Текст книги "Богдан и Алёшка (СИ)"
Автор книги: Anrie An
сообщить о нарушении
Текущая страница: 19 (всего у книги 24 страниц)
– Это мы исправим, – промурлыкал Олег, расстёгивая Тигре джинсы. – Но я и не про него. Не про тебя, Тагирка, ясно? Ты у нас ангел. Я про Богдана, Алёш.
Костров попытался встать… ну, хотя бы сесть на кровати. Не вышло, зашипел от боли, снова откинулся на подушку. Сказал:
– Если вы с ним поссорились, это не повод его обвинять. Богдан – он хороший. Вот ты и я… извини, конечно… ты – бишка, я – хастлер, этим всё сказано.
– У тебя, Алёшка, голова забита стереотипами. Бисексуалы тоже все разные, знаешь ли. А про хастлерство своё забудь. В клуб к Артуру, кстати, не ходи – мы с ним вопрос решили: теперь он мне ничего не должен, а ты – ему.
– Зато я должен тебе, да? И… за лечение – тоже?
– Естественно, у меня к тебе свой меркантильный интерес. Выздоровеешь – отработаешь.
– С тобой всё ясно хотя бы, – вздохнул Алёшка, – а вот Богдан помогает и ничего взамен не требует: то ли по доброте душевной, то ли… непонятно.
– Потребует, не переживай. Ты с ним поосторожней, это довольно жестокая сволочь…
– Богдан? – не поверил Алёшка.
– Да. Его извиняет то, что он сволочь совестливая. Натворит безумных дел, а потом раскаивается. Хорошо, что в церковь не ходит, а то святые отцы давно бы его исповеди издали толстой книжкой в серии «Эротический детектив». Бестселлер вышел бы.
– Да ну тебя, – фыркнул Алёшка. – Всё ты врёшь.
– Что за неуважение к старшим вообще? К твоему сведению, я никогда не вру.
– Как Клим?
– Не совсем. Твой друг старается не лгать по убеждению. А я… видишь ли, если я что-то выдумаю, оно становится явью. Так что не вижу смысла.
– А если хорошее насочинять? – предложил Алёшка. – Сбудется?
– Мир во всём мире, что ли? – усмехнулся Олег. – Или законность однополых браков в отдельно взятой стране?
– И то, и другое.
– Не стану заморачиваться, мне это неинтересно – быть благодетелем всего человечества… или его части, всё равно. Вот если с пользой для себя – тогда пожалуйста, я же эгоист.
Алёшка усомнился в его словах:
– Зачем тогда меня спасал? Был бы на самом деле эгоистом – проехал бы мимо.
– Глупости какие говоришь, мальчик. Я тебя у Артура выкупил, ты моя собственность.
– Да пошёл ты…
Олег захихикал, через плечо Тигры дотянулся до Алёшки, взъерошил его волосы.
– Тагирка, пойдём ко мне в гости, – позвал вдруг он.
– Мне уроки учить надо, – сиплым голосом отозвался Тигра.
– Сейчас ты как раз учишь, моя радость. С моим пальцем в своей заднице.
– Да долбитесь прямо здесь, чего вы стесняетесь, – раздражённо выпалил Алёшка.
– Не-ет, тогда мы нечаянно тебя изнасилуем, а тебе оно не надо, и так хватило. Серьёзно, Алёш, отпусти со мной своего парня, нам с ним надо поговорить.
У Тигры был вид полуобморочный и слегка виноватый. Алёшка поцеловал его, сказал:
– Иди, я не держу.
Остался один в комнате, выбрался из-под одеяла, разыскал под столом коробку гуаши, взял пару кисточек, расстелил на полу ватман. Когда Тигра вернулся, всё было почти готово.
Тигра, притащивший за собой знакомый сладковатый шлейф анаши, показался Алёшке ещё более тихим, чем обычно. Сбросил обувь у порога, перешагнул через ватман, сел на край кровати, обхватив себя руками за плечи, будто ему холодно. Зябко, как бабушка сказала бы.
– Что он с тобой сделал? – испуганно спросил Алёшка.
– Ничего, – почти шёпотом ответил Тигра. – Мы разговаривали.
– Значит, сказал. Какую-нибудь гадость, да? Про меня?
– Не совсем. То есть… ну, ничего плохого он не говорил, наоборот.
– Не тяни, рассказывай! Интересно же.
– Алёшка, ты извини, но…
– Тайна, что ли? – догадался он.
Тигра кивнул.
– Ну и ладно, – Алёшка отвернулся от него с лёгкой обидой. – Наверняка ерунда какая-нибудь. Давай спать, а то завтра не поднимемся. Что у нас первой парой?
– Нам ко второй, четверг ведь.
– Как… четверг? Это сколько же я провалялся…
– Мог бы и дольше, если бы Олег свои фокусы со временем не устраивал. Ты не торопись учиться, отлёживайся до конца недели. Справка от врача будет, Олег обещал.
– Экзамены же, – забеспокоился Алёшка.
– Да всё ты сдашь, не переживай. Выучишь и сдашь.
– Ага, выучишь! Практическую анатомию я вызубрю, допустим. А рисунок, а живопись? Натюрморты сами себя не нарисуют. И Олег тут не поможет, он всего лишь экстрасенс, а не золотая рыбка.
– Это верно, – вздохнул Тигра. – Кстати, завтра зачёт по истории искусств. По эпохе Возрождения.
– Ох… тогда тем более пойду. К Богдану – это святое. Он про меня спрашивал?
– Само собой. И деньги опять предлагал. Я не взял.
– Правильно. И у Олега незачем было брать. Не для того я бросил хастлерство, чтобы ты начинал.
– Алёшка, ты что! Они по-человечески помогают.
– Наивный ты, Олег же сам сказал… Всё, спим. Завтра сдаём Возрождение, а в пятницу… Тигра, прогуляешь со мной третью пару в пятницу? Очень надо.
В пятницу на ступеньках у входа в мэрию они продержались минут двадцать, не больше. Сначала на них никто внимания не обращал. Стоят парни с какими-то плакатами – ну и пусть себе. Мало ли кто против чего протестует. Вон в соседнем дворе старушки окружили строящуюся автомобильную парковку, требуют вернуть на законное место четыре кедра и памятник академику Прилежаеву, тоже ничего особенного. Вот если бы это всё по телевизору показали – тогда да-а… Потом налетели стайкой девчонки по виду класса из седьмого, хором запищали, выпрашивая разрешения с ними сфотографироваться. Разрешили. Похихикали на тему: «Вот так она и приходит – популярность». Тут же подскочила длинная носатая девица с дредами, представилась видеоблогером. Поснимала на телефон неожиданно серьёзного Алёшку с раскрашенным в шесть цветов ЛГБТ-радуги ватманом в руках и хмурого Тигру с плакатом, в центре которого сияло ярко-жёлтое солнце, по небу шла надпись: «Все равны», а внизу, в траве и цветах, держались за руки три пары фигурок: мальчик и девочка, девочка и девочка, мальчик и мальчик. Девица задала вопросы, на половину из которых Алёшка отвечать не стал – сказал, что слишком личные. Допытывалась, от какой они организации, так и не поверила, что сами по себе, обиделась и ушла.
И вот, наконец, случилось то, чего так ждал и жаждал Алёшка. Затормозила у крыльца мэрии песочного цвета иномарка, из неё вышел Юрочка – элегантный, как всегда. И, честное слово, слегка прифигел, увидев Алёшку – живого, здорового и радостно навстречу ему лыбящегося. Даже без синяков на наглой физиономии – тональный крем в помощь.
– Выкарабкался и на этот раз, сучонок? – прошипел ему в ухо, подойдя совсем близко, Юрочка. – Пожалел тебя Паша, а я ведь говорил ему, что надо удавочку-то посильней затягивать. Ничего, сейчас тебя закроют на пятнадцать суток… за пропаганду, всё по закону. Но ты и четырнадцати не проживёшь, я тебе обещаю.
Из-за угла здания вынырнул Клим. Он всё это время находился рядом, не привлекая к себе внимания. Увязался за друзьями, узнав, что они задумали акцию. Сказал: без охраны – нечего и думать. И вот сейчас решил, что его время пришло.
– Ребят, проблемы?
Юрочка окинул всех троих презрительным взглядом и пошагал вверх по лестнице.
– Теперь, может, и будут, – сердито сказал Алёшка. – Проблемы. Зато приятно было посмотреть, как у него поначалу челюсть отвисла.
– Это он тебя… вместе с Пашей? – уточнил Клим.
Алёшка кивнул.
– Он же пасс, – сказал Тигра. – Как вообще?..
– Как-как… бутылкой от шампанского, – мрачно разъяснил Алёшка.
– Я спросил, не как это происходило, – поморщился Тигра, – а как он мог… если он такой же, как ты?
– А он не такой же. Юрочка у нас элитная шлюха на окладе и премиях. А я – расходный материал. Если вдруг что… меня никто и искать бы не стал. Бабушка если только. Но ей сказали бы про несчастный случай, и она поверила бы. Вот когда с тобой, Тигра, был тот случай, босс ого как занервничал. Твой отец же предприниматель, спонсор и инвестор городских проектов всяких. Он не знал, что ему на тебя просто насрать. А я… вообще никто и звать меня никак. И никому не нужен.
– Ну, ты не прав, – возразил Клим. – А мы? А Богдан?
– Ребят, вы хорошие люди, никто не спорит, – взволнованно проговорил Алёшка. – Только вас и слушать не станут ни в полиции, ни в суде. А Богдан… мне кажется, Олег верно сказал – он такая же сволочь, как и эти…
– Нет, – мотнул головой Клим. – Не верю. Только не Богдан.
– Ты просто не знаешь… Ой, Клим, там менты! Отойди, пожалуйста, в сторону, а то могут придраться: три человека – это уже не одиночный пикет.
– Два тоже не одиночный.
– Не, вдвоём можно, я в интернете читал. Ой, мамочки…
Действительно, мамочки. С колясками, две штуки. Но в основном толпа, угрожающе двигавшаяся в их сторону, состояла из женщин в возрасте. Некоторые были с клюшками, но не опирались на них, а ими размахивали. Впереди группы быстро семенящих бабушек и тёток широко шагал высокий худой старик в одежде, похожей на военную форму, но без знаков различия.
– Содомиты! – выкрикнул он, воздевая к небесам сухонький кулачок. – Прочь из нашего города!
– Бей жидов, спасай Россию! – истерично заорала старушка в длинной юбке и чёрном платке. А дама с ореолом седых кудряшек вокруг милого сморщенного личика вдруг выхватила у опешившего Тигры из рук плакат и принялась комкать и рвать бумагу.
Полицейские с интересом наблюдали происходящее. Возможно, это была как раз их задумка – натравить одну группу протестующих на другую и посмотреть, что получится. Может быть, они даже делали ставки. Пока преимущество было явно не на стороне мальчишек.
Тигра и Клим побежали по аллее, лихорадочно соображая, в какой бы переулок свернуть. Алёшка замешкался, складывая вчетверо и запихивая под рубашку радужный ватман, и ему несколько раз довольно болезненно влетело клюшкой по спине. Наконец, он догнал ребят. А вот как быть дальше? От воинствующих пенсионеров они оторвались, но два крепких мужичка в полицейской форме (кажется, не те, что стояли у мэрии, а другие) неслись со всех ног за нарушителями порядка.
Услышав гудок автомобиля, трое, как по команде, повернули головы направо. Из открытого окна оранжевого «рено-логана» высунулась знакомая всем, кроме Клима, голова с разлохмаченной рыжей шевелюрой.
– Эй, экстремисты! Запрыгивайте.
Тигра моментально оказался в кресле рядом с водителем и подставил щёку под поцелуй. Ничего себе! Спелись, голубчики. Алёшка и Клим сели сзади.
– Вы на хрена вообще это затеяли? – поинтересовался Олег.
– Если взрослые не хотят бороться за наши права, приходится самим, – сердито сказал Алёшка.
– А ведь мы боролись, – задумчиво произнёс рыжий. – Думали: будут реально гласность, демократия, свобода. А получили в итоге дикий капитализм – сами не знаем, как. Я тогда, в девяносто первом, был младше вас, в девятый класс перешёл. А Богдан был студентом.
– Вы были друзьями? – спросил Клим.
– Чтобы друзьями стать, одной ночи мало, – усмехнулся Олег. – Любовниками – в самый раз.
– Он тебя бросил тогда, – догадался Алёшка.
– Ай, какой умный ребёнок! – восхитился рыжий. Никогда не поймёшь, шутит он или всерьёз говорит. Сейчас, похоже, всерьёз. – Он всегда всех бросает. Даже если любит. Особенно – если любит. А уж если это, не дай бог, взаимно – измучает до умопомрачения и физически, и морально. И сам измучится, как без этого. С ним непросто. И я не о себе – я познакомился с Яшей Тропининым за несколько месяцев до его смерти.
– Почему ты нам всё это рассказываешь? – спросил Алёшка.
– Не столько вам, сколько тебе лично. Предупреждаю, Алёш. Жить с Богданом – это не сахар и не мёд.
– С чего ты взял, что я собираюсь с ним жить?
Алёшка почувствовал, как становятся горячими щёки. Жить с Богданом, надо же… И это рыжий ему говорит!
– Можно подумать, ты об этом никогда не мечтал…
Мечтал. С одиннадцати лет. И что?
Какое там – жить! Одноразовый трах с этим человеком представлялся чем-то из области фантастики. Казалось – легче соблазнить каменных атлантов, что подпирают высокий потолок художественного училища по две стороны от широкой лестницы, чем его – такого близкого, такого недоступного.
Он мечтал, более того – он пытался. В День города – точнее, в ночь после этого изумительного и сумасшедшего дня – всё получилось почти так, как он хотел. Как они с Тигрой вместе задумывали. Только вот… черти принесли за ним Юрочку. Почему не отключил телефон? Никогда не отключает, старается вовремя зарядить и отвечает на все звонки с незнакомых номеров, потому что… Ну, вдруг что-то с бабушкой. Алёшка понимал: если это «что-то» произойдёт во время путешествия (о дальних странствиях мечтал не меньше, чем о близости с Богданом!), он не сможет в момент оказаться рядом с ней. Но пока живёт всего лишь в другом районе того же самого города, обязан быть на связи. И приезжать к ней почаще должен, а это не всегда получается, жаль.
Бабушке Алёшка позвонил вчера. Спросил, как она себя чувствует, порадовался, что всё в порядке. Рассказал, как погуляли в День города; упомянул, что приезжала Алёна, с которой подружился на форуме в лагере; пообещал бабушку с ней познакомить. Не обязательно ведь сообщать, что ей тридцать лет и она не его девушка, верно? И ещё похвастал, что сдал тест по истории искусств. О том, что во время зачёта переживал страшно не из-за трудных вопросов, а оттого, что преподаватель даже ни разу не поглядел в его сторону, бабушке также знать ни к чему.
И Олегу совсем не надо об этом знать.
Клима больше волновала акция протеста. Точнее, её бесславный финал с бегством от разъярённых старушек.
– Они кричали: «Бей жидов!» Почему, скажите, пожалуйста? Мы все русские, кроме Тигры, так и он не похож на еврея.
– Клим, по-твоему, должен быть обязательно похож? – откликнулся Олег. – Алёшка, напомни, как зовут твою бабушку.
– Кира Моисеевна Кац, – машинально ответил он.
– И наверняка ведь эта уважаемая женщина не ест свинины и не стирает бельё по субботам…
– Так Костров и сам свинину не жрёт, – вспомнил Клим. – А я думал, это он за компанию с Тигрой от сала отказывается.
– Ем я свинину, – признался Алёшка. – И в лагере ел, и в нашей столовке по талонам на питание. А чего, бесплатно же…
– Настоящий еврей, достойный внук своей бабушки! – захохотал Олег.
– А вы разве знакомы с ней? – уточнил у Олега Клим.
– Не имел чести быть представленным, – отозвался рыжий. Наверное, если бы не был сейчас за рулём, чинно поклонился бы.
– А… как же тогда узнали?.. – растерялся Бровкин.
– Это наш с Костровым секрет. Верно, Алёшка?
Алёшка вдруг сообразил – как. И его щёки вновь запылали. Конечно, Климу такое говорить не надо. Если потом привяжется с вопросами, он соврёт что-нибудь про экстрасенсорные таланты рыжего.
Тигра ещё в школьные годы, в первые моменты их близости это заметил. Они тогда рассматривали половые органы друг друга, сравнивали и удивлялись. Иудеи и мусульмане вроде бы враги, а традиции у тех и других похожие, надо же. А вот никого из многочисленных любовников и клиентов эта особенность Алёшки не интересовала. Какое им дело до мальчишкиной обрезанной крайней плоти, их больше волновали собственные члены, которые тот с таким тщанием обрабатывал.
Сказал совсем о другом, конечно.
– Какой из меня еврей… Я ни религии, ни культуры, ни традиций толком не знаю.
– Можно подумать, я знаю, – хмыкнул Олег. – Меня с детства больше скандинавская мифология интересовала. Поначалу из-за фамилии, а потом втянулся, интересно же.
– А… какая фамилия? – спросил вдруг молчавший до сих пор Тигра.
Фамилия его заинтересовала! Алёшка начинал потихоньку злиться на друга. Липнет к этому рыжему…
– Локи, – просто сказал Олег.
Дружный хохот не раздался только по причине воспитанности ребят. Фыркнули, конечно, все трое. Скандинавской мифологией они не увлекались, но кое-что знали об этом дивном персонаже из мирового кинематографа. И на истории искусств Богдан Валерьевич не только об античных богах и героях рассказывал. Именно из этих лекций запало Алёшке в память словечко «трикстер» применительно к Локи, богу огня. Что оно точно означало – не помнил. Вроде бы комический персонаж, но ни разу не простак, наоборот – этакий хитрюга и авантюрист. Рыжему Олегу такое определение очень подходило.
– Так, господа студенты! – окликнул их Локи. – От погони мы давно оторвались и сейчас тупо нарезаем круги по центру. Но мне надо ехать за Волгу. Кто со мной, кого высадить?
– Меня высадить, – быстро сказал Клим. – Можно прямо здесь, до училища за две минуты добегу.
– И меня, – подскочил на сиденье Алёшка. – То есть – нас. Тигра, ты идёшь?
– Нет, – ответил тот.
– Фигассе, – изумлённо выдохнул Костров.
– Алёш, я тебе верну Тагирку вечером в целости и сохранности, – пообещал Олег.
– Да хоть утром! – поморщился Алёшка. Насчёт сохранности он крупно сомневался. – Только не укуривай его своей чудо-травой до полного умопомрачения.
– Мы немно-оожко! – умоляюще протянул Тигра, показывая количество сжатыми в щепоть пальцами.
– Наркоманы, – обозвал их Алёшка, выбираясь из автомобиля. – И содомиты. Климушка, пойдём вести здоровый образ жизни. У нас ведь сейчас физра по расписанию, да?
– Э, тебе не рано на физру? – забеспокоился Олег. – Швы не разойдутся?
– От баскетбола ничего не разойдётся.
На физкультуру они почти не опоздали. Схватили свои рюкзаки, предусмотрительно оставленные на подоконнике первого этажа, быстро переоделись и выскочили на стадион, где, кроме ребят из художественного училища, сейчас занимались восьмиклассники соседней школы. Алёшка чуть не врезался в турник, пялясь на обтянутую чёрной майкой стройную спину и шикарные бицепсы их физрука. Но своя физручка, Ольга Георгиевна (родная сестра Алисы Георгиевны, которая преподавала у ребят живопись), прервала процесс созерцания, заставив Кострова встать в строй, а потом отправив бегать по кругу – ну, как без этого. Алёшка особо не напрягался и отстал даже от девчонок. Бровкин рванул вперёд, пока Костров преодолевал один круг, пробежал два и оказался рядом с ним.
– Прикольный чувак этот Олег, – сказал Клим Алёшке. – Кто он такой вообще?
– Бывший парень Богдана Валерьевича, – неохотно разъяснил тот. – А теперь вот к Тигре подкатывает.
– И ты не против? – удивился он.
– Клим, какое нафиг «против»! Олег меня из такого дерьма вытащил… А Тигра… ну, ты сам видел.
– Видел, – кивнул Клим. – Цветёт, как майская роза. И как ты теперь? Помощь нужна? В смысле алкоголя.
– Не, я на антибиотиках.
– Ох ты, а я рассчитывал с тобой выпить. У меня, знаешь ли, проблемы. Меня Лёля бросила.
– Та, чёрненькая? И ничего не объяснила, как и все предыдущие?
– В том и дело, что объяснила. Считает, что я ей изменяю. С тобой. Помнишь, в День города ты при ней ко мне обниматься полез? Блин… был бы виноват – попросил бы прощения, а так…
– Да ну нафиг таких Лёль! – Алёшка хлопнул его по спине. – Клим, не обязательно же напиваться: поедем ко мне, просто посидим, кино посмотрим, музыку послушаем. Пиццу закажем.
– Костров, мать твою! Ты меня на свидание, что ли, приглашаешь?
– Ага. А что такого? Если стесняешься, давай в «Якорное» заскочим. Попросим капнуть тебе в кофе какого-нибудь ликёра. Для храбрости. А потом – ко мне. Только вот… Так как у меня травма заднего прохода, придётся тебе снизу быть. Клим… Клим, ты чего! – Алёшка затряс застывшего посреди беговой дорожки друга за плечи. – Ну, шутка же…
Пришли к компромиссу – решили после пар посидеть на скамейке у Клима во дворе. Купили квас для Клима, дешёвую псевдо-колу местного разлива для Алёшки и большой пакет чипсов на двоих.
– Что-то здесь не складывается, – глубокомысленно проговорил Клим, отхлёбывая из банки. – Не верю.
– Ты о чём?
– Всё о том же, Костров. Не мог наш Тигра за пару дней взять и переметнуться от тебя к первому попавшемуся мужику на иномарке.
– Иномарка не так уж и шикарна, явно не в ней дело. Может, влюбился, – рассеянно сказал Алёшка. – Или просто достало всё, со мной непросто. Люди меняются.
– Костров, а он сам тебе что-нибудь об этом говорил? – решил узнать всё досконально Клим.
– Ничего. Тайны у него. Мадридского двора, блин!
– Тайны, значит… Он всегда любил только тебя.
– Не меня, Богдана.
– Не-не-не, – замотал стриженой головой Клим. – Тигра на эту твою дурацкую (ох, прости, великолепную) авантюру с совместным соблазнением Богдана подписался ради тебя. Чтобы не расставаться с тобой, хотя бы так.
– Да? – удивлённо поднял бровь Алёшка. – Не знал. Это он тебе такое рассказывал? Со мной молчит больше. Так ты думаешь, он…
– Думаю, тут что-то связано с тобой. Хочет, чтобы ты ревновал? – предположил Клим.
– Фигня какая.
– М-да, это как-то по-девчоночьи. Или… Ты говорил, что этот Олег тебе жизнь спас. Может, Тигра пытается таким способом его отблагодарить или расплатиться?
– Я его об этом не просил, – с лёгкой обидой выпалил Алёшка.
– Если бы ты просил, Костров, это было бы совсем по-свински.
– Ага. Клим, а ведь Тигра у Олега ещё и деньги брал. У Богдана не взял во второй раз, а у него…
– Потому, может, и довольный такой, что за тебя подставляется. Как ты за Синицына в лагере.
– Откуда ты знаешь? – вспыхнул Алёшка.
– Слышал сквозь сон, как ты с Пашей беседовал. Явно не кофе пить он тебя за шкирку тащил.
Уяснив, что Клим знает только про эпизод номер два, с Пашей, Алёшка облегчённо выдохнул. Историю с психологической помощью Кольке Ястребу он предпочёл бы не разглашать. Деньги тот отдал, как и обещал, со стипендии, и больше никаких разговоров с Алёшкой не заводил. А жаль. Иногда появлялась у того шальная мысль: а не пригласить ли Кольку с Сенечкой в гости. Для обмена опытом, ага.
«Помешался ты, Костров, на групповухе», – сказал он сам себе. На самом деле единственным вариантом, при мечтах о котором у него реально ехала крыша, был квартет в составе Богдана, Олега, Тигры и его скромной персоны. Совсем нескромной, вот-вот. Обидно, что Богдан с Олегом рассорились. Может, не насовсем?
Пока Алёшка погружался в размышления и сладкие грёзы, а Клим смачно хрустел чипсами, к ним подошёл пожилой полицейский. Заметь пацаны его заранее, конечно, сделали бы ноги. Но сейчас было поздно, он уже грозно навис над скамейкой.
– Распиваем?
Уф, а он подумал, что докатились до них последствия утренней незаконной манифестации.
– Лимонад, – Алёшка протянул полицейскому банку. – Попробуйте.
Тот вроде как примерился глотнуть, но, глянув на Алёшку и поморщившись, передумал. Понюхал напиток, смешно шевеля ноздрями, удостоверился в его явной безалкогольности и вернул мальчишке банку.
– А у тебя? – спросил Клима.
– Квас.
Проверять не стал, кивнул. Строго сказал:
– Смотрите у меня!
И неторопливо удалился.
– Бедный мент, – пожалел старика Алёшка. – Хотел поймать несовершеннолетних пьянчуг, а не удалось: мы тут такие – детсад «Солнышко», младшая группа, сладкую водичку хлебаем.
– Это наш участковый, – объяснил Клим. – Почему он подошёл? Неужели мы похожи на людей, которые бухают?
– Сидим на скамейке, пьём, закусываем, – конечно, непохожи, – рассмеялся Алёшка. – При этом… представь себе, Клим, как мы смотримся со стороны. Простой российский гопник в спортивном костюме и гламурный педик – странная парочка.
Действительно, Клим не переоделся после физкультуры, а Алёшка в своих обтягивающих ярких шмотках выглядел вызывающе.
– А ведь точно, – хмыкнул Клим. – Создаётся впечатление, что прямо сейчас я тебя буду бить или ты меня – совращать.
– Второе, конечно, не в пример страшнее.
Расхохотались оба, чуть со скамейки не слетели. Клим подавился чипсами, закашлялся, и Алёшке пришлось хлопать его по спине. Опомнился Клим, когда сообразил, что однокурсник обнимает его совсем не по-дружески. Перекинул ногу через его колени, обхватил руками за шею и тянется к его губам своими.
– Костров, прекрати!
Не прекратил. Поцеловал по-настоящему, с языком, и Клим (видимо, от растерянности) позволил ему это сделать. И даже начал отвечать.
Алёшка оторвался от губ Клима, отдышался, откинулся на спинку скамьи. Спросил:
– Ну, как?
– Костров, если бы ты не был моим другом, я бы тебе сейчас от души вмазал по наглой жидовской морде, – возмутился Клим. – Ты на хуя вообще это сделал?!
– Чтобы ты мог извиниться перед своей Леной… то есть, Лёлей. Поцелуй считается за измену, как ты думаешь?
– Наверное, нет. Ох, Костров, перестань, что ты творишь! Считается, считается, отцепись от меня, пожалуйста.
– Уже отцепился, – с сожалением сказал Алёшка. – Клим, проводишь до остановки меня?
– Провожу. Только за руки держаться не будем.
– Ты что – конечно, нет. Покурим и пойдём, ладно? Или курение на этой скамейке тоже карается законом?
– Вроде нет.
Закурили, помолчали. Потом Клим произнёс смущённо:
– Костров, ты извини, что я на тебя наорал. Я не со зла, просто… ну, не каждый день я с парнями целуюсь.
– Я тоже не каждый день, знаешь ли, – признался Алёшка. – И вообще – кроме Тигры, практически ни с кем не целовался.
– В смысле? – опешил Клим.
– Да без всяких смыслов. Таких, как я, не целуют.
– Сволочи они, – прокомментировал Клим. – Костров, если хочешь, ещё раз поцелуемся как-нибудь. Не сейчас.
– Хочу, – кивнул Алёшка. – Мне приятно знать, что мой друг не гомофоб и не верит, будто гейство передаётся воздушно-капельным путём.
– А точно? – дурашливо забеспокоился Клим.
– Представь себе, не передаётся даже половым. Мы такими рождаемся. Ошибка природы.
– Никакая не ошибка, – горячо возразил Клим. – Просто вы такие люди. Есть рыжие, есть левши; есть, у кого абсолютный музыкальный слух или аллергия на кошек, а есть геи, вот и всё.
========== 22. Алёна Задорожных ==========
…Вот и всё. Прошла полоса жизни, заполненная пустотой. Заполненная. Пустотой. Как сказано, а!
Пустота – серая, вялая и тепловатая; Алёне подчас становилось остро жаль, что её уже нет. Была она – и можно было поныть, пожаловаться, закуклиться между подушек на диване, завернувшись в уютный плед. Жевать сухари, запивая сладким чаем, и читать подростковое фэнтези.
Почему в её тихую и уютную (скучную, что ж такого) реальность ворвалось всё это – цветное, ледяное, жаркое, яркое, колючее? Сразу – творчество, денежная заказуха, дружба, любовь. Как много всего! А по чуть-чуть нельзя? Маленькими аптечными мерками, чтобы внутренний мир не взорвался бешеным фейерверком от передоза?
Нет.
Динка определила происходившее кратко: «Ну, началась веселуха!» И это вовсе не означало, что приятные события и положительные эмоции преобладали. У папы прихватило спину от огородных перегрузок, пришлось ему лечь в больницу. Мама носилась к нему трижды в сутки с домашней едой, чистыми носками и детективными романами в мягких корках, и у неё совсем не оставалось времени нянчиться с внуком. Динка брать Стёпку к себе отказывалась наотрез: несмотря на непригодный для заключения браков месяц май, на неё золотым дождём посыпались заказы на свадебные торты; эти громоздкие башни, облитые жирным кремом и украшенные фигурками из мастики, стояли по всей её квартире в самых неожиданных местах (один даже на тумбочке вместо куда-то внезапно девшегося телевизора), и Стёпкины шаловливые ручки уже однажды изрядно попортили стратегически важный десерт. Алёна – некуда деваться – брала ребёнка с собой в пиццерию, где он, пока мать разрисовывала стены, ухитрялся разукрасить себя во все цвета радуги от стриженой макушки до сандаликов. Вдобавок сын упал с качелей во дворе, и теперь у него на лбу цветёт лиловая гематома.
Домой Стёпка не желал идти никогда: будь его воля, построил бы вигвам на берегу Волги, там и жил, питаясь песком и травами. В «кенгуруху» подросший сынуля не помещался, приходилось тащить его – орущего, отчаянно дрыгающего руками и ногами и теряющего шапочку, – обхватив поперёк живота и прижав локтем к правому боку. В левой руке – пакет с продуктами, из которого вываливается коробка кошачьего корма.
– Стёпа, не плачь, сейчас будем мыться и ужинать.
Шесть старушек строго взирают на непутёвую блондинку-мамашу в шортах и топе, с татуировкой на плече, явно не умеющую справляться с ребёнком, недаром у малыша щёки зелёные, подбородок оранжевый, на руке свежая царапина, а на лбу здоровенная шишка.
– Вы его что – этим кормите? – опасливо дотрагиваясь до упавшей упаковки «вискаса» носком туфли, ужасается одна из них.
– Деточка, – писклявит другая, – давай топ-топ ножками, сейчас будешь в ванночке куп-куп, кашку ням-ням, мама даст тебе сладкую н-наку.
Хренаку!
Стёпка вылупливает глазёнки, пытаясь осмыслить, о чём ему вещает эта иностранка, на минуту замолкает… и принимается реветь ещё пуще.
– Тёть-Жень, да не понимает он ваших куп-купов и топ-топов. Мы его этому не учили.
Всё, Алёна-не-Иванова, теперь ты в этом дворе враг народа.
Эрик, старший сын, нерождённый, почти не мерещился среди бела дня, но никуда не делся, по ночам снился: заблудился в заповедном лесу среди цветущих папоротников – один, в летнем костюмчике с якорем на кармашке, в сапожках резиновых, маленький, плачет. Одно успокоение – нет здесь злой нечистой силы, хищных зверей и недобрых людей, потому что это лес с картины Якова Тропинина, что висит над диваном у Богдана Репина в гостиной. Но Эрик этого не знает, и ему страшно. И холодно, и сухие иголки падают сверху, запутываются в белокурых волосах. Сынок, возьми потерявшуюся Стёпкину шапку, а тёплый полосатый свитер никак не отдать тебе, он подарен Алёшке на веки вечные.
Снился и Алёшка, иногда. Виделся он ей не таким, как сейчас, а мальчишкой с фотографий на его страничке вконтакте – тех, что пятилетней давности. Такого Алёшку было ещё больше жаль, чем сегодняшнего. Тревожно было за него и больно. Там, в невозможной реальности сна, Алёна была его матерью, оставившей младенца на странноватую бабку, живущую в своём иллюзорном мире. Матерью, вернувшейся к сыну, пережившему все ужасы в детдоме. Матерью, плачущей навзрыд над мальчишкой, чьи глаза больше не знают слёз, прижимающей к губам его руку с тонким белым шрамом через всю ладонь.
Просыпалась среди ночи в слезах и думала о Стёпке. Нет, никогда не оставит его – никогда, никогда. Днём успокаивалась, забывала о ночных кошмарах, охладевала к сыну и вновь подумывала о том, что неплохо бы оставить его на попечение бабушки и деда, а самой податься в Славск. Насовсем. И не просто так, а с конкретной целью – быть поближе к Богдану. Думала о частых встречах, фантазировала, как оно всё будет. И спохватывалась, не домечтав, – Стёпка… Стёпка же! Пока маленький – ничего, а как станет постарше, бабушке и деду невмоготу будет с ним справляться. Разве уследят? Они и сейчас немолоды. А в детдом нельзя его. И ни в лагерь, ни в санаторий – никуда, никуда. Боялась, не хотела для сына Алёшкиной участи.
Нельзя водить его за ручку до совершеннолетия! И девчонку не станешь неволить, душить родительским вниманием, а пацана – и подавно. Но вдруг случится с ним что-то такое, о чём не хотелось и думать, чтобы не напророчить? Если будет насилие, принуждение – Алёна уверена: задушит эту сволочь собственными руками. А если… если её мальчик сам влюбится в кого-то? Станет ли она требовать, грозить, препятствовать? А… зачем? Пусть будет хоть девушка, хоть парень… да хоть инопланетянин! Лишь бы её мальчик был счастлив.
