Текст книги "Гимн Красоте (СИ)"

Автор книги: Catherine Lumiere

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 35 страниц)

– Это песня на персидском языке. Не просто мелодия. Петь ведь было нельзя. – Виктор вздохнул и наконец-то расслабился, опустив плечи.

– Ты мог бы спеть ее для меня сейчас?

Виктор покачал головой.

– Мне не хватит голоса. Быть может, я смогу порадовать тебя как-то иначе?

Себастьян хитро прищурился и приобнял его за талию.

– Смотря, что ты сможешь мне предложить.

– А мне есть, что предложить, кроме себя? – Виктор усмехнулся, смотря в глаза Себастьяна.

– Готов поспорить, что ты совсем не так прост, как хочешь казаться.

– И что же во мне сложного? Обычный танцор из оперного театра, Виктор Ив Люмьер. Немного скрипач. Как отец.

Эрсан подвел его к дивану в стиле Людовика XV.

– Не нужно скромности, Виктор. Я вижу, что тебе есть, что сказать.

– Ответь мне, Себастьян. – Взгляд Люмьера был настолько серьезным, словно этот вопрос решал судьбу всего мира. – Что есть Бог?

Откинувшись на спинку, Эрсан закинул ногу на ногу и с любопытством посмотрел на своего собеседника.

– Никогда не думал о тебе как о верующем человеке. – Прикрыв глаза, он ненадолго погрузился в свои мысли. – Бог есть абсолют. Он ведет за собой слепых и помогает им прозреть. Думаю, Бог строг и умеет хорошенько проучить тех, кто в нем сомневается.

– Я похож на верующего человека?

– Нисколько! – засмеялся Эрсан. – В этом твоя сила.

– Тогда как он проучит меня за мои сомнения? Именно сейчас из-за этого самого Бога, которого в моей жизни нет, как абсолюта, как Творца, я отвергнут за свои желания.

– Этот человек – глупец. Я бы никогда не отвергнул тебя, Виктор.

Виктор нахмурился и покачал головой.

– Он не глупец. Просто у каждого своя правда. И каждый живет по своему усмотрению. – Люмьер запрокинул голову, смотря в потолок, а потом перевел взгляд на Себастьяна. – Возьми меня. Давай оба сгорим в Аду.

– А не боишься, что пламя может тебя обжечь? – Себастьян поднялся на ноги и подошел вплотную к Виктору.

– Я готов кричать от боли, как ведьма на аутодафе. – Виктор даже не шелохнулся. – Но, должен сказать, что я никогда не был с мужчиной в подобной роли.

– Я опытный любовник, – прошептал Эрсан ему на ухо. – В этом аду я правлю балом.

– Ты похож на Аида. Только вряд ли я похож на Персефону. – Виктор тихо усмехнулся, подавшись к нему ближе.

– Ты никогда не узнаешь, если не осмелишься попробовать.

– Я бы не хотел заходить сегодня слишком далеко. Мне интересно узнать иное. Насколько ты хорош, чтобы довести меня до исступления одними лишь ласками. – Виктор вскинул голову, широко улыбаясь, расстегивая рубашку. – На все остальное у нас еще будет время. Все и сразу, и поминай Шекспира: избыток вкуса убивает вкус. Ты долго меня хотел. Я долго тебе не давался. Разве не так?

Эрсан смерил его долгим взглядом, а затем взял за руку.

– Тогда позволь провести тебя сквозь врата моего царства.

– Позволяю.

Виктор последовал за ним, и вправду чувствуя себя, словно похищенная дочь Деметры и Зевса. Но потом к нему пришло другое ощущение. Дионис.

Аид и Дионис, словно бы единое существо, как у Гераклита. Они были так похожи, словно две части целого. Разные, но идеально подходящие. Так Виктор чувствовал. И понимал, что если грешить, то с удовольствием и без излишних сомнений.

========== Глава X ==========

Прошло две недели с того момента, как Венсан в последний раз видел Виктора. Все это время он не переставал думать о том, что поступил не совсем правильно. Он знал, что должен был поговорить с Виктором еще в тот же день, как принял условия отца, но его останавливало то, что Виктор мог неправильно истолковать его намерения. И вот теперь его положение было хуже некуда. Промедлив столько времени, он уже был совсем не уверен в том, захочет ли Виктор с ним общаться вовсе, и робел перед мыслью об этом.

На исходе второй недели он принял решение. Стоял чудесный воскресный день и солнце ярко освещало улицы Парижа. Днем его ожидали на обеде у мадам Амели, славившейся на весь Париж своими знакомствами с людьми искусства. Отец настоял на том, что если Венсан хочет продолжать заниматься искусством, то должен общаться с правильными людьми. Прием представлялся ему настоящим испытанием, но он знал, что во что бы то ни стало не должен перечить отцу. Вечер же был полностью свободен.

В Опере давали «Коппелию». Именно на этом балете он впервые увидел Виктора и решил написать его портрет. Увидев его на сцене, Венсан почувствовал, как его сердце бьется чаще. Прошло так немного с момента их первой встречи, но Венсану казалось, что прошло не менее года. После представления он послал Виктору алую розу с запиской с просьбой о встрече на следующий день. Он бы мог проникнуть за кулисы и попробовать поговорить с Виктором с глазу на глаз, но не был уверен в том, что Люмьер захочет его видеть, а поэтому решил испытать судьбу и дождаться его завтра в кафе у парка Бют-Шомон.

Рабочая пятница для Виктора была приятной, наполненной отличным настроением после прошедшего вечера – а точнее, ночи – и удовольствия от любимого дела. Его заняла работа, в голове прояснилось и, наконец, неприятные мысли отступили и подарили ему покой. Прошедший балет был обычным и ничем не примечательным, да и выходил он разве что в паре сцен. Скоро театр должен был закрыться на лето, и это немного удручало, поскольку у него была острая необходимость в постоянном заработке, но мысли, как это решить, уже начали появляться.

Виктор получил записку от Венсана, будучи в сознании легком и воодушевленном, а потому несколько удивился, что художник все-таки соизволил прервать молчание и тем более – пригласил его. Впрочем, Люмьер и не подумал отказать.

В назначенное время Виктор появился в привычном виде, но выглядел чуть более лощено из-за новой дорогой рубашки, подаренной ему после прошлого балета взамен отжившей свой век за один вечер в доме Себастьяна.

Они встретились на нейтральной территории, а именно в крошечном и совершенно неизвестном кафе неподалеку от парка Бют-Шомон. Они встретились впервые за столь долгое время и пришла пора разговора. Нелегкого разговора, стоит отметить. Говорили долго и основательно, но не без легкой удрученности.

Виктор покачал головой, пропустив ладонь сквозь кудри и тяжело вздохнул. На некоторое время он замолчал, смотря на собственное запястье, где красовался тончайший браслет из серебра, подаренный после музыкального вечера.

– Ты ведь понимаешь, что делаешь все, чтобы меня окончательно оттолкнуть? Я готов терпеть многое, но только не недоверие и пренебрежение.

– Я боюсь, что узнав правду ты отвернешься от меня.

– Я отвернусь от тебя раньше, если ты продолжишь вести себя подобным образом. Я просил тебя со мной разговаривать. Помнишь? Я просил, видимо, слишком многого.

– Я разговаривал с отцом.

– И что? Я не стану выуживать из тебя каждое слово.

– Он вынудил меня вернуться домой и отказаться от работы.

– У нас есть факт. Ты больше не живешь там, где жил, и не работаешь там, где работал. Дальше что? Ты не удосужился поставить меня в известность. Просто сказать, что так и так, и ты должен вернуться домой и оставить Гарнье. Почему я узнаю о твоем уходе не от тебя, а из театральных слухов?

– Я испугался и подумал, что ты больше не захочешь смотреть мне в глаза.

– Только ты не подумал обо мне.

– Я дурак, Виктор.

– Определись уже, чего ты хочешь и как. Я устал решать все и за всех уже столько лет. Помни, что пока ты сомневаешься, другие штурмуют и завоевывают. – Люмьер произнес это пространно, глядя в глаза Венсана.

– Тебя кто-то успел завоевать? – Венсан напрягся.

– Это было всего лишь выражение.

Виктор взял бокал с водой и сделал глоток. Стоял непривычно жаркий для начала мая день.

– А что, беспокоишься?

– Да.

Виктор на это ничего не ответил. Они сидели в тени разросшегося кустарника.

– У меня есть свободные полтора часа. Если ты для себя хоть что-то решил, поделись со мной.

– Я не хочу тебя терять, – твердо и громко произнес Венсан.

– Ты прекрасно знаешь, что это взаимно. Что делать будем? – Виктор вздернул бровь. – Ты не говоришь, насколько у тебя влиятельная семья, но думаю то, что мы встречаемся настолько тайком, видимо, необходимость.

– К сожалению, да. Отец дал понять, что у меня не может быть друзей в театре, хотя я с ним совершенно не согласен. Я оставил за собой студию, но теперь мне придется бывать там реже.

– Сословные условности. Мы для вас ниже любого прохиндея, потому что выступаем на сцене. – Люмьер усмехнулся. – Я уж знаю. Как мы вообще будем видеться, ваше благородие, если все столь преступно и недостойно?

– Я готов умереть, но видеться с тобой.

– Обойдемся без излишней драмы, Венсан. Меня больше интересует, какой у нас будет план действий.

– Мы могли бы видеться там или как сейчас.

– Могли бы. За мной выходной в понедельник, но теперь каждый последний четверг я участвую в музыкальных вечерах. Решил выступать хотя бы подобным образом. Рабочее расписание скоро изменится, театр закроется на лето, поэтому я освобожусь надолго. Мы можем условиться, что ты будешь писать мне два дня заранее до встречи. Место и время.

– Звучит разумно.

Виктор кивнул и подозвал официанта, чтобы дозаказать апельсиновый сок и лимонад – погода располагала.

– Надеюсь, это был последний раз.

Венсан и представить не мог, как был близок к тому, чтобы потерять Люмьера из-за своего молчания.

– Я никогда не видел на тебе этот браслет, – с сомнением произнес Венсан.

– Подарили после музыкального вечера за «виртуозное исполнение». – Виктор посмотрел на Венсана. Было очевидно, как он несколько напрягся.

– Дорогой подарок. Этот человек, должно быть, очень щедр.

– Достаточно, вероятно, – Люмьер отвел взгляд. – Если ты думаешь, что я получил этот браслет, за что-то кроме своей игры, то ты ошибаешься.

Венсан покраснел и с легким негодованием посмотрел на Виктора.

– Я бы никогда так не подумал, Виктор. Понимаю, я поступил плохо, исчезнув из твоей жизни на эти две недели и на это были свои причины, но у меня и в мыслях не было ничего подобного.

Венсан наклонился к нему через стол и понизив голос, произнес:

– Я люблю тебя, и если я хоть в чём-то уверен в этой жизни, так в этом.

Люмьер накрыл руку Венсана своей, сжав пальцы на его ладони.

– Я тоже люблю тебя, Венсан, – Виктор тяжело вздохнул.

Венсан вздрогнул и посмотрел на него.

– Я больше никуда не исчезну.

– Обещаешь? – Виктор крепче сжал его ладонь.

– Обещаю, – твердо повторил художник.

Виктор потянулся через стол, чтобы коротко, но нежно его поцеловать.

Майские недели не шли, а летели, и вскоре Опера должна была закрыться до октября, и открыться с обновленным репертуаром и, вероятно, с новыми лицами в составе труппы театра. Руководство было решительно настроено на то, чтобы пригласить новых оперных исполнителей и музыкантов, а также обновить состав танцоров. Виктор начинал нервничать, поскольку возраст уже действительно начинал брать свое, и инцидент с его травмой не остался незамеченным всеми. На его место мог прийти умелый и молодой танцор, у которого не было такого опыта за плечами, но были талант и энтузиазм. Люмьер чувствовал тревогу, и это не укрывалось ни от Шарлотты, ни от мадам Лефевр, и если первая пыталась его приободрить, то последняя только пожимала плечами и не могла ничего ответить. Месье Жерар и вовсе после премьеры «Бабочки» был настроен к нему не особенно доброжелательно.

До июня оставалось подать рукой. Он думал и гадал, как лучше поступить и куда пойти работать хотя бы на это лето, и задержаться, если решат, что его пребывание в театре больше не нужно. Быть музыкантом на чужих приемах, конечно, неплохо, но они получают и так сущие гроши, а на его попечении была мать, которую он не мог оставить без денег. Конечно, она и сама где-то старалась заработать, но сыновья обязанность Люмьера не отпускала, и он должен был решить этот вопрос как можно скорее.

Попросить денег было слишком низко и недостойно. В любом случае, их придется отдавать, а влезать в долги ему решительно не хотелось, хотя он мог вполне договориться с тем же Венсаном, возможно, но решил не взваливать на него свои проблемы – тот не должен был решать его вопросы и волноваться лишний раз. Все-таки Виктор был взрослым человеком и жаловаться ему не пристало. Все мысли так или иначе возвращались к Себастьяну.

Виктор сидел на набережной и смотрел на мирную Сену, на прогуливающихся вокруг людей, на мост Согласия и на небо, где проплывали редкие пушистые облака. Вариантов практически не было. Поскольку не было даже особо много знакомых людей, а кто были – к тем и обращаться было бесполезно. Люмьер посмотрел на свои руки, тронул пальцами тонкую нить браслета из белого золота и решил попросить помощи. Впервые за столько времени он переступал через себя и свою гордость, и веру в то, что обязан решать все свои проблемы сам.

Адрес Эрсана он запомнил наизусть, а потому, поймав экипаж у Бурбонского дворца, отправился в гости, надеясь, что застанет хозяина дома в столь ранний час, ведь было всего девять утра.

После небольшого ожидания, дверь открыл привратник. Он окинул Виктора внимательным взглядом и нехотя предложил подождать хозяина дома в гостиной. Пройдя в просторное светлое помещение, Люмьер вновь отметил насколько роскошна обстановка внутри дома. Несколько минут он бродил по комнате, изучая содержимое высоких книжных шкафов, а затем устроился в одном из кресел, обтянутых голубым сатином. Спустя четверть часа появился Эрсан. Он был облачен в домашний халат, хотя и выглядел безупречно, как и в прошлые встречи. По всей видимости, неожиданное появление гостя отвлекло его от завтрака.

– Виктор, какой неожиданный сюрприз! – начал он с порога. – Ты всегда желанный гость в этом доме. Что тебя привело ко мне?

Виктор поднялся из кресла, улыбаясь Себастьяну и протягивая тому небольшой, но особенно очаровательный букетик из фиалок, перевязанный тонкой серебристой лентой.

– Доброе утро. Извини, что я так рано и без приглашения. – Ему ли извиняться за то, что он явился, ведь сколько раз он уже просыпался в этих стенах. – Но у меня к тебе важное и почти срочное дело. Не буду лукавить, мне хотелось тебя увидеть, но при этом у меня есть к тебе одна просьба, и это для меня очень важно.

Себастьян бросил вопросительный взгляд на цветы и принял их из рук Виктора. Некоторое время он молчал, как будто обдумывая следующий шаг, а затем отдал распоряжение слуге, чтобы тот поставил его в воду. Расположившись в кресле напротив, он закинул ногу на ногу.

– Благодарю за цветы. Это очень мило с твоей стороны. Но вернемся к делу. Я весь внимание.

Виктор немного поразмыслил, а потом сказал:

– Через два дня Гарнье закроется до нового сезона, до октября, а это целых четыре месяца. Мне нужна работа. Более того, я совершенно не уверен, что останусь в составе труппы в будущем сезоне.

Виктор вздохнул. Это тревожило его достаточно долго, чтобы он уже совсем устал от мыслей возможного безработного и безрадостного будущего. Себастьян ненадолго задумался.

– Мне нужен помощник, – наконец произнес он после нескольких долгих минут молчания.– Если ты готов проводить все время в моем обществе, я готов предложить тебе работу.

– На каких условиях и обязанностях? – Виктор наклонился к нему ближе, смотря в лицо Себастьяна. Он весь излучал заинтересованность.

– Мне нужен человек, который мог бы следить за моим расписанием, планировать поездки и выполнять мелкие поручения. Я готов щедро платить за это, но, в свою очередь, ты не должен меня подвести. Как ты уже знаешь, я важный человек и мои дела касаются даже вопросов государственной важности, – он произнес это с легкой улыбкой, но было видно, что говорил он абсолютно серьезно.

– Я справлюсь, – ответил Люмьер спустя полминуты раздумий. Но раздумывать было не над чем. Он был уже согласен.

– Тогда по рукам. – Себастьян протянул ему руку для рукопожатия.

– У меня лишь маленький вопрос! – Виктор усмехнулся. – Секс тоже по расписанию?

– А это уже зависит от твоих способностей к организации. – Эрсан улыбнулся. – Можешь приступать к работе завтра.

Виктор протянул ладонь, вложив её в чужую и пожав. Руки Себастьяна были куда теплее, чем ледяные пальцы Люмьера.

– Приступлю. Спасибо. – Он благодарно улыбнулся. – А сейчас ты очень занят, или стоит подождать, пока у тебя освободится для меня хотя бы час?

Виктор посмотрел на него с очень однозначным намерением. Себастьян достал из кармана халата часы и взглянув на циферблат, покачал головой.

– У меня еще есть целых сорок минут.

– Тогда давай не будем зря терять время. Думаю, нам его хватит.

Люмьер встал из кресла, подходя к Себастьяну.

– Как хорошо, что мы пришли к соглашению, месье Люмьер.

– Полностью с вами согласен, месье Эрсан.

Виктор наклонился, чтобы чувственно его поцеловать.

В тот момент, когда Венсан ступил на порог отцовского дома, для него началась совершенно новая жизнь. Уже через неделю два года простой жизни на Монмартре начали представляться ему скорее наваждением, чем правдой, а спустя месяц многие вещи и вовсе начали забываться. Он больше не был простым художником Венсаном Дюплесси. Он стал де ла Круа и это, казалось, изменило в корне все.

Герцог де ла Круа с самого дня возвращения составил для сына очень плотное расписание. Он был обязан наверстать все, что пропустил за время своего отсутствия. Каждый день был расписан по минутам. Подъем был в восемь утра. За завтраком ему предлагалось несколько газет на выбор. Выбрав одну, он Венсан должен был внимательно изучить каждую заметку, чтобы после обсудить с отцом самые последние новости. Анри требовал от него полного повиновения в этом и иных вопросах. Он посещал бесконечные обеды, балы и светские рауты, ездил на охоту и посещал благотворительные вечера. Его часто можно было заметить в музеях и галереях, но при нем больше не было альбома для рисования. Отец хотел, чтобы он научился оценивать предметы искусства не только с художественной, но и экономической точки зрения. Он обращал внимание на те вещи, на которые Венсан ранее попросту не смотрел. Постепенно собственные картины начали казаться ему нелепыми и глупыми. После возвращения домой он лишь изредка брался за кисть и, как правило, был не доволен полученным результатом. Помимо всех вышеупомянутых дел, каждый день он неизменно проводил час наедине с отцом, постигая основы управления имением, экономики и права. Каждый вечер, несмотря насколько поздно закончился очередной прием, он садился за книги, вспоминая давно забытое и постигая новое. К моменту отхода ко сну, он был полностью выжат и измучен.

Единственное, что заставляло Венсана не падать духом, был Виктор. Он чувствовал себя очень виноватым перед ним. Как хотелось бы ему вновь видеть его каждый день и беспокоиться лишь о куске хлеба на ужин, но он знал, что эти времена ушли безвозвратно. Теперь каждая их встреча была окружена ореолом тайны. Де ла Круа не мог позволить, чтобы хоть кто-то из его нового круга общения увидел его в компании артиста театра. Он знал, что это непременно повлечет за собой скандал. К тому же было еще кое-что. Его часто посещали мысли о греховности отношений, сложившихся между ними. Однако он знал, что не может озвучить их в слух, так как считал, что Виктор, скорее всего, поднимет его на смех. Помимо этого он чувствовал беспокойство за Люмьера. Браслет, который теперь надевал на каждую их встречу, был баснословно дорогим подарком. Такие подарки не делаются просто так. Это всегда обещание чего-то большего. Кем бы ни был таинственный даритель, это был очень состоятельный и влиятельный человек. Интуитивно Венсан предчувствовал, что игра может не стоить свеч, но совершенно не знал, как лучше облечь эту мысль в слова.

Третьего июня Опера Гарнье официально завершила свой первый сезон. И четвертого июня Виктор стал работать у Себастьяна. Сперва ему разъяснили все обязанности, познакомили с распорядком дня и датами уже запланированных приемов на ближайший месяц, проинструктировали по основным пунктам и отправили на первое рабочее задание – спланировать всю ближайшую неделю по встречам, разобрать почту и разослать как ответы на важные письма, так и приглашения на будущий прием, что должен был состояться через десять дней. Так и начались новые трудовые будни Виктора, в которых он выступал в совершенно новой роли.

У него были выходные строго в дни, когда Эрсан его отпускал – не раньше и не позже. Но в один момент, спустя две недели после начала работы, Люмьер заболел. Попал под непривычно холодный ветер и дождь, и его продуло так сильно, что сил добираться из театра и обратно у него не было, и Виктор попросил, чтобы ему можно было оставаться, пока он не поправится, что бы его болезнь не мешала вовремя являться к Себастьяну в особняк. И ему разрешили, точнее, предложили ту самую комнату, в которой он иногда оставался, если после очередной ночи ласк с Себастьяном оставался ночевать после музыкального вечера.

А спустя некоторое время он и вовсе стал спать в одной постели с Эрсаном, когда уже пришел в себя и эта неделя, полная жара, кашля и ненавистной слабости в мышцах, закончилась.

С Венсаном виделись редко – не чаще раза в две недели. Тот был очень занят вопросами семьи: общением с отцом, налаживанием забытых связей, и времени у него было разве что на один день, если повезет. Иногда и того меньше. Виктор ждал этих встреч. Он был рад видеть своего возлюбленного юношу, с которым мог спокойно разговаривать и гулять по разбитым на окраинах Парижа паркам и садам, когда их никто не мог застать – даже эта таинственность для него, этот секрет их отношений, не раздражали и не злили, а скорее заставляли почувствовать себя героем некоей истории, старой пьесы, возможно, со счастливым концом.

В постель к Себастьяну его приводила страсть в объятия и поцелуи Венсана – нежность. Это была огромная, колоссальная разница, которую Виктор мог объяснить себе, но не мог никому другому. Он ведь прекрасно понимал, что Дюплесси – птица другого полета, и что будущего у них, вероятнее всего, попросту нет. Но ему иррационально и беспечно не хотелось об этом думать. Люмьер хотел всего лишь наслаждаться обществом Венсана, сколько ему было дозволено.

Они разговаривали обо всем. Но больше всего Виктор просил его рассказывать об Италии – о совсем другой стране, которая была такой близкой, но совершенно недосягаемой. О древних палаццо Венеции, римских холмах и соснах, растущих тут и там в городах близ морских побережий; он слушал про историю Колизея, про императоров и гладиаторов, про галереи и художников, чьи имена не знал только необразованный и не интересующийся; про большие города и крохотные деревушки; про невероятной красоты пейзажи и город ста башен. Виктор слушал его, подставляя лицо далеко не такому горячему, как итальянское, солнцу лицо, держал Венсана за руку и просил обещать, что они обязательно окажутся там вместе. И надеялся. Безрассудно надеялся, что это когда-нибудь станет правдой.

Виктор стал задумываться над тем, что стоило оставить театр. Его карьера так или иначе должна была закончиться лет через пять, если бы его оставили в составе труппы на эти будущие сезоны. По возрасту он еще мог танцевать, как и по состоянию здоровья, но усталость от вечных интриг и выживание на крошечные деньги слишком утомляли. Теперь же у него было достаточно средств, более или менее понятное обозримое будущее, и достаточно простая, хоть и очень активная и даже интересная работа. Он попал в совсем другое общество, и ему было многое интересно. Себастьян был интересным тоже. Хранил в себе очень много неизведанного и даже непонятного, о чем Люмьер даже стеснялся спросить. Ласки не сильно сближали. Сближали скорее ночи, когда Виктор спал с ним рядом. Когда ты открываешь кому-то свою спину, засыпаешь с малознакомым человеком, с которым как раз-таки знакомишься лишь день за днем, то все же в первую очередь ищешь к нему доверия, чтобы тебя не предали, не всадили нож между лопаток. В любом случае это было скорее образное выражение, но емко и верно выражающее основную мысль, что приходила в голову Виктора.

Работы было так много, что он не замечал смены недель, а потом и месяцев, но все равно выделял себе время, чтобы поиграть на пустующем рояле и посочинять; чтобы поиграть в своих покоях на скрипке, записывая новую сонату или быстро строча этюд в своей записной книжечке с нотными листами. Музыка не покидала его, но приглушалась, чтобы не взрываться в голове бушующим потоком, а звучать где-то на периферии сознания, не мешая и не раздражая.

Встреч с Венсаном было так мало. А Себастьяна все же так много, что Виктору требовалось время наедине и с Дюплесси, и с самим собой. И если себе он мог позволить разве что прогулки по ночному Парижу, после которых должен был возвращаться обратно в особняк, поскольку ему приходилось рано вставать, то чтобы подольше побыть с Венсаном он просто решительно не отпускал его в последний раз, держа за талию, за лицо, целуя так, как целовал когда-то в музыкальном классе Гарнье – горячо, чувственно, несколько влажно, спускаясь на шею, разводя воротник его рубашки, спрятавшись от всего мира и от дождя в закоулках недалеко от полюбившегося им парка Бют-Шомон.

Лето окончилось внезапно. Стоял вопрос о возвращении в Гарнье. И Виктор решил переговорить с Себастьяном, что хотел бы остаться, если он позволит, в его доме в качестве помощника. Возвращаться в безденежье и в полный змей театр не хотелось, теперь уже точно не навсегда. Он постучался к нему в кабинет в тридцатиминутный перерыв между двумя посетителями, чтобы решить свою дальнейшую судьбу.

– Войдите, – ответил ему зычный голос Эрсана.

Виктор вошел в комнату и сказал:

– Извини, что отвлекаю тебя, но нужно поговорить.

Себастьян отложил в сторону стопку листов, которые изучал до момента его прихода.

– Я тебя слушаю.

– Дело в том, – начал он, – что уже сентябрь и скоро откроют сезон в театре. Я долго над этим думал и решил, что не хотел бы возвращаться.

Себастьян смерил его долгим взглядом.

– И ты хочешь продолжать работать на меня?

Виктор кивнул.

– Да, более чем.

– Что ж. Все время, которое ты провел тут, твоя работа была безупречна. – Он одобрительно кивнул. – Думаю, я могу удовлетворить твою просьбу.

– Спасибо, Себастьян, я благодарен. Есть один момент. Вероятнее всего, ты бывал на таких мероприятиях, на балах маскарадах в прежней Опере. В этом году Гарнье впервые представит новогодний бал. Я бы хотел в нем участвовать. Выйти в последний раз и попрощаться.

– До него еще далеко, – уклончиво ответил Себастьян. – Если он не помешает выполнению твоих прямых обязанностей, я ничего не имею против.

– Не откажи мне в вальсе во дворце Гарнье. Обещаю тебе, это нисколько не помешает мне исполнять ни мои прямые, – Виктор подошел к нему, обогнув стол, – ни иные, – ладонь накрыла предплечье Себастьяна, а потом Люмьер накрыл его руку, – обязанности.

Эрсан коснулся его руки.

– В таком случае, я станцую с тобой.

Виктор взял его горячие пальцы в свои, извечно прохладные.

– Мне стоило встретиться с тобой раньше. Может быть, на годы раньше.

– Я всегда был здесь, – просто ответил Себастьян.

– И будешь?

– Конечно.

Виктор ничего сперва ему не ответил, но долго смотрел в его лицо, а потом произнес:

– Поцелуй меня.

И Эрсан поцеловал его со всей присущей ему страстью.

– Мне нужно работать, – с сожалением выдохнул Эрсан спустя пять минут, – но, думаю, мы продолжим этот разговор позднее.

– Конечно, – Виктор кивнул и поцеловал его в жесткую от щетины щеку. – Сейчас у тебя месье Бонне, а потом месье Клемен. А вот месье Люмьер у тебя в десять вечера строго по расписанию. – Он улыбнулся. – До встречи.

К тому моменту, когда все дела были улажены, Виктор сидел в комнате, которая была отведена ему и наигрывал на скрипке ничего не значащую, пусть и красивую мелодию. Не свою, а что-то чужое, но привлекательное и даже нежное. Он думал и решал, как ему стоило поступать дальше, что его ждало впереди и был ли смысл бежать от всех обстоятельств, от собственных желаний, нужно ли было переживать над тем, что происходило между ним и Венсаном. Если они могли видеться раз в две недели – хорошо, но прошло уже больше трех с последней встречи. Тот был занят и даже ничего не писал. Виктор любил его, и эта любовь приносила ему горечь и ощущение постоянной утраты, которая обязательно случится в будущем, ведь оба прекрасно знали, хоть никогда не говорили, что это не навсегда. Хотели, быть может, надеялись, но не верили, потому что знали.

К десяти часам вечера, когда в особняке стало уже совсем тихо, Виктор, уже переодевшись в халат, постучался в спальню Себастьяна – уже по обыкновению и, когда тот откликнулся, он вошел.

Виктор смотрел на еще не снявшего даже пиджак Эрсана, а потом тихо произнес:

– Сегодня.

– Ты уверен? – мягко спросил Себастьян, внимательно смотря на Виктора.

– Да, – Виктор развязал пояс халата, который утек шелком из его пальцев на пол, и позволил одеянию ниспасть с плеч. – Уверен.

Эрсан не ответил и лишь притянул его к себе, заключив в объятья. Прижавшись обнаженным телом к нагретой ткани одежды, Виктор обнял его сам.

– Я доверяю тебе.

– Я буду нежен с тобой.

– Нет, Себастьян. – Виктор посмотрел ему в глаза, подняв голову. – Бери меня, как-то, что тебе принадлежит. Я отдаю. А ты возьми.

– Помни, Виктор, что ты сам этого попросил, – усмехнулся он, запечатлевая на его губах поцелуй.

Виктор выпутался из халата, оставаясь полностью в неглиже. Он сам ответил на поцелуй горячо и влажно, не давая тому отстраниться, раскрывая рот. Люмьер сам расстегнул его брюки, запуская под них ладонь. Себастьян закрыл глаза и шумно вдохнул воздух. На его лице отразилось удовлетворение. Виктор снял с него пиджак и жилет, а потом принялся расстегивать рубашку, и когда последняя пуговица поддалась, он потянул Себастьяна за собой, укладываясь на постель.

Эрсан обхватил его лицо обеими руками и принялся покрывать его поцелуями.

– Ты никогда не был так прекрасен, как сегодня.

Он чувствовал себя так, словно был перед лицом судьбы и будущего, словно в этот момент все должно было измениться и окончательно. Люмьер приглашающе развел стройные ноги в стороны, притягивая Себастьяна к себе ближе.

– Сегодня я весь принадлежу тебе.

Эрсан лишь улыбнулся ему в ответ, но в этой улыбке было ликование война, одержавшего победу.

Шли месяцы и постепенно Венсан начал привыкать к новой жизни. Его возвращение в общество, которое он покинул сущим юнцом, а вернулся уже молодым мужчиной, проходило прекрасно. Отец, казалось, был доволен его успехами, но в тоже время не прекращал ежедневных занятий. Его день по-прежнему начинался в восемь утра, а заканчивался далеко за полночь, от чего он немного осунулся и выглядел все время уставшим. Однако он не подавал вида и не смел жаловаться, так как понимал, что отец ожидает от него не меньше, чем совершенство.