Текст книги "Возвращение Скорпиона"

Автор книги: Юрий Кургузов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 23 страниц)

Глава двенадцатая

Распрощавшись с остроумным ровесником своей «Волги», я какое-то время поблудил по центру города, проверяя, нет ли «хвоста». Не давал покоя казус с мотоциклистом – надо же, вроде все предусмотрел, сменил машину, а просекли как сосунка!

По улицам спешили люди, однако было их не так много, как в прошлый мой приезд: курортный сезон-то еще не начался. Но сейчас мне здесь нравилось больше, чем год назад. Фактически уже стояло лето, было просто тепло – очень тепло, а, к счастью, не очень жарко, как тогда.

Поскольку все равно требовалось убить время, я пошел на пляж. Некоторые из приезжих купались. Да, конечно, вода была относительно прохладной, но лишь относительно. В наших среднерусских реках и водоемах она становится такой не раньше июня, а здесь пожалуйста: начало мая, а ныряй сколько душе угодно без риска отморозить задницу или простудиться.

Я и нырял. Потом валялся на теплой, а не прожигающей шкуру до волдырей гальке. Снова нырял. И снова валялся. И так часа два. Невдалеке расположилась компания: белые как известка двое парней и три девушки. (Впрочем, наверное, я и сам бы выглядел не лучше, кабы не был смугл от природы.) Они тоже купались, а девушки вдобавок еще и звонко визжали, потому что ребята за руки-за ноги поочередно швыряли их в воду, сердились и барабанили своих "мучителей" кулачками по чему придется, однако, вырвавшись, далеко не убегали, а снова давали себя ловить и швырять этим, как они громогласно выражались, "дуракам".

Я завистливо вздохнул – молодо-зелено! – и отвернулся. Но когда один из парней подошел ко мне и пригласил на партейку "подкидного" (не хватает шестого), отказался.

Да ну их, думал я, с достаточно сложными чувствами вспоминая бедную Анастасию. Правда, потом, продолжая наблюдать за компанией краешком глаза, сообразил, что скорее всего ребята решили таким образом захомутать кавалера для третьей, в некотором смысле "лишней" девушки. Это открытие малость успокоило, но не тронуло. Не нужна мне сейчас девушка. Ни лишняя, ни нелишняя. Да и я – на кой я этой девушке нужен? Ничего, до вечера времени достаточно, еще успеет кого-нибудь закадрить.

Ощутив легкий голод, я встал, оделся и пошел искать кафе. Нашел, немного пожрал и, посмотрев на часы, направился через дорогу к стоящей несколько на отшибе скамейке. Присел, достал телефон и набрал домашний номер Маргариты. Тишина, там уже никого. Что ж, придется по другому номеру.

На сей раз трубку взяли почти моментально.

Грубый мужской голос:

– Алло!

– Мне Владимира Евгеньевича.

Трубку прикрыли ладонью, но я все равно слышал какие-то крики. Видимо, "паучата" звали к телефону своего драгоценного Паука.

Дозвались.

– Слушаю! – Голос дребезжащий, напряженный и сердитый.

– Это я, – сообщил я и даже сквозь все разделяющие (или соединяющие) нас провода и антенны услышал, как он зло скрипнул зубами и… разразился вдруг таким бурным потоком самой расплощадной брани, что у меня едва уши не отвалились. И казалось, что слюни его возмущения брызжут мне в физиономию через аппарат. Аж появилось желание утереться платком.

Когда он иссяк, я спросил:

– Выступили?

– О…! – Снова мат, но на сей раз одиночный. Последний патрон.

– Слушайте! – возмутился я. – Если можно, по существу. Пока ничего не понял.

Несколько секунд он молчал – похоже, брал себя в руки. Наконец вроде бы взял.

– Вы что делаете?! Что вы себе, пёс вас раздери, позволяете!

– И что же такого особенного я себе, пёс меня раздери, позволяю, Владимир Евгеньевич?! – удивился я.

– Тьфу! – Он плюнул, и отнюдь не символически. – А кто был сегодня в "Голубом поплавке"?

Хоть он меня и не видел, я сделал круглые глаза:

– Где-где? – Потом снова сделал нормальные. – А-а-а, на той посудине. Н-да, шикарный притон…

– Что вы натворили! – перебил Паук. – Нет, вы вообще-то соображаете, что натворили?!

Я вздохнул как Печорин:

– Господи, ну а что уж такого особенного я натворил, а, Владимир Евгеньевич?

Старик снова заклекотал:

– Не прикидывайтесь идиотом! Вы покалечили шестерых! И один не известно еще, выживет ли. За что?!

Я уточнил:

– Это который "не известно еще, выживет ли"? Со лбом, горлом или вилкой?

– О…! – Опять мат. – С горлом!

Я пожал плечами:

– Будем надеяться на лучшее. – Добавил: – Простите, но не пойму я вас. Ваша дочь похищена…

Он заорал:

– Что?!

– То. Но не убивайтесь. Помните, что было начертано на перстне Соломона? "Пройдёт и это". Пройдёт и это, Владимир Евгеньевич, только мне лично обидно: Маргарита исчезла, я как проклятый пытаюсь ее найти, предпринимаю кой-какие шаги – и вы же меня кроете на чем свет стоит!

– "Кой-какие шаги"!.. – проскрежетал он. – Но зачем вас понесло в "Поплавок"?!

– Здрасьте, – хмыкнул я. – А куда же было идти? Во Дворец пионеров?

– Да с чего вы вообще взяли, что Маргарита похищена?!

– Да с того, что утром она вышла от подруги за сигаретами и не вернулась… Ой, простите, может, не следовало говорить, что Маргарита Владимировна курит? Но она не взатяжку.

– Хватит паясничать, – уже тише попросил Паук. – Дальше.

– А что дальше? Но между прочим, у этой Ларисы-то я побывал уже после вашего звонка. Так что вам и без меня было известно, что Рита пропала. А когда я вышел, проезжавший мимо мотоциклист швырнул мне под ноги записку. Прочитать?

– Да, – выдохнул он.

Я прочитал.

– … Вот видите. И кстати, почерк тот же самый, что на записке застреленной в доме Маргариты девчонки. Ну и что, по-вашему, оставалось после этого делать?

Он не ответил, и я продолжил:

– Совершенно случайно мне стало известно, что особой популярностью у ваших, простите, коллег в городе пользуется некая плавучая банка. Вот и решил туда заглянуть.

Паук просипел:

– Но вы же чуть не угробили…

Я обиделся:

– Ах-ах, какие мы, оказывается, нежные! Шел, никого не трогал, вежливо постучал, а тут этот Валера. В общем, он начал меня бить – я и не выдержал, сорвался.

– Не врите! Вы там произнесли целую речь, в которой объявили войну всему городу.

Я замотал головой:

– Позвольте-позвольте! Не городу, а только подонкам этого города. Да, я предъявил им ультиматум: пока ваша дочь не вернется домой в целости, пардон, и сохранности, я буду их мочить. И мне глубоко плевать, виновен кто или не виновен, в авторитете он или шестёрка. До лампочки мне и ваш здешний расклад: головки полетят у всех, независимо от принадлежности к той либо иной своре. Вам знакомо понятие "саморегулирующаяся система", Владимир Евгеньевич? Так вот, ежели ваша местная "система" не отрегулирует этот вопрос сама, она об этом пожалеет. Предупредите своих людей, чтобы залегли на дно, – я же не буду спрашивать у каждого встречного-поперечного, на кого он пашет.

– Послушайте… – Голос Паука зазвучал как из могилы. – Я прошу, я просто умоляю – выбросьте это из головы!

– Что-о-о?! – изумился я. – И сие предлагаете мне вы?! Вы?! Отец Маргариты?!

– Я! – рявкнул он. – Я! Слушайте: час назад в "Голубом поплавке" состоялось небольшое… совещание. Все мои, как вы выразились, коллеги жутко злы…

– Ну и нормально, – перебил я. – Завтра они будут еще злее. После прошлогодней чистки ваше болото опять здорово заросло! Ну ничего, помните принцип: любое творение одного человека в силах разрушить другой? Я этим скотам устрою тихую Варфоломеевскую ночь! Даже несколько приятных дней и ночей. А кстати, вам удалось прибрать тогда к рукам эскадру Бизона или же?..

Молчание. Потом нехотя:

– "Или же".

– Нашелся более молодой и дерзкий хищник?

Паук проворчал:

– Прекратите. И выслушайте до конца. Надеюсь, вы понимаете, что я на этом… совещании молчал.

– В смысле?

– В смысле – ни словом не заикнулся, что в курсе, чья эта работа, а также, что женщина, из-за которой разгорелся весь сыр-бор, моя дочь.

– Ага… – Я осмотрелся вокруг – покуда никто из прохожих не проявлял интереса ни ко мне, ни к скамейке. – Ну-ну, и что?

– А то, что ни один из собравшихся понятия не имел, что кого-то похитили, и все дружно клялись, что ни они, ни их люди здесь ни при чем. Слышите? – чуть ли не крикнул Паук.

Я поморщился:

– Да слышу, не орите, пожалуйста, не глухой. А вы уверены, что не врут?

"Папа" помрачнел.

– Ну, в мозги-то к другому не влезешь… Вроде не врут. Но что любопытно – я понял: они не знают вас, даже понятия не имеют о вашем существовании.

– А "Чёрный Скорпион"? О существовании этого бриллианта они тоже понятия не имеют?

Пауза.

– Да нет, про камень народ, конечно, слыхал. Прошлым летом, уже после вашего отъезда, горячка кой-какая была. Но без толку, ребята покружились-покружились и успокоились.

Я усмехнулся:

– Занятно. За алмаз братва, выходит, в курсе, а что вокруг него тёрся какой-то чужак, – нет?

Паук опять начал сердиться.

– Чёрт, да никому же не ведомо, кто тот чужак! И уж тем более никто не отождествляет сегодняшнего искателя неизвестной женщины с прошлогодним визитером.

За "отождествляет" я тотчас зауважал старика еще больше.

– Ладно, и что же вы из-под меня желаете?

– Что желаю? Боюсь, вы неверно истолкуете мои слова, но…

Поверьте, я ужасно беспокоюсь о судьбе Маргариты и страшно волнуюсь за ее жизнь. Я приложу… я уже прилагаю все возможные усилия, чтобы найти ее, однако… Однако так нельзя! – как из пушки выпалил он. – Нет, я знаю, что мы далеко не ангелы, но вы и вам подобные…

– О, а это идея! – перебил я. – Насчет "мне подобных". Звякнуть, что ли, паре-тройке "мне подобных" да пригласить размять кости? А? Они это дело любят.

– Не идиотничайте, – тихо попросил старик.

Я пообещал:

– Не буду. Валяйте дальше. Итак?

– Итак… – почти прошептал он. – В общем, предлагаю следующее: вы покамест попридержите, пожалуйста, свои порывы, а я сообщу остальным, что вы мне звонили и мы договорились.

– И о чем же, Владимир Евгеньевич?

– О том, что неизвестный (вы же и для меня неизвестный, верно?) согласен подождать день-два, пока мы своими силами попробуем отыскать похищенную женщину. И мы действительно будем ее искать!

Я вздохнул:

– Да это и дебилу ясно, вот только а ну как Риту и впрямь найдет кто-нибудь из этих лосей? И когда все увидят, кого искали, как вы объясните браткам свое молчание по поводу пропавшей дочери? Я-то знаю: вы не хотите ставить их в известность, что спустя год "Скорпион" снова зашевелился, и вполне вас понимаю. А они поймут? Вдруг эти чёрствые люди смекнут, что в глубине вашего любящего отцовского сердца до сих пор теплится надежда добраться до этого отнюдь не философского камня и потому вы вешаете им макаронные изделия на уши? Ей-ей, глубокоуважаемый Владимир Евгеньевич, вы крупно рискуете.

Голос его помрачнел.

– За меня не тревожьтесь. Так согласны?

– На тайм-аут?

– Да.

Я почесал макушку.

– А-а, хрен с ним, будь по-вашему. – Проговорил вроде нехотя, но ведь не сумасшедший же я, в конце-то концов, – объявлять вендетту нескольким сотням рыл в "их" городе! Мне было важно их шугануть, чтобы закопошились, начали искать Маргариту. И вроде к тому все и идет, невзирая на финты хитрозадого Паука. Ох, "папа"-"папа", никак ты не уймешься, опять на что-то надеешься… – Хрен с ним, Владимир Евгеньевич, – повторил я. – Жду сутки, а там будет видно.

– Вот и слава богу! – Старик обрадовался, но я его осадил:

– Не прыгайте, веселиться не с чего – что с Ритой, до сих пор не ясно. Да, между прочим: поскольку в ее доме мне пока появляться не стоит, возьмите, пожалуйста, под контроль машину – чтоб ничего не сперли. Предупредите своих: при неосторожном обращении может рвануть. Еще на всякий случай: у меня имеется набор отмычек, так что если приспичит – загляну. Что еще… Да нет, вроде всё, теперь о главном. Как Джон?

Паук буркнул:

– Нормально.

– Девственность не потерял?

– Представьте себе, потерял. – В его голосе зазвучали злорадные нотки. – А еще он загнал Герду в бассейн, свалился туда сам, а потом они оба извалялись в цементе, и сейчас их отмывают.

– Отмывайте лучше, – сказал я. – Цемент – штука поганая.

Он саркастически хмыкнул:

– Да уж постараемся. Кстати, если вдруг будут новости… Вы где будете сегодня ночевать?

Я усмехнулся:

– Там, где я буду сегодня спать.

Тон мой явно ему не понравился.

– И где же вы будете сегодня спать?

Вот настырный!

– Владимир Евгеньевич, там, где я буду сегодня ночевать…

Глава тринадцатая

До сумерек я слонялся по вечернему городу. Забрел в парк, ходил по аллеям, сидел на скамейках – и думал, думал, думал…

Один раз внезапно возникло довольно ощутимое желание выпить, но я его тотчас подавил: нельзя, придурок, ты – на работе!

Гм, правда, за работу эту мне, кажется, никто не заплатит, но гонорар здесь иной – собственная жизнь. А теперь вот еще и жизнь Маргариты. Нет, в принципе, вознаграждение очень даже и ничего, приличное. Ты только, олух, думай, думай, думай!..

Я и думал. До тех пор, покуда мозги не попросились наружу, а на город не навалилась ночь. Когда навалилась и стало уже невозможно отличить платан от кипариса, я поднялся с последней на сегодня скамейки в последней на сегодня аллее и пошел.

Куда?

Да туда, где уже побывал днем и откуда, надеялся, меня не выгонят во тьму как собаку хотя бы потому, что… А впрочем, об этом покамест не стоит.

Нет-нет, я прекрасно отдавал себе отчет в том, что дом Ларисы далеко не крепость, что он на сто процентов засвечен, но в выборе моем имелись не только минусы, но и плюсы.

Во-первых, я все же пришел к выводу, что непосредственно за свою шкуру (как, надеюсь, и замечательную шкурку Маргариты) пока чересчур трястись не стоило. Убивать нас неизвестному (или неизвестным) до того как либо выжмет из меня все об алмазе, либо окончательно убедится, что не выжмет, нет ни малейшего резона.

Наоборот, ежели он узнает о моем конфликте с местными крёстными папиками – а не узнать не может, – то наверняка предпримет все меры к тому, чтобы меня, не дай бог, не пришили раньше времени. Раньше того, как встретится со мной лично (посредники в таких вопросах нонсенс) и поболтает по существу.

Другой момент. Абсолютно веря в искренность Паука, уверявшего, что никто из здешних боссов к исчезновению Риты отношения не имеет, я столь же абсолютно не верил в искренность самих этих боссов, точнее – одного из них, потому что создавать "товарищество на вере" по добыче "Чёрного Скорпиона" не станет никакой осёл. А надеяться, что человек, выманивший меня сюда и умыкнувший с целью давления на меня Маргариту, дочь едва ли не главного мафиози в здешних краях, – осёл, было бы неосмотрительно. Хотя пока, по сути, для меня это ни шиша не меняло: начиная свою игру, он столь же тщательно, как и в случае с шантажистом "посторонним", просто обязан беречь нас, а особливо меня, от своих собратьев.

Чёрт, при таком варианте присутствовал и еще один скользковатый нюанс, но уже для Паука. Ведь если похититель Риты – его "коллега" из соседней стаи, то ему прекрасно известно, о ком речь. И что, по идее, старик должен "бить в набат" – а он молчит как рыба об лед, лепечет что-то о "какой-то" женщине. И значит…

И значит, он может заподозрить Паука в тайных, пардон, со мной сношениях и в удобный момент прижать и его. Но, впрочем, эта палка о двух концах: неизвестный должен столь же прекрасно осознавать, как уже его самого способен прижать Паук, ежели выяснит, кто украл его дочь.

А-а-а… Я махнул рукой. Обсасывать варианты и возводить всевозможные умозрительные конструкции можно до бесконечности, однако из сложившегося на данный час "статус-кво" больше ни фига не выдоишь. Просто надо ждать развития событий, а уж где ждать – ей-ей, однохренственно.

Я снова махнул рукой. Останавливая машину.

Первая пулей пронеслась мимо. Вторая тоже. Повезло на третьей.

Я залез на заднее сиденье, потому что хотел раскинуться повольготнее, и назвал водителю адрес. Доехать-то мы доехали нормально, однако мужик всю дорогу опасливо крутил головой, и я наконец не выдержал и посоветовал хотя бы иногда глядеть вперед, заверив, что ни убивать его самого, ни реквизировать его драгоценный шарабан я не намерен.

После этого шофер покраснел, засопел, запыхтел, и остаток пути мы проделали во вполне сносном режиме.

Я сказал, где притормозить, отдал деньги: "Большое вам спасибо!", но, похоже, сосулька в сердце его так и не растаяла.

Обойдя дом со всех сторон и не обнаружив никого и ничего подозрительного, ступил в темный подъезд, поднялся на второй этаж и нажал кнопку звонка. На этот раз похабно проверещала "Ламбада", и на этот раз я не стал баловаться с "глазком". Может, потому и дверь открылась быстрее.

Лариса стояла и молча смотрела на меня. Рубашка в ее туалете уступила место длинному купальному халату, а в выражении лица не проскальзывало совершенно никаких эмоций. Только где-то в самой глубине черных-пречерных глаз нет-нет да вспыхивали микроскопические искорки, но ведь они могли означать что угодно, верно?

Сообразив наконец, что пауза затягивается до неприличия, я с понтом несмело улыбнулся:

– Здесь посылают на Луну?

Женщина усмехнулась:

– И какого же ответа вы ждете? Как в первоисточнике?

Я почти испугался:

– Что вы-что вы! Не надо как в первоисточнике! Просто неудачная шутка… – И тяжело вздохнул: – Не приютите бедного странника?

Лариса прищурилась:

– А что, остальные богадельни уже закрыты?

Я понуро уронил голову:

– Увы, после таинственного исчезновения Маргариты Владимировны я вдруг осознал, что кроме вас в этом городе у меня никого нет.

Она всплеснула холеными белыми руками, скромненько оборудованными тонким золотым браслетом-цепочкой и тремя перстнями.

– Да что вы!

– Угу, – подтвердил я. – Нет, я знаю чуть-чуть Ритиного отца – четыре раза в жизни с ним разговаривал (святая правда), но…

– Но пришли именно ко мне, да?

– Да.

Еще пару секунд стоп-кадр – и она посторонилась.

– Ладно, проходите, бедный странник.

Я вошел в переднюю и стал разуваться.

– Поищите, там где-то должны быть шлепанцы. – Голос Ларисы раздавался уже, судя по всему, из кухни. – Нашли?

– Нашел.

– Не малы?

– В самый раз, – заверил я хозяйку, невольно подумав при том: а интересно, сколько же мужиков влезали в эти шлепанцы сорок третьего размера до меня и сколько еще влезут после?..

Нет-нет, я вовсе не отождествлял сей "тапочный акт" с непременным последующим актом иного рода – сам-то, к примеру, приперся сюда вроде бы не за тем, а значит, вроде бы не за тем могли приходить сюда и другие собратья мои по полу и разуму, однако помните старый итальянский фильм "Следствие по делу гражданина вне всяких подозрений", главный герой которого (Волонте), большая шишка, убивает шлюху, уверенный, что ему ничего за это не будет? Так вот про ту шлюху в полицейском протоколе пишут: "Вела исключительно постельный образ жизни". Признаюсь, нам, соплякам, этот "исключительно постельный образ жизни" был тогда как щелка в иной, взрослый, мир, и выражение это нам жутко нравилось, как нравилось несколькими годами раньше чеканное Атосово (из французского фильма): "Миледи де Винтер, заклейменная проститутка…", а несколькими годами позже…

Но, впрочем, довольно о солнечном детстве. Так вот, совершенно не желая никого обидеть, а уж тем более убивать, замечу все же, что словосочетание про, быть может, и не "исключительно", однако достаточно "постельный" образ жизни почему-то преследовало меня всю дорогу от передней до кухни.

В кухне оно меня на время покинуло.

В кухне Лариса уже проворно накрывала на стол и, невзирая на мои вялые протесты, выставила едва ли не суточный рацион жиров, белков и углеводов какого-нибудь Александропервовского гренадера или кирасира.

Выставила. Сказала:

– Приятного аппетита, – и ушла. А-а, ну коли так…

Когда Лариса вернулась, практически все было уже кончено, и я томно отдыхал, развесив свои годовые кольца на спинке ее мягкого, ну очень мягкого кухонного дивана, как питон, переваривающий антилопу.

– Огромное спасибо, – проговорил я.

Она кивнула:

– Огромное не за что. – Обозрела царящую на столе пустыню. – Ну вот, а вы боялись. – Строго предупредила: – Не трогайте здесь ничего, идите в зал, включайте телевизор и отдыхайте… – И вдруг негромко спросила: – Риту, видимо, вы не нашли?

Я утробно вздохнул:

– Видимо…

Она дёрнула плечом.

– Ладно, идите. Прилягте на тахту, а я пока приму душ. – В ответ на мой заинтересованный взгляд пояснила: – Перед вашим приходом я как раз собиралась принять душ. А вы не хотите?

Я начал расстегивать рубашку:

– Хочу!

Она рассмеялась:

– Ишь, прыткий! После меня. Или хотите до?

Поразмыслив, признался:

– Я хочу одновременно.

В глазах Ларисы заплясали юмористические бесенята, а синхронно с бесенятами заплясали под халатной материей полные груди.

– Оба мы там навряд ли поместимся. Особенно после того как… – И показала на пустой стол.

Я сделал обиженное лицо:

– Так вы это нарочно?

Она подтвердила:

– Конечно, нарочно. – Посерьезнела. – Ну, довольно трепаться, идите, не задерживайте ни меня, ни себя.

Я подчинился.

– Ухожу. Ухожу, о странноприимная! – Ушел. Пришел. Включил телевизор и вытянулся на громадной тахте.

В телеке шло что-то очередное из породы "поля чудес", но я обостренным слухом бдительного пограничника ловил сейчас только звуки воды, доносившиеся из ванной, и по меняющейся интенсивности этих звуков невольно пытался гадать, какая именно из частей пребывающего там роскошного тела и под каким углом подвергается в данный момент более или менее пристрастному омовению. Ох, слушал-слушал, гадал-гадал, – и, чтобы хоть как-то успокоиться, вскочил и заходил взад-вперед.

Наконец звуки стихли, и понемногу кора моего головного мозга вновь начала возвращаться в относительное равновесие с остальными членами.

Вошла Лариса с огромным тюрбаном из полотенца вместо волос.

– Вы что стоите? В ногах правды нет.

– Но нет ее и выше! – неожиданно для самого себя ляпнул я. – Ой! Извините, я совсем не то имел в виду! И вообще, это не я, это…

Она громко расхохоталась:

– Ладно, Нью-Гамлет, топайте в ванную, там всё приготовлено.

Что ж, потопал. Запираться, малость поразмыслив, не стал – а ну как хозяйке что срочно понадобится. Разделся, включил воду, намылился, потерся от души, начал смывать пену и…

И тут вдруг погас свет.

В первый момент я, по привычке видеть во всем только дурное, дёрнулся – и едва не поскользнулся, с трудом удержав равновесие. Однако же во второй…

В общем, обнаружив, что под струями теплой воды уже не одинок, я не стал кричать "На помощь!" и звать милицию. Лишь пробежался, как пробующий новый инструмент пианист по клавиатуре, дабы убедиться в качестве его звучания, пальцами по спине инкогнито. Заодно же пробежался и для того, чтобы прояснить для себя: что сие значит? Случайная детская ошибка или же вполне осознанное взрослое действие? Или – действо.

– Evening,1 – сказал я и со спины поскакал дальше. – Заблудилась?

Мокрая она прижалась к мокрому же мне:

– Нет, просто решила поздороваться поближе.

Я вздохнул:

– Что-то долго собиралась.

– А присматривалась. Здравствуй!

– Ну здравствуй…

Какое-то время после этого наши рты были заняты, а когда освободились, Лариса фыркнула:

– Ой, живот проткнешь!

Я рекламным голосом пояснил:

– "У тебя две дырки…"

– Хочешь сделать третью?! – Она быстро повернулась спиной, наклонилась, но не успел я обрадоваться, как сверху на голову и все остальное хлынул могучий ледяной поток.

Я с ревом отшатнулся:

– Ты что?!

Добрый смех:

– Ничего. Остынь, потерпи до суши… – Опять какие-то телодвижения в кромешной тьме – и вновь да здравствует горячая вода!

Я проворчал:

– А чё ж до суши-то?

Лариса обхватила меня за шею (значит, снова повернулась):

– Хочу там.

– Так ведь можно сначала тут, а потом там, – по-крестьянски здраво рассудил я, но она возразила:

– Знаешь, я девушка крупная, да и ты тоже. Будем здесь топтаться как слоны в посудной лавке – еще ванну свернем.

– Не свернем, – заверил я. – Она крепкая. А что касаемо слонов, то изо всех слоних, с которыми мне когда-либо приходилось встречаться…

– Под душем?

– Везде. Так вот, изо всех слоних, с коими я в той или иной степени имел дело на земле, на воде и в небесах, ты самая грациозная.

Теперь и ее руки забегали по мне.

– Благодарю!

– Правда-правда. Слушай, а твоя основная гражданская специальность случайно не врач?

Она хлестнула меня мокрой гривой по шее.

– А если врач?

– И какой же, коли не секрет?

– Подростковый.

Я притворно застонал:

– Так и знал! О-о-о, несчастные подростки!.. – Однако тут же застонал непритворно: – С ума сошла?! Больно! Отпусти!

Лариса чуть ослабила хватку:

– А не отпущу – убьешь?

(Гм, странный, весьма странный вопрос.)

Я мужественно стиснул зубы.

– Убить не убью, но пилюль наваляю… Шутка. Женщин, тем более таких ослепительных, как ты, надо не убивать, их надо…

Она оторопела и отпустила меня. То есть, не меня, а… В общем, не важно.

– Вот так странничек из ночи! Вот так рыцарь и джентльмен!

Под теплым проливным дождем я нежно приник к ее мягкой шее.

– Прости…

Наконец мы вылезли из ванны. Лариса ощупью отыскала полотенце, и мы по очереди насухо вытерли друг друга. Этот достаточно невинный факт вновь меня взбеленил, я опять было напыжился, однако она взяла меня за руку и толкнула дверь.

В коридоре царил полумрак – осколки света долетали из какой-то из комнат. Лариса пошла в эту самую комнату, я – за ней, и вот только теперь наконец-то сумел оценить в полной мере, какой лот мне сегодня достался. Знаете, в подобных случаях нет ни малейшего смысла подробно и педантично, точно занюханный дореволюционный дьячок, описывать, словно занося по прейскуранту в амбарную книгу, все эти изгибы и извивы, выпуклости и впадины, бархатистость кожи и тактико-технические характеристики и параметры различных частей тела – груди, талии, бедер, ягодиц, темный треугольник внизу живота… Особенно – темный треугольник внизу живота. Вы, часом, не обратили внимания? Какую книжку про это дело, в смысле любовь, ни открой – обязательно на энной странице хоть краешком да мелькнет этот самый "темный треугольник внизу живота"! Ну, иногда – "светлый" или "золотистый", но это реже. Ей-богу, будто слов других нет!.. Стоп! Куда это меня понесло, к чему это всё?.. А, вспомнил! Так вот, я лично при описании экстерьера моей сногсшибательной хозяйки не собираюсь опускаться до подобных дешевых штампов. Нет, я просто целомудренно прикушу язык и… и всё равно всё будет понятно.

Пока шли, мы совсем высохли. А шли мы, как оказалось, в спальню. Остановившись возле огромной, как Байконур, под алым, на четырех резных столбиках балдахином кровати, Лариса повернулась, и уж теперь-то я разглядел ее всю…

Ёлки-палки, белая-белая, как плащом облепленная мокрыми иссиня-черными волосами, в бездонных глазах темный огонь, соски навострены как штыки. Ведьма. Истая ведьма! Ну, брат, в атаку!..

…При свете ночника ее лицо казалось мраморным ликом римской богини. Грудь вздымалась чуть ли не до подбородка, губы подрагивали…

Я заботливо набросил на нее простыню, но Лариса отшвырнула ее прочь:

– Отстань! Жарко.

– Извини. – Опер голову на локоть и продолжил смотреть на нее. Через минуту поинтересовался: – Самочувствие в норме?

Она фыркнула:

– Тебе никогда не говорили, что у тебя манеры комбайнера?

Я улыбнулся:

– Нет, единственный, с кем меня сравнивали, это сантехник. – Встал, собираясь сходить в ванную.

– Ты куда?

– Да так, покурить.

Она протянула руку:

– Подожди…

– Жду.

Смотрела она долго. В бездонных глазах, казалось, одновременно отражался и лунный свет, и электрический отблеск ночника.

И вдруг она тихо проговорила:

– Скажи… Она… лучше меня?

Я опешил:

– Она?! Кто – она?

И тут же понял. И счел за благо промолчать.

Лариса кивнула:

– Ясно.

– Что? Ну что тебе ясно?! – рассердился я.

Она же улыбнулась. Впрочем, довольно натянуто. А потом вдруг медленно раздвинула ноги… Ф-фу-у… горизонты, доложу вам, потрясающие!

– Но я тебе хоть немножечко нравлюсь?

Меня опять начало периодически колотить.

– Спрашиваешь! Да такой бомбы я не видел ни в одном порнофильме.

Глаза Ларисы затуманились:

– Это не совсем то, что я хотела бы услышать, но… Иди ко мне…

Я замотал головой:

– Сделай паузу! У меня пистолет раскалился.

Она усмехнулась:

– Требуется профилактический ремонт?

– Всего лишь осмотр. И его я доверю только тебе, клянусь! Подожди минутку…

Она устало опустила веки, и я, воспользовавшись моментом, скользнул в коридор. Шутки шутками, а моему пистолету и в самом деле требовался осмотр. В смысле – я должен был посмотреть, на месте ли он, потому что за истекшие два часа Лариса два раза выходила из спальни.

Осмотр закончился успешно. Пушка бармена все так же пребывала в заднем кармане моих брюк. Я достал ее, завернул в маленькое полотенце и от греха подальше засунул под ванну.

Потом покурил на кухне.

А потом, согласно здешних законов гостеприимства, потопал обратно в спальню.

Эх, соснуть бы хоть часок!

Удастся ли?..