Текст книги "Гимн Красоте (СИ)"

Автор книги: Catherine Lumiere

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 35 страниц)

В начале августа, когда вся знать стремилась покинуть Париж, Венсан отправился в шато де ла Круа в долине Луары, где уже неделю находились его родители. Жара, стоявшая с начала июля, порядком его измотала, а последние недели выдались настолько насыщенными, что у него буквально не было ни одной свободной минуты. Он лишь раз смог освободить в своем плотном графике несколько часов, чтобы повидаться с Виктором. Этого было невыносимо мало, и теперь он думал о том, как он сможет провести без него целый месяц. Одна мысль больно ранила его сердце, но де ла Круа понимал, что иного выхода у него просто нет. Прибыв на место и только успев вдохнуть привычные запахи свежести реки и цветения множества цветов, он услышал, что отец желает его видеть в библиотеке. Чувствуя заметную слабость в ногах, он отправился на встречу своей судьбе.

За два года в замке ничего не изменилось. Натертые полы блестели, а столы покрывали белоснежные скатерти. Пройдя через не менее чем пять комнат, он отметил, что в каждой стоят свежие цветы и все вокруг поддерживается в идеальной чистоте. На мгновение Венсан даже замер, пытаясь понять то ли это место, в котором он провел так много времени, будучи ребенком. После скромной студии на Монмартре и небольших, пусть и роскошно обставленных комнат городского дома, все здесь казалось огромным. Перед дверью библиотеки он остановился и, сжав распятие, которое он носил под одеждой, прошептал слова молитвы. Почему-то в этот момент он подумал о Викторе. Постояв еще немного, стараясь собраться с мыслями, он, наконец, толкнул дверь и вошел в ярко освещенную библиотеку.

– Я все решил, – произнес отец, не поднимая взгляд от книги, когда Венсан встал перед ним. – Ты помнишь семью де Бонн? У них есть чудесная дочь Адель. Она на год тебя младше и очень хороша собой. Я хочу, чтобы ты начал за ней ухаживать и в последствии попросил ее руки. Я обо всем договорился.

– Хорошо, отец, – только и выдохнул Венсан, а затем развернулся на каблуках и быстрым шагом зашагал прочь.

Слезы душили его. Хотелось кричать, но он понимал, что не может позволить отцу узнать о том, что действительно творится в его душе. Постепенно успокоившись, он впал в состояние черной меланхолии, которое продлилось многие дни. Он едва ел, почти не спал, проводя ночи в бесконечных блужданиях по замку, и все время думал о Викторе. В какой-то момент боль стала настолько невыносимой, что он решил убить себя. Поднявшись на крышу замка, он долгое время стоял и смотрел вдаль, но так и не решился исполнить задуманное. Ему пришлось повиноваться отцу целиком и полностью.

Вернувшись в Париж, он начал ухаживать за своей невестой. Она была мила собой, хотя и глупа. У нее были красивые рыжие волосы и огромные голубые глаза. Венсан не чувствовал к ней ничего, кроме презрения. Утешение он находил лишь в встречах с Виктором, а его образ согревал его долгими ночами, когда он лежал в своей кровати без сна, думая, как быть дальше.

Сентябрь сменил октябрь, но Венсан как будто этого не замечал. Он продолжал посещать все необходимые мероприятия, но более не находил в них ничего, кроме невозможной скуки. Однажды, это было в конце октября, на одном из вечеров он заметил группу молодых людей. Они веселились и казалось их совершенно не трогало уныние обстановки, царящей вокруг. Как только он подошел к ним, молодой человек по имени Антуан вручил ему бокал с вином Мариани¹. Раньше он лишь смутно слышал о чудесном напитке, насыщающем силами и дарующем бодрость духа, но сделав глоток вскоре почувствовал эффект на себе. К концу вечера он знал имена всех в этой компании.

Девушку в нежно-розовом платье звали Жаклин, высокого юношу со светлыми волосами Оммер, совсем юную девушку, почти девочку, в желтом платье Элоиза, а низкого мужчину, которому на вид было около тридцати, Жуль. Все они принадлежали к сливкам высшего общества Франции и прожигали жизнь. К своему удивлению Венсан отметил, что его печаль как будто бы прошла и, даже более того, он чувствовал себя полным сил и новых идей. Вернувшись под утро домой, он впервые за несколько месяцев достал альбом для рисования и начал лихорадочно работать. Почти все его принадлежности остались в студии и поэтому он мог довольствоваться лишь карандашными набросками. Однако выходило хорошо. К утру взмокший, но не испытывая никакой усталости, он был вынужден остановиться, так как обнаружил, что исписал весь альбом. Окинув комнату беспокойным взглядом, он некоторое время не понимал, где находится. Сознание помутнело и его окутала волна внезапной паники. Сердце билось так часто, что казалось вот-вот выскочит из груди, пот застилал глаза, а руки вдруг стали неповоротливыми и как будто чужими. Затем внезапно все прошло и Венсан почувствовал себя необычайно умиротворенно. Так хорошо ему никогда еще не было. Перед тем как погрузиться в сон, он подумал, что должен раздобыть как можно больше этого чудесного вина.

Два месяца пролетели незаметно. Венсан жил моментами подъема, подаренными ему вином и, казалось, перестал замечать что-либо вокруг. Даже Адель больше не вызывала у него столь резкого чувства отвращения, а лишь жалость к тому, что ему приходится тратить время в компании столь недалекого человека. Он много проводил времени со своими новыми друзьями, часто позволяя себе лишнее как в выпивке, так и в выражениях. Теперь он спал всего несколько часов в сутки, проводя ночи с карандашом в руке. В помутненном состоянии он рисовал бесчисленные портреты Виктора, но решил их никому не показывать, так как боялся, что его могут неправильно понять. Перед каждой встречей с ней он выпивал бокал чудесного напитка, а затем встречал ее, и они шли на бал, где танцевали до самого утра. В такие дни он много шутил и всячески старался блеснуть своими знаниями. Но потом действие напитка заканчивалось, и он становился раздражительным и злым. С ним часто случались приступы паники и в такие моменты он представлял собой жалкое зрелище. Однажды Жозефина, устав ждать, когда он спустится к ужину, пришла проведать сына и нашла его на полу, забившегося в угол. Его лоб блестел от пота. Руками он обхватил свое тело так, что под его пальцами чернели синяки. Он смотрел перед собой и лишь изредка покачивал головой. С губ Венсана постоянно слетало тихое «не надо», но когда Жозефина осмелилась дотронуться до него, его взгляд изменился и выдавив из себя вымученную улыбку, он хрипло произнес:

– Чудесная погода сегодня, не правда ли?

Она помогла ему дойти до кровати, и, как только голова его коснулась подушки, он сразу же уснул. Покидая комнату сына, вид у Жозефины де ла Круа был крайне встревоженный. По щекам невольно заструились слезы, но она постаралась взять себя в руки. Ей приходилось видеть такое прежде. Много лет назад, когда она была маленькой девочкой, страшный недуг сразил брата ее отца. В плохие дни выглядел он точь-в-точь, как ее собственный сын несколько минут назад. Затем она сделала глубокий вдох и покачала головой, как будто прогоняя плохие мысли. Возможно, ей просто показалось. Да, вероятно, так и было. Беспокойство было излишне.

Виктор явился в Гарнье в конце ноября, когда про него уже начинали забывать, да или вовсе никто попросту не вспомнил. Люмьер попросил аудиенции у директора и сообщил, что больше не будет частью труппы, но предложил себя в качестве композитора и танцовщика на маскарад. Это был сложный разговор. Директор Карпеза всячески пытался от него избавиться, но Люмьер заручился поддержкой Себастьяна – не использовать столь удобную и сильную власть в качестве имени Эрсана было бы просто кощунством. Конечно, сперва он обсудил все детали с самим Себастьяном, который после того, как они стали регулярно заниматься полноценным сексом, стал еще более сговорчивым и благосклонным. Виктор смог договориться, что практически всю музыку он напишет сам – увертюру, которая будет открывать праздник, музыку для выступления кордебалета на ступенях холла Гарнье, ариозо для новой приглашенной итальянской дивы с поддержкой хора и несколько вальсов в качестве прощального подарка совершенно бесплатно. Ему не нужны были за это деньги – лишь полноценное пользование услугами оркестра и поставленные в известность как балетмейстер, так и хореограф. В качестве последнего условия он упредил, что среди гостей будет его мать и жена почившего известного скрипача – Элизабет Люмьер, и она получит приглашение ровно так же, как и остальные высокородные приглашенные. Разговаривали они с директором так долго, что Виктор вернулся только к ужину в особняк, но с победной улыбкой известил Эрсана, что ему все удалось.

Около недели после основной работы и до момента, пока Виктор отправлялся в постель, он писал музыку. Писал ее долго, мучительно, писал так много. И на закате шестого дня он закончил партитуру для маскарада, которую в срочном порядке на следующий день должны были передать директору на утверждение. Его Виктор получил в обед первого вторника декабря.

Он появлялся лишь в некоторые дни, прослушивая исполнение оркестра, редкие часы посвящал репетиции выступления кордебалета. Он был среди них, но, поскольку хореография придумывалась им и месье Жераром, которого это не просто не устраивало, а страшно раздражало, то он знал наизусть все движения уже к концу второй недели, и это помогало избежать отдельных репетиционных дней и часов, которые отвлекали его от основной работы. Люмьер вмешался даже в художественное и костюмное оформление бала, но в общем-то все предложения, которые имелись у мастеров, его более чем устраивали.

Имя Себастьяна открывало дороги всюду, давало такие возможности, о которых он раньше и не знал. Теперь он появлялся в обществе хорошо одетым, выглядящим достойно личного помощника столь влиятельного человека, чьего имени никому не называл.

К тому моменту они не виделись с Венсаном с сентября. Целых три месяца, за которые Виктор уже не раз думал о том, что, казалось, все закончилось. Ему было жаль, и ему было больно, но глупая надежда еще теплилась, что этот юноша, его светлый и замечательный Венсан его все еще любит. Но Виктор начал старательно избегать заглядывания в собственное сердце, чтобы лишний раз не испытывать горечь.

Он разговаривал с Шарлоттой и объяснил ей, что больше не будет частью Гарнье, но не перестанет быть частью ее жизни, если та захочет. Виктор избегал деталей, скрывая, где он теперь, с кем и как, не желая, чтобы это кто-либо знал. Это компрометировало Себастьяна, и ни к чему было это распространять. Мадемуазель Лефевр долго плакала, обнимая его, расстроенная тем, что жизнь так стремительно и в корне изменилась. Виктор утешал ее тем, что всё и всегда меняется, и нужно лишь стоически принимать это как данность.

Дни сменялись, в Париже холодало. Ушли теплые ветры, опадали последние листья. Первый снег выпал резко и неожиданно, растаяв скоро, словно того и не было. Где-то в Руане Элизабет Люмьер получила баснословную сумму денег на новый наряд, свое первое приглашение на бал маскарад в одном из красивейших театров мира, а Виктор просыпался в постели с Себастьяном, понимая, что это – его новая жизнь. И ничего уже не вернуть.

Перед самым новым годом Венсан объявил о своем желании посетить маскарад. Ужасные видения приходили к нему еще дважды, и каждый раз они были страшнее, чем раньше. В первый раз он решил, что к нему явился ангел. Его лик был чист и прекрасен. Он стоял у окна и лунный свет серебрил его светлые кудри. Однако в следующий момент лицо ангела изменилось, превратившись в ужасную маску. Искаженные черты теперь делали его похожим на верного слугу дьявола. Существо сделало несколько шагов вперед. Венсан невольно отпрянул в сторону и закрыл лицо руками. Затем он услышал голос. Казалось, кто-то шептал ему на ухо, однако обернувшись он не увидел никого. Голос приказывал ему смотреть, и он смотрел, не в силах сопротивляться. Постепенно ноги его ослабли и подкосились, и он опустился на пол. Именно тогда его и нашла мать. Страшное видение продолжалось еще несколько мгновений, а потом исчезло как будто его никогда и не было. Сбитый с толку и испуганный, он решил не говорить никому о случившемся. Жозефина лишь раз предпринимала попытку поговорить, но он настоял на том, что с ним все в порядке.

Второй случай произошел неделю спустя. Он брел вдоль набережной Сены. Шел легкий снег и улицы были пустынны. Поежившись от внезапного порыва ветра, Венсан ускорил шаг, как вдруг перед ним возник человек. Черное пальто скрывало его фигуру, а на глаза он надвинул цилиндр. Было в его облике что-то тревожное, хотя он и не мог объяснить, что именно. В тот момент, когда он проходил мимо незнакомца, тот вскинул руки и схватил его за плечо. Его ладони были в крови. Отшатнувшись, де ла Круа уставился на человека и их взгляды встретились. Глаза незнакомца горели ярче звезд. Он начал смеяться низким скрипучим голосом, выставив руки вперед. Сам того не понимая, Венсан бросился бежать со всех ног, но смех преследовал его куда бы он ни сворачивал. А потом все прекратилось. В один момент вокруг повисла звенящая тишина, но и в ней он чувствовал что-то зловещее. В ту ночь он боялся идти спать, постоянно возвращаясь в памяти к этому моменту. Теперь он был уверен в том, что чем-то прогневал Бога.

Третье видение пришло к нему на следующий день. Лишь под утро ему удалось забыться беспокойным сном. Когда он проснулся солнце уже давно было в зените и, решив не терять времени зря, Венсан быстро оделся и отправился в Нотр-Дам-де-Лорет. Ее величественное убранство напоминало ему о базиликах в Риме, где он впервые почувствовал присутствие Бога много лет назад. Пройдя по центральному нефу, он взошел по мраморным ступенькам к алтарю и встал на колени. Обратив взор к золотому кресту, он начал молиться. Спустя несколько часов тело начало болеть. Затекшие мышцы давали о себе знать. Левую ногу свело судорогой, но Венсан не изменил своего положения. Он продолжал повторять слова молитвы вновь и вновь, даже когда его губы пересохли, а в горле начало саднить. И вдруг что-то изменилось. Алая капля упала на мраморный пол. Он почувствовал характерный металлический запах и подняв глаза на крест, с ужасом увидел, что тот весь перепачкан кровью. Это была кровь. В этом у него не было никаких сомнений. Он пытался продолжать молитву, но слова стали ему чужими. Голова закружилась. Обернувшись, он увидел нескольких прихожан, но они, казалось, ничего не замечали. С трудом поднявшись на ноги, он несколько мгновений заворожено смотрел на величественную реликвию, а затем бросился бежать со всех ног.

После этого случая, он несколько дней не покидал своей комнаты. В своих мыслях он вновь и вновь возвращался к увиденному, пытаясь найти этому разумное объяснение, но как он ни старался, ничего не приходило в голову. Потом появились сомнения. Видел ли он все на самом деле? Он не знал. Постепенно ему почти удалось убедить себя, что все случившееся с ним было лишь кошмарным сном, однако какая-то его часть понимала, что все происходило с ним наяву. Венсан осмелился впервые выйти на улицу почти через неделю. Теперь, хотя он и не совсем понимал почему, окружающий мир вызывал у него страх. Все звуки казались ему слишком громкими, а свет слишком ярким. С трудом заставляя себя идти вперед, он шел, пока в глазах не начало темнеть. И тогда подняв глаза, он увидел перед собой величавое здание Оперы. Повинуясь внезапному порыву, он решил подойти поближе, как вдруг на глаза ему попалась яркая афиша. В ней говорилось о маскараде, который будет проводиться пятого января впервые в новом дворце Гарнье. Он вспомнил как в начале месяца, отец что-то говорил о приглашениях, но тогда его мысли были заняты совсем другим. Переведя взгляд чуть ниже, он увидел знакомые имена. Сам того не понимая, де ла Круа начал искать среди них Виктора и вскоре обнаружил его, но тот был заявлен не как танцовщик, а как композитор. Улыбнувшись, он мысленно поздравил Люмьера. Он не видел его с сентября и совершенно не знал, что стоит ждать от новой встречи. Быть может, тот забыл его и начал новую жизнь? Или, быть может, он не желает его видеть? Однако в этот момент Венсан уже твердо знал, что обязан пойти на маскарад. Он должен увидеть Виктора еще раз, пусть даже этот раз может стать последним.

Ко дню годовщины со дня открытия Дворец Гарнье сиял и поражал своим убранством. Внутри все было готово в семь вечера принять высокородных, именитых гостей. Не только новогодние украшения, но и цветочные композиции, столы, уставленные самыми различными блюдами и напитками, подготовленные декорации – все было роскошным и поражающим воображение. С четырех часов оркестр прогонял музыкальное сопровождение, где Виктор солировал на скрипке своего отца, репетировали номера – открытие и первый вальс, который должны были танцевать именно танцовщики, чтобы подвести публику к тому, чтобы гости к ним присоединились.

Весь театр был в бело-золотых цветах, а в костюмах сочетались фиолетовый, алый и индиго. Серебряные нити, драгоценные и полудрагоценные камни, стразы и жемчуг – костюмы были роскошными. Конечно, не у всех, а у ведущих исполнителей вечера. Маски были изготовлены на заказ лучшими французскими мастерами.

К шести часам начали приезжать первые экипажи, гости занимали свои места с наполненными бокалами шампанского. Артистов особенно не было видно, все готовились, но, поскольку гости предпочитали прибывать заранее, пришлось особенно изощряться, чтобы не попадаться им на глаза. Люмьер же не находился «за кулисами». Он разговаривал с оркестром, давая последние комментарии, советовался с дирижером. Это был его последний день в стенах родного театра. Ему было все же больно прощаться.

Его скрипка звучала где-то в отдалении, пока музыкальные инструменты окончательно подготавливались. Он должен был принять участие в общем открытии, а потом переместиться на самый верх лестничного пролета, чтобы вступить сольной партией и пропустить первый вальс, который хотел станцевать. Из пяти им написанных танцев он собирался принять участие хотя бы в нескольких.

Герцог де ла Круа в сопровождении жены и сына прибыл ровно к семи. Он любил появляться точно в оговоренное время. Он был облачен в богато расшитый военный мундир. Держался он очень прямо и чуть хмурился, что производило устрашающий вид. Жозефина была облачена в пышное бальное кремовое платье. Ее длинные волосы были уложены в элегантную прическу, которая венчалась миниатюрной короной. Венсан шел чуть в отдалении. Его колет из темно-зеленого бархата, так выгодно оттеняющий медь волос, был украшен небольшими жемчужинами. Голову покрывал берет в тон с длинным пером, а в руке – золотая маска. Он был похож на сказочного принца из фантастического балета, однако лицо его было бледно как мел, а в глазах застыла тревога. Он озирался по сторонам, пытаясь найти среди гостей Виктора, но вместо этого его вновь и вновь встречали недовольные осуждающие взгляды. Потупившись, он замер, боясь шелохнуться, и начал мысленно повторять слова молитвы.

За несколько минут до начала, когда все гости собрались и массивные входные двери в Опера Гарнье были заперты, скрывая всех в этом таинстве праздника, погас свет. Весь холл оперного театра погрузился в темноту.

И ровно в семь вечера вспыхнул свет вновь, раздались первые аккорды музыкального вступления. Вся труппа театра предстала перед зрителями в небывалой красоты костюмах и масках с золотыми веерами.

Стройных хор голосов и синхронные движения завораживали. А Виктор был непередаваемо счастлив выступать под собственную музыку.

На верхних ступенях появились танцовщики. Они двигались плавно и торжественно, вырисовывая руками причудливые фигуры. В их танце читалось что-то восточное, хотя рисунок был составлен настолько ловко, что сложно было сказать наверняка. Зрители, словно очарованные, следили за танцующими фигурами. Когда танцовщики выполняли особенно сложные, тут и там были слышны тихие вздохи. Когда увертюра доиграла, танцовщики выстроились полукругом у подножья лестницы, готовые начать кружиться в первом вальсе.

Никто не заметил, как сзади появилась высокая фигура облаченная в алые и золотые парчовые одежды. Лицо гостя было скрыто черной маской. Словно сошедший с экзотических полотен, падишах выглядел торжественно и величественно. Его манера держать себя будто говорила о том, что все в этом зале принадлежит ему и только ему. Этим гостем был Себастьян Эрсан.

Виктор занял свое место на самом верху, на первой ступеньке, держа в руках скрипку. Он был облачен в роскошный костюм по фигуре: брюки, похожий на адмиральский мундир глубокого, насыщенного синего цвета с золотыми украшениями. Белая рубашка была не менее баснословно дорогой, застегнутая на все пуговицы до горла. Лицо Виктора скрывала белая полумаска, что было видно лишь полупрозрачные глаза, в лучших традициях сказок про Призрака Оперы.

Он вскинул скрипку. Оркестр приготовился. Танцовщики сделали первое движение и в этот же момент раздались первые звуки вальса.

Люмьер был в своей стихии, играя на музыкальном инструменте. Его музыка струилась под своды Гарнье, и он не смотрел на гостей, а лишь играл, отдаваясь ей целиком, словно физически ощущая, как ты парит и вздымается, рвется все выше, к лире Аполлона.

Как только появился Виктор, Венсан замер, чувствуя как сильно бьется сердце в его груди. Музыка казалась ему смутно знакомой и чарующей. Чем-то она напоминала ту самую мелодию, которую Люмьер когда-то написал для него. Каждая новая фраза вызывала в памяти образы минувшей весны. Он вспомнил как писал его портрет, который теперь занимал особенное место в его покоях. Перед глазами пролетели все те мимолетные встречи в театре и долгие прогулки по ночным улицам Парижа. Венсан вспомнил их первый поцелуй, какой это был волнующий, но страшный момент. По щекам покатились слезы и ему пришлось закусить губу, чтобы только не издать звука. Больше всего на свете ему захотелось вновь оказаться в объятиях Виктора, ощутить тепло его кожи и легкий аромат парфюма.

Виктор доиграл. Он замер на несколько мгновений и потом раздались аплодисменты зрителей, которые оценили по достоинству и исполнение, и танец, представленный труппой. Люмьер коротко поклонился, отдал скрипку подскочившему к нему помощнику, поблагодарил того и спустился по ступеням. А потом объявили первый танец для гостей. И он пригласил танцевать женщину в великолепном таком же темно-синем платье, которое напоминало русское платье императрицы, с золотой вышивкой. Он галантно предложил ей ладонь и проследовал в круг собиравшихся на танец.

Вновь зазвучала музыка. Венсан почувствовал, что его плеча кто-то касается, и, обернувшись, увидел отца. Он понял все без слов. Изобразив вымученную улыбку, он кивнул и послушно отправился на поиски своей невесты. Адель стояла в стороне с недовольным видом. На ней было зеленое сатиновое платье, украшенное букетиками цветов, которое ей очень шло. Она с сомнением посмотрела на Венсана, возможно, жалея о том, что вынуждена проводить время с ним, но все же приняла его руку. Несмотря на взаимную неприязнь, они казались красивой парой, и вскоре окружающие уже тихо перешептывались о том, как блестяще сегодня выглядит юный маркиз де ла Круа и его прелестная невеста. Венсан же чувствовал, как мысли путаются и его бросает то в жар, то в холод. Вальсируя, Венсан оказался совсем рядом от Виктора. Споткнувшись от волнения, он подался назад и чуть задел Люмьера рукой. Все длилось считанные мгновения, но ему показалось, что этот момент длился Вечность. Виктор обернулся и удивленно посмотрел на него. Вдруг выражение глаз изменилось и Венсан отчетливо услышал голос, который он так хорошо знал и любил. И голос сказал: «ты меня не достоин».

Виктор вальсировал со своей матерью, что впервые оказалась на столь невероятном празднике. Танец длился всего пять минут – он решил не слишком сильно усердствовать для первого танца, чтобы гости смогли разгореться, прочувствовать музыку и ощутили желание танцевать. Гости завершили танец, поблагодарили друг друга, и некоторые пары сменились.

Люмьер, чтобы не терять зря время, ведь ему так или иначе все равно пришлось бы еще отлучиться по делам, обернулся, чтобы пригласить Венсана, которого он точно узнал. Виктор, облаченный в дорогой наряд и маску, был еще смелее, чем обычно. И в этот момент он захотел попытать счастье, предложив ладонь тому, кого не видел так давно.

Венсан замер в нерешительности. Разве не только что Виктор разорвал ту тонкую нить, которая их связывала? Вглядываясь в лицо Люмьера, закрытое маской, он пытался понять, что у него на уме, но затем все-таки принял руку.

Виктор положил ему ладонь на талию, а второй мягко обхватил чужую. Он вскинул голову и посмотрел на оркестр, где дирижер несколько замешкался, но потом музыка, куда более быстрая, чем прежде, раздалась вновь. Люмьер смотрел в глаза Венсана и молчал, но кружил его в танце со всей грацией танцора и со всей страстью молодого любовника.

Венсан чувствовал как дурнота подступает в горлу. Он вновь танцевал с Виктором как в тот раз, когда тот получил травму. Он ощущал жар, исходящий от него, но услышанное во время прошлого танца не оставляло его в покое. В горле встал ком. Пальцы, плотно сжимающие руку Виктора, побелели и начали неметь. На секунду закрыв глаза, Венсан тщетно пытался собраться, но знакомый голос зазвучал вновь.

«Ты меня не достоин».

Распахнув глаза он увидел улыбку на лице Виктора. Она показалась ему пугающей и надменной. Не в силах сопротивляться дурноте, Венсан еще сильнее сжал руку Люмьера, молясь о том, чтобы не потерять сознание.

Виктор с беспокойством смотрел на Венсана, чувствуя, как тот слабеет у него в руках, а потому обхватил его сильнее за талию и ловко увел его из внутреннего круга танца во внешний, а потом и вовсе к левому крылу лестницы, где людей было не так много, а то и вовсе только столы с напитками и закусками да вазы с цветами.

Ни Себастьяна, ни родителей Венсана не было видно в гуще толпы, что ожидала будущего танца или же вовсе всего лишь наблюдала за танцующими. Кто-то уже не преминул возможностью распробовать шампанское.

Люмьер остановился, но не перестал придерживать Венсана, в нише под арочным сводом лестничного пролета, где не было людей. Он вытащил из-за пояса спрятанный под мундиром пресловутый золотой веер и стал обмахивать им Венсана.

– Танец скоро закончится, еще несколько минут.

Венсан вздрогнул. Голос, который он слышал сейчас, был, определенно, голосом Виктора, но звучал он совсем не так, как тот, что он слышал несколько минут назад. Машинально подняв руку, он провел ладонью по волосам, убирая их со лба, как делал всегда в трудные моменты.

– Что происходит, Виктор?

– Ты о чем именно? – Люмьер то и дело посматривал в сторону танцующих, чтобы незаметно ввести их обратно в круг, чтобы никто ничего не заметил.

– Я знаю, что не достоин тебя, – выдохнул Венсан, чувствуя как слезы наворачиваются на глаза.

– С чего ты решил? – Виктор непонимающе на него посмотрел во все глаза. – Откуда ты вообще это взял?

– Ты ведь только что сам это сказал. Дважды.

– Я вообще-то молчал весь танец. – Люмьер с сомнением оглядел Венсана. – У тебя нет жара? Выглядишь болезненно.

– Но, – начал он, прерывисто глотая воздух, – я сам слышал. Как это может быть?

– Может быть, наш Призрак шалит? – Виктор пожал плечами. – Или тебе от духоты в гуще толпы какая-то ерунда мерещится. – Он обернулся, чтобы взять со стола чистый бокал и наполнить его ледяным лимонадом, и протянул тот Венсану.

Он послушно принял питье и сделал большой глоток.

– Виктор, со мной что-то не так, – произнес он с болью в голосе.

– Сейчас или вообще? – Виктор все еще обмахивал их обоих своим веером.

– Последние месяцы, – дурнота начинала отступать. Сделав еще один глоток, он поспешно добавил: – Я так рад тебя видеть.

– Я тоже по тебе скучал, если хочешь знать. – Люмьер вслушивался в музыку. Оставалось буквально две минуты танца. – Очень скучал, Венсан. – Виктор вздохнул. – Через сорок минут я должен освободиться после всех танцев, в которых планировал принять участие, а потом мы можем поговорить в тишине. Сегодня мой последний день здесь, я бы хотел провести его как можно более полно.

Венсан вскинул брови в вопросительном жесте.

– Ты больше не часть театра?

Виктор покачал головой.

– Больше нет. Сегодня я приглашенный композитор и танцор на безвозмездной основе. Это – мое прощание.

– Ты должен мне обязательно все рассказать, – Венсан взял его руку в свою.

– Через тридцать семь минут я отведу тебя на крышу театра в последний раз. Там мы с тобой обо всем поговорим вдали от чужих глаз.

Виктор мягко взял его ладонь, обхватив пальцами, но потом приблизил его к себе и поцеловал, прежде чем увести обратно во внешний круг завершающих танец гостей. Венсан почувствовал как сердце забилось еще быстрее. В этот момент все как будто бы перестало существовать. Они были на глазах у всего высшего общества Парижа, но это уже не имело значения. Виктор остановился, когда закончилась музыка, в последний раз прижав его к себе так непростительно близко. А потом отпустил, поклонился и нежно коснулся его щеки губами, замечая, как в его сторону смотрит, как он понял, отец Венсана. Люмьер внимательно посмотрел тому в глаза и тихо сказал:

– А теперь я немного тебя развлеку. Думаю, это будет интересно.

Он весь приосанился, поправил прическу и воротник рубашки, уже расстегнутый на пару пуговиц, чтобы подойти к незнакомому ему мужчине и пригласить его на следующий танец.

Казалось Люмьер, будучи профессиональным танцором, вовсе не знал усталости. А будучи артистом, имел наглость, равную второму счастью.

Анри де ла Круа с недоверием посмотрел на предложенную ему руку. Сначала он хотел разразиться гневной тирадой. Он видел как этот самодовольный тип танцевал с его сыном, что было на его взгляд верхом безнравственности. Однако потом рассудив, что врагов и мелких вредителей, коим несомненно являлся этот молодой человек, стоит держать близко, все же принял руку. Виктор позволил себя вести. В любом случае, казалось, что выбора у него в общем-то и не было. Музыка сменилась на чуть более медленную, нежели предыдущая. Она исполнялась только на скрипках, отчего звучала очень непривычно и воздушно.

– Откуда вы знаете моего сына, позвольте узнать? – ледяным тоном произнес герцог.

– Он работал в театре художником по декорациям. Тогда и познакомились. – Виктор ответил спокойно и с легкой улыбкой.