Текст книги "Внутренний суслик (СИ)"

Автор книги: Inndiliya

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 27 страниц)

– Когда ты ел последний раз? – Ториниус с неохотой оторвался от поцелуя, ожидая ответ и внимательно сканируя мое лицо, недовольно поджимая губы, видя результат, еще и еще раз проходя взглядом по скуле, где, видимо, остался след от его руки. – Впрочем, неважно. Пойдем на кухню.

Укол наконец-то подействовал, и я почувствовала себя бодрее, но сил все равно не было, если муж думал, что я брошусь готовить и обслуживать его, то он сильно ошибался. Но он снова удивил меня. Пока я, закутавшись в плед, с ногами забравшись на стул, (все-таки по полу дуло), устраивалась поудобнее, он поставил чайник, зажег газ, достал сковородку, открыл холодильник и достал овощи и ведерко с яйцами. Пока он мыл и крупно резал овощи, бросая их на шкворчащую сковороду, звучал его монолог о ближайших планах. Оказывается, он был поблизости, всего в часе лета отсюда, выиграл самый крупный тендер на контракт на поставку по гос.заказу большой партии деталей для ракет, и через два дня планируется заключительная часть – подписание контракта и традиционный в таких случаях банкет, на котором надо показаться нам обоим, чтобы задавить на корню слухи, расползшиеся после побега и отравления Милоша. В газете после публикаций тех скандальных статей давали опровержение – он нажал на кого следует, и были публично принесены извинения, но слухи успели разлететься. Поэтому мы должны выглядеть как самая влюбленная пара, туда уже приглашена пресса, а я, Милош, в таком неприглядном виде.

– А если я откажусь? – Чисто из любви к противоречию и чтобы нащупать кромку, на которую мне можно было наступать в данном теле, в данных условиях, поинтересовалась я. Чувство черной глубокой полыньи рядом не отпускало меня. Каждый день здесь я ходила по краю ледяной пропасти, нащупывая по шажочку что можно, а что нельзя в этом мире, созданном для альф. Оскальзывалась, резала ноги ледяной крошкой, и все время мерзла от презрения, ненависти и холодности окружающих. – Какой мне в этом толк? Контракт нарушен, мне здесь ничего не светит, я оказался всем должен, без памяти, простой инкубатор для осеменения. И даже когда я рожу ребенка, его отберут, а меня выбросят, как использованный презерватив.

Ториниус развернулся ко мне всем корпусом, оперся двумя руками о столешницу и со злым интересом уставился на меня:

– Не хами. Не люблю хамов.

– Помню-помню. Ты не любишь конкурентов. Так объясни все-таки, в чем профит для меня?

– У тебя нет выхода; тебе некуда деваться; ты связан по рукам и ногам и ты виноват в том, в какой мы сейчас находимся ситуации. Поэтому я рассчитываю хотя бы на малую толику твоей сознательности, которую ты стал проявлять здесь, вдали от меня.

– Ты не находишь, что ключевое слово «вдали от тебя»? – остановиться и не язвить было неимоверно трудно. Не знаю почему, но когда я гладила куклу, мне вспоминались о живом Тори только хорошие моменты. А здесь, видя его вживую, ощущая на себе его подавляющее альфье эго, мощную харизму и целый букет эмоций, направленных на меня, в которых подавляющим большинством было недоверие, злость, презрение, и только на периферии – желание, во мне поднималась только волна сопротивления, противостояния и отталкивания. Как два полярных магнита. Кроме того случая, когда он приблизился ко мне очень близко и поцеловал.

– Знаешь, ты напоминаешь мне океан, – хмыкнул я.

– Такой же большой, могучий и сильный? – Тори поднял руки в жесте бодибилдера и поиграл мышцами, довольно сощурившись.

– Нет. Меня от тебя так же тошнит.

Приятно было видеть как всегда уверенного в своей непогрешимости и идеальности альфу, может коробить от моих слов.

Ториниус развернулся к сковороде, помешал лопаточкой овощи, разбил с десяток яиц, посолил и снова повернулся ко мне, прислонившись задницей к мойке и сложив руки на груди.

– Что бы ты ни говорил, ты все еще мой муж, и мы все так же связаны контрактом. У меня, как и у тебя, есть обязательства, на которые мы не можем наплевать, даже если мир перевернется с ног на голову. И если уж ты, наконец-то включил мозги и начал применять их по назначению, то давай обсудим дополнение к контракту. Видишь ли, пока я не признал нарушение контракта, хоть своим побегом ты его, конечно же, нарушил. Но мы на семейном совете решили не выкладывать на всеобщее обозрение наше грязное белье и закрыть глаза на твое вопиющее поведение, ибо это разрушит все, чего мы добились за эти полтора года с нашей свадьбы – все, для чего это слияние двух семейств было задумано. Поэтому формально ты контракт не нарушил.

– О-о-о! Мои любимые двойные стандарты! Ом-ном-ном! – я бы и хотела притушить немного сарказм в своем голосе, но это было выше моих сил – ведь я совершенно не знала причин, по которым Милош рискнул всем и убежал с «первым встречным назло мужу», а потом еще и решил умереть, что с успехом и сделал, иначе я не была бы в его теле. Вот не верю я, не верю, что Милош безмозглый козлина, который вначале согласился выйти замуж по контракту, а потом, чисто по своему скудоумию наплевал на все это с высокой колокольни. В отношениях, особенно в разрыве отношений, всегда виноваты оба. Жаль, я не знаю, где здесь собака порылась, но подсознательно я чувствовала вину Тори, и он тоже ее испытывал. Только не показывал мне.

– А как ты хотел? Чтобы развалились обе компании, их объявили банкротами, люди – огромное количество сотрудников – потеряли свои рабочие места из-за одного твоего бездумного поступка, когда ты подумал своей задницей? Это ты никогда не нес ответственности даже за свой зад. Тебе невдомек, как это – отвечать за работников и их семьи, маленьких детей и престарелых родителей, которым придется пойти по миру из-за безмозглого омеги. Чтобы выстроить их, слить эти компании, понадобилось без малого полтора года, а чтобы разрушить – один идиотский вечер.

– Милый, – ласково сказала я своим мелодичным голосом, склонив голову к плечу, – а ты не пробовал писать книги? Мне кажется, из-под твоего пера однозначно увидели бы свет такие бестселлеры, как «Мир на грани катастрофы или все держится на заднице омег», или «Во всем виноваты омеги, или как обвинить омегу во всех грехах, оставаясь в белом пальто на белом коне».

– А ты действительно изменился. Раньше ты таким не был, – внимательно и коротко Тори посмотрел мне в глаза и отвернулся, накладывая яичницу с овощами в две тарелки.

А мне стрельнула, наконец-то оформившись, плававшая, но не дававшаяся раньше мысль – я могу здесь писать книги. Вернее переписывать свои любимые произведения, переделывая женщин в омег, как я это сделала со сказкой про Золушку. Сочинения мне всегда удавались, но я никогда не пробовала себя в больших формах. В любом случае, попробовать стоит. Авторы в претензии не будут, а вот мне это, возможно, сможет помочь выжить тут, ведь я ничего не умею.

«Шадап и тейк май мани!» – радостно пискнул из норки суслик, захлопав в ладошки.

– Надеюсь, ты больше не думаешь о… – Тори замялся, помрачнев лицом, яростно терзая яйцо в тарелке ножом.

– О суициде? – мне говорить об этом было легко, меня-то это никоим образом не касалось – Тася умирать не хотела, но меня, опять же, никто не спросил. Я состроила самое серьезное выражение лица и произнесла совершенно спокойно, – Ты так больше не шути, а то я со смеху умру. Скажу тебе один единственный раз, надеюсь, твоих мозгов хватит на то, чтобы это запомнить: умирать я не собираюсь – я уже там был и ничего хорошего не нашел. Пока у меня амнезия и я ничего не помню, ты можешь говорить все, что угодно, винить меня во всех грехах и поступках, но она же когда-нибудь пройдет, и вот тогда все, что ты не договорил или соврал, выплывет. В том числе причина, почему я так поступил, и что меня до этого довело – но я больше не смогу верить тебе ни в чем. Я бы хотел начать заново строить наши с тобой отношения с чистого листа – раз уж нам еще три с половиной года надо изображать счастливое семейство и скрывать, что брак договорной. Я смогу переступить через свои принципы и постараться сделать наши отношения ровными, я очень не люблю конфликтовать, если меня не заставляют. Все дело в тебе. Сможешь ли ты пойти навстречу и начать все сначала.

Тори прищурил глаза, прожевал вложенный в рот кусок перца:

– Сначала? Забыть все? И не надейся. То, что ты не помнишь, не значит, что этого не было, или что не сможешь опять выкинуть что-либо подобное – натуру не изменить, даже если ты все забыл. Я не верю, что ты стал другим, Милош. Как бы ты ни старался мне сейчас навешивать лапшу, прошлого не изменить. И тебя тоже. Поэтому будем действовать в рамках договора, как и планировали, соглашаясь оба на этот брак. С тебя требуется…

– … только раздвигать ноги. Я помню, – желчно ухмыльнулся я.

– Вот и славно. Значит, завтра вылетаем пораньше с утра. Надеюсь, никаких фокусов ты больше не выкинешь, – припечатал ладонью по столу муж.

– А как же дед?

– Альдис сегодня привезет врача и сиделку, с дедом все будет в порядке. Это не твой дед, поэтому не надо делать вид, что ты за него переживаешь. Сегодня здесь будет много народа, поэтому спать придется в моей комнате – твою комнату отдадим врачу, собери свои вещи и перенеси в угловую комнату.

– Надеюсь, ты не рассчитываешь, что совместная ночевка равняется сексу? Течки нет, я по договору не обязан раздвигать ноги по щелчку.

– И не мечтай – я умею держать свой член в руках, это ты не можешь контролировать свою похотливую задницу.

– Вот и славно. Не рви свою моральную уздечку, стараясь доказать мою ущербность – я изменился, и пока ты это не поймешь, нам с тобой говорить не о чем. Спасибо за завтрак, – я поставила тарелку в раковину и вышла из кухни.

====== 8. ======

Как только я вышла из кухни, в дверь постучали.

– Миииилоооош!!! – накинулся с порога Радеуш.

Я подхватила его на руки и закружила в коридоре.

– Я соскучился!!! – Рад прижимался ко мне изо всех силенок.

– Милош, спасибо тебе! Ты так выручил меня! – Люсий зашел в коридор и захлопнул дверь.

– Проходите в кухню, сейчас выпьем чаю, – я так и держала малыша на руках, хоть он был тяжеловат для меня – после выматывающей ночи я все еще была без сил.

– Нет-нет, мы на минуточку, нас там машина ждет. Мы уезжаем, – омега был бледен, но собран и деловит. – Все оказалось так, как люди говорили. Муж жил на две семьи и его все устраивало. Он не собирался ничего менять, если бы я не припер его к стенке своим приездом. Но я успел развестись за эту неделю и теперь я свободный омега.

– Что теперь будешь делать? – я поцеловала в щечку малыша, и он засмущался, забрыкался, стараясь слезть с рук.

Я опустила его на пол, он перехватил Заю поудобнее и посмотрел снизу вверх на меня:

– Ты помнишь, что я возьму тебя замуж?

Внезапно чья-то рука обвила мою талию, запахло ватрушкой, и меня прижали к себе, кладя голову на макушку.

– Привет, Люсий, привет, Радеуш. Зайдете?

– Эй! – Радеуш потянулся сбросить руки мужа с моей талии. – Отпусти его! Это мой жених!

Но Люсий тут же оттянул малыша и прижал спиной к себе.

– Это мой муж. А ты себе другого найдешь, – ухмыльнулся Тори, сильнее вжимая меня в себя.

– Сам найди себе дррругого, – вырывался из объятий малыш, возмущенно сопя, – а я вырррасту и заберрру его! – он агрессивно выкрикивал, смешно хмуря лобик и набычившись. – И никому не дам обижать! И хворрростиной бить!

– Радеуш! Веди себя прилично! Иначе тебя не будут принимать в гостях, – Люсий хмурился и старался как-то выйти из этой неприятной ситуации.

Я постаралась незаметно расцепить руки мужа, но меня прижали плотнее и внезапный предупреждающий укус в мочку уха бросил горсть мурашек на шею. Тори удовлетворенно хмыкнул мне в шею, и теплое дыхание заставило мурашки расползтись до плеча.

Я поморщилась, и это не ускользнуло от внимательного, но смущенного взгляда Люсия.

– А где Петрррык? – тут же переключился на другую тему, как и все дети, любознательный малыш. – У него уже вырррос хвост? А дашь мне перрро на память? Там в кррружке на кухне я видел.

Муж отодвинулся от моих ягодиц, видимо, не желая показывать интерес, проснувшийся в его теле, случайно задев бугорком, и отстранился, развернув меня к себе лицом.

– Что за дела? Кто такой Петрык и что с его хвостом? – он говорил, как будто не было недавно того разговора на кухне, как будто мы были женаты много лет, и у нас нормальная семья, в которой друг к другу постоянно проявляют такое внимание к мелочам.

Суслик во мне удивился актерскому мастерству и поведению мужа, но внешне, я надеюсь, это не проявилось.

«А казачок-то засланный! Ты видела, видела, как он реагирует на твое тело? При всем презрении, а? Ревность, желание, ненависть… Совпадение? Не думаю! – Васятка довольно потирал лапки. – С этим можно работать, если ты планируешь с ним дальше жить, а не рвануть от него подальше!»

«Да ладно тебе натягивать события на канву желаемого, не презерватив, чай. Может это просто альфьи инстинкты на зад любого омеги».

– Вот черт! Петрык! Дед же кур не кормил! – обернувшись к вешалке, я схватила дедов будний затрапезный кожух и ключ от сарая, и коротко бросила мужу, – Потом объясню. Дай Радеушу перья, они на подоконнике в кухне. Радость, сходи с Ториниусом и выбери себе самое лучшее перо, – я ласково улыбнулась малышу и перевела взгляд на его папу, – Люсий, помоги мне, пожалуйста, я не разбираюсь в этом и прошлый раз чуть не отравил Петрыка.

Люсий намек понял и, молча, вышел за мной на крыльцо.

Конечно же, я знала, где зерно, чем кормить курей и что делать. Мне просто хотелось поговорить наедине с омегой.

– Что будешь делать, Люсий? – я бросала курам зерно, а Петрык командовал парадом, звучно подзывая к себе своих курочек.

– Я нашел квартиру, маленькую и потрепанную, но по моим деньгам. Планирую найти работу – любую пока, посудомоем или официантом, только не знаю, что делать с сыном. Я твой должник, Милош – без тебя этого всего бы не было, поэтому если тебе когда-нибудь нужна будет помощь, неважно какая – хоть даже просто выговориться – обращайся в любой момент. Я надеюсь, мы теперь друзья? – Люсий несмело улыбнулся, поймал мою ответную улыбку, оглянулся, убедившись, что нас из сарая не видно в открытую дверь, и сунул мне в руку, подготовленную заранее сложенную бумажку, – Тут адрес и телефон. Да, там теперь у нас будет нормальный телефон, интернет и свобода.

– Спасибо! Люсий, у тебя будет к кому обратиться за помощью? Потому что у меня нет ни денег, ни покровителей, ни адреса – я даже не знаю, где буду в ближайшее время.

–Денег на первое время хватит, муж дал, мы справимся.

– Петрррык! Папа! Смотрррри, какое у меня перррро! Самое кррррасивое! – Радеуш размахивал черным с красным отливом пером, зажатым в кулаке, стоя у двери за ним возвышался Тори, с недоумением глядя на гологузого Петрыка.

Мы тепло распрощались с семейством Пришта и заверте…

Поток посетителей хлынул в поместье нескончаемой вереницей. Альдис привез сухонького бету-врача и его помощника медбрата, к деду они не пускали, оккупировав его комнату. Альдис традиционно бросал на меня тайком странные взгляды, особо задерживаясь на скуле, и переводил недоуменный взгляд на Тори, но спрашивать при мне не пытался.

Я перенесла вещи в угловую комнату, упаковав все в два чемодана – розовый, и второй, который собирал кто-то по просьбе мужа, оставила только пижаму и то, в чем сюда прилетела: бирюзовые брюки и белый свитер на утро, чтобы одежда не была мятой.

Жители посёлка, прослышав о приезде Ториниуса, потянулись повидать местную знаменитость – мало у кого в знакомых ходит миллионер, да еще занимающийся поставкой космических ракет для правительства – с просьбами и жалобами.

«Хе-хе, представь себе, что они о тебе насплетничают, Тася. Тут даже лопатой не отмашешься. Так что готовься, ночка будет жаркой».

За ними приходилось мыть пол, отвечать неискренне на приветствия, кивать головой, хоть я никого из них не знала. Деревенские цепко выхватывали первым делом синяк на скуле, и я даже собиралась убежать в ванную и замазать его хоть чем-нибудь, чтобы не доставлять радости этим ходокам, мол, молодец мужик, показал своему шлюшонку его место, а потом подумала – это не мое дело, пусть муж мучается, выкручиваясь, выслушивая похвальбы, какой он крутой мачо – бить омегу, который спасал деда.

«Ну, рассмешила, – сусел упал на спину и задрыгал всеми четырьмя лапками, – Ты правда думаешь, что он раскаивается и будет этим мучиться? Это же альфа. А у них рефлексии на тему воспитания омег нет: украл, выпил, в тюрьму! Ой! То есть, виновен – получил. Лучше готовься вечером получить еще порцию за то, что о тебе насочиняют эти неутомимые в своем сказительстве правдорубы!»

«Ой, всё! Не нагнетай! Без тебя хреново! – шикнула я на Васятку, и тот обиженно повернулся ко мне спиной и сложил лапки на груди. – И только попробуй вечером сказать – я же говорил. Прибью на месте!»

Весь день я провела на кухне, и несметное количество чужих людей жутко раздражало. В морозилке нашла курицу, судя по синюшности – домашнюю, разморозила и долго варила, чтобы деду приготовить бульончик.

Когда я принесла ему тарелку с бульоном, помощник доктора взял ее у меня из рук и попытался выпроводить. Дед выглядел значительно лучше, он полусидел на подушках и изредка глухо покашливал, он грозно свел брови и рыкнул на медбрата:

– Выйди! – и тот, не сказав ни слова, вышел.

Дед кивнул мне головой на стул:

– Присаживайся.

Мне стало интересно, и я устало присела на стул, смело глядя ему в глаза.

– Милош, ты хороший мальчик, – он смущенно отвел на секунду глаза, но тут же вернулся и продолжил, – прости меня, что я так неласково тебя принял.

Суслик упал в обморок и нервно подрагивал правой задней лапой:

«Предупреждать же надо. Так и окочуриться недолго».

– Открой сервант, там справа посмотри, в шкатулке, – командным голосом произнес он. – Тори лишил тебя всех денег, я знаю, и хочу дать тебе немного, потому что он относится к тебе предвзято.

Я достала деньги – толстую пачку, перевязанную резиночкой, и с интересом покрутила ее в руках. Афы. Хмм. Явно название произошло от слова «альфа». Интересно – копейки у них будут от слова «бета» или «омега»?

«Васятка, ты на кого ставишь? Я на бет. Беты здесь выше омег – омеги никто и звать их никак, им это не положено».

«А я на омег. Деньги-то небось не сейчас придумали, а когда омеги имели важность. Наверное, – ожил сусл и заинтересованно приподнялся на задние лапки. – А давай забьемся? На желание?»

«А давай!» – я всегда была азартной и иногда это меня подводило под монастырь. Чаще под мужской.

Васятка захлопал в ладоши.

– Бери всю пачку, только внуку не говори. Это я тебе приготовил, только передать не успел, – дед снова закашлялся.

«Вась! Брать – не брать?»

«Дура, что ли? – Вася покрутил у виска тоненьким суставчатым пальчиком с коготком. – Конечно бери! Тут твое смущение неуместно!»

– Спасибо, Ашиус. Возьму. Раньше я бы отказался, но сейчас я не в том положении.

– Бери, бери. И зови меня дедом.

Васятка повторно бухнулся на спину, почувствовав слабость в ногах:

«Тася, Тася! Нам срочно нужно отсюда делать ноги, а то все местное поголовье слонов погибнет!»

– Ты только к внуку присмотрись, – продолжил хрипло дед. – Он неплохой мальчик, просто запутался. Я в ваши отношения лезть не буду, но если у вас что и получится, то только потому, что ты этого добьешься. Так что на тебя вся надежда, Милош. А теперь иди, иди и помни, что ты единственная надежда старого деда на счастье единственного внука.

Перемыв тарелки, я почувствовала себя такой уставшей, что готова была уснуть прямо на табуретке. Обслуживать и кормить никого я не собиралась, поэтому ползла к комнате мужа из последних сил.

– …к чужим детям так относиться не будет. И не перечь! – донеслось из комнаты деда. Медбрат стоял поодаль, сложив руки на груди, бесстрастно глядя в окно. Профессионализмом от него несло за километр. Интересно, сколько муж отвалил за их услуги?

Очень хотелось остановиться и послушать, как дед чехвостит мужа, но при медбрате это сделать было проблематично. Поэтому я с той же скоростью прошла мимо и ввалилась в угловую комнату. Кровать там была полуторная – для одного нормально, но для двоих просто мучение, если не спать в обнимку, конечно. И какого хрена, я вас внимательно спрашиваю? Собственничество, ревность, или надежды на спонтанный секс? Ведь можно было открыть любую свободную комнату на втором этаже!

Но даже на злость не было сил. Переодевшись в пижаму, легла спать, сразу же проваливаясь в сон.

Пробуждение было приятным, меня целовали в шею, обнимали, гладя по груди руками, и чем-то твердым ерзая между «холмов любви», как было написано в той сопливой книге про любовь.

Я повернула голову, чтобы убедиться, что это муж, хотя это было лишним – запах ватрушки, расслаивавшийся на ваниль и выпечку, обволакивал и забивал ноздри, будоража все рецепторы, наполняя негой тело.

Тори что-то неразборчиво бормотал, выцеловывая позвонки на шее. Голос его был обиженным, а движения рук – раскоординированными и дерганными. Запах алкоголя примешивался к его запаху одеколона и ванили.

– Да вы, батенька, набубенились, как сапожник! – протянула я, обрадовавшись, что «минет меня чаша сия» с разбором полетов деревенских наговоров. В таком состоянии говорить он был не способен. А вот трахаться – пожалуйста. Парадокс какой-то. Вот уж воистину – при опьянении организм считает, что близок к смерти и инстинктивно стремится к продолжению рода… Попытавшись развернуться в кольце его рук, чтобы узреть насколько все плохо, столкнулась с непреложным заклятием: хоть он и был сильно пьян, но стояк и руки были все еще сильными. В полной мере прочувствовала себя слабым омегой и не знала – пугаться мне или радоваться. Тело предавало меня – напитавшись ванильными нотами, опаляемая дыханием шея рассылала мурашки по стандартным маршрутам, как в метро вагоны по рельсам. Равномерные толчки сзади заставляли увлажняться задницу, и пижамные штаны прилипли, подталкиваемые неугомонным солдатом любви.

– Эй, эй! Это что еще за детский сад?

Тори зарылся носом в волосы на затылке, и я разобрала, наконец-то, в его обиженной интонации парочку слов: «ты никогда не давал мне без течки», «… дай мне» и это «дай» было таким жалобным, что я не удержалась:

– Приезжай ко мне на БАМ, я тебе на рельсах дам, – вырвавшаяся частушка была сказана на русском и прозвучала донельзя странно.

– Ты суккуб, – пробормотал мне в шею, вылизывая ее, как собачка, и тут же ускорился, толкаясь, видя, что ему не отказывают.

А как тут откажешь, если зажали в тиски, гладят то место, которое выросло у меня вместо совести, задница радостно хлюпает, сжимаясь, шею покусывают, выцеловывая, и тело согласно с тем, что с ним делают. Только я с сусликом против, но нас не спрашивали.

Ториниус дернулся последний раз и вцепился зубами мне в плечо, сжав руку на моей напряженной «совести» и содрогнулся, глухо постанывая.

– С-с-с-шоп ты… – начала я почти на парселтанге, но тут вспомнила Петрыка и его коронный номер «сдох» и передумала, – шоп ты мне был здоров, сссскотина!

Мне оставалось до разрядки всего ничего, она где-то рядом уже плавала, неуловимая, и на тебе – этот кармодрочер кончил и сопит мне в плечо, а меня обслюнявили, покусали, облапали и бросили, не доведя до оргазма. Динамо хренов. Капитан команды «Динамо», папу его за ногу! И, главное, из рук не выпускает.

Я поерзала, вырываясь, поняла, что он намного сильнее, и пнула его по лодыжке пяткой.

Муж глухо охнул и расцепил руки.

Пришлось накинуть халат, доплестись до ванны, умыться холодной, остывшей за ночь в кране водой и лечь обратно в кровать совершенно голым, потому что все вещи были сложены в чемоданы, и найти их было сродни одному из подвигов Геракла.

Ториниус, не открывая глаз, подгреб меня к себе, складывая, как пазл, и оставшиеся пару часов до утра я кемарила в жестких тисках супруга. Было дико неудобно, затекла шея, рука, было жарко и мляво.

«Лучше бы на стуле переночевала», – пискнул злой, невыспавшийся сусел и мы вдвоем с ним потянулись, разминая затекшие плечи.

О! Меня уже не держат мертвой хваткой и не сопят в макушку? Пора посмотреть на спектакль, как этот альфа справится с ситуацией.

Я развернулась на спину, приподняла подушку, усевшись поудобнее и внимательно посмотрела на просыпающегося супруга.

«Улыбку спрячь», – просвистел Васятка. – Сделай безэмоциональную морду лица».

Василий, несомненно, был прав. Но до чего же было смешно видеть, когда обычно невозмутимый альфа вначале схватился за голову, потом за… солдата любви, присохшего к высохшей субстанции, потом вскинул взгляд на мой обнаженный торс, откинул одеяло, убеждаясь, что мы спали голыми и секс был, а он ничего не помнит. Синяки на моем теле россыпью горошин красноречиво говорили о проведенной ночи, а безумный, растерянный взгляд стал недоуменным и сожалеющим – Кот из Шрека нервно курит в стороне.

Я бесстрастно смотрела на метания Тори, с трудом сдерживая эмоции. Если бы я не помнила презрительный взгляд, оплеуху, обидные слова, которые он мне говорил при каждой встрече, мне стало бы его жалко – столько разочарования и обиды плескалось в его взгляде.

«Это как отобрать конфетку у большого ребенка. Кто молодец? Тася молодец! – тоненько захихикал суслик. – А теперь – контрольный в голову: вставай и покажись во всей красе. Со всеми синяками».

«Хм, Васятка, а ты гений! Пуркуа бы и не да?»

Я, молча, встала с кровати, скромно присела у чемоданов, развернувшись спиной к мужу и услышала, как сбилось его дыхание и стало шумным. При свете дня трусы и ненужная теперь пижама нашлись быстро. Достав белые трусы, я напялила их на себя, в полном молчании натягивая сразу приготовленные вчера свитер и брюки. Спину прожигал взгляд мужа.

Я повернулась лицом к сидящему на кровати всё ещё голому мужу, прикрывшему причиндалы одеялом. Он был растерян и раздавлен похмельем и содеянным.

– Милош, расскажи, что было ночью? Я ничего не помню, – хрипло спросил он.

– Всё. Всё было. Но больше не повторится, Ториниус. Я не допущу. Кстати, что скажут юристы, увидев синяки?

– Не надо, Милош. Такое действительно больше не повторится. Тебе нужна помощь медика? – он виновато посмотрел мне в глаза.

– Разве суккубу бывает больно? – я развернулась и вышла из комнаты, намереваясь выпить кофе.

«Сет: пятнадцать – ноль, ты ведёшь!» – суслик во мне удовлетворенно улыбнулся.

====== 9. ======

Комментарий к 9. https://youtu.be/LRP8d7hhpoQ

В салон красоты Тори привел меня сам, сам дал указания администратору по поводу моих процедур, и оставил меня с Альди вдвоем, умчавшись на подписание контракта. Я плюнула и решила не плыть против течения. Потому что устала после двух часов полета и размещения в отеле. Решила расслабиться и получать удовольствие – я ведь ни разу не была в таких дорогих салонах там, у себя на Земле, денег на это никогда не хватало.

Но от эпиляции отказалась категорически, выдержав бой с администратором. Никогда не вращаясь среди элиты, мне было невдомёк, каким местом и где мне придется светить, но не сдалась, не согласилась, даже орать не пришлось, а эпиляцию этому гаду я еще припомню.

Суслик пообещал, что так это мы не оставим, и я, пока лежала на разных масках-примочках-спа-процедурах, думала распланировать свою мстю до миллиметра, но отрубилась и проспала все время.

Потом мне сделали прическу, слегка подстригли – муж особенно просил не трогать длину волос, а поколдовать и сделать укладку для вечернего выхода в свет.

После укладки у меня настроение улучшилось – я люблю, когда возятся с волосами, да и прическа мне шла, сусел вообще пищал без остановки, восторгаясь моим внешним видом, кудрями, элегантно уложенными волосами и волшебным преобразованием из уточки в лебедя – оклумил всю голову, заполошный.

Мейкап от молоденького симпатичного омеги добавил мне лоска, и кожа, казалось, засветилась. Правда, замазывая след от пощечины на скуле, он всячески охал и сочувствующе посматривал на меня, а потом втихомолку сунул в руку тюбик с тональником, грустно улыбнувшись.

Я спохватилась и взяла у Лиши телефон, вдруг еще понадобятся его услуги в преображении – ему денежка и мне помощь.

Затем Альдис, одобрительно оглядев результат четырех часов волшебства, отвёл меня в магазин одежды, который находился на этой же красивой зеленой улочке с яркими витринами и нарядными манекенами.

– Нам, пожалуйста, вечерний наряд подберите, – обратился он к мелкому, симпатичному темноволосому омеге с ярким красным мазком челки, и тот сразу просек фишку, оценив внешний вид беты, отсутствие обручального кольца и золотую карту. Кстати, у меня тоже не было обручалки.

И понеслось… Вот ведь вроде и меня обслуживал, а косил глазками и вилял хвостом перед бетой так, что даже Альдис заинтересовался. Я ушла в примерочную кабинку с отобранными для меня рубашками и брюками разных расцветок и отвергла помощь настырного омеги. Остальные продавцы делали вид, что заняты работой, видимо они негласно дали возможность пофлиртовать своему коллеге, соблазнив богатого бету.

Рассмотрев, что мне отобрал омега, я скривилась, а суслик выругался одним из дедовских ругательств. Эти рюши, эти без единой пуговицы яркие клочки тряпочек смотрелись на мне отлично, но так развратно, откровенно, как на омеге с низкой социальной ответственностью. Ну, или это я так в них выглядела. Выглядел. Я практически не видела себя со стороны за все это время, поэтому и не могла резко перестроиться, говоря о себе в мужском роде, даже часто видя свой член, писая и занимаясь сексом с мужем. Но сейчас, перед зеркалом, с этой волшебной прической и сияющей кожей, я четко видела перед собой мужчину, омегу, и думать о себе, как о девочке, было сложно. Но привычно. Да и когда нас пугали сложности? Они меня только закаляли.

Выглянув из-за шторки, заметила, как флиртуют занятые друг другом Альди с омегой, и тихонько вышла из кабинки, пройдясь вдоль рядов с плечиками, отбирая то, что мне всегда хотелось раньше – строгие, стильные мужские костюмы, и с небольшим намеком на фривольность блузки. Я притащила в примерочную пять костюмов и три блузки, но уже второй, светло-голубой с приталенным пиджаком, не захотелось снимать. Его будто шили, учитывая все мои изгибы и выступающие косточки, он подошел идеально. Так же, как и первая рубашка – строгая, с первой пуговкой ниже ключиц на два пальца. Худоба, приобретенная мною за последнее время, (да вот прямо с момента попадания у меня с едой не сложилось как-то), так вот, худоба мне шла, я выглядела неприлично молодо и звонко.

Внимательно разглядывая себя в зеркале, я отметила нос уточкой, с маленькой ямкой на кончике; ямку, куда ангел прикладывает палец при рождении между носом и губой; ямку на подбородке… Если свести брови, которые мне сегодня оформили (выщипывать не дала категорически, оставив свою ширину, буду новую моду вводить, спорила по каждой волосине) то и там образовывалась такая же ямка, и прямая линия из ямочек от лба, через нос проходила до самого подбородка по всем ямочкам. Не красавец.