Текст книги "Влечения"

Автор книги: Юна-Мари Паркер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 25 страниц)

Ребекка воздела глаза к потолку.

– Ох уж эти мне мужики! И чего вы только сходите с ума от большой груди, не понимаю!

– Ну, мне, положим, и ножки нравятся, – возразил с улыбкой Стирлинг. – У тебя прелестные ножки.

– Спасибо, – рассмеялась Ребекка. – Жаль, у меня почти нет груди. Это мой главный недостаток, я знаю. Но за ноги все равно спасибо!

– У тебя очень соблазнительная грудь. Небольшая, но сексуальная, – заверил ее Стирлинг, хищно сверкнув глазами. – Я ее обожаю! – Он перегнулся через столик и крепко взял ее за руку. – И я доказал бы это на деле сегодня утром, но ты, видите ли, вдруг захотела спать.

– Не обижайся, – мягко улыбнулась Ребекка. – Сначала я проснулась было, но затем меня вновь стало клонить ко сну. Глаза сами закрывались. Усталость накопилась, что ты хочешь?

– Надеюсь, ты компенсируешь мне это вечером? – И Стирлинг так взглянул на нее, что в ней стало просыпаться возбуждение. Однако его лицо тут же приняло выражение сосредоточенности, и он проговорил: – Итак, мы идем прямиком в «Золотую пальму» и ищем там человека, который отвечает за ночное шоу. Ты ему представляешься, и мы официально просим разрешения поснимать там их девочек.

– А дальше? – спросила Ребекка.

– А дальше будем действовать по обстановке.

– Я так надеюсь, что нам удастся найти тех, кто лично знал Мариссу! – воскликнула она. – Потому что в противном случае я просто не представляю, что мы станем делать!

Стирлинг сурово свел брови:

– Ну, как бы там ни было, мы не полезем искать ее квартиру в Трамп-тауэр, если не хотим окончить свою жизнь так, как Майк Уилсон.

Ребекка на это ничего не сказала. Она также умолчала о том, что перед отъездом из Нью-Йорка она ответила на рекламное объявление в «Таймс».

– Мамочка, у тебя такой странный голос… Что-нибудь случилось?

Дженни разговаривала с матерью, прижав телефонную трубку к уху плечом и одновременно аккуратно раскладывая на постели новое вечернее платье из черного бархата с зелено-черной кружевной отделкой внизу, которое она только что купила. Оно недешево стоило, но Дженни, раз решив сменить имидж, уже не сворачивала с избранного курса и поэтому не жалела о потраченных деньгах. Вместе с платьем она также купила черные замшевые туфли с застежками из фальшивых бриллиантов.

– Я хочу, чтобы ты приехала ко мне на выходные, – услышала она в трубке голос матери.

– Саймону хуже? – тут же насторожилась Дженни.

– Не совсем. – Анжела замолчала, словно подыскивала удобные слова, избегая называть вещи своими именами. – Но… Словом, ты нужна мне. Приезжай в пятницу, хорошо? К ужину.

– Договорились, – отозвалась Дженни, старательно скрывая свое разочарование.

Она любила проводить выходные в Лондоне, в тишине и уединении, когда можно целый день расхаживать по квартире, читать газеты и смотреть по телевизору любимые программы.

Закончив разговор с матерью, она аккуратно повесила платье на вешалку на дверцу своего бельевого шкафа. До Пасхи оставалось всего четыре недели. Дженни хотелось до своего отлета в Нью-Йорк накупить побольше новых нарядов и аксессуаров, чтобы произвести сильное впечатление на отца. Она даже побывала в институте красоты в Челси, где проконсультировалась на предмет того, какая косметика ей больше всего подходит и как ею правильно пользоваться.

Взглянув в зеркало, она с удовольствием констатировала произошедшие в ее внешности разительные перемены. Новая прическа и умело наложенный макияж преобразили ее до неузнаваемости. Она увидела в зеркале юную и весьма привлекательную особу. Правда, пока был сделан лишь первый шаг в нужном направлении. У нее имелось уже порядочно новых нарядов, но ей некому было их показать. Дженни давно уже не назначали свидания. Она с подругами устраивали у себя небольшие вечеринки по крайней мере раз в неделю, однако на них появлялись скорее добрые друзья, чем кандидаты в поклонники.

Переодевшись к ужину, Анжела спустилась в гостиную и сидела у камина, потягивая свой традиционный «Манхэттен». Именно там ее и застала приехавшая Дженни. В дороге Она очень устала и замерзла. Ей хотелось поскорее принять горячую ванну и лечь в постель, но она знала, что мать не позволит ей это сделать. Дженни придется ужинать вместе с нею, да вдобавок еще поддерживать за столом вежливый светский разговор.

– Ты постриглась, – сказала Анжела вместо приветствия.

– Да, длинные волосы мешались, – лаконично отозвалась Дженни. – Как Саймон?

– Плохо, как и прежде. Из-за этого, собственно, я и вызвала тебя сюда. Ты должна с ним поговорить.

– Я? – изумилась Дженни.

Саймон никогда не прислушивался к ее мнению, и она сильно сомневалась в том, что он будет слушать ее теперь.

– Да, ты.

– Ему хуже? – осторожно спросила Дженни.

– Нет. Но у него сейчас нервно-психический срыв. Будешь что-нибудь? – Анжела отошла к столику с напитками и налила себе из серебристого шейкера еще «Манхэттена».

– Нет, спасибо. А что насчет этого срыва? Я имею в виду, что это вовсе не удивительно, принимая во внимание его физическое состояние… – проговорила Дженни.

– Дело не только в этом, – возразила Анжела. – Я избавилась от Клевер, и он очень неадекватно прореагировал на это. Сильно расстроился… А я-то думала, что наоборот – вздохнет с облегчением.

Мать вернулась на свое место, не глядя на дочь.

– Ну так верни Клевер назад, чего проще?

– Я не могу вернуть. Клевер больше нет, – еле слышно пробормотала Анжела.

Дженни изумленно взглянула на мать и недоуменно проговорила:

– Ты что, отдала ее на бойню?..

– Нет, – спокойно ответила Анжела. – Я ее застрелила. Сама.

– Ты?! – вскричала Дженни, в ужасе отшатнувшись от матери.

Анжела отметила в глазах дочери тот же почти суеверный страх, который она увидела в глазах сына, когда принесла ему в больницу эту новость.

– Послушай, не устраивай тут истерики! – зло прошипела Анжела. – Мне и раньше приходилось это делать! Однажды я застрелила своего любимого коня, который сломал себе лодыжку. Мне тогда было всего двадцать, но ничего другого не оставалось. Боже мой, можно подумать, ты воспитывалась в городе, а не здесь! Не уподобляйся этим оголтелым активистам из Общества охраны животных! Скажите на милость, какая сентиментальность! Какая брезгливость!

– Как ты могла?! – не слушая ее, воскликнула Дженни. Ей стало дурно, когда она представила себе, как мать это сделала. – Теперь мне понятно, откуда у Саймона этот нервный срыв! Еще бы! Мама, Боже мой, что ты натворила?!

Анжела сверкнула на нее глазами.

– Я так и знала, что ты меня не поймешь. Не было случая, чтобы ты меня понимала. Не было случая, чтобы вставала на мою сторону! – Она покачала головой. – И зачем я только просила тебя приехать?.. Послушай, я хочу, чтобы ты пошла к нему и постаралась убедить его в том, что смерть Клевер к лучшему. Одним своим видом она служила бы ему постоянным напоминанием о том, что произошло…

– Я думаю, он и без того уже никогда не забудет о том, что с ним случилось, – сухо проговорила Дженни. – Тебе не нужно было избавляться от Клевер. Тем более таким способом. Кстати, а что с остальными лошадьми?

– Я их продам, – сказала Анжела таким тоном, словно делала этим кому-то одолжение. – Клевер Саймону подарила я, и я была вправе решить судьбу этой злосчастной кобылы!

– Но не так, повторяю! – Дженни даже спрятала на мгновение лицо в ладонях. Она никогда не была большой любительницей лошадей, но ей тяжело было думать о том, что молодую и здоровую кобылу застрелили, и это сделала родная мать. – Саймон никогда не простит тебе этого.

В эту минуту в гостиной появился Питерс и объявил ужин.

– Спасибо, но я пойду в свою комнату, – заявила вдруг Дженни. – Я не буду ужинать.

– Дженни! – Анжела обратила на нее суровый взгляд. – Ты должна!

Дженни захватила со стула куртку и сумочку и повернулась к двери.

– Нет, спасибо, – вежливо, но твердо отказалась она.

Не глядя больше на мать, она ушла в холл. Поднимаясь по застеленной красной ковровой дорожкой лестнице, она удивлялась своей твердости. Впервые в жизни она не уступила матери и гордилась этим. Господи, как хорошо, что преображение коснулось не только ее внешности, но и духовного мира!

Наутро, когда Анжела еще спала, Дженни вышла из дома, села в свою машину и поехала в больницу. В холле она поинтересовалась у дежурной медсестры, можно ли ей сейчас к брату.

– Конечно. А ваша мама разве не приехала? – широко улыбаясь, спросила та.

– Нет, я одна.

– Слава Богу! – Медсестра с облегчением вздохнула и понизила голос: – Саймон просил меня не допускать к нему мать, когда у него другой посетитель.

– А у него бывают другие посетители? И часто? – спросила Дженни.

Но медсестра ничего на это не ответила и только хитровато подмигнула девушке, словно им обеим был известен какой-то важный секрет.

Дженни быстро прошла по коридору до палаты с номером «12 В» и постучалась в дверь. Изнутри до нее донесся веселый голос брата:

– Входите!

Дженни вошла в палату. Рядом с братом сидела очень хорошенькая девушка. Она обнимала его за плечи, и было такое впечатление, что они только что целовались.

– Дженни! Ты что здесь делаешь? – удивленно воскликнул Саймон.

Девушка улыбнулась Дженни. Они тут же узнали друг друга. Это была Шарлотта Коуэн, которая жила по соседству с Пинкни-Хаусом и которую Дженни предложила вместо себя в партнерши Фредди Уорхэму на Охотничьем балу.

– Привет, Саймон. Привет, Шарлотта, – сказала Дженни, улыбнувшись. Так вот почему брат наказывал не пускать к нему мать, когда у него был другой посетитель! Дженни взяла свободный стул и придвинула его к постели брата. – Рада тебя снова видеть, Шарлотта. Это хорошо, что ты ходишь сюда, поддерживаешь Саймона.

– Спасибо, Дженни. Ты потрясающе выглядишь! Что ты с собой сделала?

– Да ничего особенного, – рассмеялась Дженни. Ей пришлась по душе похвала Шарлотты. – Ну как ты, Саймон? Извини, что я ничего не привезла с собой. Пришлось улизнуть из дома пораньше, пока мама еще не поднялась с постели. Не было времени.

Саймон, прищурясь, взглянул на сестру:

– Так она не знает, что ты поехала ко мне? Ты все разболтаешь ей, конечно?..

Дженни поняла, что он имеет в виду, и отрицательно покачала головой.

– У меня чемодан в машине, Отсюда я прямиком возвращаюсь в Лондон. Потом позвоню и скажу, что проведала тебя, но о твоем «посетителе» не проболтаюсь, не беспокойся.

– Зачем ты приехала? – спросил Саймон с недоумением.

– За тем, что хотела тебя видеть, – искренне ответила Дженни. – И еще я хочу, чтобы ты знал мое мнение насчет Клевер. Меня возмутила выходка мамы. Она непростительна! Мне очень жаль. Правда.

Глаза Саймона тут же подернулись пеленой. Дженни поняла, что эта тема для него болезненна.

– Так, ясно… – пробормотал он и, помолчав, добавил: – Но зато у меня есть Шарлотта.

– Я очень рада, – мягко улыбнувшись, сказала Дженни. Она всегда симпатизировала Шарлотте. Та была умна, красива, обладала сильным характером и не давала спуску никому, будь то Саймон или кто-нибудь другой. Дженни особенно нравилось это последнее качество. Ей хотелось стать такой же. И она знала, что если Саймон завоюет сердце Шарлотты, ему очень повезет в жизни. – Как давно это у вас, а? – спросила она, взяв из вазочки несколько виноградин. Дженни убежала из дому, даже не позавтракав.

Саймон вдруг застенчиво покраснел.

– С Охотничьего бала, наверное. У Фредди не было ни единого шанса. Едва я увидел там Шарлотту, как понял: она станет моей девушкой. И я жалею лишь о том, что был так долго слеп!

Шарлотта очаровательно улыбнулась.

– Я влюблена в Саймона с одиннадцатилетнего возраста, – призналась она, глядя на него с нежностью. – И теперь мы будем вместе. Что бы ни случилось.

– Ага… Только умоляю тебя, Дженни, ничего не рассказывай матери! – проговорил Саймон. – Шарлотта согласилась выйти за меня замуж, даже с учетом того, что я навсегда останусь калекой. Но мы хотим все устроить без участия матери. Она все испортит.

– Ну что ж, вы можете на меня рассчитывать, – сказала Дженни. – Я думаю, это замечательные новости. И я счастлива за вас обоих.

Про себя она отметила явные перемены, произошедшие в Саймоне. Мрачная угрюмость исчезла, лицо утратило капризное выражение. Несмотря на свое физическое состояние, он выглядел веселым и бодрым.

Она не стала им мешать, видя, что им не терпится побыть наедине. В обед должна была приехать Анжела, и у них оставалось не так много времени. Возвращаясь в Лондон, Дженни размышляла о будущем. Она будет жить в Нью-Йорке. Саймон заберет Шарлотту жить в Пинкни. Интересно, как ко всему этому отнесется мама?..

Позавтракав, Ребекка и Стирлинг вышли на главную улицу Лас-Вегаса, вдоль которой тянулись знаменитые игорные заведения. За стеклянными стенами оглушительно звенели бесконечные ряды «одноруких бандитов», которым сотни и тысячи игроков ежесекундно скармливали свои монетки и дергали за хромированные рычаги до ломоты в руках. Ребекке внезапно представилось, как Марисса вот точно так же опустила в щель автомата мелкую монету, дернула вниз рычаг, и четыре яблочка вдруг сошлись в среднем ряду вместе. Автомат весь зазвенел, зашумел, лампы на нем вспыхнули, и в серебристый поддон внизу с грохотом хлынул нескончаемый поток выигранных с джекпота денег. Любопытно, какое было в тот миг лицо у Мариссы? О чем она думала тогда? Готова была упасть в обморок от счастья? Кричала ли она от радости? Хлопала ли в ладоши? Или, напротив, застыла на круглом стульчике, как статуя, не веря в свое счастье? В жизни ее настала звездная минута. Она в одночасье стала богатой. Должно быть, она подумала тогда, что заново родилась на свет.

– Ты что задумалась? – спросил ее Стирлинг.

– Да вот гадаю, что стало с Мариссой, когда она сорвала джекпот? – пробормотала Ребекка.

– Как раз это мы и должны узнать с тобой, – отозвался Стирлинг. Он взял Ребекку под руку и притянул к себе. – Переходим на ту сторону, малыш. Вон «Золотая пальма», видишь?

Ребекка подняла глаза и увидела большое вульгарно-розовое здание невероятных пропорций и очертаний. Главный вход украшали массивные фальшивые пальмы. Золотая краска на них искрилась под лучами яркого утреннего солнца. Дворик перед входом был выложен розовыми бетонными плитами, между которыми тянулись ввысь другие фальшивые деревья. Ребекка и Стирлинг молча пересекли улицу, взявшись за руки, и вошли в казино через дверь-вертушку.

Внутри также повсюду были золотистые пальмы, обтянутые мягкой обивкой бирюзовые стены, золоченые потолки. Начищенные до блеска лампы заливали вестибюль ярким светом.

Пройдя еще через одну вертушку, которая была слева, Ребекка и Стирлинг оказались в главном игорном зале, забитом до отказа играющими, хотя на дворе было всего половина одиннадцатого утра. Кто-то делал ставки в покере, другие в рулетке, но больше всего игроков столпилось у столов баккара, где ставки были высокие и один-единственный ход мог разорить человека или принести ему сказочный выигрыш. Вдоль стен стояли вездесущие «однорукие бандиты», трещавшие и звеневшие, словно рой металлической саранчи. У Ребекки вскоре голова пошла кругом от разноголосого шума и какофонии звуков, образованной из звяканья бросаемых в щели автоматов монет, грохотанья опускаемых рычагов и кручения барабанов.

– Ты погляди на их лица, – шепнула она Стирлингу. – Зомби, настоящие зомби! Лунатики! Поснимать бы здесь сейчас!

– Тоже мне, отдых… – презрительно фыркнул Стирлинг, качая головой. – Как будто на свете нет ничего более занятного. Ты знаешь, говорят, игорный бизнес Лас-Вегаса приносит в год порядка двух миллиардов долларов прибыли. И эти дурочки не понимают, что прибыль складывается за их счет.

– Точно. Давай-ка выбираться отсюда. Интересно, где тут можно найти кого-нибудь из начальства?

Они вернулись из игорного зала в вестибюль и на этот раз пошли направо, где тоже находилась обитая бирюзовым бархатом, под цвет стен, дверь-вертушка. Пройдя через нее, они оказались в широком коридоре. Стены были выкрашены позолотой, ковер отливал бирюзой, и на нем был вышит узор в виде золотых пальм. Вдоль стен тянулись ряды цветных фотографий, сделанных в натуральную величину. На них были запечатлены танцовщицы кабаре. Обилие застывших белозубых улыбок, женского тела и длинных вьющихся волос… Снимки были настолько однотипны, что казалось, на всех позировала одна и та же полногрудая и длинноногая красавица.

Вдруг Ребекка вздрогнула, схватила Стирлинга и подвела его к одной из фотографий, на которой была изображена девушка в страусовых перьях и платье-мини, усыпанном искрящимся бисером из горного хрусталя. Светлые роскошные волосы спадали на плечи, на лице играла очаровательная белозубая улыбка, затмевавшая улыбки остальных в этом коридоре. Под снимком была прибита маленькая табличка, которая гласила: «Марисса Монтклер».

– Ну, что скажешь? – медленно проговорил Стирлинг.

– Это по крайней мере доказывает, что мы не ошиблись дверью, – отозвалась Ребекка. – Честно говоря, я удивлена, что ее фото до сих пор висит здесь.

– А зачем снимать такую красотку, даже если она больше не танцует на местной сцене?

Ребекка хмыкнула:

– Ну, наверно…

В конце коридора была еще одна обитая бархатом дверь. Стирлинг открыл ее, и они оказались в погруженном в полумрак просторном ресторане, заставленном пустыми столиками и стульями. В дальнем конце располагалась тускло подсвеченная эстрада. Вокруг стояла мертвая тишина.

– Пойдем.

Стирлинг потянул Ребекку вперед. Огибая многочисленные столики, они направились в сторону эстрады. И лишь вблизи до них донеслись какие-то приглушенные голоса.

– Третий номер никуда не годится! Это бред сивой кобылы, черт возьми! Декорации паршивые, костюмы отвратительные, а что до Джуно и Мейбелин, то таких дилетанток свет белый еще не видел! Ты хочешь нас опозорить, что ли, я не пойму никак?! – говорил сердитым голосом какой-то мужчина.

– Ага, ясненько, ясненько… – устало оправдываясь, отвечал ему кто-то другой.

Стирлинг и Ребекка приблизились к эстраде.

– Эй! – позвал Стирлинг.

Спор за кулисами тут же прекратился, и из-за них показались два человека, один из которых был в тренировочном костюме.

– Что вам здесь нужно? – спросили они у Стирлинга и Ребекки. – Ресторан открывается в шесть. А до тех пор вход сюда категорически воспрещен!

Стирлинг улыбнулся:

– Мы хотели обратиться к вам за помощью. Рядом со мной известнейший фотограф Ребекка Кендал, а я ее агент. Мы приехали с ней из Нью-Йорка специально для того, чтобы сфотографировать ваших девушек. Ребекка делает подобные фоторепортажи по всему миру в самых престижных заведениях.

– Точно, – поддакнула Ребекка, поднимаясь на эстраду и для приветствия протягивая мужчинам руку. – Я снимала девушек в парижском «Мулен Руж», римской «Ла дольче вита» и хочу дополнить эту галерею вашими исполнительницами из «Золотой пальмы» Лас-Вегаса. Вы мне позволите? – Она мягко улыбнулась незнакомцам.

Один из них, пожав плечами, молча кивнул ей и тут же вновь скрылся за кулисами, а второй подскочил к Ребекке и от души пожал ей руку. Светлая шевелюра, сильно смахивавшая в полумраке на нимб святого, при этом закачалась у него на голове.

– Здравствуйте! Меня зовут Габриэль Латимер, я хореограф! Рад познакомиться, весьма рад! – Затем он обменялся рукопожатием и со Стирлингом. – Я уверен, мы с вами что-нибудь придумаем. Надо будет взять у администрации спецпропуска, но это я устрою, не волнуйтесь. Не проблема.

– Спасибо. Знаете, я и вас хотела бы снять. На фоне ваших танцовщиц, – польстила ему Ребекка.

– О! – воскликнул он простодушно. – Конечно, конечно! Буду рад! Вы придете вечером на представление?

Ребекка неуверенно обернулась на Стирлинга.

– Решено! – вскричал Габриэль. – Я вас приглашаю, как своих гостей! Мы начинаем в восемь. Потом я проведу вас за кулисы, где вы сможете познакомиться с моими девочками и поработать с ними!

– Превосходно! – кивнул ему Стирлинг с улыбкой. – А можно, Ребекка поснимает немного во время самого представления?

– Только не из зала. Это строжайше запрещено! Я все понимаю, но и вы поймите – строжайше! Разве что из-за кулис.

Ребекка улыбнулась:

– Хорошо, мне это подходит.

– Отлично! Стало быть, до вечера? Я закажу на вас столик. Ребекка… э-э… Кендал, вы сказали?

– Кендал.

Габриэль раскланялся и повернулся, чтобы уйти, как вдруг Ребекка сказала ему в спину:

– А ведь я знала одну из девушек, которая когда-то танцевала здесь.

Он тут же обернулся:

– В самом деле? Кого же?

Ребекка внимательно вгляделась в черты Габриэля. Светлые брови были почти не видны на его лице при таком освещении, а шевелюра стала еще больше похожа на небесный ореол, плававший вокруг головы. Что ни говори, а этот хореограф здорово смахивал сейчас на старинную икону.

– Трейси Хэндфорд, больше известную под именем Мариссы Монтклер, – ровным голосом произнесла она.

Выражение его лица мгновенно переменилось, и он перестал походить на святого. Глаза его зажглись, и он вновь подскочил к Ребекке.

– О да! Ее гибель наделала много шуму, правда!

Из ангела он прямо на глазах превратился в заядлого сплетника.

– Ну ты идешь или нет? – недовольно спросил из-за кулис второй мужчина. – У нас работы еще до черта!

Габриэль наклонился к Ребекке и Стирлингу и понизил голос:

– Между нами, я всегда знал, что она плохо кончит. Я даже предупреждал девчонку, но вы же ее знаете… разве такая послушает доброго совета? – Он поднял взгляд к потолку. – Она сама шла навстречу беде! Ну ладно, мне надо бежать, увидимся вечером, хорошо? Я подойду к вашему столику перед представлением.

С этими словами он умчался за кулисы. Шевелюра вновь закачалась у него на голове. Ребекка глубоко вздохнула.

– Знаешь, милый, – сказала она Стирлингу, – сдается мне, мы попали по адресу.