Текст книги "Внутренний суслик (СИ)"

Автор книги: Inndiliya

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 27 страниц)

Рука замерла, подбираясь к соскам, но это было слишком медленно для меня, слишком растянуто по времени. Все тот же большой палец нарочито ме-е-едленно сделал круг вокруг сжавшегося левого сосочка, от острого удовольствия капля смазки сорвалась и капнула на поджавшийся живот, и волны удовольствия поплыли по телу концентрическими кругами. Три пальца ухватили и покрутили сосок, слегка сжимая, и спину выгнуло, сводя лопатки, «холмы любви» свело в сладкой судороге, и глаза наконец-то открылись.

– Альдис? Но как же.., – удивление вышибло из меня дух, но процесс было не остановить, «совесть» сказала свое веское слово, выталкивая свое мнение небольшими упругими толчками, наполняя желанной истомой тело.

– Тш-ш-ш! Малыш-ш-ш… Неужели ты ничего не вспомнил? – Альдис говорил шепотом и поглаживал другой сосок, пощипывая, задевая ногтем, глядя на пульсирующий результат своих поглаживаний, а потом внезапно положил туда руку и сжал, помогая кончить.

Я заорала во всю глотку и проснулась.

– Чего ты стонешь? – нелюбезно спросил Тори, выходя из душа в полотенце на бедрах, а вторым вытирая мокрые волосы. – А-а-а! – ухмыльнулся понимающе он, глядя на меня. – Сусси снился? – он хмуро и зло уставился на меня, ожидая ответа.

В трусах было мокро с двух сторон, в мозгах когнитивный диссонанс, телу хорошо и плохо, во рту кошки покопались, в голове стучали молоточки и сердце колоколом бУхало в груди, а желудок сжимался и подбирался к горлу – полнейшая разбалансировка организма.

– Что ж ты так орёшь, изверг? – пересохшими губами прошептала я, хватаясь за голову.

«Эй, Василич, а что вчера было-то? – я пихнула дрыхнувшего сусла в бок. – Чего это Альдис мне начал сниться? Я чет плохо помню, как заснула».

«Тася, блин! Ты так спрашиваешь, кабута мы не вместе бухали, – зевнул во всю пасть он. – Альди снился тебе, а спрашиваешь у меня…»

«А кто такой Сусси?»

«У Тори спроси, я не знаю. И вообще отстань, у меня похмелье!»

Желудок рванулся-таки к горлу. Я свесила голову с кровати и попыталась вырвать, но было нечем, спазмы сжимали горло, выталкивая вязкую слюну с кровью.

Тори в секунду побледнел, схватил бутылку со стола, дрожащими руками налил в стакан жидкость, разлив половину, подлетел ко мне, приподнимая голову, влил в меня воду.

После утоления первой жажды мои мозги начали выстраивать логическую цепочку: рука на члене моя, Альдис приснился, кровь из прикушенной щеки, мне плохо, а Тори, несмотря ни на что, за меня переживает.

До машины и в самолет муж нес меня на руках, потому что слабость не прошла, в отличие от похмелья – волшебная таблетка растворила только похмелье, а вот на недоедание и усталость она не сработала.

Вначале Тори оставил меня в покое, поглядывая из своего кресла, отвлекаясь от бумаг, писем, ноута и телефонных звонков, но через два часа полета, когда я поела, поспала и пришла в себя, он сел в кресло напротив:

– Нам надо поговорить.

Я сложила руки на груди, суслик во мне отзеркалил мою позу:

«Началось. Нормально же летели, чо он начинает!»

– Давно пора было, – буркнула я.

На Альдиса я сегодня старалась не смотреть, потому что никак не могла понять, каким боком, с какого рожна он мне привиделся в эротическом сне. Я и совесть к носу прикидывала, и так и эдак крутила все варианты, которых у меня была прорва, но ни один не могла принять за отправную точку – слишком мало было для этого данных. Только его странные взгляды и то, что он бета, не альфа, никакого отношения к контракту не имел и был лучшим другом и партнером мужа, которому Тори доверяет так же, как себе.

«А прав был Тори. Кому-то вместе с длинными ногами, красивым голосом и смазливой мордашкой досталась похотливая задница», – хмыкнул сусел сквозь зубы и обидно хохотнул, так и сидя со сложенными лапками.

«Заткнись, предатель. Ты почему меня вчера не остановил и позволил так напиться? Хрюндель ты, а не суслик».

«О! Ну, конечно! – возмутился тот. – Хто всравсь – невистка. Он ии спидныця высыть»,* – он развернулся ко мне спиной, и только поводил круглыми ушками, подслушивая, что скажет Тори.

– Кто такой Сусси? – сканируя меня взглядом, ловя эмоции, спокойно спросил муж.

– Без понятия, – я действительно не представляла, о чем меня спрашивал муж, а их имена были такими странными, что по имени даже нельзя было определить половую принадлежность – кругом одни мужики же. Когда я выходила в туалет – почти сразу после взлета, я услышала, как Тори просил Альдиса прислать ему список всех приглашенных на вчерашний вечер гостей. А когда возвращалась на место, видела, как муж исследовал этот список, смешно шевеля губами. Мало ли для чего ему нужен был этот список… Сусси искал?

Но наезд мужа, а это был именно наезд, надо было как-то купировать.

«Спроси его про Наташу», – через плечо бросил суслик.

«О, точняк! Вовремя ты, Вася, вспомнил: «Если вам не интересно то, что говорит муж, спросите его внезапно, – “А кто такая Наташа?”»

– А кто такой Наташа? – задала я встречный вопрос, приподняв брови, и муж опешил и удивленно посмотрел на меня.

– Какой Наташа?

– Тебе виднее, какой Наташа – ты же его ночью звал, – я пожала плечами и склонила голову набок, с интересом разглядывая реакцию мужа.

Суслик возмущенно уставился на меня:

«А это уже нечестно. Это перебор. Ай-ай-ай, Тася»

«А ничего не знаю, – голосом Наденьки из фильма “Любовь и голуби” отбрила я Васятку. – Лучшая защита – это нападение. Тут все против меня, буду защищаться любым доступным способом – ты же знаешь, что никакого Сусси у меня нет, и я мужу не изменяла».

«Сусси… Сусси… А может это ты меня так ласково назвала, Тасенька?» – нежно, с надеждой, заглянул мне в глаза Васятка.

Глаза на мгновение округлились, принимая возможность такого варианта.

«Вась, а Вась! Не давай мне больше пить, пожалуйста, а то мало ли…»

Сусел хмыкнул саркастично.

– Когда? Какой Наташа? Не уходи от ответа! – тут же пришел в себя муж и зло засопел.

– Да не помню я никакого Сусси! Пьяный был. Может я тебя так ласково назвал, откуда я знаю? – разозлилась я. – Торюсик, лапусик, сусси…

Он на секунду опешил, но тут же взвился:

– Не надо меня так звать! – драконом выдохнул муж, глядишь, еще чуть-чуть, и пар из ушей попрет.

«Вот именно! Недостоин ты быть любимым сусси!» – язвительно хмыкнул Васятка.

– Мы еще в самом начале договорились, что изображая влюбленных и женатых, не будем использовать никаких «козликов», «заек», «Торюсиков».

– Эмм… Мне не надо десять раз повторять, Ториниус, я и с девятого все прекрасно понимаю, – попыталась снять напряжение я. Тори в гневе был страшен, у меня даже живот прихватило – его аура альфы и чистая злость в глазах давили почище катка. – Если ты забыл, я не помню, что было до моего пробуждения.

– Поэтому ты внезапно запел и стал сказочником? Если ты надеешься, что вчерашний шантаж удался, то ты ошибся – я не ведусь на такое, заруби себе на носу! Никакого интернета не будет.

– Может, ты меня посадишь на цепь, и будешь выгуливать на поводке?

Злость поднималась постепенно и накладывалась на плохое самочувствие и дезориентированность, букет получался аховый.

– Если надо будет, посажу.

Тори сказал это так, что я поверил.

– Знаешь что, дорогой Торюсик, все претензии ко мне прошу изложить на большом белом листе убористым почерком, сделать из него самолетик, и лететь вместе с ним нахер. Счастливого полёта! – отвернувшись к окну, укутываясь в плед, я ясно дала понять, что разговор окончен.

Когда муж ушел к своему креслу, весь последний час я писала в ноутбуке историю Гарри Поттера, даже не столько писала, сколько продумывала концепцию – вариантов было слишком много, книга должна была взорвать этот мир не хуже бомбы, и надо было правильно выбрать детонатор.

Если сделать Гарри омегой, общество порвет на тряпки, – здесь, из того, что я видела, омеги не занимают высокие посты, не стоят у руля, не правят балом, разве что дергая за тайные ниточки, управляя альфами, – тогда книгу запретят, никто не допустит разброда и шатания в омежьих рядах, особенно не позволит вкладывать в детские умы бомбу замедленного действия – это даже мне понятно. Хотя, конечно, можно попытаться и стать революционером – книгу будут тайно передавать из рук в руки, подпольно распечатывать и распространять под знаком «Не для альф. Онли для омежьего использования».

«Так, стопэ! Давай ты определишься, для чего ты все это затеяла, революционерка сраная. Во-первых, ты в опале у собственного мужа. У тебя впереди беременность и три с половиной года контракта. Денег, позволю себе напомнить, зеро – то, что дал дед, это только на бантики и заколки. Наверное», – сусел важно расхаживал вокруг кустика с норкой, заложив руки за спину, изредка поправляя сползающие круглые очки на носу.

– Альдис! – я решила выяснять все вопросы по мере поступления. Находясь здесь больше двух недель, все еще ничего не знать о мире было непростительно глупо.

Бета обернулся ко мне с соседнего сидения и так же, как в утреннем сне, посмотрел на меня с любопытством – кровь немедленно прилила к щекам, а вредный отросток зашевелился.

– Альдис, скажи пожалуйста,..

– Пожалуйста! – тут же подхватил бета и улыбнулся.

– … “афы” же произошли от альф?

Аль нахмурился и кивнул головой.

– А монеты здесь есть? И как они называются? – пора было уже разрешить давний спор с Васей.

– Омы, – бета сканировал меня своим лазером, считывая не только мимику лица, но и позу в кресле.

«Бинго! – Васятка запрыгал от радости. – Я выиграл желание! Ух, ты попала, Тася!» – сусел от радости даже перекувыркнулся.

– А что можно купить на 1000 афов? – заинтересованно спросила, сморщившись и почесав кончик носа от пристального внимания, не давая себе падать в воспоминания сна.

Бета растерялся на секунду, приподнял брови, задумавшись:

– Много чего. Например, твой костюм с блузкой вчера обошелся в двести афов.

– О как! Спасибо! – я отвернулась и уткнулась в ноут. Дед дал пять тысяч, значит, денег немножко есть, надо правильно ими распорядиться.

Мысли снова вернулись к концепции книги, и я подумала, что революционер из меня не получится – не время, не место, не та расстановка сил. Я ведь даже не знаю названий многих вещей: к примеру, улиц, городов, принятых норм поведения и тех мелочей, которые окаймляют любой рассказ. Интернет мне заказан, значит надо искать помощника, который будет подсказывать и править мою писанину, ибо всё-таки я хочу не взрывать общество изнутри, а заработать баблишка и стать самостоятельным.

«О-о-о! – умилился сусел. – Ты сказала про себя „он“ первый раз, дорогая! С почином! Дай пять!»

Я мысленно отбила пятюню суслика и вернулась к написанию текста – он продвигался слишком медленно, из-за перекраивания текста на омег, альф и бет. В отдельном файле записала персов, делая пометки кто, кем мог быть; надо было добавить бет и некоторые нюансы общественного строя; опять же, определиться с любовной линией; добавить ли фанфиков в книгу; как общество отнесется к отношениям между альфами, если любовь закрутят Северус и Люций; или приоткрыть завесу тайной любви Альбуса и Грини.

Отложив ноут на столик, посмотрела в иллюминатор. Мы летели над городами, зелень была, сколько хватало глаз, но иногда все было покрыто облаками, тогда рассматривать было не интересно.

Альди подошел ко мне и опустился в кресло напротив, но тут самолет тряхнуло и он, не удержавшись, завалился на меня, лицом в пах, цепляясь руками за кресло. И застыл.

Бессовестная совесть шевельнулась и налилась упругостью, когда бета поднялся, мы оба были с ним помидорного цвета.

Мельком бросив взгляд на мужа, сидевшего спиной ко мне, я пошутила, надеясь, что бета не почувствовал моего конфуза:

– Да найдем мы тебе омегу, Альдис. Или бету. Кто тебе больше по сердцу? – судя по испытующему взгляду, которым он просверлил меня чуть не вместе с толстой обшивкой самолета, все-таки мое состояние было им замечено.

– Ты научился шутить, Милош? И писать сказки? – он кивнул головой на ноутбук, лежавший на столе, и мило улыбнулся. – Кстати, хотел еще вчера сказать тебе, что ты прекрасно поешь, но вчера к тебе было не пробиться. И рассказчик из тебя замечательный. Просто удивительно, как ты изменился за такое короткое время. Не расскажешь, как это происходит?

Я посмотрел на его руки – кисти рук у беты были красивые, мужественные, с длинными пальцами и ухоженными ногтями. Некстати вкралось свежее воспоминание, как он гладил мои губы большим пальцем во сне. Я потрогала языком ранку на щеке, которая еще саднила и постаралась максимально спокойно ему ответить:

– Как случается, что человек любит булку с творогом, и ненавидит деревенское парное молоко? Это сидит внутри меня, с тех пор, как я очнулся, Альдис. Понятия не имею, как это происходит. После клинической смерти мне открылись новые горизонты взамен забытых напрочь знаний о мире.

– Так нам стоит ждать от тебя новых открытий и чудес? – он мягко улыбнулся.

– Безусловно! – я ответила такой же улыбкой, заметив, что Тори заинтересовался нашим разговором. – Я сам не знаю, чего ждать от своих внутренних демонов – они голодны и требуют красивых жертвенных девственников. Сам знаешь, что бывает, если не кормить своих внутренних тараканов – они бунтуют и заставляют делать нехорошие вещи.

– А о чем будет твоя история про этого мальчика со шрамом? – бета проявлял искренний интерес, и мне было приятно, что хоть он не ненавидит меня.

«Не расслабляться! Держи булки сомкнутыми, Тася! У бет одна эрогенная зона – их мозг! Голактека в опасносте!» – зудел под ухом суслик.

– Как и все интересные истории, она будет о дружбе, о любви, о приключениях и волшебстве; о том, что даже в самые темные времена можно найти счастье, если обращаться к свету.

– Сублимируешь? Хочешь большой и чистой любви? – хмыкнул Альди, но по-доброму.

– Да кто же её не хочет, барин? – в тон ему шутливо ответила я.

– Ты приглядись к мужу, Милош. Приглядись! Зачем искать на стороне, если… – бета замялся. – Он же приходил к тебе извиниться, помоги ему, не будь таким черствым! Ведь он иначе устроен, иначе чувствует, мыслит, видит…

– Хм, как замысловато ты произносишь слово «мудак», – вырвалось у меня.

Самолет пошел на снижение, о чем стюард сообщил, попросив занять свои места и пристегнуться.

Бета наклонился ко мне, аккуратно застегивая ремни безопасности, и тихо сказал:

– Милош, если тебе нужна помощь, обращайся, с удовольствием помогу!

Странно! Альдис проявлял участие и доброе расположение, и я на минутку даже подумала, что может, утром был не сон? Или сон приснился не зря? Может такое быть, чтобы у Милоша с Альди что-то было? Или это мой воспаленный, затуманенный алкоголем мозг попытался сделать выводы из странного пристального внимания беты ко мне?

«Поживем – увидим, доживем – узнаем», – расфилософствовался сусел.

Комментарий к 11. * Анекдот:

Сидит семья обедает: сын, мать, отец. Тут очень громко за столом кто-то портит воздух. Все переглядываются.

Свекровь говорит: опять невестка пёрднула.

Сын: мам, так её ж нет дома.

Свекровь: Ага, а юбка-то вон её висит.

====== 12. ======

– И часовню четырнадцатого века тоже я развалил? – с сарказмом сказала я, когда за обедом Тори спросил меня про деревенские россказни.

Аль, как всегда, бросал нечитаемые взгляды, но в разговор не встревал: между альфой и омегой бете делать нечего – это понятно, но отбиваться в одиночку было неприятно.

Тори недоуменно посмотрел на меня:

– Какую часовню? Опять твои шуточки? – он даже отложил приборы, перестав отпиливать стейк. – Еще раз тебя спрашиваю – откуда пошли слухи по деревне? Что ты там натворил?

– Омайгатбл! – тяжело вздохнула я, глотнула компот из бокала и поставила его на стол, сложив кисти рук в замок. – Ты готов верить в любую ересь несусветную кому угодно, только не мне.

– Ересь? А твое пение, кстати, на неизвестном языке? А твоя проявившаяся способность сочинять истории? Это тоже ересь? Так на каком языке ты пел? – оба мужчины уставились на меня в ожидании.

Суслик вскинулся.

«Жопа. Жопа-жопа! Помнишь анек:

Реакция американки, француженки и украинки, когда в спальне появляется муж и застает жену в объятиях любовника. Американка говорит:

– Джон, не мешай мне делать мой маленький бизнес!

Француженка приглашает:

– Жан-Поль, прыгай к нам!

Украинка изумляется:

– Грыцько, це ты? А це хто? (показывая на любовника) Ой! Я така затуркана, така затуркана!»?

Так… ты сегодня украинка. Включай дурочку!»

– В смысле – на каком языке? Ты не знаешь этот язык? – я постаралась натурально вытаращить глаза на Тори, который замер истуканом, купившись на мою игру провинциальной актрисы, и перевела взгляд на Альди, – А ты?

Альди покачал головой, усмехнувшись. А вот он не поверил.

– Вот это номер! Может быть, какой-нибудь плохо известный язык малочисленных народов?

«Да, уж, номер! Если б я имел коня, это был бы номер… А если б конь имел меня, я б наверно, помер», – хохотнул Васятка и мне с большим трудом пришлось сдержать на лице удивление.

«Вася! Блин! Не смеши меня! А то провалим всю сцену!»

Альди вскинул брови и сложил губы уточкой, покачав головой:

– Весь интернет восхитился песней и перебрал все языки – ни одного знакомого слова, это неизвестный язык, Милош.

– Глупости! Как я могу знать неизвестный язык? Ерунда какая-то… – я максимально растерянно посмотрела на сидящих напротив мужчин.

– Допустим. А импотенция Виччерри? А заклятия? Куклы? Как ты это объяснишь? – Тори вцепился в меня клещом и буравил взглядом.

Тревога начала расти по экспоненте. Надо было как-то выворачивать из этого состояния, иначе паника накроет меня с головой, и я проколюсь – не хочу к мозгоправам.

«А вдарь-ка им стишочком, Тася!» – засуетился сусел, чувствуя пятой точкой большой провал.

– А-бал-деть! – всплеснув руками, засмеялась я. – А надои у яков не снизились? Куры нестись не перестали? Омеги на омег не полезли? – возведя глаза вверх, продекламировала:

– Заинька родил зайчат, это Милош виноват…

За окошком дождь и град. Это Милош виноват!

Свет погас, упал забор, у авто заглох мотор,

Зуб здоровый удалили, иль залез в квартиру вор,

Не понравилось кино, наступили вы в говно…

У любого катаклизма объяснение одно…

Знает каждый, это факт – это Милош виноват!

Кто вчера в моём подъезде лифт зассал до потолка?

Мне, товарищи, поверьте – это Милоша рука!

Ты поймал по пьяни «белку»? – Это Милоша проделки!

Куча под столом говна. Это Милоша вина!

По ночам бельё ворует, стёкла в нашем доме бьёт.

Пьяным во дворе танцует. Это Милош-обормот!

Холод, ветер, снегопад – снова Милош виноват.

Шторм, цунами, наводненье? – Это Милош, без сомненья!

Ливень, оползень, циклон – виноват, конечно, он

Сель, лавина, камнепад? – Ясно: Милош виноват!

Смерч, тайфун, землетрясенье – нет от Милоша спасенья!

Если верите в такое – это просто паранойя!»

Я переделывала стих на ходу, Васятка мне помогал, а Тори с Альди смотрели на меня растерянно, с удивлением. У Альди сразу начали подрагивать губы от смеха, и к середине он уже смеялся открыто и задорно – первый раз на моей памяти. У него был приятный смех, и расслабленное лицо становилось еще привлекательнее, а вот Тори с каждым моим словом заводился все больше, и Аль даже положил руку на его кисть, успокаивая.

– То есть, ты хочешь сказать, что я тебе и Альдису могу нашаманить половое бессилие, но почему-то этого не делаю? – поиграла бровями я, намекая, и подводя их обоих к правильным мыслям.

«А пусть задумаются и испугаются, – заулыбался Васятка, – другой раз подумают еще – перечить тебе или ты нашлешь на них страшное альфийское проклятье – нестояк!»

Тори был непрошибаем, видимо слишком много у него накопилось ко мне злости и раздражения:

– А как ты объяснишь, что Ашиус, строгий и придирчивый, подозрительный Ашиус воспылал к тебе любовью за неделю? Никогда такого не было! – со злостью хлопнул по столу муж.

– Может он просто в людях хорошо разбирается?

– У тебя на все есть ответ?

– Ты определись, пожалуйста, мне отвечать, или приговор уже вынесен, и ты просто хочешь выплеснуть свою злость?

Ториниус окатил меня холодом взгляда и вернулся к стейку.

Он намазал хлеб чем-то красным, а Альдис – зеленым, то ли соусом, то ли васаби – и я решила пробовать разные блюда, чтобы на всяких раутах и великосветских обедах нормально питаться. Вчера я просто-напросто боялась съесть что-нибудь не то или не так. Мой первый выход в свет и так ознаменовался блеском, а если бы меня вырвало от непереносимости какой-то пищи, Тори бы этого не одобрил, да и мне не хотелось показать «свой внутренний мир» так буквально.

Я намазала эти субстанции с двух сторон на хлеб, и случайно бросила взгляд на мужчин, сидевших за столом – они замерли и смотрели на меня в ожидании, как нашкодившие дети.

Красное оказалось сладковатым соусом к мясу, а зеленое – кислым чем-то настолько, что у меня даже слезы выступили, похоже на лимон, но привкус другой. Я смешала на тарелке обе субстанции, намазала на хлеб и откусила. О! Так вкуснее. Дружный смех внезапно заставил меня вздрогнуть и уронить намазанный тост себе на колени.

«Блядь!» – сказал суслик.

«Спасибо, Василий!» – с чувством поблагодарила суслика, ибо омегам не пристало выражаться, а очень хотелось.

– Ну, и чего так радуемся? – хмуро посмотрела на великовозрастных придурков я, не понимая причины их смеха – честно говоря, было не очень уютно быть объектом насмешек, когда причина неочевидна.

– Смех продлевает жизнь, – ответил муж, и они переглянулись с бетой, как заговорщики.

– Это, смотря над кем шутить, – басом сказала я и грозно сдвинула брови, но не учла, что выгляжу забавно, а не угрожающе, чем вызвала еще одну волну смеха.

Вытирая салфеткой бурое пятно с брюк, я дождалась, пока веселье закончится – надо было поговорить с Тори наедине, чтобы очертить круг моих обязанностей и прав, например: обсудить пункт в договоре, касающийся моих денег – не для того, чтобы их изымать из бизнеса и тратить, а чтобы знать, где кончаются мои полномочия, и на что я могу рассчитывать. Альдис, как приклеенный, всегда был рядом с Тори, они постоянно обсуждали дела, говорили по телефону, и только на обеде выключили звук, чтобы спокойно поесть. Надеюсь, в туалет они ходят поодиночке и что теперь – занять дежурство под туалетом?

– Шиви, помогите Милошу, пожалуйста! – муж обратился к прислуге, обслуживавшей наш обед, и я внезапно обратила внимание на его губы – четко очерченные, не мягкие и безвольные, а слегка припухшие и… манящие.

«А с чего это у него припухшие губы?» – подозрительность Васятки передалась и мне.

Что удивительно, прислуга в доме состояла сплошь из омег: повар, два горничных, домоправитель – четверо омег в доме, и только садовник, механик и охранники были альфами.

«Не слишком ли много омег на один квадратный метр?» – поддакнул Васятка. – Да и взгляды этот Шиви бросает на Тори слишком заинтересованные».

– Не надо, Шиви, ступайте, – я посмотрела на вышколенного омегу и заметила усмешку на его лице. Убранные в строгую прическу волосы, гладко зачесанные назад, ему шли. Омега был симпатичным, можно даже сказать красивым: карие глаза, черные волосы, неброский макияж, подчеркивающий губы и глаза, строгая униформа на ладной фигуре. Казалось бы, никаких отклонений – профи высшего класса, но что-то неуловимое в его поведении и взглядах подсказывало мне, что он неравнодушен к моему мужу, а со мной не считается ни на оми.

– Так чем ты планируешь заниматься, пока меня не будет? – признание мужа, что он вечером уезжает поездом по делам фирмы меня огорошило, но и обрадовало. – Ты не представляешь, как путаешь мне все планы – мне нужен рядом Альди, но придется оставить его с тобой, – скривился Тори, бросая взгляды то на меня, то на бету.

Альди невозмутимо жевал, вот уж кто безэмоционален и спокоен на все сто сорок шесть процентов – истинный бета.

– Не надо параноить, забирай своего Альди, и работайте на здоровье! Видишь ли, параноики живут на пятнадцать минут дольше, но эти минуты тревожны и безрадостны.

– Это не обсуждается – Альди остается. Так чем думаешь заняться? – голос мужа похолодел на пару градусов.

Я достала из вазы с фруктами яблоко и покрутила его в руках:

– Яблоко Станислав хотел стать космонавтом, но станет, как и его папа, компотом.

«Слишком завуалировано, Тася, с альфами надо прямолинейнее», – хмыкнул Вася.

– Не станет! – муж выхватил яблоко у меня из рук и откусил его, демонстративно похрустывая большим куском.

Ухмылка невольно прорезала мое лицо – ох уж эта любовь к противоречию!

– Будешь? – Тори внезапно протянул яблоко, поднося его ко рту.

Утренний сон надо было перебить – указать место прислуге, показать Альдису, что он тут лишний, да и заинтересованность в штанах подтолкнула к тому, что я сделала. В общем и целом, причин было много и все они оправдывающим приговором пронеслись у меня в мозгу, Васятка даже мякнуть не успел, а я длинно лизнула кисть руки, держащую яблоко, мягко обняла губами кончик большого пальца, втягивая его в рот, и хотела уже укусить за зеленый бок сочный фрукт, как он вдруг вывалился из руки ошарашенного супруга.

«Рот закрой, муха залетит», – довольно хрюкнул Васятка, глядя на приоткрытый рот Тори.

Муж спохватился, взял со стола упавшее яблоко и уже по-другому посмотрел на меня.

А меня окатило желанием, как из ведра водой облили, то ли от запаха ватрушки, шибанувшего в нос, то ли от вкуса его кожи, то ли от публичности моего жеста.

«Васятка, что ж так трахаться хочется, как будто год без секса, а?»

Васятка приподнял вверх указательный палец, вздернув брови, вдохнул, опустил палец и брови и тяжко выдохнул:

«А хер его знает!»

– Ну как, что чувствуешь? – муж дожевал яблоко сам и с любопытством рассматривал мое растерянное лицо.

«Так смешение этих соусов что, пробивают на «динь-динь»?»

«Сомнительно, Тась – ты же вчера не ела этого, а сон вон в руку», – засомневался сусел.

Я задрала бровь и кинула пробный камешек в огород этих мужланов:

– А что я должен чувствовать? Жар чресел?

Мужики переглянулись между собой, Альдис вытер салфеткой рот:

– Благодарю за обед, вынужден покинуть вас, тороплюсь к семье. С днем семьи вас. Милош, – он слегка поклонился и вышел из-за стола, – Тори.

«Охренеть! У Альди семья есть?» – синхронно воскликнули мы с Василием друг другу.

– С днем семьи, муж, – Тори поставил передо мной коробку, перевязанную ленточкой, которую ему подал Шиви.

Мы с Васяткой переглянулись.

– И что это значит? – я не торопилась развязывать коробку, пристально глядя на мужа.

– В смысле – «что это значит»? Праздник семьи, все люди празднуют, обмениваются подарками, отдыхают в этот день, собираются всей семьей. А это – твой подарок.

Надо же. Очередной мой прокол. Я развязывала ленту и открывала коробку, ожидая подвоха. С мужа станется подарить мне хер резиновый и сказать: «не вздумай потом говорить, что я тебе нихера не дарил».

«Фуууу! Какая безвкусица», – хотела сказать я, включая розовый большой гламурный телефон, но потом вспомнила розовый чемодан, розовые рамочки в «своей» комнате, розовые шмотки, и заткнулась, главное – функционал, а остальное переживу.

– Розовый? С некоторых пор я не люблю розовый. А за телефон спасибо. Только у меня для тебя подарка нет. Хотя есть, есть, я приберег.

Я поднялась со стула, вытерла рот салфеткой, бросив ее на тарелку, подошла к заинтересованному мужу, села к нему на колени, обняв рукой за шею, и поцеловала в верхнюю губу.

Усаживаясь на колени я не нашла никаких подтверждений, что муж меня в эту минуту желает так же, как я его – у меня в штанах было просто ужасно тесно, а у него никаких признаков возбуждения. Что за гадство?

Поэтому я себе поставила цель: добиться такого же эффекта и после пробного первого поцелуя последовал второй, третий, и я сбилась со счета, потому что впала в нирвану яростного желания тела слиться с мужем в одно целое.

Звук разбитой тарелки заставил меня открыть глаза. Лежать на столе с голым задом было неудобно. Мои ноги обнимали мужа за талию, надо мной нависал Тори, торопливо расстегивая на мне рубашку, тяжело дыша, как после долгого бега.

Я поморгала глазами.

«Вася! Твою мать! Ты почему меня не одернул?! Где ты был?!»

Васятка стыдливо прикрывал пах лапками:

– «Где, где! Не нарывайся на рифму!» – смущенно произнес он.

– Так. Стоп. Это уже не подарок, – возмутилась я прямо в губы мужа и он отпрянул, недоверчиво и разочарованно моргая глазами цвета расплавленного меда.

Он положил руку на самое сокровенное, дрогнувшее всем своим напряженным существом и увлажнившееся на конце:

– А это что? Ты же меня хочешь, – провокационно улыбаясь, выдохнул он.

– Это всего лишь рефлекс. Я не хочу, – возмущенно и раздосадовано выдохнула я и вывернулась, вставая со стола и натягивая трусы с брюками. Щеки горели, а сердце билось в горле от душного желания и прерванного контакта.

– А в долг у тебя можно попросить?

– Сколько? – опешила я с Васяткой.

– Да мне б супружеский долг, сколько сможешь, – пожирая меня глазами, не мог угомониться муж.

– Если это плата за телефон, тогда можешь забрать его – я не расплачиваюсь своим телом.

Пуговица не поддавалась, выскальзывая из непослушных пальцев, из-за стояка ставшие тесными брюки не желали застегиваться.

– Ладно. Проехали. Телефон – это подарок. И ты не ответил мне, чем хочешь заняться.

– Ты тоже мне много о чем не говоришь. Например, как насчет моей доли в общем доходе, какими средствами я могу распоряжаться, что мне можно делать…

– Зачем тебе деньги? Опять планируешь побег? – Тори сегодня побил рекорд по американским горкам, его настроение скакало вверх-вниз без переходов, как будто кто-то тумблером щелкал «вкл-выкл».

– Нет, не планирую. Но мне хотелось бы иметь минимум средств хотя бы на булавки, – я старалась говорить спокойно, но краснота от сверкания голым задом среди бела дня и растерянность, с какой быстротой я оказалась, благодаря похотливой заднице на этом обеденном столе, все еще смущала. И злила. Как я могла пропустить процесс разоблачения? Мозги выключаются на раз, стоит мне прикоснуться губами к мужу. И если бы секс сейчас случился, то что было бы дальше? Муж бы решил, что теперь меня можно пользовать по любому его желанию?

«Эх, Вася, Вася… Только я подумаю, что ниже падать некуда, как со дна начинают стучать. И как мне теперь контролировать свою задницу?»

«Заклеить крест-накрест скотчем?» – с серьезной мордой предложил сусел.

«Еще один такой прокол, и, видимо, придется», – невесело улыбнулась я Васятке.

– Если нужны продукты, сообщи Хирси, он закупит, что касается одежды – у тебя пока все есть, все равно без меня ты выходить в свет не будешь. Или Альдису скажи, он позаботится.