Текст книги "Внутренний суслик (СИ)"

Автор книги: Inndiliya

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 27 страниц)

====== 1 ======

– От тебя требуется только одно – раздвигать ноги. С этим ты хорошо справляешься, полстраны об этом знает. И свой актерский талант, пожалуйста, – это слово мужчина, расхаживающий передо мной с бокалом свежевыжатого сока, выделил голосом особо, произнеся едко и с насмешкой, – пожалуйста, не проявляй. Не старайся. Не поможет. Хотя скромность тебе идет. На нее могли бы клюнуть те, кто тебя не знал раньше.

Ториниус подошел к столу, еще раз внимательно посмотрел на тест, оттянул галстук на шее, окинув меня испепеляющим взглядом, и все-таки не сдержался:

– Даже на это ты не способен. Дешёвка.

Если бы не презрение в глазах и обидные слова, этот мужчина мог бы мне понравиться: мой типаж, мое любимое сочетание роста, стати, пропорций тела, и прочее удачное расположение молекул в одном человеке. Удивительно, как складывается жизнь. Там, на Земле, мне попадались одни козлы и бараны. Если они были мне привлекательны, то в жизни оказывались либо эгоистами, либо идиотами, либо и тем и другим сразу. А здесь, на этой планете, в этом теле омеги, куда я попала неделю назад, козлом оказалась я. Или козлиной. И вообще все здесь было неправильной искаженной реальностью, исковерканной и зеркально отраженной линией моей жизни на Земле, уродливо вывернутой наизнанку.

– И что мне теперь делать? – я всё ещё не привыкла к своему мелодичному голосу, доставшемуся мне вместе с чужим телом, членом и яркой внешностью смазливого трансвестита с длинными пепельными волосами и огромными глазищами, на которых я любила посматривать в интернете дома.

– Снова-здорово! – раздраженно стукнул пустым бокалом о стол Ториниус, другой рукой резко дергая за удавку своего галстука. – Амнезию свою лечить. К течке готовиться, здоровье поправлять, – он издевательски хмыкнул, скривив губы, – у деда в деревне. Не надейся кого-нибудь там подцепить, кроме, разве что насморка. А через полгода жди меня в гости. Будешь пытаться выполнить свои обязательства перед двумя семействами: родить обещанного наследника двух объединившихся старинных родов за оставшееся время по контракту.

Тори еще раз окинул взглядом моё сжавшееся в кресле тело в накинутом ярко-красном с золотой вышивкой по подолу шелковом халате, полы которого все время норовили расползтись, подошел поближе, приподнял двумя пальцами лицо, и от близости его тела и теплых пальцев на подбородке я жарко, удушливо покраснела, вспоминая, что два дня подряд мы с ним вытворяли в постели, на полу, на столе, в горячечном бреду моей течки. Очередность событий мешалась в моей голове, всплывая разрозненными картинками, стонами, запахами – и жаркий секс еще сегодня ночью и такое холодное, брезгливое отношение облаченного в деловой костюм этого привлекательного мужчины создавали во мне жуткий диссонанс. Мне все еще казалось, что я сплю.

– Альдис отвезет тебя к деду. Перед ним свои истерики можешь закатывать хоть до бесконечности – этот бета и не такое видал. А вот перед дедом тебе играть в игры не советую – он еще той, старой закалки и не потерпит ничьих истерик. Мне даже жалко тебя, Милош. Было бы, – он взглянул на метку на моем плече в вырезе распахнувшегося халата, стиснул зубы, внезапно став деловым и собранным и бесстрастно добавил, – у тебя час до отъезда. Вещи собраны, я распорядился. Там тебе наряды не пригодятся. Поторопись, если не хочешь поехать в этом халате.

Ториниус решительно вышел из комнаты, хлопнув дверью, а я вздрогнула от резкого звука и, наконец, позволила себе заплакать, отпуская свои чувства на волю, но тут же спохватилась и помчалась в ванную, отмывать с себя засохшие следы ночных страстей, запахов, пота, чистить зубы и приводить себя в порядок. Действительно, нужно было поторопиться и перед ссылкой в забытую богом деревню собрать то, что мне может пригодиться в дальнейшей жизни. То, что поможет узнать об этом мире больше или даст возможность сбежать и жить самостоятельно, без этого сатрапа, оказавшегося моим мужем.

Быстро совершив омовение, решила не мыть голову, промокнув себя большим душистым полотенцем, вихрем влетела в комнату, натягивая на себя яркие бирюзовые брюки, белый мягкий пуловер, белые носочки, разглядывая чужую мне комнату с целью разграбления. Окинув взглядом небольшую полочку с книгами, завязала волосы в хвост и пробежала взглядом по корешкам ярких обложек. Мда, видимо предыдущий владелец этого тела не любил читать, а если читал, то только романы. Вот модных журналов было не в пример больше и лежали они везде и всюду. Наобум вытащив с полки пять разных книг, отобрала журналы с наиболее свежими датами для изучения новостей, культуры и менталитета жителей этого мира, сложила все в небольшой розовый чемодан, найденный в шкафу. Туда же отправился ноутбук с зарядным устройством, наушники, розовый в стразиках дневник, ручка, пустой блокнот, теплые вязаные носки с красивым узором из мягкой белой шерсти неизвестного животного – на Земле я во все поездки брала с собой этот аксессуар, и он каждый раз выручал меня, даже летом, чему я сама невольно изумлялась. Времени оставалось не больше пятнадцати минут, поэтому я решила поискать деньги, драгоценности, хоть что-нибудь, что может мне пригодиться в новой самостоятельной жизни. Рыться в чужих вещах было непривычно и мерзко, но, помня о том, что владельцу тела они теперь не пригодятся, а мне очень могут помочь я решительно открывала все шкафы подряд, выгребая на пол содержимое, выискивая хоть что-нибудь, что даст мне финансовую независимость пусть даже ненадолго. Разгром, учиняемый мной, был безобразен, но после той репутации, которую создал омега до моего появления в этом мире, это было настолько ничтожно и несущественно, что я, аккуратистка и перфекционистка, где-то на периферии сознания была шокирована своим поведением. Шкатулка нашлась в нижней полке стола и была полупустой. Вряд ли валявшиеся там колечки считались драгоценными в этом мире, но я выгребла все, затолкав во внутренний кармашек чемодана кольца и бусики, и бросилась в ванную, вспомнив, что видела там аптечку – без лекарств в дороге делать нечего, возьму все, а на месте уже разберусь, что к чему, но аптечка оказалась пуста. Я досадливо хлопнула дверцей и уловила в отражении зеркала внимательный взгляд Альди, вспоминая, что пустая аптечка результат моего суицидального поступка. Видимо, пока я была в больнице, все лекарства были убраны и спрятаны. В доме стояла тишина, ни прислуги, ни повара, ни горничных не было видно и слышно.

– Готов? Поехали. Машина внизу, – бета посторонился, выпуская меня из ванной.

Я застегнула розовый чемодан, предварительно схватив и запихав в него не глядя несколько кофт с плечиков. Муж говорил, что запрет меня на полгода? Кто знает, что мне может пригодиться там, в глухомани.

Чемодан оказался увесистым. Надев легкую белую куртку, в которой меня привезли сюда из больницы и белые ботиночки, я подхватила чемодан и пошла к ожидавшему у двери Альди.

– И что, вот так и поедешь? – Альдис изумленно приподнял бровь и указал на мою голову. – Никаких красок и с конским хвостом? Да ты в таком виде даже из комнаты не показывался, – хмыкнул он и скривил губы.

Я поправила резинку на хвосте и перехватила чемодан в другую руку.

– Тори ничего не говорил про то, что ты можешь взять это с собой, – он кивнул головой на чемодан.

Мои щеки вспыхнули от стыда, я почувствовала себя воровкой. Ведь эти вещи действительно были чужими, и когда мне ткнули этим в лицо, стало невыносимо стыдно. Хотелось материться и пинать ногами этот ни в чем не повинный чемодан, но я просто поставила его на пол и обреченно глядя под ноги поплелась к двери.

Во дворе дома тоже было пустынно. Я дошла до стоявшей высокой черной блестящей машины, открыла заднюю дверцу и уселась на сидение. Хлопнула дверца багажника и Альди сел за руль. Дорогой и красивый дом толком я рассмотреть не успела. Так же, как и пару дней назад, когда меня привезли сюда вечером из больницы. Всю дорогу до аэропорта мы молчали, а я с интересом разглядывала витрины магазинов, высотные здания, омег, альф и бет, идущих по тротуарам с детьми прогулочным шагом, торопящихся в людском потоке или едущих в машинах на соседних полосах дороги.

Самолет, куда мы сели с бетой, был частным, не удивлюсь, если он принадлежит компании мужа или моих родителей. То есть родителей Милоша, конечно. Я сняла куртку, отдала ее стюарду-бете, (вот уж не знаю, каким боком мне было известно о его принадлежности к полу беты, но я четко осознавала, что милый, улыбающийся мальчик в стильном летном костюме являлся бетой) и устало села в удобное мягкое кресло у иллюминатора. Уши традиционно заложило и я невольно вспомнила как летала на море этим летом, точно так же страдая при взлете и посадке. Тошнить меня не тошнило ни в том, ни в этом теле, и это радовало.

– Мы проведем в полете шесть часов. Ближайшая посадка на дозаправку через четыре часа. Желаете соки, спиртное, закуски? – заученно улыбаясь, приветливо спросил стюард.

– Цианистого калия, пожалуйста, – вырвалось у меня и я с удовольствием увидела, как перекосилось лицо беты.

– Извините, – бета вымученно улыбнулся и повернулся с предложением напитков к Альди, сидящему через проход.

Я подтянула лежащий рядом плед, укуталась в него по самый нос, подтянув колени к подбородку, и уставилась в окно иллюминатора.

Еще неделю назад я работала обычным офисным сотрудником, делопроизводителем, и если охарактеризовать мою карьерную лестницу, то я, скорее всего, ее просто мыла. После института найти работу оказалось сложно, и, выбирая между работником макдака и офисным трутнем, я выбрала второе. Друзья разлетелись-разбежались кто куда, взрослая жизнь оказалась совсем не такой, о какой мечталось во время учебы, постоянного молодого человека у меня не было, а все временные связи не шли ни в какое сравнение с тем безумным сексом, который был у меня еще сегодня ночью с моим тутошним законным мужем. И снова румянец атаковал мои щеки и жар пополз по всему телу, заставив меня откинуть плед и участить дыхание.

Да, Тася, можно сказать, ты сделала скачок в своей карьере. Кто бы мог подумать, что сломав ногу, можно оказаться омегой, замужем за богатеньким буратиной и все равно не быть счастливой…

Тем знаменательным вечером, идя по темноте домой, на знакомой до боли улице, я неудачно наступила на камушек и подвернула ногу, нелепо взмахнув пакетами, упала на асфальт. Подвернутая нога хрустнула, и искры в глазах прорезали темноту ночи. Вместо того, чтобы вызывать скорую, я потетешкала ногу, кое-как встала и доковыляла до дома, до которого оставалось всего ничего – завернуть за угол. Был день зарплаты и я накупила разных вкусняшек, чтобы побаловать себя, и было до боли обидно, что я не попробую всей этой вкуснотищи. Но когда через полчаса боль стала невыносимой, и даже таблетка нурофена не помогла, пришлось вызывать скорую и терпеть еще очень долго, пока мне поставили правильный диагноз, сделав рентген, и вкололи обезболивающее. Пару дней в больнице, где я познакомилась с неунывающей Танюшкой, которой отрезали ногу из-за какого-то зубодробительного названия болезни костей, многочисленные уколы, антибиотики, капельницы, гепарин, больничный запах и больничная еда, и вот я здесь. В другом мире. В теле омеги. Все это время побаливало сердце, иногда сильно побаливало. Пила валерьяночку, разминала тянущую под грудиной боль рукой, и отпускало, а в одну из ночей прихватило и не отпустило, – закололо так сильно, что я даже вскрикнуть не успела, скрутило в узел от боли, кинув в жар, в холод, окатило холодным потом, сдавило и вывернуло наизнанку, чернота разорвалась вспышкой цветных искр перед глазами.

А открыла глаза я уже в другой больнице. Мне кажется, причиной моей смерти там мог оказаться оторвавшийся тромб или что-то с сердцем. Никогда не вдавалась в подробности своего здоровья. Мне было двадцать четыре года, а в таком возрасте о здоровье особо не задумываешься. Ну покалывает в области груди, ну болит голова после перепоя, ну хватает в боку после жирной пищи, и что? Вот и добегалась ты, Таисья свет Валерьевна. Одно радует, и именно то, что там, на Земле, огорчало больше всего – что не успела завести семью и детей, некому будет оплакивать мой уход там.

Сердце болезненно сжалось и я поверхностно задышала, стараясь снять спазм. Теперь, после того, что случилось дома, боли в сердце меня пугали даже если оно просто сильно сжималось от переживаний, а нервничать тут мне пришлось много и часто.

Это только на второй день пребывания в больнице Ториниус мне объяснил, что у меня была попытка суицида, но меня откачали. А так я лежала в отдельной палате, при необходимости вызывала сиделку – пожилого бету, который профессионально помогал мне справиться с нуждами. Конечно, осознание себя мужиком прошло плачевно – ор и обморок, сорванный голос и ободранная при падении левая рука. До последнего я думала, что это сон, или бред, или видения, но просыпаясь раз за разом в одной и той же палате, пришлось признать, что это реальность. Признать, но не принять.

Официально признанная докторами амнезия после разговора с моим мужем, когда я, естественно, не смогла узнать кто он, и не вспомнила как меня зовут, сколько мне лет все равно ничего не изменила в наших отношениях с Тори. По его кратким высказываниям я поняла, что была неверна мужу, сбежала с каким-то хахалем, но меня нашли и вернули, и я наглоталась таблеток. Муж говорил об этом неохотно и зло, не веря, что я ничего не помню, а прислуга была слишком вышколена и на эту тему со мной никто не общался вообще. Лежала бы я в общей палате, там бы вволюшку обо мне посплетничали, но я зато имела бы представление об этом мире, о своем положении, о своих проделках. Но все, что я знала на сегодняшний день, это то, что я омега, мой муж деловой человек, владелец какого-то предприятия, и он альфа. Его друг с детства, партнер по бизнесу, Альдис – бета. А Милош, т.е. я, неверный муж, презираемый всем миром, опозоривший род и семью – урод, хоть и красавчик.

А через три дня больничного лечения мое тело скрутило другой напастью и доктора вызвали мужа, сообщив, что у меня началась течка. Вечером он забрал меня домой и два дня, вплоть до сегодняшнего утра я помню очень плохо. Было хорошо, так хорошо, как никогда этого не было на Земле, но и стыдно так, как никогда раньше.

Приземление и посадку на дозаправку я благополучно проспала, а за полчаса до прибытия неожиданно проснулась отдохнувшей. В иллюминаторе вокруг, насколько хватало глаз расстилался искристый снег. Вокруг темными пятнами проплывал лес, гористая местность радовала взгляд.

Было странно видеть столько снега вокруг. В том месте, откуда мы вылетали, весна уже во всю вступала в свои права и снегом даже не пахло, и такой резкий переход из весны в зиму тоже напрягал и нервировал. Все было неправильным.

Возле самолета нас встречала машина, поэтому замерзнуть в своей тонкой курточке я не успела. В машине было тепло, и после пробежки по морозцу все запахи ощущались острее. Альди тепло поприветствовал альфу, подогнавшего машину, перекинулся парой фраз и сел за руль, странно поглядывая на меня. Ещё в самолете я заметила эти взгляды, которые тот бросал не скрываясь.

Очевидно тот, настоящий, Милош никогда так себя не вел, как я. А я боялась. Я просто боялась их всех. Ощупывая метку на плече я понимала, что ее оставили клыками, а раз они могли выпускать клыки, то могли и порвать ими в состоянии агрессии. А все окружающие меня ненавидели за то, что я не делала, вернее, делала, но не я.

Внутри я чувствовала себя замершим в ужасе сусликом, застывшим на задних лапках и внезапно получившим бампером в лоб. В той, предыдущей жизни я была веселушкой-хохотушкой, язвительной, саркастичной и любящей жизнь, здесь же мой внутренний голос заткнулся наглухо и даже носа не показывал – если я не была Милошем, то я не была и собой в полной мере. Любопытство прорывалось иногда, но как только я чувствовала значительные отличия моего мира от этого, я тут же пугалась и включала суслика, замирая и пережидая, пытаясь охватить все различия и новинки этого мира. Переварить это на фоне ненависти ко мне окружающих было очень трудно, поэтому я предпочитала молчать и вникать в то, что происходит.

Когда мы долго петляли по занесенной узкой дороге проложенной, казалось, через гущу тайги, я в полной мере осознала, что имел в виду Тори, когда предвкушал мою ссылку в «деревню». Мда. В глушь, в Саратов, как сказал классик. По моим ощущениям мы находились где-то в заднице мира, не удивлюсь, если здесь не будет никакой связи, больно уж это похоже на нашу дачу под Рязанью, где не ловили даже телефоны – вышки были натыканы, но связаться по телефону было нереально. Когда мы подъехали к дому, стоявшему в окружении красивых, высоких, мощных деревьев, вокруг не виднелось никакого жилья, кроме нескольких подсобных построек на подворье, я внезапно очень сильно расстроилась. Моя неосознанная надежда на возможный побег растаяла, так и не оформившись окончательно. А бежать из турлов зимой по снегу – самоубийство.

Однако то, что дорога к дому от самого аэропорта была расчищена, мне, как бывшему деревенскому жителю, говорило о многом: если даже в тайге кто-то постоянно занимается расчисткой дороги, значит вокруг живет достаточное количество людей и мой побег просто дело времени – ну, придется приложить немного больше усилий на подготовку, значит, так тому и быть.

Пока Альдис открывал ворота и загонял машину во двор, на шум с крыльца спустился дед в кожухе. Мощный такой, богатырский дед с длинными, по плечи, волнистыми волосами богато усыпанными сединой. Он был под стать дому – большому двухэтажному каменному строению с небольшими темными проемами окон.

– Ну, здорово, Аль! Здорово! – скупо улыбнулся дед на радостное приветствие моего спутника. – А что Тори не приехал? – нахмурил кустистые седые брови альфа.

– Не смог, Аши. У него там как раз большая сделка наклевывается. Он просил передать привет, подарки и вот… – Альди кивнул головой в мою сторону, – гостя я тебе привез.

– Прошку-то? И что мне с ним делать? – дед вперил в меня тяжелый взгляд и я замерла, перестав переминаться от холода с ноги на ногу, ёжась в тонкой куртке.

Странно, неужели дед не знает как зовут супруга своего внука? Или у него с головой не все в порядке? И что, меня оставят с этим с виду крепким, но с поехавшей кукушечкой стариком? А может у него со зрением проблемы, не признал просто?

Мороз уже стал пробираться под куртку и меня откровенно затрясло, даже зубы заклацали.

– Ну, что встали, как неродные. Заходите в дом, а то вон поморозишь Прошку, а внук мне потом не простит. – Дед развернулся и спустившись с крыльца прошел к одному из строений, скрывшись в дверях.

Да уж, Таисья, ты и потеплее видала приемы.

Альдис мотнул головой в сторону дома, беги, мол, давай, а сам полез в багажник доставать вещи. Я проскакала по ступенькам и проскользнула в дом, остановившись в коридоре, не зная как себя дальше вести.

– Аши, а чего Прошка-то? Милош он, – глухо донеслось со двора.

– Какой он Милош? Милош от слова «милый», а этот – прошмандовец, вот и Прошка. Надолго мне гостя привез-то? Еще один рот кормить. Да добро бы хорошего человека, а то грех один.

– Аши, Тори больше некому доверить своего непутевого супруга. А ты присмотришь за ним до следующей течки, полгода всего. Знаешь ведь, что случилось…

– Знаешь… И не только я, а вся округа болтает. А я говорил этим недоумкам, фигню они затеяли с договорным браком. Но дед же старый, что бы он там понимал, кто же деда слушать будет? – бурчал недовольный моим приездом старик.

Слыша, что они поднимаются по ступенькам, я отошла от двери и прошла в кухню, где стояла настоящая печь, в которой горел настоящий огонь. Я так обрадовалась, что не разуваясь подошла к печке, грея руки у огня.

– Прошка, лужу напрудил, что ли? Разуваться тебя не учили? – грозно рявкнул дед, заходя в дом. Альди с розовым чемоданом замер за ним, выглядывая из-за плеча и ухмыльнулся.

Я замерла, изображая кустик и посмотрела на лужу, натекшую под ногами. Мой внутренний суслик нервно дернул лапкой и поджал длинный тонкий, с проплешинами хвостик, чтобы от страха никакой катышек не упал на пол. Даже виртуальный. Хотя… я и за себя не ручаюсь, слишком уж был грозен и зол этот альфа.

– Чего стоишь столбом? Вон швабра в углу, подтирай воду, – дед зло зыркнул и снял свою обувь, проходя мимо меня к холодильнику.

Да уж… Веселая жизнь меня тут ждет.

====== 2. ======

Моя комната, которую выделил хмурый дед, находилась на первом этаже и была маленькой и темной, с неярким освещением в одну лампочку, с минимумом мебели: кровать, стол, шкаф. Плотные коричневые шторы поверх простенького бежевого тюля создавали некоторый уют, угрюмый, но уют. Второй этаж, как скупо объяснил дед, закрыт до лета.

«О, клёво, тут лето бывает», – подумалось мне. Летом можно будет бродить по лесу, читать на улице до самого вечера, чтобы минимизировать общение с нелюдимым альфой. А зимой… я не знаю, как я тут выживу с этим типом взаперти.

Альдис остался на ночь, собираясь уехать утром. Вначале дед припахал его помочь во дворе, а меня оставили разложить свои вещи и размещаться на новой территории.

– Накроешь на стол. Ужин через час, – буркнул дед и ушел с Альдисом на улицу. – Чуни не забудь надеть, по полу дует, – обернулся он в дверях и окинул взглядом мою фигуру, недовольно качая головой.

Я сняла куртку и решила не задерживаться в комнате. Не хотелось с первых минут вызывать недовольство хозяина еще и своей нерасторопностью. А хозяйничать на чужой кухне все равно быстро не получится. Хотя я, конечно, понимала, что угодить деду в принципе невозможно, и все мои действия он будет пропускать через призму недовольства, сделанного этим дурацким Милошем до моего появления. И я его понимаю.

Напялив в коридоре самые маленькие чуни, оказавшиеся мне большими, – мягкие, шитые из толстой ткани мехом вовнутрь тапки, от которых ногам стало действительно теплее, – я зашла на кухню, повязала огромный зеленый фартук, несколько раз обмотавшись пояском, и раскрывая шкафчики, исследовала запасы имеющегося. Видимо, дед хотел унизить меня, показав в очередной раз мою никчемность, доказав, что я ни на что не годна, даже накрыть на стол, как подобает.

Открыв шкаф под мойкой, – вся мебель была добротной и сделана на века, – я увидела ведро с картошкой и воскликнула, возрадовавшись: «Боже, ты есть!»

Больше всего я любила картошку в любом виде. Под нее любые закуски шли, она сочеталась с любым, «ну почти с любым», – поправил меня суслик, поведя мокрым носом, – блюдом. Раз дедище не дал мне никаких ценных указаний, буду поступать по своему усмотрению. Достав кастрюлю, набрала из-под крана воды, поставила на плиту, зажгла огонь. Потом заметила чугунок, стоявший дном кверху, и перелила воду из кастрюли в чугунок, умостив его на ревущий огонь в печи.

«Правильно, – закивал головой суслик, – а то еще в расточительстве обвинят – ишь ты, газ зря жечь, когда печка нормально кочегарит».

Быстро, но неаккуратно, срезая толстые слои шкурки, – ибо тут или быстро, или аккуратно, – почистила картошку, промыла ее в кастрюльке и переложила в чугунок, закрыв крышкой. Поискала было листочек лаврушки, но зрительно такового не нашла, а экспериментировать с имеющимися приправами именно сегодня мне показалось плохой идеей.

«Да уж!», – поддержал меня суслик, почесав лапой круглое ушко.

В холодильнике я нашла литровую банку соленых грибов, подозрительно похожих на грузди, и сглотнула сразу же обильно выделившуюся слюну. Дома я страсть как любила грибы, но после отъезда из деревни они были редким гостем на моем столе. Шампиньоны, конечно, вкусные, особенно зажаренные на масличке сливочном, с приправами и зеленью и потушенные с картошкой, но грузди ничем не заменишь. Грузди я переложила в красивую тарелку, полила подсолнечным маслом, жаль не нашла репчатый лук, тут его сильно не хватало. Затем достала вилки, ложки, ножи, нарезала хлеб и снова открыла холодильник, обозревая банки-коробочки-упаковки. Вытащила шмат домашней колбасы и крупными кусками нарезала ее, разложив по кругу на блюдо.

В морозилке самым подходящим показалось сало, больше похожее на грудинку, с розоватыми прослойками мяса. С трудом нарезав замерзшее сало на небольшие кусочки, я заметила в буфете бутылку с прозрачной жидкостью. Эх, как бы она мне сейчас пригодилась, будь это самогонка или водка.

«Не-не-не! – взволновался внутренний суслик, – это уже перебор будет».

– Да знаю я! – возмущенно фыркнула в ответ, помыла нож и убрала его в ящик стола. Снимая прихваткой крышку с чугунка, впервые за время, проведенное здесь, улыбнулась. Картошечка была желтой и уже начала развариваться, а запах стоял – м-м-м! – зашибенный. Посолила на глазок картофель и протерла поверхности влажной тряпкой, расставив тарелки на столе в четком порядке. Перфекцифигист во мне остался доволен.

Когда я слила воду и пересыпала картошку в большое глиняное блюдо, хлопнула входная дверь и дед с Альди, переобувшись в чуни и сняв верхнюю одежду, вошли в кухню. Желтое масло плавилось на картошке, я скромно отошла в сторону и исподволь посмотрела на реакцию деда. Он повел внушительным носом с горбинкой, принюхиваясь, оглядел стол, крякнул, осмотрелся вокруг, будто ища фею, которая помогла мне собрать на стол, не веря, что Прошка сам на такое сподобился, и с интересом взглянул на меня.

– Хм. Ну, приглашай к столу, Прошка. Или ты немой? Ни слова еще не промолвил. Хотя это, как раз, омегу красит, – впервые он разразился такой длинной тирадой, чем удивил и меня и разрумянившегося на морозе Альдиса.

«Ебануться!» – подумала я и суслик во мне, возмущенно блестя глазками-бусинками. Ну, собственно, на другое я и не рассчитывала.

Я приглашающе провела рукой:

– Прошу к столу, – мелодичный перелив голоса Милоша, к которому я все никак не могла привыкнуть, музыкой прозвучал в большой теплой кухне. Сняв фартук и повесив его на прежнее место, на крючок рядом с дверью, я заняла стул подальше от стрёмного деда и замерла, сложив кисти рук на столе. От Аши явно веяло патриархальностью и домостроем, и прежде, чем я влипну в новые неприятности, надо было подробнее узнать здешние традиции и непреложные правила.

Удивленное лицо Альдиса доставляло мне массу приятных ощущений. Он все никак не мог соотнести модельку в модном прикиде розового цвета со стразиками и хозяюшку в фартуке с конским хвостом на голове.

«Так ему», – свистнул суслик, всё ещё боязливо поджимавший лапки.

«Плюсуюсь. Васяткой будешь, дружище. Раз нам вместе куковать».

Суслик внутри меня застенчиво поскреб правой лапкой песок и одобрительно кивнул головой.

– Ну что уселся, обслужи, – громкий голос хозяина дома ворвался в мои личные переговоры с Васяткой, и я вздрогнула.

«Обслужи», – приказал муж, когда первый раз разложил меня на супружеской постели, вытрахав все мозги через одно место, по которому все пошло, едва я попала в этот мир. Выполняя его приказание, слизывая свою смазку с его бодро торчащего органа, я сжалась внутри, стараясь не перечить, и буквально почти сразу завелась сама, хотя раньше мне оральный секс удовольствия не доставлял, но эти запахи, эти взгляды, этот абсолютно ни на что не похожий секс, и даже принуждение спустило во мне какую-то потаенную пружину, и дикий, безудержный секс-марафон прошел под галочкой – «гори оно все синим пламенем». Потом уже мне трудно было вспомнить, что за чем шло, помню, было так хорошо нам обоим, даже плохо.

Я испуганно посмотрела на деда, и он кивнул на тарелку с картошкой. Суслик внутри испуганно хрюкнул и отмер, подрагивая пальцем на левой лапке. А я медленно и с достоинством подошла к глиняному блюду и аккуратно положила домостроевцу в тарелку аппетитную желтую картошечку.

– Бутылку белой из буфета подай. И рюмки там же, – буркнул дед, утверждая свою единоличную власть в этом доме.

Я безошибочно достала две рюмки, простые, граммов на 100, из зеленого стекла, и поставила их вместе с бутылкой перед оттаявшим альфой.

Дед нечитаемо зыркнул на меня, кивнув головой, отправляя меня на место, откупорил бутылку, разлил спиртное по рюмкам и протянул одну Альдису:

– Во здравие!

Мужики выпили, закусывая салом, а у меня фантомной дорожкой прожгло горло, представляя, как опустилась бы эта жидкость вовнутрь, опаляя и расслабляя нервную систему.

«Ничего, Васятка… – я мысленно погладила присевшего на задние лапки обидевшегося рыжика по гладкой шелковистой голове, – и на нашей улице перевернется грузовик с Колином Фарреллом».

Есть я старалась аккуратно, ножом и вилкой, стараясь не уронить достоинство еще больше, чем это уже было сделано до меня.

Накалывая домашнюю колбасу, дед с одобрением качнул головой:

– Годно порезал. А то городские все норовят тоненько напластать. Да тогда весь вкус теряется.

«Святые кочерыжки! Это он, получается, похвалил Прошку-то?!» – я старательно сдержала эмоции, хмыкнув про себя. «Не учи ученого кушать хлеба печеного! Это ты, дед, Альдиса с Тори учить будешь, как в деревне колбасу режут».

Насытилась я быстро, особо налегая на грибы, они оказались по вкусу очень похожими на грузди, и у меня аж за ушами пищало. Любила я раньше поесть, отчего такой фигурки, как у Милоша, без диет и силовых тренировок ни за что было не добиться. «Люблю повеселиться, особенно пожрать, двумя-тремя батонами в зубах поковырять», – говорили у нас в общаге. С тех пор я так и не разлюбила это дело – вкусно поесть. Оно мне заменяло личную жизнь, поэтому я себе часто позволяла вкусности. Это были не только сладости, но и рыбка, и суши, и мясные салатики, и соленые огурчики.

Надо было бы посидеть за столом, послушать, о чем беседуют альфа с бетой, но меня от усталости и сытости стало нещадно клонить в сон. Не хватало еще заснуть за столом и навернуться со стула. Общая слабость организма тонкого-звонкого омеги давала себя знать. Милош сам по себе не был сильным и выносливым, а перенесенное отравление, накачивание лекарствами и прошедшая течка в интенсивном режиме давали о себе знать.

– Аши, Альдис, благодарю за ужин. Позвольте удалиться, – вежливо произнесла я.

Васятка зааплодировал, одобрительно кивая головой.

– Какой я тебе Аши, Прошка? Для тебя я Ашиус. Так и зови. Ясно? – рыкнул дед, наливая по второй.

Васька дернулся, подпрыгнул и свинтил за куст, спрятавшись и выставив оттуда драный лысый хвост с редкими ворсинками.

– Простите, Ашиус, – я встала и вышла из-за стола, и поплелась в свою комнату, чувствуя невероятную усталость.