Текст книги "Фея из Кореи (СИ)"

Автор книги: Злата Меркулова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 32 страниц)

   – Э? – Федя выпустил ведро из рук, и окружающие девицы с визгом разбежались, хотя на них ничего не вылилось и уж тем более не выпрыгнуло. Даже крышка не соскочила! А повар вновь схватил свой драгоценный мусор и с опаской поглядывал на Лизу.

   – Вот он, неповторимый стиль, о котором я говорила, – развела свободными руками кореянка и набрала какой-то номер.

   "Цып-цып-цып, мои цыплятки ,

   Цып-цып-цып, мои касатки,

   Вы пушистые комочки,

   Мои будущие квочки".

   Нет не какой-то, а ее, Лизин, номер. Услышав позывные, девушка машинально приняла звонок.

   – Цыпленок, спасибо за помощь в мире твоих фантазий! А теперь приди в себя! – как в микрофон, пропела в трубку кореянка. – Нас приглашали на модный показ, но, я думаю, приглашение временно отменяется?

   С безопасного расстояния любительницы красивых одеяний заверили, что пока ярких впечатлений им достаточно и мнения Федора вполне хватит.

   – Вот и хорошо, – улыбнулась девушкам Джун, пока Лиза готова была спрятаться хотя бы в Федорово ведро от стыда. – Но мы к вам с Лизой как-нибудь еще придем.

   Робкие смешки и что-то далекое от согласия было ответом, и девушки с поваром удалились, перешептываясь и оглядываясь.

   – Цыпленок, а ведь это был такой шанс! – о чем-то сожалея, поцокала языком Джун. – Но все равно спасибо – так искренне и самозабвенно меня еще никто не спасал. Кстати, телефон можешь уже отключить.

   Лиза все еще переживала свой конфуз. Опять у нее разыгралось воображение не к месту.

   – А вас, Лапиков, я попрошу остаться! – бросила в сторону кореянка. – Что вы там снимаете, сатир вы эдакий! В кого вы превратили меня с Цыпленком вчера утром?

   – А что я? Сами повод дали! – буркнул Лапиков, не успевший скрыться. – Показываете такое среди бела дня. Доска объявлений – это открытая трибуна, а не желтый листок.

   После этого странного заявления журналист-папарацци скрылся, захлопнув за собой дверь.

   – Видишь, Цыпленок, как тяжела жизнь неординарного человека, привлекающего всеобщее внимание своими талантами и красотой. Впрочем, кому я это говорю: ты и сама, должно быть, постоянная героиня скандалов и сенсаций. То, что мне довелось увидеть за три дня в твоем обществе, позволяет сделать такой вывод.

   Лиза все еще мысленно ругала себя. Хорошо, что ни Инна, ни "буки" этого ее номера не видели. Хотя стараниями Лапикова в неведении народ не останется.

   – И заметь, на этот раз я тебя в заблуждение не вводил.

   – Не вводила! – дотошность в добровольной помощи кореянке учиться правильно говорить по-русски взяла свое. Хотя что ей помогать? Она сама кому угодно урок ораторского мастерства преподнесет.

   Кажется, она начинала немного приходить в себя.

   – Хорошая девочка! – кивнула Джун, и соседки отправились готовиться к обеду.

   Их послеобеденный сеанс, второй, если не считать вчерашних попыток Цыпленка не столько рисовать, сколько прийти в себя, прошел спокойнее. Внешне. Лиза еще более увлеченно пыталась запечатлеть его несказанную красу. Перед этим они немного поспорили: девчонка пыталась его уговорить смыть косметику, чтобы она могла передать естественность и свежесть его изысканных черт. Так и сказала. Но хоть и было это приятно, а Джун ее просьбу не стал даже рассматривать, сразу вето наложил.

   – Считай, что макияж – это часть моего "я", что-то вроде одежды. Мы ведь договорились, что обнаженным я не позирую.

   Его оговорку Цыпленок, как обычно, поправила. Только вчера она не занудствовала, будучи в расстроенных чувствах, а сегодня опять за свое. Немного подувшись, Лиза все-таки смирилась с его отказом. Такой уж он разбиватель девичьих сердец – хоть и в спящем режиме, но исподволь работает.

   Джун опять замер. И она опять была прекрасна. Только теперь радужные всполохи ее крыльев сменились лунным загадочным мерцанием. Это была не жар-птица, а царевна-лебедь, пока еще не встретившая своего царевича. Да разве найдется кто-то под стать такой дивной девушке-звезде?

   Лиза никак не могла понять, почему у нее опять ничего не выходит. Ведь утром все получилось прекрасно: Лель-Роман вышел как раз такой, как она и видела, и даже еще лучше, Инна, для которой она нашла образ гораздо позже, тоже на картоне была прекрасной Купавой. А ее эльфийская принцесса никак не желала выходить из страны грез на холст! Позавчера ее не удалось поймать карандашными силками, а сегодня и из акварельных тенет она ускользает. Наверное, все дело в капризном характере Джун. Может, ее качество бумаги или красок не устраивает? Лиза даже решила проверить свою версию.

   – Джун, – позвала она натурщицу, которая казалась почему-то сейчас очень ранимой, – а ничего, что я тебя недорогими красками рисую?

   – Лиза, качество твоих красок меня волнует в последнюю очередь! – немного охрипшим от часового молчания голосом отозвалась кореянка.

   – Я просто подумала, а вдруг тебе что-то не нравится, поэтому ты на меня воздействуешь, и у меня не получается тебя нарисовать как надо.

   Озадаченно хмыкнув, соседка потерла нос ладонью:

   – Мне ли тебе напоминать старинную русскую пословицу про танцора и штаны? Дай-ка я посмотрю, что ты из меня сделала.

   Джун, не слушая возражений, подошла к закрепленному на подставке этюдника картону и наклонилась, чтобы получше рассмотреть. "Эта девица все время поступает как ей угодно!" – вся испереживалась Лиза. Если она сама видела огрехи в своей работе ясно-преясно, это не значило, что она спокойно сможет услышать похожее мнение из других уст, пусть и таких красивых.

   – Не пойму, Цыпленок, что тебя не устраивает? – пожала плечами, закончив осмотр, модель. – Это же я: со всеми достоинствами и недостатками. Точнее с полным отсутствием недостатков. Молодец! Мое высочество принцесса Ли Джун довольна своим придворным художником.

   – Но тебе же тоже не нравятся мои рисунки! Я ведь вижу! – Лиза разволновалась. Лицо ее соседки стало таким печальным, когда она увидела наброски. – Скажи мне, что тут не так, пожалуйста!

   – Э... – Джун немного развеселилась. – Цыпленок, я ведь не твой преподаватель. Ты у нас мастер – тебе лучше знать, что у тебя получилось. Но, на мой взгляд, все прекрасно. Я уж было испугалась: нарисуешь ты меня, как какой-нибудь кубист – ищи потом, где у меня лицо, а где еще что.

   – Нет, нам пока экспериментировать запрещают. Говорят: сначала техническое мастерство, а потом уже творческий бунт, – ответила улыбкой на улыбку собеседницы Лиза. – И все-таки что-то не то.

   – Ну, Цыпленок, другого лица и фигуры у меня нет. Не волнуйся ты так, я в твоем распоряжении до конца срока – разберешься еще, что тебе не нравится. А вообще, это оказалось интересным – взглянуть на себя со стороны.

   Как он и говорил своей крошке-соседке, было очень полезно узнать, каким же видят его окружающие. Напрасно Лиза себя недооценивала – получилось у нее блестяще. Вот она какая, Ли Джун – совершенная красавица, стильная, модная, богатая и скромная. В зеркале этого и не увидишь. Он-то смотрит на себя изнутри, зная, что он такое. Он блестящий актер, который просто идеально сжился со своей ролью, будь она неладна! А знакомые – в институте, в клубе, по соседству – каждый день наблюдают за жизнью этой надменной и очаровательной девицы, которая взирает свысока даже на него самого с полотна. Молодец Цыпленок! Надо будет ее пригласить писать свой портрет лет через десять. К тому времени он уже давно выйдет из одного образа и привыкнет к другому, если ничего не произойдет такого, из-за чего нынешний с него слетит, как листва с деревьев или цветочный дождь, но только преждевременно.

   Капелька примечаний

   О капитан мой, капитан – Джун цитирует стихотворение У. Уитмена, посвященное, если автору не изменяет память, А. Линкольну. Просто оно герою по случаю вспомнилось – никакого подтекста автор не подразумевал.

   В разговоре с отцом герой называет его на вы – это автор пытался передать тот факт, что в корейском языке четко делятся стили речи, в зависимости от того, каков статус говорящего и собеседника. Ли Тхэун для Джуна – и старший родственник, и начальник, поэтому общим стилем он к нему обращаться не будет, только почтительным в той или иной степени.

   Глава 17

   Глядя на подругу, приглаживающую свое чудесное платье, чем-то похожее на блестящую чешую редкой рыбы, Лиза ждала, когда Аллочка принесет и ей какой-нибудь наряд.

   Сегодня сразу после ужина "буки" утащили ее, не слушая возражений, к себе – готовиться к танцам.

   – Разведка доложила, – заявила Жизель, – что наш Лизочек не только мал, но и почти гол как сокол.

   – И сигналы с мест были очень настойчивы, так что мы не могли не выполнить заявку трудящихся, – подтвердила Даша, а Аллочка, отложив пакет с кукурузными палочками, вздохнула и высказалась в том духе, что лишь ее вещи хоть как-то могут Лизе подойти. Вика ничего не сказала – у нее во рту как раз был десяток-другой шпилек, так что она просто энергично кивнула.

   Лиза почему-то думала, что шумные однокурсницы Джун и соседки Инны вырядятся во что-то необычное, но нет – у всех оказались милые, но простые платья, без лишних деталей кроя, радующие глаз приятными цветами. Ванечка бы одобрил такой подход. Девчонки даже как-то изменились: Даша немного приглушила командирские замашки, Вика, уже спрятавшая в своих каштановых волосах все многочисленные шпильки, разговорилась и сообщила, что написала пять новых песен, Жизель немного грустно улыбалась, наверное жалея, что ее драгоценный Хрюша не рядом. Аллочка и та на время перестала перекусывать, заметив, что потом успеет душу отвести, а нарядное платье грязных рук не терпит. "Можно, конечно, о подружек руки вытереть, но бегать за ними не хочется, а от них – и подавно", – добавила рыжая девочка-белочка.

   Лизе Аллочка предложила белое платье без рукавов, приталенное, с изящными драпировками, которые в области декольте пришлось немного подколоть. Оно было немного длинно – не выше колен, как задумано, а ниже, но юбка так красиво окутывала ноги, что все дружно решили: надеть надо именно его.

   Одна только Инна ничего не сказала – просто пошла навстречу своему парню.

   Почему Лиза так быстро пришла в себя, после того как узнала о том, что подруга стала ее счастливой соперницей в любви? Она и сама не могла этого понять.

   Вот уже три дня подряд она во всю трудилась. До обеда писала Леля и Купаву – просила Инну и Романа то сидеть поддерживая друг друга спинами, забравшись на скамейку с ногами, то стоять и протягивать навстречу любимому человеку обе руки, как будто красавица-брюнетка сплела венок и вместе с ним протягивает милому Лелю свое сердце.

   Отношения с этой парой у художницы сложились спокойные, на Инну она постепенно перестала сердиться, увидев, что та счастлива и что Роман для нее не просто один из многих. На третьем сеансе девушка поймала себя на мысли о том, что во многом ее любовь была страстным восхищением красотой, открывшейся ей однажды в однокурснике, – и стоило ей запечатлеть, даже и бегло, и пока несовершенно, но стараясь как только возможно, эту красоту, как увлеченность молодым человеком стала гораздо меньше. Не исчезла, нет. Лиза радовалась тому, что парень ее подруги уже не шарахается от нее и не возобновляет своих странных подозрений на счет нее и Джун. Восхитительной, волшебной, хотя и чаще всего вредной Джун. Только при упоминании имени кореянки Рома морщился, как будто съел что-то кислое. Но ей, Лизе, он теперь даже улыбался. Подошел после второго сеанса, с ее разрешения – не то что эта своенравная эльфийская принцесса!, – посмотреть, как получаются они с Инной. Похвалил – искренне! Лиза замечала, что иногда однокурсник на нее поглядывает, не только во время сеансов, и особенно, когда Джун рядом. Может быть, переживает, как бы она не досадила драгоценной студентке по обмену? А как же его недавно появившаяся неприязнь? Это было непонятно, но в любом случае с кореянкой у нее была почти полная идиллия: только что резвящихся на лугу овечек не хватало.

   Конечно, она еще грустила и перед сном думала о том, могло ли все сложиться иначе. Могла ли она стать девушкой Романа Пичугина? На что это было бы похоже – проводить с ним каждую свободную минуту, ощущать его тепло и заботу? Но подобным размышлениям Лиза долго предаваться не могла. Разве в таком соседстве можно думать о ком-то еще, кроме блистательной и великолепной Джун? Она занимала все свободное место и в комнате и в голове.

   Их сосуществование было почти идеальным. На первый взгляд. В конце концов, Лизе удавалось навести порядок иногда быстрее, чем Джун захламляла территорию, которую всю без остатка считала своей. К слову сказать, обаятельная соседка проявила милость: пошла и на третий день их совместного проживания выпросила для Лизы дополнительный ключ, так что и Лиза могла теперь считаться полноправной хозяйкой – для всех, но только не для ее корейского величества.

   А ее пунктик по поводу того, чтобы переодеваться только в ванной? Лиза иногда жалела, что согласилась на это условие. Ей все-таки было интересно, как же выглядит ее новая знакомая, к которой она уже начинала привыкать, без ухищрений – без изящных, красивых, ярких, но несколько скрадывающих фигуру туник, блуз или пестрых платьев, которые та надевала только с леггинсами – никогда отдельно. А ведь ноги у нее были – загляденье! Стройные, длинные, ровные и сильные – как у балерины. Когда Лиза сказала о своем впечатлении соседке, та фыркнула: "Это гены, Цыпленок, так что не завидуй!" и поведала очередную свою историю – о том, что ее отец выкрал из табора, кочевавшего по Румынии, лучшую танцовщицу и певунью Розу, которая и стала материю ей и ее младшей сестре.

   Девушка не переставала удивляться, откуда только ее соседка берет свои выдумки, а еще больше – как она их так складно излагает. Но разговаривали они хорошо.

   Неожиданно для себя Лиза вспомнила, как ее в первом классе загнали под парту. Из-за чего? – разве теперь поймешь! И она изо всех сил с тех пор старалась не выделяться – пока не поняла, что хочет быть художником и все тут. Хочет посвятить этому свою жизнь – и никто ее не отговорит. Она была немного трусихой, но тут набралась храбрости и прямо заявила казавшемуся таким строгим отцу, что хочет рисовать. А он улыбнулся, пожал плечами и ответил, что это ее личное дело и он не может ей запретить – почему вообще его малышка Лизонька подумала, что он будет против? Если уж он Ваньке-бездельнику дал добро возиться с тряпочками и мишурой! «Вот, кстати, он пусть тебе теперь по хозяйству помогает, чтобы тебе было когда бумагу пачкать. Тебе же к творческому конкурсу, кажется, готовиться надо? И каратист-кулинар наш тоже пусть дома готовить начнет, а то только продукты на пирожные переводит, которые потом куда-то уносит, а семье от них ни вкуса, ни запаха не достается. Я сам с ними поговорю: что это такое – у дочки и сестры выпускной класс, а она и кухарка, и портниха, и уборщица!» Лиза особенно и не переживала из-за домашней работы – времени ей хватало, а что-то было даже в удовольствие. Но, услышав, что отец знает про творческий конкурс, Лиза поняла, что ее увлечение не осталось тайной для семьи, и еще раз убедилась, что семья у нее мировая.

   Когда Лиза рассказала об этом своей соседке, та пристально на нее посмотрела и сказала, что у нее очень интересные родственники, а Лиза рассмеялась: уж до фигуристов или цыганских певиц ее мужчинам далеко.

   В ответ на ее откровения Джун поведала, как познакомилась с «буками» в свой первый день в институте, как они на втором курсе затащили ее в клуб любителей русской литературы, где сами уже стали завсегдатаями, от расспросов о том, как она угадала, что Жизель понравится ее товарищу по клубу тхэквондо, правда, отшутилась. Но Лиза почувствовала какое-то напряжение и подумала, что, должно быть, Джун самой нравился этот неведомый Хрюша. Привычки у них, во всяком случае, были похожие: надо же додуматься – с первого взгляда обозвать девушку плюшевым кроликом или зайцем!

   А Джун тоже хороша – ее Цыпленком прозвала. Хотя Лиза понимала, что это не со зла. Она и на шутку с заменой сигнала совсем не обиделась. Все-таки милая детская песенка это не приставучая фривольная шутка, которой ей братцы удружили. Ну и что, что песенка про цыплят? А ей даже нравится! И теперь она не перепутает, чей телефон звонит, – такого сигнала нет ни у кого! Да по правде говоря – ей было даже приятно, что Джун ее называет Цыпленком. Как-то у нее получалось мило это выговаривать – так бы и слушала. Может, это и было странно, но не унизительно. "Подлизой" быть гораздо хуже. И почему-то это глупое прозвище всякий раз всплывало. А разве Лиза заискивала перед кем-то или подлизывалась? Ни перед преподавателями, ни перед деканом! Просто хорошо училась: ей было интересно – для чего же еще и поступать в институт? Иногда, правда, ее называли еще и Мышью – из-за невзрачной внешности, или из-за маленького роста, или из-за ее привычки закапываться в книжки, сидя в читальном зале.

   Так что Цыпленок – это звучало если и не гордо, то почти ласково. Поэтому Лиза сразу же приняла это прозвище. Инна, услышав в первый раз, как ее называет Джун, возмутилась вдвойне – и за нее, и за себя, заявив, что это звучит презрительно. Но Лиза никакого презрения в голосе соседки не слышала и не согласилась – просто Джун так ее отмечала, выделяла, делала одним-единственным Цыпленком.

   За пять, нет уже почти шесть дней знакомства Лиза почувствовала, что как-то понемногу меняется. Было ли это связано с окружающей красотой – ошеломляющим морем, которое не сразу предстает в своем величии, когда ты воспринимаешь его, как большой бассейн без берегов или ванну, но стоит только всмотреться в пронзительно-синий горизонт, отвлечься от веселящихся здесь и там пловцов и купальщиц, – как душа трепещет перед его грозной и величественной глубиной, перед скрытой силой, то дремлющей под бирюзовой гладью, пахнущей арбузом, то вырывающийся к небу гривами морских коней. Было ли это связано с неброской, но трогательной покорной изящностью виноградных кустов, бесконечными рядами тянущихся вдоль дороги, по которой Лиза пару раз прошлась после ужина? Было ли это связано с криком чаек, то дерзким и требовательным, то больным и гнетущим? Раньше ее мало волновали запахи, или модная одежда, или красивые и разные голоса. Они были в ее мире, но где-то рядом с красками, цветами, формами. Лиза любила слушать спокойные песни, мелодичные композиции, но прекрасно обходилась и без звукового фона. И уж конечно ей в голову не приходило наслаждаться игрой интонаций чьей-либо речи.

   Но, слушая иногда, как соседка разговаривает с кем-то по телефону по-корейски, или напевает под нос трогательно звучащие песенки, или просто у нее вырывается пара фраз на родном языке, Лиза чувствовала, что эта речь становится для нее самой приятной музыкой. Было ли дело в самом языке или в исполнительнице и носительнице?

   Глядя на то, как хороша Джун в том или ином наряде, она сама хотела приодеться, причем так, чтобы заслужить одобрение соседки. Похвалы от нее, конечно, не дождешься. Но, может, взгляд загадочных черных очей потеплеет и... А пока теплело у Лизы на душе, когда она видела меняющую наряды соседку, только на их сеансы одевавшуюся каждый раз в одно и то же, слышала ее насмешливые слова или чувствовала острый, свежий, почти сияющий аромат туалетной воды с угловатыми иероглифами на бутылочке. Она потихоньку от соседки брала флакончик понюхать, но почему-то ощущение было не то. Не так приятно было, как при появлении из ванной в невидимой вуали благоуханий и в видимом халате цвета слоновой кожи стройной красавицы-кореянки. В тот момент, вчера, она не сдержалась и, встав на цыпочки, коснулась ее чуть влажных волос, кончиками пальцев провела по плечу и поднесла руку к носу, чтобы ближе разобрать этот волнующий запах.

   – Это лучше, чем новые краски! – радостно сообщила Лиза о своем открытии – А волосы у тебя приятнее на ощупь, чем беличьи кисточки.

   – Лестно, – хрипловато отозвалась ставшая на мгновение чуть более смуглой соседка, – лестно узнать, что пахну как гуашь, а волосы у меня как у грызуна. Мне повезло, что у тебя кисточек избыток. Не очень-то хочется лишиться волос вот так.

   – Ну не смущайся, Джун, – ты меня прекрасно поняла, – улыбнулась Лиза и еще раз погладила кореянку по плечу. – Ты ведь умная.

   – Эх, Цыпленок, боюсь, что я тебя слишком хорошо понимаю.

   – А чего тут бояться? Получается, у нас полная гармония.

   – Вот в этом вы с Хрюшей очень похожи – умеете бедных девушек убалтывать, – почему-то вспомнила Джун молодого человека своей однокурсницы, и Лиза еще раз убедилась в том, что ее догадка была верна: кореянка оказалась в сходной ситуации, но поступила более благородно. Она поняла, что ее любимому подойдет Жизель и жертвенно познакомила две половинки одного целого, забыв о своем покое и выгоде.

   Лизе стало так в тот момент жаль свою сестру по несчастью, что она не сдержалась и обняла оторопевшую кореянку, утешающее похлопывая ее по спине. Джун, наверное, как тонко чувствующая натура, поняла ее порыв и тоже обняла ее в ответ, прижимая изящными руками ее голову к своей груди, но затем сразу же застеснялась, и, буркнув что-то по-корейски, скрылась опять в ванной, как будто это не она только что выплыла оттуда в душистом облаке.

   А вблизи ее запах был еще более притягательным. И уютным, как и объятия. Все-таки она очаровательна, ее восточная модель!

   – Что это были за цыплячьи нежности? – ворчала, выйдя некоторое время спустя, Джун. Лизе было неудобно говорить, что она догадалась о тайне соседки, поэтому она просто сказала, что подумала о том, как должно быть Джун одиноко вдалеке от семьи и родной страны. И это не было ложью – просто не всей правдой. В ответ ее погладили по голове и велели выметаться к подругам и не путаться под ногами.

   И тем обиднее было для художницы ее неумение правильно изобразить красавицу-кореянку. Ведь она уже кое-что о ней знает, немного лучше понимает ее характер, наблюдает за ней почти неделю. Старательно представляет, как должна прорисовываться та или иная линия ее тела, продумывает каждый штрих. Если еще выражение лица Лиза уже могла время от времени верно передать, особенно когда отвлекалась и невольно отвечала на какие-то вопросы своей модели, то общий силуэт ей никак не давался – ну не то и все тут. Красавица на набросках была изумительная – но не Джун.

   На базе жизнь шла своим чередом, и сегодня вечером, после ужина, как и было обещано тетушкой Лапикова, ожидались танцы. Да мало того! Студентам разрешили, раз уж в воскресенье прибывает новая партия отдыхающих, нагуляться в свое удовольствие и даже самим предлагать музыку. Понятное дело, что если бы не въедливый журналист с хорошими связями, никакого удовольствия от музыкальной коллекции времен молодости директрисы никто бы не получил, а тут можно было каждому принести свою любимую мелодию.

   А еще Лиза с удивлением почувствовала, что, кажется, на нее снизошла часть обаяния ее восхитительной соседки. За ней стали ухаживать сразу два молодых человека! Во всяком случае, это выглядело именно как ухаживания.

   Каждый вечер этих нескольких дней она проводила в обществе "бук", Джун и Василия. А где Василий, там и его "парни", которых "буки" прозвали "тремя кабанчиками".

   Причем Женек, Сашок и Вовчик на прозвище не обижались, а тихонько переговаривались друг с другом, иногда прислушиваясь к тому, что изрекал их предводитель, иногда пытаясь рассказывать анекдоты. Это начинание Вася, правда, почему-то пресекал: достаточно было ему взглянуть в сторону друзей, как они тушевались и говорили: "Да ну, это не интересно вообще!"

   Сначала Лиза подумала, что физкультурник не сдается и надеется добиться внимания ее соседки. Но он все свое внимание уделял Лизе – рассказывал про то, как он тренируется с парнями, как с батей на рыбалку ходит, как охотится с друзьями, а потом еще говорил что-то вроде "толковая ты девчонка, правильная", хотя Лиза ничего и не делала – только слушала. Вот ей и пришло в голову, что Вася испытывает к ней симпатию. Это было приятно, но не более. Удивительным было другое: еще один поклонник Джун, автор неизвестных им обеим по вкусовым качествам пирожков, тоже присоединялся к их компании и тоже чаще всего обращался к Лизе. Они даже какой-то рецепт наполеона обсуждали, а Аллочка и Жизель смотрели на них голодными глазами. И Федя похвалил ее идею для крема, даже сказал, что попробует сам так приготовить.

   Вот девушка и думала: может, на этот раз ее кто-нибудь пригласит потанцевать. Она даже немножко с Джун повздорила: та ей без обидняков заявила, даже не намекнула, а прямо сказала, что эти ухажеры не для нее. Ну не для нее – и ладно, но потанцевать-то ей никто не запретит.

   – А может быть, моя судьба сюда скоро приедет? – поделилась Лиза надеждой с соседкой.

   А та почему-то рассердилась:

   – Глупо, Цыпленок, искать того самого среди незнакомцев, к тому же из других городов.

   – А как же судьба? Ты ведь сама скольких людей познакомила! Неужели все они были из одного города?

   – Из двух, если точно говорить, – согласилась соседка и тут же уточнила. – Но татринцев с сеульцами мне в голову не приходило сводить – это же просто глупо, да и затруднительно.

   – А у тебя случайно брата старшего нет? – поинтересовалась вдруг Лиза.

   – Есть – двое, хоть и двоюродные, как у вас говорят. Они тебе точно не понравятся! – уверенно ответила Джун.

   – Да я не в том смысле – просто интересно, что у тебя за семья, как ты живешь дома. Все-таки мы почти неделю вместе.

   – Кстати! – Лиза вспомнила об обещании, которое выторговала в первый день у азиатской принцессы, когда та решила обзавестись компаньонкой в ее лице. – Джун, ты мне должна еще два желания. А можно тебя попросить – найди мне мою вторую половинку!

   В ответ на ее просьбу Джун вскочила – они вчера сидели рядышком на скамейке под звездами и не торопились под крышу – отчего Лиза сразу почувствовала, что ночь-то, оказывается холодная, а ее до сих пор согревал теплый бок соседки, милостиво разрешившей к себе прислониться.

   – Цыпленок, такие вещи в число желаний, которые я соглашусь выполнить, не входят!

   – Почему это?

   – Потому что это или есть или нет – я просто или вижу, что конкретные люди подходят друг другу, или не вижу. А искать кого-то – это не ко мне.

   – Ладно, я поняла, – примирительно подняла руки ладонями к Джун девушка. – Но ты можешь хотя бы в качестве второго желания пообещать сказать мне, если увидишь моего того самого человека?

   – Учти, если окажется, что это итальянский оперный певец или аргентинский космонавт – добираться до них ты будешь самостоятельно, а с меня только анализ и прогноз! – конечно, эта лукавая особа не могла не оставить последнее слово за собой.

   А Лиза подумала, что надо бы ей озадачиться поиском парня – все-таки странно испытывать больше самых разных чувств, приятных и очень приятных, от коротания вечеров под звездами в обществе соседки, чем рядом с неплохими парнями. В общем-то внешне и по характеру и Василий, и Федор были ей симпатичны, но и только.

   Для Инны эти три дня были полными забот. Здорово было, не скрываясь ходить с Ромочкой в обнимку, показывая всем, чей он парень. А то некоторые модницы ему такие взгляды призывные бросали, что просто неприлично. Некоторые приемчики девушка взяла на вооружение – ей-то можно испытывать их на любимом, когда они останутся наедине. Но из-за них Инна не так переживала, как из-за Лизы. Почему-то Рома на каждом сеансе большую часть времени смотрел на ее подругу. А ведь Лиза была одета как обычно, ничего особенного не делала – рисовала и все. Может, Роме нравится смотреть, как девушки рисуют? Так он это целыми днями и так на занятиях видит. Или нет? А когда ему по сторонам-то глядеть, когда и сам спешит выполнить очередное задание их профессора? Точно – ему просто нравятся девушки за работой. Ну так Инна согласна ради него раскрашивать бумагу сверхурочно!

   Но было и кое-что хуже того! Любимый стал расспрашивать ее, не говорила ли ей Лиза что-нибудь странное про ее соседку! Как же тяжело охранять свою любовь от посторонних девиц, которые так и норовят вцепиться когтями в невинного милого Рому! Вот и корейская змея туда же – как-то проползла в его мысли.

   Инна собиралась с особой тщательность на танцы – серебристое мини-платье, босоножки на огромных каблуках, звенящие браслеты. Она покажет этим всем захватчицам! Правда, Ромины расспросы задели еще одну больную тему. Ведь с Лизой она с тех самых пор так и не поговорила по-дружески. Они перекидывались парой слов на пляже и за столом – предвкушая организованную на завтра экскурсию. И все. Инна понятия не имела, о чем думает сейчас Лиза, какие у нее планы, как она относится к своей соседке. Кое-что, конечно, можно было и так сказать: эта змеюка Джун начинала у нее отнимать подругу. Лиза так ловила каждое ее слово, что Инна даже завидовала: к ней-то художница так не прислушивалась. Но когда между ними еще не было ее счастливой любви – Лиза делилась с ней почти всем – мечтами, снами, мыслями. И она в ответ тоже могла рассказать о том, что думает – позлиться на однокурсниц, которые ошибочно считают, что умнее и красивее ее, Инны, поворчать на занудных и заумных преподавателей, для которых ничего, кроме их предметов, не существует, поныть, какие строгие у нее предки. А с кем сейчас это обсуждать? С Ромой у них темы для разговоров другие.

   Впрочем, что плакать над пролитым молоком? Зато теперь между ними нет никаких тайн, и Лиза постепенно все поймет. Она уже не так напряжена во время сеансов... И поэтому на нее так пялится Рома. Инна сама не понимала уже, хочет ли и дальше общаться с подругой, или ей страшно, что ее парень начнет на ту обращать слишком много внимания. Так или иначе – она должна сегодня всем им показать! Особенно Ромочке – чтобы и думать не мог смотреть на сторону!

   А то эти ее соседки дорогие так приукрасили Лизу, что ей заранее не по себе. Нет, надо поспешить.

   «Мне начинает казаться, что овчинка выделки не стоит», – ворчал про себя Джун. Конечно, он не собирался сдаваться, разоблачаться или что-то еще. Не на таких напали. Кто нападал – это еще вопрос.

   Пока Цыпленок лечила свое ранимое сердечко и тешила свое артистическое "второе я", он занимался маленьким расследованием. И результаты ему нравились все меньше и меньше. Лапиков-то, оказывается, не был автором того сенсационного выпуска с их фотографиями.