Текст книги "Возвращение Скорпиона"

Автор книги: Юрий Кургузов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 23 страниц)

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

Лучший способ избавиться от Дракона – иметь своего собственного.

Е.Л.Ш.

Глава первая

Наверное, если б я был воспитанным человеком, то, конечно же, не вломился бы с пистолетом наголо в комнату, в которую меня никто не приглашал.

Но знать, я не был человеком воспитанным. Я – вломился. А вломившись, узрел весьма неприятную картину. В кресле, напряженная и натянутая как струна "ми", сидела Маргарита в очень эфемерном халатике и нервно, хотя и без особого успеха, пыталась прикрывать фрагментами этого халатика попеременно то грудь, то другую, то (опять же по очереди, поскольку сделать это одновременно не представлялось возможным чисто технически) одно либо другое гладкое матовое бедро.

Лицо ее было бледным. Лишь на скулах проступали розоватые пятна румянца – то ли смущения, то ли возмущения, то ли злости.

Я направил пушку на диван – вернее, его нынешнего посидельца, – и, надеюсь, спокойно, хотя не больно-то мне это удалось, проговорил:

– Салют, гнида!

Он ощерился:

– И тебе, сволочь…

Нет, что меня всегда поражало в этой мрази, так это наглость, причем зачастую не объяснимая с позиций элементарного здравого смысла и никак не сочетающаяся с характером ситуации, а главное, собственными ресурсами этого хреноплёта. Как шавка, которая, сколько ее ни пинай, всё равно, даже с кровавой пеной на морде, огрызается до последнего, так и этот фрукт пёр напролом до конца, невзирая на любые встречные оплеухи и затрещины. И верите, иногда эта дурная особенность его гадской натуры начинала даже вызывать уважение.

Но только не сегодня. Сегодня вид его мелкой прыщавой рожи вызвал у меня лишь необоримое желание разрядить в нее обойму "яги". Похоже, подонок это почувствовал – потому что вмиг побелел, однако гнилая ухмылка так и не сползла с искривленных губ.

Тогда я резко шагнул вперед и, вцепившись пальцами левой руки ему в горло чуть повыше кадыка, сдёрнул сучонка с дивана. Он забарахтался, пританцовывая на цыпочках, замахал ручками и засучил ножками, вылупив вдобавок глаза, потому что кислород я ему перекрыл и скоро должно было начаться удушье.

Оно скоро и началось. Ручки и ножки порхали все слабее и слабее, глазёнки закатились, и он обмяк как тряпка.

Тогда я бросил его на пол и обернулся к Маргарите:

– Ну и что сие значит?

Пальцы ее вновь бессистемно забегали по халатику и соответственно телу.

– Он… он…

Я сунул "ягу" в карман.

– Ладно, отдохни. Пять минут одиночества у нас есть. – Сходил на кухню и принес стакан холодной воды. Пока Маргарита пила, расплескивая воду на грудь и колени, я обшарил Зверька и обнаружил в кармане его широких светлых брюк небольшой "вальтер". Переложил в карман своих брюк. Бог любит троицу – авось в хозяйстве сгодится. Потом забрал у Маргариты стакан.

– Ну?

Она слабо пожала плечами:

– Ты понимаешь, он пришел… Я не видела, как он пришел… – И замолчала.

Я нетерпеливо кивнул:

– Усёк. Ты не видела, как он пришел. И что было дальше?

Маргарита уронила руки на колени. Судя по всему, проблема собственного неглиже волновать ее перестала. А может, она просто не считала меня чужим? Так я и не был чужим.

– Твою мать, да зачем он пришел? – рыкнул я. И добавил: – Слушай, я ведь могу и снова оставить тебя с ним наедине. Мне эти ваши новые штучки глубоко до… – И прямо и открыто, безо всяких обиняков сообщил, до чего именно мне эти их новые штучки.

И Маргарита Владимировна в момент обрели дар речи:

– Но я правда не знаю! Он достал пистолет и пригрозил, что, если не сообщу, где алмаз, он меня убьет. Еще сказал, что ему точно известно, что я знаю, где камень. И я…

– И ты? – храбро повысил я голос на женщину.

Она уронила голову.

– И я сказала, что у тебя.

– Тэ-э-эк… – Услышанное я обдумывал секунд двадцать.

– А потом он убрал пистолет, – вздохнула Маргарита, – и спросил, придешь ли ты сюда.

– И что ты ответила?

– Что понятия не имею. – Хрустнула суставами пальцев. – Тем более, после того, что произошло вчера.

Я поднял бровь:

– А что произошло вчера? Что такого особенного произошло вчера, Рита? По-моему, ничего. Вчера ты всего-навсего вернулась с… променада с другом, а я… просто погулял вечером с новой знакомой, и всё. Разве нет?

Какое-то время она молчала. Потом хрипло выдохнула:

– Д-да! Да, конечно, ты прав.

– "Когда я прав, а прав всегда я", – громко продекламировал я и ткнул носком туфли Зверька в бок: – Эй! Труп в зеленом чемодане, восстань из мрака!

Он слегка пошевелился, и я ткнул снова, побольнее. Зверёк тихо застонал, открыл еще красноватые и мутноватые глаза и, упершись руками в пол, с трудом принял сидячее положение.

Я опустился рядом на корточки и добродушно вцепился пятерней ему в чубчик.

– Ну, Рип ван Винкль? Глаголь, на кой я тебе вдруг понадобился? Кстати, позволь от души поздравить с воскресением из мертвых. Я-то, наивный, считал тебя жмуром, правда-правда. А ты? – посмотрел на Маргариту.

Та едва шевельнула губами:

– Я тоже…

– Вот видишь, Федя Протасов, как ты нас удивил, – опять переключился я на Зверька, – своим внеурочным возвращением с того света… Но впрочем, всё поправимо, только теперь за дело возьмусь я лично. Ну, давай, отрок, колись, за каким тебе алмаз! Всё еще мечтаешь стать круче дерьма? Бесплатный совет – не колотись зря. Избитая истина: каждому – свое. И игрушки, подобные этой бирюльке, не для тебя.

В глазах Зверька вновь загорелись наглые огоньки. Он дёрнул головой, и в руке моей осталась жидкая прядь русых волос. На миг он скривился от боли, а потом вдруг еле слышно сказал:

– Пускай она выйдет. – И мотнул балдой в сторону Маргариты, снова, кстати, занявшейся своей титанической борьбой с халатом.

– А почему?!

Зверёк зло зыркнул на меня:

– Если хочешь что-то узнать, пусть она уйдет. Останется – ни хрена не узнаешь. – И добавил: – Шел-то я к тебе, а не к ней, и тебе, а не ей должен замолвить…

– Что замолвить?

Однако он опять заткнулся и преувеличенно демонстративно начал пялиться на все продолжавшую героически сражаться то с халатом, то с собственными грудями Маргариту. Я тоже посозерцал какое-то время сей процесс и наконец не выдержал:

– Слышь, правда, выйди, а? А то не до алмазов уже!

Она вспыхнула и, не произнеся ни слова, метеором вылетела из комнаты.

Я подошел к двери и выглянул в коридор. Пусто. Вернулся к горемыке и устроился в теплом еще после Маргариты кресле. Зверёк попытался было встать с пола, но я осадил его:

– Место! Выступай, минхерц. Могу даже облегчить задачу. Раз у тебя ко мне сообщение, то от кого? А о чем оно, о похититель бриллиантов, – это будет уже второй вопрос. Итак?

Зверёк исподлобья посмотрел на меня.

– Ладно… Ладно, слушай. Я… я вообще-то жил в другом городе, понимаешь?

– Понимаю, – кивнул я. – Здесь тебе после прошлогодних фокусов и впрямь должно быть не в жилу, верно?

Он не стал отрицать.

– Верно, да только…

– Погоди, – снова перебил я. – Как все же насчет базара, что тя пришили?

Он скривился:

– Пришили… да недошили!

– Ай-я-яй! – шутовски всплеснул я руками. – Безобразие! Наверняка контрольный забыли? Ну конечно, забыли. Ладно, продолжай.

Зверёк помолчал. Потом сказал:

– В том городе меня нашел один человек. Я его не знаю. И даже не видел. Шел вечером по улице, дали сзади по чану, а очнулся в машине с завязанными глазами и в браслетах.

– Так-так, – пробормотал я. – Любопытно. Дальше.

Генка вздохнул:

– А дальше он просто взял да и выложил мне про весь здешний прошлогодний шухер с тем паршивым бриллиантом. Я охренел. Ну, думаю, копец, Паук отыскал. Ан нет, этот тип завел базар о другом. Спросил, не хочу ли я попахать на него.

– И ты?

– А что я? В кандалах и с дурой в ухе? Ясное дело, согласился. К тому же он приличные бабки пообещал.

– И что ему было нужно?

Генка пожал плечами:

– Свести с тобой.

Я насторожился:

– Где?

– Как где? – удивился Зверёк. – Здесь.

У меня на миг свело дыхание.

– З д е с ь?..

Он замотал головой:

– Да ты чё, совсем? Здесь должен был встретиться с тобой я!

Я привстал:

– Но с чего ты взял, что найдешь меня тут?! И вообще, неделю назад я был за тыщу вёрст и сам понятия не имел, что когда-нибудь еще окажусь в этом городе!

Зверёк усмехнулся:

– Мне по барабану. Тот кадр сказал, что через неделю ты будешь здесь.

– В этом городишке?!

– В этом городишке.

– И в этом доме?

– Да.

(Я вспотел.)

– Может, еще именно в этот день?!

В его глазёнках мелькнул ехидный огонек:

– Ага.

– Ну, ежели скажешь, что и в это время…

Генка отвел взор.

– Не. Я пришел часа два назад, но дома никого не было. Стал ждать, а заявилась она… – Кивнул на дверь и деликатно умолк.

Но даже деликатные паузы не входили сейчас в мои творческие планы.

– Ближе к туловищу, – попросил я. – Как ты должен связать меня с этим таинственным незнакомцем?

Зверёк почесал нос.

– Сперва по телефону.

– Номер?

Он напрягся:

– Погоди, звонить должен я сам. Я должен позвонить и начать разговор, так велено.

– Ты и начнешь, – заверил я. – А я кончу. Номер?

Он поморщился и назвал. Номер был не мобильника.

Я удивился:

– Эй, Вася, но это же другой город!

Он тоже удивился:

– Конечно, другой!

– А какой?

Зверёк помолчал и сказал, какой. Сюрприз. Бо-ольшой сюрприз! Я даже вскочил с кресла и для лучшего осмысления новой информации пробежался туда-сюда по гостиной. Кое-что осмыслив, вернулся в кресло.

– Так говоришь, хорошие бабки пообещал?

Зверёк кивнул:

– Хорошие. И аванс дал.

– И велик аванс?

Он пошмыгал носом.

– Штука.

– Зеленых?

Хрюкнул:

– Нет, голубых!

Эту дерзость я оставил без внимания. Все равно ведь окончательный расчет по завершении.

– Значит, он тебя отпустил?

– Ага, вытолкнул из машины и уехал.

– И ты начал новую жизнь?

Зверёк на сей риторический вопрос ответить не соблаговолил. Я же, уперев руки в колени, задумчиво протянул:

– Ла-адненько… Ну, а теперь, милый, как следует сосредоточься и разъясни мне еще несколько маленьких пунктиков. Допускаю, что тебе это может не понравиться, потому как досель ты рассказывал то, что тебе можно было рассказать, а отсель…

– Что – отсель? – Генка беспокойно заерзал задницей по полу.

– А отсель начнешь говорить то, что говорить тебе было нельзя.

Он испуганно вытянул шею:

– Эй, погоди! Но я же…

– Заткнись, пожалуйста, – вежливо попросил я. – Заткнись и учти, что хотя я и очень не люблю работать с утюгом и прочими электронагревательными приборами, но еще больше не люблю, когда мне брешут. Итак, пункт первый…

Через полчаса я отправился искать Маргариту. На первом этаже не нашел и поднялся на второй этаж. Эх-ма, даже двери в этом доме – т е с а м ы е двери т е х с а м ы х спален – заставляли ностальгически агонизировать мои не только воспоминания и чувства, но и воображение, «изображение» и даже… соображения. Но, боже, как давно это было!..

Маргарита нашлась в своей спальне. Уже в другом халате, не столь мозгодробительном и утонченном, она, сидя в кресле, смотрела телевизор. Я прикрыл за собой дверь и негромко кашлянул.

Оглянулась:

– Что ты хотел?

Я тоже быть официозен.

– Снотворное. – Подумав, добавил: – Вообще-то мне нужны наркотики, но за неимением марихуаны курят и сушеное дерьмо.

Она встала и подошла ко мне почти вплотную.

– Тебе нужно сушеное дерьмо?

– Вовсе нет, я же сказал – снотворное! А дерьмо – это просто поэтическая метафора…

– Понятно. И зачем тебе снотворное?

Я поморщился:

– Слушай, какая разница? Ну, допустим, наш гость устал и желает вздремнуть, а у него как назло бессонница.

Маргарита достала из кармана халата и протянула начатую упаковку радедорма.

– Ты сменила любимый сорт? – попытался пошутить я.

Она не ответила.

Я стеснительно затоптался на месте, точно конь или сопливый подросток. Вздохнул:

– Ну ладно, пошел?

– Иди.

– Ага… иду… – взялся за ручку двери. А потом – пошел. Медленно-медленно, словно ожидая чего-то.

"Чего-то"… Но – каррамба! – ч е г о?!

Вот лестница. Вот перила. Т а лестница и т е перила. И вдруг…

Голос.

Ее голос.

– Тебя вечером ждать?

Я дрогнул, и правая нога замерла в воздухе, в то время как левая еле-еле успела приземлиться. Но нет, не оглядываться! Главное – не оглядываться! Мужик ты или не мужик?!

Не оглянулся! Лишь, продолжив свою чеканную поступь вниз, сдержанно кивнул:

– Естественно.

М у ж и к!!!

Похлопав Зверька по щекам, я предложил:

– Вставай, нам некогда.

Он медленно поднялся на ватных ногах. Взгляд его был мутным-мутным.

Я спросил:

– Ты на колесах?

Гена, чуть помедлив, отрицательно потряс головой:

– Н-нет.

Я добродушно улыбнулся и позвякал в воздухе связкой ключей. Кадык его запрыгал.

– Она не моя, честное слово! У знакомого одолжил!

Я пожал плечами:

– А чё колотишься? Мне по хрену – твоя, не твоя. Идем. – И сдавил ему локоть.

Зверёк дёрнулся.

– Куда?

– Доить верблюд§. Сперва на кухню.

– Зачем?!

Ответом я его не удостоил. Отволок на кухню, набрал стакан воды и попросил:

– Открой рот.

Догадливый Гена затрепыхался:

– Не буду!

Я коротко врезал ему кулаком в солнечное сплетение, и он сложился как циркуль. Покуда приходил в себя, я бережно поддерживал его за талию, а когда пришел, то рот его в поисках воздуха был распахнут шире, чем у Щелкунчика. Высыпав горсть таблеток Геннадию в пасть, я приложил к его губам стакан. С трудом, захлебываясь и перхая, он проглотил наконец и таблетки и воду. Я похлопал его по спине:

– Молодец, а теперь погуляем!

Волочь невысокого, сухого Зверька под руку было легко. Со стороны, наверное, могло показаться, что один датый кореш тащит другого, еще более датого, на поиски новых странствий и приключений. Да впрочем, примерно так оно и было. Только мы не были ни датыми, ни корешами.

Метрах в сорока от моей "белянки" стоял потрепанный "Опель-кадет". Так вот, оказывается, чей это драндулет. Я тряхнул Зверька как грушу:

– Твоя?

Он тупо вылупился на машину – уже начал косеть:

– М-м-моя… – И уронил башку на грудь.

Еле допёр. Запихнул бедолагу на заднее сиденье, а сам сел рядом. Генка сразу же опять стал клевать носом, однако я решил не спешить – мало ли. Закурил, протянув руку, включил приемник и поймал "Европу плюс". Ёлки, повезло – "Bye Bye Love" "Эверли Бразерс"! Исключительная по нашим временам редкость, просто раритет. А потом была – "Imagine"… Ну, не послушать "Imagine" я, естественно, не мог, но после хладнокровно вырубил приемник и, свалив уже полностью отключившегося Зверька на сиденье лежмя, вернулся к калитке, загнал свою труженицу во двор, а потом снова закурил. Теперь можно было целиком сосредоточиться на Зверьке.

Тот, горемыка, мирно посапывал на заднем сиденье. Так он и посапывал, пока мы не выехали из города и не остановились на обочине идущей аккурат по-над морем дороги. Я вышел из машины, глянул с обрыва вниз. Нет, не очень удобное место. Высоко, но обрыв не крутой, можно и самому угодить под раздачу. Стоп, а вон там, впереди, метров через сто пятьдесят на повороте, кажись, самое то…

Поставив тачку на краю обрыва и вынув из кармана гранату, которую захватил из своей машины, я осторожно приоткрыл переднюю правую дверь и посмотрел под обрыв. Да, здесь пониже, но зато круче и есть где укрыться. А вон хотя бы в той расщелине, и она близко – всего пара метров.

Мимо туда-сюда сновали машины. Я дождался, когда ни в одной из сторон на какое-то время не стало видно никого и ничего, и, выдернув чеку, бросил гранату в кабину "Опеля". Сам же моментально прыгнул вниз (несколько секунд в запасе есть, но к чему фраериться) и, как барсук в нору, забился в глубокую известняковую расщелину. Накрыл голову руками…

БА-БАХ!!!

Когда я посмотрел под обрыв, то, что совсем недавно было "Опелем", как раз заваливалось в море. Была ли там "вся" машина, сказать трудно, как трудно сказать, был ли там "весь" Зверёк. Возможно, фрагменты и второго и первого остались и на суше, но это интересовало меня менее всего. Гораздо актуальнее сейчас было делать ноги с места, как пишут в газетах, трагедии. И я их сделал.

Где бараньими скачками, а где чуть не ползком, но спустился к воде и дёрнул в направлении города. За поворотом, отряхнув брюки и напустив на себя безмятежно-туристический вид, снова поднялся по сварной металлической лестнице к шоссе и, вальяжно перейдя через дорогу, поднял, голосуя, руку и вскоре тормознул "Москвича". Водитель, мужик лет шестидесяти, выпучив глаза, тотчас же принялся возбужденно рассказывать, что "во-он за тем поворотом" только что кого-то разнесло на куски.

Я изумился:

– Да ну! Сами видели?

Он сожалеюще вздохнул:

– Не, не успел. Видал только колесо на дороге и кусок багажника.

– А чё ж не остановились-то?

Мужик посмотрел на меня как на больного:

– Да ну их всех на хрен!

– Кого это "всех"? – поинтересовался я.

Он демонстративно плюнул в открытое окно.

– Да всех! И кого взрывают, и милицию.

Я понимающе кивнул:

– Больше вопросов не имею.

Так, без вопросов и ответов, мы через пятнадцать минут и докатили до центра. Я расплатился с нигилистом и, дождавшись, пока "Москвич" скроется за углом, принялся ловить другую машину. Конспирация, господа…

Когда я бесшумно вошел в дом, то сразу же, по запахам, понял, где искать Маргариту, – на кухне.

Там я ее и нашел. Гм, судя по всему, наконец-то мой приезд будет отмечен достойным этого знаменательного события образом.

Скромно кашлянул, и Маргарита обернулась как ужаленная. До сего дня ни разу не видел ее в передничке. Очень трогательно!

А знаете, чего мне вдруг страшно захотелось? Чтобы она мучительно-радостно простонала: "Ну наконец-то!"

Фига, не дождался. Однако же ее взгляд…

Всё, больше ни слова. Да слушайте, какие могут быть слова, и какими вообще словами можно передать в з г л я д?..

Ей-ей, казалось, что всё вдруг застыло и затихло вокруг. И не только вольные ветры и птицы (которых, кстати, и так не было слышно), а и даже всяческие пошлые сковородки, конфорки, духовки…

Застыли и мы. Я – в дверях, она – у плиты. Конечно, это было не слишком-то романтично, но я в какой-то момент просто шкурой ощутил, что романтика еще впереди, что…

Но впрочем, довольно. Глотайте слюнки!

А в самом деле, у меня, сколь то ни странно, внезапно потекли слюнки.

Но при виде не жаркого, нет, а – М а р г а-

р и т ы.

И у нее внезапно потекли.

Слезы…

Всё! Обрыв связи.

Прости, Натали!

Пощади, Лариса!

Извини, Гена…

Глава вторая

Вечерело…

Мы с Маргаритой неподвижно лежали на ее грандиозной кровати в позе "бойцы вспоминают минувшие дни". Я, по крайней мере, именно в такой, и казалось, нависни сейчас надо мной какая-нибудь смертельная опасность – и членом не пошевельну, приму все смиренно, как данность.

А вот разговоров мы еще не вели. Некогда было, да и нужны ли они теперь, эти самые разговоры? Я в смысле – ну их, эти половые разборки! Главное – то, что происходит сегодня, сейчас…

Слегка покосился на Маргариту. Глаза закрыты. Точеное, чуть разрумянившееся лицо на вид бесстрастно, и один аллах ведает, что творится под этими прекрасными золотистыми волосами и не менее прекрасной черепной коробкой. Какие мысли бродят? О чем? О ком? В каком, извиняюсь, сочетании и контексте?..

Но вообще-то занятно, какими будут наши дальнейшие отношения. Да, разумеется, кое-что сегодня случилось, и от этого не отмахнуться ни ей, ни мне, но, в принципе, я не склонен был чересчур уж преувеличивать значение данной "встречи на Эльбе". Так нужны ли мне лично эти самые "разборы полётов"?

Да сто лет не нужны! К тому же через несколько часов надо звонить Профессору, а звонить Профессору всегда желательно с холодной, трезвой и спокойной головой. Кроме того, мне надо искать письмо. Письмо, которое Серый, оказывается, написал незадолго до смерти и которого я так и не прочел. Почему? Да потому, что по почте оно отправлено не было, и значит, Серый спрятал его в доме.

Я снова невольно покосился на фактически раскрытую Маргариту: ох, отвлекает! Осторожно протянул руку и набросил на нее покрывало. Так, о чем, бишь, это я?

Ага, письмо. Кабы Серый остался жив, надобность в нем, естественно, отпала бы. Но он чувствовал, а может, и знал, что не останется жив, и потому написал и спрятал письмо, наверняка велев Маргарите сообщить мне об этом, а она, чертовка, не сообщила! Почему?

Похоже, пора вставать. Нет-нет, конечно же, я и не мечтал прямо сейчас, надев трусы, с полпинка отыскать послание Серого. На это, возможно, потребуется день, может, неделя, а может, я его вообще не найду!

Ха, а вот это будет уже хреново, потому что в сложившейся ситуации "белых пятен" передо мной не меньше, нежели год назад, а пожалуй даже и больше – "Скорпионы" вдруг начали размножаться с поразительной быстротой, а я о подноготной этого интимно-криминального процесса ни ухом ни рылом. Да к тому же…

И тут зазвонил телефон.

Маргарита моментально открыла глаза. Еще затуманенные, но уже с проблесками разума.

– А? Что?!

Я пояснил:

– Телефон. Взять?

– С ума сошел!

Она как пружина вскочила с постели и в чем мать родила бросилась к телефону.

– Да? Да? Слушаю!..

Поскольку не следить за ее перемещениями в пространстве было выше моих скромных сил, я и следил. А заодно и за ее лицом, которое внезапно нахмурилось. Некоторое время она напряженно слушала. Потом вдруг резко, как кобылица, мотнула шеей и гривой:

– Нет! Я сказала – нет!

(Эх, дорого бы я дал, чтобы иметь возможность послушать и вторую часть этого, без сомнения, прелюбопытнейшего диалога.)

– Что-о-о?! – Глаза ее недобро прищурились: – Так вот как ты запел… Кто? Ах, он?.. – Взгляд ее от окна неожиданно переместился на меня. – Да, он здесь… Что значит – почему?.. Послушай, а какое право ты имеешь говорить со мной в подобном тоне?!

(Я смущенно заелозил задом по постели – речь явно шла обо мне.)

– Нет… – Теперь голос Маргариты стал по-настоящему злым. – Говорю – нет! – чуть ли не в десятый раз повторила она. – Он пробудет здесь ровно столько, сколько захочет… Как это расценивать? Ч-чёрт, да как тебе угодно! – И швырнула трубку.

М-да, сколь ни избито звучит, но в гневе Маргарита действительно была особенно прекрасна. Воодушевленный, я тоже вскочил с кровати и, замотавшись в простыню как какой-нибудь Тиберий Гракх в тогу, вприпрыжку помчался к ней. Глаза ее метали молнии, от волос едва не сыпались искры, а весь эфир вокруг изумительного тела, казалось, был просто напоен электричеством, словно перед грозой.

Рискуя схлопотать вольт триста, я все же обнял ее, нежно чмокнул в классический нос и еще нежнее проворковал:

– А хочешь, родная, скажу, кто твой… любовник?

Губы ее чуть скривились:

– Да неужели? Ну скажи.

Я горестно вздохнул:

– Майор Мошкин, чтоб ему! Одного не могу понять: за что эдакому козлу подвалило такое счастье?

Маргарита опустила голову:

– Он не майор, а подполковник. – И тихо добавила: – Нет… Теперь уже нет.

– Не подполковник?! – удивился я. – Ты его разжаловала?

Она рыкнула:

– Идиот! Не любовник!

Я снова прилип к ней как клещ:

– И это радует…

Стрелки часов вплотную приблизились к семи вечера (видите, сколь насыщенным получился день), и я решительно заявил:

– А сейчас мы поедем к твоему отцу.

Маргарита вытаращила глаза:

– Это еще зачем?

Я тоже вытаращил:

– Что значит – зачем? Ты ему звонила?

– Нет, но…

– А почему? Старик же в самом деле осатанел. От этих записок, ну и вообще…

Она не врубилась.

– Каких записок?

– Да ладно, – махнул я рукой, – проехали. Но говорю же, он страшно беспокоится.

Маргарита кивнула:

– Хорошо, сейчас позвоню, – и направилась было в гостиную, однако я непреодолимой глыбой вырос у нее на пути.

– Теперь уже не "позвоню", а едем!

– Да зачем?!

Я укоризненно покачал головой:

– Не, ну ты даешь! Папа извелся, места себе и другим не находит. – Помолчал и загадочным шепотом добавил: – Понимаешь, я приготовил тебе небольшой сюрприз. И сюрприз этот там.

Вид у Маргариты стал озадаченным, и уже через секунду я потащил ее к двери. На ступеньках крыльца спохватился:

– Погоди, мигом.

Вернулся в дом, забежал в ванную, выбежал…

Потом опять запер дверь и, усадив даму в салон, вывел машину на улицу. Закрыл ворота и скомандо-вал:

– Тронулись!

Маргарита странно поглядела на меня. Пожала плечами:

– Ну тронулись…

У дома Паука нас встречала во всем своем вечернем великолепии собственной персоной их высочество Татьяна ибн Николаевна. На мой взгляд, утреннее ее великолепие было не хуже, но… Молчу-молчу.

– Риточка! – по-моему, достаточно искренне взвизгнула Татьяна Николаевна и обняла мою спутницу, пожалуй, гораздо теплее, чем того потребовали бы дежурные приличия. – А уж мы-то как волновались, как волновались! Вовик сам не свой ходил…

Лица Маргариты я не видел, но подумал, что слово "Вовик" наверняка должно вызвать у нее довольно негативную реакцию.

– Вечер добрый, – шаркнул сам как гимназист ножкой, и Татьяна Николаевна моментально обратила сияющий лик в мою сторону.

– О-о-о, и наш бесстрашный рыцарь здесь! – пропела супруга "Вовика", перепархивая от Маргариты ко мне.

– Риточка, так это он, да?

Маргарита вздохнула с видом полной покорности судьбе:

– Кто – он?

– Твой славный избавитель, да?

– Нет! – воскликнул я и галантно припал к загорелой ручке хозяйки. – Нет! К счастью, произошло недоразумение и избавлять никого не понадобилось. А… Владимир Евгеньевич?

– Скоро будет, – все так же лучезарно улыбаясь, сообщила Татьяна Николаевна. – Нам еще утром позвонила Лариса и рассказала, что всё в порядке. – Всплеснула руками: – Риточка, но мы же тоже тебе звонили!

Маргарита дёрнула плечом:

– Мы… Я не брала трубку. – И вдруг бесцеремонно уставилась на меня: – Ну?

– Что – ну? – не понял я.

– Ну и где твой обещанный сюрприз?

Я растерялся:

– Сюрприз?.. – Но тотчас сообразил: – Ах, сюрприз? Ну как же! – И, сунув два пальца в рот, оглушительно свистнул.

Секунд пять ничего не происходило. А через пять произошло. Из-за дома на крейсерской скорости вылетел Джон и громадными прыжками понесся к нам, топая по земле и асфальту как тыбыдымский конь. Следом выбежала Герда и тоже направилась в нашу сторону, значительно, впрочем, отставая.

– Ай! – нехарактерным для себя тембром проверещала Маргарита и в мгновение ока спряталась за мою широкую спину. – Что это?!

– Сюрприз! – только и успел выдохнуть я, а Джон уже навалился лапами мне на плечи, и, понимая, что спасения все равно нет, я подставил физиономию под его горячий, мокрый и шершавый как рашпиль язык. Маргарита, воспользовавшись моментом, скользнула за спину "мачехи". Герда остановилась чуть в стороне и переводила взгляд по очереди на всех присутствующих. Такая вот живописная мизансцена.

Когда первые радости улеглись, я сбросил лапы Джона с плеч и, взяв его за ошейник, развернул мордой к Маргарите Владимировне:

– Узнаешь?

Начальная реакция – непонимание. А потом… Потом – некоторый проблеск разума в полуиспуганных огромных глазах и…

– Господи! Неужели тот самый?!

– Самый тот! – сияя как медный таз, подтвердил я и прямо с каким-то даже материнским волнением в голосе вопросил: – Ну? Как он тебе?

Маргарита поёжилась:

– Страшный…

Я возмутился:

– И не стыдно дочери собаковода говорить подобные вещи?

Она почти целиком высунулась из-за "мамы". Трагически вздохнула:

– Знаешь, безумная любовь к животным, к счастью, не передалась мне вместе с отцовскими генами.

Я вознамерился было порассуждать на тему: а что же именно, к счастью, с отцовскими генами ей передалось, однако вовремя передумал, и тут еще кстати спохватилась Татьяна Николаевна:

– Ой, Риточка, но что же мы стоим! Прошу! Прошу всех в дом.

Я кивнул:

– Ага, сейчас. Идите.

Она удивилась:

– А вы?

– А я с вашего позволения… – Улыбнулся добродушно и простодушно. – Я, с вашего позволения, прогуляюсь с этими ребятами, – показал на собак, – по саду. Соскучился, знаете ли, по своему обормоту. – Добавил: – И к бассейну схожу. – Еще добродушнее и простодушнее: – Понравился мне, чёрт побери, ваш бассейн!

Но, похоже, вера в мое добродушие и простодушие у Маргариты была минимальной, потому что она очень подозрительно уставилась сперва на меня, а затем на Татьяну Николаевну, но в итоге так ничего и не сказала. Да и что она могла сказать? Обвинить нас в совместном загорании? Детский сад! Тем более, она об этом загорании и не знала.

Короче, в конце концов дамы удалились в дом, а я с собаками – в кусты. Бассейн бассейном, но мне просто надо было отойти подальше от посторонних глаз. И, между прочим, даже и хорошо, что Паука не оказалось в норке – любой разговор с ним я предпочел бы отложить.

Забредя в самые дальние кущи, я нашел палку покрепче и принялся ублажать Джона аппортировочными забавами. Он, как все (собаки), эти игрища обожает, и скоро я в натуре замахался кидать его дубину. А вот Герда – нет. Герда настороженно относилась к моим попыткам перейти с ней на более короткую лапу. Она охотно бегала по траве и кустам, сопровождая Джона в его метаниях за палкой, но на меня по-прежнему посматривала если и не враждебно, то во всяком случае с прохладцей. Но мне-то, ёлки, нужна была сейчас именно Герда…

Только минут через десять она дала наконец себя погладить. Через пятнадцать – приобнять, а через двадцать завиляла хвостом. На большее у меня просто не оставалось времени: может вернуться домой Паук, да и ну как девушки возжелают моего драгоценного общества.

Я уселся на траву и как дурак принялся начесывать Герде за куцым ухом. Чесал минуту, другую… Ей-ей, от подобных ласк растаяло бы даже самое холодное собачье сердце!

В конечном итоге оно и растаяло. Сука (это в качестве синонима, а не ругательства) рухнула на спину и принялась блаженно елозить хребтом по земле. Я же одной рукой – к ревности Джона – продолжал наяривать ей бока, загривок и брюхо, а при помощи другой внимательно изучал ошейник. Хороший ошейник, не хуже моего (то есть, Джонова) – красивый, крепкий. А потом…

А потом я сунул руку в карман и достал тюбик "Суперклея" и завернутое в носовой платок лезвие от безопасной бритвы.

Отвернитесь на секундочку, ладно?..

Я уже запихивал Джона в машину, когда на крыльце появились Татьяна и Маргарита. Удивительно, но первой у калитки оказалась не дочь, а супруга «Вовика».

– Вы куда?!

Захлопнув дверь за Джоном, я извиняюще развел граблями:

– Простите, но совсем забыл, что срочно должен заехать в одно место.

Она обиженно поджала губы.

– А мы с Риточкой уже накрыли на стол! И Вовик звонил. Он скоро будет.

Подоспела, как тяжелая кавалерия, Маргарита. И ее песнь зазвучала в иной тональности:

– Эй, что еще ты затеял?

Я оскорбился:

– Почему – затеял? Ничего не затеял! Просто мне нужно. Понимаешь? Нужно!

"Мама" Таня растерянно ткнула пальчиком в направлении прильнувшей к стеклу не менее растерянной морды Джона:

– А его зачем забираете? Мы к нему уже так привыкли, и ему у нас хорошо. – Точно в подтверждение этих слов и Герда поднялась на задние лапы, положив передние на забор, и теперь с неподдельной женской тревогой глядела попеременно то на меня, то на своего недавнего компаньона.