Текст книги "Хроники Небес. Сломанный меч (СИ)"

Автор книги: Комиссар

сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 34 страниц)

Он все-таки не выдержал и перешел на кашель, слишком сильно и долго напрягая свои связки, но из-за получившейся паузы Эдвард услышал сквозь кашель короля удивленный шепот и тихий гул сразу же появившихся разговоров во встречавшей его толпе, но это было ожидаемо. Даже он сам с трудом удерживал спокойное выражение лица, осознавая, что только что услышал.

Герцог Аверийский – именно так и сказал король, но слышать такие слова было одновременно радостно и удивительно, поскольку ни о каком титуле прежде не могло быть и речи. Колония должна стать корпоративным проектом, а не новым феодом. И все же король, так назвав Эдварда, фактически отдавал ему все права на Аверию, за исключением нескольких чисто материальных вопросов, связанных с вложениями и выплатами процентов. Крутой и неожиданный поворот, сразу рушивший многие планы его соперников, ведь теперь никто не сможет заявлять каких-либо прав на новую колонию, а с выплатами никаких проблем не предвиделось. С теми возможностями, что станут доступны после завершения «Сакрала», Аверия начнет рассчитываться по кредитам даже быстрее, чем было запланировано с самого начала.

Эдварду оставалось понять только одну вещь – для чего король сейчас сделал все это. Все настолько заигрались в политику, что просто списали самого Иинана со счетов, но теперь он одним коротким росчерком пера всем напомнил, кто действительно является законом и единственным верным словом в этих землях. Эдвард, почти потерявший нить происходящего из-за моментально заклубившихся в голове мыслей и догадок, все же решился и поднял взгляд на короля, уже справившегося с приступом кашля.

– Поднимись сынок, я хочу посмотреть на тебя в полный рост, – улыбнувшись, тихо сказал Иинан, обращаясь только к нему своим уставшим голосом, – ничего не бойся, все-таки я еще король.

Только что провозглашенный герцог Аверийский и все еще барон Тристанский неуверенно поднялся на ноги, и Иинан Третий тут же оперся на его руку, не в силах больше стоять без посторонней помощи. На этого некогда великого человека жалко смотреть, особенно на фоне прошедших лет, когда он был в расцвете сил, полный энергией и желания творить. Эдвард помнил его прежнего, тогда сам он еще совсем мальчишкой, неуверенным, наивным и свято верящим в чистоту идеалов Рейнсвальда, не подозревая, что кроится под ними на самом деле. Тогда он впервые с отцом прибыл в королевский замок, где был представлен Иинану как наследник титула барона. В тот раз король ему показался настолько великой и могущественной фигурой, что мелкий мальчуган, стоявшим перед ним, так и не смог найти в себе смелости выйти ему навстречу, так и оставшись стоять, спрятавшись за плащом отца, только оттуда, округлив от удивления глаза, наблюдая, как король Рейнсвальда и барон Тристанский приветствуют друг друга словно старые друзья.

Теперь же этого человека, мечом и собственной волей проложившего себе путь к престолу, начавшего свое правление с полномасштабной войны против конклава Белой Башни, наголову разгромив их армии и сровняв это проклятое место с землей, уничтожившего крупнейшее пиратское гнедо в Поясе Колхиды, остановившего немало внутренних войн на самом Рейсвальде одним только своим словом, было невозможно узнать. От него осталась только изможденная оболочка, слишком упрямая, чтобы просто сдаться и умереть, а болезнь и те лекарства, какими его лечили, сжигали изнутри его тело, оставляя только кости и кожу, едва державшиеся под собственным весом. Возможно, для него самого скорая смерть станет настоящим облегчением после всех тех мучений, что переживал сейчас, но не мог просто так уйти, оставив трон Рейнсвальда и все свои незавершенные дела на произвол судьбы, заставляя нервно грызть ногти всех тех, кто уже метит на его место. Король знал о тех закулисных играх, какими охвачена политическая арена Рейнсвальда, из которой его вычеркнули раньше времени, но которая все еще оставалась его личной ареной, где решающим было только его слово.

Встречавшие постепенно смещались к машинам, направлявшимся обратно во дворец, где должно состояться продолжение церемонии, и Эдварду была оказана большая честь лично помочь королю дойти до его машины. Упорный старик принципиально отказывался принимать помощь инвалидного кресла, избавившего бы его от такого напряжения, но все равно, задорно улыбнувшись, сказал молодому барону, что скорее даст отрезать себе ноги, чем добровольно откажется от возможности ходить.

– Встретимся во дворце, мой мальчик, – он попытался потрепать Эдварда по голове, но рука не поднялась так высоко. Король с трудом даже дышал, передвигаясь на собственных ногах. Те триста метров, что он прошел пешком при поддержке Эдварда, дорого ему стоили, и рядом уже ждала медсестра со шприцем с лекарством. С мученическим видом принимая ее помощь, Иинан добавил: – Мне надо о многом с тобой поговорить, мой мальчик. Ты нужен мне...

– Конечно, Ваше величество, – поклонился Эдвард и закрыл дверь его машины. Не успел, правда, даже развернуться, как ему на шею буквально прыгнула Изабелла, в пышном и красочном наряде придворной дамы, в цветах Кариского бароната, но с шалью с цветами Тристана. Она уже долго шла за ним, барон ее заметил несколько раньше, но все же не посмела отвлекать от разговора с королем. Только теперь, когда эта последняя преграда между ними устранена, больше не могла скрывать все нахлынувшие на нее чувство, буквально разразившись потоком слов.

– Эдвард! Ты даже не представляешь, как же я скучала! – она обвила его шею своими руками и прижалась к груди: – Ты улетел так быстро, да и меня заставил уехать! Я не знала, что и думать, каждый день ждала новостей, но даже их почти не было. Я так боялась за тебя, за папу, за Райсора... за всех. Мы боялись, что Респир все-таки нападет... Или нападут на тот остров, куда ты улетел!

– Я тоже все время думал о тебе! – Эдвард впервые за очень долгое время почувствовал себя действительно счастливым, прижимая к себе любимую девушку. В такие моменты казалось, что ничто не имеет большей цены, чем она, сейчас стоявшая рядом с ним, такая близкая и родная, часть его самого, которую не хочется больше отпускать. Никакие проблемы, политика и войны не стоили и пары секунд, проведенных рядом с ней. Барон так мог бы стоять вечно, просто прижимая ее к себе, пусть даже и  ловил неодобрительные взгляды от проходивших мимо чопорных придворных господ и дам, медленно вышагивающих к своим машинам, все равно они не играли никакой роли. Важна была лишь только она, и больше ничего на свете не имело значения.

– Эдвард! – к ним все же подошел Рокфор, и под строгим взглядом своего отца его дочь все же отпустила жениха, потупив взгляд и немного отойдя в сторону. – Ты не представляешь, как рад тебя видеть! – привычно обменявшись приветствиями, Рокфор все-таки сумел отобрать Эдварда у своей дочери хотя бы на несколько минут: – Рассказывай, все-таки это твое дело, события у Самрии? Тут все из-за него на ушах стоят, а Вассарий взглядом способен воду вскипятить, у него от эскадры остались только обломки, и никаких доказательств нет. И с Самрийскими верфями разругался, угрожает им силой, если не пустят его эмиссаров в порт, но его местные послали далеко и надолго...

Карийский барон внимательно посмотрел на Эдварда, словно ожидал честного и быстрого ответа.

– Неужели? – тот в ответ сделал удивленное лицо, словно услышал эти новости в первый раз. – Что же там произошло? Нападение или авария?

– Он утверждает, что на его силы напали тристанцы под твоим руководством, – прищурившись, сказал Рокфор, удивленный таким ответом. – Только вот доказательств у него нет никаких, кроме сбивчивых докладов его выживших солдат. Будешь утверждать, что ты к этому происшествию никакого отношения не имеешь?

– О таких вещах не стоит здесь говорить, – сказал Эдвард и посмотрел на Изабеллу, стоявшую с обиженным видом и исподлобья смотревшую на своего отца, снова утаскивавшего ее жениха в бесконечные разговоры о политике, которые опять могли занять целый день. Молодой барон улыбнулся, и она улыбнулась ему в ответ. – Я честно вам скажу, что сегодня у меня совершенно нет желания разговаривать о политике. Слишком долго был вдали от дома и, не буду скрывать, от вашей дочери, так что позвольте посвятить сегодняшний вечер ей.

– Конечно, – Рокфор смутился, сообразив, что влез в идиллию между двумя влюбленными, слишком давно не видевшими друг друга. Усмехнувшись, он махнул рукой, отпуская их на все четыре сторон:. – Эдвард, только не увлекайся слишком сильно. Я, быть может, от тебя и отстану, но здесь слишком много других людей, какие хотят с тобой поговорить. Может быть, тебе стоит задержаться здесь еще на несколько дней?

– Я не могу, господин, – отрицательно покачал головой молодой барон, сам искренне сожалея, что действительно не может изменить свой график пребывания здесь. – «Сакрал» отправляется меньше, чем через месяц, и я должен быть на его борту, когда он прибудет на Аверию, особенно после сегодняшнего дня... – он замолчал, снова возвращаясь мыслями к словам короля о даровании ему титула герцога, – Вряд ли я теперь могу более свободно относиться к делам колонии...

Рокфор кивнул, понимая его положение, но, кажется, знал немного больше, чем сам Эдвард, пусть и не торопился об этом рассказывать. Какая-то часть барона Тристанского жалела, что решил сегодняшний день полностью посвятить Изабелле, поскольку дел, требующих его личного участия, действительно оставалось очень много, но достаточно только посмотреть на свою невесту, как все сожаление моментально растворялось в потоке теплых и добрых чувств, моментально заполнявших его душу. Правда, до возвращения во дворец им все равно следовало расстаться.

В машине Эдварда уже поджидал Северед с выражением нетерпения на лице, но все же давший ему усадить Изабеллу в кортеж Карийского бароната и вежливо проститься до новой встречи. Корсар не сильно поменяллся за время, проведенное при дворе, только борода стала аккуратнее подстрижена, да и несколько изменились жесты, ставшие более плавными и спокойными, на чем сказывались царившие при королевском дворе порядки и правила этикета.

– Очень рад вас видеть, барон, – кивнул корсар, как только Эдвард, сев на свое место, хлопнул дверцей, следом за чем раздался щелкой автоматического замка. – Равно как тороплюсь поздравить вас с победой у Самрийских верфей. Честно, я не ожидал, что вы все-таки решитесь на подобное.

– Капитан! Не думаю, что здесь стоит разговаривать о подобном, – Эдвард опасливо покосился на прозрачное бронестекло дверцы, после чего опустил жалюзи, – Вокруг слишком много сплетников, только и готовых, чтобы разнести во все уши очередную новость, лишь бы стать центром всеобщего внимания.

– Не волнуйтесь по этому поводу, – покачал корсар головой, – Эту машину мне предоставили ваши автомеханики. В ней несколько слоев шумоизоляции и защитных систем от прослушки и сканирования, так что можете говорить, никого и ничего не опасаясь, гарантируют вам полную безопасность.

Северед кивнул головой водителю, что можно отправляться. Как заметил барон, за рулем вместо живого человека сидел киборг, лишенный большей части своего тела и буквально состоявший из металлических вставок, проводов и систем контроля, так что за его молчание так же можно ручаться. Еще одна предосторожность, предпринятая корсаром.

– Сначала жду вашего отчета, – сказал Эдвард, когда машина, встраиваясь в общую колонну позади кортежа короля, выехала на трассу. – Только, желательно, коротко, я обещал сегодняшний вечер Изабелле, пока еще есть такая возможность.

– Это у вас вряд ли получится сегодня, – корсар виновато пожал плечами. – Я действительно сожалею, но при дворе к вашему прибытию уже давно готовились. Мы все настолько заигрались в солдатиков, что забыли о короле. Только вот он не забыл обо всех остальных, и, кажется, собирается разрубить этот гордиев узел противоречий одним своим широким жестом, – Северед усмехнулся при этом. – Вряд ли ему нравится факт того, что сразу после его смерти большая часть Рейнсвальда превратится в сплошное поле боя.

– Значит, мой новый титул герцога как раз к этому относится? – спросил Эдвард, – Гораздо логичнее было бы отдать его Райсору, все же он главный организатор всего происходящего, без его активной деятельности об Аверии никто бы и не вспомнил.

Барон посмотрел в окно, в ту сторону, где должна была двигаться машина Камского герцога, сейчас несправедливо, по мнению барона, обделенного. Определенная правда в этом была, но тот факт, что сам Райсор не проявил никаких эмоций по этому поводу, казался не менее удивительным.

– Райсор отказался, – ответил Северед напрямую. – Король сначала предложил ему, зная о вашей тесной дружбе, но он сам сказал, что этот титул вы сможете защитить, в отличие от герцога Камского, у которого почти весь феод в закладе... только сейчас его начинает постепенно возвращать. Ведь вы тоже не сможете вечно поддерживать его герцогство, занятое больше кредитами, нежели политическими проблемами.

– Защитить? – переспросил Эдвард, – Неужели все так плохо?

– Не настолько плохо, как могло бы быть, но при дворе ходят самые различные слухи, – пожал плечами Северед. – У меня есть довольно толстая папка с теми сплетнями, что успел собрать за свое время здесь, о сплетнях про вас, Изабеллу, Тристанский баронат и про ваших союзников. Крайне любопытное чтиво, местами даже очень смешное, – он вздохнул, но остался серьезен.  – Однако основная суть в том, что король вновь возвращается в политику, и собирается смешать все привычные и устоявшиеся планы. По слухам, ни один из нынешних претендентов на престол его не устраивает, даже собственный сын, как ни странно. Убежденный в своих идеалах человек ваш король, что не может не впечатлять. Граф Розмийский слишком безволен, чтобы править, а влияние на него Гористаров пугает даже Иинана, ведь он не забыл, как в прошлом это семейство активно выступало против его правления. Уж не знаю, чем они так смогли привлечь его сына, но он буквально смотрит в рот старому барону...

– И что, он выбрал себе нового преемника? – удивился Эдвард, – И кого же?

– Кого-то он все-таки выбрал, – кивнул Северед, – и даже сам об этом как-то упомянул, что на Рейнсвальде есть человек, которого хотел бы сам видеть своим преемником, но вот его, к сожалению, нет среди претендентов. Надо было видеть в этот момент графа Розмийского, – Корсар не выдержал и растянулся в ухмылке: – весь позеленел и едва удержался от того, чтобы не броситься на отца с явным желанием придушить. Еще бы, в этот момент им, считай, пол вытерли и бросили под ноги неизвестному, хотя остальные претенденты едва ли выглядели лучше... Только король так и не сказал, кого именно он выбрал, но в последнее время все чаще интересуется вами и вашими успехами... – он многозначительно посмотрел на Эдварда и все же поинтересовался: – Вы никогда не думали о королевском престоле? Ведь с того момента, как вы женитесь на Изабелле, у вас появится право крови на него... Не этого ли ждет король?

– Капитан! – рявкнул Эдвард, – Еще одна подобная фраза и...

Что именно он собирался сделать в таком случае с корсаром, договорить так и не смог, мысли вернулись к остезейцу и его предложению. Может ли это быть простым совпадением? Остезейские банки были доверенным лицом самого короля, имевшие тесные связи с его свитой и, главное, официальным монетным двором, порой разбираясь в устройстве государственной политики намного лучше, чем многие придворные. Может быть, предложение остезейцев шло не от них самих, а от куда более высоких кругов. Да и что именно это было, действительное предложение или какая-то проверка, где, чтобы ее пройти, нужен был какой-то определенный ответ. И прошел ли он эту проверку или все же провалил? Снова вопросы, на какие не находилось ответов. Может быть, они были только в его фантазии, в действительно не связанные с реальностью, но интуиция упорно стучалась в стенку его сознания, утверждая, что не все так просто, и есть еще какие-то тайные тропы, какие сейчас не мог увидеть в силу своего незнания.

– Барон, я просто хочу вас подготовить к тому, что может вас сейчас ждать, – спокойно и вежливо ответил Северед. – Король не просто так прибыл лично вас встречать, он велел мне передать, что хочет с вами поговорить в ближайшее время, так что надейтесь, но не особо рассчитывайте на танец с вашей прекрасной возлюбленной.

– Приходится выбирать между работой и семьей, не так ли? – шутка у Эдварда получилось несмешной, но Северед все же улыбнулся в ответ. – Наверное, поэтому вы и не женаты, капитан?

Молодой барон только разочарованной вздохнул, уставившись в закрытое окно, за каким сейчас должны мелькать дневные огни столицы.

– Не совсем в этом дело, но частью вы правы, – кивнул Северед, и по интонации в его голосе Эдвард внезапно понял, что зацепил какую-то глубоко запрятанную в душе этого человека струну, которую не стоило трогать, но вернуть слова все равно не получится. Корсар не стал на это указывать, вместо начатой темы продолжив свой доклад: – Граф Фларский рассчитывает на вашу военную помощь в случае конфликта, и вы, как я понимаю, в этом пока согласны с ним, но ему нужна практически вся военная мощь Тристанского бароната, а не только ваши оперативные базы. Сейчас это действительноважно, потому что граф Розмийский считает именно его своим главным соперником, а ваше официальное признание его стороны в борьбе за престол делает вас ближайшей враждебной территорией у границ Гористарского графства. В это же время Розмийское графство чуть ли не в открытую перебрасывает все свои силы под руководство Гористаров. Старый Гористар собирается идти ва-банк. Если он не получит Рейнсвальд, то его не получит никто.

– Это на него похоже, – кивнул Эдвард, – Лучше еще расскажите, что известно о Респире? На что можно рассчитывать в ближайшем будущем от этого психопата?

– Ничего хорошего, – честно сказал Северед. – Цепная собачка Гористаров, какую продолжают натравливать на вас, приучая к запаху тристанской крови. С того самого момента, как до Рейнсвальда дошли слухи о разгроме эскадры Вассария и его наемников, Гористар приучает его командовать полками бароната, и в первую очередь они изучают технику боя своего потенциального противника. И догадайтесь, кто же обычно в этой роли выступает? – вопрос был скорее риторическим, и ответ на него все равно знали обе стороны диалога.

      – Тристанцы, – без особых эмоций сказал Эдвард, поворачиваясь лицом к корсару, – Вряд ли Респир мог придумать что-то более подходящее. Я даже больше удивлен, что он вообще решил проводить учения, с его-то самомнением...

      – Старый граф заставляет, – кивнул Северед, – Гоняет солдат практически до полного изнеможения, а вот Респира уже давно таким счастливым никто не видел. Хотя, мне кажется, дело здесь не совсем в том, что ему поручили командовать войсками. Он что-то задумал, причем идущее в разрез со всеми планами своего патрона и графа Розмийского. Прямых доказательств никаких нет, но вот косвенных даже больше, чем достаточно... – Корсар покачал головой, не зная, как описать свои подозрения, но и промолчать просто не мог: – С ним очень часто появляется несколько человек, каких здесь раньше никто не видел. Для большинства это всего лишь наемники, но двух из них я знаю в лицо, пираты, одни из самых кровожадных, – активировав планшет, он вывел обе фотографии, сделанные скрытой камерой на одном из вечеров королевского двора: – первый Мерих Череп, кличку свою получил за то, что после каждого удачного налета прибавляет к своей коллекции черепов на капитанском мостике еще один... хотя у него с черепами вообще мания... неадекватен как в бою, так и в жизни, изращенец, ннасильник и мародер. Если хотите найти урода, для которого убить ребенка и следом надругать над его трупом ничего не стоит, то смело обращайтесь к этому человеку. Второй же Дуррль, мутант и бывший раб, чью семью заживо сожгли за то, что они родили подобного ребенка. Сам всегда ходит в металлической маске, полностью закрывающей лицо, наверное, только поэтому и может здесь появляться, но я его знаю хорошо. Тоже еще тот психопат, окончательно поехавший на убийствах. У меня порой возникает такое чувство, что свои рейды он совершает не за добычей, а чтобы просто перебить как можно больше народа. Особенно знаменит тем, что срывает заживо с детей кожу и подвешивает на улицах разоренных городов вверх ногами, – от последних слов корсар был готов плеваться. – Если бы не дал вам клятву, прямо там же был его и застрелил, и плевать на последствия. Их кораблей здесь нет, значит, где-то в одном из вольных портов, поблизости отсюда. Кроме того, личный отряд Респира не занимается тренировками, безвылазно сидят в своей казарме. Значит, готовятся к чему-то другому. И есть еще одно... ваши даже самые лучшие разведчики не смогли бы найти этой информации, – корсар говорил без какого-либо чувства превосходства, просто констатируя факты, – но мои люди ходят по тавернам и кабакам в портовых районах, слушают, запоминают и докладывают. Агенты Респира собирают наемников и всех, кто согласится убивать за деньги, не особо интересуясь качеством самих бойцов. Уличная шпана, беглые матросы, дезертиры и многие прочие, кто ошивается в портовых районах, им обещают деньги и оружие. Я хотел устроить туда своего человека, в качестве разведчика, но мы даже не смогли отследить, куда их именно отправляют. Барон... будет что-то нехорошее...

– И все на мою свадьбу! – в сердцах простонал Эдвард, – надо было все же пристрелить его еще там, когда явился на помолвку, тогда бы было гораздо меньше проблем. А теперь этот псих получил ничем не связанные руки и к ним еще протекторат Гористара!

В сумрачном сознании Респира, куда накладывалась его не совсем здоровая психика и больная фантазия, рождался какой-то план, и барон даже не мог предугадать какой. Именно этим сумасшедшие и страшнее всех остальных, нельзя даже представить, на что они способны, действуя каким угодно способом, но только не тем, что подсказывала логика.

– Может быть, это даже куда более важный момент, чем вы думаете, – сказал Северед. – Судьба вещь непредсказуемая, кто знает, куда могут завести ее повороты.

– А сами как думаете? – поинтересовался Эдвард, – Еще год назад я бы и представить не мог, что стану вводить в круг своих приближенных корсара, да еще в столь важных вопросах, но сейчас сижу и разговариваю с вами, поскольку кажетесь мне намного честнее, чем большинство окружающих меня людей. Я даже подозреваю, что начинаю вам доверять.

Барон сам улыбнулся от этой мысли, но хотя бы здесь абсурдной она ему не казалась. Скорее, более разумной, чем многое из того, что делал в последние дни.

– Кстати о доверии, – кивнул корсар. – О Ярвике можете больше не вспоминать. Как вы и сказали, мы снабдили его дезинформацией настолько, что еще немного, и начала бы из ушей лезть.. В итоге не прошло и суток, как он оставил нас, переметнувшись к графу Розмийскому, да еще с таким счастливым видом, что мне даже стало завидно. Не знаю, как долго сможет ездить по ушам этому человеку, прежде чем окажется, что все то, что говорит, на деле полная ерунда, но в любом случае, ваш прогноз оказался верным.

Северед снова переключил планшет на другую фотографию, где Ярвик уже в парадном камзоле, явно совсем новом, стоял в свите графа, очень гордый собой. Зная на собственном опыте, чем может обернуться общение с этим человеком, Эдвард даже испытал нечто вроде жалости к графу. Бывший пират здесь почувствует себя на раздолье, первым же делом начав обворовывать казну графа и его вассалов, что может зайти очень далеко. Как на это отреагируют остальные, понятно, непонятно лишь, отдаст ли граф перебежчика своим подданным, восстанавливая справедливость, либо же все-таки решится его защищать, рассчитывая на него как на оружие в будущей борьбе за престол. Наверняка Ярвик пообещал ему помощь других пиратов в случае открытых военных действий, оплатить какую можно одними трофеями, что вполне устроит обе стороны.

– Это было ожидаемо, – кивнул Эдвард, – однако надеюсь, сегодня мне его увидеть не придется. Не хочется осквернять этот вечер никому не нужным трупом, – вернув планшет корсару, он одернул камзол, – Все-таки дома чувствуешь себя совершенно по-другому...

Королевский дворец был одним из самых грандиозных сооружений во всем Рейнсвальде, созданный лучшими мастерами архитектуры, скульптуры и настенной росписи, какие вообще были в Известном Пространстве. Приближавшимся к нему путникам открывался великолепный вид на высокие изящные башни, завершающиеся многоярусными пагодами, чьи стены украшали многочисленные статуи, изображающие аллегории человеческих чувств, грехов и благородных дел. Центральный арочный проход сделан в виде многоуровневых ворот, каждая пара створок при этом была неповторима, сильно отличаясь от предыдущих, а над головой смыкались опорные арки, похожие на ребра неизвестного животного, украшенные рельефными изображениями и огромными металлическими люстрами, свисавшими на толстых цепях. Ворота были столь большими, что сквозь них могли проехать даже сверхтяжелые супертанки, и то показавшиеся бы совсем маленькими на фоне подобных размеров. Проход дважды поворачивался под прямым углом, отдавая дань традициям фортификации, и только после этого машины въезжали в Нижний двор, первый из семи, на какие делилась вся территория дворца. Он был отдан военному гарнизону, целой армии, что находилась здесь, охраняя покой и безопасность короля Рейнсвальда. Танковые и воздушные ангары, казармы и бараки для солдат были выстроены в единую структуру с внешними фортификациями, оборонительными стенами и плацами для техники и пехоты. И даже они не были простыми постройками чисто прагматического содержания, чтобы не выбиваться из общего стиля, каждое такое здание представляло собой отдельное произведение архитектуры, соединенное с другими арочными переходами и башенками. Каждый плац или открытая площадка обязательно украшены каменными или бронзовыми статуями, изображавшими героев Рейнсвальда, а каждый расположенный здесь полк или рота имели собственное имя, посвященное одному из них.

Кортежи здесь не останавливались, проезжая один уровень за другим, пока не остановились перед широкой парадной лестницей той частьи комплекса, что являлась самой королевской резиденцией, включавшей в себя несколько соединенных друг с другом зданий с большими панормаными окнами и просторными залами. Бал, посвященный успешному открытию колонии на Аверии должен проходить в Зале Героев, одном из самых больших и красиво украшенных залов, посвященном прошлым королям Рейнсвальда, тем из них, кто остался в истории как человек, много сделавший для анклава и его процветания. Герои прошлого в сияющих доспехах, отлитых мастерами из платины и золота, смотрели со своих постаментов на людей внизу, окруженные фресками с изображением их подвигов, а потолок зала с изображением освещенного неба, взятого из старых легенд, удерживали на своих плечах гигантские титаны, символизирующие лучшие стороны человеческого характера. На этом фоне терялись даже самые яркие и красивые наряды придворных дам, не способные тягаться с помпезностью и роскошью окружающих стен, видевших самые яркие моменты в истории Рейнсвальда. И одно лишь то, что король сам решил провести здесь торжество по случаю открытия колонии, говорило и об его отношении к самому проекту «Сакрал», и тем, кто его курировал. Это отметил и Эдвард, и его союзники, и, конечно, его соперники.

Здесь барон принес официальную клятву престолу и Рейнсвальду, уже не как барон Тристанский, а как герцог Аверийский, новый феодал острова. Новый герб, который позже геральдистами будет вплетен в основной герб Тристанского дома, уже был подготовлен и представлен, висевший сейчас на широком полотнище рядом с гербами королевского дома и самого Рейнсвальда. Яркое черно-белое поле, в центре которого размещался треугольный красный геральдический щит, окантованный стилистической золотой вязью из вьющихся растений с крупными цветками, с одной стороны удерживаемый вставший на задние лапы панцирным волком, а с другой химерой. В центре был изображен шлем с острым забралом и большим плюмажем из красных, белых и золотых перьев, позади которого перекрещены три прямых меча с широкими эфесами. Под ним новый девиз, который так же станет частью и девиза Тристана «несем свет во тьму, не зная страха». Геральдисты явно старались, новые гербы были не частым явлением, и могли быть созданы лишь по прямому разрешению короля, хотя обычно с подачи прошения будущими феодалами. Здесь же все происходящее было подготовлено заранее, и Эдвард не мог не чувствовать гордости, глядя на герб своего нового феода, по деяниям заслужив подобную честь.

– Своей кровью, душой и телом я приношу клятву королю и народу Рейнсвальда, – в парадном одеянии, специально переодевшись для этого момента, Эдвард встал на одно колено перед королевским троном, вытащив шпагу из ножен и поставив его перед собой, уперев острием в пол и взявшись двумя руками за эфес. Его глаза смотрели прямо на короля, на лице которого читалась ничем не скрываемая радость и гордость за стоящего перед ним человека, – Словом, делом и помыслом служить Рейнсвальду и короне, не щадя ни жизни, ни души своей, и лишь воля короля и законы королевства будут для меня путеводным светом в вечной тьме. И буду я проклят и забыт, если нарушу данное здесь и сейчас слово, преступив законы Рейнсвальда, ослушавшись воли короля, либо присоединившись к врагам королевства. Клянусь на том и никогда не забуду клятвы этой...

Молодой феодал снял перчатку с левой руки, где уже был один шрам, оставшийся с того момента, когда приносил клятву как барон Тристанский и, крепко взявшись за отключенную силовую шпагу, провел ладонью по лезвию своего клинка, глубоко разрезая кожу и оставляя на закаленной стали вытянутый кровавый след. Сразу же подошел геральдист со свитком, где было записано каждое сказанное сейчас слово, и Эдвард приложился к нему окровавленной рукой, собственной кровью подтверждая все сказанные слова.

Теперь наступала очередь короля. С трудом поднявшись и опираясь на своих телохранителей, он подошел к Эдварду, все еще стоявшему на одном колене. У него в руках была,одна из самых древних и ценных реликвий Рейнсвальда – меч с именем Холдрик, оружие первого короля, с которым тот спустился со своего корабля на тогда еще пустынный остров, где были лишь мутанты да племена дикарей, не имевших ничего общего с будущей цивилизацией. Символ самого существования Рейнсвальда, оружие, которое держали в руках десятки королей, ведя армии в тысячи кровавых битв, порой решавшие судьбы всего сектора. Один только вид этого меча, все еще такого же идеально гладкого и острого, заставлял невольно волноваться даже самых бездушных и бесчувственных, не раз смотревших в лицо смерти, поскольку даже они понимали, что сейчас на них смотрит более чем пятьдесят тысяч лет истории, отлитых в металле.