Текст книги "Богдан и Алёшка (СИ)"
Автор книги: Anrie An
сообщить о нарушении
Текущая страница: 23 (всего у книги 24 страниц)
Один из ангелов поднял Алёшку из сугроба, принялся тормошить, приговаривая:
– Совсем закоченел, бродяга!
И он догадался: это уже не сон. Посмотрел снизу вверх на высокого сероглазого мужчину в элегантном полупальто и меховой кепке, похожей на головной убор Шерлока Холмса из старого телефильма и как-то сразу понял, что пропал навсегда. Подумал: если уж не умер вот прямо сейчас от его горячего дыхания, когда этот удивительный человек, присев перед пацаном на корточки, пытался согреть его оледеневшие пальцы, то будет умирать медленно и бесконечно каждый раз, когда… Нет, в его лексиконе ещё не было таких слов, какими можно было бы объяснить и обозначить это ошеломляющее «когда». Видимо, всё же не те книжки он в детстве читал. Или как раз – те.
Мужчина сдёрнул с шеи клетчатый шарф и обмотал им Алёшку, закрыв от ледяного ветра его щёки и нос. Мальчишку сразу же охватила вторая волна возбуждения (сверх ещё никуда не девшейся первой), потому что кусок колючей шерстяной ткани нёс в себе смесь восхитительных запахов – парфюма с нотками морской свежести, крема для бритья, дорогого коньяка, мятной жевательной резинки и крепкого мужского пота. Правда, разобрать аромат на составляющие его элементы он сумел много позже, вспоминая, а тогда казался он единым и ни на что не похожим.
– Пойдём, – позвал незнакомец.
– Куда? –испуганно пискнул Алёшка.
Впрочем, он хоть куда готов был с ним идти. Даже на заброшку, в недостроенные корпуса больницы, куда, как говорила бабушка, симпатичным мальчикам вроде её внука соваться опасно.
– На историю искусств, – сказал мужчина, поднимая упавший в снег блокнот и перелистывая его.
Точно. Конечно же! В первом полугодии историю искусств у них вела сама Юлия Юрьевна, а после зимних каникул появился и принялся вдохновенно вещать про древних египтян и ассирийцев вот этот изумительный дядька, Богдан Валерьевич. Как мог не узнать его? Какое-то наваждение просто.
Богдан слушал историю Алёшкиной детской влюблённости, не перебивая. Казалось, был удивлён. Возможно, даже не помнил об этом эпизоде своей педагогической деятельности.
Не помнил? Правда, что ли?
Обнимая Алёшку, Богдан тихо засмеялся:
– Значит, бедному ребёнку я сначала показался ангелом, а потом маньяком-педофилом… А теперь я для тебя кто, если не секрет?
Алёшка доверчиво потёрся щекой о его плечо:
– Где-то посередине, но ближе к маньяку. И это хорошо.
– Да? – почему-то обрадовался Богдан.
– Да. Я же охренеть сколько ждал. Знаешь, если бы ты меня трахнул тогда, сразу… Вся моя жизнь по-другому бы сложилась.
– Ещё бы. Ты бы меня возненавидел.
– Тебя – нет.
– Алёшка, глупый ребёнок. Я бы не смог всё равно. Я хоть и насильник, но ни разу не педофил. На маленького мальчика у меня бы не встал.
– Правда? А кто на Тагира облизывался, когда мы ещё в школе были? – прозвучало это совсем без злорадства, скорее, с тихой печалью. Но Богдан всё равно отреагировал с бурным возмущением:
– Ты что! Не было такого.
– Ладно, – согласился Алёшка, – не было – так не было.
Всегда думал, что было, и с самого момента появления в художке (и в его жизни) Тагира Бахрамова, Тигры, стала привычной поселившаяся в его душе тихая ревность. Или не ревность вовсе, что-то другое? Ждал: вот надоест Богдану изображать высокоморального учителя, накинется он на такого соблазнительного Тагирку, а он, Алёшка, нахально пристроится к ним третьим – с помощью шантажа или ещё как-то, он своего не упустит. Только вот рыжий сбил все его планы. Или, наоборот, ускорил их воплощение в жизнь?
И нахрена ему такое счастье, если Тагира нет!
Эйфория схлынула, сменилась тихим отчаянием, а затем и апатией. Привычно ломило поясницу, сводило судорогой ноги. Похмелье отзывалось головной болью и несильной, но малоприятной тошнотой. И вообще… чай, кофе и поцелуи – прекрасно, однако до ужаса хотелось домой. И ещё курить и в туалет. Сказать об этом Богдану стеснялся, гораздо проще было действовать по накатанной схеме, как с клиентами, – терпеть, улыбаться, соглашаться на всё.
Как всегда. Что ж… не маленький, сам знал, куда шёл и зачем.
Какая нахуй любовь!
– Алёшка, –зашептал на ухо Богдан, – можно я тебя…
Начина-а-ется…
– Богдан, маньяк из тебя какой-то вежливый получается, – хихикнул он. – Я в твоей квартире, в твоей постели – чего спрашивать.
– Вежливый, да? – с шутливой угрозой произнёс Богдан. – Вот отвезу тебя в лес, привяжу к дереву и отманьячу в полную силу.
Блин, а неплохая идея, кстати. Хоть в лес, хоть в поле – главное, чтобы не прям вот щас. Только как бы об этом сказать, чтобы не разозлить его и… не обидеть.
– Поедешь со мной в лес, Алёшка? Не испугаешься? – продолжал Богдан.
– Испугаюсь, – подыграл он. – Но поеду.
– А… в Москву?
Что? Куда, зачем?
Он всё ещё прикалывается или это уже всерьёз?
Всерьёз.
– Богдан, а на сколько дней в Москву?
Хорошо бы до конца каникул. Если раньше надоест, он убежит. Всё равно хотел путешествовать автостопом, надо же когда-то начинать.
– Каких дней, Алёшка! Насовсем.
– И что я там буду делать? – настороженно спросил он.
– Жить. Со мной.
Внезапно. И как это понимать? Алёшка задумался. Впрочем, его позиция придавленной к постели таракашки к глубоким размышлениям не располагала, поэтому он, скорее, завис, как перегревшийся компьютер. Богдан не торопил, но явно ждал ответа. Положительного, а как иначе.
– Знаешь что, Богдан, – наконец, осторожно проговорил Алёшка.
– Внимательно тебя слушаю, – отозвался тот. Будто они на уроке. На паре по истории искусств, блин.
– Знаешь что… если ты задумал операцию по спасению такого несчастного меня, то… не надо, пожалуйста, ладно? Ты не обязан.
Богдан отстранился от него. Запахнул халат, сел на край кровати.
– Я что – похож на благородного дядюшку? – усмехнулся он. – Видишь ли, я еду в Москву работать, а не отдыхать. На одноразовые знакомства у меня не будет времени, да и рискованно. Поверь, это не спонтанная идея, я рассматривал варианты.
Варианты, значит. Вот как. И много их было – вариантов? Даже нелюбопытно. Интересно сейчас другое: одежда – где? Надо встать и уйти. Домой. К бабушке – съёмная квартира больше не его дом, Тигры там нет и никогда не будет. Позвать Клима… лучше Шурика с Ксюхой, попросить помочь собрать вещи. Одному идти как-то тошно. И вообще… зря он рассказал Богдану про детство, про этот мост. Ничего он не понял. Ничегошеньки.
– Естественно, платить такие суммы, как Виктор Львович, я не стану, – продолжил Богдан, – всё будет гораздо скромнее.
Ох ты, а вот если Алёшка откажется теперь… да, Богдан подумает, будто из-за низкой оплаты. Ну, как объяснить ему?!
– Между прочим, – я могу зарабатывать и другим способом, – обиженно произнёс мальчишка.
– Чёрт, – выругался Богдан. – Я дурак, я совсем не это хотел… Извини. А если я скажу: ты мне нравишься, хочу просыпаться и видеть рядом на подушке твою нахальную физиономию… Поверишь?
– Не знаю, – растерялся Алёшка. – А подумать можно?
– Нужно. Вот сейчас идёшь в душ и куда тебе ещё надо, и там думаешь. Потом мы с тобой топаем в эту жуткую коммуналку и забираем твоё барахло. Находим хозяйку, чтобы отдать ей долги и похерить договор. И в это время ты тоже думаешь, думаешь. А вечером в «Якорном поле» сообщаешь мне, что надумал. Договорились?
– Ага, – кивнул Алёшка. – Только… ну, вдруг я сегодня соглашусь, а уже в Москве перерешу всё по-другому?
– Твоё право. Оба можем перерешить в любой момент. Никаких гарантий. Мы живые люди – и ты, и я. Мало ли что может случиться.
– То есть… секс без обязательств, да?
– Ох, вот только не надо на всё ярлыки навешивать, – попросил Богдан. – И вообще… секс не самое важное в жизни, поверь мне, старику.
Алёшка фыркнул:
– Какой же ты старик! А про главное в жизни – это у всех по-своему. У меня – мои картины. И люди, разные.
– М-да. А ты неглупый парень, оказывается. Знаешь, у меня тоже… картины, только чужие. И люди. И ты среди этих людей. Ты ведь не обидишься, если я так скажу – среди них, а не на первом месте.
– Богдан, ну, я же не девчонка, чтобы на такое обижаться. И потом… ты у меня тоже не на первом.
– Да? А кто тогда? – настороженно спросил Репин.
– Бабушка. И ещё Клим, Шурик, Сабина, Алёна, Сенечка – много кто. И Тигра, конечно, – хоть он и умер, он же всё равно есть… Богдан, что-то не так?
– Нет. Всё так, – выдохнул Богдан. – Иди уже в душ.
Хорошо так распланировали ближайшее совместное будущее. Идеально. Однако через несколько минут оказалось, что зря. Что по-иному всё повернётся. Будет так, как никто и не загадывал, потому что…
Потому. Что.
Иногда наши планы меняются под влиянием обстоятельств. И это не оттого, что планы были фиговенькие. Просто обстоятельства оказались сильнее.
========== 27. Алёна Задорожных ==========
Обстоятельства оказались сильнее задумок, выдумок и всякого прочего. О том, что погиб Тигра, Алёна узнала из соцсети. Сразу же попыталась связаться с Алёшкой или Климом, но они онлайн не были и на звонки не отвечали оба. Долго переписывалась с вернувшимися из Крыма Южаковыми – в основном, с Ксюшей, Шурик предпочёл помалкивать.
Тяжело было это осознать. Не хотелось верить. Не в дальних краях – в полутора-двух часах езды от её маленькой Лучни, в исхоженном сто тысяч раз вдоль и поперёк Славске всё происходило. И не с каким-то незнакомым подростком, а с тихим и печальным Тигрой. Эх, Тигрёнок… Не расставался с ножом – а толку!.. Люди они или вообще кто?
Только вот не надо про «сам виноват». Нечего было участвовать в сомнительной акции и светиться на ютубе. Нечего было ходить по тёмным дворам. Ах, провожал Кострова? Нечего было вообще мальчику из приличной семьи связываться с этим ужасным Костровым, сразу было ясно, что это добром не кончится. Нечего было становиться геем. Ими не становятся, а рождаются? Так нечего было рождаться. Тем более, в кавказской семье. И по национальному признаку оскорбления звучали, так ведь? Россия для русских – слышали, знаем. Нечего, нечего было появляться на свет – не пришлось бы и умирать.
Абсурд, конечно. Самый абсурдный абсурд. Но многие так и рассуждают. Сами-то они точно родились, где надо и какими надо.
Короче, в голове и в сердце у Алёны был полный раздрай. Да, она сама была теперь старая и мудрая, как Сова из мультика про Винни-Пуха, который включала для Стёпки и удивлялась, какой же он не детский всё-таки. Но, несмотря на это всё, ей, до ужаса тридцатиоднолетней, захотелось поговорить, посоветоваться с кем-то, кто старше её и мудрее. Не с мамой и не с отцом – не хватало их грузить лишними проблемами. Не с друзьями отца – какими-то далёкими они стали после её возвращения из Славска. Не с Алиной Ярцевой – ну её, пусть с ней Динка беседует, если хочет, у них много общих интересов. Не с Верой… Или всё-таки с Верой?
Домашний телефон Веры не отвечал. Мобильного Алёна не знала. В социальных сетях Вера нашлась в числе друзей Богдана, но оказалось, что она не появлялась на своей страничке с мая.
Богдана беспокоить не хотелось, ему и так несладко пришлось – смерть матери, гибель ученика…
С другой стороны… поддержать его надо. Кому охота справляться с таким тяжёлым грузом в одиночку? О том, что этому человеку, в общем-то, есть с кем поделиться проблемами, к кому обратиться за помощью, она просто не подумала. Десять дней назад, в день похорон матери, на её вопрос, а не приехать ли ей, он твёрдо ответил «нет», но об этом она просто забыла. Какое может быть «нет», ведь она такая одна-единственная – пуп земли и мать Тереза всея Славской области.
К поездке готовилась быстро, но тщательно. Испекла любимое печенье Богдана – обещала же. С утра сбегала в редакцию, попросила распечатать на принтере очередной (хотелось бы, чтобы уже окончательный) вариант буклета на предмет «ловли блох», то есть выискивания мелких ошибок. Юбку надевать не стала – влезла в узкие джинсы с дырками на коленях и натянула оранжевый топик. Чуть отросшие после стрижки волосы уложила плойкой. Жирно накрасила ресницы, а по губам едва мазнула коричневой помадой.
Умница, Алёна Задорожных, всё правильно сделала. За исключением совсем мелкой мелочи, ерундовой такой ерунды.
Просто не подумала.
Изначально была договорённость с Богданом: о визитах предупреждать заранее (мало ли, вдруг он не дома – расписание человека с несколькими работами весьма непредсказуемо, прекрасно понимала, у самой так) плюс к этому непременно звонить с автостанции, чтобы он заранее открыл подъезд. Только вот… отправила сообщение вконтакте и не удосужилась проверить, прочитано ли. Приехала, вышла из автобуса, позвонить забыла. По пути решила, что наберёт номер Богдана у самого подъезда. Типа – сюрприз-сюрприз. Знала, что этот человек сюрпризов не любит, сам предупреждал. Предполагала, что отругает её, как маленькую девочку, но за печеньки всё простит. Говорил: друзья – ну и вот. К чему церемонии?
В итоге так и не вынула из кармана телефон. Как раз отпирала подъезд старушка с двумя объёмистыми сумками; Алёна решила помочь, подхватила её ношу и через пару лестничных пролётов опустила на коврик. Потом поднялась ещё на этаж и застыла на пару минут перед квартирой Богдана. За дверью ощущалось какое-то шевеление, из чего сделала вывод: хозяин дома, не зря пришла. Ну, и нечего медлить и стесняться. Резко подняла руку, надавила на кнопку звонка. Раз, другой, третий…
Богдан открыл дверь. Не менее смущённый, чем она сама, он был с влажными взъерошенными волосами, в длинном наскоро запахнутом домашнем халате. Душ принимал, что ли?
Молчал, странно смотрел на неё. Видимо, она не вовремя. Ох, как не вовремя! Надо было всё-таки позвонить.
– Богдан, кто к нам пришёл? – раздался знакомый громкий голос.
Распахнулась дверь ванной, и оттуда высунулся… Алёшка. Распаренный, розовый. Вода капала на пол с его длинных волос, а из одежды было на нём только обмотанное вокруг бёдер полотенце.
– Ой, Алёна, привет! – радостно подался ей навстречу мальчишка.
Алёна в один момент перестала что-либо понимать и чувствовать. Всё происходящее воспринималось ею, как через мутное стекло. В ушах как будто оказалась вата – звуки сделались приглушёнными. Она, ничего не говоря, вынула из сумки папку с распечаткой буклета, положила на тумбу рядом с завешенным зеркалом. Движения её были медленными и в то же время резкими, дёргаными. На папку лёг пластиковый контейнер с печеньем. Алёна развернулась и вышла из квартиры. Молча.
Сидела во дворе, уткнувшись лицом в прижатую к спинке скамьи согнутую в локте руку. Вечность, четырнадцать лет, неделю. На самом деле – двадцать восемь минут всего. Пока не полились из глаз потоком бессмысленные несолёные слёзы, которые не вытирала ни платком, ни ладонью – ничем.
Алёна не заметила, как рядом с ней оказалась девочка-подросток, восточными чертами лица немного напоминающая Тигру – Тагира.
– Ты в кого из них влюбилась? – поинтересовалась девочка, по-птичьи склонив голову набок. Алёна не удивилась вопросу. Сил не было ещё и удивляться, поэтому всё происходящее воспринимала как должное. Промаршируй мимо отряд мумий в скафандрах и с ними дядька Черномор – вообще не вздрогнула бы. Тем более… подумаешь – девчонка, подумаешь – знает её потаённые мысли. Да весь мир знает, ни для кого не секрет.
– В старшего, в Богдана, – сказала она.
– А я – в Алёшку, – вздохнула девочка. – Знаю, что смысла нет, а всё равно…
– Вот и я, – покивала Алёна, – знаю, а всё равно…
Ещё одна вечность прошла.
Хлопнула дверь подъезда, появился Алёшка. Плюхнулся с размаху на скамейку, зашипел от боли; неуклюже повернувшись, сменил позу – сел боком, неловко взглядывая из-под упавших на лицо ещё не высохших волос на обеих девушек. Обратился сначала к младшей:
– Сабина, больше не нужно следить.
– Я поняла, – кивнула та. Взяла из его рук сложенную вдвое купюру. Встала, расправила широкий подол платья в горошек, ушла, держа спину напряжённой, неестественно прямой, как часто делают подростки, скрывающие сутулость.
Алёна, не глядя на Алёшку, произнесла:
– Сволочи вы. Оба.
– Да, – согласился он. – Мы такие.
– Сказать заранее не дано было? – спросила она. Без возмущения, без любопытства, словно пустота снова начала захватывать её в плен.
– Ты тоже молчала, – резонно заметил Алёшка. – Печеньки, кстати, вкусные, – похвалил он. – Скинешь рецепт? Мне теперь придётся учиться готовить, наверное.
– Всё так серьёзно? – мрачно усмехнулась Алёна.
– Пока неясно, – не уловив сарказма, признался Алёшка.
– Что неясно?! – рассердилась вдруг девушка. – Ты его любишь?
– Да.
– Он – тебя?
– Нет.
– То есть ты заранее готов к тому, что он наиграется и вышвырнет тебя на улицу, как котёнка?
– Готов. Ты, Алён, не переживай – это нормально.
– Нормально?! – вскипела она. – Нет, ненормально, Алёшка. Не-нор-маль-но. Ты себя со стороны видел? Душераздирающее зрелище, знаешь ли. Губы ободраны, шея в засосах, руки в синяках… не от наручников, но всё равно приятного мало, – хотела бы Алёна оказаться на его месте? Хотела бы, хотела бы – нечего скрывать. – Он… Алёшка, ведь он с тобой так же обошёлся, как в тот раз Паша, да?
– Ну-у… почти. Но ему можно, он не Паша – он Богдан. Алён, слушай… я знаешь зачем пришёл?
– Прощения просить – нет?
– И это тоже, но… Алён, ты нам нужна. Очень.
– В… каком качестве? – опешила она.
– В качестве… водителя. Богдану позвонила Вера Тропинина, там с домом беда… который музей. Его подожгли какие-то гады. Надо срочно ехать, а Фёдор Юрьевич снова пьян, вот и…
– Блин, Алёшка! И ты молчал?!
– Я не молчал, я…
– Болтал всякую чушь. Где машина?
– Вон там стоит, у последнего подъезда, а Богдан пошёл к жене Юрьича за ключами от «ласточки».
Алёна вела автомобиль медленно и аккуратно, как на экзамене в автошколе. Казалось бы, должно быть проще, чем в прошлый раз: не в темноте, белым днём, и машина уже знакомая. Дорога незнакомая зато. Даже на автобусе Алёна въезжала в Фёдоровское с другой стороны – из Лучни, не из Славска. А день – подумаешь, день. Перед глазами мельтешат фиолетовые пятна, мешают смотреть. Голова кружится, кружится. Руки вялые, ноги сводит судорогой. Такое ощущение, что снова начнутся месячные. Хотя – куда нафиг, недавно же были. Или это от нервов всё? Ничего, взялась – веди. Сосредоточься, Алёна, пожалуйста!
– Ничего, всё в порядке.
Алёна крутанула руль, «ласточка» вывернула с просёлочной дороги снова на шоссе. И тут что-то пошло не так, потому что машина оказалась стоящей поперёк дороги, по которой на большой скорости катил КамАЗ-лесовоз. И Алёна, вместо того чтобы отъехать в сторону (всё равно поздно, но хоть какое-то движение, какой-то шанс), тупо надавила на тормоз. «Девятка» намертво застыла посреди шоссе. Если бы дальнобойщик тоже успел затормозить, всё было бы иначе. Но КамАЗ нёсся вперёд, как раненый слон, на разбирая дороги. Похоже, водитель этой громадины даже не увидел застывшую поперёк его пути легковушку, пока не…
Вдруг вспомнив что-то (может быть, давний сон?), Алёна отчаянно заорала:
– Рыжий! Рыжий, помоги!
«Если уж совсем занесёт на повороте», – так, кажется, он говорил. Занесло вот. И ничего, ничего не исправить: он не услышал, он не спасёт. Скрежет металла о металл; короткий, похожий на всхлип, вздох Богдана; отчаянный вопль Алёшки с заднего сиденья.
Нет.
========== 28. Олег Локи ==========
Нет. Нет, нет, нет!
Нет, блядь!
Какого дьявола вообще? Не-ет… Ага, было тебе бы «нет», если бы Богдан не доверился этой чёртовой бабе. Предупреждал его: не связывайся. Ещё в самом начале предупреждал. И ей тоже намекал, ничего не поняла, дура.
Нет, не дура. Хитрая, себе на уме, сучка. Это ведь она нарочно. На подсознанке, конечно, но нарочно, зараза! Потом, правда, спохватилась, вспомнила – позвала. Поздно. Не знаю, успею ли, смогу ли вернуть…
Мелкий – идиот. Ну, этому по возрасту положено делать глупости, если не теперь, то когда ещё… А Богдан – седина ему в бороду (которой нет), ума палата… номер шесть.
Вот как я теперь должен всё это разруливать?
Разруливать, ха! Во всех смыслах, прямых и переносных.
На полу пушистый ковёр, я сижу на нём, поджав ноги. Беру колоду Таро левой рукой, завожу конечность за спину, разжимаю пальцы. Карты стекают дождём и ложатся на плоскость ковра в хаотичном порядке.
В хаотичном.
Порядке.
Я не могу повлиять на судьбу. Остаётся только надеяться, что всё будет правильно. А как – правильно? Не знает никто. И я не знаю.
Оборачиваюсь. Смотрю на рассыпанных пажей, рыцарей, королей и мелочь с римскими цифрами. Только младшие арканы на виду, старшие либо прикрыты другими картами, либо перевернулись рубашкой вверх. Понятия не имею, что это означает в данный момент (книжные толкования неточны, их всегда можно переиначить в свою или чужую пользу), но интуиция подсказывает мне: неизбежность отступила на воробьиный шаг, есть крохотный шанс, что всё обратимо.
Сам не знаю, что делаю. Точнее, ничего я не делаю, оно само, как всегда, со мной происходит. Отдаюсь на волю случая, всё к лучшему, что бы ни произошло, – хуже ведь не будет, верно? – только давай, давай происходи уже – я жду!
Откидываюсь на спинку водительского кресла, отчаянно сжав пальцами руль, выдыхаю…
За окном автомобиля знакомый двор, качели на детской площадке (как без них?), снег на асфальте… Что-о?! Какой нахрен снег! Я промахнулся на полгода, что ли? М-м-м, не-ет…
Нет. Нет.
Не снег. Дети, мать их раскрасавицу, раскрошили и разметали по двору пенопласт. Уф… Лето. О том, что я мог попасть не в тот день, не в тот час, не хочу и думать. Никогда не рассчитывал хронометраж, точные науки – это не моё, всегда действовал по наитию. Вечно пальцем в небо, и разверзнутся хляби небесные, и будет вам счастье. Мне, лично мне – счастье. Должно быть. А то что я – рыжий, что ли? Хм, смешно. Так будет счастье? Будет-будет, шашлык из тебя будет, сиди и жди.
Из всех нас будет шашлык, если ломанёмся в Фёдоровское. Нахрена мы там, мы не пожарная команда. Правда, если на Москву повернём, тоже ждёт нас засада, ничего тут не поделаешь: куда ни кинь, всюду какая-то хрень… дрянь… пьянь…
Дверь подъезда открывается, они выходят. Пора! Встряхиваю волосами, сигналю, они оборачиваются, опускаю стекло.
– Кто заказывал такси на Дубровку?
Мелкий шагает впереди – в тряпочных кедах и белых носочках, в шортах, с выбритыми ножками – симпатяга. Каково оно – уничтожать излишнюю растительность по всему телу, а пышную шевелюру распрямлять «утюжком», чтобы не вилось волосьё мелким бесом, и регулярно обесцвечивать? Белобрысым-то это солнце ясное было в детстве. После шестнадцати волосы наверняка стали стремительно темнеть, и он, чтобы не терять товарный вид, принялся их высветлять. А ещё на нем розовая футболка с принтом в виде парусников и якорей, и тут я начинаю потихоньку закипать от ревности, поскольку это шмотка Богдана, которую он привёз из какой-то загранпоездки, сам практически не носил, а вот я любил её надевать, когда оставался у него. Мне она велика, а мальчишке практически впору: ишь, какой вымахал!
Перевожу взгляд на Богдана и начинаю его жадно расматривать, как всегда, восхищаясь античными пропорциями его тела, золотистой кожей (надо же, и без поездок на южные курорты, здесь, на Волге, умудрился так ровно и красиво загореть), по-европейски правильными, не грубыми, но и без всякой слащавой утончённости, чертами его лица – им всем, целиком и полностью, от макушки с едва намечающейся, самому ему незаметной трогательной лысинкой до стоптанных кроссовок. Рубашка с коротким рукавом обтягивает его плечи и открывает вид на бицепсы. А под ширинкой лёгких летних брюк заметен набухающий бугорок. Сексуальное напряжение просто разлито в воздухе, хоть ложкой черпай. Интересно, это он мне так обрадовался или мельтешащая перед ним задница Алёшки не даёт ему покоя?
Богдан, мой Богдан… Хочу его очень. Но сейчас не то время, чтобы… Нужно увезти его с этого проклятого всеми древними богами и современными сетевыми шаманами участка вселенной. Подальше отсюда и как можно скорее увезти обоих.
Без лишних вопросов Богдан сел рядом со мной. Алёшку мы отправили на заднее сиденье. Он, бестолковый, задёргался:
– Куда, зачем? А как же Алёна? И Сабина…
– Сабине потом напишешь и деньги на карту переведёшь. А с твоей Алёной ничего не случится. Поревёт, пообижается, разберётся в своих чувствах и потом сама тебя найдёт.
– Скоро?
– Через десять лет, – зачем-то ляпнул я.
– Через… сколько?! Рыжий, ты не колдун, ты скотина! – разозлился мальчишка.
– Пусть так, – я согласился. Спокойно объяснил. – Это лучше, чем если бы она вас повезла сейчас и вся такая на нервах вляпалась в аварию. Алёшка, поверь мне: это не «было бы», а реально было, я видел своими глазами… больше не хочу.
– Насмерть? – тихо спросил пацан.
– Да. Все трое.
– Ясно. Ладно, Олег, делай, как надо, тебе лучше знать. Только… можно я ещё спрошу?
– Валяй.
– То, что Тигра погиб… твоя работа?
– Моя. Погоди, не злись, выслушай. Клим с отцом попали в дорожно-транспортное, но у них лёгкие травмы. Шурику сегодня онколог сказал: первые анализы были неверными, произошла ошибка – с ним всё в порядке. Сенечка в коме, но у него есть шанс выкарабкаться. И Кольку в деревне, куда отправил его отец, не разорвала стая бродячих собак. Понял?
– Угу. Хотя Кольку – следовало бы, – пробормотал он.
Я попросил:
– Не осуждай.
– Ладно… Олег, значит, Тигра знал, что он умрёт? – вдруг догадался он.
– Это был его выбор.
– Когда он уходил к тебе… вы об этом говорили?
– И об этом тоже. Теперь, когда ты всё знаешь… тебе легче принять то, что произошло?
– Нет, Олег, не легче, – мрачно сказал Алёшка. – Зато я кое-что понял и… в общем, я справлюсь. Давай, поехали уже!
Мы двинулись вперёд. Я старался выжать максимум из моей апельсиновой «реношки», стараясь как можно быстрее оказаться подальше от Славска. Через двадцать минут скоростной езды по шоссе забеспокоился Богдан:
– Олег, мы ведь не в Фёдоровское едем…
– В Москву, Богдан. В столицу-матушку.
– Поворачивай назад! – потребовал он.
– Нет.
– Олег, вернёмся! Там Вера в истерике.
– Блядь, как вы мне надоели со своими девицами! – не выдержал, выругался я. – Развели тут гарем на двоих: Алёна, Сабина, Вера…
– Кто бы говорил! – фыркнул Богдан. – У тебя самого, колдун, жена, между прочим…
– Да развёлся я с ней, в прошлом году ещё.
– И куча левых баб.
– Брошу и баб, и парней – только поедем со мной, Богдан, пожалуйста. С Верой ничего не случится: она умная и трусливая, в пекло не полезет.
– А я, по-твоему, дурак? – Богдан с обидой выхватил лишь кусок фразы из всего сказанного.
– Ты, по-моему, смелый. Непременно кинешься спасать картины и сгоришь нахрен. Мне оно надо?
– Ты тиран, Олег, – упрекнул меня Богдан.
– Нет. Просто сейчас я знаю, что делать, – соврал, ничего не знаю, интуиция ведёт. – В данном случае, это – моя война, – и вот это – уже правда.
– Война – с кем? – подал голос Алёшка.
Надо же, я думал – мелкий тихо дрыхнет на заднем сиденье, а он всё никак не угомонится, суёт свой любопытный нос во взрослые разговоры. Ну, и правильно делает.
– Видишь ли, Алёшка, – я говорил, рассуждал, а сам увеличивал скорость: чем дальше мы от Славска, тем безопаснее, и у Богдана не возникнет вновь желания вернуться. Вполне его понимаю – картины Яши безумно жаль, но… не сейчас, не сию минуту, – видишь ли, мой (или даже наш) враг – это понятие не политическое в данном случае, а философское и несколько мистическое даже.
– Смерть? Ты воюешь со смертью?
Я засмеялся:
– Нет, малыш, со смертью мы скорее союзники. Мой противник – судьба или, если быть более точным, – неизбежность.
– Ага. Понятно.
– Что тебе понятно, чудо в перьях?! – сердито хмыкнул Богдан. – То, что разлюбезный Олег Видурович снова слегка крышей поехали? В этом вы с ним два сапога пара, братья по разуму.
Интересно, с чего он так завёлся? Ревнует, что ли?
– Думаешь, я совсем глупый? – обиделся Алёшка. – Я читал…
– Знаю, что ты читаешь: фэнтези из интернета, ерунду всякую, – похоже, у Богдана включился режим «дежурного воспитателя». Интересно, когда он вот так брюзжит по любому поводу, мелкого это ещё больше заводит? Меня – да.
Между прочим, дивный у нас треугольник сложился. Треугольничек. Смешно: этим словом обычно называют похожие отношения гетеро-личностей, но у них не получается полноценного треугольника – только угол, два луча, уткнувшиеся в одну точку. У нас больше вариантов развития событий. Три – как минимум. Плюс тот, при котором не надо никому никого выбирать.
– Олег, останови, – попросил Богдан, – вон у тех кустов.
– Что, так не терпится? – я не удержался от пошлой шуточки.
– Мелкому в туалет не терпится, весь изъёрзался.
– Вовсе и не в туалет, – сердито засопел Алёшка. – Мне сидеть больно, и ты, Богдан, знаешь, почему.
Ещё бы он не знал! Хотел бы я посмотреть, как это у них происходит. Со мной Богдан был аккуратен. А другим (Алёшке в том числе) стремился причинить боль. Почему так? Сам же страдает потом. Сожалеет о том, что натворил, без притворства, искренне. Вот и сейчас: покрикивает на мальчишку, а сам (заметно ведь!) плавится от жалости и нежности.
– Скоро до заправки доедем. Будет вам и туалет… и какао с чаем, – ох, люблю цитаты из «Бриллиантовой руки» к месту и не к месту! И из некоторых мультиков иногда тоже…
Невероятно быстро наступает вечер. Лиловая тьма вокруг, а впереди – тёплые жёлтые огни заправки. Столько раз баловался со временем, растягивал его, как резину, когда было нужно, и вот оно отомстило мне – до Москвы добираемся едва ли не полсуток, хотя по-нормальному тут ехать два часа. Останавливаться рискованно: пока мы не в столице, любая безумная хрень может случиться, сука-судьба не дремлет. Однако двигаться дальше нельзя – бензин на нуле, а синтезировать топливо магическим способом пока не в моих силах, это не мелочь какая-нибудь вроде пачки печенья, сформировать которую из насыщенного подходящими молекулами воздуха – раз плюнуть. Вот и плюю. Швыряю упаковку крекеров через плечо, Алёшка ловит её, искренне выдыхает:
– Спасибо.
На здоровье, малыш, растущему организму нужны калории. Впрочем, любому нужны. Вторую пачку делим пополам с Богданом.
– Так, родные мои, – говорю дрожащим голосом – и в самом деле за них волнуюсь, – сейчас вы выйдете из машины – будьте добры, не вляпайтесь ни в какую историю.
Кивают оба; ох, как я им не доверяю – что у старого, что у малого талантище притягивать глобальные приключения на свои многострадальные задницы. Но за несколько минут ведь ничего плохого не успеет случиться, правда?
Неправда.
Случилось.
Пока заправлял машину бензином, пока покупал в буфете бургеры и горячий кофе на вынос (несмотря на молекулярный перекус, нормальной, не магически синтезированной еды всё-таки хотелось), до моих мальчиков уже докопалась какая-то гопота. Хрен ли было так палиться, небось целовались у всех на виду, идиоты!
