Текст книги "Возвращение Скорпиона"

Автор книги: Юрий Кургузов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 23 страниц)

– Звонил.

– И что старик хотел?

– Попросил позвать Маргариту, но я сказала ему то же, что и вам: ушла утром и не вернулась.

– И он?

– Положил трубку.

Я отхлебнул из чашки. Горячо!

– А во сколько вы видели Риту в последний раз?

– Да я ее вообще сегодня не видела. Слышала сквозь дрему, как она встала, ходила в ванную, на кухню. А потом крикнула, что пойдет за сигаретами.

– Но она же почти не курила?

– И почти не курит. Как и я. Но, значит, захотела, а сигарет нет. Я же ужасная лентяйка и люблю поваляться подольше.

– Ну, ясно, – согласился я. – Поваляться – это хорошо. – И тут же, чтобы она не успела уловить в этой фразе скользкий подтекст, спросил: – А вы, конечно же, не работаете?

Лариса посмотрела на меня как на маленького дурачка. Или большого.

– Конечно же.

– Да-да… – пробормотал я. – Слушайте, а не знаете, к кому бы Рита могла вот так внезапно, ни с того ни с сего отправиться?

– Не знаю! – неожиданно резко ответила она, но тотчас же, уже гораздо мягче, пояснила: – Понимаете, мы знакомы не так давно, чтобы я была в курсе всех ее знакомств и…

– Увлечений? – помог я.

Лариса медленно кивнула:

– Ну-у, пусть будет "увлечений".

Сдержанная мужская усмешка:

– Не волнуйтесь, я не ревнив (вранье). Да и, в общем-то, не имею на ревность никакого права (а вот это сущая правда). Ладно, – поднялся я с кресла. Не без сожаления. – Но ведь кто-то – вы понимаете, о чем я, – кто-то у нее был? Или есть? Поверьте, я не из пустого любопытства. Не исключено, что у нее серьезные неприятности. Видите сами – ее ищу я, ищет отец… Вы, кстати, знаете, кто ее отец? – произнес с легким нажимом.

Ответила Лариса не сразу. Но ответила.

– Догадываюсь.

– Вы догадливая, – похвалил я. – А как насчет предыдущего вопроса? Кто-то у Риты был? Или – есть?

Она прищурила свои диковатые глаза:

– Был… И есть…

– И вы, разумеется, с ним не знакомы?

– Разумеется.

В общем, я задавал вопросы, Лариса отвечала. Или не отвечала. Вела себя она абсолютно естественно и непринужденно, а отнюдь не настороженно или вызывающе. В принципе, все наше общение протекало на уровне некой довольно отстраненной констатации фактов, но в то же время и вид и взгляд ее были порой настолько гипнотичными и притягательными, что мне в какой-то момент захотелось вдруг снова вернуться в кресло, а может, и не только в кресло…

Внезапно я осознал, что вот уже с минуту молчу как пень и просто таращусь на нее.

И я испугался. В равной степени того, что сейчас либо может, либо не может произойти. И – поспешно сказал:

– К сожалению, мне пора. Значит, добавить вам больше нечего?

Лариса пожала округлыми плечами:

– Увы.

– До свиданья, – вздохнул я у порога. – Спасибо.

Она улыбнулась:

– Да не за что. – И вдруг улыбка исчезла с ее полных губ. – Поверьте, я и в самом деле хотела бы помочь, если с Ритой действительно случилась беда, но… Я не знаю, я правда ничего не знаю.

– Ага, – глуповато кивнул я. – Спасибо-спасибо.

– Подождите! – Она назвала номер своего телефона. – Когда что-нибудь выясните, позвоните.

– Обязательно, – пообещал я. – И вы тоже, если что-то узнаете или Рита объявится, сообщите хотя бы ее отцу.

– Конечно!

Я натянуто-дежурно улыбнулся и вышел.

Она на этот раз не улыбнулась даже так. Видимо, была выше всяких там светских условностей.

И может, правильно, что была.

Глава десятая

Я спускался по лестнице и думал о том, что несколько часов назад Маргарита вышла из этой квартиры и больше в нее не вернулась.

Не вернулась она и домой, по крайней мере, до самого недавнего времени. Хотя кто знает, а вдруг она просто взяла да и единым махом решила отправиться к этому… моему, так сказать, преемнику и последователю? Это, кстати, тоже информация, спасибо чуткой Ларисе. "She says she loves you…" Да нет, хрена: she уже не loves you, дубина, she уже loves другого и правильно делает.

В общем, такие вот мысли – не больно веселые, однако и не особенно, знаете ли, убийственные. Во-первых, все же время прошло и замена нашлась, а во-вторых – мне-то кто виноват? Из неких "высших" побуждений я вбил тогда в башку, что этот город и эта женщина для меня табу – ну и всё, теперь утрись и сопи в тряпочку. Она же не высокоидейная Пенелопа, чтобы ждать до седых волос! Да и сам ты, парень, ежели честно, не Одиссей, а так, дерьмо на палочке…

Но тут я вышел во двор, в рожу дохнул всеми своими запахами, ароматами и феромонами весенний южный город, и я с обидой подумал, что и в этом тоже есть какая-то несправедливость. Ну почему, чёрт побери, одним посчастливилось родиться и жить там, где уже вовсю колобродят и цветы, и запахи, и краски, в то время как другим… Я вот выехал из дома в едва ли не зимней куртке, а теперь она валяется в машине как сброшенная за ненадобностью старая змеиная шкура. Здесь-то, поди, уже и купаются…

Нет, после посещения этой Ларисы я распустил сопли как баба. Но причина-то для такого морального насморка была! Я понятия не имел, куда направляться. Прочесал через зеленый двор, вышел на еще более зеленую улицу и закурил.

Я курил и молча крыл и этот долбаный алмаз, и неизвестных сволочей, ухитрившихся таки сковырнуть меня с насиженного гнезда, но главное – себя. За то, что позволил сковырнуть и как осёл понесся к чёрту на рога, даже не проверив подлинность телеграммы. Ну неужели же трудно было позвонить и только потом ехать? Ан нет, захотел сделать сюрприз. Вот и глотай теперь свой "сюрприз", идиот!..

Так, куда же идти или ехать? В дом Маргариты? Наверняка там всё уже в ажуре, "папины" мальчики навели марафет, а девчонку и того фофана где-нибудь закопали.

Я стоял на тротуаре, по улице туда-сюда сновали машины, и вдруг – протарахтел мотоцикл. Ну, протарахтел и протарахтел, однако мотоциклист неожиданно резко сбросил скорость, взмахнул рукой…

Я инстинктивно метнулся в сторону, но ничего страшного не случилось – на асфальт упал обычный почтовый конверт, а мотоциклист (в шлеме, закрывающем лицо) тотчас же газанул и в несколько секунд скрылся в туманной дали.

Оглядевшись по сторонам, я поднял конверт. Он не был заклеен; я извлек из него сложенный вчетверо листок бумаги, развернул…

Почерк тот же самый. Хотя писал неизвестный печатными буквами, но и в печатных ухитрялся проявлять графологическую индивидуальность в виде характерных острых уголков и зигзагообразных перекладинок в некоторых буквах. Текст же гласил:

"Она у нас. Она сказала что ты знаешь где сам знаешь что. Веди себя тихо. Мы сами тебя найдем. Скажешь где он мы отпустим ее".

Понятно? Такая же, как и в записке, которую показывала мне бедная лже-Лизавета, прекрасная орфография, однако просто убийственные пунктуация и стиль. Похоже, это нарочно и автор работает под безграмотного жлоба. Ладно, бог с ним. Главное, что моя нерадостная догадка, увы, подтверждалась: Маргариту зацапали какие-то твари. Как там в записке? "Мы сами тебя найдем"?

Я кротко вздохнул: а вот уж хрена. Попробую поискать вас, ребятки, и я…

Остановив потрепанную жизнью «волжанку», я наклонился к открытому боковому стеклу. Водитель, худой парень лет двадцати пяти (наверняка моложе своей «Волги»), вытянул мне навстречу тощую шею:

– Куда?

Я предложил:

– Давай сяду, а? Поедем мы с тобой в любом случае, но вот "куда", хотелось бы проконсультироваться. Не возражаешь?

Он не возражал.

– Валяй, мне один фиг.

– Вот именно, – подтвердил я, открывая дверь и устраиваясь на сиденье.

– Ну? – ухмыльнулся он. – Консультируйся.

Я неопределенно поморщился:

– Да понимаешь, я приезжий и хочу узнать, где тут у вас крутизна самая собирается. – Пошевелил для наглядности рогатульками из мизинцев и указательных пальцев. – Ну, ты понимаешь.

Он медленно кивнул:

– Вроде… – И посмотрел уже с некоторым уважением, но и одновременно – недоверием. По всему, в его глазах я не шибко тянул на крутого. Да я, в общем-то, и не собирался тянуть, просто мне нужно было узнать, где эта публика любит пастись.

– Ну, если самые-самые – то в "Голубом поплавке".

Я удивился:

– Вместе с гребнями, что ли?

– Ты чё! Самый лихой кабак! Название только старое осталось. – И пояснил: – Там буквы неоновые огромные, им уж лет тридцать, а горят по ночам как в Голливуде. Вот хозяин и не стал снимать. К тому же все привыкли – назови по-другому, никто и не врубится.

– Понял, – кивнул я. – Светлое наследие раньших времен. А кстати, ведь в прошлые годы в такой вывеске никто сроду бы не узрел ничего позорного, отсталые были. Тогда эта публика вместо клубов по захезанным общественным сортирам тёрлась, не то что нынче – весь "ящик" забили. Так мы едем?

Он пожал плечами и тронул свой рыдван с места. При переключении скоростей коробка зарыпела как бормашина.

– Дотянем? – усомнился я.

Водила посмотрел на меня одновременно и оскорбленно, и гордо:

– Ща попрет!

– Ладно-ладно. – Больше я не стал обижать ни извозчика, ни его телегу и с грустью подумал о Джоне. Как-то он там, бедняга? А вдруг уже взял да и оттарабанил эту проклятую Паукову Герду?..

– Извиняюсь…

– Что? – поднял я голову.

– Извиняюсь, говорю. – Парнишка стрельнул оценивающим взглядом. – Может, это, конечно, и не мое дело…

– Конечно, не твое, но выступай, не бойся.

Он снова коротко зыркнул на меня:

– Ты ведь не местный?

– Не местный, и в чем проблема?

– Да в том, что… Слушай, а давай подброшу куда попроще?

– Это что значит – "попроще"?

Водитель полез в бардачок за сигаретами, выловил одну из пачки, сунул в зубы.

– Ну, это значит – куда нормальный народ ходит.

Я нарочито горько вздохнул:

– Да с удовольствием бы. Только вот штука какая – сегодня мне приспичило не туда, куда нормальный.

Он покачал головой:

– Знаешь, сам-то я не был, но слыхал, что там всякое творится.

– Всякое, уважаемый, творится везде, – нравоучительно заметил я. – Всякое творится и на улицах, и в квартирах.

Он усмехнулся:

– Ну да! Только там уборщицы веником в мусорки бабки не собирают.

– А там собирают?! – изумился я.

– Говорят…

Я засуетился:

– Ой, тогда давай пошустрей! Знать, именно туда мне и надо. Слушай, а потом что?

– Что – потом? – не понял он.

– Потом уборщицы те деньги из мусорок достают?

– Достают, – вздохнул он завистливо. – Ясное дело – достают…

– Ну а на пол-то их кто кидает?

Он посмотрел на меня точно на придурка:

– Как кто? Клиенты.

Я не унимался:

– А зачем?

Водила туманно пошлепал губами.

– Это у них фишка такая. Сорят. Особливо когда перепьются.

– А-а, прикол, значит? Эй, но ведь от меня их уборщицы такого мусора не дождутся.

Шофер понизил голос:

– Во-во. Я и говорю: не фига те там делать. Давай где попроще.

Я почесал затылок.

– Так меня в "Поплавок" этот и не пустят, что ли?

– Не, ну пустить-то, может, и пустят, только сам скоро уйдешь. И хорошо, коли на своих двоих. Там знаешь какие шайбы дежурят?

Я испуганно округлил глаза:

– Побьют?

Он хмыкнул:

– Да ладно, коли побьют. – Опять понизил голос до интимного: – Мужики базарили, там даже у бармена под стойкой пистолет.

– Пистолет?! – ахнул я.

– Или револьвер, – немного подумав, сказал он. – Короче, пушка. Не передумал?

Я кротко развел руками:

– Увы. Мне, понимаешь, как назло именно в такое место сегодня и надо.

Он выкинул окурок в окно.

– Ну, гляди, подъезжаем.

Впереди радужно засверкало море, однако цвет у него был еще не вполне летний. Да и температура, наверное, тоже. Плевать! Обязательно искупаюсь.

Шофер свернул налево и поехал по пляжной рокаде – дороге, параллельной набережной.

– Далеко еще?

– Метров двести. Во-он за теми кипарисами.

Я полез за деньгами:

– Тормозни за сто. Разомнусь малость.

– Как скажешь, командир.

Он остановил машину, и я рассчитался.

– Хватит?

– Порядок. Даже с гаком. – Залыбился: – Только извини, шеф, сдачу не даю. Принцип такой.

Я тоже улыбнулся:

– Принцип зашибись. – Поинтересовался: – Бошку за него еще не рвали?

Парень насупился:

– Покуда цела.

Я открыл дверь.

– Береги ее. Штука нежная, нужная, дается один раз и обратно не крепится.

– Ага. – Наверное, и ему захотелось сказать мне напоследок пару теплых. Он и сказал: – Слышь, а интересно бы поглядеть, как ты обратно выйдешь. Туда-то сам, а вот оттуда?

Я рассмеялся:

– Ну погляди. Покури тут малость, а я недолго – долго мне некогда. И все равно ведь потом тачку ловить, наверняка еще куда-нибудь сгонять потребуется, а к твоей я уже привык, она мне даже понравилась. Будешь ждать – жди, я по-быстрому. – И выбрался на тротуар.

Раздумывал водила секунд пять. Потом преувеличенно серьезно, так, словно делал мне громадное одолжение, изрек:

– Лады, остаюсь. Но учти: не из-за денег остаюсь, а исключительно за-ради зрелища!

– Учту. Значит, обратно даром повезешь?

Он сдержанно повел плечом.

– Ты сперва вернись, а там видно будет.

Я так же сдержанно кивнул:

– Спасибо. Постараюсь.

Глава одиннадцатая

«Голубой поплавок» и впрямь оказался «во-он за теми кипарисами». Я завернул за них и очутился посреди круглой мини-площади, служащей для посетителей и персонала автостоянкой. В разных концах ее притулился пяток машин: «мокроасфальтный» «БМВ», белый «Пежо», вишневый «Форд» и ярко-красная «Королла». Нет, правильно, что не подрулил сюда на оставленной за углом колымаге: авторитет сразу был бы потерян окончательно и бесповоротно.

Задрав голову, я посмотрел на венчающие крышу буквы. Они действительно были огромны – метра два в высоту и диаметром с мою ногу. В самом деле грешно ломать такую клёвую вывеску.

Поскольку ни лучников, ни алебардщиков, ни пикинеров у трапа не наблюдалось, я решил взойти на палубу. В конце трапа была небольшая площадка, окольцованная перилами. Резная дубовая дверь, окованная ярко начищенной бронзой, несомненно вела в святая святых.

Я мысленно перекрестился и толкнул дверь, однако с подобным же успехом мог бы толкать весь этот чёртов дебаркадер. Причем до конца жизни. Но до конца времени не было, а потому я начал искать кнопку звонка. Не нашел и забарабанил по двери кулаком. Побарабанил с полминуты и стал ждать результата.

Ждать пришлось достаточно долго, но наконец дверь приоткрылась и в образовавшемся пространстве нарисовалась весьма импозантная фигура, одеянием, а главное, "бабочкой", смахивающая на официанта, зато ростом, а главное, весом – на Леонида Жаботинского в пору расцвета.

Фигура высунула наружу квадратную харю с профессионально свернутым набок явно не в процессе обслуживания посетителей шнобелем и на удивление вежливо спросила:

– Вас ждут?

Я вылупил зенки:

– Чево?

– Вас ждут? – терпеливо повторила фигура.

– А кто меня должен ждать?

– До свиданья… – Дверь попыталась закрыться, но я подставил носок ботинка, и квадратная харя вновь нарисовалась пред моими очами. Правда, теперь выражение лица хари было уже не столь вежливым, а тон не таким терпеливым.

Харя медленно и очень отчетливо проговорила:

– Пошёл вон.

При встрече с необоснованной грубостью я иногда теряюсь. Вот и сейчас:

– Что?..

– Во что! – гаркнул он, и я чуть отступил назад, якобы малодушно бормоча при том что-то типа: "Нет, ну послушайте… Но я же только хотел у вас пообедать…"

Громила зловеще улыбнулся. Похоже, он регулярно репетировал перед зеркалом – слишком уж этот оскал был киногеничен.

Отулыбавшись, он прорычал:

– Пшёл вон, сука!

Грустно вздохнув, я сделал еще шаг назад и поманил сквернослова пальцем:

– Иди-ка сюды.

Глаза его от такой наглости едва не вылетели из-под неандертальских надбровных валиков.

– Что-о-о?!

– Во что, – сообщил теперь уже я, и…

И "официант" не выдержал. Подобного хамства его горячая русская душа не стерпела и рванулась ко мне, увлекая в этом стремительном порыве за собой минимум полтораста кэгэ мослов, жира и мускулов.

Что оставалось делать? Негуманно, конечно, однако, увернувшись от пудовых кулаков, волей-неволей пришлось врезать ему пинком в пах. Он шумно выдохнул и, скрючившись буквой "зю", застыл как окаменевший от солнечного света гоблин. Практически теперь его можно было брать голыми руками.

Я и взял – треснул сначала по печени, а потом, уже оседающему на "палубу", ткнул пальцем в точку организма, которая в одном древнекитайском трактате называется… А впрочем, неважно, как она называется, главное, что пробуждения этого лестригона можно было ожидать минут через пятнадцать, не раньше.

Я уложил его поудобнее и обшарил карманы. Оружия у парнишки не было. В смысле – огнестрельного. Да и действительно, на кой официанту огнестрельное оружие? В карманчике белоснежной форменной курточки шестидесятого размера я нашел лишь кастет. Гм, "Кастет – оружие официанта"… Звучит неплохо. Да и кастет неплохой, немецкий, со свастикой. Сунул его в свой карманчик.

Шагнув через порог, я невольно присвистнул: такой шикарный интерьер в провинции, пусть даже и курортной. Паркетные полы, роскошные ковры на тех полах, мебель и тяжелые, огромные портьеры были заделаны в классическом, несколько даже пуританском стиле, в то время как оформление стен, потолков, система освещения, а также стойка бара и витрина за ней были ультрасовременными. И целая галерея впечатляющих размеров, в полный рост фотоизображений отпадных девиц на правой стене также являла пример симбиоза старого с новым: все они были не целиком, а лишь полуголые (или же полуодетые) – на одних ничего не было сверху, на других – снизу. В глубине зала посетители, похоже, обычно культурно отдыхали: в левом углу возвышалась небольшая сцена для музыкантов, которых сейчас не наблюдалось, а в правом стояли два стола для карточной игры и один бильярдный. Там тоже сейчас никто не играл, и шары с киями мирно покоились на темно-зеленом сукне. Я вздохнул и защелкнул дверь на замок.

В зале наигрывала относительно приятная музыка, и за столиками расположились пятеро или шестеро человек. Наверное, это их тачки стояли сейчас на набережной перед кабаком. Я направился к стойке бара, и выражение лица моего было самым приветливым, чего никак нельзя было сказать про тонкую и худую физиономию бармена. Да и посетители встретили меня взглядами отнюдь не любезными.

Учитывая полуспортивное телосложение большинства клиентов, а также возможное наличие в их карманах некоего арсенала, я, приблизившись к стойке, развернулся вполоборота к залу. Но впрочем, кидаться на меня аки звери покамест никто не собирался – у людей за столиками были свои проблемы и вопросы, которые они сейчас и утрясали друг с дружкой. И мало-помалу я вроде бы утратил первоначальный, вызванный моим появлением интерес публики.

Но не бармена.

Вперив в меня взгляд серо-водянистых, чуть выпуклых глаз, он негромко, почти не разжимая губ, спросил:

– Ты кто?

Я горестно покачал головой:

– Нечего сказать, радушный прием!

Он дёрнул щекой.

– А что ты за яйцо? – И тотчас же поинтересовался: – Где Валера?

Я удивился:

– Какой Валера? Ах, так мальчика зовут Валера? Вот. – Достав из кармана куртки кастет, аккуратно положил его на стойку. – Вот. А Валера… В общем, он спит.

На рыбьем лице бармена не дрогнул ни единый мускул.

– Ты псих? – коротко спросил он.

Я улыбнулся:

– Нет, не псих… – и вырвал из-под стойки его руку с зажатым в ней пистолетом. Чешский "яга" калибра 6,35!

Пистолет стоял на предохранителе, и я, невзирая на дикие крики товарища, стал выкручивать ему кисть, одновременно вежливо глядя на изумленно вытянувших шеи клиентов.

Секунд через пять раздался хруст: рука треснула в кисти и локте, и бармен кричать перестал – потерял сознание. Пистолет брякнулся на стойку, я взял его в левую руку, а кастет в правую и наконец целиком и полностью повернулся к посетителям, растерянность на лицах которых уже сменилась куда более определенными чувствами.

Один из двоих, что сидели ближе ко мне, сунул руку в карман…

Надеюсь, вы понимаете, что стрелять не хотелось, разве уж в самом крайнем случае. Поэтому я просто метнул кастет, и его острые зубья врезались парню в лоб. Бедняга без вскрика свалился со стула, а его сосед побледнел.

Я повел дулом пистолета:

– Встань.

Он медленно поднялся и начал задирать грабли кверху, хотя никто его об этом покуда и не просил.

Я же кивнул на столик, где трапезничали (да нет, уже не трапезничали) еще трое.

– Туда. Живо. И возьми стул.

Он взял и потерянно присел рядом с теми тремя, а я смахнул с бильярдного стола кий и вернулся.

– В одну линию, пожалуйста.

Они загремели стульями, пересаживаясь. Пересели. Я приземлился напротив.

– Благодарю. А теперь…

– …!…!…! – точно прорвало одного из них, самого молодого. Конкретных выражений и эпитетов приводить не буду, неудобно, но легко догадаться, что касались они исключительно меня, а также ближайших моих родственников обоего пола.

Я терпеливо выслушал все до конца, а потом, точно зулус ассегай, воткнул острый кончик кия в горло сквернослова.

Остальные ахнули, охнули, ойкнули. А он, горемыка, еще продолжал сидеть, но кровь из пробитой шеи уже стекала на рубашку и капала на брюки. Резким ширком я продвинул свое импровизированное оружие вперед до упора, а затем так же резко выдернул его из раны, и грубиян, хрипя и булькая порванной глоткой, грохнулся на красивый итальянский паркет.

Перевел взор на оставшихся троих. О, они являли собой прелюбопытнейший групповой портрет. Был бы профессиональным художником, обязательно нарисовал бы когда-нибудь эти такие разные, разные, разные лица, выражения коих объединяло в данный момент одно. И даже не страх, а – непонимание. Искреннее, абсолютное, на грани безумия непонимание того, что происходит. Невесть кто вторгся в их обитель, самым наибеспардоннейшим образом осквернил этот их "Голубой поплавок", а они – не знали! Не понимали! Даже не догадывались! – кто? за что?

И я не стал их томить.

Я вытер кий о пиджак левого и сказал:

– Мне жутко неловко за произошедшее, господа бандиты! Но слушайте и запоминайте. Буду краток. Итак…

Итак, похищена женщина. Молодая женщина. Красивая женщина. Ее похитили, чтобы… А впрочем, неважно, важно лишь, что ее нет. Ей-богу, я совершенно не в курсе ваших здешних раскладов и разборок, понятия не имею, кто заказывает музыку и держит вышку, – меня интересует только эта женщина. И я хочу, чтобы вы рассказали всем – всем! – и своим тузам, и своим шестёркам, что я здесь. И что я – уж простите за высокий штиль – объявляю войну. Всем! Повторяю: мне глубоко наплевать, кто от кого кормится, у кого пасется и чье дерьмо жрет. Женщина должна вернуться домой, иначе каждый день будет умирать кто-то из вас и не в единственном числе.

– Н-но… – пискнул левый.

Я укоризненно покачал головой:

– Хочешь сказать, что слышишь об этой женщине первый раз в жизни? Верю. Но это ничего не меняет. Вам передано сообщение – вы должны передать его дальше. Извини, друг, однако…

Я ударил его рукояткой пистолета по ключице. Конечно, у "яги" рукоятка не очень, но все же. Хруст. Крик. Эффектное падение на пол.

– Вот видите, – сокрушенно вздохнул я, обращаясь к оставшимся за столом. – Но это ладно, зато вон там… – И кивнул им за спины.

Оба инстинктивно обернулись, а я воткнул правому в сонную артерию вилку, а его соседа схватил за волосы. Тот, что с вилкой, всхрапывая, опустился на четвереньки, пошел, пошел, пошел… Упал.

– Финиш, – сказал я последнему. – Промежуточный финиш: сегодня большой крови уже не будет. Но учти – только сегодня. Запомни и сообщи другим: женщина должна вернуться домой, и тогда я исчезну. Возможно, ты воспринимаешь случившееся сейчас как чрезмерную жестокость с моей стороны, но это не так. Просто я сокращаю объем работы на будущее.

Развернул парня к себе лицом и ткнул стволом в зубы, одновременно слегка стиснув кадык. Он застонал и замахал руками, захлебываясь кровью, слюной и разнокалиберными осколками зубов.

Я усадил его обратно на стул и кивнул:

– Арриведерчи. До побачиння. Да, кстати, твоя тачка которая?

Он выплюнул вместе с красной пеной:

– "Ф-форд"…

Проходя мимо стойки, я рванул шнур телефона – лучше поздно, чем никогда. Впрочем, у потерпевших, конечно, имелись сотовые, но когда еще они за них возьмутся.

Открыл дверь. Валерий начал уже понемногу приходить в себя, хотя ножки все еще подкашивались – вставал и падал, вставал и падал. Я сунул пистолет в задний карман и ласково похлопал его по щеке. Он снова упал.

Возвратясь на твердую землю, приблизился к "Форду"…

Нет, разумеется, это ребячество, согласен – но, чёрт побери, коли взрослый мужик ухитрился сохранить в себе мальчишку, это же здорово!

Покосился по сторонам (разбуженный пацанами Кузнеца зуд живописца вспыхнул в душе с новой силой). Поднял с асфальта ржавый гвоздь и быстро нацарапал на сверкающей двери короткое как "мир", но куда более обидное слово. Большой оригинальности, как видите, не проявил – да этого и не требовалось: я лично рассматривал сие действо не как творческий, а как некий сакральный, знаковый акт. И я этот акт – произвел.

Уже заворачивая за кипарисы, краем глаза увидел, что к "Поплавку" подрулил темно-синий "Чероки" (эх, Дон Фардон, "Песня индейца в резервации"! Молодость, где ты?..). Мысленно сделал ему (джипу) ручкой.

Как ни странно, мой Автомедонт был на месте. Я, кряхтя, влез на сиденье, чувствуя задом свой трофей, а он ехидновато ухмыльнулся:

– Ну что?

– А что? – не понял я.

Он прищурился:

– Правда, спрашиваю, про пистолет-то?

Я махнул рукой:

– Брехня.

Парень метнул на меня короткий взгляд, но, напоровшись на встречный, тотчас положил руки на руль.

– Ну-ну…