Текст книги "Возвращение Скорпиона"

Автор книги: Юрий Кургузов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 23 страниц)

– Извините, я нечаянно… – удрученно пробормотал я, ожидая душещипательно-целомудренной сцены, но сцены не последовало. Держа сигарету в одной руке, а очки в другой, незнакомка спокойным и мелодичным, почти девчоночьим голосом поинтересовалась:

– А где Герда?

Я снова вздохнул:

– В доме. Понимаете, я, увы, нечаянно открыл дверь, и…

– С ума сошли, – ровным тоном сообщила она. – Мы не пускаем собаку в дом во время течки. Теперь перепачкает там всё!

Я повесил нос.

– Простите…

Женщина не ответила. Только выбросила сигарету и, придерживая шарф на груди, приняла сидячее положение.

– Но почему же она вас не съела?

– Почему? – Я почесал вчерашнюю шишку. – Видите ли, дело в том, что… – И, рухнув на четвереньки от игривого толчка в спину дорогого питомца, завертел головой, уворачиваясь от слюнявого языка Джона.

Миссис в шезлонге кивнула:

– Теперь вижу, в чем. Значит, вы и есть хозяин этого мужлана?

Я обиделся:

– Почему – мужлана?!

Женщина заливисто рассмеялась:

– Да потому что лезет все время! – Добавила: – И не только к Герде.

Ага, грань приличия задана. Тетя без особых комплексов. Я поднялся с четверенек и, отряхивая брюки, туманно пояснил:

– Уважает он вашего брата… то есть, сестру. На улице даже незнакомых целует. И идет вроде смирно, а чуть зазеваешься – прыг! скок! чмок! – И – замолчал. Потому что понятия не имел, о чем говорить дальше.

– Так-так… Выходит, вы и есть знаменитый прошлогодний ухажер нашей Риточки?

Я невольно оторопел:

– "Вашей"?!

Но женщина шаловливо погрозила мне украшенным перстнем пальчиком:

– А ну-ка не хамите! Сколько, вы полагаете, мне лет?

Я мысленно крякнул – гулять так гулять!

– Тридцать… четыре?

Она лучезарно улыбнулась:

– Льстец! – Капельку погрустнела: – Увы, уже тридцать восемь…

– Не может быть! – запротестовал я.

– И тем не менее. Но все уверяют, что выгляжу я неплохо.

– Все? – невинно уточнил я.

Снова заливистый хохоток:

– А вы остряк! Ну, пусть не все – но многие.

Я приблизился и, окинув ее по возможности нейтральным взглядом, признал:

– Пожалуй. – Придвинул стул. – Позволите? – Но тут же спохватился: – Простите, может, мне отвернуться, а вы… – И деликатно показал на грудь. Свою.

Она махнула рукой:

– Да ладно. Всё равно у меня здесь ничего нет, я так и пришла.

Я изумился:

– Где – "ничего нет"?! А-а-а, в смысле одежды. Ну, тогда конечно… Только вот боюсь, что если нагрянет Владимир Евгеньевич, ему это не очень понравится.

Женщина округлила глаза:

– Вовику?!

– "Вовику"?! – округлил свои и я, но сразу же врубился. – А-а, ну да, понятно…

– Что вы-что вы! – жаворонком щебетала меж тем она. – Вовик у меня совсем не ревнивый. Когда мы с ним пять лет назад поженились…

– Миль пардон! – не выдержал я. – Это вам, значит, было…

– Тридцать три, – поспешно сказала она. – А Вовику… – зарделась, – пятьдесят девять. Так вот, я сразу поставила ему условие – не ревновать. Слышите?

– Слышу, – кивнул я, думал про себя, что что-то явно не тянет "Вовик" на шестьдесят четыре, и не исключено, что одна из главных причин того (помимо больных почек) находится сейчас передо мной. А впрочем, еще не известно, как буду выглядеть я сам, when I" m sixty four1.

– …и заверяю вас, – продолжала она. – За все эти годы я не дала Вовику ни малейшего повода для ревности. Ни ма-лей-ше-го! – Это прозвучало торжественно и гордо. Очень торжественно и очень гордо.

– Ну ясное дело, – согласился я. – А как же иначе. Простите, а мать Риты…

Скорбь на красивом лице:

– Мать Риточки и Людмилы… – Пояснила: – Это старшая дочь Вовика, она живет в Москве.

– Да-да, – сказал я. – Кажется, там имеется еще и внучка?

Моя собеседница вновь расцвела:

– Конечно-конечно. Прекрасная, прекрасная девушка! Студентка, спортсменка…

– Комсомолка, красавица… – пробубнил я себе под нос.

– Что?

– Ничего-ничего! Продолжайте.

Она опять тяжко вздохнула:

– Так вот, мать девочек давно умерла. Риточка еще училась в школе. У бедняжки было слабое сердце…

(Небось Паук довел, вяло подумал я.)

– Господи! – воскликнула вдруг она таким драматическим голосом, что я подпрыгнул. – Господи, но мы же с вами до сих пор не познакомились! – А впрочем, – лукаво улыбнулась она, – ваше-то имя мне известно.

Я галантно привстал:

– Весьма польщен! – И оттолкнул подбежавшего в очередной раз поделиться какой-то своей собачьей радостью, возможно, новой победой над Гердой, Джона. – Весьма!

Она протянула руку, формально придерживая шарфик на груди.

– А меня зовут Татьяна Николаевна… То есть, Татьяна, – моментально поправилась она. – Но, разумеется, для своих – просто Таня.

– Очень приятно, – заверил я, думая про себя, что, невзирая на неоспоримую соблазнительность новой знакомой, до "Тани", пожалуй, все же лучше не добираться, остановившись в крайнем случае на "Татьяне", и задал, показывая на пистолет, вполне нейтральный вопрос: – А… это, извиняюсь, зачем?

Татьяна Николаевна пожала округлыми шоколадными плечиками:

– Господи, да бред, конечно, но Вовик настаивает, говорит, мало ли что.

(Так-так, значит, для Тани Николаевны образ и стиль жизни горячо любимого супруга отнюдь не секрет.)

– А стрелять-то умеете? – поинтересовался я.

Она важно кивнула:

– Ну разумеется! – Подумав, добавила: – Только очень плохо. Когда тренируюсь, все время попадаю не туда, куда надо. Понимаете?

Я хмыкнул:

– Понимаю. Слушайте, ну а почему бы Владимиру Евгеньевичу не приставить к вам охранника? Уж хоть на одного-то раскошелиться мог бы.

Татьяна Николаевна горько вздохнула:

– Да он приставлял. Были, были у меня охранники! Сначала один, потом другой, третий… А потом… – В девчоночьем голосе ее зазвучала неподдельная обида: – Потом он почему-то заявил, что хватит, лишних людей у него нет, привез эту собаку, дал мне пистолет и сказал, что обойдемся сигнализацией.

– Ясно, – посочувствовал я и осуждающе покачал головой: – Эх, да разве же на таких женщинах экономят!.. – И вдруг обмер: – Что? Что вы сказали?!

Она растерялась:

– А что я сказала?

– Сигнализация?!

– Ну да. Если при неотключенной сигнализации кто-то перелезет через забор или войдет в дом, то у Вовика запищит такая маленькая штучка… Она у него всегда с собой, в специальном карманчике… Ой, вы чего?!

Я схватился за шишку.

– Ничего. – И пояснил: – К сожалению, уважаемая, я и перелез, и вошел, так что штучка у Вовика давно пищит. – Вскочил на ноги. – Вставайте. Скорее! Господи, да скорее же!

Она медленно поднялась.

– Но почему?

Я скрипнул зубами.

– Нипочему! Дайте-ка завяжу вам эту косынку.

– Да зачем?.. О-о-о, слушайте, неужели вы думаете, что Вовик будет вас ко мне ревновать?!

Но я уже развернул ее к бассейну передом, к себе задом и отобрал псевдоплаток.

– Меня к вам, может, и не будет, а вот вас ко мне – не исключено. Стойте смирно! – Торопливо сложил платок в несколько раз, заметно уменьшив тем самым его оптическую проницаемость, и: – Пардон… – жестом фокусника накинул на торс. – Не жмёт?

Татьяна Николаевна помотала головой:

– Нет-нет, не жмёт, очень хорошо, большое спасибо.

– Это вам спасибо! – Я завязал концы на золотисто-коричневой мягкой спине на два крепких узла. – Фу-у, вроде успели…

Она весело рассмеялась:

– И правда успели!

Со стороны ворот раздался не слишком злобный, однако достаточно серьезный лай Джона. Я устало рухнул обратно на стул и утёр со лба трудовой пот:

– Успели…

Татьяна Николаевна тоже присела на краешек своего шезлонга, но тут же поморщилась:

– Ой, а вот так жмёт… – И жалобно проговорила: – Слушайте, а кто же потом мне это развяжет?

Я сделал каменную физиономию и потянулся за газетой.

– Вовик…

Глава шестнадцатая

Первыми возле бассейна появились быки Паука, однако, увидев меня, мирно и безмятежно читающего газету, а также сидящую напротив со стаканом в руке (я от спиртного, разумеется, отказался) хозяйку, нерешительно замерли и удивленно вылупились на нас.

И я отлично их понимал: парнишки прискакали по тревоге, готовые бомбить, стрелять, пулять, а тут нате – такая пастораль. Одного из этих троих я уже видел вчера в доме Маргариты, и, по-моему, именно он участвовал год назад в исторической передаче мне на здешней автостанции корзинки с будущим Джоном. Здоровенный ломовик, в огромной ручище которого двенадцатая "беретта" казалась детской игрушкой. Двух других лицезреть раньше счастья не имел: габариты этих были малость поскромнее, но тоже ничего, крепкие ребята.

Подняв голову от "Аргументов и фактов", я лучезарно улыбнулся всем троим и сказал:

– Привет.

Доброго ответа, естественно, не дождался, однако "ломовик", узнав меня, что-то буркнул и сунул "беретту" под полу просторного пиджака. Остальные последовали его примеру – в смысле не буркнули, а засунули то, что у них до этого было в руках, в карманы.

Четвертым и пятым (вернее, пятой) из кустов показались Джон с Гердой. Спасаясь от домогательств моего молодца, Герда подлетела хозяйке, Джон тоже, и Таня Николаевна замахала руками как мельница:

– Уйдите! Немедленно уйдите прочь, бессовестные!..

"Бессовестные" поскакали дальше, а я подумал, что, невзирая на некоторую экстравагантность и, по-видимому, хроническую простоту нрава, эта мадам мне, чёрт возьми, чем-то нравится, и при наличии свободного времени я мог бы даже конкретизировать – чем именно, однако… Однако времени-то и не было, потому что в этот миг на сцене появился шестой персонаж – сам Паук.

Первым делом он мрачно уставился на меня.

Я вежливо кивнул:

– Здрассьте.

Но Паук не ответил. Мне. Зато резко мотнул головой в сторону своих гвардейцев:

– Свободны!

Те оперативно удалились, и мы остались втроем на всем белом свете.

Я улыбнулся:

– Присаживайтесь, Владимир Евгеньевич. (А улыбнулся потому, что так и подмывало назвать старого таракана Вовиком.)

Паук сел. Посмотрел на супругу. Потом на меня. Потом опять на нее:

– Вы, гляжу, уже познакомились.

То был не вопрос, а констатация факта, однако, похоже, Татьяна Николаевна в подобных психологических нюансах не слишком рубила. Она тотчас же защебетала:

– Конечно-конечно, Вовик! А что, ты сердишься?! Ой, ну зря, дорогой, зря!.. И потом, ты же сам рассказывал мне про этого человека столько интересного. Помнишь?

Теперь я наградил "Вовика" трансцендентным взглядом, и он смутился.

– Ты не поняла, дорогая, я не о том… Просто… Просто ты могла хотя бы позвонить, что тревога ложная! (Ха! Я мысленно подкрутил прошлогодний ус – а ложная ли?)

Дорогая захлопала глазами как кукла:

– Ой, Вовик… Об этом я как-то и не подумала!

Паук с видимым усилием заставил себя улыбнуться:

– Ну ладно, ладно… Слушай, пойди распорядись насчет обеда, я проголодался как волк.

Татьяна Николаевна… (Да, решено: в присутствии мужа я даже мысленно буду звать ее Татьяна Николаевна, и никак иначе. Ну а в отсутствии?.. В отсутствии – поглядим.) Итак, Татьяна Николаевна растерялась еще сильнее:

– Обед?! Но Вовик, какой обед? Ведь Зина вернется только через час!

Паук поморщился:

– Ну хорошо, через час, так через час. Послушай, нам надо поговорить, а ты…

Она оскорбленно поджала губки.

– О-о-о! – Восстала во всей своей красе. – Мог бы сказать! – Холодно кивнула мне: – Извините.

– Пожалуйста-пожалуйста!

И торжественно и монументально прошествовала вдаль. Я невольно проводил ее взглядом насколько хватило радиуса действия шеи.

Паук тактично покашлял, и шея вернулась в исходную позицию. Потом Владимир Евгеньевич тяжеловато вздохнул:

– М-да-а… Такие вот дела…

Однако я протестующе рубанул рукой воздух:

– Слушайте, а вот этого не надо! Я всегда с пониманием отношусь к чужому горю… то есть, счастью, но не люблю, когда меня используют в качестве жилетки. Это ваша жена, вы с ней и возитесь. У меня же других забот полон рот, как, впрочем, и у вас тоже. Или я ошибаюсь?

Старик уронил голову:

– Да, конечно.

– Ну а коли "да, конечно"… – бросил газету на траву, – то давайте-ка быстренько обменяемся информацией и я побегу по делам. (Брехня, я до сих пор весьма смутно представлял, какие шаги предпринять дальше.) Что скажете?

Паук пожал худыми плечами:

– Да у меня, собственно, почти ничего. Где Рита… То есть, не Рита – все же ищут "какую-то" женщину, – так вот, где она, никто не знает. Ну а мои… м-м-м… коллеги озабочены собственной безопасностью и поднимают своих людей в ружье. Между прочим, в "Голубой поплавок" вам теперь не проникнуть даже на танке.

– Посмотрим, – дерзко заметил я.

Паук нахмурился:

– А нечего тут смотреть! Послушайте, Маргарита моя дочь, и вас я тоже прекрасно понимаю, но так нельзя. Да-да, нельзя! Даже в тех кругах, к которым мы с вами… э-э-э… принадлежим, существуют свои неписаные законы и пусть спорная, но мораль. Методы же, которыми собираетесь, – да нет, не собираетесь, а постоянно действуете вы, это даже не беспредел, а… а…

– Беспредел в квадрате? – предложил я.

Он зло засопел:

– Если не в кубе! И потом, чего вы добьетесь? Кучи новых трупов? Но ведь Рите это не поможет, потому что теперь и дураку ясно: человек, решивший завладеть "Чёрным Скорпионом", – не наш! Он залег на таком дне, с которого его не выцарапать ни вам, ни мне, ни моим… м-м-м…

– Коллегам?

Старик чуть ли не с отчаянием посмотрел мне в глаза:

– А ну вас!

Я похлопал его по плечу:

– Не переживайте так, Владимир Евгеньевич, не стоит. Зер гут, считайте, что ваше красноречие меня убедило. На чужом несчастье своего счастья не построишь, не рой другому яму, и так далее. Ладно, Владимир ибн Евгеньевич, можете передать своим коллегам, что ультиматум аннулирован, пусть спят спокойно и видят только добрые, розовые сны. А вот чего не передавайте, но имейте в виду сами: ежели кто из этой братии, случайно там, не случайно, попадется мне под ноги – уж не обессудьте: право на жизнь закреплено в главном законе страны, и коли кто из этих ребят нарушит в отношении меня Конституцию…

– Трепач! – Морщинистая шея Паука дёрнулась.

Я удрученно покачал головой:

– Ошибаетесь, милейший. Я не трепач, а философ. Можно даже сказать – обществовед и психолог…

– Психопат вы, а не психолог! – тявкнул старик. – Да-да! И вы и такие, как вы, куда опаснее для общества, чем я и подобные мне!

Я прищурился:

– Ну-ка-ну-ка, а позвольте полюбопытствовать, почему? – И заёрзал на плетёном стуле, устраиваясь поудобнее. Зато он аж привстал.

– Да потому, что вы ни с той, ни с другой стороны. Вы – отморозки, выродки! Вы сами за себя и против всех. Если вас задевает кто-нибудь из того или иного лагеря, вы начинаете крушить всё подряд… Впрочем, часто вы крушите и когда вас не задевают. Вы – болезнь! От вас нужно лечить!.. – И умолк.

Я вежливо осведомился:

– Это всё?

Он рыкнул:

– Мало?

– Да нет, – пожал я плечами, – в принципе, достаточно. – И знаете, я с вами почти согласен, хотя и с маленькой оговоркой. Понимаю, что вы увлеклись собственным ораторским искусством, но все ж таки возражу: м ы не трогаем тех, кто не трогает нас. И сие есть рецепт для всех: не задевайте нас, господа и товарищи.

– Но…

– Погодите! – Я почесал нос. – Куда-то нас с вами понесло, а? Нет-нет, я с удовольствием продолжу эту дискуссию, дражайший Владимир Евгеньевич, но позже, когда обстановка будет тому благоприятствовать и Маргарита Владимировна снова будет с нами. А сейчас я даже благодарен вам, потому как вы навели меня на некую конструктивную мысль.

– Неужели? – процедил он.

– Падлой буду. Только вам я о ней не скажу, покуда сам не проверю. Да, кстати, на всякий пожарный, вдруг возникнут легкие осложнения с властями предержащими… Мсье Мошкин как, служит? В добром здравии?

Старик усмехнулся:

– В добром. И служит. Чего ж не служить, он еще в прошлом году на повышение пошел, теперь – замначальника ГУВД, подполковник.

– Правда?! – обрадовался я. – Ну вот, я же ему говорил… Слушайте, а за что звезду получил-то?

Паук приподнял бровь.

– А сами не догадываетесь?

Я рассмеялся:

– Кажется, догадываюсь. Наверняка за выдающиеся успехи в борьбе с организованной преступностью, верно?

Владимир Евгеньевич, в отличие от меня, не смеялся.

– Верно.

– Молодец майор… то есть, подполковник! – Я испытующе зыркнул на Паука: – Ну и как в вашем милом городе в данный момент с этой самой организованной преступностью? Помаленьку возрождаете?

Он сухо подтвердил:

– Помаленьку. Вашими молитвами.

– Вот и прекрасно. – Я посмотрел на часы. – О, мне пора. – Поднялся со стула и окинул восхищенным оком бассейн и окрестности: – А красота тут у вас, Владимир Евгеньевич, ляпота! Собачку-то еще подержите?

Паук медленно кивнул:

– Подержу. Чай, не объест.

– Гран мерси! Ну, побегу, пока он где-то блудит. До встречи.

И сделал было шаг, но старик внезапно вскочил и вцепился своими сухими как таранка, но неожиданно сильными пальцами мне в плечо.

– Найди ее! Слышишь, найди!.. – непривычно бестолково и слезливо забормотал вдруг он. – Прошу! Христом-богом молю!..

Деликатно освободив свой бицепс от его ногтей, я натянуто улыбнулся:

– Какой базар, Владимир Евгеньевич! – Малость рисанулся: – Не менжуйте, всё будет пучком! – И дёрнул было к воротам.

Однако, пройдя несколько шагов, резко обернулся.

Паук смотрел мне вслед. Тонкие губы его слегка шевельнулись:

– Что?

Я помотал головой:

– Ничего. А впрочем… Слушайте, понятно, что вы сейчас на взводе, а потому не совсем в ладах с логикой. Вы назвали меня отморозком, хотя за минуту до этого причислили к одному с вами "кругу"… – Помолчал. – Так вот, никогда больше этого не делайте – имею в виду второе. Как любит выражаться некий мой хороший знакомый, волк и шакалы в одной стае не ходят.

– Значит, по-вашему, мы – шакалы?

– Естественно.

– А сами, разумеется, волк?

– Разумеется.

Взгляд Паука стал злым:

– И в чем же по большому счету, молодой человек, разница между шакалом и волком?

Я добродушно улыбнулся:

– А вы не знаете?

Губы его побелели.

– Допустим, не знаю…

– Господи! – всплеснул я руками. – Но это же элементарно! Шакалы жрут падаль, а волки – нет.

Он оскалился:

– Никогда?

Я улыбнулся еще добродушнее:

– Ну, во всяком случае – редко-редко. А в основном они эту падаль делают…

Глава семнадцатая

Я полулежал на диване в нижней гостиной дома Маргариты и, тупо уставившись в потолок, занимался кроме этого еще и тем, что периодически дёргал себя за нос, точно данное физическое упражнение могло стимулировать умственную активность.

Увы – тщетно. Эта самая активность вот уже довольно продолжительное время пребывала, как любил изысканно выражаться один мой знакомый бывший главный редактор, "на нулю". И боюсь, на нем же ("нулю") ей предстояло пребывать еще долго-долго.

Нет, я не казался себе совсем уж безнадежным болваном, да и кое-какая информация к размышлению с момента расставания с батюшкой-Пауком появилась, но информация эта мне очень и очень не нравилась. К немедленным решительным действиям она вроде бы и звала, но в то же самое время не шибко-то на них и вдохновляла.

Туманно?

Пожалуй. Хотя ежели бы на вас лично вывалить весь туман, коим была заполнена в тот вечер моя бедная голова, то где бы тогда вас искать?

А еще, для сведения: вернувшись два часа назад в дом Маргариты с помощью верных отмычек, я сделал два же телефонных звонка – один в столицу-матушку, а другой не в столицу. И потому теперь мысленно гипнотизировал телефон, точно надеясь, что он отзовется и выдаст свои ответы на мои вопросы, хотя и вроде бы здраво понимал, что так скоро только кошки родятся.

Вообще-то я далеко не сразу решил, что ночевать сегодня буду именно здесь. Но потом все же решил. Правда, в этом доме и его окрестностях, как намекал Владимир Евгеньевич Каракуртов, меня могла поджидать опасность, но тут уж извините и подвиньтесь – прекрасно знал, куда ехал, и еще прекраснее, куда шел.

Чёрт, а куда же Маргарита подевала гитару – хоть пошкрябал бы какие-нибудь страданья от тоски! Но на старом месте ее не было, в тех помещениях, которые остались незаперты, тоже, а заниматься пошлым взломом ради возможности пять минут понасиловать инструмент – до этого, слава богу, я еще не докатился…

Неожиданно я громко чихнул.

А потом – не громко, выругался. Гадство, не хватало еще подцепить простуду. Представьте-ка себе неуловимого мстителя, грозу полуночи и негодяев, который крадется во мраке как тигр, как Бэтмен, как Зорро, чтобы спасти Прекрасную Даму или прикабанить мерзавца, и вдруг заботливо предупреждает врага о своем приближении яростным чихом!

А какой хороший, тихий вечер, и как приятно было бы провести его на этом диване вдвоем с…

С…

Гм, слушайте, а с кем? С кем мне было бы его наиболее приятно на этом диване провести?

Натали?

Нет, Натали далеко. Прости, родная, прости, но ты – далеко, и посему…

А кто близко?

Возможно, Маргарита, но где и она, Маргарита? Где ты, дорогая и незабываемая? Наверное, я предпочел бы тебя остальным, но… "Тебе, я знаю, всё равно…"1 От всей души надеюсь, что с тобой всё в порядке, и поверь: эти твари сполна заплатят за свои фокусы. Обещаю, что они подавятся этим проклятым алмазом, а скорее, собственными зубами! Да-да, зубами скорее.

Лариса?

Ах, жарко-инеистая ведьма Лариса! Огненная Саламандра и Снежная Королева в одном лице. Хотя тебя я вчера уже… видел. Да и не только вчера, а еще и сегодня утром. Нет-нет, это я вовсе не к тому, что ты мне уже надоела, упаси господь!..

А еще я видел сегодня Татьяну Николаевну Паукову. Тоже хорошая тетя, хотя и в преддверии некой эстетической грани. Но ей до этой грани еще пилить и пилить, а Вовик уже старенький. Правда, башку за нескромные поползновения на тебя (гм, двусмыслица какая-то) отшибить может любому. Бедная Таня! Шаг влево, шаг вправо…

Малость распалённый, я соскочил с предательского дивана и забегал по комнате. Всё, всё, довольно дурных безнравственных грёз! Мне и одному хорошо, тем более что я занят исключительно важным делом, от исхода которого, возможно, зависит жизнь одной из вас, милые дамы… А возможно, и не одной – чем чёрт не шутит, пока начальник спит. И ведь, похоже, занятная, оч-чень занятная комбинация складывается, но лучше бы вам, прекрасные и удивительные, в конечном итоге оказаться от нее в стороне…

Неожиданно мысли потекли в ином направлении, хотя в принципе песня была старая – опять! Опять река жизни несет меня в море дерьма…

И вдруг…

И вдруг зазвонил декоративный телефон.

– Кто говорит? – гаркнул я, срывая с рычагов трубку.

– Слон! – И: – Хи-хи-хи! – на том конце длинного-предлинного провода.

Я поморщился – не того ждал звонка, не того. Но взял себя в руки.

– Синьора, вы, кажется, слегка ошиблись номерком. – И чихнул.

Снова достаточно идиотский смех в трубке. А после смеха:

– У вас грипп?

Я малость поскрипел зубами.

– Увы, девушка, не грипп, а просто сопли до колен. Нет-нет, я понимаю, вы хотели сделать мне приятное и потому заговорили о гриппе. Ведь грипп, как выразился кто-то из великих, это не чепуха какая-нибудь, грипп – это серьезно, а иной раз даже и смертельно опасно для жизни, как, к примеру, триппер или бубонная чума. Ежели человеку сказать, что у него грипп, – это сразу возвысит его в собственных глазах, а также глазах окружающих, поскольку грипп – не сопли какие-то. Огромное вам спасибо! Сейчас продолжу, вот только утрусь…

Некоторое время в трубке потрясенно молчали.

Потом еще потрясеннее прошептали:

– Извините, должно быть, и в самом деле ошиблась…

Я опять хлюпнул носом.

– Должно быть. Но всё равно – доброй вам ночи!

Брякнув свою трубку на рычаг, я подумал, что голосок-то знакомый, хотя с этой леди я общался по телефону первый раз в жизни. Интересно, а последний ли?

И не минуло минуты, как аппарат затрезвонил вновь.

– Да? – Уже совершенно иным, не сопливым тоном и тембром.

– Господи! Наконец-то вы!..

– Да, я. А вы надеялись застать здесь кого-то другого? – В голосе благородная печаль утомлённого солнцем и жизнью слабеющего светского льва.

– Нет-нет! – А вот ее голос почему-то звучал как у человека запыхавшегося или бегающего с трубкой по комнате. Или – у человека испуганного. – Нет, не надеялась. Просто минуту назад я нарвалась на какого-то придурка, который принялся рассказывать мне про свои… сопли. Извините!

Я снисходительно улыбнулся:

– Ничего страшного. Наверное, сбой на АТС.

Она вздохнула с облегчением:

– Да, наверное… – И вновь с некоторым аффектом: – О, это просто счастье! Я, глупая, почти и не мечтала услышать вас!

Я насторожился:

– Это почему же?

Новый вздох:

– Почему?.. Должно быть, потому, что в нашей сегодняшней, полной таких ужасных контрастов и противоречий, жесткой, а порою даже жестокой – да-да, именно жестокой! – жизни так непросто найти человека – доброго, порядочного, бескорыстного человека, способного тебя понять и помочь. Помочь в трудную, критическую, трагическую минуту…

– Эй, погодите-ка! – озадаченно пробормотал я, но она не слушала.

– …и не просто помочь, а подставить широкое, крепкое мужское начало или хотя бы плечо и по-настоящему поддержать… А как нужна! О, если б только кто-нибудь, хоть кто-нибудь из вас, бессердечных и бесчувственных негодяев, развратников и подлецов…

Я бросил трубку. Усмехнулся и закурил. Потом сам набрал номер:

– Бонжур. Ради бога, извините за сопли.

В ответ – мелодичный серебристый смех:

– Ничего! Будете в следующий раз знать, как положено беседовать с дамой.

– Буду! – торжественно пообещал я. – Честное пионерское, буду! Скажите, а вы всё это сами придумали?

Вновь смех:

– Ну что вы! Разве бы я сумела. Открыла книжку и…

Я покачал головой:

– А что за книжка-то?

– Не знаю, кажется, про кошмарную любовь. Название посмотреть?

– Не надо! – испугался я. – Один – один. Но погодите, а как вы узнали, что я здесь?

– Да позвонила наобум. Вдруг, думаю, он там?

– Он там, – подтвердил я. – Но зачем вы позвонили? Вопрос, конечно, бестактный…

Кокетливый вздох:

– Что уж с вами, бестактным, поделать. Просто подумала, что для вас это может быть интересно…

Я навострил уши.

– "Это"?! Что – "это", Татьяна Николаевна? Если можно, без загадок. Дело в том, что я жду один очень важный звонок.

Жена Паука усмехнулась:

– А я благодарности. Ну хорошо-хорошо. Полчаса назад Вовику позвонили. Я была неподалеку и… В общем, сам он больше слушал, иногда мычал, но я поняла, что речь шла о чём-то важном.

– Но о чё-ом?! – взревел я.

– Вот-вот, – уже гораздо холоднее произнесла она. – Примерно такие звуки издавал и Вовик.

– А дальше? Татьяна Николаевна, что конкретно говорил ваш муж?

Она фыркнула:

– Да конкретно и ничего. Понимаете – ни-че-го! А когда бросил трубку, то сразу же побежал за Вадиком.

– Каким еще Вадиком?!

– Господи, да дежурным же! Сегодня Вадик дежурный. – Похоже, эта спелая матрона дивилась моей бестолковости.

– Ну а потом?! Потом? – подталкивал я.

– А потом – всё! – отрубила она. – Выгнали из гаража джип, и Вовик с Вадиком куда-то уехали, а я здесь одна, одна на всем белом свете. Ну а спасибо-то где?

– Большое спасибо! – спохватился я.

Она вздохнула:

– Большое пожалуйста. Но учтите, что эту вашу благодарность я расцениваю лишь как аванс.

– Замётано, – подтвердил я. – Именно так и расценивайте. – А она томно прощебетала:

– Ну ладно уж, ждите своего звонка. Спокойной вам ночи!

– И вам наипреспокойнейшей! – залился было соловьем я, но в ухе уже звучало тоненькое "пи-пи-пи".

Я покачал головой. М-да-а, судя по всему, вы, Татьяна Николаевна, далеко не такая дура, какой кажетесь поначалу…

Да судя по всему, вы, Татьяна Николаевна, вообще далеко не дура.