Текст книги "Фея из Кореи (СИ)"
Автор книги: Злата Меркулова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 25 (всего у книги 32 страниц)
Джун остановился прямо посередине набережной, не заметив, как длинный подол голубого платья, в которое он вырядился на случай встречи с родственничками (не собирался он им так просто сдаваться!), хлопнул по ногам. Все-таки он дурак, хоть и талантов ему не занимать. Ведь тот факт, что Лиза ему дорога и что они сблизились за это время, уже не отменить! Что за мелодраму он тут разыгрывать вздумал! Несмотря на тряпки и раскраску, он же не девчонка. Вздумал тут побег жертвенный устраивать. А о Лизе-то подумал? Ведь она все равно осталась под прицелом. Ведь братья ее всего не знают, а впереди еще почти неделя... Его клоуны не найдут, а к ней могут прийти и спросить. С их чудовищным английским коммуникация получится та еще. Да ведь... он им вообще не нужен, по сути дела, – братцы могут решить, что Лиза в курсе его обстоятельств. И начнут убедительно уговаривать ее выдать его. Надо быть рядом с ней. Неважно, что его записка могла ее рассердить или расстроить. Уж он-то сумеет объяснить все лучшим образом.
"Да, приятель, хороший предлог для того, чтобы вернуться к Цыпленку под крылышко. Сбежал ради нее и возвращаешься тоже ради нее. Ты просто своих чувств боишься. Так и скажи, а не устраивай тут логические цепочки. Ну скажи же: я ее по-настоящему, искренне, безумно..."
По плечу легонько постучали, прервав его признание, и не дожидаясь ответа, его обхватили две знакомые ручки. Стремительно развернувшись, недоумевающий и уже счастливый от несомненной догадки,
– Цыпленок! Ты как меня нашла? – выдохнул он недоверчиво и вместе с тем радостно. Ее маленькая фигурка подсвечивалась солнцем. Его крошка-соседка, его маленькая художница, его драгоценность, его любовь, держащая его сердце в своих полудетских ручках. Что она там говорит?
– Джун! Почему ты убежала, вредная ты корейская мисс? Я что-то не так сделала? А что это за странное письмо ты оставила? Ты же умеешь писать по-русски!
Не дослушав, он приподнял ее и закружил. Вот она – с ним, целиком и полностью. Воздух обнимал их. Казалось, еще чуть-чуть...
– Ты что? Поставь – а то надорвешься! Нам девушкам нельзя тяжесть поднимать! – отбивалась Лиза. – Я тебя тоже рада видеть, но не хватаю же и не таскаю!
– Еще чего не хватало. Тебе нельзя – уронишь мое величество – не расплатишься перед семьей и компанией до конца жизни.
Джун пришел в себя. Конечно, она ведь не знает. Просто его чистая сердцем малышка решила выяснить, чем не угодила своей капризной соседке. А если вспомнить, о чем они недавно беседовали по-дружески с Валентином...
– А что ты говорила о моей записке? Я немного резко выражаюсь в письменной речи.
"Как будто это достаточное объяснение для грубости. Может, она меня разыскивала, чтобы за волосы оттаскать? Нет, это не о Лизе"
Лиза протянула ему его письмо, и юноша, спешно схватив злополучный листок бумаги, на котором он писал, что больше не может находиться в ее обществе. Лист бумаги на солнце был нестерпимо белым и почти слепящим, и все-таки прочитать свое злое обманное письмо он сумел и рассмеялся. Ну он и простофиля! Удачливый простофиля. Или он просто гениален даже в своих оплошностях.
– Джун, ты, конечно, не раз говорила, что оказываешь на меня благотворное влияние, но даже тебе не под силу научить меня читать ваши иероглифы без подготовки, – Цыпленок уже отдышалась и подбоченившись грозно смотрела на него снизу вверх. – Объясни сейчас же, что ты там написала! Почему сбежала?
– Никакие это не иероглифы, Цыпленок, – возмутилась ее дорогая сбежавшая соседка. – У нас, корейцев, самый лучший в мире алфавит, созданный на научной основе.
– Ты от вопроса-то не уходи, Джун, – Лиза и сердилась, и смеялась одновременно. Судя по тому, как ей обрадовалась кореянка, ничего страшного в письме не было. До сих пор сердце стучало, и дышать было трудно. А уж лицо красное было – это точно. И все-таки, хоть соседка и принялась ее обнимать, почему она уехала – было непонятно.
– Ох... начать что ли тебя корейскому учить? – Джун взъерошила свои волосы. – Я ведь в записке и сообщила, что еду развеяться в город на пару дней – пройтись по магазинам, поесть нормальной еды, в клуб сходить. А вы уже панику подняли.
– Да это только я, – Лизе опять было неловко. Она всех переполошила, извела братьев своими вздохами и грустным видом. – А Костик – так вообще обрадовался. Сказал, что ты правильно поступаешь.
– Вот Хрюша неблагодарный тип! – усмехнулась Джун. И Лиза не могла с ней не согласиться. Почему ее брат так предвзято относится к той, кто привел к нему Жизель? Насколько сильно Костя обожает свою Степашку было ясно с первого взгляда даже Лизе.
– И как же ты тогда меня нашла, если не читала письма?
– Ну... только обещай, что не будешь им мстить...
– Кому мстить и за что? – Джун опасно прищурилась, а у Лизы даже дух захватило. Красавица, хищная, пугающая красавица.
– "Букам", – тихо-тихо ответила Лиза и молитвенно сложила руки. – Они не со зла, просто хотели знать, куда ты иногда пропадаешь, вот и поставили тебе на телефон программку такую – которая показывает на карте в телефоне Даши, где ты находишься.
– А как, позволь спросить, у них оказался мой телефон?
Неловкий момент был. Кореянка пристально на нее смотрела, и скрыть от нее ничего было невозможно.
– Они как-то заходили вечером, когда ты в душе была, и рассматривали вроде бы заставку на телефоне. А о программе я только вчера вечером узнала.
– Да уж никакой личной жизни с этими юными барабанщицами, – Джун опять была само добродушие. – А что им мстить-то? Сами со своим характером получат судьбу – и на здоровье. Я-то тут причем?
– Личная жизнь? Так ты с кем-то встречаешься? То-то ты такая нарядная и в платье даже, – Лизе стало даже как-то неприятно. Вдруг она помешала готовящемуся свиданию. Так любящие люди не поступают!
– Ну... можно и так сказать, Цыпленок. Правда, я об этом узнал только сегодня.
– Узнала! – почти автоматически поправила Лиза. Почему-то ей было трудно дышать. С кем же встречается ее прекрасная принцесса? Каким же совершенным должен быть этот человек? – Извини, что я появилась так внезапно, нарушаю твои планы.
Лиза повернулась, чтобы уйти, но крепкая рука легла ей на плечо и задержала.
– Ну-ну, Цыпленок, не надо вешать клюв. Ты не нарушила мои планы, а даже наоборот. Я сейчас вернусь с тобой и буду вновь ближе к человеку, с которым встречаюсь, – Джун повернула ее к себе лицом и быстро обняла и так же быстро отодвинула от себя. – Спасибо, что пришла, Цыпленок.
Сегодня утром Лиза вскочила засветло и все никак не могла дождаться, когда же можно будет идти на остановку автобуса, чтобы скорее добраться в город. Хитроумное устройство ясно дало понять, мигая красным беспокойным кружком, что их пропажа находится в городе по соседству, мало того – увеличивая карту, Дашка и Аллочка сообщили, что искать Джун надо в районе старой набережной, где как раз полно пансионатов, отелей и частных гостевых домов. Чуть ли не подгоняя водителя маршрутки, хотя и мысленно, девушка уже мысленно была там, где была ее соседка.
"Буду ходить хоть три часа подряд – и все-таки дождусь встречи", – решительный настрой помогал не волноваться о том, какой будет эта встреча. И вот ее смелость была вознаграждена: после часа снования туда-сюда по улице среди немногочисленных по случаю дневной жары прохожих, Лиза увидела стремительно меряющую набережную длинными ногами, скрытыми под изумительно красивым бирюзовой шелковой тканью сарафана, а потом внезапно застывшую стройным маяком фигуру, которую так много раз рисовала в эти дни.
И теперь, когда выяснилось, что Джун никуда не сбегала, а просто случайно оставила записку на корейском языке ("Рассеянность, Цыпленок, более заразная штука, чем гениальность, так что ты меня и тут победила"), можно было узнать и о ее делах сердечных.
– Тебе что нравится кто-то с базы? Кто-то из наших? Или из других отдыхающих? А может, Федя? – выпытывала Лиза, теряясь в догадках, и шагая рядом с кореянкой, чья походка заметно замедлилась.
– Только не говори мне, что все-таки Костя выбрал из вас двоих тебя? – вдруг пришло ей в голову. – Ты мне, конечно, очень нравишься, но Толстушка... она для брата особенная. Что на него могло найти, чтобы он выбрал тебя? Поэтому он не волновался – знал, где ты?
– Цыпленок, что ж ты обо мне такого плохого мнения? Это ведь я – оплот морали и нравственности, этическое совершенство и уравновешенность! – махнула рукой смеющаяся Джун. – Так вот что ты себе напридумывала, глупая девчонка! Может, ты еще и с Хрюшей поделилась своими выводами?
– Поделилась, – кивнула Лиза. – Я его вчера отругала, что он тебя мучает. Пристает с тренировками и не дает тебе прийти в себя после несчастной любви.
Джун, казалось, лопнет от смеха. У нее на глазах даже слезы выступили.
– Лиза-Лиза, тебе надо комиксы рисовать с такой фантазией! Не хочешь попробовать себя в жанре манхвы для девочек? Я и Хрюша? Да он мне как брат почти. А теперь... – кореянка немного задумалась и нехотя продолжила. – А теперь, похоже, не просто брат, а старший брат. Вот она судьба.
Лиза ничего не поняла – так и заявила Джун, а та отделалась отговоркой, что, дескать, Лизе пока рано понимать. А что рано? Подумаешь – Джун и Костик всего-то на три года старше.
– Постой, может, тебе Валя понравился все-таки? Он ухаживать умеет...
– А уж как Вале я нравлюсь – это и словами не выразить, – хмыкнула кореянка и деловито добавила. – Ладно, Цыпленок ты мой ненаглядный, поедем-ка назад. Или нет, погоди!
Джун подумал, что уж теперь-то имеет полное право исполнить одно из своих маленьких, скромных желаний.
– Мы с тобой, моя... Цыпленок, займемся тем, чем занимаются все хорошие девочки, когда выбираются в город.
– Пойдем в краеведческий музей и библиотеку? – спросило его наивное чудо в перьях. – А может, лучше сразу назад? А то я всех всполошила – надо же народ успокоить.
Джун показательно закатил глаза, достал телефон и набрал Хрюшу:
– Да, я. Что хочу сказать? Твоя сестра меня нашла. А как – это ты свою Степашку поспрашивай, братец. Нет, пока не собираюсь. В общем, через пять часов мы вернемся. Да не кричи ты так! Я человек чести, между прочим. Как ты вообще это себе представляешь? Пройдемся по магазинам, пообедаем – как хорошие подруги. Сам ты бёнтхэ-сэкки! Конечно, поговорим. Я еще узнаю, почему это у моей... дорогой подруги ни одной приличной вещи в гардеробе нет... Все, братец, хочу, могу и буду.
Закончив эту содержательную беседу, во время которой Константин Аркадьевич Самойлов обвинил его в растлении малолетних, в нехороших намерениях и еще много в чем, Джун зажмурился от предвкушения.
Следующие два часа пролетели незаметно. Он с удовольствием наблюдал за перевоплощениями своей маленькой волшебной девочки.
– Ну хотя бы семь можно, а? А шесть с половиной? – торговался он, но Лиза согласилась только на два. Платья. И это была победа. Ведь сначала упрямица отказалась принимать от него подарки. Конечно, Джун нашел выход. Он притворился грустным-грустным и сказал, что все осознает и ему очень неудобно, что его оплошность с письмом так перепугала добрую Лизу, и прийти в себя он сможет, только если как-то загладит свою вину. Тем более что из-за пожара скудный гардероб Лизы стал меньше еще на одну вещь – и опять-таки по вине соседа-соседки. Разумеется, это наивное дитя с радостью согласилось облегчить муки его совести. Но вот ограничила его свободу покупкой всего двух нарядов. И как так можно? Встретит он еще этих мужчин семейства Самойловых. Они ему ответят за то, что не развили в его драгоценной половине чувство стиля! Он ведь мог проглядеть свою судьбу из-за них!
– Ладно, два, значит, два. Но, чур, тогда с туфлями и... ну сама знаешь – со всем остальным.
– Джун, ты такая милая, когда смущаешься! Наверное, из-за стеснительности и нормальное белье купить не можешь. – Эта мелкая... соблазнительница его еще и подкалывает! А как тут не смущаться, когда с девчонкой о таких деликатных предметах говоришь? Он ведь только начал.
Лиза провела эти два часа как в другом мире. Не потому, что в больших и сверкающих магазинах она никогда не была. Наверное, в Татринске были и более красивые модные лавки. Но главным было то, что она все это время провела с Джун, которая каким-то странным образом за эти два дня в разлуке переменилась. Как будто выросла еще. Как будто... если бы Джун была художницей, Лиза бы решила, что она только что нарисовала свою лучшую картину и ждет, что скажут зрители. Ее соседка была готовой к чему-то важному, а Лизу радовала возможность видеть эту новую, еще более ослепительную Джун. Радовала и пугала. Было очень страшно, ведь девушка ждала чего-то подобного, но не думала, что это произойдет так скоро. Она надеялась, что дома, то есть совсем дома, в Татринске, они с Джун продолжат общаться, может, не ежедневно. Хотя кто помешает Лизе потихоньку приходить на ее факультет и поглядывать из-за угла? Но если прекрасная кореянка все же нашла свою судьбу, то теперь она будет все время проводить с ним даже здесь, на берегу моря.
"Почему меня это совсем не радует? Разве не должна я поддерживать свою новую подругу, ведь на этот раз, я уверена, я и моя подруга влюблены в разных людей. Хотя бы потому, что я вообще ни в кого не влюблена, кроме нее. Только бы не вырвалось ничего неосторожного..."
Эти два платья – солнечно-желтое, какое-то все пушистое, даже с перышками маленькими, и лавандовое – Джун выбрала для нее сама, заявив, что ее вкусу трудно доверять. Джун смотрела на нее почти с восхищением и улыбалась не насмешливо, не иронично, а открыто и солнечно. Ее вода, без которой не возможно творчество, не мыслима живопись, ее звезда, на которую можно смотреть и издалека, ее тайна, самая светлая и самая печальная.
– Ну, ты снял денег, идиот? Или твой жуткий английский опять никто не понял?
– У меня он хотя бы жуткий...
– Что ты там ворчишь, младший?
– Хён, почему-то пишут, что в выдаче отказано.
– Да ты просто не на ту кнопку нажал, а теперь выдумываешь!
– Нет, наверное, в этом банкомате просто нет наличных.
– В десятом подряд? Ну ты и идиот!
– Так родственники все-таки...
– Ты опять бубнишь себе под нос! Поучить тебя уважению к старшим?
– Не надо. Кстати, Хвёдор нам уже не помощник, раз Джун больше не живет в этом... кемпинге. Так что можно денег ему и не давать.
– Я и не собираюсь ему платить – итак у него ничего не вышло. Сами за дело возьмемся. По-родственному и с размахом. Поехали найдем нормальный банкомат или банк.
– Что-то я сильно сомневаюсь...
– Бросай эту привычку, идиот!
Примечания
Кёнбоккун – буквально «дворец сверкающего счастья»
Чеждудо – субтропический остров, любимое место отдыха корейцев.
Глава 27
Непонятно ничего. И Лизка молчит, и «буки» не болтают, а уж змея корейская... вообразила себя парнем, наверное. Вот и сбежала от Лизки – как от нее все парни и сбегают. От жары свихнулась не иначе.
Два дня этой корейской задаваки не было – и нате вам: подружка скисла, "буки" притихли, а братья Самойловы... нет, эти как раз чихать хотели на Джун – и правильно делали. Хорошо еще, что Инна познакомилась с парочкой позже приехавших девчонок из Харькова и было с кем поболтать эти два дня. А то ведь Ромочка не самый приятный собеседник, если речь о нарядах или о актерах. К тому же он решил, что надо бы и за выполнение летнего задания по практике браться. У Пичугина усидчивости Лизки не было, так что он решил сделать все одним махом – за оставшуюся неделю. А смысл? Можно и до дома подождать – фотографий они наделали достаточно.
Мало того, ее парень задружился с какими-то любителями спортивной формы. Спортсменами они не были – по фигурам видать было, что от режима и дисциплины они далеки, но анекдотов Рома от них пересказывал много, хотя и не все. И что-то еще они обсуждали – не для девичьих ушей, как выразился Пичугин. В общем последние несколько дней общались влюбленные только после ужина – на дежурной прогулке под звездами.
От нечего делать Инна принялась наблюдать за подружкой. На пляже Лизка почти не появлялась – слонялась от ворот до своего домика. Ждала. Ну просто вермееровская девушка у окна! И с бумажонкой какой-то носилась все время: посмотрит, покачает головой – и снова в карман джинсов засунет.
Как-то подловила Самойлову, когда та шагала по плиткам, проложенным посередине пляжа. Двигалась Лиза немного неестественно – очень были широкие шаги. Присмотревшись, Инна вдруг обнаружила, что ее сумасшедшая подружка пытается наступать точь-в-точь на еле заметные, серо-синие следы, в которых не угадать уже отпечатков корейской змеи.
– Ты не заболела, а? – привлекла внимание художницы, а в ответ получила только удивленный взгляд.
– Ну, выглядишь нездоровой.
Лиза лишь пожала плечами.
– Ну вообще уже, даже с подругой поговорить не хочешь! Уехала твоя Джун – так ведь не на крайний север. Увидитесь еще. Что ты как маленькая!
– Спасибо, Инна, ты хорошо умеешь утешить, – кивнула головой светловолосая страдалица.
Прямо механическая куколка, а не нелепая Лиза. А еще иронизировать пытается!
В общем надо было что-то делать, и хорошо, что ее соседки такие любопытные оказались и как-то заполучили телефон змеи корейской и смогли проследить за ней. А Лизка как только узнала, где пропадает ее ненаглядная Джун, – обрадовалась и еле дождалась утра, наверное. Потому что когда Инна и "буки" заглянули за ней идти на пляж – ее уже в помине не было.
А днем на базе ничего особенного не происходило. Разве что появились новые уборщики – шумели во всю своими газонокосилками. Да еще Инна пообщалась с Иваном – на правах старой знакомой спросила, что будет в моде осенью, по его мнению. Самый старший из отдыхающих Самойловых уже не казался таким изнеженным и нелюдимым, и они очень мило поболтали. А потом и Валя к ним присоединился – очень мило заметил, что Инне все к лицу будет, что она ни надень. А чуть позже ее новые знакомые позвали играть фанты – детская забава, но делать-то все равно нечего. Ромочка идти отказался, еще и недоволен был. Ну так день и прошел. А Лизка, наверное, где-то караулила змею корейскую.
День клонился к вечеру, когда красная машина вернулась со своим прекрасным, хотя и самоуверенным водителем (так считала Лиза) и решительной, а от этого еще более хорошенькой пассажиркой (по мнению Джуна).
– Надо же как ты их! Их же было трое! А ты...
– Э... Цыпленок, честно тебе скажу: трое – это мой предел. Только смотри не выдавай меня своему братцу, он ведь думает, что я непобедима.
– Непобедима? – переспросила Лиза удивленно, а затем повторила. – Непобедима... Да-да, конечно...
– Вот именно так Хрюше и говори: Джун может побить целую толпу хулиганов!
– Хитрый ты человек, – улыбнулась девушка.
– Ничего подобного! Я – сама наивность. Надо же было так попасться! А вот ты – настоящий одержимый гений!
– Одержимый – может быть, но вот гений... Мне до сих пор очень стыдно. Я даже не попыталась тебе помочь!
– Ну... если хочешь загладить свою вину... то покажешь мне, что удалось нарисовать, пока наш бой не прервали бравые стражи порядка.
– Конечно, покажу. Самой хочется еще раз убедиться...
– В своей гениальности? – хмыкнул Джун. – Можешь мне на слово поверить.
– В своей наивности! – прямо ответила Лиза.
– И как наивность связана с живописью? – насторожился юноша.
– Ого! Не успели вернуться, а Лизка потчует мою звезду лекциями о наивном искусстве? Смотри, сестренка, а то опять сбежит, – поправив быстрым движением очки, Валентин встретил их на стоянке для машин, позади административного здания.
– Ты, Тин-Тин, конечно, извини, но Джун – не твоя звезда, а моя, – Лиза решила сразу все уточнить. Хотя нет, не все, но самое главное.
Удивление и почти испуг на лице прекрасной обманщицы в бирюзовом шелке были отличной наградой.
– Я хочу сказать, моя соседка и моя... – девушка сделала небольшую паузу, как будто задумалась, – подруга, правда, Джун?
– Э... – почему-то корейское совершенство не могло вымолвить ни слова. Неужели потому, что Лиза, говоря, приобняла это самое совершенство за талию?
– Ну же, не смущайся, Джун. Ты ко мне тоже хорошо относишься – так, как и я к тебе. Будь я парнем, я даже на тебе была бы рада жениться.
– Жениться? На мне? – ее модель даже отшатнулась. На ногах не стоит, бедняжка от усталости.
– Ну, Лизка, смела ты, теперь вижу, что мы с тобой брат и сестра.
– Да ладно вам, шуток не понимаете! – Лиза одновременно похлопала обоих своих любимых людей по плечам.
Джун и Валя обменялись непонимающими взглядами. Это было интересно, очень интересно. Что-то их объединяло, какая-то тайна. Если бы этот молчаливый разговор девушка увидела бы раньше, то подумала бы, что между ними что-то есть. Но теперь-то она точно знала: не может ничего у них получиться. Кроме дружбы. Просто потому, что ее брат верен себе и своему вкусу. А ей давно пора обращать внимание на людей, а не только на свои фантазии.
– Пойдемте скорее! Что застыли? Валя, я тебя в таком уединенном месте с моей Джун не оставлю – даже не мечтай! – Лиза взяла под руки и повела вокруг здания к столовой. Сильно пахло свежескошенной травой.
Как же можно было быть такой слепой? Ведь все теперь сошлось: и странные оговорки хорошо владеющей русским языком кореянки, и ее сила, и вообще ее манеры, поведение, образ мыслей, такие необычные, такие волнующие, иные. И ее нелюбовь к платьям. Ведь имея столько красивых нарядов в гардеробе, не надеть из них ни один, – это очень странно для девушки. Для парня, впрочем, странно, вообще возить с собой столько женской одежды. А Джун, ее Джун был несомненно парнем. Уж себе-то она могла вверить. Точнее не себе – своим рукам, которые сделали это открытие.
"Ну вот... хорошо еще, что я этого вслух не говорю – опять двусмысленно получилось", – девушка тихонько хихикнула, сидя за столом и поглядывая то на какие-то котлеты с рисом, то на соседей по столу, то – осторожно, чтобы не выдать себя, а главное – его, на Джун. Нет, на Джуна, если, конечно, его так зовут. "Как бы еще не проболтаться!"
Выбежав в странном, радостно-печальном расположении духа из магазина, размахивая пакетами и чуть ли не напевая, от чего Джун морщилась, но молчала, Лиза поторопила свою спутницу забирать вещи и скорее ехать назад. «Или ты хочешь остаться в этом твоем удобном отеле?» – испугалась вдруг девушка, но ее тут же разуверили.
– Кстати, а где же твой неизменный спутник, огромный альбом? – пошутила Джун. – Неужели сегодня ты без него.
Звучало так, будто кореянка была уверена в своих словах и просто шутила.
– Как это где? А сумка у меня на что? – показывая на ношу за плечом, удивилась Лиза.
– Ты хочешь сказать, что так легко поднимаешь эту тяжесть?
– Ну ты же меня поднять умудрилась! Да я уверена, что и я бы тебя подняла – вон ты какая худенькая! Давай попробуем! Я вообще сильная!
– Нет, нет и нет! Сама же говорила, что девушкам нельзя тяжести таскать!
– Ладно, просто боишься, что я тебя уроню.
– Да это я тебя уроню и... – Джун сделала страшные глаза. – Защекочу!
– Нет уж, не дамся я! – смеялась Лиза. Ей казалось, что все, наконец-то, становится на свои места. И тут – они уже шагали по набережной к гостинице – ей пришло в голову кое-что вдохновляющее.
– Джун, а ты, между прочим, кое-что мне должна!
– Ничего страшного, я на тебя не обижаюсь!
– Нет, ты так не отвертишься, и обстановка подходящая, и свет великолепный – сочный, яркий, но уже не слепящий.
– Цыпленок, ты меня пугаешь.
Бояться Джун было совершенно нечего. Просто Лиза вдруг увидела, как очаровательны эти наивные украшения с колоннами и ступенями: ее будущая картина сразу же изменилась. Это уже были не "Сумерки эльфов", не девушка-воин, не морская богиня, ликующая и лукавая, ожидающая своих почитателей в храме имени себя, а просто портрет ее любимого человека – без сказочных персонажей, без фантастических пейзажей. Зачем приукрашивать то, что и так дорого сердцу? Этих мыслей, конечно, художница озвучивать не стала. Ни к чему смущать Джун – а то она на самом деле захочет уехать раньше срока! Просто попросила подняться по лестнице к этому почти античному почти портику. Кореянка сопротивлялась, но недолго. Лиза уже могла немного понимать ее настроение и была уверена, что Джун, что бы та ни говорила, их сеансы даже доставляют удовольствие.
– Цыпленок, тебе же будет неудобно рисовать, – была последняя попытка воззвать к здравому смыслу художницы. Наивная Джун! Как будто что-то может встать между творцом и его замыслом!
Вместо ответа на это смешное возражение Лиза присела между двух колонн, небрежно бросила сумку рядом, надежно устроила альбом на коленях и, больше не слушая притворных жалоб найденной соседки, принялась рисовать. Было немного обидно, что она не догадалась взять с собой хотя бы пастель – сочетание цветов было таким нежным, вся картина такой чистой и пронизанной светом: ее Джун в платье цвета морской волны, обнимающем стройную фигуру, совсем близко – за арками песчаного цвета и белыми колоннами играет настоящее море – многоцветное, доброе и грозное. Веселятся люди на пляже и в волнах. Веселится сердце художницы. Радуются ее руки, лаская бумагу и словно уговаривая настоящую Джун показаться на картине Лизы.
И все шло просто чудесно, как по волшебству. Лиза уже узнавала эти черты, поворот корпуса, гордую шею. Глаза, улыбку. Немного странные тени, правда, падали на лист в альбоме, но отвлекаться и выяснять, в чем дело, не хотелось. Ведь все впервые получалось как надо! Лиза пока еще не могла проанализировать свой рисунок, но чувствовала, что все наконец-то хорошо. Может быть, дело было в том, что она впервые видела Джун в платье.
И тут над ее ухом раздался какой-то хриплый голос, который приказывал ей перестать пачкать бумагу и идти куда подальше. Это было непонятно, неожиданно и обидно.
Девушка вскинула голову. Оказалось, что вокруг нее уже какое-то время собирается группа людей, которым очень интересно было, чем это занимаются две милых девушки теплым летним днем. Они по одному подходили – заглядывали через плечо, чего художница, увлеченная своей моделью, не замечала.
Все бы ничего. Но неподалеку уже располагались постоянные живописцы, прописавшиеся на этой набережной. Они были знакомы между собой, и новых коллег на своем месте видеть желали далеко не все. Вот парочка их них – грозного вида мужчины в артистически небрежных брюках и рубашках не то серого, не то зеленого цвета – решили конкурентку и спугнуть. Прохожие любопытствующие восхищались и уходили, сменяясь новыми, а недовольные собратья по кисти и карандашу оставались и все больше сердились.
– Ты, козявка, зачем у нас клиентов отбиваешь? Если бы ты не прицепилась к этой красотке, она бы у нас могла портрет заказать!
Лиза прижимала альбом к себе и не выпускала из рук карандаша. Она была еще там – в какой-то другой стране, где рисовала и рисовала свою Джун без остановки.
– Что-то я не могу понять ваших намерений, джентльмены. Зачем отвлекаете мою прелестную художницу от ее долга перед потомками?
Кореянка, стоявшая на некотором отдалении и позировавшая, быстро подошла и немного отодвинула несколько собравшихся вокруг наблюдателей, а самих затеявших скандал мужчин оттеснила от Лизы. В голосе ее больше чем когда-либо звучала напевность, выдававшая ее происхождение, если бы и не видно было по ее экзотическим чертам, что она иностранка, гостья чуть ли не из другого мира.
– Да какой там долг! Эта фитюлька просто портит бумагу – что у нее получилось-то! Она от вашей красоты не оставила ни следа! Это не вы вовсе, а черт знает что!
Девушке, уверенной в том, что наброски к портрету Джун, сделанные сегодня, удались, было тревожно слушать все это и от настоящих художников к тому же, но еще тревожнее было то, что спина ее модели, загородившей ее собой от критиков, напряглась, как будто кореянка готовится к броску.
– Мадемуазель! – немного нарочито поклонился один из недовольных художников. – Вы, наверное, какая-то знаменитость, извините, что не узнаем. Тем более, ваша красота не заслуживает того, чтобы ее запечатлела какая-то дилетантка.
– Я не из Франции и уж тем более не мадемуазель, – немного невпопад, как будто и не раздумывая над тем, что ответить, сказала Джун.
– Это неважно, в любом случае не стоило вам связываться с этой неумехой. Небось, и школы-то не окончила, а туда же – рисовать такую красоту! Брысь отсюда, кому говорят! – заглядывая за спину Джун, второй, бородач в пиратском платке, попытался толкнуть Лизу. Он еще несколько слов добавил, но Лиза их запоминать точно не собиралась.
В результате художник-пират лишь наткнулся на выставленную ладонь Джун.
– Хуже всего даже не то, что вы оскорбляете беззащитную девушку, а то, что вы сами восхищены ее работой. Не можете не восхищаться! – отчеканила кореянка и шагнула вперед, заставляя парочку отступить. – Потому что эта, как вы говорите, козявка и фитюлька, гениальна.
– Джун, какая там "гениальна" – пыталась вставить слово Лиза. – Ничего страшного, пойдем.
– Будет нам тут еще узкоглазая указывать! – один из недовольных презрительно скривился, но послушно отошел еще на пару шагов. – "Джун"? Какая-то собачья кличка!
На этот выпад кореянка даже и не отреагировала. Лиза увидела, что мышцы на ее спине, довольно-таки сильные, под нежным шелком платья немного расслабились.
– Пойдем, Эдвард, мой друг! Не бить же нам, интеллигентным людям, этих двух зазнавшихся девиц! – бородач, казалось, сдался и отказался от намерения "переманить" у Лизы Джун как возможную клиентку. Двое интеллигентных людей ушли, но на этом неприятности не закончились. На смену деятелям искусства пришли трое парней помоложе, несмотря на жару, одетых в черное. Люди это были серьезные. Они времени на разговоры не тратили, а сразу решили отнять у Лизы альбом. Намерения их были очевидны:
– Порвем твои картинки, крошка, чтобы неповадно было нашим мазилам палки в колеса вставлять!
– Цыпленок, не двигайся и не лезь, – бросила Джун, прежде чем превратиться из прекрасной восточной принцессы в нечто стремительное, пугающее и очаровательное в гневе.
– А, это та косоглазая, которая нашему Эдику руку чуть не сломала! Иди сюда, ведьма, поговорим! – еще не понявший своей ошибки высказался один из молодчиков. Больше у него сил для разговоров не было.
