Текст книги "Внутренний суслик (СИ)"

Автор книги: Inndiliya

сообщить о нарушении

Текущая страница: 26 (всего у книги 27 страниц)

Тори говорил, тихонько раскачиваясь на стуле, и это было страшно. Его тихий голос вкупе с замершим взглядом и замершим безэмоциональным лицом пугали меня больше, чем если бы он злился или грозил упрятать меня в дурдом. Я вообще не умел успокаивать мужчин и всего несколько раз видел их плачущими. Встав с постели, подошел к мужу, погладил его по волосам, он схватил мою ладонь и прижал ее к своей щеке, мучительно скривившись.

– Тише, тише, Тори! – садясь на его колени, я почувствовал, как он дрожит. – Нет, так дело не пойдет. Давай ты ляжешь, – потащил его за руку, укладывая его прямо в обуви на застеленную кровать и ложась рядом с ним, кладя голову ему на грудь.

Тори не сопротивлялся, обнимал меня руками, целовал в макушку, постепенно успокаиваясь и переставая дрожать.

– Милли! С ума сойти! Мой муж инопланетянин! Это намного лучше, чем… А знаешь, – Тори оживился, – раньше ты был таким манерным, эгоистичным сучонком, пытавшимся всех подмять под себя любым способом – нытьем, хитростью, подлизываясь или скандаля. Ты привык, что дома с тебя пылинки сдувают, – Тори запнулся, но тут же поправился, – то есть он привык. Привык, что любую прихоть исполняют по первому требованию, и решил добиться меня любым способом. Я пытался, пытался если не полюбить его, то хотя бы примириться с некоторыми чертами, привычками, образом жизни, но это было до чертиков сложно. Да, я по отношению к Милошу много чего сделал неверно. Все началось со свадьбы – я надел кольцо не на тот палец, не на ту руку, не на того омегу, – он улыбнулся и прижал меня к себе сильнее одной рукой, а второй нежно погладил живот. – Но если бы я этого не сделал, то не было бы тебя, Бубочки, компания к этому времени развалилась бы, пострадало очень много людей. Кстати, о твоем друге, которому нужна помощь…

– Ты будешь смеяться, но он тоже, как и я, с Земли, – я приподнял голову с груди Тори и заглянул ему в глаза, которые стали увеличиваться, по мере осознания глубины всей жопы.

– Вот как. Скажи мне, Милли, у тебя нормальные друзья бывают? – он улыбнулся краешком губ.

– Да Илия не друг мне вовсе. Я не знаю его совершенно, мы и виделись-то всего пять минут на фесте.

Брови мужа поползли вверх.

– Ты не устаешь меня удивлять. И что за помощь, да еще такая срочная, из-за которой ты, полагаю, и решил раскрыть свою тайну, так, Милли?

– Муж Илии, Рене, грубо с ним обходится и собирался сдать его в психушку, а я не могу допустить этого, и помочь ему сам не в состоянии.

Тори поднялся повыше, укладывая мою голову к себе на колени, и потянулся к телефону на столе, который он отключил еще в самом начале нашей беседы, набрав номер, он поднес его к уху и, пропуская мои волосы сквозь пальцы, начал отдавать коротко распоряжения какому-то Тири.

– Новости по Илии. Давно? Как можно оттуда вытащить? Поспрашивай на работе о муже, достань всю подноготную. Перевод – это хорошо. Подготовь условия для приема и документы.

Тори опустил телефон и выключил его, чтобы не отвлекаться на частые звонки.

– Илия в психиатрической больнице. Вытащить оттуда против воли его мужа сложно, практически невозможно, но есть вариант перевести в столицу под наблюдение одного хорошего врача, создать ему санаторные условия, а затем и выписать из больницы. Пока будем работать в этом направлении, а в процессе разузнаем, как можно добиться развода, но вначале я сам побеседую с этим альфой и твоим другом, прежде чем принимать такие кардинальные решения.

– Тори, передай через своих знакомых Илии, что они от Таисия Московского, чтобы он знал, что помощь скоро будет, а не думал, что его увозят на опыты.

– И что это значит?

– Кодовый шифр. Меня на Земле звали Тася, жила в городе Москва, поэтому Таисий Московский ему будет понятно, а другим – нет.

После короткого звонка Тори я спохватился:

– Стоп. А откуда про Илию знаешь ты и твои сотрудники? Ты следил за мной? И Колтон… он был приставлен ко мне? Кто такой Колтон на самом деле? И вообще – объясни, что это было? Кто еще знает о моем побеге правду?

Ториниус тяжко вздохнул, подтянул меня к себе на колени, аккуратно обняв руками под грудью и на животе, прижимая спиной к себе. Его голос тихо звучал над ухом, а запах ватрушки успокаивал, я чувствовал себя так умиротворенно, как никогда раньше.

– Помнишь, перед презентацией книги к нам в гости пришел Люсий с Радеушем? Хирси тогда нашел твой блокнот с записями – все мы присматривали за тобой, чтобы ты не навредил себе и Бубочке.

Я дернулся, но Тори уложил меня обратно, поглаживая живот, и продолжил:

– Мне пришлось рассказать все папе, потому что я запутался и испугался, а зная твою настойчивость, ни секунды не сомневался, что ты все равно найдешь способ сбежать и противостоять тебе бесполезно, Милли.

– Так Мари всё знает? – ужаснулся я.

– И папа, и отец. Это папа посоветовал мне отпустить тебя, но не выпускать из виду, потому что это опасно для малыша. Колтон – мой друг, он работает в моей службе безопасности, поэтому именно его приставил присматривать за тобой. Я и сам часто был рядом с тобой и слышал почти все твои песни на том фестивале. Папа был прав – ты должен был побыть один и решить для себя, как дальше жить. Информацию об Илии и его муже мы пробили сразу же, как Роджерс передал ее тебе, но было непонятно – кем он тебе приходится и отчего ты так вцепился в этого странного омегу. Кстати, а что такое – как ты там сказал? – жещиназели?

– Эмм… женщина, ну, это такой же человек, как омега, с маткой, но без члена; половая система другая и грудь побольше. У меня была небольшая, но красивая грудь – вот такая примерно, – я со вздохом обрисовал полушария руками и почувствовал, как грудные мышцы подо мной напряглись. – А вот Илия был как альфа, а попал в омегу, и его это вымораживает. Рене думает, что он двинулся умом, и я даже не представляю, как Олег действительно не свихнулся в теле омеги.

– Жуть какая. Даже представлять себе не хочу, как бы я себя чувствовал. Милли, бедный мой мальчик, а я еще так давил на тебя… – раскаяния в голосе Тори хватило бы на нас обоих. – И что у вас там – все так же, как у нас?

– Почти все совпадает, конечно, есть много отличий, самое главное, что у вас нет женщин. А ты не боишься меня, я ведь инопланетный вселенец?

– Знаешь, Милли… Зори мне сказал: «представь себе, что Милош погиб и его больше никогда не будет в твоей жизни. Ни-ког-да…». Я думал, задушу этого придурка. Нет, я не набросился на него, но был очень близок к тому: внутренности скрутило спазмом, и он потом меня отпаивал какой-то редкостной дрянью для беременных, а потом муж его налил стакан коньяка и меня попустило. Вот с того момента я понял, что самое страшное – это потерять вас с Бубочкой, а все остальное – несущественно. Тем более я знаю тебя полгода, и именно ты, твоя сущность заставила меня обратить на тебя внимание и полюбить.

– Стоп. Так Зори тоже все знает? – я повернул голову к Тори и он тут же поцеловал меня, мягко, нежно, тягуче.

– Нет. Зори не знает. Я спрашивал у него как наладить с тобой отношения. И он много наговорил, но именно эта фраза меня чуть не убила. Я так скучал по тебе, Милли. И так счастлив сейчас, когда ты здесь, со мной, доверяешь мне…

– Я чувствую, – выдохнул и снова потянулся губами за поцелуем, ощущая всю глубину, а точнее выпуклость его желания под собой.

Телефон звякнул входящим звонком. Тори со вздохом ответил:

– Да. Хорошо. Дай трубку доктору, – Тори помолчал, переводя телефон в режим громкой связи.

– Слушаю вас, – донеслось из трубки.

– Каковы его шансы, доктор?

– Один шанс из ста.

– Так плохо?

– Каждая сотня добавляет один шанс.

– Мы с вами договоримся. Передайте трубку Тири. Тири, сбей цену вполовину, заплати и забирай Илию, хоть переводом, хоть тушкой, хоть чучелком, но очень нежно.

Отбросив телефон, Тори приложил палец к моим губам:

– Теперь ты не будешь убегать? Пообещай мне, что больше никаких тайн между нами не будет. Я был идиотом, Милли. Постоянно ошибался в тебе, но теперь, когда понял, что ты – самое главное счастье, я не хочу упускать ни одного мгновенья рядом с тобой. Как ты там, у себя, хотел, чтобы тебя называли?

– Принцесса! – ляпнул я неожиданно даже для себя, не раздумывая.

– Иди ко мне, принцесса!

Наш сумбурный разговор, перепрыгивавший с темы на тему, продолжился после бурного, но нежного секса, когда мы расслабленно лежали на постели, созерцая разбросанную по всему номеру обувь и одежду.

– Так странно, Милли, все так странно даже для меня. Представляю, каково было тебе уживаться со мной и отвечать за чужие проступки, – Тори ласково перебирал мои волосы, а я нежился в тепле его рук и наконец-то позволил себе расслабиться, осознавая, что больше не один и никуда бежать не надо.

– Ты расскажешь Мари правду?

– Обязательно. Он должен знать, потому что ты даже не представляешь, как ты отличаешься от того Милоша. Манерная речь, розовая идиотская одежда, прилипчивость, несуразность и недалекость на фоне выпендривания просто вымораживала. Один бог знает, как я старался ужиться с ним, пытался идти навстречу, раз согласился на условия контракта, но общение было настоящим испытанием для моей силы воли. Когда я не знал его, я надеялся как-то сойтись с ним, полюбить, но чем дальше, тем глубже я увязал в нашем совершенно дурацком браке. Боже, Милли, ты не представляешь себе, насколько отличаешься от Милоша – даже жест, каким ты заправляешь волосы за ушко, даже то, как ты смотришь на меня – это просто небо и земля! Я так боялся, что эти изменения признак психического заболевания, но в тебе не было ничего ненормального. Наоборот, ты стал совершенно нормальным и адекватным против того, каким был. Я думал, может потеря памяти избавила тебя от наносного, манерного, от эгоизма и дурости, но твой древний язык, шаманство, песни, книги – все это заставляло меня мучиться подозрениями, что с тобой не все в порядке.

– А почему ты тогда, после больницы, когда началась течка, не оставил его в покое? Это было жестоко после перенесенных им злоключений.

– Ну, во-первых, Милош сам настаивал на проведении течек вместе – это прописано в контракте и было единственным контрактообразующим и непреложным. Если бы я отступил от правил, он мог бы разорвать контракт, и потом, общее состояние по заверению врачей было удовлетворительным, а влияние течного омеги и крайне редкий секс просто вынесли меня в астрал. Навалилось все, перепуталось, я был чертовски зол и дезориентирован, и просто поддался чувствам. Что еще мне внести в длинный список, чего ты мне не простишь? Я должен знать, Милли.

– Не переживай, Тори, я составлю и передам тебе подробный длинный список, а в первую очередь – хочу знать всех твоих любовников, чтобы не выглядеть дураком и быть настороже.

– Да нет никакого списка. И любовников нет. Разогнал давно. А что на меня вешаются разные личности, так к тебе тоже чужие альфы яйца подкатывают, но я верю в тебя и не думаю, что каждый альфа – претендент на твою руку и постель… А ты на сколько был старше Милоша, принцесса?

– Это так заметно? – хмыкнул, поглаживая лысую грудь Тори. – На четыре года всего. Просто у меня не было его тепличных условий, и взрослеть пришлось рано – вот и опыт, и сознательность, и желание быть лучше и честнее.

Мари оправдал мои опасения – после признания он, с присущим ему любопытством, выпытывал каждую свободную минуту информацию про Землю и заодно просвещал меня, как обстоят дела здесь. Его сравнительный анализ был полезен, но беременность давала о себе знать все чаще общей усталостью и книга по той же причине двигалась очень медленно, практически вхолостую.

Мари с Севи опять поселились у нас, и я был рад этому, возвращаясь к прежней жизни, спокойствию и размеренному, распланированному медленному течению событий в окружении любящих людей.

Зори, по мере роста живота чудил все больше, достал своими стенаниями даже меня, и я в очередной приезд показал ему смонтированный заранее ролик из отснятых мной тайком его жалобных исповедей.

«Мне вчера было так грустно и тоскливо, что муж стал меня утешать, как мог, а мог он только два раза», – капризный голос и выражение обиды на весь мир на лице Зори могли заставить скиснуть целую цистерну молока.

«Знаешь, Милли, если я разведусь со своим, я знаю, как буду искать альфу – на кассе продуктового магазина. Там сразу видно: женат-не женат, алкаш-не алкаш, есть деньги-нет денег, и чем эту скотину можно кормить, чтобы он особо не выпендривался».

«Как он может жрать столько мяса? Да еще и с солью? Я со своими отечными ногами вообще отказался от соли, а он жрет!»

«Господи, Милли, если бы ты слышал, как он громко чавкает! А как громко смывает воду в туалете? И мне не нравится его левый локоть, блин!»

«Я уже сто раз просил его поменять ручку в туалете – он так противно щелкает, а ему все некогда!»

– Это не я… – растерянно распахнув глаза, собираясь заплакать, выдавил из себя Зори. – Я не такой! Я не ною постоянно! Это… это…

– Зори, это ты. Ты ноешь. Постоянно ноешь. Почему на своем сайте ты отвечаешь адекватно, не срываешься на чужих людей, а твоему мужу достается все говно, которое прет из тебя тоннами? Зори, так нельзя. Помнишь, как было с ромашкой? Так вот, как только тебе хочется поныть, глубоко вдохни, задержи дыхание и медленно выдыхай. Посмотри на мир, открыв глаза, выискивая только хорошее. Ты был нормальным, интересным омегой, почему ты позволил себе распуститься, как малолетка? Это пиздец.

После того, как друг прорыдался мне в плечо, я научил его по чисто русской традиции, что нужно делать в критических ситуациях, потому что воплям:

– А как? Как быть, когда все бесит? Когда ничего не хочешь, ну, кроме, может быть, мороженого, а тебе приносят соленых огурцов? – этим воплям не было конца.

– Смотри, Зори. Подними правую руку, повыше, еще повыше, выпрями её. Так. Отлично. И со всего маха сильно опусти ее вниз со словами, идущими от души, из живота, прямо из паха почти: «А и хер с ним!». Не-не-не. Душевнее надо говорить, веселее, радостнее. Давай еще раз. О! Уже лучше! Молодец. Еще разок! Вот и славно. Видишь, как настроение сразу приподнялось? Да-да-да! На каждый-прекаждый твой гребаный раз, когда тебе хочется поныть. И быстренько переключайся на другое. На канал с мультиками. Или лезь в соц.сети и отвлекайся там. Пойми, согласно теории множества миров, этот день может быть каким угодно, так выбери себе самый прекрасный, чудесный, позитивный день.

После встреч с Зори я приезжал домой выжатым, как лимон, сам заражался его нытьем и начинал страдать по любому мало-мальски ничтожному поводу, благо муж старался далеко и надолго не уезжать, переадресовав все важные поездки Альдису.

– Тори, я все время чувствую себя виноватым. Перед всеми. И перед Мари, и перед папой Милоша, и перед Милошем, что занял его место. Пусть даже не специально, но это смысла не меняет – я здесь, а его нет.

– Принцесса, не еби себе мозги. Иди сюда! – Тори нежно смотрел на меня и похлопал по коленке, подзывая, обнял и, покачивая, тихо и спокойно рассказывал в никуда, как будто это были мысли вслух. – Ты же знаешь, что клетки нашего организма полностью обновляются. Полностью. А это значит, что в течение жизни мы бесконечно умираем, просто не замечаем этого. Тот, которым ты был в пять лет, тот, которым был в шестнадцать, в восемнадцать – их образы стираются, ты уже не так воспринимаешь мир, не так переживаешь одни и те же события. Я вытеснил того, кто был мною до меня теперешнего, я – уже не они, мне на смену придет следующий я – все мы умираем и рождаемся новыми я, поэтому не еби себе мозги, принцесса, живи и радуйся – ты же умный мальчик.

С Олегом я встретился буквально через неделю после возвращения домой – его пару дней назад привезли из турлов в центральную клинику, предоставили одноместную палату и настоящие курортные условия. Тори настоял, что должен присутствовать при нашей встрече. С Рене он поговорил, и вынес вердикт, что альфа, как человек – полное ничтожество, и он добьется развода, вот только юристы найдут лазейку в законах.

– Привет, Олег! Это мой муж Тори, он в курсе. Мы постараемся тебя вызволить из твоей ситуации, – я замер на пороге комнаты, похожей на обыкновенную палату в больнице – белую, чистую, освежающую.

Олег вначале замер, не зная, как себя вести, а потом хотел подойти, но Тори вышел вперед и загородил меня собой.

– Тася?

– Да. Но лучше меня звать Милош – так за умного сойдешь, никто и не подумает, что ты псих, – улыбнулся я. Илия все еще был напряжен, видимо присутствие Тори его сдерживало. – Ну, у вас здесь и санитары! Мощь! Такие крепкие и здоровые!

– Так они спирт витаминами закусывают! – отмер Илия и улыбнулся.

Тори начал расспрашивать о его жизни здесь и в процессе рассказа омега раскрепостился, хоть и говорил о жутких вещах. Его попадание было значительно хуже моего, и муж его был жестоким эгоистом, который не воспринимал отказов. А Олег не мог принять себя в принимающей позиции, потому что был ярым гомофобом в свое время. Психика его не выдерживала, и жизнь превратилась в ад – особенно в течки, когда тело и муж требовали, а Олег бился в истерике. После течек все было еще хуже, он ненавидел себя за то, что с ним выделывал Рене и замыкался в себе, погружаясь в пучину депрессии.

Но теперь у него появилась надежда, что в его жизни может многое измениться. Он может работать дизайнером, но, вначале ему надо подучиться немного – главное, чтобы никто не давил на него и не принуждал к противоестественному.

– Представляете, сидим вчера в общем зале, смотрим новости по телевизору и, видя эту жуткую дискриминацию омег, я так возмутился, что даже воскликнул: «Хорошо, что я в психушке!», а какой-то санитар сказал другому: «О! Этого пора выписывать, он явно выздоровел…».

– Не боись, Олежа! Выпишут только тогда, когда надо. Ториниус как раз работает над разводом, будешь ты разведенка, а с работой поможем. Кстати, ты читал Гарри Поттера?

– Спрашиваешь! Я вообще-то не раз его читал, – улыбнулся Илия, в больничной пижаме, он выглядел не так, как в том стильном костюме, но именно теперь он был спокойным и довольным, и выглядел намного лучше.

– Отлично! Я, как Дядюшка Ро, издаю книги по Гарри, мне нужна хорошая гамма. Деньжат заодно заработаешь. Гоу? – подмигнул я.

– Охренеть! Ну, ты монстр! Конечно, гоу! Правда я ни бетой ни гаммой никогда не был, но отчего бы и не попробовать! – Илия воспрял духом, загоревшись идеей.

– На вот, – я принес ему свою первую изданную книгу с автографом, – перечитаешь на досуге. Я многих мелких нюансов не помню, твоя помощь будет неоценима. Дождемся, пока решится вопрос с твоей выпиской отсюда, подыщем тебе квартиру и спонсируем, пока ты не начнешь зарабатывать деньги.

– Таська, блин! То есть Милош! Ториниус! – Илия разволновался и вскочил со стула. – Ториниус, ну, я понимаю, ваш неугомонный супруг мне помогает, но вам-то, зачем это надо?

– Карму чищу, – улыбнулся Тори и притянул меня к себе, целуя в макушку. – Да и перед мужем в долгу, так что не переживай – одного не бросим.

День «Икс» приближался неумолимо, и ныть окружающим я считал зазорным, поэтому рыдал в подушку, мечтая, чтобы все как-нибудь рассосалось. Невыспавшийся Тори, такой же зомби, как и я, расслышав во сне про «рассосалось», начал делать мне минет с закрытыми глазами, на автопилоте. Я плакал и смеялся, и не мог кончить, потому что вид сонного мужа, выполняющего данную «работу» не по назначению, задроченного работой и моими гормональными взрывами и общей усталостью, больше ни на что не годился.

Спине стало тепло и мокро.

– Милли, ты описался? – удивленно разлепил глаза Тори, держа мой член в руке и глядя на прибавляющуюся воду подо мной.

Ужас, отразившийся в его глазах пониманием момента, перебросился на меня, и мы заорали в голос:

– Воды отошли!

====== 46. ======

Комментарий к 46. Вся глава про роды. Фиялкам и беременным читать не рекомендую. ПропустИте. В следующей главе будет не о физиологии.

Я предупредила.

Сорри.

Я стоял, упираясь в подоконник, согнувшись пополам, пережидая схватку, и смеялся сквозь тупую тянущую боль. Тори подстреленным зайцем метался по комнате, пытаясь влезть в мою футболку, которая была ему мала, потом отбросил ее, схватил свою, напялив одним махом, бросился к шкафу, достал сумку для родов, собранную заранее и подбежал к двери, окидывая заполошным взглядом комнату.

– Трусы надень, – прохрюкал я, постанывая, одной рукой потирая поясницу.

Коста мне подробно объяснил, чего ждать от первых родов, и я знал, что торопиться некуда – первые роды протекают от двенадцати до двадцати часов, если все идет нормально. А у меня все было как по книге – развитие плода, токсикоз в первый триместр, довольно равномерное прибавление в весе, шевеление плода, и даже отечность ног была в норме. После первого испуга от отошедших вод я взял себя в руки, а вот Тори, кажется, еще не проснулся и метался в бессознательном состоянии, не зная, за что ухватиться, невзирая на то, что все предродовые занятия мы с ним посещали вместе и он знал об этом столько же, сколько я.

– Не эти трусы! – я завыл. Схватка прошла, но трусы с заячьим хвостиком из сексшопа, которые я подарил мужу месяц назад, схваченные им бездумно, как первые попавшиеся под руку из комода, меня рассмешили до слез, – Тори, блядь, я щаз умру от смеха!

В двери постучали, и тут же в нее заглянул взволнованный и заспанный Мари, быстрым взглядом окинувший разгром в комнате, мокрую постель, меня, потиравшего поясницу и Тори в трусах с вырезом спереди и заячьим хвостом сзади.

– Началось? – спокойно спросил он, даже не улыбнувшись.

– Да, Мари. Дай нам пять минут времени, – я кивнул головой на мужа, так и не выпустившего сумку из рук, одной рукой поддергивавшего трусы, из которых вываливался вялый член.

– Жду вас в гостиной, – царственно, но немного нервно сообщил Мари и тихо прикрыл дверь.

Тори привез меня в роддом, вызвонив Косту, который пообещал быть через сорок минут, и теперь, уже полностью проснувшись, мерил шагами комнату, не выпуская меня из виду. Мне было страшно, но я настроился проделать важную работу, казалось, часть моего страха забрал себе Тори, и я улыбался, глядя на взволнованного мужа. Мари я запретил ехать с нами, он проводил нас, поцеловав меня в лоб и крепко обняв напоследок.

– Бубочка – наш, общий. Рожай и ничего не бойся. Мы тебя любим, малыш, – повторил Мари ежедневную мантру, погладил меня по руке и закрыл дверь авто, на котором Тори сам довез меня до больницы.

В ожидании врача Тори сел, вцепившись одной рукой в мою сумку для родов, а другой держась за меня. Дверь открылась, и медбрат, разглядывая нас, спросил у мужа:

– Присутствовать на родах будете?

Тори судорожно кивнул головой.

Бета игриво помахал кружкой эсмарха:

– Так, на клизму, за мной.

Тори вскочил, бросил, наконец-то намертво зажатую в руке сумку на пол и пошел за медбратом. Дверь закрылась, и из коридора донесся хохот, а затем оправдания мужа:

– Так я думал, это для меня, порядки, мол, такие… чтобы не обделаться от страха…

Коста заходил проведывать нас в палату раз в полчаса, отслеживая частоту схваток.

В очередной спазм я ухватился руками за железную палку в изголовье кровати и случайно ее выломал.

– Дыши, дыши, давай со мной… – старался меня поддержать Тори, одетый в больничную стерильную распашонку со штанами и смешной голубой чепчик-нахлобучку, и тут же вовремя подхватил железяку, пока я не треснул себя ею по лбу.

– Тори, спрячь ее, пожалуйста! – стыд еще был сильнее боли, и мне не хотелось быть посмешищем всей больницы.

– Держи меня за руку, – Тори взял меня за кисть руки, но я выдернул свою, помня, что от предыдущей схватки белые пятна от моих «пожатий» у него еще не прошли.

К приходу Косты, борясь со схватками, я согнул еще один прут в изголовье.

– Покричи, Милли, не стесняйся. Может так будет легче? – Тори сжимал и разжимал кулаки, видя, как я страдаю, но я отрицательно качал головой, сильно зажмурившись и протяжно выстанывая: «блядьблядьбляяяяяяядь». – Тогда давай я помассирую поясницу… – а вот это помогало.

Когда схватки участились, Коста перевез меня из предродовой, по длинному коридору, до операционной, отвлекая, рассказывая, что в соседней палате, откуда доносился вой, рожающий омега раздвинул прутья на спинке кровати и застрял там головой. Сейчас его освобождают из кроватного плена, и там весело. А вчера буквально, один рожающий, когда он, Коста, наклонился к животу, чтобы промассировать, выталкивая ребенка, вцепился зубами ему в спину. Так и рожали – орали оба, поэтому и голос у него такой осипший. Еще и мужу своему пришлось доказывать, что на работе покусали, а не загулял с кем-то. Тот омега сегодня извинялся, и даже мужу его зубы свои предъявлял для сличения, еле успокоили обоих.

Я крепко держал Тори за руку и тяжело дышал, пропуская между ушей треп омеголога. Шесть часов усиливающихся схваток утомили меня и вымучили, и мне было очень, очень страшно.

– Тори, если я умру, назови ребенка Валерием. Омегу – Лерочкой, а если альфа – Валерий, – я дышал открытым ртом, чувствуя, как пот бисером усыпал лицо. Все эти несколько месяцев до родов мы с ним спорили, как называть сына, и ни на одном имени не сошлись. Тори говорил, что ребенка с таким именем засмеют, и предлагал назвать сына Гарри, если родится альфа или Лесли, если родится омега, но тут уж не соглашался я.

– Милош, отставить панику! Все идет по плану, у нас никто не умирает, – успокаивающе похлопал меня Коста. – На раз, два, три, – скомандовал он двум бетам-санитарам, и они переложили меня с каталки на стол, засуетились, подключая к аппаратам, ставя капельницу, укладывая и привязывая ноги.

Тори молчал, сцепив зубы, и улыбаясь приклеенной улыбкой.

– Ториниус, давайте вы посидите рядышком, – в сотый раз предложил Коста уйти, но тот только помотал головой, тяжело сглотнул, и наклонился к моему лицу, чтобы поцеловать в висок.

Потом все сплелось в один мутный клубок потуг и моего старания точно следовать указаниям Косты, помню, как Тори дышал вместе со мной и тужился лицом, помогая мне, но я плавал в каком-то густом вязком супе, пока меня не скрутило сильными схватками.

Мне дико хотелось укольчик – сейчас же, немедленно, посильнее и побольше, и чтобы все отстали и ничего не болело.

– Тужься, Милош, давай! – Коста взял меня за кисть руки, привлекая внимание к своим словам. – Пора!

– Не понимаю, – прохныкал я. Я старался тужиться, но тело как-то не хотело слушаться – оно устало, и отказывалось понимать, что от него хотят.

– КАКАЕМ! – гаркнул омеголог.

– Ну, что же вы раньше не сказали, – облегченно выдохнул я.

– Вооот, хорошоооо! А теперь давай попробуем на схватке глубоко вздохнуть, а выдохнуть попой, – донесся до меня голос Косты. – Не торопись, не торопись, давай! – он махнул рукой, скомандовав.

– Дышать попой – достижение разблокировано, – выдохнул я и уплыл.

Кто-то мягко похлопал по моему лицу, зовя по имени, звуки доносились как сквозь вату, и мне пришлось открыть глаза. Маленький черноволосый младенчик мелькнул перед глазами, и тяжесть его тельца придавила грудь.

– Поздравляю, папочка! У вас омега. Здоровенький, славный, чудесный мальчик, – кажется, это говорил Коста. Я поднял глаза на склонившегося мужа и увидел мокрое, с дорожками слез, счастливое лицо с обкусанными бледными губами.

– Лерочка, – прохрипел он.

Что-то ухватило меня за большой палец руки и, глянув вниз, я увидел, как Бубочка, мой Лерочка, вцепился малюсенькими пальчиками, побелевшими от усилий, в мою руку и мяукнул, заплакав. И в этот момент во мне разбилась на миллиарды мелких и ярких осколков какая-то тонкая стеклянная ваза, мешавшая принять и полюбить неизвестного ребенка во мне, освобождая мою душу и наполняя её такой огромной любовью, которая вспыхнула, затмевая Солнце, заставляя забыть о боли в теле, о Тори, об отце ребенка, обо всем на свете. И я понял, что этот малыш – это и есть моя самая большая любовь и что держит он сейчас не мой палец в своих крохотных ручках, а мое сердце. И от этого стало так больно и так хорошо, что я заплакал – впервые с момента родов.

– Любимый, ну что ты, всё хорошо! – Тори нежно гладил меня по плечу, по мокрым волосам, с такой нежностью глядя на малыша, что мое сердце билось с перебоями. – Лерочка здоров и он самый прекрасный малыш во всем мире!

====== 47. ======

– Женщинааай! Женщина! Она очнулась!

Гул голосов в голове гудел набатом. Я не хотел открывать глаза, мне было хорошо плавать в своем спокойном мареве.

– Очнулась! Позовите врача! – донеслось явственно прямо над головой.

Я подумал, что разомкнуть веки, оказывается, тяжелая работа. Но в мозг тут же стрельнула мысль-воспоминание: мяуканье моего новорожденного сына, слезы на щеках мужа, и я заставил себя вынырнуть на поверхность, с трудом разлепляя глаза. Резкий свет заставил зажмуриться и чудище, огромное, с выпуклой огромной вздувшейся грудью, мелькнуло у меня перед глазами.

– Пить будешь? – гроулом произнесло тело.

В губы ткнулся холодный стакан и я жадно стал глотать заботливо поднесенную воду, проливая на себя больше, чем пил. Сухие потрескавшиеся губы, казалось, впитывали воду, пощипывая, а внутренний суслик насторожился, принюхиваясь.

– Не слишком ли много сусликов, Милли? – тихий голос Тори изменил интонацию. Мою книгу он читал с выражением, но на суслике его стопорнуло.

Васятка томно улыбнулся и потянулся радостно, виляя хвостиком. Последнее время Василия было не видно и не слышно. Я начал признавать его сущность, как свою, утерянную и разделенную, постепенно осознавая себя цельным. Сколько там их было у Билли Миллигана? Двадцать четыре? Куда ему до меня… Еще до Васятки у меня их столько толпилось, что мама не горюй.

Помнится Кати Карюхина клево написала о множестве личностей в отдельно взятой женщине:

«1. Баба. Эту пироженкой не корми, а дай в икею съездить, в летуали всякие ривгошные заглянуть.

2. Есть еще другая баба, ее пироженкой накормить надо обязательно, иначе она сожрет кусок мозга богатырского и кровушки повысосет.

3.4. Два мужика – перфекционист и прокрастинатор, работают в паре. Один говорит: «давай сделаем все идеально», второй соглашается: «давай, но не сегодня».

5. Имеется блондинка, у которой секунд 5 уходит на определение, где право, а где лево, ну ведь хрен поймешь, и правда.

6. Под ногами путается девочка в тесных сандаликах, ей и шарик подарили, и мультик показали, а она все равно хнычет.

7. Сударыня, раскидывающая вещи.

8. Филиппинка – убирает все за сударыней, матеря ее на своем сквозь зубы.

9. Идиот. Когда всплывает эта личность, окружающие думают, что это прикол, что я стебусь, но нет, это идиот.