Текст книги "Богдан и Алёшка (СИ)"
Автор книги: Anrie An
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 24 страниц)
Вот как назло! Попытался ещё раз дозвониться Юлии Юрьевне, получил в ответ «внезону», плюнул на всё и принялся за блинчики. Свежеиспечённые, ага. Прекрасно понимал, что они больше похожи на свежеразогретый в микроволновке свежеоттаявший от заморозки полуфабрикат. Ну, пусть хоть такие, зато быстро принесли.
Олег опаздывал. Богдан даже не порывался позвонить ему, поторопить. Для него это значило бы показать своё волнение. Вот ещё!
Почему-то вспомнились снова те две недели с Яшей. Тогда у него не было возможности освободиться от работы. Перед тем сам же взвалил её на себя сверх меры, куда деваться. С утра до вечера Яша был предоставлен сам себе, и это, похоже, ничуть его не угнетало. Возвращаясь, Богдан неизменно находил Тропинина увлечённо листающим очередной альбом по искусству из его обширной библиотеки. Новая ремонтная бригада – три бойкие бабёнки в заляпанных краской комбинезонах – с потолками и стенами справилась за два дня. Представил им Яшу как младшего брата – сводного, от второго брака отца. Опробованная на них версия сошла и для соседей. Не для всех, правда. Дама Снизу (как прозвал соседку Яша в честь такой же вздорной героини какой-то вспомнившейся ему детской книжки), похоже, что-то подозревала. Ну, немудрено. Если специально прислушиваться, чего только не услышишь.
– Что она нам сделает? – пожимал плечами Богдан. – Маме расскажет? Так мама в курсе.
Возвращения Елены Владимировны Репиной из санатория Дама Снизу дожидаться не стала, нажаловалась в полицию. Пришёл разбираться с проблемой молоденький участковый, он так мило смущался, пересказывая суть заявления гражданки Никифоровой, что у Богдана мелькнула дурная мысль: «А что, если…». Нет, конечно, объяснил представителю правоохранительных органов спокойно и вежливо, как подобает порядочному интеллигенту, про брата, про ремонт. Пообещал, что больше шума поздним вечером не будет.
– Да и вообще не будет. Мы уже всё, что надо, просверлили, приколотили и передвинули. Барышня ведь из-за ремонта беспокоилась, да? Это всегда такой сумбур, такая нервотрёпка. Сожалею, что её побеспокоили. Кстати, мы с братом собираемся обмыть, так сказать, завершение работ. Приглашаем к участию. Яша, ты не против, если господин полицейский к нам присоединится?
– Да ради бога! – отозвался из кухни Тропинин.
Богдан приветливо улыбнулся и сделал шаг в сторону участкового. Полшага. Тот попятился, упёрся лопатками в захлопнувшуюся входную дверь. Пробормотал, словно оправдываясь:
– Я при исполнении.
– Ну, нет – так нет, я не настаиваю. И ни в коей мере не принуждаю.
Для того чтобы отпереть замок, надо было подвинуть юношу «при исполнении» в сторону. В эти несколько секунд тот не один раз краснел и бледнел попеременно.
– До свидания, всего доброго, – сказал Богдан.
– Всего, – кивнул растерянно через порог полицейский. – Вы это… музыку громко не включайте, – предупредил он.
– Да какую музыку, что вы, – медовым голосом пропел ему вслед Богдан. – Разве только классику. Чайковского, например.
Вернулся в кухню, обнял Яшу, расхохотались вместе над нелепостью ситуации. Участковый, надо же.
– Богдан, всё-таки рискованно так шутить, – покачал головой Яша, когда, отсмеявшись, они дружно принялись за раскладывание закуски на тарелки.
– Я, знаешь ли, не шутил, – признался Богдан. – Мне действительно мальчик понравился. Такое со мной бывает, привыкай.
Может быть, зря сказал так сразу и так резко. Но без этого – никак, не должно оставаться между ними ни тайн, ни недомолвок. Пусть принимает его таким, как есть, или… Нет, никакого «или». К другому варианту не готов.
– Ладно, – хмуро кивнул Яша. – Хорошо, что сказал, лучше уж так, без обмана.
– И что теперь? – насторожился Богдан.
– Буду привыкать. Раз ты у нас, как кот у Киплинга, гуляешь сам по себе. Вот и гуляй. Где хочешь… и с кем хочешь.
– А ты?
– А я – только с тобой. Мне, знаешь ли, больше никто не нужен.
Так и жили. До того момента, пока чёртов Сашка не встретился на пути. Его, Богдана, стараниями, так что…
Появился, наконец, Олег, сияющий, как новая монета. Медная, само собой. С порога разглядел Богдана, помахал рукой и двинулся к нему, ловко лавируя между столиками, стульями и тяжёлыми разлапистыми якорями.
– Зачем звал? – грубовато спросил Богдан после формальных приветствий.
– Соскучился.
Схватил его чашку, одним глотком выпил оставшийся кофе.
– Врёшь ты всё, – сказал Богдан. И вдруг ощутил, что ожидает не только разговоров о делах и всякой мистике, что его нестерпимо тянет к этому рыжему нахалу. Кто бы сомневался.
– Скандал на форуме – твоих рук дело?
– Можно и так сказать, – хмыкнул Олег. – Что там, кстати, произошло?
– Думал, ты лучше знаешь. Разве нет?
– Приблизительно. На картах фамилии не написаны, это я тебе уже говорил.
– Даже если приблизительно, мог бы вчера намекнуть, я бы поехал туда, сразу разобрался на месте, – с обидой выговорил Богдан. – А так сижу в полном недоумении, без информации. У тебя, кстати, есть интернет?
– Дома есть. Поедем? На ноуте посмотришь всё, что надо. Надеюсь, туда наша леди детектив за нами не увяжется.
– А что, она снова здесь? – удивился Богдан.
В прошлую встречу Олег показал ему смуглую девчушку в джинсовом комбинезоне, сообщив, что это дитя востока следит за ними. На этот раз девочка сидела за столиком у входа, одетая совсем по-летнему, в платье в крупный горох.
– Настырная какая! – сказал Олег, причём не с досадой, а с какой-то даже гордостью, что ли. Будто она его ученица.
Богдан расплатился по счёту, вышел из кафе. Олег выскользнул раньше и уже поджидал его у автомобиля. Это был ярко-оранжевый «рено-логан».
– Машину под цвет волос подбирал? – сострил Богдан.
– А то! – усмехнулся рыжий. – Садись, поедем. Здесь недалеко.
– Это хорошо. Мне бы вернуться не позже трёх, надо будет Светку в больнице подменить, – предупредил Богдан.
– Не волнуйся, вернёшься, – успокоил Олег. – Я темпоральное колечко замкну, времени будет, сколько хочешь. Пока не надоест.
– Шуточки у тебя, колдун, знаешь ли…
– Нормальные колдунские шуточки. Пристегнись, пожалуйста, а то меня оштрафуют. А, нет, уже поздно. Мы на месте, сэр.
И правда, почти рядом с домом. Можно было пешком дойти.
Квартира оказалась однокомнатная, небольшая, но уютная, похожая на ту, что Олег с Сашкой снимали в Нижнем.
– А где Сашка? – спросил Богдан.
– Я разве не говорил тебе? Мы расстались.
– Не говорил. Жаль.
– Естественная человеческая реакция на нарушение стабильности. Вам, людям, всегда жаль, когда что-то перестаёт быть. Или кто-то.
Упоминание о стабильности резануло неприятно. Сразу подумал: что там с мамой? Всё стабильно, это ведь ненадолго, это как маятник, замерший перед движением в одну или в другую сторону. Куда качнётся? Не знает никто. Вправо – это год-два, возможно, лет пять жизни на лекарствах, при щадящем режиме. Влево – освобождение, для Богдана в первую очередь. От всех обязательств. Тем более, когда происходящее неизбежно. Слабое оправдание и гаденькое, но уж какое есть.
Не сказал об этих мыслях Олегу. Спросил о другом:
– Что значит – «вам, людям»? Сам-то не человек, что ли?
– Ты же знаешь, кто я. Паспорт видел, – отшутился тот.
Олег освободил часть пространства на письменном столе, заваленном эзотерическими брошюрами и начерченными от руки графиками и схемами, поставил ноутбук, включил. Подкатил офисное кресло на колёсиках.
– Иди сюда, смотри своё кино.
На фейсбуке Богдан обнаружил сообщение от Юлии Юрьевны, в нём – репост с чьей-то странички и ссылку на видео с ютуба. Как в сказке: в зайце утка, в утке яйцо, в яйце – самое интересное.
В яйце… то есть, на любительском некачественном видео запечатлена была драка между Колей Ястребом со второго курса и незнакомым бородатым парнем повыше него, помассивнее и явно постарше. Незнакомым? Если приглядеться, в «киногерое» угадывался молодой, да ранний деятель туристического бизнеса, депутат городского совета Славска и неплохой, в общем-то, начинающий художник, о работах которого Богдан как-то составил вполне благоприятный отзыв для областной газеты. Фамилия у него какая-то вычурная. Звучит, как сорт хлеба. Бородинский? Нет, Дарницкий, точно.
В число участников молодёжного форума его включили в последний момент. Посередов обратился к Дарницкому как к спонсору, а тот поставил условие: я вам – энную сумму на организационные расходы, а вы мне – возможность пообщаться с творческой молодёжью. Пообщался, черти б его…
Кажется, комментировал увиденное вслух и довольно громко, потому что Олег, до этого хлопотавший на кухне, вдруг оказался за его спиной, положил руки на плечи и поинтересовался:
– Что ругаешься?
– Да вот… наших бьют.
– Хм, по-моему, тут все наши, – оценил ситуацию Локи.
– В смысле? – не понял Богдан.
– Мы видим, дорогой мой, дуэль активных гомосексуалов. А вот, похоже, предмет их желаний испуганно жмётся к стенке, натягивая штаны на попу. Обрати внимание.
Богдан обратил – и при жутком качестве записи узнал всё-таки ещё одного своего студента, Арсения Синицына.
– Олег, ты ошибаешься, – сказал он. Впрочем, неуверенно.
– Поставь на паузу, – попросил Локи.
– Зачем?
– Просканирую немного. С неподвижным объектом удобнее работать.
Ничего не понял, но нажал на кнопку, движение на экране замерло. Освободил кресло, отошёл в сторону. Олег сел за стол, долго и пристально смотрел на монитор, водил перед ним и вокруг него руками. Похоже, вовсе не прикалывался: лицо напряжено, губы сжаты, лоб покрылся испариной. И Богдан, разуверившийся было, привыкший за то время, что они не общались, считать Олежку то ли чудаком, то ли шарлатаном, вдруг снова, как и тогда, в Нижнем Новгороде, всерьёз поверил… ну, не в божественно-скандинавское его происхождение, но в экстрасенсорные способности – точно. Двадцать первый век, да. Вот именно, что не двадцатый. Открыли же учёные биоэнергетические поля и прочие премудрости, может, и тут не игра на публику. Тем более, из публики здесь – он один, зачем Олегу его дурачить? чтобы очаровать, что ли? Но он и так…
– Готово, – Локи крутнулся на кресле, внимательно посмотрел на Богдана. Глаза в глаза. – Слушай. Вот как это было. Сначала комната, тесная: стол, шкаф пустой, три кровати. Хостел, что ли?
– Лагерь, – пояснил Богдан. – Форум проходит в детском летнем лагере.
– Понятно, – кивнул экстрасенс. – Поехали дальше. Пять человек вокруг стола. Ну, или семь, восемь. Число меняется, там движуха какая-то: приходят, уходят. Спиртное у них – водка, что ли. Наркоты нет, всё в старых традициях, молодцы. Двое не пьют: мусульманин и девушка. Блондинчик, что в центре внимания поначалу, – старый знакомый.
– Откуда у тебя в этой компании знакомые? – усомнился Богдан.
– Сны твои смотрю внимательно, – ухмыльнулся Локи. – Вместо сказки на ночь.
Богдан понял, о чём речь. И о ком. Пробормотал:
– Гадёныш…
– Не расслышал вас, сударь.
– Продолжай, говорю, вещать… Кассандра.
– Окей, сударь. Так вот, твой блондинчик на этот раз не главное действующее лицо. А ты за него беспокоился в первую очередь?
За него. И за Тагира. Но Олегу это знать не обязательно.
– Парень с бородой наметил себе жертву. Сначала пытается подпоить малыша, добавляет ему водку в… не знаю, в какой-то безалкогольный напиток. Девица это пресекает.
– Умница. А кто она?
– Понятия не имею. Но – крута, не спорю. Она же убеждает всю честную компанию, что к малышу нужно приставить охрану. Но это потом, сначала бородатый обещает блондину заплатить за то, что тот приведёт ему этого пацана. Заманит в ловушку, значит.
– А он? – насторожился Богдан.
– Ну, типа: мы друзей не продаём.
– Молодец, Алёшка. А дальше?
– Дальше ты видел. Ох, нет. Пропущенная сцена: бородатый подкарауливает малыша в уборной, а с ним действительно телохранитель. Толстячок такой, натурал.
– Клим?
– Наверное. И это первая драка. Пацан нормально так отмахивается, просто ему не везёт. Тот, озверевший совсем, бьёт головой его о какую-то твёрдую поверхность. Сотрясение мозга, потеря сознания. Маленькому деваться некуда, кричать он не может. И он – представь себе, Богдан, – посылает телепатический сигнал. Целенаправленный. Знал, кого звать. Парень проснулся, протрезвел мгновенно, кинулся на помощь. Всё. С этого момента можешь включать и досматривать.
Сел снова в кресло. Включил. Досмотрел. Дарницкий одолевал, Колька яростно отбивался.
– Классно дерётся пацан, – оценил Олег. – На одном энтузиазме, силы явно неравные, а он держится. И вообще… красавец, на Сашку моего похож.
Фигуры на экране замерли.
– А что потом? – спросил Богдан.
– Потом… суп с котом… Пришёл пожилой еврей и строго велел всем разбредаться по комнатам. Зрителям в том числе.
– А, Пал-Иосич. Его уважают. А что, много было зрителей?
– Ты как думаешь? Интересно же!
– И никто не вмешался?
– А зачем? Они один на один дрались, по-честному. Кстати, даже если бы Иосифович ваш не распорядился, их бы всё равно через пару минут растащили. До смертоубийства не дошло бы.
– Думаешь?
– Уверен. Смерть ходит рядом с ними, но она пока принюхивается, выбирает. До какого-то момента ребята неуязвимы, но потом…
– Это твоё предсказание, да? – встревожился Богдан. – Сначала Яша, а теперь кто-то из них?
– В правильную сторону мыслишь, дорогой. Погибнет один из шестерых.
– Подожди, как из шестерых? Коля, Арсений, Клим, Шурик, Тагир… и Алёшка?
– Может быть, и он, – спокойно сказал Олег. – Чему ты удивляешься? Ваши с ним общие сны – ему не защита. И финал может быть иным. С чего ты взял, что Алёшка – твоя судьба? Возможно, кто-то другой. Как тебе Арсений, например? Маленький хрупкий брюнет, как раз в твоём вкусе.
Лучше бы он этого не говорил. Раньше такое даже в голову не приходило. А тут пришло. И не только в голову.
– Олег, так нельзя, – простонал Богдан.
– Нельзя – что?
– Рассматривать моих студентов как сексуальный объект. Ты меня провоцируешь. И я ведь могу не сдержаться. Чем я тогда лучше этой сволочи – Дарницкого?
– Тем, что способен сожалеть и раскаиваться. Вспомни Прагу.
– Там я вёл себя, как последняя скотина.
– Ты просто сорвался. Зато потом всю ночь шептал ему на ухо какие-то нежные глупости.
– Откуда ты знаешь?
– У меня было время как следует покопаться в твоей памяти. И в подсознании заодно.
– Что-о?
– Извини, неудачная шутка. На самом деле просто догадался. Такая версия тебя устраивает?
– Более чем.
– Ты даже заплатить ему умудрился так, чтобы не унизить этим.
– Да, подстроил кражу. Он ведь и хотел украсть, изначально. Смешной пацан. И милый.
– Вот. Ключевое слово.
– Смешной?
– Нет. Милый. Ты влюбляешься в них. Во всех. Каждый раз.
– Вовсе нет! – запротестовал Богдан.
– Не спорь. Я понимаю тебя лучше, чем ты сам. Ты же знаешь, как я к тебе отношусь. Как я тебя ревную ко всем этим твоим пацанам. И к Яше, даже мёртвому. Меня нет в твоей судьбе. Но я делаю всё, что в моих силах: похищаю тебя и останавливаю время. Хочешь ты этого или нет.
– Хочу, – сказал Богдан. – Я тебя хочу. Прямо сейчас.
– Просто потому что у тебя давно никого не было, – грустно проговорил Олег. – Наяву. Не во сне.
– Вовсе не поэтому, – обиделся Богдан. – Я думал о тебе. И… плевать мне на судьбу и прочую астральную чушь.
– Э-э, вот так не надо, – запротестовал Локи. – Судьбе может не понравиться, что на неё плюют, и она устроит тебе весёлую жизнь.
– Что она устроит-то? Раз всё предопределено. Хуже уже не будет.
– Будет, Богдан, я тебе обещаю.
– Да ты оптимист, – засмеялся он, вспомнив старый анекдот.
– А ты как думал, – улыбнулся Олег. Присел на пол рядом с креслом, устроился поудобнее, положил голову Богдану на колени. Богдан запустил пальцы в его длинные рыжие волосы.
Время остановилось.
========== 12. Алёна Задорожных ==========
Время остановилось. Ну, не то чтобы совсем замерло, а как-то замедлило свой ход. Везде? Или на территории лагеря? Непонятно.
Алёна отнесла Алёшкины краски и кисточки в спальный корпус. Клим спал, набросив одеяло на голову и выставив наружу толстые розовые пятки. Как Стёпка прямо, гос-споди, они же дети совсем! Тигра читал, положив телефон на подушку. Алёшки не было, куда-то уже сбежал с утра пораньше, а ведь собирался дрыхнуть до обеда, надо же.
Перебросившись с Тигрой парой слов, решила его больше не отвлекать и Клима не будить. Отправилась на крыльцо клуба-теремка, где, усевшись на ступеньки, попыталась самостоятельно справиться с ловлей вай-фая. У неё не получилось. Зато с этого места отлично вышло дозвониться сначала до мамы, а потом и до Динки. Узнала, что Стёпка спал спокойно, но проснулся рано, раскапризничался, всё «мамкал», пока дед не отвлёк его какой-то собакой на колёсах. Он и кашу ел без отрыва от этой собаки, а сейчас дедушка одевает внука на прогулку, всё хорошо, все такие молодцы, просто душа радуется. А Зомбик попытался сожрать рассаду элитной земляники, пушистая зараза, от травы, которую специально для него проращивают, нос воротит, а как что-то редкое и ценное испортить – это он пожалуйста. Пора в сад вывозить. Всех. И кота, и рассаду. А рук не хватает. Так что её, Алёну, ждут с нетерпением. Объяснила маме, что подождать ещё придётся: хоть с нетерпением, хоть без него. Сегодня насыщенный день, а завтра с утра экскурсия в деревенский музей, и только после неё всех распустят по домам. О том, что ночью чуть не сорвалась с места, готова была вернуться раньше времени, промолчала. Да и почти забыла уже об этом. Динке восторженно пела про пленэр, в двух словах обрисовала вчерашнее обсуждение, заметив, что Пал-Иосич совсем седой, но бодро держится, а директриса художки из Славска – мудрая и интересная тётка. И всё, больше ни о чём. Остальное – по приезду. Что ты, родная, никаких секретов. Просто нет сил сейчас облекать всё это в слова и предложения. Всё, что случилось, всё, что почувствовалось и передумалось за вчерашний день, за бессонную ночь и за бесконечно долгое утро.
Третий звонок был неудачным. До боли знакомое: «Телефон абонента выключен или находится вне зоны действия сети…». Алёшка! Где ты, а? Конечно, бродит по территории лагеря, здесь же нигде нет связи. Возможно, даже вышел за ворота, повернул к дороге или снова отправился в лес, к роднику. Мало ли… Но Алёна почему-то встревожилась.
До ворот дошла быстро. Одного взгляда на автостоянку хватило, чтобы понять, какой машины не хватает, чьей. Это Алёшка тогда в темноте и спьяну в чужих автомобилях не разобрался, Алёна же не стала ему объяснять ничего, пусть пребывает в неведении, а то ещё и впрямь какую-нибудь диверсию устроит. На самом деле тут всё сразу было ясно, не перепутаешь. Отечественные развалюшки явно принадлежали сотрудникам лагеря, на таких по просёлочным дорогам только и ездить, не жалко. Бежевый «мерседес» с небольшой, но заметной из-за неаккуратного ремонта вмятиной на правом крыле, похоже, помнил если не монголо-татарское иго, то полёт Гагарина в космос – это уж непременно. Рабочая лошадка Посередова, кто бы сомневался. Зильберштерн и во времена Алёниной учёбы не садился за руль. Из-за плохого зрения, что ли, или просто не хотел. Его возил обычно зять. Так и сейчас – доставил и уехал, когда нужно будет, заберёт обратно. А Юлия Юрьевна приехала вместе с молодёжью в автобусе. Поэтому про «гелендваген» цвета «мокрый асфальт» даже можно не спрашивать, кто на нём прибыл, кому он принадлежит. Всё понятно без лишних комментариев. И вот теперь «гелендвагена» на месте не было. Это означало, что Дарницкий покинул территорию лагеря. А вот один или в компании студента Кострова, это предстояло выяснить. Алёшка в шутку назвал Алёну Холмсом и практически угадал: был у неё такой дар – обращать внимание на всякие мелочи и складывать из них для себя понятную картинку. Картину. Мира. И бытия. Которое определяет сознание. Или наоборот? Как-то так, в общем.
Следы остались на влажной глинистой почве. Кеды. Алёшкины, конечно. И вторые – глубокие отпечатки тяжёлых ботинок. И рисунок колёс автомобиля: по нему можно было бы понять, в какую сторону он повернул. Но зачем? Тут всё равно без вариантов: машина выехала на дорогу. А вот дальше – поди догадайся. Направо или налево. Отправились в Славск или свернули в лес. Это вот непонятно. Оставалось лишь полагаться на интуицию, которая гнала Алёну на вчерашний маршрут, к роднику.
Не ошиблась. Алёшка сидел на корточках у воды. Его белая футболка вся была в зелёных и рыжих пятнах от травы и глины.
– Посмотри на меня, – строго сказала она.
Парень обернулся. Гос-споди. Нос распух, левый глаз превратился в щёлку, на подбородке свежая царапина. В волосах комья грязи, прошлогодние листья и, кажется, раздавленная улитка.
– Кто тебя так? Горюшко ты моё… Паша?
– Не. То есть сначала он, а потом… ещё добавили. Паша из машины меня выкинул и уехал в Славск. Я пошёл в лагерь потихоньку. По пути привязались какие-то. Деревенские, что ли. Четверо. Ни драться, ни бежать не мог, я же вообще полудохлый был после всего. Ну, они отпинали, карманы вывернули и ушли. Не очень сильно зверствовали.
– Ничего себе – не очень! – Алёна критически осмотрела его, сев рядом на землю, и принялась раздирать спутанные волосы предусмотрительно захваченной расчёской. – Телефон отобрали?
– Нет, я его оставил заряжаться. Деньги выгребли, суки.
– Какие? У тебя же не было.
– Не было. Потом стали. Теперь опять их нет. Паша оплатил интим-услуги. Но я не ради денег с ним пошёл, ты не думай.
– А ради чего? Мало тебе приключений на твою многострадальную задницу?
– Алён, ты иногда умная, а иногда вот совсем дура, – печально вздохнул Алёшка. – Из-за Сенечки же. Иначе этот гад снова бы к нему полез.
– Угу, волки и овцы, глава вторая. Такой вот прямо порыв благородства…
– Зря смеёшься. Если с Сенечкой что-то случится, я тогда жить не смогу. Потому что… получится тогда, что я виноват.
– Перестань, – поморщилась Алёна. – Ты, наоборот, молодец, что привёл этого типа в компанию. Сообща мы его и вычислили. А представь, что было бы, если бы он Сенечку одного к себе в комнату затащил…
– Ага, и сразу: хоп – наручники, – проговорил Алёшка, кривя губы и потирая запястья. – Алён, а вот ты бы на моём месте – как? Ну, если бы вместо Сенечки девчонка была, и от тебя зависело, её трахнут или тебя. Легла бы под него?
Алёна задумалась. Представила на месте несчастного Сенечки Динку сначала. Потом анимешницу Иринку. («А я попрощаться зашла…»). Быстро кивнула.
– Да. Если нет другого выхода, то – да. Алёшка, пойдём уже. Обед скоро, а потом обсуждение.
Алёшка удивлённо посмотрел на неё.
– А… сколько времени?
Алёна глянула на экран телефона.
– Без пяти два.
– Блин! Я думал, почти вечер уже.
– Здесь тень от деревьев, потому так и кажется.
– Нет, не то, – Алёшка помотал головой, и его волосы снова растрепались. – Когда я после драки в себя приходил…
– Драка называется – четверо на одного! – возмутилась Алёна.
– Неважно. Не сбивай меня. Мне казалось, что время идёт: полчаса, час… потом ещё час. И ещё. Ощущение, что один и тот же час прокрутился несколько раз. У тебя такого не было?
– Сегодня? или вообще?
– Сегодня.
– Алёшка, а ведь было! После пленэра, когда пошла тебя искать. Я не особо обратила внимание, подумала: не выспалась, вот и мерещится. Но двоим сразу мерещиться не может.
– Это темпоральная петля.
– Какая-какая?
– Петля времени. Слышала про такое?
– Читала. Фантастику всякую. У того же Крапивина было, где про поезд.
– Ага. И ещё у него был рассказ, где пацан песочные часы перевернул. Вот я думаю, здесь такая же штука.
– Часы? песочные?
– Не обязательно. Но если поблизости есть сильный экстрасенс, он мог это сделать. А он есть, я знаю!
– Откуда знаешь?
– Так. Агентура донесла. Слушай, не говори никому, а то нас за сумасшедших сочтут. Возможно, никто, кроме тебя и меня, этого и не заметил.
– Да? А почему тогда – мы? Избранные, что ли?
– Вроде того. Есть у меня одна идейка. Но… надо проверять. Потом расскажу. Ох, помоги, пожалуйста.
Алёна встала, проотянула Алёшке руку, он медленно поднялся, опираясь на неё.
– Идти можешь?
– С трудом. Но я постараюсь. Жрать охота, знаешь ли… Что мы им скажем?
– Про темпоральную? Решили ведь, что не будем.
– Нет, про всё остальное. Упал, очнулся, гипс?
– Лучше правду.
– За правду меня Тигра убьёт.
– Тогда скажем половину правды, про хулиганов, а про Пашу не будем.
– Давай так. Только, кажется мне, Тигра всё равно догадается… Надо же, не так и больно. Правильно, типа весь день отлёживался, а не час. Удачно как время замкнули, будто спецом для меня. Хотя на самом деле – нет.
Историю с петлёй времени Алёна восприняла как забавную выдумку мальчишки, начитавшегося фантастики. Ну, или правдивый рассказ о галлюцинации. Да, и ей что-то подобное показалось, но виной тому бессонная ночь, стресс, переутомление. У него – тем более. Может быть, сотрясение мозга до кучи, вот и поплыло сознание. Но хорошо, что отвлёкся от своих бед и ужасов, начал фантазировать. Экстрасенса какого-то присочинил, сказочник лохматый. Подыграла ему немного, пообещала никому не рассказывать. Не расскажет, пусть не сомневается. Про мистику эту, фантастику – никому. А вот о том, что сотворил с бедным ребёнком депутат Паша Дарницкий, непременно доложит Юлии Юрьевне. Нет, замечательная мудрая женщина, в одном вы неправы – никакой у него не стокгольмский синдром. Если и тянется Алёшка за своим мучителем, как пёс на верёвочке, то верёвочка эта – не слепое обожание и не страх. То есть, страх, конечно, есть, не без него, но не за себя Алёшка боится. Не за себя.
К обеду опоздали – видимо, кончилось действие темпоральной петли, и время покатилось, возможно, даже быстрее, чем прежде.
Вероятно, успели бы, если бы сразу пошли суп хлебать, но Алёшке нужно было сходить в душ, смазать ссадины каким-то чудодейственным средством из тюбика, нашедшегося на дне их с Тигрой рюкзака, и переодеться. Грязные синие джинсы он сменил на чёрные и, несмотря на пригревавшее почти по-летнему солнце, натянул на себя подаренный Алёной полосатый свитер, он прекрасно закрывал и багровые засосы на шее, и отчётливо проступившие синяки на запястьях.
В столовой никого не было, только маленькая сутулая женщина в синем халате и цветастой косынке шуровала мокрой шваброй по полу. Алёшка пошептался с ней, и она, пристроив швабру к стене, ушла куда-то и через несколько минут вынесла им две тарелки рассольника и горку нарезанного хлеба.
Алёна села за стол. Алёшка ел стоя, прислонившись плечом к кафельной стене и держа тарелку на весу.
– Алёшка, открой страшную тайну, – прошептала Алёна. – Почему у тебя блат в столовой?
– Ты прямо как моя бабушка говоришь – блат! – фыркнул он. – Просто помнят, я сюда приезжал, когда ещё в детдоме был. Жалели, подкармливали, потому что я был самый тощий.
– Ты и сейчас скелетина, – сказала Алёна. – В свитере ещё на человека похож, а когда переодевался… гос-споди… рёбра пересчитать можно, ключицы торчат. Смотреть и плакать. И не сказала бы, что аппетит у тебя плохой, жрёшь, как не в себя.
– Точно, – с набитым ртом проговорил Алёшка. – Жру много. В ресторан меня водить невыгодно.
– А что, часто приходится… в ресторанах бывать? – осторожно поинтересовалась Алёна.
– Редко. У нас тут не Европа. Чаще так трахают, без всякой романтики.
Он так спокойно об этом говорил, так буднично, что Алёне делалось не по себе. Его отношения с Тигрой воспринимались ею как что-то милое и трогательное. Неразделённое чувство Алёшки к человеку, имени которого он не хотел произносить вслух, вызывало сочувствие и понимание. А вот то, что он называл «работой», казалось ей мерзким, грязным, ужасным. Так не должно быть. Так не должно быть с ним – светлым мальчиком, хулиганистым и насмешливым и в то же время открытым, чувствительным и ранимым. Был бы неискренним, циничным, алчным – так и чёрт бы с ним, не жалко. Но с таким Алёна и не подружилась бы. Не позволила бы глотать своё молоко, набиваясь в приёмные дети. Не потащилась бы ночью с ним на родник, не пошла бы и днём туда же – разыскивать его, изнасилованного и выброшенного из машины садистом Пашей и избитого после того деревенскими… Гомофобами? Да они, может, и слова-то такого не знают. Злобными придурками.
Не должно. Быть. Никогда.
Но было, никуда не денешься. Происходило с ним. Было его нестерпимо, до боли в сердце, жаль. И нельзя было показывать эту жалость, обидится ведь. Сочувствие, материнская ласка и забота (в малых дозах) – всё это принималось им. Немного недовольного брюзжания, разбавленного иронией, – в самый раз. Но не жалость. И не удушливая опека. Уверенный в себе и гордый Алёшка самостоятельно решает проблемы. Свои и чужие. Чужие – особенно. Содержит Тагира, спасает Сенечку, не задумываясь даже, что сам глубже и глубже погружается в эту трясину. Но при этом умудряется оставаться ребёнком, доверчивым и жизнерадостным, словно никакая грязь к нему не пристаёт. Сонечка Мармеладова, блин. Только без христианских заморочек, к религии он, похоже, индифферентен. Верит зато во всякую мистическую чушь. Да ладно, что скрывать, Алёна и сама в это всё верила. Иногда.
Само собой, Алёна с Алёшкой опоздали и на разбор. Проходил он в том же зале, расположение мэтров и молодёжи было прежним, на месте «подсудимого» стояла высокая девица по фамилии не то Удалова, не то Удальцова. «Знаменитая банда» сидела на матах, как и вчера. Тигра – с краю. Алёна пристроилась рядом с ним. Алёшка остановился в дверях, прислонившись боком к косяку.
– Костров, двигай сюда! – позвал Клим.
– Спасибо, я постою, – сквозь зубы процедил Алёшка.
Колька тихо заржал. Клим дотянулся и смазал его по затылку. Тигра порывался вскочить с насиженного места, но Алёна удержала его. Все вопросы – потом. Сейчас – разбор творчества Удальцовой (или Удаловой?), и ни к чему переключать общее внимание на себя. Южаков посмотрел на Алёшку с сочувствием. Сенечка – с сочувствием и испугом. Он неловко заёрзал, то ли пытаясь встать и выйти, то ли, наоборот, устраиваясь поудобнее. Колька обхватил его за талию, притянул к себе. Сенечка положил голову ему на плечо и замер, улыбаясь. И у Кольки глаза потеплели. Таким картинным злодеем, каким Алёне он ещё в Славске на первый взгляд показался, парень уже не выглядел. Надо же!
Дошла очередь до Южакова. Алёна, как и обещала, высказалась насчёт его абстрактушек. Отметила кой-какие недочёты, но не скрыла, что в целом понравилось, хотя стиль автора ей и не близок. Автор слушал и краснел от смущения, не до такой степени, как давеча при посадке на шкаф, но всё же.
Суровая Маня тоже высказала Шурику свой скупой комплимент, приправив его критикой. А Никита решил отмолчаться.
И Алёшка был на этот раз негромок и немногословен. Поднял руку, Юлия Юрьевна кивнула ему: говори, мол. Он произнёс пару общих фраз, тяжело задышал. На его щеках проступили алые пятна, как у Южакова. Но он не волновался, тут явно другое.
