Текст книги "Змеиное гнездо (СИ)"

Автор книги: Юлия Ковалёва

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 37 страниц)

Не имеющая под собой никаких оснований.

Никак не правда.

– Трус и убийца! – рев с гулом заполнил все пространство, и Драко с силой ударил кулаком по зеркалу, заставив его осыпаться на пол тысячами осколков. Глядя на окровавленные костяшки пальцев и кусочки стекла, показавшиеся прямо из разбитого до мяса кулака, Малфой почувствовал почти маниакальное удовольствие. – Ты это заслужил. Боль – меньшее из наказаний, после всего, что ты сделал.

Неожиданно скрипнувшая дверь заставила тут же схватить палочку и направить её на незваного гостя.

«Лучше бы ты приставил её себе к виску.» – встрял надоедливый внутренний голос, уже давно сожравший все, что когда-то называлось внутренним миром, и теперь, изредка обгладывая кости, покушавшийся на его – Малфоя – здравый рассудок. Хотя, здравый, серьёзно? Спорно, очень спорно.

– Малфой? – из-за двери показалась голова с копной кудрявых волос, а затем и сама девушка. – Мерлин, я искала тебя.

– Блядь, Грейнджер, просто свали отсюда! – прозвучало даже более раздражённо, чем планировалось изначально. Ладно, пусть. Так даже лучше. Может, она обидится и убежит. Испугается и будет плакать всю ночь? Тем лучше: из её грязнокровой башки давно следовало выбить привычку выходить из спальни после отбоя. Да, не слишком гуманно, зато эффективно. Так всегда говорил отец. Чёрт! – Оглохла? Проваливай, я сказал.

Гермиона вздрогнула, но не сделала ни шагу назад. Салазар, как же Драко ненавидит упрямство в этой девчонке! Настолько сильно, что готов нагнуть её над раковиной прямо здесь и сейчас. Интересно, что бы сказал Поттер, если бы узнал, что его дорогая подружка стонет под врагом всего их гребаного трио? Видит Мерлин, ради этого зрелища Малфой даже готов на время убрать палочку от виска. Тем не менее, гриффиндорка сделала несмелый шаг вперёд. Ничему её жизнь не учит!

– Грейнджер, не забыла, я только что пытал Круциатусом твоего дружка? – как бы невзначай напомнил слизеринец. – Не боишься, что я проверну то же самое и с тобой?

– Ты этого не сделаешь. – прозвучало гордо и уверенно, чертовски по-гриффиндорски, пусть и дрожащим голосом.

– Действительно, зачем тратить время на пытки, если есть старая-добрая Авада? – парень сделал театральный взмах рукой. – Грейнджер, убирайся отсюда по-хорошему, пока от твоей кудрявой башки не остались одни кровавые ошметки!

– Драко, пожалуйста… – слетело с губ так тихо, что поразилась даже сама Гермиона. Ей много раз доводилось успокаивать людей, но почему она старалась так именно сейчас? С ним? С какой стати ей вообще не наплевать? Ответа не нашлось, зато ноющее чувство в груди очень даже было и усиливалось с каждым резким словом волшебника, словно тот резал по её телу без ножа.

«С каких пор у него есть такой доступ к твоим эмоциям?»

– «Драко, пожалуйста…» – передразнил Малфой. – Нахер это «пожалуйста», Грейнджер. Я гребаный Пожиратель, забыла? Убийца! Я наслаждаюсь, убивая таких, как ты.

Гермиона продолжала стоять, игнорируя дрожь, сбившееся дыхание и стоящие в глазах слезы. Да, было неприятно слышать все это, но причиняло боль другое: Драко закрывался. Грейнджер не знала, как давно разделила Малфоя на «своего» и «чужого», но была уверена, что тот, кто кричит на неё сейчас, тот, кто надрывает глотку так, что от эха едва ли не рушатся стены – не «её» Драко. Это совсем не тот человек, с кем она говорила каждый вечер через свитки, не тот, кто помог на Зельях и перед Трансфигурацией, не тот, кого она целовала во мраке пустого школьного коридора. Стоящий перед ней парень был всего лишь сломленным ребёнком, отчаявшимся и уставшим. Принимающим на свой счёт все, что говорят другие. Закрывающимся от окружающих и убивающим внутри себя любое проявление эмоций.

– Это неправда. – тихо ответила волшебница, стараясь убедить скорее себя, чем его. – Просто не может быть правдой.

– Может. – невесело отозвался Малфой, уставившись взглядом на трещину в светлом кафеле. Видит Салазар, если Гермиона решит сделать такую же у него в затылке, он даже спорить не станет. – Твой дорогой Хупер прав во всем, до единого слова: на моих руках действительно кровь.

Запустив пальцы в блондинистые пряди, парень медленно съехал по стенке на пол. С чего вдруг такие откровения, Малфой? Зачем ты говоришь всё это? Почему именно ей? С каких пор ты доверяешь этой девчонке? Вопросы сдавливали голову, пережимая сосуды. Должно быть, все дело в огневиски. Сегодня слизеринец действительно много выпил, а значит, причина кроется в алкоголе. Это он действует на него так, заставляя произносить вслух все то, что на протяжении года Драко не решался озвучить даже в подсознании. Лучший друг – Блейз Забини – не знал о том, насколько все плохо на самом деле, а она была в курсе. Мерлин, мулат не имел ни малейшего понятия, какого это: когда отчаяние заживо сдирает с тебя шкуру, а обломок айсберга вместо сердца уже так долго валяется внутри, царапая острыми иглами внутренности, что начинает казаться, что в венах течёт вовсе не горячая кровь, а холодная жидкая платина. Какого это, когда хочется сдохнуть ежечасно и ежеминутно, а ты идёшь с идеально прямой спиной и ухмыляешься, потому что наследнику древнего чистокровного семейства не пристало показывать слабость и одиночество, даже если нервы уже давно превратились в оголенные провода, а постоянное чувство страха не проходит лет так с шестнадцати.

Тяжело вздохнув и решив рискнуть уже в сотый раз за ночь, Гермиона сделала несколько тихих шагов и села рядом с Драко, глядя, как трясутся кончики его пальцев, пока он нервно заламывает кисти. Малфой с безэмоциональным выражением лица смотрел куда-то перед собой, но гриффиндорка знала, что мыслями он далеко не в этой комнате.

– Её звали Люси. Обычная девочка лет семи. Может, ты помнишь: это про неё говорил Северус осенью. – хриплый негромкий голос так гармонично вписался в мертвенную тишину, будто становясь её частью. Казалось, сам Малфой был неотъемлемым элементом этого помещения: такого же холодного, пустого, леденящего душу, как и он сам. – Волдеморт приказал убить её. Когда я отказался, он наложил Империус.

Не отводя взгляда от бледного лица, Гермиона с трудом скрывала ужас, прикрыв рот ладонями. Конечно, она предполагала, что у Малфоя могут быть секреты, но такое не приходило на ум даже умнейшей ведьме столетия. Он убил ребёнка! Мерлин, помилуй их души. Теперь понятно, почему за последний год и без того откровенно плохо выглядевший Драко окончательно потерял живые краски. Удивительно, как он вообще держится! Далеко не каждый смог бы продолжить существование, когда внутри гложет такое. Это, конечно, не оправдывает того, что Малфой пытал бедного Джеффри Хупера, но, во всяком случае, многое объясняет. Как бы поступила сама Гермиона, будь она на его месте? Думать об этом не было никакого желания.

– Даже не верится, что после всего, что произошло, после этой гребаной войны ситуация повторяется. – аристократ мрачно усмехнулся. – Пожиратели сбежали. Вопрос времени, когда они начнут нападения.

– Думаешь, они будут атаковать?

– Их цель не в этом, но в качестве меры устрашения – вполне.

– Тогда чего они добиваются?

Выдохнув, Драко перевёл взгляд на сидевшую рядом гриффиндорку. Зачем она здесь? Почему не смеётся, видя, как давний враг превращается в лужу бессилия и уныния? Гермиона по-прежнему ждала ответа, и Малфой знал это. Завтра, когда Драко окончательно протрезвеет, он проклянет себя за каждое свое слово, но сейчас ему просто хочется знать, что он не один. Ощущать простое человеческое тепло, когда вселенская усталость душит так, что темнеет в глазах. Чувствовать, что кому-то не будет все равно, если его убьют – а его обязательно убьют, – когда он будет воплощать свой безумный замысел, заранее обречённый на провал, в жизнь.

– Проклятый предмет из мэнора… Думаю, они ищут его. – напряжённый вдох прекрасно давал понять, чего Малфою стоило делиться всем этим. – Я перерыл все, что мог, но не нашёл стоящей информации. Только детали, но они никак не складываются в полную картину. Не знаю, что делать, Грейнджер.

– Драко, – Гермиона прошептала тихо, почти не слышно и до чёртиков нежно , сжимая его трясущуюся ладонь в своей, будто забирая часть отчаяния на себя. Господи, почему она такая?! – мы справимся.

Мы.

Наверное, Драко рассмеялся бы, если бы не был так пьян.

– В любом случае, я рада, что ты рассказал мне.

«Мне ведь это так важно, Малфой.

Надеюсь, ты никогда не узнаешь, насколько.»

– Это все огневиски. – принёс он на выдохе, но гриффиндорке показалось, что парню стало чуточку легче. Кто знает, сколько таких секретов похоронил внутри себя бывший Пожиратель Смерти? – Надеюсь, завтра я ничего не вспомню.

Драко усмехнулся, и Гермиона улыбнулась в ответ, хотя сама не знала, из-за чего конкретно. Просто потому, что в чёрных зрачках, поглотивших серые радужки, читалось хотя бы немного меньше щемящей душу пустоты, а тёплая ладонь слизеринца все ещё лежала в её собственной. Он не убрал руку.

Это уже многое значило.

– Позволь полюбопытствовать: в честь чего же такой праздник? – девушка улыбнулась уголком губ. – Отмечали наступление зимы?

– Разумеется, нет. – ответил Драко, зевнув. Гермиона понятия не имела, который час, но её тоже безумно клонило в сон. – Просто слизеринцы праздновали моё возвращение. – потянувшись, волшебник продолжил. – Ладно, пусть радуются, пока я здесь.

– «Пока»? – удивилась гриффиндорка. – Малфой, что ты задумал?

Снова зевнув, парень уронил блондинистую голову на плечо девушки, утыкаясь носом ей в шею и замечая, что от Гермионы пахнет чем-то сладким и очень приятным. Банан и карамель – услужливо подсказало обоняние. Знала бы Грейнджер, насколько это соблазнительное сочетание.

– Пока что я буду искать информацию, – тихие слова затерялись где-то в кудрявых локонах. – а на зимних каникулах…

Несмотря на то, что глаза предательски закрывались, Гермиона усилием воли заставила себя посмотреть на собеседника:

– Что на каникулах, Малфой? – слизеринец молчал, и, видя, что он не собирается отвечать, девушка решила сменить тему. – Ради Годрика, только не говори, что ты планируешь ночевать здесь? На полу! В заброшенном туалете!

– Просто спи, Гермиона. – лениво протянул слизеринец, удобнее устраиваясь на плече гриффиндорки и прижимая её к себе, неразборчиво бормоча что-то про надежду на амнезию и действие огневиски.

Взмахнув палочкой и применив Согревающие чары, гриффиндорка почему-то улыбнулась, кончиками пальцев касаясь светлых блондинистых прядок. Наверное, ей стоит уйти. Аккуратно выскользнуть из объятий Драко и вернуться в спальню. Так, как и положено. Это ведь правильно, верно? Тем не менее, что-то останавливало, не давало подняться на ноги. Это «нечто» приковало к стене и кафелю, лишая возможности поступить так, как следует.

Может, Гермиона просто хотела остаться?

Решив, что даже ей, умнейшей-ведьме-своего-поколения, стоит хотя бы изредка совершать что-то такое, чего действительно жаждет её душа, девушка закрыла заклинанием дверь, починила окно и трансфигурировала мантию Драко, валявшуюся за полу с момента её прихода, в нечто, смутно напоминающее то ли матрас, то ли разложенное кресло. Мерлин, неужели она – Грейнджер – действительно собирается спать здесь?!

Почувствовав, как тёплая рука Драко обнимает её за талию и притягивает к себе, заставляя буквально ощущать на шее ровное дыхание слизеринца, Гермиона улыбнулась и закрыла глаза.

Комментарий к Часть четырнадцатая: «Это все огневиски»

Мерлиновы панталоны, что творят эти двое?!

========== Часть пятнадцатая: «Соври, что тебе все равно» ==========

Гермиона знала, что так будет.

Она ни капли не сомневалась, что после их чересчур доверительного разговора Малфой окончательно закроется от неё, и была права, так и не признавшись самой себе, что в глубине души надеялась на то, что им удастся все обсудить. Сам же Драко весьма ясно дал понять, что с Гермионой говорить не собирается, когда ушёл на рассвете, словно его и не было, не удосужившись сказать хоть что-то. Конечно, гриффиндорка не ждала услышать «доброе утро» или «спасибо, что была рядом, когда я разваливался на куски», но, видит Мерлин, проснуться в полном одиночестве на какой-то собственноручно трансфигурированной развалине, ночью казавшейся ей весьма похожей на маггловское разложенное кресло, посреди заброшенного женского туалета, ей хотелось меньше всего. Первые несколько секунд она искренне не понимала, как вышло так, что события прошлой ночи оказались явью, а никак не сном, после же пришло осознание: она действительно согласилась провести ночь с человеком, который за полчаса до этого на её глазах пытал Круциатусом студента, а после и вовсе признался в убийстве ребёнка. Мерлин! Тот вечер казался Грейнджер каким-то далёким, скомканным, вдоль и поперёк прошитым чистым безумием. Животный страх, непонимание и шок смешались в один большой комок из отвратительных эмоций, слившихся в единое целое настолько, что Гермиона окончательно потеряла грань между опасениями за жизнь однокурсника и настоящим страхом за то, как бы Драко действительно не сошёл с ума. Как вообще вышло так, что вместо того, чтобы вступить с Малфоем в дуэль во имя спасения Джеффри, она лишь взяла слизеринца за руку, и, глядя ему прямо в глаза, опустила его палочку? Почему она бросила Хупера и Гойла там, в коридоре, наскоро стерев из их памяти события минувшего вечера, а сама побежала за Драко? Для чего не бросила его, когда он оскорблял и угрожал? С какой целью выслушала его откровение и села рядом?

Почему. Она. Осталась?

И главный вопрос: что ей теперь делать? Гермиона чувствовала необходимость сказать что-то Малфою, как-то объяснить свои действия ему (а, может, и самой себе?), лишь бы избавиться от гадкого ощущения, что она поступила неправильно, услышала и увидела то, что не должна была, оказалась посвящённой в тайну, о которой ей не следовало знать. Влезла Драко в душу, воспользовавшись тем, что тот был пьян и разбит. Это подло. Так не должно быть.

Неизвестно, считал ли Малфой так же, но ясно было одно: он не желал ничего обсуждать, наверняка сожалея обо всем сказанном. С того утра прошло две недели, а слизеринец так и не произнёс ни слова, обращенного лично к ней, к Гермионе. Годрик, он не только перестал цепляться к гриффиндорцам, но даже оставил в покое их «Золотое трио»! Грейнджер могла бы вздохнуть спокойно, решив, что волшебник стал вести себя по-взрослому, если бы не одно «но»: Драко постоянно о чем-то думал. Девушка замечала, как слизеринец часто смотрит в окно, будто чего-то выжидая, и хмурит лоб, точно споря сам с собой. Видит Мерлин, Гермиона сама не знала, что занимало её собственные мысли больше: то, что слизеринец явно что-то планировал – пожалуйста, Годрик, пусть хотя бы в этот раз чёртов мальчишка никуда не аппариирует, – или то, что гриффиндорка никак не могла объяснить появление одеяла, каким она оказалась укрыта тем злополучным утром. Грейнджер не была бы лучшей ведьмой столетия, если бы не знала наверняка, что кроме недо-кресла-недо-матраса она не трансфигурировала ничего. Предположение, что сам Драко сделал это для неё, заставляло смеяться и сомневаться в собственном рассудке одновременно, но других вариантов не было. Не могло же одеяло взяться из воздуха!

Значит ли это, что…?

***

Драко решил, что пора со всем этим заканчивать, подразумевая под «всем» приступы внезапного доверия к Грейнджер и принятие её помощи, припадки, сопровождаемые поцелуями и называнием грязнокровки по имени, неконтролируемые проявления заботы и эмоциональной близости, и все то, что по его личному мнению свидетельствовало о развитии психического заболевания и было неразрывно связано с этой девушкой.

Ему нужно заниматься другими, куда более важными делами, а не делиться с поттеровской подружкой секретами, открывая ей душу и наколдовывая одеяло, чтобы та не отморозила свою любопытную гриффиндорскую задницу.

Необходимо снова попытаться устроить встречу с отцом – «Салазар, я затылком чувствую её взгляд», – продвинуться по делу с изучением информации о шкатулке, – «моя рубашка пропиталась запахами банана и карамели» – убедиться, что мать не пренебрегла усилением защиты поместья – «видимо, Грейнджер помирилась со своими идиотами, раз они снова таскаются за ней по всему Хогвартсу», – выведать, нет ли новостей о сбежавших Пожирателях и, наконец, избавиться от поселившейся в голове гребаной грязнокровки, которой он почему-то вдруг начал доверять. Отвратительно! Недальновидность, глупость и безответственность в высшей степени!

Всё вышеперечисленное настолько путало мысли, что способность сосредотачиваться пропадала сама собой. Благо, оставался холодный ум, бесстрастно констатировавший: Гермиона мешала ему – Драко – жить.

Бесила вечно поднятой на лекциях рукой и задранным подбородком, взглядами с немыми вопросами, псевдопониманием, отвратительной юбкой, предательски задравшейся, когда она сидела рядом той ночью, ладонями, которые совсем недавно сжимал он, а теперь – Уизли и Поттер, улыбками, и вообще всем этим идеально-мерзким, выверенным до малейшей детали образом, въевшимся ему в подсознание настолько, что становилось то ли страшно, то ли тошно.

Слизеринский принц сжимал до хруста челюсти и проклинал себя вместе со всем миром, пока гриффиндорская принцесса смеялась с двумя личными шутами.

Салазар, с этим точно надо заканчивать.

Шумно выдохнув, Драко в очередной раз пролистал несколько страниц фолианта назад, придя к выводу, что снова бездумно бегал глазами по строчкам, отвлекшись на свои мысли. Видимо, Нумерологии придётся подождать, а ему – окунуться в насущные вопросы. Обдумывая план дальнейших действий последние несколько недель, Малфой решил, что наилучшей стратегией будет дождаться рождественских каникул, и, оказавшись дома, уже оттуда снова отправиться в Азкабан, но на этот раз уже с матерью, ведь особого разрешения у него по-прежнему не было, компетентного надзирателя тоже, а без них волшебника, тем более несовершеннолетнего, могут пропустить только с родителем, и выяснить, о чем хотел поговорить с ним отец, а также расспросить его о той странной шкатулке.

Всё складывалось удачно и – кто бы мог подумать?! – даже законно, что предвещало почти гарантированный успех. Главное, чтобы за этот промежуток времени не произошло ничего, что поставило бы план под угрозу срыва.

«Мерлин, пожалуйста! Пусть хотя бы сейчас ничего не рухнет!»

Тем не менее, уже следующим утром Драко убедился, что великий волшебник наряду со всей небесной канцелярией все-таки остался к его просьбе глух и глубоко равнодушен.

***

Неспешно направляясь в библиотеку и замечая, что с наступлением зимы ранним утром стало совсем темно, Гермиона рассматривала то портреты, то пейзаж за окном, чувствуя странное умиротворение. Несмотря на то, что вопрос с Малфоем так и не был решён, жизнь определённо налаживалась. За эти две недели девушка успела помириться с друзьями, клятвенно пообещав ничего от них не скрывать, полностью подготовилась к предстоящим полугодовым экзаменам и теперь могла с удовольствием проводить вечера в гостинной Гриффиндора, наслаждаясь уютом и приятной компанией. Видит Мерлин, после всех этих тайн и интриг, связанных с Драко, ей больше всего на свете хотелось вернуться в старый-добрый мир, наполненный треском поленьев в камине, мягкими вязаными пледами, добрыми шутками и родными улыбками, согревающими сердце лучше любого огня, особенно сейчас, когда за окном холода и морозы. Что же касается Малфоя, то Грейнджер решила, что если парень не хочет говорить о последних событиях, то уж ей-то тем более не стоит озадачиваться подобными вещами. Да, поцеловались. Да, он на короткий миг снял маску, открыв душу. Да, ей действительно было важно находиться тем вечером рядом с ним. Все это появилось в её жизни внезапно и так же непредвиденно исчезло, оставив после себя лишь ощущение недосказанности с горьким послевкусием сожаления. Тем не менее, это уже не имеет никакого значения.

Гораздо важнее то, что Пожиратели Смерти до сих пор на свободе и ищут какой-то проклятый предмет, спрятанный в мэноре. Именно по этой причине умнейшая-ведьма-своего-поколения решила начать утро с изучения литературы о тёмной магии и наложении чар на неодушевленные объекты. Объединив полученные знания в единое целое, Грейнджер рассчитывала продвинуться в своём собственном расследовании, выяснив хоть что-то, раз уж кое-кто блондинистый и невероятно скрытный не желает посвящать её в это дело. Потом, когда у неё уже будут готовые, логично обоснованные выводы, она обязательно расскажет все Гарри и Рону, поделившись всеми догадками и предположениями. Если же к этому моменту в средствах массовой информации по-прежнему не объявят о произошедшем, то им, героям войны и национальным защитникам, возможно, придётся сделать это самостоятельно.

Как бы то ни было, подобная перспектива уже была гораздо лучше, чем простое игнорирование проблемы. Гриффиндорка понимала, что необходимо действовать, и делать это решительно, а потому приступила к воплощению своего плана, чувствуя переполняющие её волнение и дух справедливости.

Да.

Она поступает правильно.

Заходя в библиотеку, Гермиона не знала ни того, что принесёт ей это утро, ни того, что её планам не суждено сбыться.

***

В замке было подозрительно тихо. Слишком тихо. И практически пусто. Нахмурившись и осмотревшись вокруг, гриффиндорка пыталась понять, что именно не так. Да, она знала, что кроме неё мало у кого возникает желание с самого утра заниматься мозговой деятельностью, проводя время в библиотеке, но сейчас приближалась пора завтрака, а к этому часу студенты уже активно перемещались по школе. Во всяком случае, так было всегда. Сейчас же в холле не наблюдалось никого, кроме самой Грейнджер со стопкой книг в руках и нескольких пятикурсников, быстро и молча направлявшихся, как и она, в Большой зал. Казалось, будто в стенах школы витает какая-то мрачная аура, душащая всех и каждого унынием. Неужели что-то случилось?

Плохое предчувствие тут же скрутило живот, отозвавшись болью где-то в желудке и тошнотой, когда девушка вошла в помещение.

«Неуютно.» – констатировал мозг, едва волшебница оказалась в Большом зале.

Как и раньше, студенты сидели за столами, с той лишь разницей, что теперь парни и девушки не общались во весь голос, а лишь перешептывались, наклоняясь ближе друг к другу, понуро опустив взгляды в пустые тарелки. Среди всего спектра эмоций, доступных человеку, война научила Грейнджер безошибочно определять одну – страх. Панический, гнетущий, ледяной. Это ощущение скорого наступления чего-то кошмарного и неизбежного витало в воздухе, буквально волнами исходило от каждого ученика, вне зависимости от возраста и факультета.

Тяжело вздохнув и будто впитав в себя часть того, что душило всех присутствующих, Гермиона направилась к столу Гриффиндора, отметив, что у неё не только пропал аппетит, но и полностью испарились любые намёки на голод, а ноги наливались свинцом с каждым шагом. Годрик милостивый, да что здесь происходит?! Неужели за те часы, что девушка пробыла в библиотеке, случился апокалипсис? Волдеморт воскрес? Что?

«Львы» тихонько говорили о чем-то, напрочь позабыв о том, что принадлежат к факультету храбрых сердцем и духом, а из-за опущенных голов казалось, что всегда яркие красно-золотые галстуки, бросающиеся в глаза, теперь будто поблекли. Никто из волшебников не ел, даже Рон, что априори считалось плохим предзнаменованием.

– Гарри, что случилось? – прошептала Гермиона, чувствуя на себе сразу несколько косых, едва ли не осуждающих, взглядов, словно она сказала что-то лишнее и очень глупое.

Поттер исподлобья посмотрел на девушку, отчего по спине последней пробежала вереница мурашек, и молча протянул подруге газету – последний выпуск «Ежедневного Пророка».

«ПОБЕГ ИЗ АЗКАБАНА: ПЯТЕРО ПОЖИРАТЕЛЕЙ СМЕРТИ СНОВА НА СВОБОДЕ» – гласила первая строчка, заставившая умнейшую-ведьму-своего-поколения напряжённо сглотнуть. Да, Грейнджер случайно узнала о произошедшем почти месяц назад, пережив нечто среднее между панической атакой и истерикой прямо в библиотеке, но это никак не спасало от того, что страх липкими щупальцами снова хватал за горло, а проклятое внутреннее чутье в унисон с рациональной частью сознания твердили: «Это далеко не все».

– «По данным проверенных источников из тюрьмы Азкабан сбежали одни из опаснейших Пожирателей Смерти: Корбан Яксли, Антонин Долохов, Родольфус Лестрейндж, Торфинн Роули и Август Руквуд. Во избежание общественного резонанса произошедшее тщательно скрывалось Министерством Магии в течение неопределённого срока. Тем не менее, действующий министр магии Кингсли Бруствер все же счёл необходимым сообщить гражданам об этом инциденте. На данный момент местонахождение Пожирателей Смерти неизвестно.» – вслух прочитала Гермиона. – Мерлин, какой ужас!

– Это ещё не все. – словно слыша ее мысли и подтверждая их, мрачно буркнул Рон. – Есть и вторая новость дня.

– «ПОЖИРАТЕЛИ СМЕРТИ АТАКУЮТ ПОМЕСТЬЯ ЧИСТОКРОВНЫХ СЕМЕЙ: КТО СТАНЕТ СЛЕДУЮЩЕЙ ЖЕРТВОЙ?» – гриффиндорка нахмурилась, действительно не ожидав такого развития событий. Ненависть сторонников Волан-де-Морта к магглорожденным понятна, но почему они вдруг восстали против своих, чистокровных? Если приоритеты войны изменились, то чего они добиваются теперь? – «Прошлой ночью было совершено нападение на имение Дэвиса Скотта – бывшего Пожирателя Смерти, оправданного судом Визенгамота этим летом. Со слов мужчины, экс-коллеги угрожали расправой и разрушили его дом, безуспешно пытаясь в нём что-то найти…».

– Эти психи снова в деле. – отозвался кто-то из гриффиндорцев. – Кто знает, может, завтра они устроят налёт на Хогвартс?

Все «львы», до этого обсуждавшие новости шёпотом, неожиданно громко подключились к диалогу. Их примеру последовали пуффендуйцы, затем когтевранцы, и – кто бы мог подумать! – даже несколько слизеринцев. От тишины, царившей в Большом зале, не осталось и следа. Студенты были напуганы, а коллективное обсуждение и споры помогали хоть как-то отвлечься от тяжёлых мыслей.

– Неужели стоит ждать новой войны?

– Выдержит ли школа удар?

– Гарри, ты спасешь нас?

Последний вопрос поставил Поттера в тупик. Защитит ли он магический мир? Готов ли снова сразиться со смертью? Справится ли с очередной потерей близкого человека? Рон молча смотрел на друга, тоже ожидая его ответа, будто приговора, а тот лишь с немой просьбой повернулся к самому умному человеку их легендарной троицы.

Коротко кивнув, Гермиона взяла инициативу на себя:

– Думаю, вы слишком торопите события. Не паникуйте, Министерство и Аврорат обязательно со всем разберутся, а преподаватели смогут блокировать любые атаки на школу. Кроме того, мы ведь даже не знаем, кто на какой стороне в этот раз.

– Всё и так ясно: добро – мы, зло – Пожиратели. – заявил Терри Бут.

– Многое изменилось с тех пор, мы не можем говорить сразу за всех. – Грейнджер предприняла миролюбивую попытку успокоить студентов.

– По-моему, можем. Все прекрасно знают: бывших Пожирателей не бывает! – довольно громко оспаривал позицию однокурсницы Джеффри Хупер, из-за Обливейта благополучно забывший о том, как всего пару недель назад поплатился за свое красноречие.

Гриффиндорка заметила, что после слов волшебника многие студенты покосились на стол Слизерина, глядя на «змей» осуждающе и укоризненно. В такие моменты Гермионе, всегда стремящейся к справедливости, даже становилось их жаль: тех, кто носит серебристо-зеленый галстук, всегда будут винить в ошибках их родителей и во всех бедах человечества в целом. Многие из них не выбирали своего пути, но были вынуждены платить по счетам наравне с остальными. Волшебница закусила губу на долю секунды, задумавшись, имел ли свободный выбор он.

Именно в этот момент Жизнь продемонстрировала свое извращенное чувство юмора, а Судьба, должно быть, в волю поглумилась над такой тонкой иронией, потому что в следующее мгновение после слов Хупера двери Большого зала отворились и в помещение вошёл Драко Малфой, как по команде приковав многочисленные взгляды к своей персоне.

Кто-то выронил вилку.

Жаркие споры, шумевшие в Большом зале, мгновенно стихли, а их место заняла абсолютная, почти гробовая тишина. Студенты едва ли не под прицелом изучали появившегося слизеринца, словно не сомневаясь, что тот с минуты на минуту достанет палочку и начнёт насылать Непростительные на всех, собравшихся в зале. Впрочем, волшебников можно понять. Большинство старшекурсников не только видели своими глазами войну и битву за Хогвартс, но и принимали в них непосредственное участие. Воспоминания об этих событиях были ещё очень свежи, а потому страх и недоверие к оправданному Пожирателю справедливо считались обоснованными. Ученики младших курсов, хотя и не видели все ужасы битвы так, как остальные, но тоже прекрасно знали, что такое война. Многие из этих юных волшебников потеряли друзей и членов семьи, некоторые и вовсе остались полными сиротами, а потому даже они – совсем ещё дети – буравили блондинистую макушку недоверчивыми взглядами.

– Он знает? – очень тихо, так, что Грейнджер с трудом расслышала, прошептала подруге Джинни.

«Правда, а знает ли Малфой в чем дело? – задалась тем же вопросом шатенка. – Может, он, как и ты, Гермиона, пропустил срочную утреннюю почту, и теперь не имеет ни малейшего понятия, почему на него смотрят так, будто он лично поднял Волдеморта из могилы? ».

Пробежав по залу оценивающим взглядом, и, видимо, не найдя в нем ничего, что могло бы его хоть как-то заинтересовать, Драко расправил плечи, поднял подбородок чуть выше и абсолютно спокойно, почти равнодушно, через весь Большой зал направился к столу своего факультета. Неопытный наблюдатель сказал бы, что слизеринец либо вообще не знает о случившемся, либо ему на это глубоко наплевать. К тому же выводу пришёл бы любой другой человек, но не Гермиона, нет. Она видела. Карие глаза детально изучали блондина и различали все, что тот так тщательно скрывал. Слишком прямая спина. Настолько неестественная осанка, что складывается впечатление, что Малфой или проглотил железный прут, или этого аристократа и вовсе вырезали из пластика, а может и из картона. Взгляд в одну точку чётко перед собой. Тоже ложь, Малфой. Нормальные люди так не смотрят. С силой сжатые челюсти – его отвратительная привычка – и желваки на высоких скулах.

«Мерлин, я слишком хорошо его знаю!» – понимание пришло настолько резко, что буквально ударило в лоб, отправило прямо в нокаут, напрочь выбило из колеи. Он – Драко Малфой, школьный враг, лицемер и трус, бывший Пожиратель Смерти, а судя по признаниям в пьяном бреду, ещё и убийца, и она – умнейшая-ведьма-своего-поколения и героиня войны, которая уже не просто видит его насквозь, но и улавливает каждую эмоцию всеми фибрами души, кожей чувствует его присутствие. Безумие!