицом, как слепой кутенок…как ты.?!
– Подумал, что никто не заметит, что ты дал знак своим гориллам напасть на меня? – ласково и очень зло одновременно произнес Черный, еще сильнее прижимая лезвие к рыхлой шее. – Твои слуги мертвы, скотина.
И Черный поведал нам такую историю:
Стоило нам исчезнуть за пологом торгового шатра, как рядом с машинам тотчас появились некие типы. Словно бы зеваки; они ходили вокруг, раскрыв рты, и таращились на скары, ни слова не говоря – верно, проверяли, среагирует ли на них слепец. Может, он запаху ориентируется? Или на звук научен бить?
– Хотя от них так воняло твоим поганым дымом, – насмешливо заметил Черный, Айясой заставляя купчину танцевать на цыпочках, – что там и зрячий бы учуял бы за милю.
В том, что он – слепец, они не сомневались. Один из них даже нагло рукой у лица Черного, и тот в изумлении моргнул два раза – но из-за черной повязки на его лице они того не заметили.
Итак, они ходили кругом и пялились – можно было б и в самом деле подумать, что это праздные зеваки. Но Черного, который сколотил свой первоначальный капитал на базарных боях честным жульничеством, не проведешь! Он сразу понял, что они хотят его обобрать.
Коллег по цеху он еще тогда научился шкурой чуять.
И вот ходят они; да они б давно угнали скары, если б чертов слепой не связал их рули веревкой – какая редкостная слепая скотина! – да еще б и не уселся сверху, как последний подлец!
Катаны в его руках они не очень испугались; все-таки, они были зрячие… но все же для чего-то же он её взял?!
Да если и просто махнет на голос – не ровен час, достанет!
И они решили его сманить с его насеста, тем более, что слепец казался им совсем юным мальчишкой. Плюс пояс его – о-го-го! Глядя на это сказочное сверкание, мошенники чуть не окосели, и челюсти их стали такие неподъеееемныееее….. – да это круче скаров! Можно сманить этого тупого слепого вниз, на землю, раздразнив, а там поставить подножку, и уронить на землю, и поясок стащить…
Ой-ой. Чего он только не наслушался, бедный Черный!
Жалкий драный мальчишка, исцарапанный, остриженный и босой – жалкий слепой засранец, он, наверное, и одежку свою снял с протухшего покойника, в канаве?! От него так воняет, что его даже сикринги не стали есть?
Черный завелся с пол-оборота.
Когда он соскочил со скара, один из злоумышленников разрубил в один взмах веревку, которой были опутаны скары, и уже вскочил в седло. Второй, бегая кругом, дразнился, отвлекая Черного на себя.
Черный понял, что сглупил, и поспешил исправить положение. Содрав с ноги сапог – благо, тот размок и просто болтался на ноге, – Черный метнул его в голову тому, что уже сидел на скаре. А сапог в руках Черного пострашнее томагавка в руках индейца на тропе войны…
Получив по затылку, мошенник потерялся и рухнул прямо под ноги поднявшемуся было скару – и тот, оставшись без управления, тотчас ноги сложил и завалился сверху, придавив человека.
Второй почуял, что дело худо; слепец с плотной черной повязкой на глазах каким-то образом мог видеть! Но было поздно. Черный двумя скачками подлетел к злодею и вспорол ему грудь до самого пояса, выпустив на землю кишки и кровь. Придавленному он хладнокровно отсек голову – вот, наверное, он удивился напоследок!
Собравшиеся было зрители брызнули в разные стороны; никто больше на скары не претендовал. Уж больно странный и страшный был этот зрячий слепой.
Мы вытолкали купчину на улицу, к отвоеванным Черным скарам. Под одним из них и верно лежал обезглавленный труп, и скар словно бы сжимал его своими хищными металлическими лапами.
– Каков подлец, – произнес со смехом Ур. – Тебе разве никогда не говорили, что твоя жадность не доведет тебя до добра?!
Черный, взобравшись в седло скара, невозмутимо натягивал приобретенные нами вещи, ничуть не стесняясь нечаянные зрителей.
– Как раз в пору, – произнес он, притопнув ногой в новом сапоге по поверженному телу.
– Что станем делать с этим? – спросил Ур брезгливо; сдается мне, они были давними знакомыми, эти вор и мошенник, но ни разу мошенник не пытался лишить вора жизни – а иначе как описать то, что он хотел с нами проделать?! Оставить без средства передвижения в голой пустыне – все равно что ноги отрубить.
Черный, натянув чистую льняную нижнюю рубашку, вытер клинок скомканным грязным бельем. Наш молчаливый разбойник почему-то был напуган не меньше незадачливого торговца. Он натянул на голову капюшон и проворно вскарабкался в седло. Обсуждать судьбу этого человека – при наличии парочки обезображенных трупов – он не хотел.
Ур презрительно плюнул в сторону мошенника; трясущиеся жирные щеки наркомана, покрытые болезненной испариной, родили в его сердце брезгливую жалость. Ничтожное, больное существо; этот купец – просто жалкая развалина. Он казался мне пустым изнутри, выеденным червями. Они пожирали его, медленно гася жизнь в его теле, и он знал это, не мог не знать, не мог не чувствовать приближения грубой гнусной грязной смерти, которая заставит его блевать собственными кишками и утопит в его собственной гнилой крови. Жить ему оставалось мало; может, он умер бы еще до того, как мы достигли бы края Чаши.
И все же его неуемная жадность, что была сильнее его немощи, сильнее сжигающий его болезни, шептала ему: убей! Отними! Сделай своим!
Невероятно.
Я надел круглую шапочку на голову и натянул капюшон плаща. Глянул через плечо на трясущегося толстяка – и отвел взгляд. Смотреть на него было неприятно, просто отвратительно. Все равно, что вляпаться рукой в чужой плевок…
– Да черт с ним, – ответил я. – Все равно – сдохнет скоро…
И тут купчина наш, до того трусливо озирающийся, вдруг завизжал не своим голосом и рухнул на колени. Черный даже вздрогнул и уронил новую куртку, ругнувшись.
– Это ты! – визжал купчина, показывая на меня пальцем, выписывающим кренделя в воздухе. – Это ты был! Серый Демон! Я узнал тебя! Двадцать лет назад ты пришел ко мне и оставил свою книгу! Это твои серые глаза! Я не спутаю их ни с какими другими!
Его вопли привлекли внимание людей; попрятавшиеся было от страшного слепца, они снова повысовывались из-за тележек, привлеченные магическим «Серый Демон».
– Что он несет?! – удивился Черный, торопливо натягивая куртку.
Тем временем торчок, этот чертов идиот, выкуривший свои мозги, довольно резво поднялся с колен. Лицо его было абсолютно ненормальным.
– Демоны! – выпалил он, ткнув в нас трясущимся пальцем. – Проклятые демоны! Демоны пришли в Чашу! Они снова принесли смерть! Демоны! Он говорил мне, что они втроем придут за моей душой, и тогда смерть всем в Чаше! Они пришли убивать, серый, черный и красный демоны! Смотрите, люди – это же они! Слепой черный демон – это сама смерть! Все это время я хранил у себя его глаза! А теперь серый демон вернул ему их, и он нас всех увидит!
О том, что он сам задорого продал глаза предполагаемого Черного деона – смерти кому попало, купчина благоразумно смолчал. Молодец, толстый, чо.
Кажется, это была уже истерика пополам с наркотическим бредом; толстяк, воздев руки к сияющему Торну, что-то выкрикнул еще, уж совсем нечленораздельное, и кинулся прочь от нас, расталкивая людей.
– Сероглазый страшный демон! – вопил он. – Демон!
Медленно снял я лук; обезумевший торговец почти потерялся в толпе – люди, встречающиеся ему, останавливались, как вкопанные, и своими телами закрывали его от меня… никто не осмелился бы стрелять, уверенный, что не попадет в нужного человека. Но я словно не видел других. Для меня он был один.
– Серый Демон пришел за тобой, – процедил я, и пустил стрелу.
Я попал; я не мог не попасть, и торговец, взмахнув руками, пузом завалился вперед, взмахнув руками и все еще что-то крича.
– Зачем?! – удивился Черный. Он избавился от грязной черной повязки, и надел свою щегольскую маску. Искусственные блестящие глаза казались настоящими, и взгляд их был зловещ.
– Потом, – коротко бросил я, торопливо вскакивая в седло. – Скорее! Нам надо скрыться! После я все объясню!
Ур ничего не спросил; для него было очевидно, как день, что я теперь главная фигура в этой партии.
Скары проворно перебирали суставчатыми ногами, увлекая нас вглубь высушенной холодом пустыни, и холодный ветер, прилетевший из самых отдаленных глубин черного Космоса, трепал одежду и волосы.
Все молчали – не было лишних вопросов; никто не мешал мне в расчетах – в моих первых расчетах, которые я начал неумело, неловко, медленно, но максимально тщательно.
Итак, исходная точка – я знаю, что я Расчетчик. И могу повернуть дело так, как оно мне вздумается. Надо лишь просчитать пути, которыми пойдет мир, если мы свернем в сторону…
А мы свернем, видит Слепой Пророк!
В книге моей, где я записывал наши с Черным подвиги, наверное уже появилась запись, которую я не делал. Это были инструкции от Айрин, о том, куда следует идти, в точности до дней, до часов, до минут. Она считала и вела нас – как она думала. В суматохе последних дней я позабыл об этом, и наверное, мы уже нарушили не одну, и не две инструкции. Само по себе это было не страшно – теперь я это понимал, потому что знал, что наш поход нарочно затянут во времени, и можно было бы наверстать упущенное. Для Айрин мы были всего лишь испуганными мальчишками, вляпавшимися в неприятности, которые изо всех сил постараются выкарабкаться из гущи событий – а события назревали будь здоров!
Она не разглядела во мне расчетчика; до сей поры я умело маскировался – даже от самого себя, – и покорно шел за Черным, который кидался в любую драку, которая даже могла бы быть его последней. Я искренне полагал, что он своей силой вытянет нас из любой передряги, и совершенно выпускал из виду, что сам, одним своим словом, мог потушить любую из этих передряг.
Она этого не увидела, этот ограниченный – ха-ха! – узкоспециализированный расчетчик.
Поэтому она нас вела так, как хотелось ей, и к той цели, что она сама преследовала, думая, что мы пойдем и встанем, важный, но крохотный винтик в машину, в самое нужное место – но нужна ли эта цель нам?
Вопросы, вопросы, и ни единого ответа…
Из слов купца я понял, что я – именно я! – неоднократно стану посещать Чашу, прыгая во времени, и всякий раз стану уводить с собой человека, мешающего моим планам. Убивать? Нет; вряд ли. Скорее, я стану расставлять их на те места, что сам им изберу. Стану раскидывать их по пространству и времени, чтобы они никогда не встретились – или встретились, но не здесь и не сейчас.
Для себя я оставлю эту новую книгу с инструкциями – я еще не знал, что они означают, но это меня беспокоило мало. Придет время – и я разгадаю их. Одну уже разгадал – «Не слушай подсказок; слушай лишь себя». Это означало, что я не должен следовать инструкциям Айрин. Для такого поведения должна быть веская причина, очень веская! Книгу с её записями я закрыл на замок и убрал подальше; сейчас читать её небезопасно; когда-нибудь потом, когда мы выйдем отсюда, и все это станет неважным… когда-нибудь…
– Куда? – спросил Ур когда мы отъехали на достаточное расстояние от поселения людей. Людей… Ха! Я рассмеялся своим мыслям, и сам удивился, какой странный и злой смех у меня вышел. Словно Серый демон смеялся. Серый демон… бррр! В голове моей началось смешиваться все, сливаться воедино то, что уже произошло и чему только предстояло случиться. Наверное, я много повидаю и узнаю, если знания эти сделают меня циничнее, а сердце – беспощаднее и жестче, и я стану смотреть на людей пугающим их взглядом, и обещать им такие вещи, от которых они начнут медленно убивать себя – лишь бы я не добрался до них своими беспощадными злыми руками.
И это говорю я – добряк с невинными голубыми глазами и наивным детским лицом?! Черный всегда смеялся и называл меня безупречным моралистом… он вечно защищал меня и поражался тому, что я боюсь лишний раз поранить человека… Черный Алмаз, его не так легко разрубить сталью, он слишком жесткий для её закаленных зубов… Сталь не станет его целовать, нет…
– Да что с тобой?! – голос Черного Алмаза звучал испуганно; он не боится за себя, нет. Он в силах вынести все, крепкий и упрямый. Его слабое место – это я, его добрый слабый друг, мягкое место в его безупречном алмазном сердце.
– Он подвис; он считает, – монотонно ответил Ур. – Обращение надо делать скорее. Его способности развиваются быстро; или они созреют, или исчезнут совсем.
Я смотрел на Торн, и он многократно вставал в моих видениях – огромный, тяжелый и мертвый, освещая мой путь. О да, говорил он, я сохранил людей, прикрыл их своим телом – и теперь только ты, Юный Торн, с ними можешь поговорить. Они вечно ссорятся и дерутся; они не уступят один другому! Как же они надоели мне…
Пустынные поселенцы… Жалкие подобия людей! Падальщики, поселившиеся на остове великой цивилизации, влачащие жалкое существование! Всяк мнит себя невероятным и необыкновенным, но истинно важных фигур тут единицы. Разбойники, так напугавшие нас в начале – полуголодные твари, сумрачные животные, крысы, падальщики, разодетые в пух и прах, питающиеся костями и объедками… они слишком трусливы, чтобы жить в большом мире, где их в любой момент подвесят за ноги за их сомнительную профессию, ха! Они лучше спрячутся за высокие горы Чаши и станут голодать и обирать случайных путников, чем сразятся с королевской стражей границ любого из существующих государств. Вот их настигнет Серый Демон… потом… поперережет их всех, до единого!
– Так куда? – повторил свой вопрос Ур; его слова дошли до моего сознания, и я лишь мотнул головой:
– Не знаю; вижу катакомбы, длинные коридоры из кирпича… из красного кирпича, с которого отвалилась штукатурка. Это старое место. В двери и окна смотрит свет. Туда.
– Я знаю это место, – ответил Ур удивленно. – Это заброшенный город. Ты уверен?
– Да.
Зачем мне это полуразрушенное строение?
Не знаю; знаю лишь то, что там у меня будет достаточно времени, чтобы разобраться во всем.
– Зед, держи его! Он завис!
Рука Черного хватает меня под локоть, и скары наши несутся бок о бок, ловко переставляя суставчатые ноги, чтоб не уцепиться друг за друга.
– Надо скорее, – повторяет Ур, и я снова погружаюсь в видения и хаотичные обрывки событий, прошлого и будущего, перемешанные в одном котле…
…В катакомбы мы приехали… вечером? Утром? Торн все еще светил на небе, завалив его все своей начавшей тускнеть тушей. Длинную дорогу бок о бок Эрна и Торн проделали вместе, длинную, и когда ночь прошла – или только началась, не помню… – мы скрылись от его назойливого присутствия.
Черный помог мне спуститься со скара – я свалился ему на руки, как мешок с тряпьем, – и на руках отнес меня туда, в спасительную темноту.
В темноте я начал видеть; я видел сухие старые стены, которые тоже начало разрушать время, и блестящие фальшивые глаза Черного.
Увидел я и странный зал, квадратный, белый – на стенах сохранились белые панели, порядком испачканные и закоптевшие, но все же белые, цвет еще угадывался сквозь вековую пыль.
Несколько кресел в нем – на одно из них опустил меня Черный, и я ощутил, что тело мое горит огнем.
Возник Ур – он наскоро обследовал меня и что-то говорил Черному о потрясении, которое активизировало мой мозг, и о Времени.
Да! Пора!
– Мне нужны вы оба, – произнес я через силу. Я очень хотел, чтобы они поняли меня, и не приняли мои слова за бред, в смешении настоящего и будущего. – Мне нужен ваш разум. Коли сыворотку, Вэд. Вы оба тоже должны принять её, и я возьму… – я с трудом подбирал нужное слово для того мыслеобраза, который висел перед моими глазами. – … я возьму ваши знания. Мне нужна связь… связь… А потом я начну считать. Мне нужны данные прошлого и будущего – их дашь мне ты, Вэд, – и настоящего. Их даст мне Зед. Будьте рядом со мной.
– Это опасно! Мы все подвиснем, и нас могут найти – народ слышал, что купец называл тебя Серым Демоном! На тебя уже наверняка объявлена охота!
– Будьте со мной, – повторил я настойчиво, из последних сил. Разум мой растворялся
И Вэд – или Ур? – вырвал чешуи со своего плеча, и в мой рот налил сыворотку, которая окончательно перемешала мой разум с тем, что еще не случилось, и что навряд ли случится.
Последнее, что я видел – это стеклянный взгляд Черного, который лежал на кресле рядом, и его рука держала мою руку….
====== 1.ПОБОЧНЫЕ ЭФФЕКТЫ. ЧЕТЫРЕ ВЕТВИ. ПЯТЕРО ПОД ТОРНОМ. ======
1. Где.
Снова дул пронизывающий ветер, и Торн вставал над долиной.
Я понял, отчего чутье мое привело нас именно сюда, в эти пустынные катакомбы. Я чувствовал, как над моим спящим бесчувственным телом гуляет ветер, а разум мой, отделившись от него, воспарил и слился с тем, что непостижимо, и зовется Разумом Мировым.
Раньше тут было сердце этого мира, этого города. Огромный замок-сталагмит, привидевшийся мне, сверкающий подобно дымчатому хрусталю на солнце.
Мой внутренний взор рисовал мне запустение и тлен, обломки – но разум Черного, сплетенный с моим, измененный странными препаратами, которые влил в нас Ур, показывал мне ту картину, что видели его глаза. Память земли… Память крови. То, что видел теперь он – это жило теперь в его крови, в его сущности, было частью его самого.
И то, что я принял за катакомбы, за подземные подвалы, занесенные песком и пылью, на самом деле было останками самой высокой башни, с верхней площадки которой когда-то открывался вид на весь город, от края до края. Мысленно следуя за памятью Черного, подошел я к высокому стрельчатому окну, сквозь разноцветный витраж которого лился свет, и у меня дух захватило от огромной пропасти, что разверзлась у меня под ногами. Отсюда и звезды казались ближе, словно до них и до земли расстояние было одинаковым…
Увидел я и падение этой башни – когда-то давно.
Стройная, изящная, словно шахматная фигура, выточенная из слоновой кости, многогранная, со стрельчатыми окнами, она долго сопротивлялась всем ударам Космоса, яростным ударам стихий, сухих магнитных бурь, шумящих над нею, когда облака разряжались страшными молниями в каменные остова. Они выкрасили её в грязный черный цвет; полопались все прекрасные витражи, и цветные осколки истерлись до состояния бесцветных стеклянных крупинок, и в оконные слепые проемы смотрел Торн.
Потом она сложилась, как карточный домик, и рухнула в сером облаке пыли. Её верхняя терраса, с которой люди когда-то любовались городом и звездами, неловко упала, и половина крыши тотчас превратилась в мелкое крошево. Половина осталась цела; долгие годы ветер и Космос обтачивали остов башни и присыпали страшные переломы пылью, вечной пылью, пока не уничтожили все намеки на былую красоту и величие, и не превратили – в подземные катакомбы…
Да, сюда я привел нас всех, и теперь в своем странном оцепенении глазами Черного видел не голый каменистый ад, а прекрасный ночной город.
Старый, прекрасный, брошенный город внизу, под горой, – такой, каковым его видел Черный, незримо присутствующий рядом со мной (я слышал его ровное дыхание), – весь словно прошитый блестящими нитями с нанизанными на них яркими шарами фонарей, был пустынным и покинутым.
Цветущие сады с тонкими деревьями, украсившими небо изящным переплетением своих хрупких ветвей, унизанными узелками-бусинами, фонтаны с разноцветными искрящимися струями, дома, беседки, хрупкие, как узоры на яичной скорлупе – все это было пустым и ничьим. Все стояло, искрящееся, волшебное, чудесное, словно ожидало чего-то, словно был канун самого прекрасного праздника…
– Что здесь было раньше? – спросил я, любуясь городом. Я знал, что ни Черный, ни Ур, принявшие вместе со мной сыворотку, ответить мне не смогут, но так же знал, что ответ я получу.
– Здесь был наш научный центр, – ответил мне ясный и спокойный женский голос. – Здесь вершились судьбы этого мира.
– Символичненько, – заметил я. – Значит, будем вершить.
2. Кто.
Мы стояли на этой площадке – пять человек, на несуществующей смотровой площадке, у огромных призрачных окон, которых давно уже нет, под Торном, который смотрел на нас сверху и ждал, что же мы решим и кому же все это достанется.
Мир, тот, к которому я привык – он оказался не так прост, о, нет! Словно незримые нити, опутывал его всеобщий разум. Мировой Разум; и незамысловатые мечты пастуха, и честолюбивые мысли будущего тирана – все они сплетались в общем котле, опутывая планету звенящей тонкой сетью. И все их слышали; только не осознавали.
Я – слышал все и всех, различал малейшие оттенки желаний и чувств каждого из живущих на этой планете, на всех слоях её реальности, а реальностей было много. Они наслаивались друг на друга, как многочисленные тонкие рубашки, как слои в коконе бабочки, и в каждом из них жизнь кипела, и каждый срез, каждый слой отличался от предыдущего, и в каждом мир жил иначе, чем в каком другом; и планета, окутанная живой мыслью – она походила на солнце с его растрепанными протуберанцами…
Разум всего мира спорил над тем, какой же из слоев достоин того, чтобы жить, и творить историю в Ветви Реальности, той, которая материальна и осязаема.
Дело было не в том, что эта планета была какой-то особенной, нет. Всякий мир особ по-своему; а этот мир – он был их домом.
Я был там, в той башне. С удивлением отметил я, что ничто во мне не изменилось, и Мировой Разум принимал и понимал меня таковым, каким я разгуливал по этому миру. На плечах моих, сверкая, была надета куртка из кожи лунной ящерицы, и на голове красовалась круглая маленькая шапочка, и даже плащ, похожий на кожистые крылья, был при мне.
В этом мире я был своим – не было смысла изменяться и маскироваться, мир знал, каков я на вкус, и принимал меня, и именно поэтому мне было дозволено собрать этот Совет, и потребовать объяснений от четверых моих оппонентов.
Первым был молчаливый краб-Паладин, незадачливый рыцарь-девственник Роман, оказавшийся весьма удачливым убийцей.
Он стоял, глядя на сверкающий город. Всемирный разум рисовал его так же в точности, каким я видел его в старом городе. Только теперь я уж ни за что не подумал о том, что он смешон и нелеп в своих громыхающих громоздких доспехах! Я видел каждую клепочку, обведенную слепяще-белым ободком, на его доспехах, я видел каждый ремешок, скрепляющий его наручи, его панцирь, всю его защиту, делающую его неуязвимым, как танк. И запах – ох, какой запах исходил от него! Всемирный Разум, верно, нажал на многие рычаги в моем мозгу, чтобы я понял, как пахнет от этого человека, чтобы я почувствовал эту жуткую, отвратительную смесь из запаха крови, железа и гари. Так пахнет убийство и война; краб был воином, зверем. Хищником. Он не знал любви – и даже не оттого, что ему нельзя было любить, а оттого, что он был рожден для другого. В его сердце было столько страстей, что место еще для одной просто не оставалось.
Рядом с Паладином стояла Айрин. Всемирный Разум видел её немного иной, чем я запомнил её во время нашей встречи. Она была одета в простое белое платье – странно, но она мне что-то напомнила, какие-то спутанные образы мгновенно пронеслись в моей голове, но я не разобрал, из прошлого они или из будущего, – застегнутое до самого горла. Её светлые волосы были гладко и аккуратно причесаны, не было ни нездоровой худобы, ни бледности. Теперь она, несомненно, походила на агента больше, чем то серое, угловатое, больное существо, каким мы встретили её когда-то. Теперь её можно было б назвать красивой. Красота её была в правильности черт, в ясности прозрачных чистых глаз, в спокойствии высокого лба и ровных бровей.
