Текст книги "Не скрыть (СИ)"

Автор книги: BornToRuin

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 31 страниц)

XII. Безумие любви

Оперная Комната наполнялась плавными клавишными звуками, превосходной игры молодого музыканта. Он, подобно мастеру, ловко бегал длинными пальцами по большим белым и малым чёрным пластинам, столь трепетно, нежно прожимая каждую из них, воспроизводя ласкающую слух резвую мелодию. Его божественным владением музыкальным инструментом могли позавидовать множество именитых композиторов, будь они живы и присутствуя на этом небольшом частном концерте, что давал он для четверых восхитительных женщин. Одна из них была необычного, для обыкновенного человека, роста, средних лет и дьявольски привлекательна; она восседала на своём большом кресле, напоминающий трон, и потягивала длинный мундштук, наслаждаясь сладким дымом, что наполнял и приятно обжигал лёгкие. Остальные три, словно близнецы, похожие друг на друга юные дамы с одинаковыми фигурами, нарядами и причёсками, единственным отличием которых заключался в трёх оттенках – блонд, чёрный и рыжий, – стояли возле фортепиано и внимали чудесную мелодию, кою фортепианист посвятил каждой из них.

Молодой парень, не отрываясь, следил за умелыми движениями своей ладони, носившейся по клавиатуре так стремительно, что глаза какого-либо простака, неосведомлённого в технике владения музыкальным инструментом, не поспевали бы за ней; и заметил, как красная струйка стремительно стекла по запястью, попав на белую клавишу, оставляя на ней карминовый след. Он испуганно отпрянул от фортепиано, прерывая свою игру, но звуки, издаваемые из акустического блока, почему-то не прекратились. Всё та же мелодия продолжала разноситься по помещению, а пластины, будто по велению человека-невидимки, самопроизвольно сдавливались. Тревожным взглядом брюнет оглядел собственные руки, на которых кривых кровавых полос оказывалось всё больше, затем увидел, как рукава, низ и грудь белоснежной рубашки пропитываются тёмно-багровым цветом. Столь неприятная картина заставила музыканта вскрикнуть от ужаса, но услышать собственный голос он почему-то не смог, словно кто-то перерезал связки и лишил возможности кричать. Острая неизмеримая боль появилась в области груди, а во рту почувствовался отвратительный металлический привкус. Его напуганные до смерти голубые глаза тут же забегали по лицам трёх девушек, моля о помощи. Однако, в них не проглядывалось совершенно ничего, лишь уголки губ, измазанные каплями крови, нервно задёргались. Каждая пожирала хищным взором глубокую рану в грудной клетке молодого человека и не промолвила ни слова, словно три неживые ледяные скульптуры, а не молодые девушки, опирались на большой клавишный инструмент. Музыканту хотелось вопить, стонать от острой, обжигающей лёгкие, боли, но горло сильно сжалось и более не пропускало ни малейшего звука, заперев его в плену верхних рёбер. Он ощущал, как жизнь покидала тело быстрыми тёмно-красными каплями, струящимися из побелевших уст и отверстия в центре; но приближение смерти мучило тягучем ожиданием, будто старуха с косой медлила прежде чем забирать душу ещё юного парня, отчего каждое колотое чувство в груди, точно кто-то размозжил кости, с каждым затруднительным вздохом невыносимо отзывалось, заставляя слёзы брызнуть из глаз.

Вся оперная завертелась безумной каруселью; музыка, доносящаяся из фортепиано, под потусторонним велением, ускорилась и зазвучала всё громче, пламя свечей замерцало чаще, а холодный воздух ворвался в помещение сквозь разбитые им же окна. Но злобный громогласный женский смех особенно выделялся среди ужасающегося беспорядка: Госпожа заливалась безудержным демоническим хохотом, как сумасшедшая, сидя спиной к фортепиано, даже не поворачивая голову, словно и без того знала, что происходило позади неё. Ошеломлённый, напуганный музыкант попытался произнести хоть что-то, но губы лишь дрогнули, и поток кровь вновь устремился на белые клавиши. Если бы он всё же смог выдавить из себя слово – его никто бы не услышал: шум заполнял все вокруг, таща сознание рывками в омут первобытного ужаса, не позволяя сосредоточиться на чём-то ещё. Однако, в этом аду раздался чей-то нежный голосок, приглушая всё остальное.

– Стефан.

Как утреннее пение птиц после кошмарной долгой безмолвной ночи раздалось откуда-то из вне. Приятный глас мгновенно успокоил и вывел из состояния тревоги. И парень окинул взглядом стоящих пред ним девушек, в надежде понять, кто обратился к нему.

– Стефа-ан.

Но их губы были закрыты, а его имя продолжало тянуться ласковым тоном по комнате.

– Стефан!

Брюнет резко проснулся; раскрыл глаза и увидел перед собою, сидящую на уголке маленькой односпальной кровати дочь Госпожи. От такой неожиданности и лёгкого испуга парень едва не подскочил, но руки девушки, что крепко держали его за плечи, не давали возможности двинуться. Сердце бешено колотилось, казалось, ещё немного и оно выпрыгнет из груди, дыхание участилось, словно лёгким нахватало кислорода, а тело покрылось холодным потом. Он растерянно глядел в её жёлтые глаза и изумлённо произнёс вполголоса:

– Б-Бэла?

Беловолосая ведьма облегчённо выдохнула и утвердительно кивнула головой, выпуская из цепкой хватки плечи молодого человека.

– Дурной сон? – спокойно спросила она, положив ногу на ногу.

– А? – сильное недоумение не позволяло окончательно пробудиться и прийти в себя, отчего Стефан не успевал о чём-либо подумать. – Типа того…

Парень как следует протёр глаза и внимательно всмотрелся в лицо старшей дочери Хозяйки, будто проверял настоящая ли она. Сон был таким реальным, что до сих пор казалось, словно он находится в Оперной Комнате.

– Я, – девушка указала на красные чёткие следы пальцев на его плечах, – Пыталась тебя разбудить. Ты просто метался по кровати, как в бреду.

Он не обратил никакого внимание на её слова. Из-за полного мрака в маленькой кладовочке Стеф не сразу заметил на ведьме верхнюю одежду, вместо повседневного чёрного платья, что они с сёстрами обычно носили. Выглядело это довольно непривычно, посему интересом завладело мгновенно.

– Что-то случилось? – полюбопытствовал он, взъерошивая руками свои и без того растрёпанные волосы.

– Не совсем. Я всего-навсего поняла, что не смогу позволить тебе бродить по подземельям замка и рыскать там в поисках наших семейных реликвий без присмотра.

– Но…

– Не перебивай! – велела она и прислонила указательный палец к его губам. – Потому я решила, что помогу с поисками. Мне будет спокойнее, если ты не натворишь делов и не сунешься туда, куда не следует. Мы окажем твоему отцу денежную поддержку…вместе.

От такого заявления Стеф обомлел. Понятное дело, что никакую поддержку он отцу оказывать не собирался, в принципе и не хотел, но неужели она всё это время держала это враньё в мыслях?

– Я…благодарен, Бэла. Но в этом нет нужды, правда…

– Не болтай ерунды. Я уже сказала, что не дам тебе блуждать в местах, где тебе не делать нечего.

– Нет, ты не поняла, – брюнет неуверенно почесал затылок, – Я нынче за сокровищами не бегаю.

– Уже опустил руки?

– Можно и так сказать. Риск не оправдан, да и отец похоронил меня почти как месяц. Думаю, он смирился.

– За месяц-то? Прекрати так говорить! Ни один родитель не смирится со смертью своего ребёнка. – возразила беловолосая. – Ты же хотел помочь ему…со мной тебе нечего боятся. Давай, вставай.

Молодой человек без всякого желания привстал с кровати, потянулся и взял с изножья небрежно повешенные брюки. Обнажённый вид парня не слишком смущал колдунью; она с невозмутимым взглядом наблюдала за его действиями, неторопливыми движениями, как он с трудом натянул штаны, невысоко подпрыгнув, и за различными медленно заживающимися ранами с корочками свернувшейся крови на его оголённом торсе. Таких увечий было много. И Бэла солгала самой себе, если бы сказала, что места, из которых не так давно сочилась багряная жизнь, не вызывают у неё приятный трепет по всему телу.

– И куда нам предстоит отправиться?

– Мама как-то рассказывала нам, что за Горным Ручьём есть фамильная сокровищница, где хранятся все богатства нашего рода. Ну, по крайней мере, хранились. Это было так давно… – блондинка немного призадумалась. – Впрочем, если местная деревенщина до неё не добралась и не растащила наше добро – можно будет взять какую-нибудь маленькую, драгоценную вещицу.

– За Горным Ручьём? – Стеф искренне удивился, оторвавшись от застёгивания пуговиц на рубашке. – То есть, мы покинем замок? – эта мысль сразу же воодушевила его и наполнила душу невиданным восторгом. – Но…разве вам не запрещено покидать дом? – однако, тут же озадачила ещё больше. – Ваша мать говорила, что зимой ни одной из вас не следует выходить на улицу. Да и я прекрасно помню, что случилось, когда разбилось то злополучное окно; и столовая погрузилась в смертельный холод.

– Запрещено, – подтвердила она, – Но сейчас даже ночью погода позволяет насладиться плюсовой температурой, а это уже не столь смертельно. К тому же, я тепло одета. – Бэла продемонстрировала свой наряд во всей красе, обведя его руками. И пусть в помещение было темно, Стефан сумел разглядеть вид её верхней одежды: девушка была закутана в серую длинную шерстяную накидку с большим меховым капюшоном, покоившемся на плечах; под ней еле проглядывалось новенькое строгое чёрное платьице, явно куда полезнее в борьбе с морозами своим высоким воротником, скрывающий декольте, которое любили подчёркивать все трое. А на ногах выделялись тёмные шевровые полусапожки со сложной шнуровкой. Выглядела она безусловно потрясающе. – Мама просто-напросто переживает, что из-за нашей уязвимости нам смогут причинить вред. И я понимаю её беспокойство, но иногда она слишком…

– Слишком сильно опекает?

– Да. Но не пойми меня неправильно. Я люблю её и ценю всё, что она для нас сделала, делает и будет делать, однако…мне давно не десять лет, Стефан.

Он лишь согласно кивнул, продолжая наряжаться после какого-никакого, но сна. Вряд ли молодой человек знал, как будет правильнее отреагировать на подобное, тем более, что ответ не сильно-то и был нужен.

– Поторопись, – командным тоном выдала ведьма, моментом сменив тему, – Ночь вечно длиться не будет.

– Бэла.

– Что?

– Спасибо.

– Тебе ещё не за что меня благодарить.

– Почему же? Ты вызвалась мне помочь, хотя совсем не обязана этого делать. Даже наоборот – должна была наказать меня за непочтительность, наглость и излишнее любопытство. Ты и матери ничего не рассказала, а это твоя обязанность. – он подошёл к ней чересчур близко. В и без того маленькой комнатушке стало слишком тесно. – Я знаю, что мои ночные хождения и подозрительные махинации ты выдала за деяния горничной Илины, отчего она понесла незаслуженное наказание. Мне совсем это было не по душе, но…ты таким образом уберегла меня от такой же участи, пусть я и заслужил получить лезвия ножа в шею намного больше.

– Стефан…

– Даже сейчас…готова пойти наперекор запретам матери и оказать мне поддержку в помощи моему родителю, обокрав собственную сокровищницу.

– Стефан!

– Что не так?

– Я ведь могу и передумать. Прекрати это.

Парень тяжело выдохнул и остановил свою речь о признательности. Складывалось впечатление, что беловолосой ведьме абсолютно не нравилась и мысль о том, что она может показаться не такой плохой, как хотелось и как было нужно. Это расстраивало, но одновременно оставляло где-то глубоко надежду на то, что она действительно выделялась среди жестоких и безумных сестёр.

– Ты готов? – после недолго молчания спросила она.

– Да.

– Держи, – ведьма взяла с кровати, – видимо там оно оказалось благодаря ей – чёрную поношенную шинель и подала его парню, – В одной рубашке будет прохладно.

– Ого, а я уже попрощался с ним. – Стеф живенько накинул пальто и плотно запахнулся. – Думал, что вы его выбросили.

– Мы хотели. Но, знаешь, валяется оно себе в темницах, никому не мешает. – отшутилась блондинка.

– Это дедовская шинель, – пояснил он, отряхивая от пыли и грязи полы пальто, – Он её с войны принёс, по рассказам отца. Дорога мне, как память.

– Старым вещам свойственно вызывать разные эмоции, но они тянут нас назад, в старую жизнь.

Блондинка кончиками пальцев смахнула пылинку с плечевых накладок его верхней одежды и какое-то время просто молчала. Затем продолжила:

– Иногда проще будет от них просто избавиться.

– У тебя были такие вещи? – осторожно поинтересовался парень, заглянув ей в глаза.

Но колдунья лишь отрицательно помотала головой.

– У меня и воспоминаний-то никаких нет. Пойдём уже.

***

В Главном Зале было необычайно темно. Со всеми обывателями спала и грозная твердыня, погружённая во мглу и безмолвие. Даже шаловливый огонёк в топке был потушен, лишившись очередной возможности выбраться за пределы большого камина. Стефан и Бэла ступали по лестнице тихо, старались не стучать каблуками по твёрдым доскам, дабы своими шагами не привлекать ненужное внимание и не нарушить чуткий сон остальных хозяек замка. Было бы крайне тяжело объяснить им, что эти двое делают вместе так поздно и по какой причине каждый облачён в тёплую уличную одежду, посему осторожность лишней не будет.

– Т-ш-ш! – шикнула девушка, когда под туфлей брюнета скрипнула ступень. – Не так громко.

– Прости. – шепнул он.

– Будешь прощения просить у мамы, если не перестанешь шуметь.

И тут мелкие волны дрожи пробежали по позвоночнику, сотрясая всё тело. С того случая, когда он отлично провёл время со всеми тремя сёстрами, парня до сих пор не отпускал страх. На утро, как и думал, молодого человека ожидал серьёзный неприятный разговор с их матерью, последствия которого не давали покоя.

«Омерзительный мужлан!», – вспоминает брюнет – «Как ты посмел протянуть свои грязные лапы к моим дочкам?!». Голос Леди Димитреску раздавался у него в голове словно раскаты грома. Женщина гневно кричала, бурно жестикулировала, а в её золотых глазах пылала ненависть, пылало сильное желание пролить мужскую кровь и прервать его юную жизнь прямо здесь и сейчас. «Что эти девчонки, ради всего святого, тебе позволяют?!» – продолжала восклицать она, обращаясь к молодому человеку. – «Ты – мерзкое животное! Посмел вести себя подобным похабным образом в МОЁМ доме! Я чуть не ошиблась на твой счёт. Чувствовала же, что ты такой же, как и все мужчины! Тебе не по силам меня одурачить, мерзавец!». И в один миг Стеф ощутид неизмеримо мощный шлепок большой ладонью по всему боковому отделу лица. Удар выбил из глаз искры, вся опочивальня почернела, и парню на минуту показалось, что он и вовсе ослеп. Такой толчок заставил смирно стоящее тело пошатнуться, а шея болела так, словно голова едва не оторвалась и не покатилась по полу. «У тебя остался последний шанс, слуга. Ещё одна такая выходка и отправишься на корм свиньям!».

А после она подвесила его за руки, вонзив во внутренние стороны кистей острые крюки, на цепи, прикованные к потолку её покоев. Болтался молодой человек в таком положении часа два, но позднее, когда необходимо было выполнить кое-какие обязанности, Камелия освободила беднягу из пронзающих кожу оков, нажав на рычаг спуска металлических нитей. Сама главная камеристка не промолвила ему ни слова, бросала пренебрежительные взгляды и изображала какую-то необоснованную обиду. Очевидно, отношение первой горничной к брюнету испортилось окончательно. Но из-за чего? Из-за того, чего не было? Конечно, может и было, но не там, не на этом злополучном диване и уж тем более не будучи пойманными в самый неподходящий момент. Стефан вполне понимал, что заслуживает наказания за свои поступки, но абсолютно не за это. Однако, если Госпожа разгневалась на него по такому несбывшемуся случаю, то что с ним будет, узнав она намного больше? Да и неужто взрослая женщина не догадывалась о интимной близости своей извращенной младшей "дочери" с её новыми "игрушками". Сразу же возникает мысль, что дочки для неё и правда подобны малым детям, навечно застрявших, по её вине, в теле совершеннолетних девушек. «Я не такая добрая, как мои девочки» – проносилось в голове раз за разом. – «О, несомненно».

Стефан оглядел свои забинтованные ладони. В воспоминаниях всплыла картина, как ещё вчера Даниэла нежно водила языком по сквозной ране, вкушая его запёкшуюся кровь, затем тщательно обматывала кисти белой марлей, как будто делала это не первый раз. Альсина Димитреску строго настрого запретила Стефу приближаться к её созданиям, но, кажется, на них этот запрет не распространялся.

– Бэла, каким образом вас наказала Госпожа? – спросил он в полголоса, поравнявшись с ведьмой, которая поспешно шла впереди.

– Ты действительно хочешь поговорить об этом сейчас?

– Ну…

– Ничего такого, – с натянутой улыбкой, тихо ответила блондинка. – Она отходчивая. Пришлось всего-навсего навести кое-какой порядок в подземелье. Бытовой труд и самообслуживание – худшее наказание, что мама могла придумать. Это так…унизительно.

Молодой человек театрально развёл руками и почти сочувственно покачал головой. Бэла же, заметив такую ироничную реакцию, ткнула его локтем в левый бок.

– Мы с роду этим не занимаемся, – начала оправдываться старшая дочь хозяйки замка. – Пусть грязную и кропотливую работу выполняют слуги.

«С роду» – усмехнулся он своим мыслям, – «С какого именно?». Стефан сомневался, что все три девушки были знатных кровей, но Альсина, осуществив свой ужасный опыт, свою чёрную магию, внушила им обратное, словно являлись они единственными, после названной матери, наследницами семейства Димитреску.

Парень и не заметил, как они подошли к тому самому главному входу во дворец, порог которого месяц назад перешагнул самолично, вследствие чего застрял в этих роскошных, но чудовищных чертогах до самой смерти. Сейчас обширная дверь не была защищена толстыми деревянными брусками, напоминающие клетку, что не могло не удивлять, ибо Стеф точно знал, что закрыты они постоянно, а ночью-то и подавно.

– Ты чего стоишь, глазами хлопаешь? – недоуменно спросила Бэла, подойдя поближе к выходу.

– Странно видеть её открытой.

– Можешь не привыкать. Когда мы вернёмся я её вновь закрою.

Блондинка набросила капюшон на голову, достала из кармана накидки меховые перчатки, торопливо натянув их на руки и двумя ладонями толкнула дверную пластину, отчего та плавно подалась вперёд, практически беззвучно. У брюнета задрожали колени, когда его взору снова предстал этот виноградник, ранее ставший для него аллей, с высокими палками, на которых были насажены чучела (теперь-то не исключено, что сделаны они из настоящих людей), вместо декоративных деревьев. Единственная тропинка без лишних развилок и путей напомнила молодому человеку, как уверенно он следовал чужому предназначению. Навряд ли Стеф тогда мог себе представить, с какими трудностями ему предстоит встретиться лицом к лицу и каковой будет его роль в этом необычном месте. «Если бы мне сказали, что я стану развлечением для мух, то подумал бы совершенно о другом, нежели есть на самом деле».

Шли они молча. Бэла, как и всегда, шествовала впереди, с решительно приподнятым подбородком и ровной осанкой. Молодого человека всегда поражало, как они мало того, что ходят на этих высоченных каблуках, так ещё и настолько быстро! Ему постоянно приходилось ускорять темп, чуть переходя на трусцу, дабы догнать её и встать рядом. И если уж на её ногах были надеты зимние сапоги, то на ступнях брюнета обычные лаковый чёрных оксфорды, быстро намокающие под слякотью тающего снега. Снаружи и правда было не так морозно, но порывы ветра холодными языками мазали по лицу, а воздух вырывался изо рта паром.

Стефан опять догнал Бэлу, поравнялся с ней и два голубых глаза обеспокоенно глянули на неё.

– Тебе не холодно? – обратился он к блондинке, что обвила себя руками.

– Н-нет. – ответила та.

– Ну и зачем притворяться?

– Что?

– Я же вижу, что ты вся дрожишь.

– Это п-просто волнение. Не более.

Молодой человек недоверчиво помотал головой.

– Уверена? Не хотел бы я хоронить тебя в этих жутких виноградниках.

– Не переживай, – заверила его ведьма. – Тебе не пришлось бы хоронить меня, ибо незамедлительно последовал следом.

– Я бы не был сильно против.

И она украдкой улыбнулась.

Их путь казался слишком долгим: сначала парень и девушка вышли из виноградников, зайдя в подземелье, напоминающее шахту. Затем пробрались сквозь груду камней и серых кирпичей, валяющихся близ огромного неосвещённого отверстия в стене, дабы пройти внутрь. Далее и мрачный тёмный тоннель остался позади, проводив молодых людей в свои не менее жуткие необъятные пещеры. Беловолосая колдунья дала понять парню, что им нужно будет спуститься с длинного каменного мостика, возвышающегося над неглубокой пропастью, чтобы продолжить маршрут и покинуть грот. Он всё понял; постарался сгруппироваться и спрыгнул с высоты приблизительно двенадцати метров, совершенно не боясь расшибиться. Приземление об камни отозвалось острой болью в стопах, которая горячей волной поднялась по ноге и разошлась по всему телу. Но ему повезло отделаться лишь этим; в конце концов, не имея значительного опыта сбираться по возвышениям, а позднее аккуратно спрыгивать с них, чтобы не получить затрещину от взрослых, он мог вывихнуть, а ещё хуже – сломать лодыжку. Бэла же поступила гораздо разумнее: присела на край моста, свесив ноги, и осторожно спрыгнула вниз, угодив прямиком в крепкие руки молодого человека. Он быстренько отпустил её и пара продолжила путь, идя навстречу слабому свету, кой неярко сочился сквозь входную дыру, ведающую вон из подземных ходов.

Миновав небольшой ручей после выхода из грота, колдунья встала напротив возвышенности с многочисленные большими выступами и движением руки остановила Стефа.

– Дальше – вверх. – уверенно выдала она.

– Передохнуть не хочешь?

– Некогда. Через часа четыре начнёт рассветать, – девушка посмотрела куда-то за горизонт на востоке. – К первым лучам солнца нужно будет вернуться в замок, иначе нашу пропажу заметят.

– Бэла, я тут всё спросить хотел… – опасливо произнёс Стефан и смущённо почесал затылок.

– Спрашивай.

– Неужели ты мне настолько доверяешь?

– В каком смысле?

– Ну-у… – он немного замялся, пробежав взглядом по окрестности. – Ты вывела меня без оков наружу, тем самым совершенно не предусмотрев того, что я воспользуюсь твоей уязвимостью, как-то наврежу тебе и попытаюсь сбежать. Показываешь мне тайные ходы…

– Стефан, – сухо отчеканила блондинка. – Если бы ты хотел мне навредить и сбежать – не стал бы помогать тогда в столовой, когда я была при смерти. Да и случись что со мной – Кассандра тебя из-под земли достанет. Я просто подумала, что ты не настолько дурак.

– Не настолько дурак? А на сколько?

– Давай не будем об этом. – попросила она, затем указала пальцами на высокий выступ. – Сможешь забраться?

Брюнет внимательно рассмотрел выступающий на возвышенности участок и ответил:

– Я мог бы, но только если кто-то сверх подал руку. – он задумчиво потёр подбородок. – В общем-то, будет лучше, если я подсажу тебя, а ты, оказавшись наверху, протянешь мне ладонь для опоры.

– Звучит неплохо, – согласилась ведьма. – Мне тебе на спину вставать?

– Нет, – усмехнулся он, расплываясь в улыбке. Представленная картина, как Бэла, которая была чуть больше ростом, стоит у него спине, не могла не вызвать такой реакции. – Не обижайся, но ты сломала бы мне хребет, только ступив одним лишь каблуком.

Беловолосая колдунья согласна кивнула.

– И что ты предлагаешь?

Стефан расставил ноги, слегка согнул колени и вытянул руки, сложив ладони вмести.

– Становись мне на ладони. Только осторожнее…

– С ума сошёл? – возмутилась она. – Ещё больше дыр в руке хочешь?

Парень мельком взглянул на свои забинтованные кисти и обречённо пожал плечами.

– Потерплю. Другого способа попросту не вижу. Если только…

– Что?

Брюнет похлопал себя по закоркам, а она же тяжело вздохнула.

– Ну уж нет. Выставляй ладони.

Бэла подошла ближе и взялась за плечи молодого человека, дабы опереться на них в случае чего. Она приподняла свободной рукой подол накидки, юбку платья и встала на его протянутые кисти сначала одной ногой. Далее повторила тоже самое, но с другой стороной одеяния, и уже во всю стояла на его сильных руках. Стефан стиснул зубы от боли, когда раздался противный хруст кости запястья, под гнётом её высокого каблука, отчего даже сложилось впечатление, что бинты вот-вот порвутся и набойка пройдёт насквозь. Но режущее ощущение не помешало ему медленно приподнять девушка над головой. Она без промедлений уцепилась за край выступа, оттолкнулась от рук молодого человека и взобралась на каменистую поверхность.

– Есть! – торжественно вскрикнула колдунья и, не вставая с колен, развернулась к брюнету.

Стоило Бэле только покинуть его сложенные ладони, как он судорожно затряс руками и хрипло застонал.

– Ты в порядке? – громко спросила она.

– Да, – слегка приврал парень. – Будь готова, я сейчас поднимусь.

Стеф отвернулся от неё, немного скрючился и беззвучно завопил, взявшись за запястье, что взяло на себя всю тяжесть. Было чертовски неприятно, но вновь на его везение обошлось без переломов и прочих повреждений.

Отойдя от боли, парень разбежался, оттолкнулся от каменей, и, подпрыгнув, ухватился за маленький выпирающий камешек на возвышенности, затем второй рукой за следующий, что находился чуть повыше. Задрав ногу, он поставил носок туфли на маленькое углубление, дабы создать какую-никакую, но опору, и потянулся, стараясь ухватиться за протянутую кисть ведьмы. И несмотря на то, что из-за холода её возможности ограничены, Бэла сумела потянуть на себя тяжёлого брюнета, помогая ему забраться к ней.

– Неплохо. Годы тренировок?

– Не-а. У меня было насыщенное детство и идиоты друзья, втягивающие во всякие авантюры. – брюнет отряхнул руки и выпрямился. – Помню, как мы совсем мальчишками отправились на конец деревни и начали взбираться по высоким выступам, ведущих за пределы местности. Нам тогда чертовски влетело. Но что поделаешь – было весело.

Старшая дочь Госпожи натянула уголки губ вверх.

– Я тоже любила лазить по высотам. – выдала она с томным вздохом. – Мама так говорила.

– Мама так говорила? – изобразив непонимае, уточнил Стефан.

– Да. Ибо сама я ничего не помню, словно ребёнком никогда не была…

Её резкое молчание насторожило брюнета, но позднее она всё же продолжила:

– Когда я спросила её почему у меня нет воспоминаний о детстве – она ответила, что одна из моих вылазок на крышу закончилась трагично. Моё триумфальное падение могло лишить её старшего ребёнка, но Матерь Миранда…что-то сделала со мной. Вернула к жизни. И первое осознание у меня появилось только в двадцать лет. Понимаешь? Весь промежуток с десяти до двадцати погружён во тьму. Я имею хоть какие-то представления о собственном детстве только из рассказов матери. – Бэла устремила взор куда-то вдаль и снизила тон. – И я всячески стараюсь вспомнить хоть что-то из того, что она рассказывает, но никакой картины, никаких образов…лишь пронзительный крик и темнота.

И снова ведьма сделала паузу в своём рассказе. Было видно, что рассуждать на эту тему давалось с трудом, но это действительно её волновало.

– А крик-то даже не детский. Такой чужой, но одновременно очень знакомый. Не знаю, что сделала Матерь, но это дало мне сил, подарило новую жизнь. Она сделала нас такими же, как мама…навечно молодыми и красивыми.

«Она сделала вас чудовищами» – подумал брюнет. – «Кровожадными монстрами. У вас было детство, была семья, а у Бэлы, Кассандры и Даниэлы – нет. Альсина Димитреску внушила всем троим кровное родство и играет вами, как куклами, придумывая каждой свою историю, которая будет по душе прежде всего ей». Молодой человек настолько крепко сжал кулаки, что пальцы судорожно сплелись и костяшки побелели. Ему очень сильно хотелось рассказать ей правду. Рассказать о том, что хозяйка замка не является им матерью – она их убийца. Бесчувственная эгоистка, которая присвоила себе три чужие жизни, дабы потешить своё самолюбие. А может…одинокая и несчастная женщина, недобровольно ставшая жертвой другой безумной, но величавой женщины, со своей мечтой о большой семье? В любом случае, была ли эта правда кому-то нужна? Что почувствует Бэла, узнав истину о своей "новой жизни", если сам парень, никак не связанный с этим семейством, мучается от раскрытой тайны.

Стефан смог только горестно покачать головой.

– А твои сёстры? – задал он ей вопрос после недолгого молчания. – Они помнят что-нибудь?

– Нет. Только то, что рассказывала мама. И их это ни капли не смущает.

– Если ты была одной ногой в могиле, и потому тебе потребовалось помощь этой всемогущий Матери Миранды, то что случилось с остальными? Почему они такие…

– На Кассандру напал раненый бешенный олень, а Даниэла заболела испанкой. – беловолосая колдунья сменила интонацию на более воодушевлённую. – Они с мамой спасли нас и позволили переродиться. Это – дар. А за дары принято расплачиваться. Вероятно, потеря памяти – та самая плата.

«Это не дар, моя милая, а проклятье…».

– Впрочем, не бери в голову, – махнув рукой, бросила она. – Мне всего-навсего некому высказаться. Сёстры абсолютно спокойны относятся к тому, что ничего не помнят, а мама вечно уходит от темы.

– Я, – тихо начал Стеф, осторожно касаясь её предплечья. – Всегда готов выслушать и разделить с тобой любое бремя.

Бэла пристально посмотрела ему в глаза, будто проверяя истинность его слов и отдёрнула, как если бы обожглась, свою руку.

– Пойдём, – спокойно приказала ведьма. – Тут недалеко осталось.

И стремительно направилась вперёд. Стефу опять нагнать её не составило никакого труда; и вышагивали они уже бок о бок.

– А что насчёт твоей семьи? – неожиданно начала она, почувствовав его приближение.

– Моей? – удивился брюнет её заинтересованностью.

– Твоей, – подтвердила блондинка. – Я принялась обворовать собственную мать ради людей, о которых ничего не знаю. Это ли не глупость?

– Ха, пожалуй, – прыснул он. – Но у меня не столь интересная семья, как у тебя: только я да отец. Мать умерла от пневмонии, когда мне было десять. С её смертью жизнь стала тяжелее, конечно, но чего ворошить прошлое, так ведь?

Бэла кивнула.

– Мама несомненно была самым восхитительным человеком, если ты действительно хочешь это знать. – он тяжко вздохнул. Мирела…и всё, что я помню о ней – обожала ирисы, читать иностранную литературу, восхваляла венгерскую кухню; у неё были светлые волосы и голубые глаза. А ещё чистоту её души…такая добрая, спокойная. Мой отец не заслуживал мою мать, но они прекрасно дополняли друг друга: один был неимоверно жесток и угрюм, а вторая милосердна и жизнерадостна. Кончина мамы заметно отразилась на нём. Тяжело терять человека, который смог полюбить черноту твоего сердца.