Текст книги "Гимн Красоте (СИ)"

Автор книги: Catherine Lumiere

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 35 страниц)

Виктор неловко посмотрел на свои руки, отмечая украшения на месте. Венсан допил содержимое бокала и бросил взгляд в окно, через которое был виден собор. Невольно вздрогнув при воспоминании о жутком видении, он сделал глубокий вдох.

– Не хочешь прикончить оставшиеся блюда и пойти прогуляться по острову? А потом мы могли бы решить, как продолжим вечер.

– Я кое-что видел сегодня. Поэтому опоздал, – вдруг сказал Венсан.

Виктор так же посмотрел в окно.

– И что же?

– В соборе разразился страшный пожар, – Венсан облизнул губы. – Думаю, это было знамение.

– Знамение?

Люмьер смотрел на Нотр-Дам, который был так близко. Венсан кивнул.

– Я поступил плохо по отношению к тебе, и Бог решил меня наказать.

Виктор ничего не ответил, совершенно не зная, что мог сказать.

– Сможешь ли ты когда-нибудь меня простить?

– За что, Венсан, теперь ты просишь прощения?

– Я отвернулся от своего света, и это было худшим решением в моей жизни. Я не хочу тебя потерять.

– Так не теряй. – Люмьер взял его руки в свои. – Слишком много печали в тебе сегодня, а мне бы этого не хотелось. Давай я возьму тебе ещё немного вина, и мы пойдем отсюда? Гулять по тихим улицам Сите.

Венсан выдавил из себя подобие улыбки.

– Прости. Сегодня твой праздник. И я готов гулять с тобой до утра.

Виктор заказал Венсану ещё бокал игристого вина и сразу же оплатил их ужин, чтобы потом лишний раз не задерживаться.

Погода в январе оставляла желать лучшего, поэтому долгая прогулка была бы некстати – то и дело принимался мокрый снег, но быстро заканчивался. Виктор, часто болеющий, опасался сильного ветра и холода, ведь они надолго могли уложить его в постель с бронхитом и слабостью.

Они вышли из ресторана и направились к собору, чтобы прогуляться вокруг него, полюбоваться стройными башнями, обходя твердыню со стороны северной колокольни. Виктор взял Венсана под руку, ведя вдоль фасада в темноту улиц острова Сите. Они остановились рядом с калиткой в небольшой сквер около Нотр-Дама и Люмьер притянул Венсана к себе, нежно целуя его губы и обнимая за талию, крепко и уверенно прижимая к себе.

Собор возвышался над ними как сердце Парижа, как вечный колосс, как хранитель этого прекрасного города. В тени его громады можно было почувствовать себя, словно в стенах величественной крепости. Целуя Венсана, Виктору показалось, что он слышал песнопения вечерней мессы, видел перед глазами мерцающие огоньки тысяч свечей и чувствовал прикосновение длани Господа. И этот Господь был в той любви, с которой де ла Круа прикасался к его лицу.

Пересекая мост Архиепархии и оказываясь на левом берегу Сены, Виктор попросил Венсана остановиться хоть на некоторое мгновение, чтобы просто полюбоваться собором со стороны. Людей на улице не было совсем, а это место внушало особое умиротворение.

– Нас ждет сложное время, – Виктор взял лицо Венсана в свои руки. – Но я надеюсь, что все станет на круги своя.

Пятнадцатиминутный променад в сторону квартала Сен-Жермен и одноименного бульвара привел их к особняку герцога де ла Круа, где в это время жил Венсан. Виктор даже сперва удивился подобному – не застанет ли их сам герцог и не вызовет ли это каких-либо проблем? – но в дом они вошли с главного входа, хоть никто из слуг, как это обычно, как знал Люмьер, бывало их не встретил.

Когда они оказались в спальне, Люмьер окончательно осознал, что вся решительность Венсана могла разбиться о ненужное промедление, ведь неискушенность могла вселять в него неуверенность. Виктор решил сперва все сделать сам. Он привлек Венсана для медленного и сперва нежного, а потом глубокого поцелуя, пока стаскивал с его плеч пиджак и расстегивал рубашку, разводя воротник в стороны, чтобы привычно и излюбленно спуститься к шее и оставить на ней несколько горячих, несдержанных и влажных поцелуев.

Избавив себя от тех же элементов одежды, он попросил Венсана сесть на постель, сперва расстегнув его брюки. Венсан подчинился с некоторым удивлением и неуверенностью, а потом Виктор расположился на коленях между его ног. Его ладони огладили бедра, а потом Люмьер избавил его от нижнего белья так же, как и от всего остального.

Виктор не стал отпускать шуток и комментариев на тему того, что сперва Венсану стоило оказаться полностью готовым им овладеть – ведь для того подобное было неведомо и все таинство единства двух мужчин на ложе до этого дня были запретны. Люмьер потянулся, чтобы коротко поцеловать губы Венсана, прежде чем чувственно приласкал его ртом.

С губ сорвался стон. Венсан запрокинул голову и впился пальцами в обнаженное тело Виктора. Он чувствовал, как внутри него разгорается настоящий пожар. Никогда прежде он не испытывал подобных чувств. Это был момент совершенства, момент чистой и всеобъемлющей любви. И вдруг тишину прорезал смех. Венсан резко замер и раскрыл глаза. Только чудом ему удалось не закричать. Ужасная картина предстала его взгляду. Повсюду была кровь: на полу, на стенах, на белоснежных простынях и даже на бледной, кажущейся почти прозрачной в свете луны, коже Виктора. В нос ударил характерный металлический запах, и он почувствовал, как к горлу подступает тошнота. На глазах выступили слезы, но усилием воли он приказал себе успокоиться. Ничто не должно было испортить этот момент.

Виктор сам лег на постель, разводя ноги и притягивая Венсана к себе, заставляя прижаться его плотью к низу своего живота. Он ласково поцеловал его, огладив лицо, зарывшись ненадолго пальцами в его волосы.

– Если ты уверен, то сейчас.

– Сейчас, – гулко повторил Венсан.

Подавшись вперед, он принялся ласкать тело Виктора. Сначала неуверенно и скованно, он постепенно чувствовал, как начинает раскрываться подобно бутону розы. Венсан воплощал в жизнь все свои самые смелые фантазии и чувствовал, как благодарно отзывается на это тело Люмьера.

То, как Венсан ласкал Виктора, как его ладонь обхватывала плоть, а губы целовали губы и язык исследовал рот, заставляло Люмьера не просто млеть, а теряться в ощущениях, вцепляясь пальцами в волосы де ла Круа, в его плечи и руки. Иногда он отрывался от поцелуя, чтобы направить Венсана к своей шее. Люмьер был поражен, с какой страстью, с каким желанием Венсан держал его в своих объятиях, заставляя исступленно вскидывать бедра навстречу его рукам, выгибаться навстречу его прикосновениям губ.

Виктор не ожидал, что Венсан, неискушенный и переживающий, вел себя так, словно они уже не раз любили друг друга на этой постели. А спустя десяток минут едва ли не умелой ласки, что поразило Люмьера еще сильнее, все тело бросило в дрожь, прервалось дыхание и он, вцепившись в де ла Круа едва ли не до отметин, испытал яркое и оглушающее удовольствие.

Сердце билось в ушах, дыхание было тяжелым, а взгляд совершенно неясным, но Виктор притянул его к себе, беря его лицо в руки и нежно, коротко целуя. Венсану казалось, что он перестал владеть собственным телом. В какой-то момент он почувствовал, что перестал быть собой, а стал кем-то, кто был гораздо сильнее, опытней. Он поклонялся Виктору, как божеству, и чувствовал, что с каждым новым движением частичка его мистической силы переходит к нему. Кровь больше не ужасала. Нет! Теперь он видел в ней лишь красоту и завороженно вырисовывал на коже Люмьера причудливые узоры. Шепча ему на ухо жаркие слова любви, он мысленно воздавал молитвы. Достигнув пика наслаждения, Венсан ощутил, что отныне и вовеки его душа принадлежит Виктору, и только это теперь имело значение.

Они провели друг с другом все три дня и три ночи. Днем они гуляли, разговаривали, а по вечерам Виктор играл Венсану на рояле, что стоял в одном из залов особняка де ла Круа. А по ночам они занимались любовью. Упивались, неистовствовали, ловили и ценили каждое мгновение.

Но идиллия не могла продолжаться долго, и Виктор был вынужден оставить Венсана на целую рабочую неделю, чтобы потом вновь отослать ему записку с датой и временем, когда Люмьер будет полностью свободен. Они встречались два, а то и три раза в неделю – в том месяце, поскольку была глубокая зима, Себастьян был вынужден решать вопросы, разъезжая по городам и даже странам, а иногда и вовсе задерживался где-то на юге Франции у морского берега и по неясной до конца для Люмьера причине не брал его с собой.

Несколько раз он покидал Париж и уезжал в Лондон, чтобы уладить другие вопросы и провести с кем-то очень важную встречу – даже в силу своего положения, Люмьер не был широко и глубоко осведомлен обо всех его делах, но Виктор подозревал, что там находилась его жена, с которой Эрсану было необходимо решить некоторые разногласия.

Дни сменялись днями, все шло своим чередом, и Виктор удачно совмещал все, что мог, в своей жизни. Но время неумолимо приближалось к концу зимы, когда встречи с де ла Круа грозились закончиться в любой момент из-за возвращения герцогской четы из долины Луары. До свадьбы маркиза де ла Круа оставалось лишь полтора месяца.

Виктор чувствовал себя очень неясно, никак не мог разобраться в природе своих чувств и ощущений. Он понимал и знал, что любил Венсана, что испытывал страсть к Себастьяну вкупе с доверием и привязанностью, что в общем-то тоже недалеко от любви, но в этих чувствах не было той щемящей нежности, которая всегда была частью его и наполняла столь сильно, когда он хотя бы просто смотрел на де ла Круа. Люмьер чувствовал себя не на своем месте, когда в голову ударяла совесть и он понимал, что спит с двумя мужчинами одновременно.

Ему было и хорошо, и тошно, но он понимал, что в конце концов обязательно ответит за свои проступки, но пока не знал, как именно.

В одну ночь он не остался ни с одним, ни с другим, а поехал к собору. Виктор был наполнен резким и поглощающим отчаянием, которое нахлынуло на него волной, обрушилось на плечи и заставило стоять напротив Нотр-Дам в глубокой ночи, когда кроме него не было никого, за исключением редких попрошаек.

Виктор то ли ждал, то ли просил кары за то, что делал. Он сожалел, раскаивался и метался, и не мог себя простить за обман. Но он не мог покинуть ни Венсана, что был для него так дорог и любим, ни Себастьяна, в чьих объятиях ему было так хорошо. Люмьер сидел на площади, прислонившись спиной к каменному выступу, всматриваясь в белые башни, в кружево портала, в тяжелые массивные двери, в зева, где во тьме ночи прятались колокола, и чувствовал, что распадается в безысходности.

Шли дни, и Венсан чувствовал, как все сильнее погружается в собственное безумие. Видения теперь практически не прекращались, но он более не испытывал того страха, который чувствовал в декабре. Он научился скрывать свои чувства ото всех и сохранять невозмутимое выражение лица. Несколько раз ему очень хотелось поговорить об этом с Виктором, но, едва начиная говорить, он начинал чувствовать такое чувство вины, что тут же замолкал. Голос в его голове теперь также звучал постоянно. Он комментировал каждый его шаг и каждую неосторожную мысль, но ему удалось убедить себя в том, что и это во благо. Де ла Круа часто вспоминал о святых, чьи истории его так вдохновляли в детстве и постепенно убедил себя в том, что с ним говорит ангел.

Приготовления к свадьбе шли своим чередом. Венсан так долго откладывал свой отъезд в замок, что отец, смирившись, решил все взять в свои руки. От него требовалось лишь следовать указаниям, подробно описанным в письмах, которые герцог присылал ему каждую неделю. Свадьба маркиза де ла Круа обещала стать одним из важнейших светских событий весны, и список включал в себя не одну сотню именитых гостей. Было решено провести свадьбу в Сен-Сюльпис, совсем недавно открытой вновь для прихожан. По случаю празднеств ее должны были украсить несколькими тысячами белых роз в честь той розы, которая украшала фамильный герб семьи де ла Круа.

Ночь накануне свадьбы Венсан провел с Люмьером. Они почти не говорили, но в их молчании не было ничего неловкого. Каждое движение, каждая ласка были красноречивей любых слов. Они не знали, что ждет их впереди и хотели продлить эти чудесные мгновения наедине друг с другом как можно дольше. Наконец, отстранившись, де ла Круа серьезно посмотрел на своего любовника.

– Я хочу подарить одну вещь. – Он облизнул губы и снял серебряный розарий со своей шеи. Агатовые бусины таинственно переливались в свете свечей. Немного подумав, Венсан повесил его на шею Виктору. – Это частица меня. Я отдаю ее в знак моей любви. В знак того, что мое сердце принадлежит тебе.

– Венсан, – только и сказал Виктор, глядя на него с благодарностью и даже печалью. Уже перевалило за полночь. До утра, казалось, времени не осталось.

Он протянул руку и огладил его лицо, а потом подался ближе и обнял, прижимаясь к Венсану и прижимая его к себе крепко, не желая отпускать. Никогда и ни за что.

Они так и не сомкнули глаз в ту ночь. Венсан попрощался с Виктором лишь под утро и, покинув отель, еще долго бродил по пустым улицам Парижа, любуясь каждым зданием. Церемония была назначена на полдень. Вернувшись в особняк около восьми утра, он тут же погрузился в предпраздничную кутерьму. Ему лишь чудом удалось избежать встречи с отцом, который пятнадцатью минутами ранее отбыл отдать последние распоряжения.

Заперевшись в своих покоях, Венсан долгое время просто стоял перед портретом Виктора, который теперь украшал одну из стен. Он думал о том, как изменится вся его жизнь буквально через несколько часов и захочет ли Виктор быть в ней. В прошедшие месяцы они почти не говорили о том, что будет после свадьбы. Оба знали, что этот день должен настать и страшились неизвестности.

Когда экипаж подъехал к церкви, гости уже почти собрались. Казалось сюда прибыл весь парижский свет. Выглянув из окошка, он почувствовал тошноту. Этот день был ошибкой.

– Дайте мне пять минут, – взмолился он, умоляюще смотря на родителей. Жозефина понимающе кивнула, а Анри лишь вскинул бровь, но ничего не сказал. Не дожидаясь дальнейших возражений, он отошел на безопасное расстояние. Голос издевательски засмеялся. Он достал золотой портсигар из кармана и закурил. Так прошло несколько мучительно долгих минут. Неожиданно он почувствовал, как на его плечо легла чья-то рука. Обернувшись, он увидел Себастьяна Эрсана.

– Нервничаете? – спросил тот, кивая на сигарету.

«Грешник! Тебе нет прощения!» – вкрадчиво проговорил голос. Постаравшись не обращать внимания на него, Венсан кивнул и вымученно улыбнуться.

– Год назад, когда я заказал у вас серию картин, я должен был догадаться, что вы не так просты, как кажетесь на первый взгляд. – Он улыбнулся и тоже закурил. – Вам хорошо получилось разыграть меня, маркиз де ла Круа.

– У меня и в мыслях не было вас разыгрывать, месье Эрсан, – поспешно проговорил Венсан, чувствуя, что начинает краснеть.

– Прошу, называйте меня Себастьян.

Некоторое время они просто стояли и курили. Голос не смолкал. Он словно обретал силу и звучал все громче и громче. Запустив пальцы в волосы, Венсан отчаянно замотал головой, стараясь прогнать наваждение. Чувствуя себя измученным и несчастным, он почувствовал, как слезы покатились по его щекам. Больше всего на свете ему хотелось убежать от этого места, скрыться от людских глаз и оказаться в объятиях Виктора. Он был уверен, что тот смог бы его понять и защитить.

– Вы в порядке? – с легким беспокойством в голосе спросил Эрсан.

– Я совсем не хочу жениться, – выпалил Венсан, закрывая лицо руками.

– В самом деле? Ваша невеста очень мила.

Венсан засмеялся и этот смех был полон боли и страдания.

«Грешник! Грешник!» – голос неистовствовал.

– Вы не понимаете. Я не люблю ее. Я отдал свое сердце другому человеку, вступил с ним в грех. Я поклялся ему в вечной любви и ни за что не отступлюсь от своих слов.

Эрсан замер и пристально посмотрел на своего собеседника.

– Послушайте, мой друг, по-видимому, вы оказались перед непростым выбором. Но понимаете ли вы, что совершили страшный грех? – Он приобнял Венсана за плечи и понизил голос. – Я никому не раскрою вашей тайны, но теперь единственный способ спасти вашу душу – это вступить в брак как можно скорее, и быть хорошим христианином.

Венсан непонимающе уставился на него.

– Но как я могу? Я же ее совсем не люблю.

– Любовь и брак находятся по разные стороны баррикад, – улыбнулся Себастьян. – Утрите ваши слезы и отправляйтесь в церковь, а я помолюсь за спасение вашей души.

«Ты будешь гореть в Аду!» – закричал голос.

Венсан чувствовал, как слезы душат его. Он вновь подумал о Викторе, только теперь он чувствовал сомнения. Бросив благодарный взгляд на Эрсана, он тихо произнес:

– Вы должно быть правы. Я сбился с пути.

И с этими словами он развернулся и пошел к церкви. Толкнув дверь, он ощутил, как в нос ударил металлический запах. Кровь. Везде была кровь. Вздрогнув, он на секунду замер, а затем, сделав глубокий вдох, пошел к алтарю. Теперь он все понял. Это было его наказанием за грехи.

Комментарий к Глава XI

Конец I части.

========== Часть 2. Глава I ==========

В кровавом бархате, переливающемся в свете свечей, в атласных простынях, наволочках и покрывалах – блестящих, жгущих глаза своим отвратительным блеском, – в густом запахе секса, алкоголя и курений, в жаркой духоте с примесью дорогих духов, масел, которыми были подготовлены и омыты тела, нашел свое отражение первородный грех.

За каждой дверью раздавались стоны – и женские, и мужские, громкие и бессвязные, облеченные в слова и приказы. В одной из таких комнат творилось жестокое безумие: юноша с белоснежной кожей, исполосованной на спине хлесткими ударами, стоял на коленях, держа во рту плоть своего клиента, старательно его ублажая.

Стоило ему поднять глаза, как хлесткая пощечина становилась ему наказанием и рука на затылке, что насаживала его глубже, до слез.

Лишь один взгляд, и белокожий, тонкий и красивый, не бог весть как попавший в это место юноша прогибался, подставляясь и чувствуя, как все его тело пронизывает от боли – не от проникновения, но от сильной руки, что впивается пальцами в рассеченную кожу на спине.

Юноша стонет от боли, пока его имеют, зная, что этот человек заплатит достаточно, чтобы он в следующий раз, как каждый его приятель, каждый его конкурент, вновь согласился, не отказывая господину, который предпочитал нежности и страсти кровь. Он не стонет даже в изнеможении – клиенту отвратительно слышать чужой голос. Он не желает даже смотреть в лицо, не то что слышать хотя бы слово. Он наказывает за непослушание, за случайный взгляд или ненужное прикосновение. И сам всегда всё делает молча. Только бьет с удовольствием и наотмашь, если что-то идет не так.

Когда все заканчивается, юноша не уходит, но не поднимает головы и не оборачивается, пока его господин на эти несколько часов не уходит прочь. А потом коротко выдыхает, втайне молясь, чтобы тот никогда больше не пришел.

Спустя некоторое время в соседней комнате, расположившись в тяжелом лакированном кресле, господин закуривает очередную сигарету. Он делает несколько глубоких затяжек, а затем медленно выдыхает дым, смотря в пустоту перед собой. На подносе рядом стоит графин, наполненный янтарной жидкостью. В который раз за этот вечер он наполняет свой бокал и, тут же опустошив одним глотком, тихо говорит:

– Они все грешники.

– Вы правы, месье де ла Круа, – отвечает ему слуга, страшась вызвать очередную вспышку гнева высокородного посетителя.

После короткого стука в комнату вошла удивительной красоты женщина, которой было далеко за сорок, но выглядела она изумительно ухоженной: густые волосы были убраны в высокую прическу, пышная грудь подчеркивалась корсетом и украшенным цветами и лентами корсажем, а лицо, подернутое пудрой и помадой, совсем не выдавало ее возраст. Она называла себя мадам Кюро, но едва ли это было ее настоящее имя, впрочем, Париж ее знал как comtesse des roses, ведь в ее саду росли самые прекрасные цветы.

– Мой дорогой господин, – начала она, присев в кресло напротив Венсана. Она улыбнулась ему и продолжила: – надеюсь, вы довольны моими мальчиками? – А после попросила слугу принести ей бокал вина. – У нас появился прекрасный юноша. Вы с ним еще незнакомы. Высок, слажен, кудри густые, а лицо как у ангела. Глаза, как два драгоценных камня. Не желаете попробовать?

Венсан перевел взгляд на женщину. Они уже встречались раньше, вот только он никак не мог припомнить ее имени. Да и разве это имело значение? На ее душе лежало много грехов, и эту грязь не могла скрыть ни изысканная одежда, ни тонкий аромат духов. Она будет гореть в Аду вместе со всеми, кого он знал. Вместе с ним самим. Ведь он пал и ему нет прощения. Он больше не заслуживает улыбки Господа. Впрочем, важно ли это теперь? Теперь перед ним лежат совершенно иные цели. Он внимательно посмотрел на хозяйку заведения. Она была миловидна, как его собственная жена. Эта безбожница едва ли заслуживала хоть одного волоса с его головы. Он сжал руки в кулаки с такой силой, что на белых ладонях остались свежие алые ранки. Впрочем, было ли это важно? Он пришел вовсе не за тем. Куда больше его интересовало то, что эта женщина могла ему предложить. Отчего-то в голове промелькнула нелепая мысль, что тот юноша, которого она упомянула, мог быть Виктором. Едва ли Люмьер хоть раз в жизни заходил в места подобные этому, но от этого становилось лишь интересней. Эта мысль так понравилась Венсану, что он даже чуть улыбнулся.

– Если он правда так хорош, как вы говорите, – произнес он вкрадчиво, – то я не могу вам отказать.

Графиня роз улыбнулась и кивнула, а потом покинула комнату, все-таки отказавшись от вина, что слуга успел принести и попросила оставить его в ее кабинете, чтобы оно успело подышать. Мадам Кюро прошла в общую гостиную и подозвала к себе юношу, о котором говорила, чтобы провести с ним очень важную беседу.

– Мальчик мой, тобой заинтересовался один важный, но очень своеобразный гость. – Она пригладила его кудри и уложила выбившуюся прядку. – Но чтобы все прошло хорошо, ты не должен смотреть ему в глаза и поднимать головы, иначе он может перемениться в настроении, а нам бы этого не хотелось.

– Я понял.

– Тогда открой все свое обаяние и постарайся очаровать нашего гостя.

Юноша только кивнул. Он храбрился, думая, что готов к своему первому клиенту. А потом мадам Кюро подтолкнула его войти в ту комнату, где находился господин.

Венсан поднялся на ноги и закурил очередную сигарету. Действие наркотика уже начинало проходить, и теперь он чувствовал, как необъяснимая ярость вскипает в нем. Ему хотелось причинять боль. Ему хотелось выжечь в душах неверных слова Господни и заставить их просить о прощении.

Дверь приоткрылась и на пороге появился юноша. Он был примерно одного роста с Виктором, но все в его походке и манере держать себя было другим. Презрительно хмыкнув, Венсан сделал долгую затяжку.

– Подойди ко мне, – произнес он хриплым голосом. – Я должен тебя рассмотреть.

Юноша повиновался. Он не поднимал взгляд на Венсана, чувствуя, что, если их взгляды встретятся, случится что-то ужасное. Однако все уже было предрешено. Несколько долгих минут Венсан рассматривал юношу, а затем, схватив его за руку, притянул к себе.

– Ну же, поцелуй меня, – наконец произнес маркиз де ла Круа.

Юноша повиновался, чувствуя, как его тело начинает бить крупная дрожь. В этом поцелуе не было ни любви, ни нежности, ни уважения. Лишь страх. Леденящий душу страх. Почувствовав это, юноша попытался вырваться, но Венсан лишь сильнее схватил его. Его пальцы впивались в нежную плоть, оставляя красные следы на светлой коже. Неожиданно он почувствовал во рту солоноватый привкус и, оттолкнув юношу, посмотрел на него горящим взглядом.

– Ты укусил меня! Как ты посмел! Ты – Иуда, – прошипел он. – Твой поцелуй так же лжив, как поцелуй Иуды в Гефсиманском саду!

Венсан ударил юношу так, что тот упал на колени. В следующий момент, придя в неистовство, он принялся наносить удар за ударом, покрывая синяками все его тело. Юноша стонал и просил о пощаде, но Венсан не слушал. Это все было не важно. Он чувствовал себя хорошо. Он чувствовал себя практически Богом.

Его остановила она – мадам Кюро. Хлестнув Венсана по щеке, отвесив болезненную пощечину, она наставила на него небольшой пистолет.

– Достаточно. – Она смотрела на него зло и с отвращением. – Вы хорошо платили, но сейчас – убирайтесь. Вы больше никому здесь не причините вреда. Чтобы я вас больше не видела на пороге моего заведения. Ищите себе другое место, месье де ла Круа, для ваших жестоких забав. Здесь вам не инквизиционная пыточная и не рыночная площадь, где по вашему желанию вы имеете право сечь и увечить людей. – Она смерила его холодным взглядом и повторила: – Убирайтесь отсюда. Вон! – Она указала на дверь свободной рукой.

Графиня роз больше не могла терпеть издевательства над ни в чем не повинными юношами – все, что выходило за рамки сексуальных практик она терпела достаточно долго, но и ее терпение не было безграничным. Никакие деньги не стоили полумертвых молодых людей, ведь на ее плечи легли бы не только бесконечные полицейские и медицинские проверки, но и вовсе похороны тех, кто жил и работал под ее начальством уже много лет, и все эти юноши были для нее, если не как дети, но как птенцы, которых она должна была оберегать, как коршун, при этом предлагая достойным клиентам. Но теперь же в ее глазах Венсан не был достойным. Он был негодяем и деспотом, которого стоило выставить прочь.

Злобно выругавшись, Венсан схватил свое пальто и быстрым шагом удалился прочь. Голоса, сначала звучавшие тихо, теперь пришли в неистовство. Когда он вышел на улицу, ему потребовалось некоторое время, чтобы собраться с мыслями. Голоса отвлекали и мешали сосредоточиться. Был ли он неправ? Нет, он не считал, что сделал что-то не так. Тот юноша переступил черту и понес справедливое наказание. Эта женщина, хозяйка борделя, была неправа. Она ничего не поняла. Он ведь не сделал ничего дурного. Он лишь исполнял волю Бога.

Остановившись на углу, он прислонился к стене дома и постарался отдышаться. Дул холодный ветер, и Венсан чувствовал, что начинает дрожать. Перед глазами встала пелена. Голоса все еще кричали. Ему хотелось прогнать их, заставить замолчать, но он не мог. Отчего-то ему вспомнились все те пытки, которые он перенес в последние месяцы. Достав из кармана золотой портсигар, он дрожащими руками достал сигарету и закурил.

Все началось вскоре после свадебного путешествия. Когда Адель сказала, что ждет ребенка, он сначала ей не поверил. Тихий голос тут же принялся вкрадчиво нашептывать ему на ухо, что это дитя не может быть его. Он умолял, проклинал его, но голос не стихал и лишь продолжал говорить то, что он и сам прекрасно понимал. Тогда он впервые ударил жену. Все произошло внезапно. Он просто понял, что должен так поступить. Однако после этого разразился скандал. Вмешался отец. Он не кричал на него, но в его словах было столько желчи, что Венсан от одного воспоминания об этом невольно поежился. В последующие дни они не говорили. Через неделю, когда, казалось бы, конфликт должен был быть улажен, де ла Круа стал видеть в лицах членов семьи искаженные маски демонов. Он не подпускал их к себе, кричал, молился, но жуткие видения не проходили. Несколько дней он отказывался принимать пищу, считая, что родители и жена могли ее отравить, а потом на много недель провалился в забытье. Когда он пришел в себя, то был уже другим. Он стал тихим и замкнутым, и в нем не осталось практически ничего от того Венсана, которым он был. Он запрещал кому-либо прикасаться к нему и часто застывал в неестественных позах на протяжении долгого времени, которые очень пугали его мать. Свет обжигал его глаза, и он просил не зажигать свечей в его присутствии. Его родители, верующие католики, были не на шутку обеспокоены и пытались справиться с ситуацией как могли. Убежденный, что в его сына вселились бесы, Анри де ла Круа обливал его святой водой и приглашал священника, который проводил с ним наедине много часов. Его даже привязывали к стулу, чтобы он не мог навредить себе, ибо в приступах агонии Венсан расцарапывал свое тело до крови. Однажды Анри избил его тростью. В тот день он был совсем плох. Совершенно отказываясь от пищи, он забился в угол комнаты и истерично смеялся. После первого удара смех стал лишь громче, а потом и вовсе сорвался на крик. Отец бил его, казалось ему, с особенным удовольствием. Тогда он молился о том, чтобы скорее потерять сознание. Молился об освобождении.

Образы были необычайно четкими. Венсан сам не заметил, как ногти впились в ладонь. Вздрогнув от боли, он выронил сигарету. Она упала на влажную от недавно прошедшего дождя брусчатку и потухла. Сделав глубокий вдох, он запахнул пальто и тихо произнес:

– Они все не правы. На них всех лежит грех.

Слова были просты и понятны. Вскинув голову, он зашагал вниз по улице. Сегодня его ждало еще много дел.

В доме Себастьяна Эрсана гостям всегда предлагалось самое лучшее вино и изысканные закуски. В этот вечер он ожидал своего самого любопытного собеседника. В семь часов с легким опозданием тот явился. Эрсан встретил его в гостиной, а потом предложил присесть, как это обычно происходило. Слуга наполнил бокалы алкогольным аперитивом, ведь после они обязательно переходили к коньяку или даже портвейну. С невесомой полуулыбкой, что напоминала скорее изгиб губ самого Будды, Себастьян сказал:

– Я слышал об инциденте с мадам Кюро. – Он взял бокал в руки и пригубил. Где-то чуть вдалеке послышались звуки рояля, и сложно было догадаться, что за мелодия звучала. Себастьян едва прищурился, а потом добавил: – Какая жалость, что они не смогли достойно понести наказание. Вы все сделали правильно, едва ли вас можно в чем-либо упрекнуть, как поступила эта женщина.

– Они все должны быть наказаны, – тихо, но упрямо сказал Венсан. Его пальцы непроизвольно сжались в кулак. Он сделал глоток из своего бокала и его холодные голубые глаза воззрились на собеседника.

– И они будут. – Себастьян кивнул. – Все неправедники, что предали наставления Божьи, получат по вере своей, ибо отступились от Слова Господа, ибо душа их возгнушается Его законами. – Эрсан отпил из бокала и улыбнулся. – Мне радостно знать, что мы с вами понимаем друг друга.

– Вы, по-видимому, единственный здравомыслящий человек здесь. – Он допил остатки своего напитка и достал из кармана четки. – Меня избрали, чтобы показать неверным, что есть гнев Господний. Он очень недоволен тем, как ведут себя те, кто имеет наглость называть себя христианами.

– Вне сомнений. – Себастьян встал и прошелся по комнате, оставил бокал на стол и сделал глубокий вдох, а потом сказал Венсану: – Признаться, мой дорогой друг, я вам этого не говорил, но я решил попытаться вернуть уважение и почтение Слова одному человеку, который называется атеистом и презирает церковь. Наставить его на путь истинной добродетели.