Текст книги "История дьявола"
Автор книги: Жеральд Мессадье
Жанр:
Публицистика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 33 страниц)
У нас почти нет сведений о том, во что верили кельты сначала в бронзовом, а затем в железном веке. Все, что нам известно об этом народе, мы почерпнули из сборника героических песен в прозе под названием «Эдды»[233]233
Принято считать, что Эдды, хранящиеся в Королевской библиотеке Копенгагена, были написаны во второй половине XIII века. Как предполагал их последний владелец, ирландский епископ Брионжолф Свейнссон, они были написаны исландцем Саемундом Сигфуссоном в XII веке, однако по стилю они соответствуют более поздней эпохе.
Эдды – в переводе «поэтика». Различают поэтическую Эдду – цикл сказаний о Нибелунгах, миф о Фрее и Герде и др. и прозаическую Эдду с песней Гильфагиннинг, в которой приводятся мифы о Торе и Локи и рассказывается о происхождении мира, богах и пр. – Прим. переводчика.
[Закрыть], составленного в начале XIII века Снорри Стурлуссоном[234]234
Поэт, историк (1178—1241 гг.), пал жертвой мести норвежского короля. – Прим. переводчика.
[Закрыть]. Что же касается предков кельтов, то собранные по крупицам данные не дают нам полного представления об их религии. Известно только, что у них был культ отрубленных голов, о чем свидетельствуют дошедшие до нас тексты и памятники архитектуры. Наводящая ужас на зрителей колонна с вырубленным в камне человеческим черепом, которая была воздвигнута в III—II веках до н.э. вблизи храма Рокпертуз, что в Буш-дю-Рон, всего лишь один пример среди множества других. Ей могут позавидовать папуасские творцы самых мрачных культовых реликвий. Ибо кельты верили, что отрубленная голова обладает волшебной силой и защищает от сверхъестественных сил[235]235
John Sharkey. Celtic Mysteries. Thames and Hudson, London, 1985.
[Закрыть]. Кроме того, в легенде о подвигах некоего Кушулена говорится также о том, что он, не находя веских аргументов в споре, решал дело в свою пользу, отрубая голову своему собеседнику[236]236
Если о кельтских легендах судить по работе Деланея (Delaney) «Legends of the Celts», то они в большинстве своем прославляют подвиги кельтов и приводят такое великое множество примеров кровавой резни, что становится прямо-таки тошно от обилия отрубленных голов и вспоротых животов, что, видимо, свидетельствовало, по мнению авторов мифов, о мужестве «златоволосых» героев, как, например, Кушулена, который стал предшественником некоторых крутых персонажей современного кино.
[Закрыть].
Восстановить религию на основании столь скупых сведений по силам, похоже, одним только поэтам.
Считая цвет Богини-Матери священным, они раскрашивали свое тело синей краской; отсюда название жившего в Шотландии и враждовавшего с римлянами народа кельтского происхождения – «пикты». Теперь понятна скандальная репутация, которую они заслужили у авторов романов, объявивших пиктов каннибалами. В глазах римлян, стоявших по тем временам на самой верхней ступени цивилизации, эти воины, несомненно, выглядели истинными варварами, когда с покрытыми краской обнаженными торсами бесстрашно бросались в бой на легких повозках, громко подбадривая себя криками.
Нам понятен охвативший Тацита[237]237
Великий римский историк (55—120 гг. н.э.). Основные труды – «Историю» и «Анналы» – посвятил истории Римской империи. – Прим. переводчика.
[Закрыть] ужас, которым он поделился с читателями (в то время он был еще слишком мал, чтобы участвовать в сражении), когда описывал картину, открывшуюся глазам римлян на берегу Менайского пролива между Галлией и Британскими островами: с горящими факелами в руках, закутанные в черную ткань, женщины набрасывались на римских легионеров, подобно разъяренным фуриям, в то время как друиды в белых одеждах выкрикивали в адрес римлян проклятия. Никогда еще легионерам не приходилось встречать подобную злобную ярость. И понятно возмущение Тацита, когда он рассказывает о том, как кельты во время праздников занимались любовью, как говорится, при всем честном народе, что также не способствовало утверждению за ними репутации целомудренных скромников.
Наконец, у кельтов был свой пантеон. Теодор Моммзен[238]238
Немецкий историк античности (1817—1903 гг.), автор «Римской истории». – Прим. переводчика.
[Закрыть] с восхищением описывает «причудливых и живописных, похожих на земных существ богов кельтского Олимпа»; впрочем, он тут же замечает, что этот Олимп «безобразен и лишен чистоты». Он даже уверяет, что, «при всем своем желании, было бы пустой затеей пытаться понять учение друидов, состоящее из мешанины спекуляций на повседневные темы и вымысла»[239]239
Theodor Mommsen. Histoire romaine. L.VI. Les Provinces gauloises.
[Закрыть]; но, тем не менее, это не помешало ему сравнивать вероисповедание кельтов с более чистыми и возвышенными греческой и римской религиями, созданными, по мнению ученого, для удовлетворения духовных потребностей людей; в этом-то и состоит его основная ошибка: он рассматривает чуждую ему религию с позиций человека, жившего в XIX веке. В кельтском пантеоне можно выделить «как минимум четыре сотни богов»[240]240
Duncan Norton-Taylor. The Celts. Time-Life, 1974.
[Закрыть]. Здесь и Великая богиня Дану, которую ирландские кельты считают своей праматерью, и ее сыновья Tuatha De Danann. Хотя о Великой богине упоминается в мифах многих древних народов, мы все же не рискнем восстановить всю ее родословную, чтобы установить родство кельтов с индоарийцами. Возможно, народы, научившиеся сеять зерновые культуры, одомашнивать крупный рогатый скот и приручать диких коз, обожествляли плодородие земли, считая гарантией выживания в трудных условиях и источником обогащения. В творчестве кельтов тема плодородия и связанная с ней сексуальность порой граничит с навязчивой идеей. В длинном перечне оставшихся от кельтов произведений искусства на первом месте находятся гигантских размеров наскальные рисунки готовых к совокуплению мужчин, меловые изображения богинь в самых откровенных и непристойных позах, а также огромные менгиры-фаллосы. По всей видимости, кельтских художников вдохновляли полярные темы, такие как секс и смерть, гнусность жизни и погребение мертвецов.
Во всяком случае, Дану не была единственной в пантеоне: «Большинство богинь кельтского пантеона предстает в образе богини-матери, хранительницы очага, либо с младенцем, либо с плодами фруктовых деревьев и краюхой хлеба в руке»[241]241
Там же.
[Закрыть].
Не легче восстановить родословную богов мужского пола. Так, Луг, от кого произошло современное имя Лион, совмещает, похоже, характерные черты богов иранского и греческого пантеонов: он – бог войны, торговли, Солнца, грома, покровитель искусств[242]242
Manfred Lurker. Lexikon des Götter und Dämonen. Alfred Kramer Verlag.
[Закрыть], то есть Марс, Гермес, Гелиос, Зевс и Аполлон в одном лице.
Даже обратившись к самым «последним» источникам, дошедшим до нас после второй миграционной волны, мы сможем только частично восстановить эти верования: почти все без исключения религии имели множество вариантов и видоизменялись от племени к племени. Кельты действительно верили в сверхъестественные силы, но в то же время следует признать, они не всегда поклонялись одним и тем же богам. Редкие дошедшие до нас письменные источники свидетельствуют о множестве практиковавшихся у них ритуалов. Самым большим праздником у кельтов считался Самхен, отмечавшийся в канун 31 октября григорианского календаря и посвященный сотворению мира в тот день, когда хаос отступил перед порядком. В то тревожное время, в которое жили кельты, духи умерших, если хорошенько не задобрить их жертвоприношениями, могли вернуться на землю. В христианской религии этот праздник смещается на день вперед и называется Днем памяти усопших[243]243
Duncan Norton-Taylor. The Celts. Time-Life, 1974.
[Закрыть]. Почитая души умерших, кельты верили в свое бессмертие. А общаться с почившими родственниками должны были друиды, которые, как свидетельствовал во II веке Страбон, делали человеческие жертвоприношения. В III веке историк Юстин[244]244
Странствующий проповедник и писатель, принял мученическую смерть в Риме. – Прим. переводчика.
[Закрыть] поведал о том, что кельты преуспели в искусстве предсказания будущего. Нелишне отметить, что религия кельтов включала немало суеверий, нередко встречающихся в современной религиозной практике.
Кельты верили в демонов и духов усопших, как, например, в весьма беспокойного духа Драугра, обитавшего на холмах и курганах[245]245
H.R. Ellis Davidson. Gods and Myths of Northen Europe. Pelican Books, 1964, London.
[Закрыть]. Однако у них не было дьявола, который смог бы выступить антагонистом нашего Создателя.
Украшенный рогами (и изображавшийся порой в позе Будды) бог Сернуннос, в переводе «Рогатый», был двуликим, отождествлявшимся, видимо, с преисподней, но в то же время, так же как и Прозерпина, выступавшим в роли бога подземного царства, плодородия, удачи и урожая[246]246
John Sharkey. Celtic Mysteries. Thames and Hudson, London, 1985.
[Закрыть]. Но если бы этот бог всех оленей, у кого наш черт позаимствовал свои рожки, был дьяволом, то его с полным правом можно было бы назвать добрым демоном. Божества у кельтов выполняли противоположные функции, и Сернуннос приходился кузеном не только богу Пану – защитнику пастухов и мелкого рогатого скота, но и покровителю охотников Св. Хуберту. А так как он оказался долгожителем, то в музее Реймса можно увидеть написанный во II веке портрет, на котором он изображен сидящим в позе Будды в окружении Аполлона и Меркурия, как того требовали римские завоеватели. Он – вылитый бог Пан, и в его облике нет ничего устрашающего. Однако если внимательно присмотреться к его портрету, также галло-римского происхождения, выставленному в музее Клюни, то нас может охватить некоторая оторопь: козлиными рожками и пристальным взглядом он удивительным образом напоминает нашего дьявола, каким его изображали средневековые художники. В Валь-Канонике, где был открыт наскальный рисунок, сделанный в IV—III веках до н.э., можно познакомиться с последней и не самой лучшей картиной одного из самых древних богов.
Другие образы оставляют странное впечатление: например, наскальный рисунок чудовища Нов, найденный в окрестностях города под тем же названием в департаменте Буш-дю-Рон и относимый учеными к III веку до н.э. На первый взгляд, попирающее ногами две отрубленные головы чудовище с длинными когтями, фаллосом в состоянии эрекции, огромными зубами, вцепившимися в наполовину обглоданную человеческую руку, представляет собой одно из наиболее совершенных изображений христианского дьявола, какое когда-либо знало человечество до изобретения письменности. Можно с уверенностью утверждать, что римские художники, также как и скульпторы, работавшие в готическом стиле, широко использовали рисунки подобного рода для воссоздания наиболее характерных изображений нечисти, в том числе горбуна с холма – бога Крома Круаша, наделенного сверхъестественными способностями и, по утверждению Юлия Цезаря, пожиравшего приносимых в жертву несчастных людей.
До наших дней сохранились каменные скульптуры этого кровожадного бога, однако, по свидетельству неизвестного монаха XI века, оставившего запись в «Книге Лейнстера», в старину отливались также идолы из чистого золота:
Кром был верховным богом, о чем свидетельствует легенда, согласно которой во времена правления не менее легендарного короля Тьернмаса Шотландского в XVI веке до н.э. все первенцы племенных вождей были принесены в жертву Крому в долине поклонения под названием Мапплехт.
Однако, с другой стороны, подобный союз плодородия и смерти отражает двойственный характер сверхъестественных сил, которые могут приносить народам пользу точно так же, как и причинять им зло. И только мы, люди XX века, воспитанные на историческом наследии христианской иконографии, видим в них дьявола. Если бы Кром был истинной нечистой силой, нам бы пришлось согласиться с тем, что он не только совершал злодейские поступки, но и способствовал плодородию и вершил благие дела.
У кельтов все же была более подходящая кандидатура на звание кельтского предка дьявола. И звали его Локи. Дюмезиль посвятил ему целый труд, заметив в предисловии, что Локи был «одним из самых удивительных скандинавских богов»[248]248
Georges Dumezil. Loki. Flammarion, 1986.
[Закрыть]. Он – хитроумный шутник скандинавского и германского пантеонов, покровитель и вожак осмелившихся выступить против воли богов волка Фенрира, богини преисподней Тильды, змеи Мидгарды[249]249
Manfred Lurker. Lexikon des Gotter und Damonen. Alfred Kramer Verlag.
[Закрыть]. Локи принимал разные обличья: в кельтских сказаниях он даже упоминается как отец коня о восьми ногах Слейпнира[250]250
Там же.
[Закрыть]. «Если изучать этимологию его имени, – писал Люркер[251]251
Там же.
[Закрыть], – можно заметить сходство со словом log (на немецком языке lohe означает дикий огонь)».
И хотя порой Локи менял свой облик, чаще всего он появлялся под видом низкорослого мужичка, почти карлика. Был ли он и впрямь дьяволом? Дюмезиль категорически не согласен с тем, что Локи – банальный шутник и хитрый пройдоха, trickster, некий мифический персонаж, встречающийся во многих религиях, которого можно сравнить с королевским шутом, поддразнивавшим царя богов, но, тем не менее, дорожившим своим местом при дворе. Следует заметить, что на всех изображениях, включая современные колоды карт, он похож на «лукавого» в лучшем смысле этого слова и выглядит эдаким опереточным чертенком. Но самое любопытное заключается в том, что подобный бог встречается в религиях, не имеющих между собой, казалось, никакой видимой связи; в пантеоне проживающей в Нигерии и Того народности йоруба он – слуга всех богов Эшу[252]252
Эшу (Элегба, Элегбара) – фаллическое божество, с которым йоруба связывали церемонии инициации. Иногда его изображали в виде сидящего обнаженного мужчины с огромным фаллосом. Впоследствии Эшу стал восприниматься как персонификация Зла. – Прим. переводчика.
[Закрыть], которого по значению можно, пожалуй, сопоставить с Гермесом-Меркурием. И тем не менее, Дюмезиль, похоже, склонен видеть в Локи злого гения.
Однако Локи находился на посылках у высшего бога неба Одина. У него есть одна отличительная черта характера, которая не встречается ни у одного кельтского божества, кроме Одина и бога грома Тора, чьим приятелем он был: исключительная общительность. Он поддерживал хорошие отношения даже с великанами и чудовищами[253]253
H.R. Ellis Davidson. Gods and Myths of Northen Europe. Pelican Books, 1964, London.
[Закрыть]. К несчастью, он не упустил случая сыграть со своим хозяином плохую, если не сказать жестокую, шутку, результатом которой стала смерть Бальдера и чуть было не наступил конец света.
В германской мифологии Локи – предтеча грядущего апокалипсиса Рагнарока: во времена плаща и кинжала люди станут воевать между собой до тех пор, пока не заполыхает весь мир. Тогда боги возьмут в руки оружие, чтобы покончить с силами Зла: великанами под предводительством Имира, сыновьями Муспелла с Локи во главе, а также Суртуром. Волк Фенрир проглотит великого бога Одина, но погибнет от руки Видара, отомстившего за смерть своего отца. В свою очередь, Тор одержит победу над Мидгардой, но преставится от отравленного дыхания змея. После того как супругу Одина Фрийю победит бог огня Суртур, он подожжет мир. «И померкнет солнце, океан поглотит землю, и с неба посыпятся блестящие звезды»[254]254
L’Univers fantastique des mythes, ouvrage collectif. Presses de la Connaissances, Paris, 1976.
[Закрыть]. Как ни странно, описания апокалипсиса во всех религиях похожи!
Итак, конец света должен был произойти по воле бога огня, происходившего от индоарийского божества Агни и отличавшегося от него только тем, что он не был возведен в культ. Тем не менее, его почитали скандинавские крестьяне: «В некоторых пословицах и преданиях упоминается его имя, – отмечает Дюмезиль. – В огонь бросают пенку с молока со словами: это для Локье», что звучит почти как Локи; в разных уголках Швеции, а также среди шведов, живущих в Финляндии, у детей есть обычай бросать в огонь выпавший молочный зуб, приговаривая: «Локье, вместо золотого дай мне зуб костяной!»
Однако можно ли с уверенностью утверждать, что он был богом огня? На сей счет Дюмезиль выдвигает гипотезу о «первых сторонниках натуралистической концепции». В наше время такое словосочетание, как «натуралистическая концепция», своей неблагозвучностью режет слух точно так же, как и давно вышедшие из употребления слова «антиклерикал», «грамотей» или «фармазон». Остается только добавить, что Локи чаще всего отождествлялся с огнем, что говорит о его причастности к нечистой силе. Однако некоторые ученые полагают, что он был богом воды, растительности, потусторонних сил, эдаким «джокером»[255]255
Дополнительная карта в покере, которой можно заменить любую другую. – Прим. переводчика.
[Закрыть], которому выпала честь перевернуть последнюю страницу мировой истории. Подобная интерпретация идет от желчно-иронического взгляда на судьбы человечества, что можно, например, сравнить с шедшей по четвергам третьей недели поста мистерии[256]256
Вид театрализованного средневекового представления на библейские темы. – Прим. переводчика.
[Закрыть], когда режиссер-постановщик сначала выводит на сцену вихляющего бедрами актера, чтобы тот, протягивая яблоко Еве, поведал зрителям о том, что происходило на нашей планете, начиная с сотворения мира и кончая последними историческими событиями, включая коронацию, убийства, войну и королевскую свадьбу, а затем посылает на подмостки другого, не менее гротескного актера в шутовском колпаке, с бубенцами на голове, настоящего карлика, наряженного в костюм с желтой и красной штанинами, чтобы тот опустил занавес со словами: «История закончилась, потому что была слишком смешной».
Не будем спорить, что спектакль действительно получился бы забавным, если бы в роли режиссера выступил Локи. Остается только выяснить: был ли он дьяволом или же приходился ему близким родственником, кем-то вроде племянника персидского Аримана? Что весьма сомнительно, ибо он происходил из рода богов Аэзир[257]257
Мне хотелось бы сообщить любителям словесности, что древний арабский бог-конь, о котором ученые нашли упоминание в надписях, обнаруженных в Пальмире и других поселениях, назывался Аэзиром. Таким образом, можно сделать вывод, что Локи – отец легендарного коня Слейпнира. Этот похожий на Пегаса конь заслуживает отдельного разговора. Луркер утверждал, что он одновременно был сыном и лошадью Локи, однако, согласно сборнику L’Univers fantastique des mythes, что в переводе означает «Фантастический мир мифов», Локи ездил верхом на волке Фенрире, в то время как верховный бог германского пантеона Один передвигался на Слейпнире. И это только один из примеров многочисленных накладок кельтских мифов. Восемь копыт свидетельствовали о возможности коня развивать необыкновенно большую скорость и служило, по гипотезе Элиада, доказательством волшебных способностей седока Одина. Подтверждение тому – два ворона, сопровождавшие бога повсюду, куда бы он ни поехал, чтобы информировать обо всем, что происходило на свете. Верховное божество Один мог, таким образом, перемещаться со скоростью молнии и быть в курсе всех событий, происходивших даже в самых отдаленных уголках Земли.
[Закрыть] и обитал на скандинавском Олимпе Эсгарде вместе с такими полубессмертными божествами, как Один, Тор, Тир, Бальдер (который погибнет от руки Локи), Херимдал, а также богинями Фрийей, Наиной и Сифой. Кроме неподтвержденной гипотезы, у нас нет доказательств того, что Локи был настоящим демоном, а тем более дьяволом. Ибо дух загробный не может проживать на одной лестничной площадке с духом небесным. Однако посмотрим, куда нас заведут последующие рассуждения.
Похоже, можно отказаться от предположения, что Локи был богом растительности: одна из проделок Локи состояла в том, что он посмел отрезать волосы у прекрасной Сифы, супруги бога плодородия и грома Тора, притом кудри не простые, а золотые, которые олицетворяли пшеничное поле, колыхавшееся под легким ветерком, что прекрасно сочеталось с предназначением северной Сивиллы, богини урожая и растительности. Если бы проходимец Локи был и в самом деле богом растительности, ему бы ничего не оставалось, как покончить жизнь самоубийством после прикосновения хотя бы к одному локону волос бедной Сифы. Таким образом, богом урожая он никак не мог быть.
Кстати, какова же была реакция богов на хулиганские действия, жертвой которых оказалась Сифа? «Когда Порр (другое имя Тора в «Эддах»[258]258
Georges Dumezil. Loki. Flammarion, 1986.
[Закрыть]) узнал о случившемся, он чуть было не переломал Локи ребра, если бы тот не поклялся, что прикажет черным эльфам изготовить для Сифы новые золотые волосы, которые будут выглядеть не хуже настоящих». Короче, Локи, испугавшись кулаков супруга оскорбленной дамы, пообещал достать парик. Кельты не придавали такого большого значения гневу богов, как греки. Поэтому Локи удалось выпутаться из затруднительного положения без особого ущерба для себя, расплатившись париком! Что и превратило всю эту историю в фарс.
Из рассказа следует, что Локи, не сдержавшись, обрезал волосы богини, весьма гордившейся, по всей вероятности, роскошной прической, а Тор заставил проказника раскаяться в содеянном. И это не единственная проделка Локи: в другой раз шутник узнал про то, что Фрийя только и мечтает о том, как бы заполучить ожерелье работы четырех карликов, а те согласились уступить его при условии, что богиня, похожая на похотливую Белоснежку одного из вариантов сценария известного фильма, подарит каждому из них ночь любви. Локи предупредил о сделке супруга богини Одина, который поручает ему выкрасть ожерелье. Обернувшись мухой, Локи влетает ночью в спальню Фрийи, жалит в шею и, воспользовавшись испугом женщины, крадет ожерелье. Следует отметить, что подобные, достойные водевиля, эпизоды удивительным образом напоминают гротескные истории из греческой мифологии, как, например, историю Вулкана, заставшего Венеру в постели с Марсом и накинувшего на любовников сеть из тончайшей проволоки, а затем выставившего их, как говорится, в чем мать родила, на обозрение всему Олимпу. По всей вероятности, боги прямо-таки покатывались от хохота при виде сладкой парочки. Можно было бы и не упоминать о комичном эпизоде из жизни богов, если бы подобное проявление юмора не было редким в мифологии. Столь забавные приключения небожителей свидетельствуют об ироническом отношении простых смертных к сверхъестественным силам и показывают, насколько обостренным у кельтов было стремление к свободе, особенно наглядно проявившееся в мифе, где злоумышленник похож как две капли воды на противника жандармов и хвастуна Тиля Уленшпигеля или Полишинеля[259]259
Комический персонаж старинного французского театра. – Прим. переводчика.
[Закрыть].
Отдельно стоит остановиться и на других толкованиях образа Локи. Как читатель уже знает, он считался богом водной стихии и удивительным образом походил на бога огня Агни, который, как и он, был божеством воды, «где находила успокоение душа погасшего огня». И, как утверждал Дюмезиль, он возглавлял также подземное царство. Как бы я ни старался избегать аналогий, но, что поделать, если этот бог явился, как и Агни, из глубин земли[260]260
Дюмезиль удивляется (или только делает вид, что недоумевает) необычному сходству легенд кельтов, германцев и осетин или скифов, вынуждая читателя согласиться с гипотезой, согласно которой вопреки происходившим в мире переменам разные ветви индоарийского древа сохранили на протяжении веков общие древние мифы в почти первозданном виде. Можно согласиться с тем, что у скифов была своя история, заметно отличавшаяся от истории кельтов, но это не помешало им сохранить родственные связи.
[Закрыть].
Не оспаривая выводов Дюмезиля, Элиад все же не сомневается в том, что Локи – самый настоящий дьявол. В самом деле, Дюмезиль доказал, что Локи соответствует сатанинскому персонажу Дуриодхана, «воплощающего, по сути, дела демона нашего времени»[261]261
Mircea Eliade. Histoire des croyances et des idées religieuses, II. Payot, 1973.
[Закрыть]. Однако Элиад все же немного увлекся. Безусловно, подобный вывод напрашивается сам собой, но Дуриодхана вовсе не был в «Махабхарата»[262]262
«Махабхарата», или «Великая поэма Бхарата», или «Великая поэма принцев Бхарата» (слово «бхарата» означает также «актер» на санскрите), является, наряду с «Рамаяной», известнейшим эпическим произведением Индии. «Махабхарата» состоит из ста тысяч строф, собранных в восемнадцати книгах, что в восемь раз превышает объем всех томов «Илиады» и «Одиссеи». Авторство приписывается мифическому поэту Вьяза, жившему в IV веке до н.э. В основу поэмы, очевидно, легли подлинные события. Под влиянием религиозных сект поэма претерпела многочисленные изменения. С V века н.э. «Махабхарата» стала для верующих священным преданием.
[Закрыть] дьяволом, и меньше всего его можно было бы обвинить в будущем конце света. Действительно, у него был несносный характер, но он совершил большую ошибку, когда обыграл в кости принца Дхритараштра и присвоил себе все его состояние. Наконец, он даже не пытался принять душу у приказавшего долго жить принца, когда тот прибыл на небеса вместе со своим псом и отказался там остаться, узнав, что с собаками вход в рай запрещен.
Затем, раз затронута главная тема в концепции дьявола: спасение души отдельного индивидуума и судьба всего человечества, – иными словами, раз речь зашла о загробной жизни, было бы нелишним высказать свое мнение об одной модной концепции, согласно которой эволюция религий подготавливала приход христианства. Не спорим, что кельтский Рагнарок был ни чем иным, как мировой катастрофой, но по своим масштабам сильно отличавшейся от апокалипсиса, представленного в трех монотеизмах, где говорится о полном уничтожении космоса. В самом деле, после описанной выше кровавой схватки «из морской пучины восстанет обновленная, вся в зелени, прекрасная, как никогда раньше, плодородная земля. На небе снова засветит еще более ослепительное Солнце», – писал Элиад[263]263
Mircea Eliade. Histoire des croyances et des idées religieuses, II. Payot, 1973.
[Закрыть]. Заметим только, что его идея вовсе не нова и почти идентична представлению древних египтян времен Нового царства о конце света.
Конец света, о котором идет речь, представляет собой завершение определенного цикла развития Земли, за которым наступает новый этап. Если Локи отведена роль инициатора действа, то только потому, что «германские мифы, воспевая героику войны, по существу являются проводниками идеи, согласно которой войны поддерживают мировой порядок и, уничтожая существующий мир, порождают новый». Это означает, что войны человечеству просто необходимы, ибо они способствуют равновесию сил и обновляют мир. Отражением этого верования стало празднество с раздачей подарков у американских индейцев под названием «потлач», когда в определенный день в году люди разбивают все горшки, чтобы поменять их на новые.
Таким образом, мы впадем в заблуждение, если посчитаем Локи предшественником дьявола. На первый взгляд, он – злой проказник[264]264
Де Ври провел специальное исследование литературных источников, в которых упоминается Локи. Ученый доказал, что деградация этого мифического персонажа произошла в более поздние времена, ибо вначале Локи был простым воришкой: он крадет у богов яблоки молодости (похоже на один из подвигов Геркулеса, когда герой греческих мифов добывает золотые яблоки из гесперидского сада), прячет пояс и перчатки у самого верховного бога Тора Локи и прикарманивает ожерелье у Фрийи. Дюмезиль высказал предположение, что прообраз мошенника взят из ранней индоевропейской мифологии, где в первый раз выведен образ греческого бога-жулика Гермеса.
[Закрыть]; однако, приглядевшись, мы поймем, что он – та необходимая сила, которая поддерживает мировой порядок, как уже упоминавшийся его коллега Эшу из религии народности йоруба.
Впрочем, у кельтов был особый дар придумывать подобные персонажи. Примером тому может служить Брикриу, «у которого был острый язык». На бога он, конечно, не тянул, так как был всего лишь вождем легендарного племени из Северной Ирландии во времена правления славного короля Конора Мак-Несса. Он также не был лишен тщеславия, ибо хотел, чтобы от организованного у него дома приема у гостей осталось самое приятное впечатление; несмотря на неблагородное происхождение, он воздвиг роскошный замок на зависть соседям. Однако, как гласит легенда «Доля победителя»[265]265
Frank Delaney. Legends of the Celts. Grafton Books, London, 1991.
[Закрыть], он был большим любителем интриг. Пригласив к себе ульстерских вождей, он по очереди отводил гостей в сторону и говорил, что королевский кусок – доля победителя – предназначается именно ему. Когда приглашенные расселись за столом, между ними завязалась свара, ибо каждый потребовал королевский кусок. Более того, он попытался соблазнить жен гостей, нашептывая каждой из них на ушко, что она самая привлекательная и желанная из всех присутствующих дам. Таким образом, можно сделать вывод, что сеять раздор между людьми было его излюбленным занятием.
И все же Локи был не дьяволом, а кем-то вроде прорицателя или пророка[266]266
Mircea Eliade. Histoire des croyances et des idees religieuses, II. Payot, 1973.
[Закрыть], и, как отмечает Дюмезиль, он предстает в более поздних текстах в образе мудреца, ollam. Если же и случалось, что он проявлял к людям некоторое недоброжелательство, то только потому что у него вскочила бы на лбу огромная, величиной с кулак, шишка, если бы он держал язык за зубами и не выдавал чужих секретов.
Другим злым проказником был Эвниссиен. Он только и делал, что сеял раздор между друзьями. Порой этот мерзкий тип выглядел просто отвратительно, когда жестоко калечил лошадей, подаренных королю Ирландии, который только что женился на его двоюродной сестре, из-за чего в конечном счете и разгорелась война. В другой раз его проницательность сыграла положительную роль, когда он раскрыл хитрость ирландцев, спрятавших воинов в мешках и пронесших их в зал, где готовилось празднество по случаю заключения мира[267]267
Frank Delaney. Legends of the Celts. Grafton Books, London, 1991.
[Закрыть].
Дюмезиль предлагает причислить к проказникам во главе с Локи и Брикриу другого сказочного персонажа, Сирдона, героя народного эпоса исчезнувшей народности нартов, традиции которых сохранили многие кавказские народы: осетины, последние потомки скифских племен, сарматы, алены и роксоланы, а также татары, восточные и западные черкесы, чеченцы и ингуши[268]268
Дюмезиль в работе «Локи», стр. 150, ссылается на исследование Г. Санаева.
[Закрыть]. Сирдон, так же как и другие весельчаки, любил зло подшучивать над богами и людьми, и недаром он стал «бедствием нартов». Потеряв всякий стыд и совесть, он совершал гнусные проделки и глумился не только над здоровыми людьми, но и не щадил умирающих. Впрочем, ему приписывали самое что ни на есть дьявольское происхождение: согласно одной легенде, он был сыном дьявола и прекрасной девушки из племени нартов, в то время как в соответствии с другим мифом его матерью была случайно забеременевшая ведьма.
Вот еще один, на первый взгляд, весьма достойный кандидат на место дьявола. Увы! Нарты часто обращались к Сирдону за помощью, как к арбитру в спорах, ибо тот славился своей мудростью. Несмотря на жестокие проделки, он приходил на помощь людям и, например, вызволил из беды нартов, попавших в ловушку, которую им подстроили великаны, пригласив сесть на смазанные дегтем стулья, чтобы взять в плен. Он удивительно напоминает Одиссея, пустившегося во все тяжкие, чтобы освободить друзей, попавших в плен к Полифему[269]269
Во время одного из странствий Одиссея Полифем, сын Посейдона, принял путешественника и съел несколько его спутников. Одиссей напоил Полифема и ослепил. – Прим. переводчика.
[Закрыть]. Или еще один пример: Сирдон нашел для нартов дичь, что, надо признать, было поступком вовсе не дьявольским. В мифе «Нарт Уризмаг, Ааэрп и Эельдар»[270]270
Branwen, the Daughter of LLyr, из работы Деланея: Legends of the Celts. Grafton Books, London, 1991.
[Закрыть] он даже совершает благородный поступок, помешав славному Уризмагу ввязаться в любовную историю и опорочить тем самым свою незапятнанную репутацию. Там же говорится о том, что бог сотворил Сирдона исключительно для того, чтобы тот помогал нартам. Согласитесь, что такое предназначение никак не соответствует роли дьявола и отношениям, сложившимся между ним и Богом.
Напрашивается вывод, что Сирдон, Эвниссиен, Локи, Кушулен, Брикриу являются сказочными персонажами, олицетворяющими характер кельта – человека задиристого, хвастливого, жестокого, изворотливого, но в то же время мудрого и в душе отзывчивого. Они были двоюродными братьями Ходжи Насреддина и Тиля Уленшпигеля и принадлежали к когорте тех хитроумных шутов, которые своими ужимками и грубоватыми шутками заставляли народ по вечерам покатываться от хохота. Когда шут обводил вокруг пальца жандарма, олицетворявшего божественную власть, раздавались жидкие аплодисменты, но, если этот несносный тип и сам оставался в дураках, зрители приходили в восторг и радовались от души. Промышлявший воровством скота Гермес походил на этот персонаж. А он уж точно не был дьяволом.
Итак, кельты не знали, кто такой дьявол. Как и занимавшиеся торговлей и разбойничавшие на морях греки, они гордились своей физической силой и, ставя превыше всего храбрость, были отчаянными смельчаками, не лишенными суеверий, но в то же время непоколебимо уверенными в том, что с помощью хитрости они смогут отвести от себя божий гнев. Живя в крошечных княжествах, где сохранился племенной общественный строй и не было централизованной власти и, следовательно, единого правителя, они бы точно утерли нос богам-проходимцам, если бы те встретились на их пути.
Остается выяснить, почему кельты не подошли вплотную, как иранцы, к пониманию необходимости появления дьявола на пантеоне, хотя, как мы уже отметили, у религий этих двух народов были общие корни. Когда кельты пришли в III тысячелетии в Европу, они привезли с собой, без всякого сомнения, тот же строительный материал, что и иранцы, когда те приступили к созданию своего Аримана.
Можно ли считать причиной отсутствия дьявола недостаточную развитость религиозной структуры кельтов? Похоже, что нет: друидам[271]271
Греки и римляне называли их вначале дризидами, дриадами, дриадае. Плиний, занимавший в I веке до н.э. пост прокуратора в Галлии, отмечает Нортон-Тейлор, заметив, что греческое название дуба звучало как «друс», высказал предположение, что название «друиды», возможно, произошло от этого слова. «Во многих европейских языках, – продолжает римский историк и государственный деятель, – словоформа «дру» означает «сильно» (как, впрочем, и на старофранцузском), в то время как «ид» обычно эквивалентна «ученым». А так как одно и то же слово «друиды» по сходству понятий должно одновременно обозначать ученых мужей и жрецов, совершавших религиозные обряды под сенью дубов, нам довольно сложно определить этимологию слова».
[Закрыть], которых Диодор Сицилийский называл «философами и теологами», в кельтском обществе была отведена та же роль, что и магам в Иране. Как известно, они принимали активное участие в набегах, поднимая боевой дух кельтских воинов, и их никак нельзя назвать запуганными и миролюбивыми служителями алтаря. Впрочем, любопытным кажется тот факт, что греческие мыслители Александрии ставили их вровень с магами и брахманами Индии; долгое время бытовало мнение, что их роль в жизни кельтов была сильно преувеличена. Однако, как оказалось, оно было ошибочным: по свидетельству Юлия Цезаря, друиды занимались не только религиозной деятельностью, но и обладали судебной властью. «Они вершили суд и выносили приговоры по делам уголовным и гражданским, включая оспаривание наследства и права собственности». Их судебные заседания проходили раз в году на землях карнутов под Шартром. «И все желавшие разрешить спорные вопросы стекались со всех сторон на этот суд»[272]272
Duncan Norton-Taylor. The Celts. Примечание «Mescla Ulad», опубликованное в «Mediaeval and Modern Irish Series, XIII. Dublin, 1941.
[Закрыть]. К судебному заседанию никак нельзя было относиться пренебрежительно, ибо судьи часто выносили приговор целым семьям, в следствии того, что, по кельтским законам, как свидетельствуют древние ирландские тексты, все близкие родственники обвиняемого несли ответственность за совершенный проступок. Так, например, если стадо крестьянина нечаянно забредало к соседу, то тот был обязан предоставить свое поле в полное распоряжение потерпевшего на целый сезон»[273]273
Jules Cesar. «Commentarii de bello gallico». Под редакцией Maurice Rat. Flammarion, 1964.
[Закрыть]. Обязанности и права друидов можно разве только сравнить с полномочиями живших в ту же пору еврейских раввинов.
Подобное расширение роли жреца и осуществление им функций законодателя[274]274
В связи с выполнением одним и тем же лицом духовных и законодательных функций нам следует внести дополнение в известную триаду Дюмезиля.
[Закрыть] встречалось гораздо чаще, чем в Иране, где только царь, как, например, Дарий, обладал законодательной властью. Элиад[275]275
Mircea Eliade. Histoire des croyances et des idées religieuses, II. Payot, 1973. Нортон-Тейлор уточняет в своей работе «The Celts»: «Согласно древним текстам законов, свободный человек обычно имел семь коров, одного быка, семь боровов, одну свиноматку, семь баранов, одну лошадь, которые паслись на достаточно просторном пастбище, чтобы иметь возможность прокормить семь коров в год. Вместе с тремя другими крестьянами он владел волом, которого запрягали в плуг, лемех и борону; на четверых у них была печь, мельница и крытое гумно».
[Закрыть] писал, что кельтское общество разделилось на друидов, магов, законодателей, воинов и свободных людей, то есть владельцев коров. И вершину социальной пирамиды кельтов венчали друиды, ибо, как мы только что убедились, в их руках сосредоточилась законодательная власть, что ставило их если не выше, то, во всяком случае, в один ряд с племенными вождями. Естественно, возникает вопрос: что же помешало друидам последовать примеру иранских магов и пойти по пути централизации пантеона, что привело бы к возникновению единого Бога и, соответственно, его антипода – дьявола или же, если быть более точным, к появлению нескольких религиозных центров по причине распада кельтов на несколько народностей.
Однако все становится на свои места, если рассмотреть ряд факторов. Прежде всего следует отметить, что кельтское общество оказалось более гибким, чем утверждал Элиад. Если бы структуры (в первую очередь экономические, обуславливающие социальную иерархию) были достаточно жесткими, кельтское общество во главе с королем и друидами характеризовалось бы большей социальной мобильностью, ибо воины, мыслители, поэты, писатели и даже ремесленники, входившие в состав элиты, «подчинялись бы воле короля, и их успехи или неудачи зависели бы от фортуны»[276]276
Duncan Norton-Taylor. The Celts. Такое распределение ролей почти соответствует триаде жрец—воин—хлебопашец, которую Дюмезиль предлагает для всех древних общин. Следует внимательно отнестись к замечанию Колена Ренфрева (Colin Renfrew) в статье «The Puzzle of Indo-Europeans Origins», опубликованной в журнале «Archaeology and Language», где он утверждает, что не следует применять эту схему ко всем индоевропейским общинам.
[Закрыть]. В таком обществе люди стали бы проявлять чудеса храбрости и изобретательности, стремясь отличиться на военном поприще, выделиться красотой, богатством, талантом оратора или поэта. Такое общество называлось бы меритократией, то есть властью выдающихся, одаренных людей, где главной добродетелью считалось бы личное мужество и талант, и были бы созданы все условия для всестороннего развития человеческой личности, что вступило бы в полное противоречие с феодальным строем.
