Текст книги "Хроники Небес. Сломанный меч (СИ)"

Автор книги: Комиссар

сообщить о нарушении

Текущая страница: 26 (всего у книги 34 страниц)

– Вы своей жизнью обязаны корсару, – улыбнулся Де Адрил, дополнив опущенный Севередом момент. – У него одного был заряженный пистолет, хотя до сих пор никто не знает, зачем он притащил боевое оружие на святую землю... – Корсар только пожал плечами, упомянув о какой-то привычке. – Когда вы упали, он выстрелил в Респира и продолжал стрелять, пока не опустела обойма. Наверное, только это и помешало вас добить. – Де Адрил похлопал капитана по плечу: – Респир получил пулю и свалился обратно в салон, после этого аэромобиль сразу поднялся в воздух. Гвардейцы к этому моменту все-таки нашли несколько автоматов и открыли огонь, но не смогли его спустить обратно на землю.

– Все было заранее подготовлено, – все же нашел в себе силы заговорить Рокфор. – Наемники этого ублюдка напали сразу на несколько верфей. И у них там были свои люди, без сомнения. Увели несколько кораблей, а свидетели утверждают, что видели, как он сам поднимается на борт одного из них. Сбежал с острова, теперь его ищут, но вряд ли будут этим заниматься долго. У короля хватает и других забот, чтобы искать единственного... убийцу, – карийский феодал больше не мог сдерживаться, и, извинившись, вышел, едва сдерживая слезы.

– Четырнадцать кораблей, – подтвердил Северед. – Восемь у Гористаров, три с Камских верфей, одно торговое судно и еще один ваш фрегат, из тех, что стояли в охране «Сакрала». Напали даже на сам «Сакрал», но здесь мы смогли отбить нападение. Я боялся чего-нибудь подобного, но не мог представить, что решиться напасть на саму свадьбу, это идет против всех законов, божеских и человеческих. – Корсар покачал головой, все еще пребывая в шоке от увиденного собственными глазами: – Такое невозможно простить ни по одним законам, ни в одном месте, куда когда-либо заносила меня судьба.

– Никогда себе не прощу, что тогда отказался от вашего предложения, – прохрипел Эдвард, вспомнив предложение корсара напасть на Респира первыми, перебить его людей и убить его самого прежде, чем этот безумец натворит бед. – Но теперь я знаю, что должен делать. Как только встану на ноги... – Его лицо перекосила гримаса злобы, единственная эмоция, что еще пробивалась из-под сплошного покрова боли и отчаяния: – призову старика Гористара к ответу.

– Не получится, – покачал головой Де Адрил. – Старый барон мертв. Респир выстрелил ему в лицо, это было первым актом всей этой постановки. Наверное, он пытался контролировать этого психа, удержать от подобного безумия, но только подписал себе смертный приговор. Дом Гористаров уже объявил цену за его голову, но вряд ли у них что-то выйдет. Он переиграл его точно так же, как и всех нас. А сейчас, наверное, сидит в каком-нибудь кабаке и смеется над всеми.

– Недолго ему смеяться, – от мысли об этом человеке в Эдварде проснулась такая ненависть, что даже боль отступила. Холодное чувство, словно выкованное из стали, единым прутом пробивалось сквозь истощенное отчаянием сознание, возвращая к жизни и заставляя мозг начинать логически мыслить: – Я убью его. За все то, что он сделал, такое не должно остаться прощенным... – Он понял, что все еще держит руку Севереда, сжав с такой силой, что даже побелели костяшки пальцев. Отпустив его, добавил: – Куда бы он не сбежал, как бы далеко не прятался, все равной найду его и заставлю ответить за все, что он сделал. Со мной... с ней...

– Не самая хорошая идея, – попытался его остановить Северед. – Вы барон, у вас множество дел как на Рейнсвальде, так и за его пределами, не стоит губить свою жизнь лишь ради того, чтобы выследить одного безумца.

– Жизнь?! – выдохнул Эдвард, – О какой жизни вы говорите, капитан? О какой жизни вообще может идти речь? Моя жизнь закончилась у ступенек храма, когда этот выродок расстрелял мою жену, которая только начинала жить! И меня вместе с ней. Я умер еще там, там осталась моя душа, сгорев без остатка! И теперь вообще не понимаю, почему вы меня спасли, почему не дали умереть рядом с ней, все равно для меня было бы лучше, нежели чем сейчас дышать и понимать, что больше никогда не увижу единственного в этом мире человека, который хоть что-то для меня значил!

Он снова сорвался на крик, выплескивая из себя эмоции, как из пробитого бака, так что в палату даже вошла медсестра, но Де Адрил остановил ее жестом. Эдварду необходимо было выговориться, иначе эти мысли, покоящиеся в его голове, убьют барона вернее любого клинка.

– Барон, – Де Адрил тоже попытался вмешаться. – Я понимаю вашу боль утраты, но вы должны хотя бы сейчас вести себя спокойнее, ваш организм еще очень слаб, такие сильные эмоции могут вам повредить. Вы же не хотите до конца своих дней оставаться прикованным к инвалидной коляске?

Такие уговоры все же подействовали на молодого барона, и он попытался успокоиться, отгоняя от себя все еще безумствующую внутри ненависть. Лишь в сознании все еще огненными буквами чертилось имя «Респир». Стоило только закрыть глаза, как эта появлялась перед внутренним взором, напоминая о случившемся.

– Хорошо, но не думайте, что я откажусь от этой цели, – прохрипел Эдвард, цепляясь за эту мысль как за единственную, что еще позволяла дышать и оставляла жажду жизни. Если отпустить эту единственную ниточку, то сознание просто сгорит в собственном отчаянии и боли потери. Необходимо было цепляться хоть за какую-то цель, но после смерти Изабеллы ни одна из них не казалось даже близко столь же значительной и достойной. Лишь пепел его прежней жизни, сгоревшей в доли секунды в пламени с лицом Респира. Собравшись с духом, он посмотрел на своих товарищей, сейчас стоявших рядом и едва смог выдавить из себя: – Я поклялся ей, что никогда не брошу ее, всегда буду рядом, но в тот момент, когда действительно понадобился ей, то не смог помочь... не успел...

– Это не ваша вина, барон, – попытался успокоить его Северед, – никто не предполагал подобного.

– А чья тогда?! – чуть не взвыл Эдвард, – Чья это может быть вина, что я не смог защитить ее даже от одного единственного психа с автоматом? Чья? Я должен был это сделать, никто другой! Но не смог... теперь только и могу, что отомстить за нее, ничего другого мне не остается. Капитан! Доложите командованию флотом, что с этого дня вы мой связной с ними, вашим словам должны подчиняться как моим собственным. И вы отвечаете за то, чтобы все корабли были готовы к тому моменту, когда встану на ноги. Де Андрил, свяжитесь с остальными моими вассалами и сообщите, что я собираюсь собрать войска. И свяжитесь с Де Кастери, пусть готовиться к прибытию «Сакрала». К сожалению, я не смогу присутствовать при этом столь важном моменте, но не откладывать его отправление ни на один час. Командовать всем будет Райсор, так и передайте ему. Все мои силы будут в его прямом распоряжении

Мысль работала с бешеной скоростью, как поршень в древних двигателях внутреннего сгорания, что еще порой использовались в отсталых анклавах. Не обращая внимания даже на лекарства в крови, она заставляла сознание и сердце двигаться в едином ритме, заставляя его, в конце концов, просто жить. И пусть Эдвард сейчас прикован к кровати, подобное совсем не значит, что не может готовить собственные феоды к тому, что им предстоит. Ни одно лекарство не могло поставить его в этот момент на ноги быстрее, чем клокотавшая в душе ненависть.

***

Сознание вещь удивительная. Недаром говорят ученые, что не смогли раскрыть и десятой части всех тех процессов, творящихся в человеческой голове, заставлявшие всех людей думать, творить, любить и надеяться. Мысли берутся откуда-то из недр человеческого мозга, представляя собой десятки тысяч нейтронов, пробегавших по нервным волокнам, переплетенных друг с другом в его подкорке, но как именно эти нейтроны складываются в осознанные слова и фразы, как именно они вызывают у людей чувства, заставляют любить и ненавидеть, бояться и радоваться, никто до сих пор не мог рассказать. Одна из тех загадок, над которыми человеческий разум будет биться еще сотни лет, прежде чем придет к верному ответу. Если такой ответ вообще существует...

Эдвард больше не верил, что у него еще осталось хоть что-то, ради чего стоит жить. Единственное, что оставалось в голове, так боль и отчаяние, а так же светлый образ Изабеллы, такой, какой его запомнил, счастливой и радостной, смотрящей на него влюбленными глазами, в каких, кажется, тонул его разум. Тепло ее тела и мягкие касания ее рук, тихий шуршащий звук ее платья и беззаботная улыбка, когда они танцевали на балу. Искреннее счастье, когда целовал ее, и то чувство полета, что охватывало его душу каждый раз, когда она оказывалась рядом.

Он должен был запомнить это, отложить где-то в глубине своей души, чтобы окончательно не провалиться в безумие отчаяния, что порой накатывало на него, заставляя рыдать как маленького ребенка, до судорожных всхлипов и неконтролируемых сокращений диафрагмы, грозивших переломать его и так едва держащиеся друг с другом ребра, пробитые пулями в нескольких местах. Врачи накачивали его успокоительным, чтобы дать легким хотя бы немного спокойствия, поскольку нужно было время, чтобы оставшиеся от пуль отверстия смогли нормально затянуться. Однако и в этом сне, куда проваливался вместе с дозами снотворного, его преследовал образ Изабеллы, прошиваемой пулями и окровавленным телом падающей на землю. Каждый раз ему не хватало всего лишь одного шага, одной секунды, чтобы закрыть своим телом, принять эти пули вместо нее, дать шанс ей жить. Его жизнь не важна, не стоит и ломанного гроша, пусть она живет, пусть она дальше дышит, он готов поменяться с ней местами, но смерть каждый раз забирает именно ее, оставляя Эдварда рыдать над ее трупом, глядя в остекленевшие глаза, где отпечатался след боли и страха.

Вечно это продолжаться не могло. Он просто сходил с ума, и сам отлично это понимал, пусть и не мог ничего с собой поделать, но его сознание, сохраняя остатки самого себя, той жалкой части его личности, что еще могла жить и действовать, постепенно переключало эмоции, заменяя боль и отчаяние на чистую и холодную ненависть, заставлявшую сердце биться чаще, а мозг работать быстрее. Ненависть к тому человеку, из-за которого вся его жизнь в одну секунду превратилась в бессмысленное существование.

Респир, этот самый безумец, убивший Изабеллу, все еще был жив и где-то теперь радовался своей жизни, пока он был прикован к восстановительному боксу, пытаясь привести в порядок собственное тело и ломаясь в рыданиях. И пусть это было неправильно, но эта мысль, застрявшая у него в голове, стала той путевой ниточкой, по которой он выбирался обратно в нормальную жизнь. Пусть он не сможет вернуть Изабеллу, пусть в этой части его души останется один большой выгоревший след, но он заставит Респира заплатить за каждый вдох, какой сделал с того момента, как перестала дышать Изабелла. Каждая секунда, прожитая им с того дня, как убил ее, была преступлением, и пусть Эдвард даже потратит весь остаток своей уже никчемной жизни на то, чтобы выследить его, но сделает это без малейшего сожаления.

Тристан и Аверия готовились, пока он лежал в медицинской палате, но барон рассылал приказы и уведомления через своих адъютантов, не обращая внимания на запреты и возмущения врачей, пытавшихся его убедить не быть столь активным.

Собирались войска и обновлялись корабли. На верфях закладывались новые линкоры и крейсера, укреплялись замки и военные базы, возводились новые укрепрайоны и усиливались оборонительные рубежи колоний. Рейснвальд стоял на краю гражданской войны, но теперь она заботила Эдварда ровно настолько, чтобы не мешала ему в поисках Респира. Вся эта борьба за престол, за господство на острове больше его нисколько не волновали. Ни граф Фларский, ни король, ни новый барон Гористар, один из наследников старого барона, еще молодой и неопытный, но уже брошенный в самое горнило политических дрязг, не казались теперь важными. Пусть хоть поубивают друг друга, а если попробуют помешать ему, то получат достаточно сдачи, чтобы больше не повторять таких ошибок.

Теперь врачи, раньше хотевшие, чтобы он меньше саморефлексировал и больше обращал внимания на окружающий мир, уговаривали его не быть столь активным, и уделять больше внимания отдыху, но Эдвард не обращал на них никакого внимания. По его приказанию в палате были установлены мониторы и голографические панели, по каким мог следить за подготовкой войск и поиском Респира. Разведчики и шпионы были отправлены по всему сектору и даже в соседние сектора, отыскивая любые следы этого человека, какие только мог оставить. Никто не может бесследно исчезнуть, за каждым тянется пусть порой и еле заметный, но все же след. Эскадре из четырнадцати или даже большего количества кораблей, что он увел из Рейнсвальда вместе с присоединившимися к нему пиратами, необходимо время от времени заправляться, пополнять запасы воздуха и пищи, в конце концов, просто где-то останавливаться, чтобы матросы и солдаты не сошли с ума, постоянно запертые в небольших корабельных помещениях. Именно такие следы и должны искать разведчики: любые слухи, свидетелей, торговцев, что продавали им товары, собутыльников солдат и матросов, отдыхавших на берегу, даже просто тех, кто видел эти корабли в воздухе. Что угодно, лишь бы могло указать дальнейшее направление движения, и куда они могут следовать.

Их видели на Камерии, где интенданты закупали оружие и снаряжение, потом несколько человек утверждали, что видели такие корабли на Импотехе, где они выгружали горнорудное оборудование и различные товары, скорее всего со взятых на абордаж торговых кораблях, слишком уж разношерстными были грузы. Потом еще поступали свидетельства, что подобная эскадра атаковала Маллойс, разорив несколько городов и висевшая над анклавом, пока высадившиеся войска без всякого сожаления грабили аборигенов, забирая все, что казалось мало-мальски ценным. Респир уходил к центру сектора, где было мало освоенных островов и цивилизованных анклавов, явно пытаясь замести следы, и именно там разведчики, в конце концов, его потеряли. Однако Эдвард не отчаивался, рано или поздно о нем снова будут известия, но тогда уже флот будет готов, и барон больше не упустит его.

– Вы хоть понимаете, какую вообще идею пытаетесь реализовать? – как-то поинтересовался Северед, приходивший к нему раз в три дня с докладом и иногда задерживавшийся, чтобы обсудить некоторые вопросы. – Вы хотите найти единственного человека, затерявшегося на территории Известного Пространства, причем даже необязательно такового...

– Вы считаете это чем-то нереальным? – поинтересовался Эдвард, наблюдая, как на одном из мониторов передается видеозапись, где тяжело нагруженные грузовики со стройматериалами и техникой загружаются в трюм тяжелого сухогруза, готовящегося к отправке в Аверию. «Сакрал» вылетел неделю назад, но оттуда еще не поступало известий, как это повлияло на развитие колонии, так что пока продолжали действовать по графику, отмеченному в заранее подготовленном плане. Его уже меняли, поскольку Эдвард требовал ускоренного развития, рассчитывая создать из Аверии оперативную базу, с которой и будут вестись поиски Респира.

– Хорошо, – кивнул корсар. – Давайте представим объем той работы, что вам необходимо проделать. Во-первых, поговорим о самом Известном Пространстве, что же оно собой представляет. Все мы очень легко оперируем большими цифрами, измеряя расстояние в миллионах километров, парсеках и лучевых лигах, но куда ближе к сердцу используем параметры от одного до десяти, то есть ровно столько, сколько у нас есть пальцев на руках. Так вот, Известное Пространство представляет собой несколько расплывчатых размеров шар, более или менее исследованный теми цивилизациями, с какими мы вообще имеем хоть какой-то контакт. Это примерно четыреста дуодециллионов световых лет от одной точки его границы до противоположной, но при условии, что лететь строго по прямой, через центр Известного Пространства, не отклоняясь ни на одну тысячную градуса в ту или иную сторону. Говорит вам что-либо это число или нет? Нет, просто огромное количество нулей, и чтобы выписать их все, понадобиться несколько машинопечатных страниц. Так, а вот это, я уже вижу, вы представляете лучше. – Он показал пальцем на лицо Эдварда, на котором начало проявляться что-то вроде понимания. – Чтобы вы лучше представили это расстояние, я приведу вам еще один конкретный пример. Если Респир прямо сейчас решит двигаться как раз к другому концу Известного пространства без использования прыжковых двигателей, то его корабль развалиться от старости в ржавую пыль, не пролетев и тысячной доли этого расстояния. К этому моменту на борту уже смениться несколько сотен поколений экипажа, которые окончательно забудут, куда и зачем вообще летят. И то, если это снова по прямой, не отклоняясь ни на градус, что так же нереально, слишком много различных препятствий встречается даже в открытом пространстве. И вот на этом Известном Пространстве, – корсар развел руки в стороны. – Нам, только нам, а это весьма неточные данные, известно о нескольких триллионах цивилизаций самого различного уровня развития и прогресса. И это весьма устаревшие данные, поскольку жизнь имеет свойство изменяться, одни виды сменяют другие, одни анклавы исчезают, другие появляются. Самые старые из сведений о цивилизациях, о каких известно Рейнсвальду, относятся к тому времени, когда на эти земли спустился первый корабль колонистов. Тоже относительные данные, не так ли? – Эдвард внимательно слушал и не прерывал корсара, что позволило ему продолжить: – Скажем так, если вы решите посетить все из этих известных, проводя на каждой по одной секунде и затрачивая на перелет между ними тоже ровно одну секунду, то умрете от старости, не посетив и сотой доли. А если мы говорим об отдельных анклавах и городах, то можете смело помножить это число еще на миллиард, если не больше...

Корсар в очередной раз развел руками, даже не пытаясь представить столь огромный объем информации, который должен поместиться в голове одного человека.

– Что вы этим хотите сказать? – поинтересовался Эдвард, сам уже понимая, что именно имеет в виду корсар, но хотел услышать эту фразу именно из его уст, а не произносить самостоятельно, признавая в таком случае собственное поражение еще до того, как попытался что-то сделать.

– То, что используя прыжковые двигатели, Респир может оказаться в любой точке из указанных меньше, чем через десять лет непрерывного полета, – с хмурым тоном ответил корсар. – А новости о нем дойти досюда, если вообще дойдут, могут через несколько тысячелетий, когда ваши потомки вообще забудут о том, что вообще был такой человек, как Респир. Вы же хотите ускорить этот процесс до рамок той относительно короткой жизни, что вам уготована, – Северед вздохнул, смирившись с такой ситуацией.. – Я понимаю, как это звучит, но это правда, с которой, рано или поздно, вам придется считаться, как и с подобными цифрами. Барон, вы действительно великий человек, с этим никто не будет спорить, и то будущее, что вам уготовлено, должно быть несколько больше, чем охота за бестелесным призраком. Можете сожалеть о вашей потере, но вряд ли бы Изабелле понравилось, что вы свою жизнь, которую вернули не иначе, как чудом, положили на столь бессмысленные поиски.

– Капитан, – грустно улыбнулся Эдвард, – Наверное, я действительно могу называть вас своим другом... вторым таким человеком после Райсора. И, мне кажется, понимаю, почему хотите уговорить отказаться от подобных поисков, но моя жизнь закончилась там, у храма, – он судорожно выдохнул: – вместе с Изабеллой. То, что вы сейчас называете жизнью, на деле таковой не является... Мне просто нужно убить этого человека, ничто больше меня не волнует...

      – Это ваш выбор, барон, – кивнул Северед, решивший не продолжать этот спор, – Может быть, я и не согласен с вами, но вы дали мне гораздо больше, чем кто-либо еще здесь, поэтому последую за вами даже в саму Бездну, можете на меня рассчитывать.

– Кстати, капитан, – неожиданно вспомнил Эдвард, в общей суматохе и самоуничижении практически забыв об этом моменте. – Почему вы не отправились вместе с «Сакралом», вы же были назначены его командиром. А вместо этого вы здесь, возитесь с очередным сумасшедшим... – Молодой барон усмехнулся, но тут же скривился от боли, пронзившей ребра.

– Я остался с вами, барон, – кивнул корсар без тени недовольства, – Мне кажется, это справедливо. Тем более, что задача, какую вы мне дали, не менее ответственна, чем командование колонизационным кораблем. А «Сакралом» командует вассал Райсора, некий Тилль, по первому взгляду очень хороший и ответственный человек. Я бы ему доверял.

***

Королевский представитель появился в палате Эдварда спустя пару дней, в форме офицера королевской разведки, одной из самых засекреченных и могущественных организаций всего королевства, не несущих за свои действия ответа ни перед кем, за исключением самого короля. Главное же ее чертой было то, что агенты разведки обладали так называемой «квотой невиновности», дававшей им права на любые действия, насколько бы незаконными они ни были, если подобное необходимо было для выполнения задания короля. За подобное могущество и власть существовала своя плата. Разведчикам форматировалась их старая личность, от нее лишь оставляли отдельные фрагменты, связанные с самоидентификацией себя как человека, остальное же, в том числе чувства, эмоции, память о семье и родителях, как и многое другое, полностью удалялось. Они не имели чувства самосохранения или собственных желаний, только осознание долга перед королем. В какой-то мере они и не были людьми, скорее органические роботы с определенной программой, заложенной прямо в мозг.

– Позвольте передать вам пожелания скорейшего выздоровления от Его Королевского Величества, равно как и искренние соболезнования в связи с утратой вашей молодой жены, – поклонившись, сказал агент, чье лицо было скрыто за узкими очками из непрозрачного стекла. Следом он протянул Эдварду выключенный инфопланшет. – Мой господин велел мне так же передать вам данное письмо лично в руки, а после того, как вы его прочтете, немедленно уничтожить.

Лучшего посыльного, чем агент разведки придумать невозможно. Подкупить или обмануть такого не получится, только вытащить посылку из его мертвых рук, но это равносильно самоубийству. У каждого агента вшит под кожу датчик, сообщающий его параметры жизнедеятельности в постоянном режиме в штаб разведки. Как только будет передан сигнал смерти носителя, в последнюю точку его местонахождения отправится отряд специального назначения, вооруженный достаточно хорошо, чтобы уничтожить любого противника. И им будет все равно, кто в тот момент окажется на мушке, простой человек, наемник, дворянин или иностранец.

Правую руку Эдварду уже освободили, пулевое отверстие срослось достаточно хорошо, чтобы мышцы могли действовать и сокращаться без опасения снова быть разорванными, но накладка с восстанавливающим гелем все еще была закреплена на этом месте, пока верхний слой кожи полностью не регенерирует. Взяв из руки агента инфопланшет, молодой барон активировал экран и увидел текстовое сообщение, подписанное росписью самого короля.

«Мой дорогой друг, хочу сказать, что искренне сочувствую твоему горю и понимаю, насколько тебе сейчас плохо и одиноко. Я тоже пережил гибель своей возлюбленной, пусть Небеса и подарили нам почти двадцать лет счастливой семейной жизни. Ваша же боль мне понятна, я разделяю ее с вами. Барон Карийский добрый и талантливый человек, его дочь была истинной частью его, наделенная красотой своей матери и талантами ее отца, всем нам будет ее не хватать... – у Эдварда на глазах навернулись слезы, но он все-таки нашел в себе силы читать дальше. – Мне доложили, что вы организовали все силы для того, чтобы найти этого бесчестного ренегата и предателя, Респира Гористара, что вполне предсказуемо и даже справедливо. Этот человек должен понести заслуженную кару, и он понесет ее, рано или поздно, но вы не должны забывать о том, что сами еще живы, и если Небеса не дали вам умереть в тот день, рядом с вашей любимой, значит, у них еще остались планы на твою жизнь. И она не должна ограничиваться одной лишь местью.

Ваши дед и отец всегда были надежной опорой престола, поддерживая короля в самых трудных начинаниях и сделав очень многое для роста и процветания всего Рейнсвальда. Вы могли бы пойти по их стопам, если бы не это ужасающее во всех смыслах событие. Я не могу вам сейчас приказывать, ваша душа слишком изранена для того, чтобы сейчас лишь слепо подчиняться воле короля, но я могу просить вас остановиться и отложить месть Респиру на некоторое время. Сейчас Нам нужен человек, который смог бы принять дело твоего отца и поддержать престол в столь трудное для него время...»

– Вот черт! Здесь словно все сговорились для того, чтобы удержать меня на этом проклятом острове! – выдохнул Эдвард, еще не дочитав до конца, но уже сообразив, ради чего ему адресовано королевское послание. Взглянув на агента королевской разведки, все так же неподвижно стоявшего около его бокса, барон бросил ему планшет обратно: – Передайте королю, что я не могу согласиться на его просьбу. Рейнсвальд сам довел себя до такого состояния, его дальнейшая судьба меня более не волнует, в отличии от судьбы человека, расстрелявшего мою свадьбу...

– Король убедительно просил вас прочитать все письмо до конца, – спокойным тоном ответил разведчик, возвращая ему планшет: – Это очень важно и, быть может, вы измените свое мнение.

Голос этого человека был настойчивым и уверенным, так что даже молодой барон решил больше не перечить, ведь сейчас у него было достаточно свободного времени, чтобы потратить немного на чтение личной корреспонденции. Снова забрав из рук разведчика планшет, он все-таки продолжил чтение.

«Я старался сделать все, чтобы Рейнсвальд развивался как сильная и уверенная в своем будущем монархия, но Небесам было суждено распорядиться так, что не смог увидеть сердце предательства прямо в моем собственном дворе, буквально у Нас под носом, теперь разрастающееся и захватывающее все больше земли и душ моих подданных. Наверное, Я дал слишком много воли баронам и феодалам, надеясь, что так они станут крепче и сильнее перед лицом тех угроз, что ставит перед нами остальной мир, но они ищут врагов друг меж другом, обращая оружие, призванное их защищать, против них самих. И очень немногие видят, к чему это может привести. Мой век подходит к концу, но Я не вижу среди этих людей наследника, достойного по праву деяния занять престол короля Рейнсвальда.

Мне известно, что Тристанский баронат официально выступил в поддержку графа Фларского, этого мужественного и умного человека, достойного самых высоких похвал, но сейчас остров расколот на несколько лагерей, противоречия между которыми слишком сильны, чтобы принять нового короля. Нам грозит гражданская война, более сильная и более страшная, чем любая из когда-либо виденных прежде. Рейнсвальд может не пережить ее, вернувшись к эпохе, когда независимые лорды и короли малых королевств натравливали друг на друга свои армии в борьбе за господство на острове. Если любой из кандидатов все же возьмет престол, ему придется начинать свое правление с жестокой войны, которую может и не выиграть, и тогда погибнет все, что создавалось трудами сотен поколений.

Я слишком много усилий потратил на создание могущества Рейнсвальда, равно как и многие знаменитые предки вашего рода. И не могу умереть со спокойной душой, зная, что все этому наступит конец. Эдвард, Наша королевская воля заключается в том, что хочу видеть вас новым наследником не только Тристанского рода, но и всего Рейнсвальда. Я знаю, барон Тристанский дал клятву, но герцог Аверийский никаким клятвами не связан. И вы поклялись служить трону Рейнсвальда словом и делом, душой и честью. Сейчас взываю к этой клятве, как к последнему шансу. Поднимите ваш меч и объявите свое право на королевский престол, по праву деяния и праву выбора короля».

Теперь становилось понятно, почему такое сообщение необходимо уничтожить сразу после прочтения. Сам король просил его изменить уже данным клятвам, и слово его, по законам Рейнсвальда, выше, чем любое слово дворянина, дает право на подобное. Эдвард стукнул сжатым кулаком по поручню, не зная, как еще выразить свои эмоции. Объявить себя претендентом на престол, вот так быстро и так резко, разом изменив уже сложившуюся шахматную партию, превратив еще недавних союзников во врагов и обратив против себя почти весь Рейнсвальд. И каковы тогда шансы на успех? И каков тогда шанс найти Респира? Ввязавшись в борьбу за королевский престол, он рискнет всем, что имеет, и вынужден будет остаться на острове, чтобы не упустить столь крохотный шанс, за который придется цепляться.

Агент разведки забрал инфопланшет и вышел, оставив Эдварда одного, только вместе с его мучительными раздумьями по поводу дальнейшего будущего, но молодой барон не собирался становиться пешкой в чужой игре, пусть столь важной и значительной, направленной на то, чтобы стать ферзем. Чувство долга, чувство чести и отчаянное желание отомстить боролись в нем, смешавшись друг с другом, и он начинал понимать, что просто путается в них, смешивая понятия и значения, в итоге не зная, как именно следует поступить. Если отправится за Респиром, то придется пойти против королевского слова, против всех тех клятв, что давал, но если действовать так, как сказал король, Респир уйдет и окончательно исчезнет в Известном Пространстве, шансов найти его уже не останется. Что для него важнее? Что более значимо? Хотелось вскочить и начать ломать стенки кулаками, лишь бы немного выбросить из себя все то, напряжение, что скопилось за последнее время, но... король сам просит о подобном. Вряд ли кто-то может похвастаться тем, что король лично обратил на него свое внимание.

Право выбора короля не использовалось вот уже несколько столетий, про него практически никогда и не вспоминали, ведь претенденты на престол решали свои противоречия не с оружием в руках на поле боя, а за столом переговоров, вполне отдавая себе отчет в том, что может привести вместе с собой гражданская война. Сейчас же раунд за раундом заочные переговоры не приводили ни к чему, кроме обострения противоречий, после чего все стороны начинали усиленно вооружаться и готовиться к будущей войне. Сможет ли он это остановить? И чем он вообще будет останавливать подобное?

Эдвард вызвал своего адъютанта и велел отправить сообщение графу Фларскому, что очень хочет его видеть и нуждается в его помощи. Чем быстрее он сможет приехать, тем будет лучше, ведь это важно не только для одного барона, но и для самого графа.