Текст книги "Самый короткий путь (СИ)"

Автор книги: Elle D.

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 27 страниц)

чувство к одному хиллэсскому монашку, могло сподвигнуть его на сей акт невиданного

великодушия?

Риверте просил за Хиллэс?.. Уилл действительно ничего об этом не знал. Ничего, кроме

того, что Риверте не любит крови. Не любит проливать её, если этого можно избежать. Но

прольёт, когда знает, что это совершенно необходимо.

Внезапно смысл сказанного дошёл до него.

– Риверте просил за Хиллэс? Когда?!

– В течение всего лета, как я могу судить. Шпионы его величества Эдмунда

перехватывали письма Риверте в Сиану. Рикардо на них, правда, не отвечал, пока не узнал

о готовящемся рейде из Рувана – увы, это уже наша вина, мы допустили утечку.

– Вы? Роберт… ты имеешь какое-то отношение к этому рейду?

– Непосредственное, – ответил тот с гордостью. – Отчасти это была моя идея. И я убедил

его величество дать Рувану денег. То, что затея провалилась – вина не моя, а тупорылых

руванских военачальников. И…

– Господи, Роберт! – не выдержал Уилл. – Ну зачем?! Мы же были с Вальеной в мире! Ты

знал, что твой поступок разрушит всё, чего мы достигли! Что Вальена не простит нам

этого! О чём ты думал?! Ты втравил нас в эту войну, ты, а не он!

– Да, я, – отрезал тот. – И я же её закончу, когда уничтожу его. Вальена – это Риверте. Не

станет его – не станет Вальены. Я действовал так же, как отец, заглядывая на три хода

вперёд. Пусть Вальена выступает! Они рассчитывают, что он поведёт их, как всегда – но

этого не будет, и, объединившись с Руваном, мы легко раздавим их, раздавим раз и

навсегда! Я, по своей неосмотрительности, рассчитывал на тебя – впрочем, всегда

оставался запасной план… собственно, вот этот.

– Вот этот, – повторил Уилл. Его подташнивало от омерзения. – Заманить его и убить, как…

как…

– Как барана на бойне, – сладко улыбнулся Роберт. – О да. И думаю, всё же, я должен

поблагодарить тебя за это, братец. Мне теперь нужно только одно: чтобы он приехал. И он

приедет, потому что без ума от тебя – так же, как и ты от него. По большому счёту, я и не

думал, что ты справишься со второй частью задания. Довольно было и первой. Но ты бы

вряд ли был так сговорчив, если бы у тебя не было достойного стимула, не правда ли?

– Роберт… за что ты так ненавидишь его?

Голубые глаза его брата потемнели от гнева, пальцы сжались в кулаки.

– А ты не понимаешь? – хрипло спросил он. – Ты, ничтожество! Он же убил моего отца!

– И моего.

– В самом деле?! Не думаю! Мне всерьёз начинает казаться, что наша любезная матушка

прижила тебя от какого-нибудь тупого холопа!

Это было слишком. Он мог говорить что угодно о нём, Уилле – видит бог, он заслужил

если не всё, то многое, – но оскорблять их мать… это было слишком. Не издав ни звука,

Уилл с внезапной силой рванулся из державших его рук и кинулся на своего брата. В

глазах у него потемнело, он не понимал, что делает, и очнулся только тогда, когда кто-то

силой заставил его разжать руки, сомкнувшиеся на горле Роберта, и оттащил в сторону.

Роберт поднялся с земли, довольно неуклюже – тяжёлые доспехи отца, похоже, больше

мешали ему, чем защищали, – кашляя и потирая рукой горло. Потом шагнул к Уиллу и

ударил его кулаком в живот. Пока Уилл, согнувшись, переводил дыхание, Роберт сказал

голосом, из которого исчезла даже тень притворного дружелюбия:

– Я вижу, ты спелся с Вальеной больше, чем я полагал. Это измена, Уилл. А за измену

обычно…

– Он хороший человек, – прохрипел Уилл – и вздрогнул от странного торжества, услышал

недоумённое, резкое:

– Что?!

Уилл выпрямился. Его снова держали, вывернув локти за спину, всё внутри у него болело,

израненные руки тоже болели, но он посмотрел в остановившееся лицо своего брата и

раздельно повторил:

– Он. Хороший. Человек. В отличие от тебя.

Несколько бесконечных секунд Роберт Норан смотрел в глаза Уиллу Норану – эти двое,

носившие одно имя, но не бывшие больше братьями, смотрели друг на друга, и один из

них отвёл взгляд первым. На сей раз это был не Уилл. Роберт сплюнул и сделал знак

своим людям. Они подтащили Уилла к стоявшей неподалёку осине и привязали его к

стволу, жестоко стянув изрезанные запястья прямо поверх бинтов. Уилл ощутил, как что-

то горячее и липкое бежит по его коже. Кровь, понял он. Раны, которые он себе нанёс,

снова открылись. Похоже, я таки доведу начатое до конца, с неискренним весельем

подумал Уилл. Вернее, не я, а Роберт. Хотя какая разница. Второй раз мне всё равно не

хватило бы духу…

Может быть, Риверте получит письмо лорда Норана и действительно приедет сюда, хотя

Уилл и сильно сомневался в этом. Но если и так, Уилл вряд ли проживёт достаточно,

чтобы убедиться в том, кто из них оказался прав…

И, будто сжалившись над ним наконец, господь триединый не стал слишком медлить,

отвечая на этот вопрос.

Один из людей, привязавших Уилла к дереву, успел отойти лишь на дюжину шагов – и

вдруг рухнул, не успев даже вскрикнуть. Из его горла торчала стрела. В первый миг никто

даже не понял, что произошло, не успел заметить случившегося – и ещё три стрелы нашли

свои цели, прежде чем над поляной раздался гневный крик Роберта. Его люди хватались

за оружие, но смертоносный поток стрел лился на них из густой зелёной листвы,

подкашивая на месте, и вскоре вся поляна оказалась залита кровью.

Роберт Норан всё же был сыном своего отца. Он не стал оглядываться – вместо этого

кинулся вперёд, кувыркнувшись через голову и чудом уйдя от метившей в него стрелы.

Потом схватил кого-то, оказавшегося на его пути – и несчастный, ставший ему щитом,

принял следующую предназначенную Роберту стрелу. Роберт отшвырнул захрипевшее

тело и прыгнул вперёд, к Уиллу, на ходу выхватывая меч. Уиллу почудилось, что сейчас

его брат вонзит клинок ему в живот, обезумев от ненависти и жажды мести. Но Роберт

был не столь недальновиден. Он подскочил к Уиллу, схватил его за волосы и приставил

клинок к его горлу.

– Прекратить! – клокочущим от бешенства голосом выкрикнул он. – Сейчас же! Или я

убью его!

К этому мгновению из всех его людей на поляне в живых осталось всего трое человек.

Шквал стрел немедленно прекратился. Листва деревьев тревожно колыхалась, но трудно

было сказать, от движения затаившихся в ней людей или просто на ветру.

– Риверте! – крикнул Роберт. Его глаза налились кровью, он озирался, словно надеясь

встретить взгляд своего врага. – Я знаю, ты здесь! Выходи! Я считаю до трёх! Раз!..

Его клинок вдавливался в горло Уилла с такой силой, что ещё чуть-чуть – и он пропорол

бы кожу. Уилл стоял, изо всех сил вжимаясь спиной в шершавый древесный ствол, боясь

вздохнуть. «Не делай этого, – успел подумать он, – не делай…»

Ветви кустарника впереди шевельнулись, и человек, которого они оба так ждали, ступил

на ещё по-летному пушистую траву. Уилл зажмурился на миг, почти уверенный, что

бредит. Но когда он открыл глаза, видение не исчезло. Риверте стоял перед ним,

спокойный, уверенный, одетый в свой любимый чёрный костюм для верховой езды. Его

правая ладонь была примирительно поднята. Он не улыбался. И глаза его не улыбались.

– Оружие на землю, – хрипло сказал Роберт. Уилл внезапно понял, что он боится. –

Быстро!

На миг Уиллу почудилось, что Риверте сейчас всё-таки улыбнётся. Но тот лишь поднял

раскрытую ладонь правой руки ещё выше, медленным, успокаивающим жестом, и,

отцепив меч с пояса левой рукой, бросил его на землю. Что же ты делаешь, мысленно

крикнул ему Уилл, ведь он же тебя убьёт! Ему нечего терять…

– Кинжал тоже, – голос Роберта перестал дрожать. Он снова почувствовал себя хозяином

положения. Он даже ухмыльнулся и чуть-чуть ослабил напор, с которым прижимал лезвие

меча к горлу Уилла.

И поэтому, когда Риверте всё тем же подчёркнуто медленным движением снял с пояса

кинжал и стал наклоняться, готовясь бросить его в траву, Уилл, мгновенно понявший, что

будет дальше, смог рвануться вперёд и крикнуть:

– Не надо!

Он так и не понял, успел ли Риверте среагировать на его крик – или поступил так, как

задумывал с самого начала. В траву упали лишь инкрустированные мелкими рубинами

ножны – кинжал, казалось, отправленный следом, внезапно вылетел из них и,

задержавшись в ладони Риверте только на долю мгновения, молнией метнулся через

поляну. Уилл успел подумать, что сейчас умрёт, потом – что Роберту конец, а потом

раздался вопль, полный боли, недоумения и детской обиды. Меч лорда Норана рухнул в

траву, и сам наследник великого лорда Бранда, продолжая вопить, последовал за ним,

вцепившись в пробитое запястье, из которого торчал кинжал Риверте.

В несколько шагов преодолев разделявшее их расстояние, Риверте пинком отшвырнул

меч Роберта подальше от его руки – впрочем, тот и не пытался потянуться к оружию,

похоже, одурев от болевого шока. Уилл вспомнил, что он, хотя и ходил с отцом в бой,

никогда не был ранен – лорд Бранд любил своего первенца и берёг его, не пуская на

передовую, из-за чего тот очень сердился. Риверте наклонился и, подняв из травы свой

собственный меч, приставил его остриё к груди Роберта, заставив того окончательно

повалиться в траву, скуля от злости, боли и страха. Уилл ясно видел в расширенных от

ужаса глазах брата, как сильно он боится смерти. И за это мгновение он всё ему простил.

– Не надо! Не убивайте его! – крикнул он снова.

Риверте повернул голову и посмотрел на него – впервые с того мгновения, как появился на

поляне. Его лицо было неподвижным, а взгляд бесстрастным. Уилл уже знал, что

означают этот взгляд и это лицо.

– Я мог бы одним ударом сделать вас лордом Нораном, сир Уильям, – сказал Риверте

своим холодным, небрежным, бесконечно насмешливым голосом. – Вы уверены, что не

хотите этого?

Уилл отчаянно замотал головой.

– Не надо, – прошептал он в третий раз, как будто забыв, что этот человек делает только

то, что хочет сам. Риверте сухо улыбнулся – и убрал клинок.

– Жаль, – равнодушно сказал он и пронзительно свистнул.

Листва зашелестела, гул пронёсся по поляне, и два десятка вооружённых мужчин в

одежде цвета этой листвы вышли из своих укрытий. Оставшиеся в живых хиллэсцы

потрясённо оглядывались, недоумевая, как они могли прозевать такую засаду. Риверте

вложил меч в ножны и, приказав связать пленников, подошёл к Уиллу. Тот торопливо

отвёл глаза. Его лицо снова заливала краска стыда. Он ждал, был почти уверен, что

Риверте скажет: «Как всё же очаровательно вы краснеете, монсир», или ещё что-нибудь

столь же легкомысленное, что-то, позволяющее Уиллу поверить, что он здесь, что он жив,

что живы они оба и всё позади.

Но Риверте не сказал ему ни слова. Просто молча зашёл за дерево и перерезал верёвки у

Уилла на руках.

Уилл вздохнул и опустил вконец онемевшие руки. Риверте, тут же снова оказавшись

перед ним, не дал ему и шевельнуться – взял его за предплечья и поднял его руки

ладонями вверх. Его лицо не дрогнуло, но глаза как будто потемнели. Уилл посмотрел

вниз и увидел, что повязки намокли и отяжелели от крови.

Риверте обернулся и окликнул одного из своих людей, лениво сгонявших хиллэсцев в

кучу. Тот подошёл.

– Займись им, – коротко сказал Риверте и отошёл в сторону. Уилл проводил его взглядом,

но тут вальенец ему сказал – и Уилл узнал в нём того самого лекаря, который сегодня

утром предложил ему прогуляться за ворота. На миг какая-то мысль мелькнула в его

мозгу, но он слишком устал и был слишком потрясён всем случившимся, чтобы думать

как следует. Он позволил усадить себя за землю, размотать бинты и обработать

открывшиеся раны, а потом заново перевязать их. Боли он почти не чувствовал и даже не

морщился. Взгляд его неотрывно следил за Риверте, который что-то обсуждал с

капитаном Ортандо – тот тоже был здесь и озирал поляну, хиллэсцев и обоих братьев

Норанов со своим обычным свирепым видом.

«Что же, – подумалось Уиллу, – и это – всё?..» Убедившись, что он в безопасности, Риверте

как будто перестал его замечать. А почему, в самом деле, Уилл ждал чего-то другого?.. Он

– всё ещё заложник от Хиллэса. Теперь заложников даже двое – оба Норана в руках

Вальены, и это может некоторым образом поколебать решимость, с которой король

Эдмунд будет сопротивляться завоевателю, направившему копьё к его границе…

– Вы можете идти, сир? – спросил лекарь, и Уилл, очнувшись, кивнул:

– Могу. Благодарю вас.

Он в самом деле чувствовал себя не так уж плохо, даже смог встать без посторонней

помощи. Тем временем вальенцы окончательно навели порядок в своём лесу.

Действительно, подумал Уилл, это же его лес. Глупо было со стороны Роберта думать, что

мышь может устроить ловушку коту в его собственных владениях.

Вальенцы убрали с поляны трупы, где-то за деревьями уже вовсю стучали заступы – они

всё просчитали, не забыв о том, как будут хоронить после победы мертвецов. Трое

уцелевших хиллэсцев смирно сидели на краю поляны. Роберта толкнули к ним, и теперь,

поверженный, с кровоточащей рукой – из раны вытащили кинжал, но не удосужились

перевязать, – выглядел особенно маленьким и жалким в отцовских доспехах, слишком

больших для него. Риверте, закончив обсуждать дела с Ортандо, подошёл к Роберту и

впервые обратился к нему. Все голоса на поляне стихли. Казалось, даже птицы примолкли

от звука негромкого, но невероятно выразительного голоса, сказавшего на хиллэш:

– Лорд Норан, не в моих правилах глумиться над побеждённым противником. И, видит

бог, я не опустился бы до такой низости, если бы не глубокое отвращение, которое у меня

вызывает ваша персона. Посему не могу отказать себе в удовольствии сообщить вам, что,

хотя я прежде считал вашего брата образцом наивного юношеского идиотизма, в

сравнении с вами он является кладезем мудрости и нерушимого здравого смысла.

Изложив эту тираду совершенно хладнокровным тоном, Риверте повернулся к

обомлевшему Роберту спиной и шагнул к лошадям, которых его люди уже вывели из

укрытия. Его великолепный белый конь фыркнул, увидев его, и ткнулся мордой ему в

плечо.

– Сир Уильям, – сказал Риверте, не оборачиваясь, – не будете ли столь любезны

последовать за мной?

Уилл молча подошёл к своему вороному, которого держал в поводу один из людей

Риверте. Человек этот, к его огромному изумлению, улыбнулся ему, передавая повод.

Уилл вскочил в седло. Риверте уже был верхом и ждал его. Обменявшись с Ортандо

последней парой фраз, Риверте хлестнул коня и выехал с поляны. Уилл двинулся за ним.

Они оказались на тропе, под сенью деревьев, ещё более плотной, чем та, что окружала

поляну. Риверте ехал в десяти шагах от Уилла, и тот плёлся сзади, намеренно не сокращая

расстояния. На душе у него было тревожно, но какая-то глупая, нелепая надежда сжимала

сердце. Он знал, что Риверте всего лишь решил довезти его до замка лично – после

случившегося в поле он, конечно, никому не доверит его конвой. Никто с ним не

сравнится, подумал Уилл в глупом, детском восхищении – и тут же одёрнул себя. Всё это

не имеет никакого смысла теперь.

Они выехали из леса. Солнце успело спрятаться за набежавшими облаками, холодный,

резкий ветер теребил волосы Риверте и трепал его плащ, развевавшийся над крупом коня.

Внезапно он свернул с тропы и, к изумлению Уилла, поскакал прочь от замка.

Недоумевая, но не решаясь переспросить, Уилл последовал за ним.

И только когда ствол Большого дуба вырос над ними, могучий, величественный, не

отбрасывающий тени, Уилл понял, и у него перехватило дыхание.

Риверте спешился и, взяв своего коня и коня Уилла под уздцы, подвёл их к дереву и

привязал к нижней ветви. Потом посмотрел на Уилла снизу вверх.

– Ну? – сказал он. – Чего вы ждёте?

Уилл приподнялся на стременах, перекинул ногу через седло, на мгновения очутился к

Риверте спиной. И ему этого хватило. Ему всегда этого хватало.

Уилл ощутил, как сильные, тёплые руки – без перчаток – обнимают его сзади за пояс, и

расслабился. Он не боялся упасть. Когда его ноги коснулись земли, он закрыл глаза.

Риверте развернул его к себе лицом и, притянув ближе, обнял. Его пальцы вплелись в

волосы Уилла и рассеяно взъерошили их, перебирая льняные пряди. Уилл тихо вздохнул и

вжался лбом в плечо, затянутое в чёрную кожу и бархат.

Как он тогда сказал?.. Пусть эта осада никогда не кончается? Пусть он стоит у моих ворот

вечно?

Пусть.

– Порой мне кажется, – проговорил Риверте, и Уилл зажмурился крепче, всё ещё не веря,

что вправду слышит этот голос, – что вы действительно делаете всё это нарочно.

– Что делаю? – не поднимая головы, прошептал Уилл. Рука на его затылке была такой

тёплой, такой родной.

– Всё это. Что-то роняете. Поворачиваетесь ко мне задом. Попадаете в переплёты.

Краснеете вот так, как сейчас, – он отстранился от Уилла и, взяв его за подбородок,

пристально посмотрел ему в лицо. – Вот, опять… я же знал.

– Мне стыдно, – честно сказал Уилл.

– Знаю. И это чертовски правильно. Вам и должно быть стыдно. Ну сколько раз я повторял

вам, чтобы вы не смели выходить за ворота без моего разрешения.

– Но вы же уехали.

– В самом деле? Кто вам это сказал?

– Гальяна… Он сказал, что пока я спал, вы… – Уилл осёкся. Риверте тысячу раз прав: он в

самом деле идиот.

– И вы опять поверили Гальяне. Это поистине очаровательно. Как вы только учите ваши

Руады с такой дырявой головой?

– Так вы… – Уилл отступил. – Вы… никуда не уезжали!

– Нет.

– Но тогда почему… почему… Вы знали, что Роберт здесь?!

– Разумеется. Ведь это же моя земля. И я должен присматривать за отрядом вооружённых

людей из Хиллэса, вздумавших прогуляться в моём лесу, тем более если они по какой-то

причине пытаются остаться незамеченными.

– И… вы знали, зачем он приехал?

Риверте как будто поколебался, прежде чем ответить. Потом сказал довольно неохотно:

– Я догадывался. Ваш брат, Уильям, удивительно дерзкий и глупый юноша. В сочетании с

потрясающей для его лет заносчивостью и парадоксальной непоследовательностью он

являет собой один из самых печальных образчиков дурного воспитания, которые мне

встречались. Я ещё раз благодарю небеса, что ваш отец не уделял вам столь же

пристального внимания, как ему.

– Отец тут ни при чём. Он был… хороший. Несмотря на… всё.

– Да. Я знаю. Простите, – сказал Риверте и замолчал.

Налетевший порыв ветра пробрал Уилла до костей. Он поёжился. Ветви Большого дуба

ровно шумели у них над головами.

– Так вы, значит, решили его выманить, – проговорил Уилл. – И ещё решили, что я стану

хорошей приманкой.

– Правда, забавно? У него были точно такие же планы на мой счёт.

– Ничего удивительного, – пробормотал Уилл, вспомнив о похожести, которая почудилась

ему в этих двоих, которых он одновременно и боялся, и ненавидел, и не мог просто взять

и вычеркнуть из своей жизни, как бы сильно этого ни хотел.

– Вы так думаете? – Риверте изобразил выражение оскорблённого достоинства. – Очень

жаль. Я поражён, я потрясён и до глубины души обижен тем, что меня можно принять за

такого идиота.

– Так значит, будь всё правдой, вы бы не приехали, – сказал Уилл. Это не было вопросом –

он знал это и так, но… почему же ему так больно?

Ладонь Риверте легла ему на шею – знакомым, привычным жестом.

– Конечно, приехал бы.

Уилл посмотрел на него с недоверием. Ну почему его лицо опять такое неподвижное? А

когда на нём отражается что-то, то так сложно понять, искренность это или снова игра…

– Говоря по правде, – произнёс Риверте, поглаживая его затылок, – я не мог проучиться,

что вы не в сговоре с ним. После… – он запнулся, – после того, как вы столь наглядно

выразили мне своё отвращение, я не мог быть уверен до конца. Возможно, думал я, вы

только и ждёте его, чтобы попытаться загнать меня в ловушку. Поэтому я… позволил вам

уйти. Я думал, он воспользуется этим и заберёт вас. Но он обошёлся с вами так грубо,

пытаясь, конечно, разозлить меня посильнее… словом, я сразу понял, что дурак тут вовсе

не вы и не ваш брат. Дальше всё было ясно, но я всё же продолжал малодушничать и

медлил с атакой, желая услышать подтверждение того, что и так было понятно, безо

всяких разговоров. Как видите, Уильям, – добавил он, помолчав, – я вовсе не такой уж

хороший человек.

Уилл сглотнул. Ему щипало глаза, но он никак не мог понять, отчего – ветер был не так уж

силён.

– Так вы там стояли, – проговорил он, – за деревьями. И слушали нас. Да?

– Да. Когда он схватил вас, выследить его стало легче лёгкого. Мои люди окружили его и

могли ударить сразу, но… я велел ждать. Я хотел послушать, Уильям. Скажите же мне

теперь всё, что вы обо мне думаете, умоляю вас, а не то я сгорю со стыда.

– Вы опять надо мной издеваетесь, – сказал Уилл с упрёком.

– Поглядите на меня и поймёте, издеваюсь или нет.

– Не пойму. Я вообще вас не понимаю. И смотреть на вас без толку, – резко сказал Уилл,

пытаясь отступить. Он в самом деле был задет. Мало того, что Роберт унижал его и

избивал на глазах его собственных людей – но ещё и люди Риверте, и сам он всё это видел,

слышал – и молчал… Это было слишком.

– Это правда? – спросил вдруг Риверте – так нерешительно, что Уилл прекратил

вырываться – впрочем, его и не пытались удержать. – То, что вы сказали вашему брату.

Что вы не смогли. Насчёт второй части вашей работы.

Уилл уставился на него в потрясении. Так он… знал?!

– И давно? – прошептал он, не в силах отвести от него глаз.

Риверте пожал плечами. Вид у него был не слишком самоуверенный.

– Довольно-таки. Ваш брат слишком охотно делился своими планами с кем ни попадя, и

мои шпионы донесли мне о том, что он собирается каким-то образом использовать вас

против меня прямо в Даккаре. Как именно, они не знали, но и подозрения мне тогда было

достаточно. Я разозлился… я решил, что вы заодно с ним. А ведь вы тогда казались мне

таким… незаинтересованным.

В его последних словах звучала одновременно оскорблённая гордость и плохо скрываемое

смятение. Уилл вспомнил вечер, когда читал ему Священные Руады, и донесение,

вызывавшее в Риверте такую бурю эмоций. А потом – вышвырнутую в окно гитару,

резкий запах вина, непонятную вспышку грубости и злости…. Уилл тогда не мог понять,

за что его наказывают. Теперь это стало ему ясно.

– Вам правда стыдно? – спросил он с любопытством.

– Очень, – смиренно сказал Риверте. – Я тогда нажрался как свинья. Никогда в жизни не

был в таком состоянии, клянусь. Да вы и сами видели… И я решил на вас отыграться, коль

скоро всё равно считал коварным злоумышленником. Ваша неожиданная отзывчивость

меня слегка смешала, но потом я вспомнил, что собирался сделать вам больно, и… сделал.

Он замолчал. Похоже, он не лгал: ему действительно было стыдно. И хотя Уилл знал, что

это сожаление не столько о своей несдержанности, сколько о нарушении собственных

принципов – никогда не брать силой то, что можно получить иначе, – всё равно он

чувствовал себя победителем, воздвигнувшим знамя на вражеской башне.

– Это восхитительно, – не удержавшись, сказал он.

Брови Риверте взметнулись вверх.

– Что?..

– Восхитительно, – хитро улыбнувшись, повторил Уилл. – Ещё немного, и вы извинитесь.

Причём на этот раз искренне.

– Надо было мне сразу вас удавить, – риторически заметил Риверте, опуская руки на его

талию. – Почему эта благая мысль раньше никогда не приходила мне в голову?

– Действительно. Почему вы меня просто не убили или хотя бы не отослали, когда

заподозрили в обмане?

– Чёрт знает, – с чувством сказал Риверте. – Кого-нибудь другого – непременно убил бы.

Или отдал палачу, чтобы он вытащил из вас все детали вашего гнусного плана. В общем-

то, именно за это я так на вас злился. За то, что по непонятной мне причине вы не

вызывали у меня желания так с вами поступить.

Последние слова прозвучали осторожно, как-то чересчур взвешенно, словно он множества

раз обдумывал их и в конце концов решил сказать это именно так. Какое-то время они

молчали, стоя под шумевшим деревом, прикасаясь друг к другу, но не столь близко, как

прежде. Уилл думал о том, можно ли было сказать то, что Риверте сказал только что,

иначе. Потом подумал, что это не имеет никакого значения.

– Что будет с Робертом? – спросил он тихо.

В глазах Риверте мелькнуло веселье – на этот раз неподдельное.

– Вы всё-таки неисправимы! Хотя раз спросите сперва о себе?

– Что вы собираетесь сделать с Робертом? – настойчиво повторил Уилл.

– Понятия не имею. Наверное, посажу в деревянный ящик, обвяжу шелковой лентой и

пошлю моему королю Рикардо в подарок. Может, хоть это его умилостивит – судя по

всему, он снова на меня сердит, не меньше, чем прежде, ведь я продолжаю игнорировать

его приказы.

– Почему? – спросил Уилл. – Почему вы их игнорируете?

– Потому что не люблю, когда другие делают глупости, – отрезал Риверте с

нетерпимостью, ставившей точку в обсуждении этого предмета. Уилл сдался.

– Не убивайте его.

– Кого? Рикардо?

– Роберта.

– Ох, Уильям, – вздохнул Риверте и снова взъерошил ему волосы. – Вы жалуетесь, что не

понимаете меня, но и мне вас вовек не понять. Как вы можете думать о нём после того,

что он с вами сделал?

– Он ничего со мной не сделал. Ничего такого, что не было бы моим собственным

выбором.

– В самом деле? – медленно спросил Риверте.

– В самом деле, – передразнил Уилл, и Риверте, широко распахнув глаза, изумлённо

расхохотался.

– Нет, вас определённо надо чаще спасать от ваших злобных старших братьев – вас это

просто-таки преображает! У вас часом не завалялось ещё парочки?

– Увы, нет.

– И впрямь, увы.

И опять молчание. Господи, как же хорошо было Уиллу стоять вот так и молчать вместе с

ним!

– С вашим Робертом, я думаю, всё будет в порядке, – сказал Риверте наконец. – Как ни

прискорбно мне это признавать. Он действительно, как я узнал совсем недавно, был

идейным вдохновителем этого смехотворного похода на Даккар. Похоже, король Рунальд

Второй подвержен дурным влияниям ещё больше, чем его приснопамятный папаша.

Бедняга Сантьяро всего лишь выполнял приказ, отданный идиотом по наущению ещё

большего идиота. Однако теперь, когда ваш братец лишён возможности реализовывать

свои дурные наклонности в непосредственной близости от монаршего престола, надеюсь,

ваш король Эдмунд вернётся к своему похвальному благоразумию. Норан в качестве

заложника должен этому поспособствовать, и, я надеюсь, в Хиллэсе всё же обойдётся без

крови…

– Двое Норанов, – напомнил Уилл. – Я всё ещё здесь.

– Нет, – сказал Риверте, и Уилл вздрогнул. – Хватит с вас, вы и так… натерпелись. Вы

можете вернуться в Тэйнхайл – или в ваш монастырь, если вас всё ещё туда тянет. Вы

больше не заложник Вальены, Уильям Норан.

Несколько секунд Уилл не знал, что сказать. Потом выдавил:

– Но ваш король…

– Мой король, я уверен, не будет возражать, если вместо брата лорда Норана я представлю

ему самого лорда. Не волнуйтесь за меня, Уилл, со мной всё будет в порядке. К тому же,

право слово, я этого просто не стою.

Это прозвучало так искренне, что Уилл невольно подался вперёд и стиснул руками

отвороты его сорочки, выглядывавшие в разрезе камзола.

– Почему? – спросил он снова; как их было много, этих вопросов, начинавшихся с

«почему»! – Почему вы, чёрт вас возьми, так себя… не любите?

Он только теперь понял, что это правда. Только теперь, когда сказал вслух. Лицо Риверте

отвердело – как всегда, понял Уилл внезапно, всегда, когда он закрывается, когда я

подбираюсь к его чувствам слишком близко. Но на сей раз он был полон решимости

дойти до конца.

– Вы однажды сказали, что я на кого-то похож, – он осознавал, что его голос звучит по-

детски упрямо, и цепляется за воротник Риверте он тоже по-детски, но тот стоял, не

отстраняясь и не перебивая, и Уилл торопливо продолжал: – В этом дело, да? Что-то у вас

с кем-то было… и вы теперь себя вините?

– Я много за что себя виню, – проговорил Риверте обманчиво бесстрастным тоном. – Этого

слишком много, и всё это слишком скучно, а вы – не мой исповедник.

– Если мне придётся уйти в монастырь для того, чтобы стать вашим исповедником – я

готов, – выпалил Уилл.

Он хотел пошутить, но шутка не удалась. При упоминании о монастыре в неподвижном

взгляде Риверте что-то дрогнуло, и Уилл, дрогнув с ним вместе, вцепился в его ворот

крепце – теперь он висел на нём, как репейник, и не собирался отцепляться.

– Ну! – потребовал он. – Я вас не отпущу, пока не скажете!

Всё это было ужасно смешно, но Риверте не смеялся. Он лишь смотрел на Уилла

непонимающим, немного удивлённым взглядом. И потом заговорил, медленно, как будто

никогда не подозревал, что может говорить об этом вслух, и теперь ему было трудно

подыскать слова:

– Я кажется, рассказывал вам, что меня, как второго сына в семье, готовили к монастырю.

У нас для этого существуют специальные учебные дома, куда отправляют детей в совсем

юные годы, с пяти или шести лет. Собственно, именно в тех стенах меня осенила идея

завоевания мира – мне очень хотелось разрушить эти стены, но я уже тогда решил идти от

великого к малому, а не наоборот, как поступают прочие. Поскольку мы, воспитанники

этих домов, были очень малы, нас учили всех вместе, независимо от пола. Там я встретил

одну…. одну юную особу, которую готовили в монахини. Я покинул эту школу меньше

чем через год, ибо моё поведение внушало досточтимым монахам ужас и подвигло их

написать моему отцу с просьбой спасти их от дьявола в моём обличье. Я обрёл свободу,

но про ту юную леди помнил… некоторое время. В пятнадцать лет, по счастливой

случайности, избавившей меня разом от отца и старшего брата, я стал графом Риверте.

Тогда я вернулся, чтобы забрать её оттуда и жениться на ней. Но она уже готовилась к

постригу. Она уверяла меня, что так будет лучше. Что она предназначена богу и знает

свой путь.

Он замолчал. Уилл молчал тоже. Он пытался вспомнить, что ответил Риверте, когда тот

спрашивал про причины, подвигшие его на решение уйти от светского мира. Пытался – и

не мог. Он хотел спросить, что за счастливая случайность избавила Риверте от деспотии

отца и брата, но потом решил, что, может быть, не стоит. Риверте, он знал, не любил

кровь… но иногда ему приходилось её проливать.

– Я сказал, – продолжал Риверте после паузы всё тем же равнодушным тоном, – что буду её

ждать. Что верю в неё, что время пройдёт и она одумается, что мы предназначены друг

для друга… Словом, нёс всю ту сентиментальную ахинею, которую неокрепший ум,

взбудораженный авантюрными романами, впитывает особенно охотно. Она сказала «нет».

Я уехал. Она написала мне письмо, позже… Писала, что ненавидит меня и проклинает,

потому что я развратил её душу, отданную богу, и смутил её покой. Что без меня ей так

же плохо, как без бога, но совместить это невозможно, поэтому ей нет смысла жить. Я всё

бросил… помчался к ней, но не успел. Она вскрыла себе вены, и её уже похоронили, когда

я приехал.

Уилл молчал. Ему хотелось кричать, обзывать себя дураком, безмозглым идиотом – и

заодно объяснить другому идиоту, вот этому, что тот ни в чём не виноват, что это она…

она ничего не понимала, ничего, совсем ничего, и всё на самом деле совсем не так.