Текст книги "Возвращение Скорпиона"

Автор книги: Юрий Кургузов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 23 страниц)

Глава третья

Ну? Теперь вам всё ясно?

И вот этому-то юному созданью я, мучаясь с бодуна, простонал:

– Слушай, выведи Джона, а? Не погуби! Христом-богом молю!..

Нет, что мне нравится в Наталье (хотя, конечно, и не только это), – она человек дела. За три месяца нашего знакомства я уже усвоил: сперва она сделает то, что важно и необходимо на данный, конкретный момент, а все разбирательства и сантименты оставит на потом. Но, впрочем, термин "сантименты" к ней подходит с трудом. Она очень спокойная, не по летам уравновешенная, а порою даже несколько холодная особа. А еще… А еще я время от времени просто диву давался – ну что она во мне нашла? Зачем я ей? И, естественно, в первую очередь – из-за разницы в возрасте. Нет-нет, душой-то и телом я еще как бы молод, однако вот паспортными данными и умом… Ёлки, да ведь эта девочка, встреть я, к примеру, лет двадцать назад и, так сказать, полюби ее мать, могла бы быть моей дочерью!..

Обычно, когда мною овладевают подобные мысли, я усиленно начинаю заниматься всяческим моральным самобичеванием, самоедством, посыпанием главы пеплом и прочим флагеллантизмом и занимаюсь, покуда не приходит она и не дает мне по шее. Когда образно, а когда и буквально. Но вернусь к тому, с чего начал: Наталья сначала сделает дело – помоет ли посуду, ежели я запустил кухню, либо еще что, а уж потом обращается к сфере духовной – вправляет мне мозги.

Вот и сегодня: вернувшись с Джоном и вытерев ему лапы (я как заяц прижух на диване), Натали разделась – в смысле сняла плащ – и, войдя в комнату, безо всяких прелюдий приступила к допросу.

Впечатав меня сильным бедром в спинку дивана – "Подвинься!", – она отбросила со лба волосы и ровным тоном поинтересовалась:

– И где же тебя носило?

Я "удивился":

– Меня?!

– Ну не меня же. Последний раз звонила в три – как дура набирала каждый час. Ты не отзывался.

Я грустно кивнул:

– Да-да. Не отзывался. В три еще не отзывался. Однако вот если бы ты позвонила в четыре, а лучше в начале пятого, то я бы уже отозвался.

Натали усмехнулась:

– Снова – "ностальгия"?

Я простонал:

– А ты как думала! Память сердца это, милая… Да, кстати, твой киоск почему-то снесли.

– Знаю. Проезжала там недавно, видела.

– Жаль, – вздохнул я. – Хороший был киоск. В нем я провел одну из самых лучших, хотя и самых аскетических ночей в своей жизни, честное слово.

Она склонила голову набок.

– Не подлизывайся.

– Вовсе и не подлизываюсь – серьезно! Замерзал как ямщик, а в результате отхватил такой приз… Но между прочим, ты как разговариваешь со старшим и по званию и по возрасту?! Равняйсь! Смирно!

Наталья сочувственно поморщилась:

– Страдаешь?

– Не то слово! – проныл я. – И страдаю, и болею, но мужественно лежу и жду конца, каким бы он ни был.

– Будет тебе сейчас конец, – пообещала она.

Я закатил глаза и сложил руки крестиком:

– Валяй. Пристрели, чтоб не мучился, а не то…

Продолжение стона она зажала губами, а мою молодецкую грудь – грудями. Будучи ослабленным после беспокойной ночи, я чуть не задохнулся. Поцелуй, впрочем, длился недолго: через пару секунд Натали отпрянула от меня словно от унитаза.

Я потупился:

– Перегар?

– Да еще какой!

Я драматически воздел, а затем трагически уронил руки:

– А думала, я мёд пью?! Нет, драгоценная моя, это тоже своего рода работа. Тяжелая, трудная, но в чем-то порой даже и героическая работа.

Наталья встала:

– Ладно, герой. Завтракал?

Я скорбно поджал губы.

– Только чай. Полтора ведра. Теперь жду воскрешения из полумертвых.

– Ну жди, а я на кухню. Сама голодная, дома ничего не ела – вскочила, умылась и сразу сюда. – Шутливо погрозила кулачком: – У-у, путешественник!

– Иди-иди. – Я снова закрыл глаза и слабым голосом загнусил: – "Какой был тру-дный день, всю ночь работал я как во-о-ол. Такой тяжё-лый день, но я к любимой при-и-шё-о-о-ол. Эх, я вернулся домой, я снова вместе с тобой, и жизнь станови-тца и-ной!.."

– Где это ты, позволь узнать, работал как вол? – донеслось из кухни. – И с кем?

– Ни с кем, – приугрюмился я, вспомнив ночные шатания. – Ни с кем… – И мысли опять приняли детективное направление: выяснять или не выяснять, что за орлы поили меня водкой в тихом домике на тихой улице у тихой реки?..

Минут через пять донеслось:

– Кушать подано!

Я страдальчески скривился, однако все же поднялся. Джон ужом вился возле ног, но, поскольку час его кормления еще не наступил, я ласковыми пинками прогнал соперника с дороги.

Впрочем, похоже, час и моего кормления еще не наступил. В горло не лезло ничего кроме жидкости, и после нескольких бесплодных контрольных попыток я взмолился:

– Пощади! Не могу!

Натали пожала плечами:

– Как хочешь. А раз рот у тебя все равно не занят, поведай-ка, дорогой, в каком же киоске ты изволил обретаться сегодня?

Я отчаянно замотал головой:

– Ни в каком! Милиционером буду – ни в каком! Просто понимаешь… – И вкратце, насколько помнил, описал события минувшей ночи.

Я говорил, а она слушала, все более хмурясь, и наконец потянулась за моими сигаретами. Вообще-то Наталья не курила – так, баловалась порой, да еще когда волновалась или сердилась, что случалось с ней, повторюсь, чрезвычайно редко. Интересно, сердилась или волновалась она сейчас? Похоже, и то и другое вместе. Но уж никак не баловалась, это точно.

– Ну вот, – закончил я, – я и ушел. А теперь думаю звякнуть ребятам, чтоб разнюхали, что за фрукты у них под носом расплодились. И если…

– Никаких "если", – перебила она. – Ты что, маленький?! Совсем с ума сошел! Забыл, как обещал мне, что больше не будешь?..

Я смотрел на ее раскрасневшееся от возмущения лицо и ласково, насколько позволял абстинентный синдром, улыбался. Пару раз она оказалась свидетельницей того, как я слегка дал по репе разошедшимся не в меру в общественных, так сказать, местах бакланам, и с тех пор с тревогой считала меня потенциальным хулиганом и драчуном. Увы, заблуждения свойственны даже лучшим из нас.

М-да… А знаете, события прошлого лета, о которых вы, возможно, еще не забыли, ей-ей, в чем-то меня изменили, и кажется, не в худшую сторону. Вдоволь наглотавшись на "благословенном юге" солнца, дерьма и крови, я как-то присмирел и задумался. Задумался над тысячей самых разных вещей – от пошло-высокомудрой "бренности земного бытия" до того, что ну ее, братцы, такую жизнь, на хрен. Да-да, годы, проклятые, летят стрелою, мне, твою мать, за сорок, а что по большому счету хорошего было в прошлом и что, хотя бы по-малому, впереди?.. Ей-богу, я взалкал жить по-новому, и, возможно подсознательно, моя достаточно неоднозначная связь с Натальей тоже числилась теперь среди пунктов этого "бизнес-плана новой жизни". Пожалуй, среди наиболее приятных и светлых его пунктов.

Нет, если думаете, что я забыл Маргариту, то ошибаетесь. Такое не забывается. И все же, перебесившись вначале, теперь я куда спокойнее вспоминал ее. Вспоминал, реально осознавая, что слишком уж много стояло между нами всяческих "но". К тому же она ни разу даже не позвонила. Правда, ни разу не позвонил ей и я (разве только в горячечных снах). Ладно, в общем, разбежались.

– …и смотри не вздумай… – вещала меж тем Наталья, а я послушно кивал:

– Да-да… Ага… Ну конечно…

И вдруг снова раздался звонок.

Я вскочил, радуясь как набедокуривший мальчишка возможности прервать поток Натальиных нравоучений, однако она бросила вилку:

– Сиди! Сама.

Я пожал плечами – сама, так сама, – и залпом осушил третью кружку остывшего уже чая. Или четвертую.

До моего слуха донеслись приглушенные голоса. Потом – стук закрываемой двери и щелчок замка.

Я ждал возвращения Натали.

Но ее всё не было.

Тогда я встал и отправился на поиски.

Она сидела в дальней комнате на диване. Рядом сидел Джон. На полу. Оба смотрели друг другу в глаза, которые находились на одном уровне.

Я деликатно кашлянул:

– Не помешаю?

Наталья медленно повернула голову. В руках ее была какая-то бумажка.

– Ты чего? – удивился я и осведомился: – Да кто приходил-то?

Она поднялась, приблизилась:

– Телеграмма.

– Мне?

Ее тонкие ноздри дрогнули.

– Ну не мне же!

– Дай-ка…

Я взял телеграмму. Помимо адресов и прочей почтовой мутоты, всего три слова: "Срочно приезжай. Маргарита". Удивленно присвистнул и опустился на стул, потому что ноги вдруг предательски задрожали…

Наталья молчала.

Я – тоже.

Потом я смущенно поскреб затылок и с понтом недовольно проворчал:

– Что еще там стряслось!..

Наталья рванула в коридор. Я поймал ее за руку:

– Ты куда?

– Никуда! Пусти!.. – Глаза ее метали молнии. – Ну что, и теперь будешь петь, что между вами ничего не было?! (Разумеется, именно так я обычно и пел.)

Я сдавил ее локоть.

– Конечно, не было! Слушай, какая муха тебя укусила?

Она зло вырвала руку.

– Никакая! Дай пройду! Уйди, кому говорят!..

Я ошалело отступил в сторону. Наталья кинулась в прихожую, Джон – за ней, и не успел я и рта раскрыть, как хлопнула дверь и раздалось тихое поскуливанье Джона, – бедняга всегда ужасно переживал, если мы ругались. Хотя до сегодняшнего дня мы по-настоящему, в общем-то, и не ругались…

Я вернулся в комнату и выглянул в окно. Наталья бежала к остановке.

С чувством матюкнувшись, я скомкал телеграмму и в сердцах швырнул на пол. Чёрт, надо же, так не вовремя!

Потом поднял, разгладил. "Срочно приезжай. Маргарита"…

Вздохнул как насос: "Ах, Маргарита-Маргарита, знала бы ты, какую подлянку мне только что кинула…"

А потом заходил по комнате от стены к стене. Из прихожей вернулся Джон и принялся наблюдать за мной, точно болельщик за шариком от пинг-понга: башка влево – вправо, влево – вправо…

Наконец это мне надоело. Я плюхнулся в кресло и… совершенно отчетливо понял: там что-то случилось. И это "что-то" серьезно, иначе Маргарита после почти года молчания не объявилась бы. Не думаю, что она просто "соскучилась". Что бы там у нас с ней ни было, но навряд ли такие женщины способны тосковать на расстоянии долго. Да им просто и не дадут… А почему она послала телеграмму, а не элементарно позвонила?..

Я пошел на кухню. Гм, странно, но кажется, под натиском внешних треволнений "болезнь" отступила – проснулся звериный аппетит, и я как волк набросился на приготовленный Натальей завтрак. Через пять минут на столе было хоть шаром покати.

…Весь день ждал звонка.

Не дождался. Звонил. Не дозвонился. И вечером поехал к ней.

Прежде я никогда не был у Натальи дома, однако адрес знал.

Подрулил к подъезду, поднялся на третий этаж пятиэтажной "хрущевки", позвонил.

Дверь открыла симпатичная женщина приблизительно моих лет, и я вдруг поймал себя на мысли, что лицо ее кажется мне знакомым. Хотя что в этом удивительного? Может, когда мельком и встречались.

– Добрый вечер, – учтиво сказал я. – Нельзя ли мне увидеть Наташу?

– Здравствуйте, – ответила женщина. – А ее нет.

– Ага… Понятно… – глупо кивнул я. – Ну ладно… Тогда извините… До свиданья…

– До свиданья, – сказала она, закрывая дверь, и по прощальному, не слишком-то дружелюбному взгляду я смекнул, что ровесница врет. Ну что ж, как вам угодно – стало быть, let it be…1

Укладываясь спать, я долго молчал, не говоря ни слова внимательно наблюдавшему за мной из дальнего угла комнаты Джону.

Потом вздохнул:

– Вот так-то, брат. Теперь мне и оставить-то тебя не на кого. Так что собирайся-ка, тунеядец, в дорогу.

Он подошел ко мне, тоже вздохнул и улегся рядом на полу.

Я выключил свет. Еще какое-то время мы оба дружно повздыхали-повздыхали, да и уснули.

Глава четвертая

Ожидание длилось, а проводы были недолги…

А впрочем, проводов-то и не было вовсе. Некому меня провожать. Была вот Наталья, да и та, как говорится, вышла. И возможно, навсегда.

Я проснулся пораньше, позвонил паре знакомых, с которыми наклевывались кой-какие дела, и дал отбой. Заглянул к соседу. Сообщил, что некоторое время меня не будет. А на позавчерашнее "приключение" решил плюнуть. Ну их к лешему! Судя по всему, назревают события куда более важные, так что забивать голову еще и какими-то сосунками…

Загрузив в свою верную "десятку" пять больших пакетов с собачьим кормом, я ненадолго задумался. Потом решил – нет, никаких пушек. Дорога неблизкая, ментов везде что грязи, а потому мало ли. Нет-нет, я не был совсем уж голым, однако при любом инциденте мусора в первую очередь вынюхивают стволы. Ой, да понадобится – добуду на месте.

Ну, вот и всё. Присядем на дорожку…

Сидеть! Кому говорю – сидеть!..

Ах да, чуть не забыл. Я сунул под мышку тазик, служащий моему юноше миской, пристегнул к ошейнику поводок, взял сумку, и мы решительно шагнули за порог. Я, кстати, куда более решительно, нежели Джон. Этот лентяй и лежебока точно почувствовал, что спокойной и беззаботной жизни конец, что впереди…

Слушайте, а что впереди-то? Ладно, поглядим.

Возле машины я отстегнул поводок и запустил Джона на заднее сиденье, накрытое специальной попоной. Сел за баранку, в последний раз прикинул: жратву (обоим) взял, намордник (одному) взял, кое-какие шмотки (другому)…

Ну, всё. Можно отчаливать. Я врубил зажигание и вырулил со двора. Теперь – проскочить город, на трассу – и погнали…

Совершенно не хочется отвлекаться на такую ерунду, как дорога. Тем более, если дорога абсолютно скучная, монотонная и однообразная. Ну, остановишься там по нужде или перекусить – и чешешь дальше.

Случился, правда, некий забавный эпизод, когда мы пересекли границу области и вторглись в соседнюю. Часа в два пополудни я притормозил у обочины, дабы просто спокойно покурить минут пять. Джон дрых в своем отсеке, а мои мысли разрывались и мельтешили меж двух объектов – оставшейся позади Натальей и грядущей впереди Маргаритой. Нет, не в том смысле, что я как-то уж особо парился от шекспировско-маяковских вопросов типа "с кем быть, а с кем не быть?" или сетовал, что прервалась связь времен, но…

Но ведь она, похоже, и правда прервалась. Вот только сколь надолго и насколь кардинально? Да и к тому же…

А вот что "к тому же", я подумать-то и не успел. Взвизгнули тормоза, и передо мной лихо остановилась серебристая "Ауди". Неплохая тачка, только я себе такую в обозримом будущем не возьму. Ни такую, ни другую – хорошие иномарки, увы, все еще привлекают внимание, а мимикрия – штука весьма полезная, и не только в животном мире.

Проснулся Джон и, подняв голову, уставился красными со сна зенками на браво выскочивших из "Ауди" двух подтянутых ребятишек. Вопросительно рыкнул и посмотрел на меня.

– Фу, – сказал я. – Пока – свои. Подожди.

Джон – личность цельная и гармоничная. Ему по барабану всякие там психологические нюансы и мотивировки как собственных, так и моих поступков, а также команд. Сейчас я сказал ему "свои" и "подожди" – и он будет хоть сутки ждать, покуда я не скажу "чужие" и "взять" или "фасс". А уж тогда, нимало не мучаясь свойственными нам, людям, сомнениями и угрызениями совести, он моментально вырвет пах или горло кадру, которому за секунду до этого лизал нос и вилял хвостом. Как в старой песне – "Универсальная машина", и никаких тебе предрассудков и комплексов. Зашибись!

А ребятки приблизились. Очень симпатичные, аккуратно подстриженные и благообразные хлопцы. Только, быть может, капельку более картинно, чем того требуют правила приличия, они обозначали под куртками свои бицепсы, трицепсы и прочие физические компоненты. Один остановился у капота, другой же, видимо, старший в этой парочке, приблизился к двери с моей стороны и наклонил голову:

– Здравствуйте… Ой! – невольно отшатнулся он, увидев лобастую харю Джона. – Ой, какой…

Я любезно кивнул:

– Ага. Такой вот. – Потом добавил: – И вам, юноши, день добрый. Какие-то проблемы?

Парень явно оторопел при виде моего малыша, однако работа есть работа. Он шумно выдохнул, снова опасливо покосился на Джона – и вдруг, едва ли не фальцетом, затараторил:

– Уважаемый гражданин, вы, конечно, знаете, что на дорогах страны сейчас небезопасно. То же самое относится к автомагистралям и нашей области… – Помолчал, переводя дух, и снова заученно застрекотал: – Поскольку в пути может случиться всякое – от поломки машины до неприятностей, связанных со встречей с не слишком чистоплотными людьми, промышляющими на трассах поборами с водителей, мы предлагаем вам сотрудничество…

Я улыбнулся:

– И какого же профиля?

Он и глазом не моргнул.

– Самого широкого. От помощи в ремонте автомобиля до вопросов урегулирования конфликтов с уже упомянутыми мною вымогателями и бандитами.

Я непонимающе пожал плечами:

– Охрану ко мне приставите?

Но он был терпелив.

– Вовсе нет. – И достаточно культурен, а может быть даже и образован. – Вовсе нет, охрану к вам приставлять ни к чему. Просто в обмен на энную, чисто символическую сумму вы получите от нас своего рода свидетельство…

– Мандат, что ли? – перебил я.

Он покрутил головой:

– Ну-у, можно выразиться и так. И вот там будет сказано, что…

– Что отныне грабить меня на дорогах вашей прекрасной, гостеприимной и хлебосольной области имеете право исключительно вы, – докончил я. – Правильно, юноша?

Он отпрянул, и глаза его недобро сузились. Мальчонка наконец-то смекнул, что над ним издеваются. Ну что ж, лучше, конечно, раньше, чем позже, однако все ж таки лучше позже, нежели никогда.

Он смекнул – и вмиг от недавней интеллигентности не осталось и следа.

– Слушай, дядя, – зло процедил он. – Если не понимаешь человеческого отношения, то… – Рука медленно поползла к карману. Его напарник, сообразив, что дело принимает новый оборот, подтянулся к "ведущему". – То посмотрим, что скажешь на это…

Джон зарычал.

– Фу! – оборвал я его и снова повернулся к шоссейному "Робин Гуду".

Физиономия того уже побагровела, а я добродушно улыбнулся:

– Остынь, горячий черноземный парень. – Поинтересовался: – Какая у вас такса?

Он угрюмо и настороженно сообщил, какая.

Я улыбнулся еще добродушнее. Похлопал себя по карманам и вздохнул:

– Вот жалость-то, в дороге поиздержался. А натурой возьмете?

Он напрягся:

– Что значит – натурой?

– Да есть у меня одна хреновина… Эх-х-х, самому нужна, да уж больно хорошие вы ребята…

Я еще болтал, а правая рука уже скользила под сиденье. Легкий нажим в определенном, замаскированном обивкой месте – и на ладонь бесшумно упала граната.

– Крррасота! – восторженно поцокал языком я и, выдернув чеку, протянул "лимонку" парню в окно: – Держи! Для доброго человека не жалко…

Он шарахнулся от машины, но я уже открывал дверь:

– Стоять, мразь!

Он замер.

Второй "благодетель" сделал было попытку произвести какие-то маловразумительные телодвижения, однако я только глянул на него – и он тоже застыл как истукан.

Я удивился:

– Вы чего это в лице переменивши? Или вы заболевши? – Потом решил, что хватит паясничать, и уже совсем в ином ключе добавил: – А ну, шагом марш за машину, щенки!

"Щенки" послушно выполнили это пожелание, не отрывая глаз от моего кулака с гранатой. Мимо проносились автомобили, водители которых не проявляли ни малейшего интереса к нашей маленькой жанровой сценке, смысл коей был бы вообще-то понятен любому, кто захотел бы его понять. Просквозил в даль светлую и "гаишный" "жигуль", тоже не обративший на нас никакого внимания. Это что? Симбиоз? Или импринтинг? Но тут я, правда, только порадовался, что мусора не остановились. Граната-то настоящая.

Когда оба завернули за мою "десятку", я присоединился к ним и распахнул заднюю дверцу. Джон радостно выпрыгнул на траву и вопросительно уставился на меня, точно интересуясь, что с этими гавриками делать.

Я строго сказал:

– Охраняй. – И добавил: – Пока охраняй, а там… А там поглядим.

Теперь их молодые лица явно не дышали недавней самоуверенностью.

– Ты, – ткнул я гранатой в своего собеседника. – Ты первый. Сейчас достанешь левой рукой из правого кармана пушку и бросишь на мать-сыру-землю. Усёк? И двумя пальчиками. Слышись, сучонок? Коли увижу, что гребешь клешней – не обижайся. А ты замри! – Это второму. – Отомрешь, когда разрешу.

Ребята оказались понятливые. Они по очереди расстались со своим арсеналом, и я попросил Джона:

– Пиль!

Тот притащил мне сначала "макаров", а потом "ТТ". Я похвалил всех троих:

– Молодцы! – Кинул пистолеты в машину, и уже только парням: – Вольно! Можно перекурить и оправиться.

Однако они не собирались ни оправляться, ни курить. С настороженной ненавистью оба следили за каждым моим движением – я же всунул обратно чеку и положил гранату в карман. Потом достал сигареты. Джон тем временем смотрел на бедняг взглядом голодного упыря, который боится, что вот-вот прокричат первые петухи, а он не успеет сотворить то дело, для которого предназначен.

Я не садист, и не в моих правилах издеваться над людьми, коли они того не заслуживают. Эти, в принципе, заслуживали, однако я ведь не вчера родился, прекрасно понимал, что не их это лавочка-то. А потому спросил:

– Кто у вас главный, герои?

В ответ – презрительное молчание.

Я не стал обижаться. Просто обратился теперь к своему напарнику:

– Джон, друг мой…

Джон оскалился, и первый шакал трагическим шепотом, точно тамплиер под пыткой, выдавил:

– Кузнец…

– Кто?!

– Кузнец, – повторил он.

Я изумился:

– Надо же! – И подошел к "Ауди". – Хорошая тачка. Ваша или фирмы?

Молчание.

– Не слышу?

– Н-ну, моя, – наконец нехотя процедил первый.

– Ладно… – Я задумчиво обошел вокруг автомобиля. – Слушайте, а мне, это, за причинение морального ущерба что причитается?

И тут первый взорвался:

– Гадство! Да чё ты крутишь! Какой еще ущерб?! Пушки, падла, забрал!..

Я отечески погрозил ему пальцем:

– За "падлу" первое предупреждение. Что положено Юпитеру, не положено быку, слыхал? А ты, чучело, даже не бык, ты – козёл. "Утопию" читал? А знаешь, что в конечном итоге оторвали Томасу Мору? Ну так узнаешь.

Он больше не возникал (не то правда читал "Утопию"), однако чувство неудовлетворенности меня все не покидало, и я поднял с земли увесистый булыжник.

– Давай я лобовое стекло звездану, а ты магнитофон заберешь, – предложил второму.

Но он энтузиазма не проявил, и я с сожалением бросил камень.

И вдруг…

– Отдай пушки!..

– А? – поднял я голову.

– Пушки отдай. – Это второй. – На хрен они тебе, а нам за них…

Я кивнул:

– Да-да, мне они на хрен не нужны, а вот вам за них по заднице дадут прилично.

– Да не бойся, не погонимся, – это снова первый.

Я пожал плечами:

– Ясный перец. Как же вы погонитесь на ободах?

– На ободах?!

– Ага. – Я достал нож. Не выкидной, а обыкновенный – складной, из магазина, который при всем желании под статью не подведешь, но очень надежный. – Конечно, на ободах! – Раскрыл и, приставив к покрышке, надавил посильнее. – Опа!..

Из колеса со свистом побежал воздух, и я перешел к следующему.

– Ах ты!..

– Джон, – на секунду оторвался я от своего занятия. – Сейчас будет второе предупреждение…

Больше мне никто не мешал, и, закончив со всеми колесами, я чуть отошел назад и с удовлетворением художника перед завершенным полотном оглядел проделанную работу. Понравилось.

– Ну, всё, – сказал я, пряча кисть, то есть нож, в карман. – Ой нет, не всё. – Подумал и нацарапал на крыле лаконичное непечатное слово. Вздохнул: – Вот теперь всё. Как ни грустно, а пора прощаться. – И пошел к своей машине. – Джон, место!

Сел за руль. Ребята растерянно стояли с выражением лиц, описать которое выше моих сил.

– Пока! – сделал я ручкой и, включив зажигание, с места дал по газам.

– Отдай пушки!.. – опять донеслось вслед.

Я фыркнул:

– Ага, нате…