Текст книги "Самый короткий путь (СИ)"

Автор книги: Elle D.

сообщить о нарушении

Текущая страница: 25 (всего у книги 27 страниц)

сто назад, и её заделывали в спешке. Камень там только с наружной стороны, в один слой,

дальше глина и известняк. Мой отец всё собирался перестроить стену на этом месте и

заделать пробоину как следует, но не успел. И зная Роберта, я думаю, у него так и не

дошли до этого руки.

– Что бы мы без вас делали, Уильям, – сказал Лусиана, и Уилл бросил на неё

настороженный взгляд. Ему показалось в тот миг, что это говорит Риверте – это его

мягкий, серьёзный и как будто абсолютно искренний тон, в котором Уиллу всё равно

вечно чудилась насмешка.

Но так или иначе, она была права. Уилл знал, где порох, и знал, как его лучше всего

использовать. Роберт Норан, считавший, что его брат притащился к стенам родового

замка, чтоб покрасоваться и показать, какой он вырос большой и сильный, очень удивился

бы, если бы узнал, что Тэйнхайл фактически был взят Уиллом Нораном самолично.

Сам Уилл Норан, впрочем, удивился бы не меньше, если бы ему такое сказали.

Пыль от второго взрыва ещё не осела, когда вальенские солдаты вскинули над головами

щиты и единым строем ринулись к образовавшейся бреши в стене. На них тут же

низринулся поток стрел, а на тех, кто достиг стены первыми, полилась кипящая смола, и

победные крики тут же сменились воплями боли. Но уже через минуту всё изменилось:

большая часть защитников крепости рассредоточилась вдоль всей стены и теперь

бесцельно металась, не в состоянии достать противника, атаковавшего одно-единственное

место надо рвом. Громогласный приказ Индраса снял людей со стен и бросил вниз, к

пробоине, сквозь которую уже пробирались первые солдаты, избегнувшие стрел и смолы;

остальные тем временем уже прыгали в ров, гребя одной рукой и твёрдо держа другой

щит над головой, выбирались, цепляясь за обломки рухнувшей стены, и тоже проникали в

замок.

Резня была страшной. Защитникам крепости пришлось хуже – большая часть их была

тренирована для дальнего боя и вооружена соответственно, и вальенцы мяли их, секли и

крушили, стремительно оттесняя на внутренний двор. Рашан Индрас и Роберт Норан

истошно орали, отдавая приказы, веля перегруппироваться и встать строем, но паника

людей, не ждавших такого поворота событий, сыграла решающую роль. В конце концов

обоим командирам ничего не оставалось, как кинуться в драку самим. Это воодушевило

их людей, и вальенцев оттеснили назад, к пробоине, сквозь которую они проникли.

Воздух был наполнен грохотом сталкивающейся стали, свистом арбалетных болтов,

бешеным рёвом нападающих и отчаянными криками боли, плеском воды, шипением

смолы и грохотом продолжающих осыпаться камней. За всем этим чудовищным шумом

остался неуслышанным скрип петель подвесного моста, опускающегося через ров, и

скрежет раздвигаемых створок главных ворот. Рашан Индрас, прошедший множество

битв, был единственным, кто это заметил, и обернулся с налитыми кровью глазами, вопя:

«Ворота! Вашу сраную мать, ДЕРЖАТЬ ВОРОТА!»

Но никто его не услышал – да к тому же было слишком поздно: капитан Ортандо открыл

Тэйнхайл.

И тогда Лусиана Риверте, державшая резервный отряд в двух полётах стрелы от замка,

дала сигнал к наступлению. Уилл был рядом с ней и видел, что она сдержала слово,

оставшись на второй линии и не приближаясь к врагу ближе, чем на десять шагов. И ещё

он видел, как она убивала.

Он не мог как следует поразиться этому зрелищу, потому что убивал тоже.

Он пронёсся в ворота с мечом наголо, и копыта его коня грохотали по бревнам подвесного

моста. Он никогда не убивал раньше, никого – книжный мальчик из хилэсской глуши,

большую часть своей жизни думавшей, что он должен отдать себя богу. В тот день, когда

он решил отдать себя человеку, всё изменилось. Уилл не нападал первый – у него была

теперь только одна задача: оберегать Лусиану, желательно, чтобы она этого не заметила.

Это оказалось проще, чем он думал: она не видела никого и ничего, непрерывно заряжая

арбалет и посылая стрелу за стрелой, неизменно находившей цель. Даже здесь, в адской

мясорубке, перемалывающей дым, грохот и человеческую плоть, Лусиана Далнэ-Риверте

была почти невозмутима, почти спокойна, губы её были плотно сжаты, когда она

совершенно твёрдой рукой направляла стрелу, и только глаза горели так, что обжигали не

хуже пороха. Уилл старался не отходить от неё, отбивая занесённые над ней удары, не

позволяя никому приблизиться к ней для ближнего боя. Несколько раз мимо его уха

свистели стрелы, неоднократно сталь меча скрежетала по доспехам, но у него не было

времени испугаться. Раньше он только диву давался, как люди, идущие в сече, не боятся

смерти. Теперь он это понял. Не было времени испугаться, не было времени подумать о

смерти – во всяком случае, о своей. Только о чужой.

И ещё – о том, зачем он пришёл сюда и почему убивал людей, присягнувших его роду.

– Лусиана! Нам надо его найти! – закричал Уилл, улучив мгновение, когда ярость общей

схватки немного ослабела. Он почти ничего не видел сквозь заливающий глаза пот, перед

глазами всё было серо-красным, и он не знал, кто побеждает и сколько еще может

продлиться бой.

– Уилл, сзади! – крикнула Лусиана вместо ответа, и Уилл, не думая, круто развернулся и

встретил клинком тяжелый двуручник.

Парировать удар он сумел, но сила нападающего была такова, что Уилла едва не

швырнуло наземь. Он сделал шаг назад, со всей силы упираясь в землю левой ногой, так,

что затрещало колено, и отбил второй удар, такой же чудовищный. Никто из тех, с кем он

дрался сегодня или на тренировках, не обладал такой силой. Уилл, задыхаясь, вскинул

глаза – и увидел за скрещенными мечами лицо своего брата, побагровевшее, забрызганное

кровью.

– Роберт, – прохрипел Уилл – и отпрянул, уходя от нового удара.

– Я убью тебя, – процедил лорд Норан, нанося новый удар, наступая шаг за шагом. –

Никому не позволю. Только я. Сам убью тебя. Предатель. Щенок.

Арбалетный болт царапнул его по щеке, гулко срикошетил от забрала шлема и упал

наземь. Уилл, разворачиваясь и парируя удар, краем глаза уловил Лусиану,

заправляющего очередной болт. Она стоял на лестнице, заваленной трупами, прикрытая

фигурной балюстрадой. Уилл почудилось, что руки у неё дрожат. У него, во всяком

случае, дрожали. Он опять отбил удар, отступая дальше и дальше, гладя широко

раскрытыми глазами в кровавую оскалившуюся маску, бывшую когда-то лицом его брата.

И вдруг понял, что это – конец, что сейчас он умрёт. Он не мог биться с Робертом. Ему не

хватало умения, не хватало сил и… и он просто не мог ударить мечом своего брата. Он

просто не мог.

Роберт оттеснил его к стене. Уилл ещё держал его атаки, но отбивал их всё более неловко.

В конце концов он споткнулся и понял, что за спиной у него глухая стена. Роберт по-

бульдожьи задрал верхнюю губу, буравя его полным ненависти взглядом.

– Утешу тебя на прощание, братец, – прошипел он, отводя руки с мечом для последнего

удара. – Твой любовник тебя ненадолго переживёт, и я прослежу, чтобы вас обоих

закопали в одной навозной яме.

– Нет! – в неистовой, невероятной, невообразимой ярости закричал Уилл – и, уйдя из-под

сокрушительного удара, который должен был разрубить его пополам, поднырнул Роберту

под руку и ударил его мечом по лицу плашмя.

Роберт опустил руки и отступил, охнув и заморгав. С его лба закапала кровь, взгляд

расфокусировался, и он неуверенно выставил руку перед собой, словно надеясь, что Уилл

поддержит его и не даст упасть. Потом сделал ещё шаг назад и согнулся.

Уилл толкнул его в плечо, заставив сесть на землю. Мельком глянул ему в лицо – на

Роберте было слишком много крови, преимущественно чужой, но Уилл был почти уверен,

что не ранил его, только оглушил. У него было всего несколько мгновений. Он слышал

позади неумолкающий грохот битвы и отрывистые щелчки арбалетной тетивы прямо за

своей спиной – теперь Лусиана прикрывала его, пока он судорожно ощупывал шею своего

брата. Насколько Уилл знал его – а он надеялся, что всё-таки знал – ключ от тюрьмы

Риверте должен был быть где-то при нём: Роберт никому бы его не доверил.

Окровавленные пальцы Уилла наткнулись на кожаный шнурок, потянули, обвили

скользкий от пота ключ. Есть! Уилл сорвал шнурок с шеи Роберта, застонавшего и

потянувшегося к нему. Уилл отскочил и обернулся, проверяя, как Лусиана.

Она больше не смотрела в его сторону – её теснили вверх по лестнице, враги прибывали

быстрее, чем она успевала перезаряжать арбалет.

Уилл закричал её имя, так бешено, что голос у него сорвался. Но она услышала. Он

бросился к лестнице, остановился, вскинул руки.

– Прыгайте! Сейчас!

Она не колебалась ни мгновения. Послала в грудь наступающему хиллэсцу последний

болт, бросила бесполезный арбалет, легко перескочила через парапет лестницы и

спрыгнула вниз, хотя до земли было не меньше дюжины футов.

Позже Уилл думал, что только в безумии и горячке битвы мог не задумываться о том, что

будет, если он её не поймает.

Он её поймал – и тут же стиснул руки на её рёбрах и бёдрах так, что у неё наверняка

остались синяки, а она вцепилась рукой ему в шею, больно оттянув волосы на затылке.

Через миг она была на земле, Уилл схватил её за руку и, крикнув: «Туда!», рванулся к

двери, которая вела в людскую. Сейчас там было темно и пусто – слуги, должно быть,

забились в донжон, где в страхе ждали исхода сражения. Уилл пронёсся тесными

коридорчиками, спальней с десяткой узких кроватей, задымленной кухней. Лусиана

сперва бежала следом за ним, потому он почувствовал, как она тянет его назад, и в

раздражении остановился.

– В чём дело? Вам надо…

– Уилл, – слабо сказала она, цепляясь резко ослабевшими пальцами за его плечо. – Найдите

его. Сейчас… Ваш брат… наверняка приказал убить его, если… найдите его, сейчас…

– Сира Лусиана! – закричал Уилл, но она уже осела на пол у его ног, потеряв сознание.

Он машинально поддержал её, глядя на её откинувшуюся голову в страхе и отчаянии.

Потом подхватил бесчувственную женщину на руки, бегом вернулся в спальни для

прислуги и бережно положил графиню Риверте на кровать у стены. У него не было

времени позаботиться о её безопасности лучше, он мог лишь молиться, что так далеко в

помещения битва не проникнет.

И он должен был сделать то, что она сказала. Должен был его найти.

В эти мгновения Уилл был почти счастлив, что местом заключения Риверте стал именно

Тэйнхайл – замок, в котором Уилл знал каждый угол и каждый камень. В любом другом

месте он потратил бы драгоценные минуты, отыскивая местную тюрьму. Здесь ему не

понадобилось её искать. Он пробежал через кухню и выскочил на задний двор. Здесь тоже

шёл бой, но менее оживлённый; Уилл не узнавал людей, которые дрались не на жизнь, а

насмерть, он не мог понять даже, где чужие, а где свои, и окончательно запутался, кто в

этой битве был кем. Он бросился к башне, в верхней части которой был оружейный склад,

а в нижней – замковая темница. Уилл рванул железную дверь обеими руками, а когда она

не поддалась, бешено забарабанил в неё, помогая себе ногой.

Зарешеченное смотровое окошко распахнулось почти мгновенно, и в лицо Уиллу Норану

уставился арбалетный болт.

– Не надо! – выдохнул Уилл, уже совершенно не соображая, что несёт, и не понимая

тщетности этой мольбы. – Не стреляйте!

Палец, уже почти надавивший на спусковой крючок, замер. Старое морщинистое лицо за

решёткой дрогнуло.

– Милорд Уилл? Это вы? – неверяще спросил хрипловатый голос из-за решётки. Уилл

вздрогнул всем телом, оглушённый мгновением узнавания.

– Нейл? Нейл, да, это я, я! Господа бога ради, впусти меня, пожалуйста!

– Не велено, – без особой уверенности проговорил старый Нейл, выстругивавший когда-то

младшему сыну лорда Брана деревянных лошадок. – Не велено, простите, милорд Уилл.

Лорд Роберт…

– Пожалуйста, Нейл! – повторил Уилл. Он не понимал, почему его лицо стало мокрым и

почему что-то капает с подбородка ему на шею. Он вдруг понял, что безумно устал,

просто ужасно устал, и он не мог сдаться сейчас, когда был уже так близко. – Пожалуйста,

я должен его спасти!

Мгновение колебания старого Нейла казалось ему вечностью. Потом арбалет исчез, и

Уилл услышал скрип проржавевших петель на засове.

– Если лорд Роберт победит, висеть мне на крепостной стене, – мрачно сказал старик, и

Уилл, ворвавшись в тесный и душный коридор башни, лишь молча стиснул его плечо.

– Нейл, кто там? Какого дьявола? – рявкнул кто-то снизу, с лестницы, уводившей во мрак,

едва разрежаемый мутным светом факела.

Уилл выхватил арбалет из опустившихся рук старика и направил его в незнакомое

молодое лицо, возникшее перед ним через мгновенье.

– Не двигаться! – рявкнул он. Сорванный голос звучал хрипло, и оттого особенно грозно. –

Открыть камеру! Живо!

На лице второго охранника мелькнула растерянность. Он потянулся было рукой к мечу,

но Уилл направил арбалет ему прямо в грудь, и рука остановилась. Растерянность солдата

сменилась угрюмой злобой.

– Всё равно у меня нет ключа от цепи, – мстительно сказал он. – Лорд Роберт…

– Сказано тебе – открывай!

Больше солдат не спорил.

Они спустились вниз (старина Нейл остался наверху, и Уилл надеялся, что он запер за

ними дверь), по крутой винтовой лестнице, и воздух становился всё тяжелее, спёртее и

гнилее с каждым шагом. Под ногой у Уилла с писком прошмыгнула крыса, и он невольно

вздрогнул, но прицела со спины своего провожатого не убрал. Солдат, впрочем, решил не

лезть на рожон – он явно не особенно представлял, что творится там наверху, и решил не

рисковать жизнью ради выполнения приказа своего господина, которого, возможно, уже и

в живых-то нет. Уилл невольно скривил губы при этой мысли, и тут они наконец достигли

дна каменного колодца.

Внизу была караулка – грубый стол с парой стульев под чадящим факелом, кадка с мутно

поблескивающей водой на полу, – а в пяти шагах от неё – железная решётка с толстыми

прутьями, между которыми нельзя было просунуть даже руку. За ней была непроглядная

тьма и не виднелось никакого движения.

– Открывай, – прохрипел Уилл, и солдат молча повиновался.

Когда решётка, заскрипев, качнулась в сторону, Уилл опустил арбалет и нерешительно

шагнул вперёд.

– Сир, – прошептал он, отчаянно вглядываясь в душный мрак камеры. – Сир Риверте… вы…

вы здесь?

Трудно было задать вопрос глупее, но Уилл не знал, что ещё сказать. Он шагнул в камеру,

не задумываясь о том, что солдату ничего не стоит захлопнуть решётку за его спиной.

Внутри было всё так же тихо, Уилл снова сделал шаг…

И завопил от неожиданности, когда чья-то железная рука стиснула его щиколотку.

– Не надо! – закричал Уилл, не очень понимая, чего, собственно, не надо. – Это я! Я! Это

Уилл!

– Уилл? – прохрипел из темноты голос, такой же сиплый, как его собственный. Хватка на

его ноге внезапно ослабла. – Какого чёрта?

Уилл резко присел, бросив арбалет и шаря руками в темноте. Под его ладонями было что-

то тёплое, и мокрое, и скользкое. Оно шевельнулось, задвигалось под его руками. Глухо

звякнула цепь.

– Боже, – простонал Уилл. – Дайте же света!

Солдат, похоже, окончательно определившийся, на чьей он стороне, торопливо поднёс

факел. Неверные язычки красного света выхватили из тьмы часть пространства, и Уилл

задохнулся от ужаса, давясь подступившим к горлу рыданием.

– Прекратите так пялиться на меня, сир Норан, – сказал тот же самый хриплый голос. – И

реветь прекратите. Что вы как баба на поминках? Ключ от цепи у вас?

– У-у меня, – сглатывая слёзы, выдавил Уилл. – В-вот…

– Так откройте этот чёртов замок, чего вы ждёте?

Уилл не сразу сумел попасть ключом в скважину на запоре – у него слишком дрожали

руки. Когда цепь наконец упала, он всхлипнул от облегчения и выронил ключ, и в тот же

миг твёрдая рука тяжело опёрлась ему на плечо. Он молча подхватил навалившееся на

него тело, обвивая рукой Риверте за пояс, и помог ему подняться. Рука на его плече

сжималась так, что, Уилл боялся, Риверте вот-вот вывихнет ему сустав.

Они сделали шаг, потом другой, третий. На четвёртом шагу тяжесть на плече Уилла

ослабла. Переступая порог камеры, Фернан Риверте отпустил его плечо. Солдат,

державший факел, попятился.

А Уилл смотрел на Риверте, смотрел и старался не плакать, потому что Фернану это не

нравилось, но не плакать он не мог.

Он был в грязи и крови весь, с головы до ног. Сапог нет, только нижние холщовые штаны

и рубашка, вернее, то, что от неё осталось – окровавленных лохмотья едва держались на

плечах. Волосы, за которыми он всегда так тщательно следил, грязными спутанными

колтунами падали на лицо – избитое, покрытое жуткими ссадинами и пятнами запекшейся

крови. Но хуже всего была его правая рука. Он держал её как-то странно, будто подобрав

под себя, вжимая локоть в бок. Уилл посмотрел на неё только мельком, но этого ему

хватило – он видел, что пальцы на ней болтаются, словно тряпки, и, кажется, на некоторых

из них не хватало ногтей.

– Что, всё так плохо? – резко спросил Риверте, и Уилл заставил себя оторвать взгляд от его

руки и перевести мутными от слёз глаза на его лицо. – Не жалейте меня. Вы всегда

говорили мне правду: я действительно настолько паршиво выгляжу?

– Н-не очень, – прошептал Уилл, и окровавленное лицо Риверте скривилось.

– Льстец. Мне нужна вода. Ты, – он в упор взглянул на солдата, которого потряхивало

мелкой дрожью в шаге от них. Риверте окинул его оценивающим взглядом. – Раздевайся.

До подштанников.

Пока воин, несколько оторопев, выполнял приказ, Риверте развернулся к бадье с водой.

Охранники пили из неё, и, возможно, иногда давали глоток-другой пленнику, если,

конечно, он достаточно хорошо просил. Судя по жадным, быстрым глоткам, которые

делал Риверте, зачерпывая воду здоровой рукой, Уилл понял, что он не просил.

Напившись, он замер над бадьёй, оперевшись на неё левой рукой и склонив голову. Его

глаза слегка сощурились, и Уилл понял, что он пытается разглядеть в колышущейся глади

своё отражение.

Когда ему это удалось, он нахмурился. Резко зачерпнул воды и тщательно промыл лицо и

шею. Потом раздражённо дёрнул лохмотья рубашки на груди.

– Уильям, помогите мне избавиться от этого рванья.

Уилл молча подчинился, изо всех сил стараясь прикасаться к нему как можно бережнее.

Риверте не вскрикнул ни разу, даже не застонал, только морщился, когда Уилл невольно

задевал его помятые рёбра.

– Вы сюда пробрались один?

Голос звучал всё так же хрипло и отрывисто, и Уиллу было всё так же дико больно

смотреть на это избитое лицо и истерзанное тело. Но это был его голос, его голос, и он

звучал так же твёрдо и нетерпеливо, как и всегда.

– Нет. Там… там триста ваших людей наверху, сир.

Риверте даже остановился на секунду.

– Вот как? Потом расскажете. Кто командует?

– Капитан Ортандо.

Риверте кивнул, кажется, в знак одобрения.

– Битва ещё длится? Какова обстановка?

– Я не знаю, – беспомощно сказал Уилл. – Я думал только о том, чтобы найти вас.

Риверте, освободившийся наконец от окровавленной одежды, снова согнулся над бадьёй.

В другое время Уилл подумал бы, что он не должен тратить на это драгоценные минуты,

ведь в самом деле неизвестно, каково положение там, наверху, возможно, им нужно

бежать немедленно. Но он знал Риверте. И понимал, о чём тот думает: он не мог

показаться в таком виде перед своими людьми.

– Дайте, – нетерпеливо сказал Риверте, протягивая руку к одежде солдата, сваленной на

полу. Сам солдат зябко ёжился в углу, и Уилл сгрёб одежду и протянул её Риверте.

Оделся тот сам, хотя это и вышло долго, ведь он мог действовать только одной рукой, но

Уилл молча стол в стороне, зная, что, если ему нужна будет помощь, он об этом скажет.

Рубашка охранника оказалась Риверте тесновата в плечах, и он поморщился, когда ткань

угрожающе затрещала. Потом бросил взгляд на Уилла – вернее, на нижнюю часть его тела,

и Уилл сперва не понял, что он ищет, но потом Риверте сказал:

– Дайте мне ваш меч.

Он колебался всего мгновение. Конечно, граф Риверте одинаково хорошо дрался обеими

руками. Но он явно был сейчас не в самом лучшем состоянии для боя и…

– Уильям! – голос Риверте был подобен раскату грома, и Уилл, съёжившись, торопливо

отцепил меч от пояса и протянул ему.

Риверте перехватил рукоять, качнул клинком, приноравливаясь к балансировке. Кивнул

Уиллу на брошенный меч охранника.

– Возьмите. Держитесь возле меня.

Уилл кивнул, сглотнув в последний раз. Он больше не плакал, и теперь ему было немного

стыдно. Впрочем, предаться самоуничижениям он ещё успеет… если всё будет хорошо.

А теперь, он знал, всё именно так и будет.

Они поднялись по лестнице. Риверте шёл первым, и его походка становилась всё твёрже с

каждым шагом – не потому, что ему становилось лучше, и не потому, что ему не было

больно от малейшего движения. Но он наконец был с оружием в руке и шёл в бой, он шёл

вверх. Он так давно этого ждал.

Старый Нейл попятился, когда они прошли мимо него, и бросил на Уилла испуганный

взгляд. Уилл ободряюще улыбнулся ему, попытавшись этой улыбкой передать всю свою

благодарность. Риверте толкнул дверь – и вдохнул тем особенным, невероятно глубоким,

прерывистым и мучительно сладким вдохом человека, проведшего много дней в душном

каменном мешке. Он слегка щурился, ступая из башни на свет. Но только слегка.

Уилл думал, что он спросит путь во внутренний двор, но Риверте сам уверенно пошёл к

нужному проходу – ах да, вспомнил Уилл, ему же достаточно пройти по местности один

раз, чтобы навсегда её запомнить. Шаг Риверте был так широк, что Уилл едва поспевал за

ним, ему приходилось почти бежать, чтобы не отстать.

Битва ещё продолжалась. Двор был залит кровью, дым и пыль всё ещё клубились над

усеянной стонущими телами землёй.

– Вы раздобыли порох, – с удивлением сказал Риверте. – Надо же.

– Я… – начал было Уилл, но договорить не успел.

Фернан Риверте сделал два шага вперёд, в самую гущу пыльной колонны, вскинул меч

над головой и закричал.

Крик отбился от стен Тэйнхайла, усилившись троекратно. Люди, сражавшиеся во дворе,

замерли на миг, поворачивая головы туда, откуда нёсся этот крик, этот голос, который

нельзя было не услышать.

И через миг стены родного замка Уилла Норана сотряс крик, тот самый крик, под звуки

которого он пришёл сюда, под звуки которого жил и был готов умереть.

Тэйнхайл кричал: РИВЕРТЕ!

Уилл смотрел на него и видел, как он улыбнулся, прежде чем ринуться в гущу битвы.

Появление живого, с виду невредимого и явно готового к драке Риверте настолько же

воодушевило вальенцев, насколько и ошеломило хилэссцев. Бой был кончен менее чем

через четверть часа.

Уилл видел, как он дрался. Это было и страшно, и красиво, и непонятно, как будто это

был вовсе не человек, и не бог, и не демон – какое-то неведомое существо, созданное для

битвы, раскрывавшееся в битве, словно цветок, как будто он всегда спал, и просыпался

лишь тогда, когда в руке у него оказывался меч. Уилл видел его таким в тот день, когда он

убил Бранда Норана, его отца; Уилл видел его таким при Даккаре, при Эллоне, при

Даршане и Крельеже, и теперь Уилл таким его видел в Тэйнхайле и думал, в который раз,

что сам не знал, на что обрёк себя, полюбив этого человека.

Риверте почти сразу нашёл в бою Рашана Индраса. Схватка была короткой, бешеной и

красивой настолько, насколько может быть красива смерть. Вонзая клинок Уилла в горло

человека, разговор с которым Уилл когда-то подслушал в Даккаре, Риверте наклонился к

нему и что-то ему сказал – неслышно, но Уилл, кажется, примерно знал содержание этих

слов. Он увидел, как Риверте выпустил меч на миг и закрыл Индрасу глаза. Потом снова

перехватил клинок и обернулся, выискивая кого-то взглядом в толпе.

Уилл вздрогнул, когда понял, кого он ищет.

Роберт оправился от удара, который Уилл ему нанёс, но дела его были плохи. Его загнали

в угол, и он отчаянно отбивался от нескольких нападающих сразу, уже понимая, что битва

проиграна. Риверте пошёл прямо к нему, неглядя зарубив по дороге хиллэсца,

попытавшегося встать у него на пути, и резким голосом отогнал воинов, наседавших на

Роберта. Те отступили, и Роберт вжался в стену спиной, тяжело дыша и прижимая руку к

боку, но всё равно выставив перед собой меч и свирепо глядя на Риверте исподлобья.

Уилл стоял столбом несколько драгоценных мгновений. Потом бросился к ним.

– Фернан! – крикнул он, и Риверте, не оборачиваясь, процедил:

– Ещё одно слово – и будете собирать свои зубы по всему Хиллэсу.

Уилл подавился, застыв на месте, и лишь в молчаливом ужасе глядя, как Риверте

медленно подходит к его брату, сползающему по стене.

– Ну давай, – просипел тот, сплёвывая под ноги кровь и в бешенстве глядя на Риверте. –

Давай. Чего ждёшь?

Риверте остановился над ним. Кровь капала с его меча, глядящего острием в землю.

Искалеченная рука безвольно висела вдоль тела, но левая держала оружие крепко и

твёрдо.

– Сударь, – сказал он на хиллэш, и Роберт вздрогнул, – когда-то я пощадил вашу

молодость, вашу неопытность, ваш юношеский пыл. Я пощадил, что уж греха таить,

чувства вашего брата. Однако жизнь сочла нужным продемонстрировать мне, что я взял

на себя слишком много. Увы, вы ничему не учитесь.

Роберт задохнулся и закрыл глаза. Меч в его руке поник, потом вывалился из резко

ослабевших пальцев. Лорд Норан сполз по стене наземь, жмурясь, тяжело дыша, его

белые, как снег, губы дрожали. Как и губы Уилла.

– Вы ничему не учитесь, – медленно повторил Фернан Риверте. – И я, по-видимому, тоже.

И сказав это, он повернулся и кивнул одному из своих людей, тут же поднявшему с земли

брошенный Робертом Нораном меч. Уилл смотрел, как Риверте проходит мимо него, не

удостоив взгляда. Ему опять хотелось плакать. Он никогда в жизни ещё столько не

плакал, как в этот ужасный день, и ему было так невозможно стыдно.

– Ортандо, – сказал Риверте, подходя к своему капитану, который как раз спешил к нему,

пробираясь через завалы стонущих тел. – Рад вас видеть, дружище. Какие у нас потери?

– Пока не знаю, – Ортандо окинул взглядом двор. – Человек сорок-пятьдесят.

Риверте поморщился – сложно было сказать, от досады или от боли. Ортандо смотрел на

него в тревоге.

– Сир, я вижу, вы ранены. Вас должен осмотреть лекарь.

– Да, если вы сможете выцарапать его из донжона, куда наверняка забилась вся здешняя

челядь. Надо, кстати, найти Гальяну – он где-то здесь, и Кальене с Энтарой тоже. Они

были со мной, когда мой друг Индрас устроил мне эту западню.

– Я немедленно велю обыскать замок. Сир Уильям, – Ортандо бросил на стоявшего чуть

поодаль Уилла взгляд. – Рад, что вы целы. А где сира Лусиана? Она не ранена?

Уилл застыл.

Риверте оборачивался очень медленно, целую вечность, но и этой вечности Уиллу не

хватило, чтобы понять, а как он, собственно, собирался сообщить сиру Риверте, что…

– Уильям? – сказал Риверте вкрадчиво, мягко и очень тихо.

О, боже, подумал Уилл. Господи боже, прости меня за все мои вольные и невольные

прегрешения. Я старался быть хорошим, я правда же очень старался, как только мог.

Воистину, за весь этот кровавый день Уилл Норан ни разу не был так близок к

немедленной смерти, как в тот миг, когда сир Риверте услышал, что его беременная жена

лежит в обмороке в людской.

Он открыл дверь ударом сапога, прошёл коридором, повторяя её имя, и застал её на

пороге спальни, придерживающейся за стену – она очнулась, но едва могла идти. Не

слушая её возражений, Риверте подхватил её на руки, как будто напрочь перестав

чувствовать боль в своих переломанных костях, и вынес из людской, хотя она уверяла, что

сможет идти сама. Уилл, глядевший на всё это вместе с выжившими после сражения,

испытывал к сире Лусиане сочувствие, и надеялся, что кто-нибудь так же посочувствует

ему, когда его хладный труп полетит с крепостной стены в ров. В том, что Риверте при

первой же возможности придушит его собственными портками, он почти не сомневался.

Пока Риверте относил свою жену в комнаты наверху и укладывал в постель, капитан

Ортандо, с помощью Уилла, уговорил запершихся в донжоне хиллэсцев сдаться. Этому

немало поспособствовал Маттео Гальяна, как-то умудрившийся выбраться из амбара, где

его держали, и пробраться в донжон вместе с забившимися туда домочадцами Тэйнхайла.

Старый проныра явно не собирался так просто сдавать свою шкуру. Употребив всё своё

сомнительное обаяние и приправив его для верности живописанием того, что делает сир

Риверте с непокорными, он довольно быстро убедил перепуганную челядь, что под рукой

господина графа им будет куда как лучше, чем в слугах у Роберта Норана. Что греха

таить, лорд Роберт, от тоски и дурного характера третировавший и мучивший всю

тэйнхайлскую челядь в последние шесть лет, особой любовью ни у кого не пользовался.

Услышав, что битва им проиграна, защитники донжона сдались. Среди них бы и лекарь,

которого тут же отправили к чете Риверте, так как неизвестно было, кто из них двоих

сейчас больше нуждается в помощи.

Впрочем, вскоре оказалось, что не всё так страшно. Обморок Лусианы был вызван общим

перенапряжением, нежелательным в её состоянии, и прочими естественными причинами;

лекарь сказал, что, если она пробудет в постели хотя бы неделю, всё образуется.

На осмотр графа у лекаря ушло намного больше времени, и хмурился он сильнее. Что и

говорить, пребывание в гостях у Роберта Норана не пошло сиру Риверте на пользу. У него

были сломаны несколько рёбер, довольно сильно отбиты почки и селезёнка, а что до руки,

то тут ему некоторым образом повезло. Сухожилия оказались не повреждены – лишь

потому, пояснил лекарь, что тисками, в которых господину графу дробили пальцы,

орудовал неумелый или неопытный палач. Уилл так и не отважился спросить, кто сделал

это с ним – Индрас или Роберт. Он боялся услышать ответ, да это и не было важно. Важно

то, что пальцы были переломаны, но при правильном наложении шины должны были

вскоре срастись, и, при соблюдении неподвижности кисти в течение месяца-двух, лекарь

обещал графу полное восстановление.

– А вы мне нравитесь, – заявил Риверте, отхлёбывая в очередной раз из бутылки с

ячменной водкой, которую он пил, как воду, пока лекарь трудился над его рукой. – И сиру

Уильяму тоже нравитесь – правда, Уильям? Он пригласит вас остаться в Тэйнхайле

подольше и платить станет вдвое против того, что вам давал этот скряга Роберт.

Лекарь завозился над шиной вдвое усерднее, а Уилл, сглотнув, кивнул. Они с Риверте так

и не поговорили до сих пор обо всём случившемся, им ни на миг не давали остаться

наедине, и у Уилла голова шла кругом при мысли о том, что произойдёт, когда они всё-

таки останутся вдвоём. Утешало только одно – вряд ли это будет скоро, потому что дел в

захваченном замке было невпроворот. Уилл вдруг с удивлением понял, что все считают,

будто он здесь теперь хозяин. Впрочем, а кто же, если не он? Роберт сидел в темнице, в

той самой камере, где сам держал Риверте, и сторожили его люди графа. Двор был завален