Текст книги "Мёртвая Петля (СИ)"

Автор книги: Katunf Lavatein

сообщить о нарушении

Текущая страница: 27 (всего у книги 36 страниц)

Мидорикава закончил отчитываться перед министром по видеосвязи и выдохнул, когда изображение исчезло с широкого экрана на стене. Двумя этажами ниже – больничное крыло, сам он находится в конференц-зале, будучи приглашён туда Князевым.

«Что и ожидалось от вас, Мидорикава-тайчо», – привычным холодным голосом припечатала министр Мегане, перед тем как отключить связь. Что она имела в виду? Он пытался понять что-то по лицу заместителя, но Широяма будто надел непроницаемую маску.

Результаты его работы в теории были положительными. Оставшаяся в Америке часть группы успешно работает в своей сфере, Кайл и Хоук живы, мирное население не пострадало, дыру в пространстве он закрыл. Технически всё сложилось идеально, и этого министр не могла не оценить. Но Мидорикава не мог иначе и честно рассказал ей всё остальное: московская спецгруппа уничтожена полностью, мир лишён ещё пятерых защитников, воплощение Дьявола исчезло без следа – они даже не знают, как он сейчас выглядит и насколько силён. Также он упомянул то, что был недостаточно проинформирован насчёт родословной отряда RSH. Узнать о родителях Кайла ему удалось лишь благодаря своим связям и личному любопытству, поскольку история всех номеров раньше Четвёртого скрыта.

Единственное, что он скрыл от начальства – то, что ему пришлось воспользоваться Книгой. Без запрещённых молитв и применения некоего колдовства Мидорикава не смог бы вытащить обратно хотя бы оставшихся двоих.

Министр имела в виду то, что он выполнил свою работу? Или же то, что снова забрался не в своё дело? Или то, что всё пошло наперекосяк, но ему удалось избежать полного краха?

– Ну, по крайней мере, вы не уволены, – натянуто улыбнулся Князев, выключая оборудование. Мидорикава посмотрел на него – с их последней встречи русский генерал не изменился, разве что прибавилось седины в висках. – И сохранили своих людей.

– Дело не в том, чьи они были люди, – вполголоса проговорил Мидорикава, продолжая наблюдать за перемещениями товарища. – Миру это в минус. Вашей стране – тем более.

– Я думал, вы знаете всё до последней мелочи.

– Всё оказалось сложнее и запутаннее, чем я мог предположить.

– Давайте прямо, чья это вина? – нетерпеливо и колюче спросил Князев, перебивая его. – Мне ещё отчитываться за гибель целого отряда, и хотелось бы знать, как мы потеряли лучших бойцов.

– Отчёт, – повторил Мидорикава. – Они потеряли товарищей, а вы беспокоитесь о своих бумагах.

– Это война, – жёстко сказал Князев. – И все это отлично знают. Мои люди, те, что простые смертные, не жалуются, когда их товарищи погибают в роли пушечного мяса. До тех пор, пока не подоспеет спецотряд. Из того, что Юрий Васильич успел мне объяснить, в этом сражении главную роль играла сила воли – не поддаться искушению или типа того. Об усопших плохо не говорят…

– Но вы именно этим и занимаетесь, – Мидорикава почувствовал закипающую злость. – Герман, они все были детьми. Вам не стыдно требовать от них что-то большее, чем они являются сами по себе?

Князев отвернулся.

– Вами движет жалость и личная привязанность. Мидорикава-сан, возьмите себя в руки.

Его фигура на фоне окна напомнила капитану кого-то другого. Молча он смотрел на пустую стену, где недавно отображались равнодушные лица начальства. Сколько бы он ни уговаривал себя проявить железную волю и, подобно истинному руководителю, строго и объективно оценить ситуацию, сердце не выдерживало под напором сострадания.

– Солдату нельзя ломаться, пока он не останется один против сотни врагов, – совсем тихо добавил Князев. – Помните это, когда будете с ними разговаривать.

– И вы не забывайте, что любому из нас необходимо сочувствие ближнего и надежда, – Мидорикава закрыл за собой дверь и медленно пошёл к лифту.

«Чья это вина, Герман… За что именно – из всего, что когда-либо происходило с ними?»

***

– Результат исследований неутешителен, – докладывал врач, глядя в глаза капитану, незаметно сжимая руки в карманах. – Помимо физических повреждений, замечены некоторые отклонения в поведении. Вы часто заходите и не можете не видеть, что он не может и не хочет разговаривать, большую часть времени проводит в состоянии полусна. Психосоматика ясна – лучше бы всё это было сном. Я сталкивался с таким раньше.

– И что было?

– В том старом случае пациент настолько сильно хотел избавиться от произошедшего, что оно действительно исчезло из его памяти. Даже если ему говорили, что было на самом деле, он уверенно говорил другое.

– Как он потом адаптировался к обычной жизни, этот ваш пациент?

Врач прикрыл глаза.

– Он до сих пор в больнице. Так вышло, что… в общем, он не может заставить себя выйти наружу. Всё-таки память сохранилась, это теперь что-то вроде фобии. Дело завязалось в аварии, а машины-то у нас повсюду.

Мидорикава хотел было откланяться и пойти дальше, но врач продолжил после долгой паузы:

– Я не хочу сказать, что с вашим товарищем обязательно произойдёт то же самое. С моим братом некому было остаться, никто не мог его переубедить… Короче говоря, шанс есть всегда, тем более, прошло не так много времени. Вы ещё можете всё исправить.

Посмотрев ему вслед, Мидорикава вздохнул и с уважением подумал о стойкости этого доктора. Они выглядят как ровесники, правда, ему самому раза в три с половиной больше лет.

За углом была палата Кайла. Свернув из коридора к двери, он наткнулся на Хоука.

– Ты лежать должен, – быстро произнёс Мидорикава. – А не по коридорам шататься.

– Мне идти два метра, не больше. – Хоук выглянул в коридор через его плечо. – Что он там говорил? Про нас, наверное?

«Слава богу».

– Да так, обо всём понемногу. Про свою жизнь рассказывал. Сильный человек. – Помявшись немного, капитан спросил: – Можно мне навестить Кайла?

– Он спит. Мидорикава-сан, вы, кажется, чувствуете себя виноватым. Это лишнее.

– Я думал, ты считаешь, что я привёл вас в могилу.

– Вы вытащили нас из неё. – Мидорикава с изумлением слушал его спокойную речь: – Пожалуйста, не надо думать, что если я младше вас, то не умею думать… Как и вы, я несу ответственность за некоторых людей и представляю, что вы чувствуете. Малейшая неудача – и кажется, что на твоих плечах громадный груз вины, а на самом деле её всего лишь капля.

– Ты слишком трезво рассуждаешь для пострадавшего…

– Это должны делать вы, – иронично заметил Хоук. – Говорить всякие хорошие вещи, приносить цветы и ещё какую-нибудь ерунду. Пожалуйста, приободритесь, нам ещё вместе работать.

Мидорикава прищурился, рассматривая его ничем не отличающееся от обычного лицо. Почему-то росло ощущение, что Лаватейн хочет поскорее избавиться от его присутствия. Да и наверняка он прекрасно слышал всё, что происходило в коридоре.

«Какой же из тебя хороший лгун».

– Ладно, как скажешь. Но всё-таки я бы хотел побыть с вами, пока мы не сможем отправиться обратно, – заставив себя улыбнуться, Мидорикава искоса посмотрел на закрытую дверь.

– Если хотите помочь, понаблюдайте дистанционно за нашими ребятами. Я, конечно, позвонил им недавно, но за несколько дней могла произойти любая катастрофа.

Разговор определённо не шёл дальше. Признав поражение, Мидорикава ушёл, держа в голове не самый приятный список дел. Пожалуй, и вправду нужно связаться с остальными. Он всегда полагался на Джуничи, и, скорее всего, ничего ужасного у них не случилось.

«Чья вина…»

***

Хоук закрыл за собой светлую дверь, отпустил ручку и, как будто она была последней опорой, рухнул на пол, словно подкошенный. Ноги и спина заныли от этого действия, но сердцу было куда больнее, чем каким-то там царапинам. Он не знал, сколько времени просидел на полу, согнувшись и упершись ладонями в холодный пол, но солнце закатилось окончательно, в палате автоматически загорелся слабый свет ламп. Поднявшись, он сделал несколько шагов вперёд, приблизившись к кровати. За всё то время, что он провёл здесь, Кайл ни разу не открыл глаза, несмотря на то, что в какие-то моменты определённо не спал. Он должен был услышать его – хотя бы один раз.

Подслушанное не давало Лаватейну покоя. Присев на неудобное сиденье для посетителей, он в третий раз перелистал тонкую тетрадь – историю болезни. Не понятно ровным счётом ничего. Отчасти Хоук был рад тому, что Кайл может избавиться от воспоминаний о произошедшем: не то, что стоит бережно хранить в памяти всю оставшуюся жизнь. Но не было никаких гарантий, что это не изменит его. Не повлияет на остальную память. Не позволит двигаться вперёд.

– Мог бы уже проснуться. Весь бок себе отлежишь, – заговорил Лаватейн. – Нельзя так долго находиться без движения. Слышал истории про людей, которые думали, что больше не смогут ходить, но всё-таки встали и пошли? Вот я тоже так думал, а потом пришёл грустный Мидорикава и потащил меня в коридор. – Он протянул руку к кровати, чтобы поправить одеяло, и отдёрнул её обратно. Чёрт. Столько всего произошло, и всё, что он может – это поправить одеяло. – Давай, скажи какую-нибудь глупость. – Кайл не шевелился, с закрытыми глазами лёжа на правом боку; Хоук так долго смотрел на него в прошлый раз, что даже запомнил, в каком положении лежали на лбу тёмные пряди. – Тогда я скажу. Ты немного обгорел, краска слиняла… Что дальше будет? Может, в рыжий? Хотя нет, выглядеть будет идиотски. – Поняв, что реакции не будет, он вздохнул и отвернулся. Потом нащупал на своём лбу широкий пластырь. – Вот у меня какой цвет волос?.. Дурацкий, скажи? Вроде русые, но на солнце как будто рыжие. А в универе однажды блондином назвали. Надо было покраситься вслед за тобой, и никаких проблем.

Ночное небо над Москвой темнело резкими хаотичными мазками, будто одну часть закрашивали дольше, чем другую. Вон те дома ещё на сероватом фоне, а те – уже погрузились в синюю тьму. Лампочка над головой заработала сильнее, когда на подоконнике сгустились тени.

Проснувшись от короткого сна, Хоук тряхнул головой и поморщился – спать в неудобном кресле ещё хуже, чем сидеть на полу. Бинты мешали двигаться раскованно, а ещё он пропустил вечерний приём лекарств, не появившись в своей палате. Он пересел на край кровати. Прогонять всё равно некому. Наклонившись, Хоук внимательно посмотрел на Кайла. По-прежнему спит или делает вид, и его спокойное лицо как будто кажется чужим. Наверное, потому, что в последний раз оно было искажено отчаянием и болью. Перегнувшись через одеяло, Хоук осторожно взял его пальцы. Такие же красные и сухие от ожогов, как у него.

«Ты должен среагировать».

Попробовал переплести его пальцы со своими, но было больно. Никакого ответа.

«Как я должен себя вести?»

– Прекрати лежать без дела, друзьям нужна твоя помощь! – Нет. – Как ты себя чувствуешь? Может, принести что-нибудь? – Нет. – Если ты сейчас же не ответишь, я больше никогда не приду. – Нет. – Колыбельную спеть? От моего пения ты точно проснёшься… – И снова нет.

Ещё не зажившая спина буквально кричала против, но Хоук продолжал сидеть, скривившись и согнувшись, над неподвижно спящим Кайлом, на что-то рассчитывая или надеясь. Рука, которой он опирался на матрас, и вовсе начинала дрожать от напряжения.

– Так что насчёт причёски? – устало спросил он. – Посоветуешь что-нибудь? Нет? Ну, кого я спрашиваю, тоже мне, парикмахер нашёлся…

«Если не откроет глаза через пять минут, я уйду».

Шестая минута. Седьмая. Десятая.

Пальцы дрогнули – Хоук не сразу понял, чьи. Не успел он присмотреться или окликнуть его, Кайл пошевелил рукой, нащупывая его ладонь. Некоторое время держал его за руку, не просыпаясь. Хоук считал секунды.

– Сколько времени? – хрипловато спросил Кайл.

– Почти полночь.

– Мог бы пойти спать, – он открыл глаза, щурясь из-за неяркого, но всё же света, и не стал убирать свою руку. Хоук осторожно передвинул пальцы чуть в сторону, чтобы не трогать красную кожу. – Всё время сидишь со мной, как с маленьким… О себе не думаешь.

– Ты знал? Почему тогда не отвечал ни разу?

– Нас бы услышали. Тут же всё время кто-то ходит, – Кайл приподнял голову, посмотрев в окно. В нём можно было разглядеть разве что отражение палаты. – Ничего, что ты здесь, со мной?

– Нет… – Хоук не совсем понимал, что он имеет в виду, но был рад слышать и это. Только бы он не спросил, что случилось и как они попали сюда. Только не это.

– Ладно… – Медленно перевернувшись на спину, Кайл посмотрел на Хоука; Хоук смотрел на него в ответ и перебирал в уме, откуда какая царапина. Но он не мог оторвать взгляда: глаза такие синие, такие цепкие, до ледяного ужаса спокойные, словно никто не умирал. Смотрит и не задаёт никаких вопросов.

– Кайл?

В последний раз он говорил что-то невнятное про демонов, про планету, про хаос. Это всё же было лучше, чем ничего. Хоук позвал его ещё несколько раз; Кайл смотрел на него почти что равнодушно, или, вернее, без всякого удивления, потом наконец тихо фыркнул и сжал его запястье, чего никогда в жизни не делал.

– Да чего ты?.. Паникуешь…

– Потому что ты со мной не разговариваешь, вот что, – выдохнув, Хоук покосился на их руки. Что это могло значить? Ему нужна поддержка? Болит ладонь?

– Извини, – легко сказал Кайл. Хоук вздрогнул, как от удара током.

«Извини?»

– Думал, что можно сказать. Ты всё время что-то говоришь, остановить невозможно. Сам себе отвечаешь, потому что никто слова вставить не успевает. Здорово, наверное… – Кайл улыбнулся, и Хоук был готов отдать что угодно, лишь бы этого не видеть. В палате было очень, очень холодно. – Спасибо за всё.

– В каком смысле? Эй!

– В прямом же. Ты всегда рядом, несмотря ни на что. Я так рад, – Кайл смотрел ему в глаза и говорил: – Я так рад, что ты мой друг, Алекс.

Хоук резко отпустил его руку, боясь, что сделает с ней что-нибудь не то. Ситуация то ли расставляла фразы по своим местам, то ли переворачивала всё с ног на голову и справа налево. Он подумал о тёплом одеяле. Тёплом. Таком тёплом, чтобы укрыться и ничего не чувствовать. Наверное, что-то определённо было не так с ними обоими; уставившись в одну точку на изголовье, Лаватейн молился про себя, чтобы кто-то принёс это чёртово одеяло, потому что это самая безопасная мысль, которая сейчас находилась в его голове.

Мой друг Алекс. Мой друг Алекс.

«Он не со мной так разговаривал, – Хоук слышал какой-то голос на заднем плане, но это мог быть хоть Кайл, хоть он сам, хоть лечащий врач. – Он никогда со мной так не разговаривал. Это как другой человек… для другого человека. То есть, это был Кайл… такой, какой он на самом деле? Со своим отрядом? Со своим лучшим другом? Не может быть…»

Может, он вернулся в детство? Иначе откуда здесь Первый?

«Но он смотрит прямо на меня, неужели не узнаёт? Мы не можем быть настолько похожи… с этим Алексом, – Хоук опустил голову, по-прежнему избегая куда-либо смотреть. – Нет. Не должно такого быть. Он столько лет видел во мне его?»

– …говорю же, это слишком, – говорил Кайл, рассматривая бинты на своей руке. – Я знаю, ты всё время здесь был, Алекс. Иди отдохни. Надо же о себе подумать.

«Не надо. Я думаю только о себе. Он не очнулся как следует, а я воспринимаю это всерьёз и думаю, чёрт возьми, о самом себе… Это настолько неважно сейчас… – Хоук посмотрел на его лоб. Только не в глаза. Пока не. – Мне притвориться им? Сказать правду? Нет…»

– Ты знаешь про остальных? – неожиданно спросил Кайл. – Нет? Они умерли…

– Да, – выдавил Хоук.

«Он помнит? Тогда почему видит своего друга? Он же умер раньше всех…»

– Только мы и остались. Жаль…

– Ты ошибаешься. Меня там не было, – он решил, что лучше слегка подыграть, чтобы потом перейти к правде. – Они правда умерли, но ты был там с кем-то другим.

Приподнявшись на локте, Кайл протянул руку и коснулся его лба.

– Ты в порядке?

«В отличие от тебя…»

– Мы же вместе сражались, – Кайл настороженно и с волнением смотрел на него. – Не помнишь, что ли? Когда всё загорелось, ты пришёл за нами с Полиной, но её мы спасти не смогли… разве не так? Ал…

Он с трудом сел в постели, никем не останавливаемый.

– Не делай вид, что ничего не было, Ал. Ты вытащил меня оттуда. Такое мог сделать только ты. – Кайл ещё раз (второй раз в жизни – за этот вечер) прикоснулся к лицу Хоука, на этот раз к щеке. – Не плачь. Они были такими молодцами, даже когда оставалось всего ничего… Зато мы остались. Вдвоём, правда, но, видимо, так предначертано. И вспомни, пожалуйста, как все было на самом деле, хорошо? Ты – мой единственный друг, и больше никого там быть не могло.

Хоук уткнулся в его забинтованное плечо, прижимая кулак к дрожащим губам. Ничего. Бред. Нужно только подождать, когда он придёт в себя и всё вспомнит. Будет тяжело рассказывать правду, но не тяжелее, чем слышать всё, что он только что услышал. Главное – не закричать.

– Тебе пора идти.

Главное – не закричать.

***

Несколько дней Кайл не приходил в себя, что врач назвал переломным моментом. Мидорикава захаживал постоянно, упрямо доказывая, что это он во всём виноват и никак иначе, Хоук уже отказался от идеи его переубедить. Однажды спустился Князев, когда ему разрешили навестить Хоука; к удивлению, он не стал в привычной грубоватой манере что-то пространно объяснять, только выразил благодарность за участие в сражении.

– Я ничего не сделал, – сказал Лаватейн, вертя в руках добродушно принесённые пирожки от секретарши Тамары. – Можете поблагодарить Мидорикаву-сана.

– Ну, ладно, – проворчал Князев. Сразу стало понятно, почему японец ходил как пришибленный. – Вы это, поправляйтесь, что ли. Домой пора.

– У вас свободных палат целый этаж, – пожал плечами Хоук. – Не надо вот этого вот вашего гостеприимства, Герман Борисович.

– Когда-нибудь я тебе подзатыльник дам.

– Жду с нетерпением.

Помолчав, Князев хрипло спросил:

– Как он там?

– Я же говорил ещё вчера, скоро уедем, можете не беспокоиться, – Хоук с увлечением рассматривал подарки от коллег, как будто это был интереснейший в жизни фильм.

Князев покачал головой и молча вышел, засунув руки в карманы. Хоук слышал, как он какое-то время топчется рядом с соседней палатой, а потом быстро уходит. Сложив выпечку и дружественные открытки обратно в пакет, Лаватейн поднялся, одновременно снимая чистую рубашку со спинки стула. Бинты снимать ещё не разрешали, но теперь хотя бы официально можно ходить.

Постучавшись, Хоук вошёл и увидел бодрствующего Кайла и гиперактивного Мидорикаву на сиденье рядом с ним. Удивительно, как он не услышал это из соседнего помещения.

– И покинул твоё тело проклятый герцог Данталион, – вещал Мидорикава, как по книге. – Собственно, этого мы не видели, но когда Хоук тебя нашёл, ты уже никем не управлялся.

– Ну хоть какая-то радость в этой жизни, – проворчал Кайл, косясь на него подозрительно. – Вы бы ещё через полгода притащили свою божественную задницу, а?! Как раз бы Дьявол присоединился, вот бы все вместе и встретились…

– Мы спешили, – проронил Хоук, садясь с другой стороны. Кажется, его заметили только сейчас. – Если бы ты раньше сказал, что за вами охотятся, может, этого бы не случилось.

Кайл надулся и уставился перед собой, скрестив руки на груди.

– Классно, я виноват.

– Ты виноват, – моментально включился Мидорикава. – Точно! А я-то думаю, с кого всё началось? Боже, боже… – он полез за тетрадью. – Так и напишу…

– Может быть, – неохотно протянул Фабиан. – Наверное. Ладно, согласен, мои проблемы.

– Вот и разбирайтесь, – с облегчением сказал Мидорикава, собираясь и уходя. На пороге он обернулся и напомнил: – Как только сможешь встать, полетим обратно. Нельзя так задерживаться вдали от дома…

Тишина длилась минуты три, не разрываемая ни единым вздохом. Кайл не выдержал первым:

– Ты чё?

– Что-то не так? – Хоук оторвался от созерцания белой комнаты, повернув к нему голову. Всё как обычно. Ничего не изменилось.

– Типа того. Ты какой-то неправильный, – объяснил Фабиан.

– Это ты неправильный… – Он поднялся. – Отдыхай. Могу принести журнал, там валяются.

– Подожди… Ничего не расскажешь?

– О чём?

– Ну, я, наверное, вырубился на середине, – пробормотал Кайл. – Помню только, что Полина… в общем… ты знаешь, короче.

«Это больше на тебя похоже, не так ли?» – Хоук сел обратно.

– Рассказывать особенно нечего. Мы выбрались оттуда, Мидорикава-сан прочёл запретное заклинание. Он объяснил, что это был крайний случай, поэтому он воспользовался какой-то своей книгой. Судя по всему, сам Дьявол был неподалёку, но этого никто точно сказать не может.

– И дальше? Я давно так валяюсь? – он посмотрел на настенный календарь, вскинув брови. – Сколько?..

– Ну, всё ещё март, это утешает. – Хоук проследил за его взглядом. – Да ты проспал свой день рождения.

– Не отмечать же его теперь, – буркнул Кайл. – В половину меньше поздравлений… Они никогда не забывали. А теперь я их не забуду…

Громко тикали часы. Раньше их тут не было.

– Если хочешь поговорить о них – говори, – предложил Хоук. – Может, станет легче.

– Вряд ли. Да и… зачем тебе это надо… – Кайл сердито уставился на свои бинты. – Блин, ну как всегда. Я же не хотел тебя в это втягивать. А в итоге всё-таки втянул.

– Это не страшно. Всё равно тебе больше досталось, – он всё же улыбнулся и вполне искренне, но на Фабиана это не подействовало.

– Наверняка все уже всё знают. Обычно я тот парень, который ведёт себя по-скотски и ничего не объясняет.

– Именно! – воскликнул Хоук и рассмеялся. – Нет, такого точно описания тебя я никогда не слышал. Приму за извинение. Не забудь остальным рассказать…

– Ага… – он неуверенно усмехнулся. – Ладно, пожалуй, надо отметить. Чтобы вы могли с чистой совестью швырнуть в меня торт. Сколько там… двадцать четыре свечки, получается?

– Да. Двадцать четыре горящие свечки я вставлю тебе в…

– Не хочу взрослеть! – шарахнулся Кайл. – Ты же меня под конец жизни всего искалечишь!

– Что поделать, – хмыкнул Хоук. – А сколько их, по-твоему, должно быть?

– Восемнадцать.

Лаватейн моргнул.

– Почему?

– Ну… – потянувшись, Фабиан снова посмотрел на календарь. – Типа восемнадцать лет – клёвый возраст. Никаких проблем не было. В смысле, были, конечно, но какие-то дебильные. Я тогда в универ поступил. Тебя нашёл. Мультики по ночам смотрел. Классно же всё было.

– На что ты потратил свою молодость? – не дав ему ответить, Хоук поднял руки: – Сдаюсь, восемнадцать – так восемнадцать. Если хочешь, сделаем меньше свечек.

– И что тогда? Время назад вернётся?

– Нет, но если делать так каждый год, то тебе будет вечно восемнадцать. Как ты и хотел.

Кайл изучающе посмотрел на него, затем дотянулся до тумбочки и что-то оттуда вытащил. Повертел в руках, подбросил пару раз. Хоук присмотрелся и увидел старую подвеску – серебристый истёршийся со временем треугольник.

– Символ какой-нибудь?

– Нифига. Все так думали, конечно, но это просто подарок, – помолчав, он сказал: – Давай руку. – И хлопнул ему на протянутую ладонь холодную подвеску. – Эта штука ничего не значит. Вообще ничего. Ты можешь выбросить её, пожалуйста? – Хоук кивнул, не подавая виду, что знает всё об этой вещи. – Угу… И ещё… Что-то я столько всего прошу, ладно. Я решил, что раз ребята умерли, то надо прекращать постоянно думать об этом. Отряда больше нет – вообще никакого. Остался я и остался, нет никакой возможности его возродить. Можешь пинать меня каждый раз, если я кого-нибудь упомяну?

– Каждый? – переспросил Хоук. – Даже если…

– Никаких исключений, – отрезал Кайл. – Никаких имён. Надо типа жить в настоящем и всё такое. Ну, правда, я же всем надоем.

– Как скажешь. – Хоук убрал подвеску в карман. – Это будет мой подарок. И не вздумай выпрашивать какую-нибудь дорогую бесполезную дрянь.

Он даже дёрнулся от удивления, когда Фабиан протянул раскрытую ладонь.

– Чего ещё?

– Придурок, что ли? – вспыхнув, огрызнулся Кайл. – Лапу давай.

Хоук думал, что не способен удивляться ещё больше, когда друг буквально повис у него на плече. Это было похоже на попытку объятий, но разве что на очень слабую попытку. И ещё, снисходительно хлопая его по спине, Хоук услышал что-то, отдалённо похожее на «прости».

========== Часть IV. Глава X. Искры обращаются в огонь ==========

Dimidum animae meae.

Половина души моей (кто-то очень близкий).

Десятый мир,

США, Нью-Йорк, Манхэттен

2025 год

Свернув с людной улицы в относительно тихий переулок, в котором ютились пока ещё не работавшие ночные клубы и маленькие частные магазины, Шон прибавил громкость в наушниках и зашагал быстрее. Он недавно нашёл этот путь на работу: так не короче, но удобнее, решил Ламберт, когда в первый раз соскочил на одну остановку раньше и обнаружил эту никем не используемую дорогу. Хотел сегодня показать новый путь сестре, но Энджел куда-то уехала со вчерашнего вечера, занятая попытками добыть визу для Хинами. Почему это оказалось проблемой, Шон прослушал.

Прошло больше полугода, но офис, отданный им после неудачной попытки обустроить фитнес-клуб, по-прежнему напоминал гроб. Чёрный, приземистый и на редкость мрачный. Правда, на день рождения Эйдена они решили провести эксперимент и украсить входные двери гирляндами: выглядело так ужасно, что именинник вежливо попросил их либо удавиться этими самыми гирляндами, либо сжечь их на заднем дворе.

Шон поднёс карточку к индикатору, чтобы можно было получить ключ – эту систему ввели недавно по наущению министра Азалии. Вместо ключей ему услужливо предложили выдвинутую пустую коробочку. Нахмурившись, Шон вошёл внутрь без обычных перипетий. Последнее время он приходил первым.

«Нас ограбили, что ли? Но что отсюда можно украсть? Всё равно нашим оружием не так-то просто воспользоваться…» – размышляя таким образом, Ламберт чувствовал, что ходит кругами вокруг правильного ответа.

С порога лифта было видно, как распахнута дверь в кабинет шефа. Улыбнувшись, Шон вприпрыжку поспешил туда.

– Перезвоните позже, – Хоук швырнул трубку телефона через плечо, прямо перед тем, как зазвонил мобильник. – Да, здравствуйте, я здесь, но вы тоже, пожалуйста, перезвоните позже.

– Доброе утро, – сказал Шон. – Пока тебя не было, я вытирал пыль.

Хоук посмотрел на него, как на заместителя, который вытирал пыль, и картинно рухнул в кресло со словами:

– Это всё, что ты можешь мне предложить?

– Нет, я ещё проветривал иногда. – Усевшись на место посетителя, Ламберт попросил: – Расскажешь всё-таки, что с вами там было? Энджел объясняет, как… ну, как я.

– Сначала ты расскажи, как вы тут деградировали, – ответил Хоук, перебирая огромную стопку бумажных писем на столе и такую же, только виртуальную, на компьютере. – Нас ещё не распустили хотя бы?..

– Да почему сразу распустили, всё нормально… Мы были в Бронксе, в Квинсе, потом опять неподалёку от Бэттери, ну, где мы думали, что кто-то был, но там никого не было, – заболтал Шон, не утруждая себя использованием пространных объяснений. – Ребята очень помогали. Куро научил меня правильно держать меч, от этого, кстати, меньше болит рука, а потом пришёл Джун и переучил ещё раз, так стало ещё лучше… Я, наверное, не то рассказываю…

– Говори, интересно же, – подбодрил его Лаватейн. Шон бы даже поверил, если бы не помогал ему раскидывать бумажки по столу во время разговора.

– Так вот, научили. Один раз мы крупно вляпались, но каким-то чудом доползли до дома, правда, Эйден и Хинами проторчали в госпитале дня три. Хинами вообще-то не хотели отпускать, но она сама сбежала, поэтому какое-то время лежала в отключке на этом диване. – В знак подтверждения он потыкал рукой диван. Никаких следов бессознательного женского тела. – Во-от… Сейчас Джун и Эндж поехали в какой-то там центр, чтобы выбить визу для Хинами. Не спрашивай, я не догнал. Эйден работает, а братан, то есть, Куро, гоняет балду. Но он должен скоро приехать и потренироваться вместе со мной.

– Это что? – Хоук наткнулся на помятый разукрашенный листочек, лежавший на самом краю. Зардевшись, Шон доложил:

– Мы тут считали, кто скольких демонов убил. До того, как на этом же листочке начали играть в морской бой.

– Ты имеешь в виду… отчёт?

Шон неопределённо мотнул головой.

– На этом развороте, можно сказать, и отчёт.

Вздохнув, шеф углубился в чтение, постепенно осознавая, что за всплеск энергии упоминала по телефону Энджел. Список выглядел примерно так:

Мияно – 38

Ямамото (братан) – 13 с половиной

Нагацукаса – 19 (пытался убить братана)

Я – 3, но больших (плюс половина, см. выше)

Эйди – 16 маленьких и ещё какую-то хрень

Сестрёнка – рация (кажется, тоже кого-то убила)

– Ничего себе, – пробормотал Хоук. – Кажется, мы тридцать восемь уничтожили только за полгода, а тут…

– Дело не только в том, что Хинами как машина по их убийству. Скорее, действительно было очень много врагов, – погрустнел Шон и переспросил: – А вы?

– Не так удачно. Удалось спасти только одного.

– И этот один переведётся в нашу группу?

– Это Кайл.

Ламберт сглотнул. Андре и Сора были его лучшими друзьями до переезда в Америку. Получается, из RSE остались только они с Эйденом.

– Мне опять не приставать к Кайлу, пока он будет ходить с кислой рожей? – удручённо спросил Шон. – Это дежа вю какое-то.

– Я обычно об этом прошу, но, в общем, делай с ним, что хочешь, – улыбнулся шеф, украшая разрисованный листок официальной печатью. – В таком виде и отнесу, пусть думают, что хотят…

– А Мидорикава-сан? Он вас не кинул?

– Всё-таки нет. Если бы его там не было, наверное, половина мира уже бы накрылась, – будничным тоном ответил Хоук. – Больше не подозревайте его ни в чём, хорошо?

***

Кайл внимательно осмотрел потолок. Никаких ловушек, никаких конфетти, никаких выбитых лампочек. Он не мог объяснить себе, почему так опасается идти по пустому зданию собственного места работы, но ощущение было такое, словно за ним всю дорогу следят. По пути не было времени об этом думать – Мидорикава ещё в самолёте читал ему долгую-долгую лекцию о любви и дружбе, оправдывая это тем, что нужно возродить в пострадавшем волю к жизни. Никакие аргументы насчёт того, что волю к жизни Кайл вроде бы и не терял, на него не действовали.

Устав от поучительных разговор, Фабиан обратился за помощью к шефу. Хоук приказал слушаться Мидорикаву и перевернулся на другой бок, закинув на него ноги.

«Неплохо они сговорились».

Трясясь в автобусе по дороге к родному гробоподобному офису, Кайл против воли продолжал думать об этом, поскольку промытые Мидорикавой мозги работали только в одном направлении. И почему он так упрямо повторял одно и то же, мол, позаботься о своих друзьях, твои родственные души здесь, берегите друг друга? Не хочет, чтобы повторилась катастрофа?

«Как всегда, он имел в виду другое, – размышлял Кайл, поднимаясь по лестнице к лифтовой площадке. – Я был единственным из всей группы, кто был привязан к своему кровному отряду. Я полагался на эти буквы и номера, как будто это единственные люди, которых можно любить… – Выйдя на нужном этаже, он увидел в конце распахнутую дверь, и коридор огласился родным хоровым воплем, означающим очередную разборку не на жизнь, а на смерть. – Почему остальным плевать на это? Они столько лет пытались мне доказать, что татуировки и символы никому нахрен не нужны, а я не слушал».