Текст книги "Змеиное гнездо (СИ)"

Автор книги: Юлия Ковалёва

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 37 страниц)

И, прежде чем развернуться и уйти, напоследок тихо добавил:

– Мы ещё не закончили.

Фигура в темно-коричневом пальто, сопровождаемая ещё четырьмя, размашистыми шагами достигла транспорта и скрылась внутри. Сосредоточенный взгляд серых глаз внимательно следил за тем, как министры сели в карету, запряженную шестью пегасами. Животные мгновенно вспорхнули в небо, исчезая в грязных облаках. Наблюдая за тем, как коллегия растворяется в ночи, а потом и вовсе пропадает из виду, Драко шумно вздохнул. Конечно, диалог прошёл не слишком дружелюбно, но открытого конфликта не было. Уже хорошо. Кроме того, теперь, когда министров нет в школе, молодой аристократ может заняться важными делами: шкатулкой, побегом Пожирателей, встречей с отцом.

Мысленно кивнув самому себе, Малфой скрылся за дверьми, окунаясь в тишину замка и отмечая, что за время беседы с Уокером свитер до нитки промок из-за снега.

***

Стремительно преодолевая метр за метром одного из многочисленных тёмных коридоров, Гермиона совершенно не понимала, куда конкретно шла. Было больно и очень обидно, а потому разумные доводы подсознания, кричавшего, что гулять по Хогвартсу после отбоя – плохая идея, остались благополучно проигнорированными. Гриффиндорка искренне недоумевала, как вышло так, из-за врага она едва не потеряла друзей. Это возмутительно! Последний учебный год должен был стать самым нормальным и спокойным, но что же девушка имеет на данный момент? Ссору с лучшими – единственными! – друзьями, шлейф из слухов, портящих безупречную репутацию, и Малфоя, который то игнорирует, то помогает, то открывается, то вновь прячется за маской, то исчезает, то возвращается. Не человек, а ходячее противоречие! Однако, что того хуже, на это самое «противоречие» ей почему-то было не все равно. И, увы, о том, как решать такую головоломку, в книгах не пишут! Хотелось исчезнуть, испариться прямо посреди коридора, лишь бы не чувствовать себя дурой и предательницей, ошибочно расставившей приоритеты и теперь пожинающей горькие плоды. Решив проветрить голову в прямом смысле этого слова, девушка поспешила вниз по лестнице, на ходу смахивая слезы и совершенно не глядя под ноги. Главные двери школы запирались заклинанием, с которым могла справиться обычная Алохомора, так что возникновения проблем на пути к свежему воздуху не предвиделось. Холодный ветер поможет. Обязательно! Повинуясь ходу своих мыслей, Гермиона преодолевала последний лестничный пролёт, ведущий к холлу и высоким дубовым дверям. Практически все ступеньки уже остались позади, когда взгляд уловил во мраке чью-то фигуру. Резко остановившись, лучшая ведьма столетия едва не покатилась вниз.

– Грейнджер? – знакомый голос отразился эхом о стены и вонзился в голову.

Малфой.

Чертыхнувшись, шатенка ощутила ещё большее желание разреветься прямо здесь, как неразумная второкурсница, но тут же прогнала подобные мысли. Не сейчас. Только не на его глазах. Такого унижения гриффиндорка не допустит.

– Нарушаем правила, да, Грейнджер? – слизеринец подошел ближе, остановившись в самом низу лестницы. Тихий голос звучал насмешливо, но устало. – Боюсь, ваша деканша не погладит тебя по головке.

Гермиона продолжала стоять, молча глядя на волшебника сверху вниз и щурясь, пытаясь понять, что именно не так с его одеждой. Использовать банальный Люмос почему-то не хотелось, а пристальный осмотр в полутьме не давал никаких результатов. Сначала шатенка подумала, что дело в отсутствии на блондине мантии, но потом поняла, что все-таки нет. Что тогда?

– Решила сходить на прогулку под звездами? – предположил Драко, усмехнувшись. – В таком случае, где же Уизли?

В этот момент гриффиндорку осенило.

– Твой свитер… – нахмурившись и словно сомневаясь, девушка наклонила голову набок в точности, как всегда делает это Драко, вглядываясь в темноту.

Прежде чем волшебники осознали происходящее, умнейшая-ведьма-своего-поколения поступила совсем не по-умному, когда за долю секунды преодолела разделяющие студентов ступеньки и, остановившись напротив парня, крепко ухватилась за насквозь мокрую колючую ткань свитера.

– Мерлин! – поразилась девушка, и Драко вздрогнул то ли от голоса, прозвучавшего слишком громко в гробовой тишине спящего замка, то ли от неожиданного прикосновения тёплых ладоней к холодному телу. – Малфой, ты был на улице?

– Поразительная наблюдательность! – парировал слизеринец, с особым удовольствием замечая, что даже сейчас, когда гриффиндорка стоит на одну ступеньку выше, он все равно может смотреть на неё сверху вниз.

– Там же идёт снег! – недоумевала шатенка, сжимая ткань в ладони и видя, как с тёмной шерсти падают капли. – Более того, на улице очень сильный ветер! О чем ты думал?!

Оторвавшись от изучения мокрого свитера, Гермиона подняла голову, чтобы строгим выражением лица более ясно продемонстрировать парню всю глупость его поведения, но внезапно обнаружила, насколько близко они стоят. Смутившись и моля всех маггловских Богов, чтобы слизеринец этого не заметил, Гермиона сделала полшага назад. Тем не менее, судя по самодовольной ухмылке волшебника, от внимательных серых глаз не укрылась её реакция. Кто бы сомневался!

– Нам нужно поговорить! – уверенно заявила шатенка, поднимаясь на ступеньку выше, как говорится, от греха подальше.

– О чем? – с наигранным любопытством изумился блондин, делая шаг вперёд и возвращая былую дистанцию. Ему до жути нравилась эта игра!

– Серьёзно, Малфой? – не сдержалась гриффиндорка, продолжая пятиться назад. – Ты аппарировал непонятно куда на две недели, прислал мне свитки, которые, между прочим, относятся к тёмной магии, вернулся, даже не предупредив, и теперь делаешь вид, что нам нечего обсуждать?!

– Я сообщил тебе, что вернусь. Помнишь, я написал на свитке: «До завтра»? – абсолютно спокойно ответил аристократ, делая ещё несколько шагов вперёд.

– Я думала, ты подразумевал, что мы поговорим следующим вечером, как всю неделю до этого!

– Это не мои проблемы. – легко парировал волшебник, продолжая надвигаться на девушку. – Тем не менее, раз уж гриффиндорское любопытство не даёт тебе спокойно жить, я, так уж и быть, отвечу на пять твоих вопросов.

– Ты, должно быть, шутишь? – негодовала шатенка, делая очередной шаг назад и отмечая, что они практически преодолели лестничный пролёт.

– Уже четыре! – усмехнулся Драко. – Какое расточительство, Грейнджер!

– Малфой!

– Ладно-ладно, я прощу тебе этот вопрос за хорошее поведение. – блондин во всю развлекался, наблюдая, как карие глаза едва ли не испепеляют его светлую макушку.

– Во-первых, как ты трансгрессировал? Прежде, чем ты исчез с Астрономической башни, ты говорил что-то о преимуществах Пожирателей, но это же бред: метка не работает, если маг, поставивший её, мертв. Я читала об этом!

– О, Грейнджер, это целиком и полностью заслуга матери. Не поверишь: она использовала Мanum tuam Mendacium прямо на моем посвящении в Пожиратели! – с энтузиазмом ответил слизеринец, не скрывая гордости за Нарциссу. – С латыни это переводится как «Рука лжеца» – заклятие, лишающее силы любое обещание, принесенное тем, на кого его наложили. Все Пожиратели Смерти давали Лорду клятву верности, включающую в себя покорное служение и признание Реддла своим хозяином. Как ты и сказала, мои бывшие «коллеги» после смерти Волдеморта потеряли способность перемещаться, но не я. Моя клятва не может утратить силу, ведь она изначально была недействительна! – Драко растянул губы в хищной улыбке, явно будучи довольным тем, что снова перехитрил всех.

Обдумывая услышанное, Гермиона не обратила ни малейшего внимания на стук собственных небольших каблуков уже не о ступеньки, а о кафель пола. Как оказалось, подростки прошли всю лестницу.

– Во-вторых, куда ты аппарировал?

– В мэнор. – ответил аристократ так, словно это было очевидно. – Куда ещё, по-твоему, я мог переместиться?

– В тюрьму, например. – пожала плечами девушка. – Кстати, о ней. Какое отношение ты имеешь к побегу Пожирателей из Азкабана, Малфой? – гриффиндорка прикусила губу, боясь услышать в ответ что-то вроде: «самое непосредственное».

– Никакое, Грейнджер. – нахмурился парень. – Кстати, откуда ты вообще об этом знаешь?

– Довелось услышать. – отмахнулась шатенка, решив не углубляться в подробности. Ей до сих пор было неприятно вспоминать про тот случай в библиотеке. – Итак, четвёртый вопрос: чем ты занимался все это время в поместье?

– Искал кое-что. Есть вероятность, что в мэноре есть проклятый предмет.

– Нашёл? – умнейшая-ведьма-своего-поколения все ещё делала шаги назад.

– Уверена, что хочешь потратить последний вопрос на это? – поинтересовался слизеринец, продолжая двигаться вперёд.

Гермиона покачала головой, чувствуя, как лопатки упираются в каменную стену. Отступая, она и не заметила, как оказалась загнанной в угол в прямом смысле этого слова, и теперь если позади был холод стены, то впереди – жар дыхания.

Тот самый горький аромат, улавливаемый обонянием с самого утра, наполнял каждую клеточку лёгких, буквально разрывал их, ядом впрыскивался в вены и вместе с кровью разливался под кожей. Ноты дождя, полыни и абсента вкупе с его собственными образовывали убийственное сочетание. Наверное, если можно было бы выбрать, Гермиона предпочла бы задохнуться именно этим ароматом.

Драко подошёл ближе. Образ гриффиндорки, стоящей напротив, тонул в черноте, поглотившей серые радужки. В какой-то момент и её кровь, и то, что она подружка Поттера, и ещё множество прочих обстоятельств перестали иметь какое-либо значение. Наплевать и на мнение отца, и на то, что совсем недавно они стояли по разные стороны баррикады. Не имеет значения. Гермиона здесь. Стоит, впиваясь в него своими огромными карими глазами, и когда она смотрит так, все мысли разом растворяются, не успев сформироваться на задворках подсознания. Со всем остальным он разберётся потом. Сейчас ему это нужно. Нужна она. Необходима так, что подушечки бледных пальцев печёт от желания прикоснуться. И Драко повинуется. Дотрагивается до порозовевших щёк, скользит по подбородку, тыльной стороной ладони ощущая её сбившееся дыхание.

Гермиона продолжает стоять на месте. Запечатляет в памяти каждый вдох, все движения холодных пальцев, вдыхая пьянящий аромат, усыпляющий бдительность лучше любого огневиски. Драко наклоняется к ней, и девушка чувствует его дыхание на своей шее. По коже пробегает вереница мурашек, когда слизеринец шепчет:

– У тебя осталось право на пятый вопрос, Грейнджер. Не хочешь использовать?

Серебристо-серые глаза встречаются с шоколадно-карими, читая в них страх, трепет и сладостное предвкушение чего-то, что бешеными дозами вводило адреналин в кровь. Худое тело дрожало, трясясь, как в лихорадке, утратив способность контролировать себя.

– У меня ещё будет такая возможно…

Слова утонули в поцелуе, когда прохладные губы впились в тёплые, отвечающие неумело, но искренне. Гриффиндорка робко обняла парня за шею, кончиками пальцев дотрагиваясь до коротких волос. Мерлин, кто бы мог подумать, что когда-нибудь все, чего она будет хотеть – это её школьный враг?! На коже девушки появлялось все больше мурашек, пока Драко крепко прижимал её себе, заставляя чувствовать холод мокрого свитера и обжигающий жар тела одновременно. Длинные аристократические пальцы то сжимали мантию волшебницы, будто стремясь избавиться от ткани, как от препятствия, то путались в тёмных кудрявых локонах. Гермионе казалось, что она падает. Проваливается в пропасть, а потом тонет в омуте серых глаз, достигая дна в объятьях рук. Сердце бешено стучало в груди, и умнейшая-ведьма-своего-поколения могла поклясться, что оно вот-вот проломит каждую косточку рёбер и выпрыгнет наружу. Малфою прямо в руки. Только когда воздух закончился и студентам стало практически невозможно дышать, их губы медленно разомкнулись, дав шанс снова «вынырнуть на поверхность», получить глоток свежего воздуха среди пьянящего марева, окутавшего разумную часть сознания. Бледная кисть легко проскользила по скуле гриффиндорки, вычерчивая лишь Малфою понятные узоры. Словно проверяя, не является ли девушка миражом.

Прежде чем Гермиона успела сделать вдох, Драко исчез во тьме коридора, растворился, словно его и не было, оставив после себя лишь горькие ноты парфюма в воздухе. Гриффиндорка дотронулась трясущимися пальцами до собственных губ, дрожащих и слегка припухших.

В пустоте коридора эхом раздалось тихое:

«Чёртов Малфой.»

Комментарий к Часть тринадцатая: «Чёртов Малфой!»

Мы все ждали этого и дождались! Они поцеловались! Хвала Мерлину! К слову, изначально ничего подобного не планировалось. Герои творят, что хотят, я лишь описываю. Всё вопросы к ним!

========== Часть четырнадцатая: «Это все огневиски» ==========

Утро первого декабря началось со снегопада. Белоснежные хлопья плавно кружили в воздухе, покачиваясь на ветру, а затем, завершая свои «па», падали на землю, заметая пожухлую траву и осенние листья. Драко стоял у окна и наблюдал за тем, как крыши башен замка постепенно прячутся под снежным покровом, а птицы жмутся друг к другу в щелях, спасаясь от пронизывающего до костей мороза. Хаотичное движение снежинок напоминало волшебнику его собственные мысли: такие же спутанные, перемешанные и холодные. Стоило Малфою вернуться в Хогвартс, как вновь появились и кошмары – видимо, к его крепкому сну в мэноре все-таки приложила руку Нарцисса, – а потому, проснувшись на рассвете и заранее зная, что уже не вернётся в объятия Морфея, слизеринец решил продуктивно провести время за решением насущных проблем, глядя в окно.

Во-первых, необходимо написать матери, чтобы та применила защитные чары к поместью. Драко видел прямую связь между тем предметом, который ищет Министерство Магии, побегом из Азкабана и проклятым артефактом с колдографии в кабинете Люциуса. Сбежавших Пожирателей Смерти при всем желании нельзя было списывать со счетов, поэтому полагать, что они не заявятся в мэнор, если сочтут это нужным, было проявлением величайшей глупости и почти детской наивности. Следовательно, нужно как можно скорее убедить Нарциссу внять разумному голосу логики и прислушаться к сыну.

Во-вторых, стоит разобраться с приспешниками Волдеморта. Как они вообще могли сбежать из чёртового Азкабана – самого охраняемого места заключения в стране?! Учитывая, что метки не работают, а вокруг блуждают дементоры, остаётся только полагать, что волшебникам кто-то помог выбраться на свободу. В глубине души Малфою были абсолютно безразличны Пожиратели: и те, что умерли, и те, что выжили, и те, что в тюрьме, и даже те, что каким-то чудом устроили побег. Наплевать. Единственное, что волновало слизеринца, так это то, как ситуация отразится на его семье. Если даже мисс-самая-добрая-душа-всея-Хогвартса-Грейнджер не упустила первой же возможности выяснить, не Драко ли случайно освободил своих бывших соратников, то не стоило и думать, что когда в массах распространится информация о произошедшем в Азкабане (а рано или поздно, это все же произойдёт), то к Малфоям у общественности не будет вопросов.

Отсюда плавно вытекала и следующая, третья, задача, именуемая Гермионой Грейнджер, и заключающаяся в странном характере их взаимоотношений. Вернее, проблема состояла в том, что этих самых «взаимоотношений» не было, а вот поцелуй, произошедший не позднее, чем прошлым вечером, вполне был, и, если уж смотреть правде в глаза, то стоило признать, что этот «казус» случился по его – Драко – инициативе. Это он заставил гриффиндорку пятиться вверх по лестнице, он буквально вжал её в угол, и он же поцеловал. Непонятно только одно: зачем? И правда, Малфой, какого хера ты впиваешься в грязнокровку так, словно она – единственный источник кислорода? Тем не менее, на фоне всего, что творилось вокруг, этот инцидент казался совершенно незначительным, не стоящим драгоценного внимания самого слизеринского принца. В конце концов, у Драко был трудный день: сначала донимали расспросами студенты, потом к ним присоединились профессора, а завершением послужил затянувшиййся разговор с Уокером, так что поцелуй с Грейнджер – не больше, чем способ отвлечься, избавиться от надоедливых мыслей. Банальная разрядка. Кратчайший путь к успокоению нервов.

Да, точно.

Так и есть.

Главное поверить в это самому.

– Опять кошмары? – сзади послышался сонный голос Блейза. То, как он всегда замечал, что его друг проснулся, оставалось для Малфоя загадкой.

– Снова.

Секунду спустя до слуха блондина донеслись тяжёлый вздох и последовавший за ним скрип кровати. Забини поднялся с постели и тихо подошёл к другу, тоже устремляя взгляд в окно.

– Ты так и не рассказал, куда исчез. – задумчиво произнёс мулат, глядя куда-то вдаль. – Днём мешали посторонние, а вечером ты ушёл.

– Как ты знаешь, ещё в сентябре мне пришло письмо из Азкабана: отец просил встречу. Макгонагалл не дала разрешение на трансгрессию, поэтому я аппарировал в мэнор самостоятельно, а уже оттуда – в тюрьму. – Малфой мысленно мрачно усмехнулся, отмечая, сколько любопытных подробностей опустил. – Однако, из-за Уокера по некоторым причинам план провалился. Чёртов ублюдок!

Блейз нахмурил тёмные брови, переводя взгляд на друга:

– Ты перемещался, используя…

– Да. Метку. – на выдохе продолжил фразу слизеринец, из-за чего складывалось впечатление, что последнее слово было буквально выплюнуто. Драко помнил, как именно на его предплечье появился этот символ, а потому внутренне проклинал не исчезнувший с бледной кожи знак. Внешне аристократ оставался невозмутим, но в глубине души он ненавидел метку, и Блейз знал это.

– Теперь понятно, почему грязнокровка проявила такой интерес к литературе по Тёмной магии. – ухмыльнулся Забини, кожей чувствуя недоуменный взгляд сокурсника. На свете существовало мало факторов, способных заинтересовать Драко Малфоя, но Блейз, похоже, только что нашёл один из них.

– Грейнджер?

– Забавно, что в первую очередь ты подумал о ней.

Драко отвернулся от мулата обратно к окну, возвращая привычную маску, скрывающую любое проявление эмоций. Пока серые глаза скользили по белеющим верхушкам сосен и елей Запретного леса, мозг старательно пытался сформулировать следующие вопросы максимально лаконично и однозначно. Не хватало ещё, чтобы Забини узнал о том, как Драко общался с Гермионой через зачарованные свитки все это время, или – упаси Мерлин! – о том, что произошло между ними вчера вечером. Безусловно, Блейз не будет осуждать, но это не значит, что он поймёт.

– Мы с Пэнс, конечно, в добровольно-принудительном порядке убедили весь факультет тактично умалчивать, куда пропал наш дорогой «принц», но сами не бездействовали. – спокойно заговорил мулат, решив, что проще рассказать все самому, чем ждать, когда Драко найдёт «правильные» вопросы. – Только кретин не счёл бы странным, что Грейнджер отчитывается за тебя перед профессорами, поэтому самыми разными путями мы пришли к тому, что грязнокровка, во-первых, знает про побег Пожирателей, а во-вторых, изучает информацию про Тёмную метку.

Малфой неопределённо хмыкнул. Он и не сомневался, что как только у гриффиндорки появятся вопросы, та сразу же побежит в библиотеку в объятья пыльных фолиантов. С другой стороны, Драко не мог её осуждать, ведь большую часть своего отсутствия он сам провел в той же компании…

– Когда оказалось, что все нужные книжки Макгонагалл уже забрала себе, мы с грязнокровкой и Пенси организовали кражу. Да-да, наша гриффиндорская заучка поступилась своими принципами! – с усмешкой продолжил слизеринец. – Всё прошло довольно успешно, надо сказать. При этом, правда, мы устроили потасовку прямо напротив кабинета директора, но это уже была идея Паркинсон. В любом случае, главное, что это сработало: Грейнджер забрала себе всю литературу, а Пенси перестала паниковать, что мы ничего не можем сделать для спасения твоей аристократической задницы! – резюмировал Блейз, и, когда он закончил свою пламенную речь, губы Драко непроизвольно растянулись в улыбке: приятно знать, что есть кто-то, кого волнуют твои жизнь и здоровье. Да, им с Забини и Паркинсон далеко до «Золотого трио», но их собственное, платиновое, выстроенное из стекла и битого хрусталя, было в чем-то даже лучше. Про них не напишут в «Ежедневном пророке», и вряд ли они когда-нибудь будут сражаться со злом, но у них была верность, а это даже важнее, чем Орден Мерлина. Драко был в этом уверен.

– Значит, именно этим ты вчера угрожал Грейнджер на второй Трансфигурации. – сделал вывод Малфой. – О, Салазар, Блейз, это так по-слизерински!

Переглянувшись, молодые люди громко рассмеялись. За окном по-прежнему шёл снег, но в комнате, казалось, стало немного теплее. Конечно, подобный разговор и близко не напоминал душевные беседы у камина, какие, наверное, так часто можно услышать в гостинных Гриффиндора или Пуффендуя, но оттого был куда более ценен. Должно быть, в этом состояла особая романтика: моменты искренней дружбы в эпицентре змеиного гнезда. Чертовски символично!

– Кстати, раз уж мы говорим о девчонках… – мигом развеселился Блейз, что читалось в искорках в карих глазах. – Куда ты пропал вчера после отбоя? Признавайся: зажимал в туалете шестикурсниц?

– Забини, что за бред? – усмехнулся Малфой. – Я что, похож на Флинта, таскающего к себе в спальню все, что движется? Боюсь, единственным, с кем мне довелось уединиться прошлым вечером, был Уокер, и он, увы, не в моем вкусе, если ты понимаешь, о чем я.

Забини закашлялся, пытаясь скрыть рвущийся наружу смех, а Драко вновь перевёл взгляд на пейзаж за окном. О том, что было после встречи с Лукасом, он предпочёл не рассказывать.

***

В мире существует множество безразличных Гермионе Грейнджер вещей и событий. Например, её не интересует квиддич. Британская экономика, как и уроки Прорицания, от которых гриффиндорка отказалась ещё на третьем курсе, также не вызывают у неё никаких эмоций. Умнейшая-ведьма-своего-поколения с тем же успехом могла бы назвать ещё дюжину неинтересных ей объектов, но решила сразу перейти от примеров к умозаключению: меньше, чем все вышеперечисленное, Гермиону волнует только Драко Малфой. Девушке абсолютно наплевать на него самого, на все его планы и интриги, её не интересуют ни конфликты слизеринца с Уокером, ни зачарованные свитки, ни что-либо ещё, как-то связанное с этим чистокровным волшебником. Однако, больше всего на свете Грейнджер безразлично то, что они с Малфоем поцеловались прошлым вечером. Это её не задевает никоим образом.

Да!

Точно!

В конце концов, это не первый её – Гермионы – поцелуй, чтобы она об этом думала. Гораздо важнее ссора с друзьями, полугодовые экзамены, до которых осталось меньше месяца, скорый поход в Хогсмид. Даже то, что наступил декабрь, и совсем скоро будут Новый год, Зимний бал и Рождественские каникулы, которым девушка обычно придавала второстепенное значение, сейчас гораздо важнее, чем какой-то поцелуй. Кроме того, у Грейнджер есть замечательное оправдание для дотошной совести, мешавшей нормально спать всю ночь. Гермиона была расстроена ссорой с Гарри и Роном, её задели их слова, поэтому она, повинуясь взбунтовавшимся гормонам и бьющим ключом эмоциям, нашла утешение в первом встречном, кем и оказался Малфой. Во всяком случае, такое объяснение звучало вполне логично. Однако, умнейшая-ведьма-своего-поколения рассматривала и тот вариант, что, возможно, ей стало жаль слизеринца, ведь растрепанный, скрывающий дрожь из-за промокшего свитера Драко просто не мог не вызвать сочувствия у сердобольной гриффиндорки, может, малфоевские насмешки подняли ей настроение, вероятно, её подкупила его искренность, но что-то подсказывало, что дело было не в эмпатии, веселье или благодарности. Этими эмоциями нельзя оправдать то, что Гермиона ответила на поцелуй.

Этой ночью Грейнджер не единожды задавала себе вопрос: окажись на месте Малфоя кто-то другой, она повела бы себя тем же образом? Первым ответом было твёрдое «да», категорически отрицающее возможность того, что Гермионе не наплевать на Драко, но червь сомнения за ночь и утро проел такую плешь в уверенности гриффиндорки, что она начинала сомневаться в том, что после доверительного разговора у озера, помощи в кабинете Зельеварения, поцелуя в лоб в Астрономической башне, постоянных ночных бесед через свитки, спасения от Забини и миллиона самых разных взглядов, её реакция была бы той же, столкнись она в холле с кем-то другим. Гермиона ответила на поцелуй Драко не потому, что была расстроена или что-то ещё, а потому, что она хотела это сделать, и, что того хуже, хотела именно с ним, но в этом гриффиндорка не признается себе никогда.

– Гермиона, ты меня вообще слушаешь? – голос Джинни вывел Грейнджер из размышлений, и девушка невольно вздрогнула, едва не расплескав чай в удерживаемой рукой чашке. – Мерлин, в каких облаках ты витаешь?

– Прости, я просто задумалась. Скоро экзамены, и это не даёт мне покоя! – спешно объяснилась гриффиндорка. – Так о чем ты говорила?

– Я рассказывала тебе о том, как провела беседу с Роном и Гарри. – повторила Уизли. – Они, конечно, упрямые, как бараны, но ты дорога им, Гермиона. Думаю, если мой красноречивый монолог о важности терпения и умения прощать возымеет должный эффект, то совсем скоро вы помиритесь.

– Они сильно обижены, да? – нерешительно спросила Грейнджер. – Гарри и вовсе сказал, что считает меня чуть ли не предательницей.

– Не воспринимай его слова настолько серьёзно, Гермиона. Мы обе знаем, что Гарри порой сначала говорит, а только потом думает. – тоном мудрой, повидавшей жизнь женщины, глубокомысленно изрекла Джинни. – Что касается Рона, то, полагаю, он первый пойдёт на мировую. Брат понимает, что повёл себя некрасиво, просто эта мысль ещё не до конца сформировалась в его голове. Так что, думаю, к началу следующей недели «Золотое трио» снова будет восстановлено!

– Я очень на это надеюсь! – выдохнула Грейнджер. Теперь, когда у неё одной проблемой меньше, жить стало существенно проще. – О, Джинни, что бы я без тебя делала! Спасибо!

Гермиона крепко обняла подругу, не скрывая улыбки. Пожалуй, младшая Уизли – лучший советчик, которого Гермионе только доводилось встретить!

– Думаю, мне пора. Не хватало ещё, чтобы парни раскрыли наш план. – дружелюбно произнесла Джиневра, заговорщически подмигнув. – Помни, Гермиона: я тебе ничего не говорила!

Грейнджер согласно кивнула, глядя вслед уходящей волшебнице, и с удовольствием отметила, что на душе стало гораздо легче, а парящие за окном снежные хлопья теперь навевали мысли не о слякоти, а о чудесных зимних деньках.

***

Урок Истории Магии начался так, как и всегда. Привидение Катберта Бинса – профессора, однажды не заметившего собственную смерть и с тех пор обучающего студентов в бестелесном облике – появилось прямо из классной доски, причём сначала показался довольно заметный живот, обтянутый горчичного цвета жилеткой, а только потом и сам преподаватель. И гриффиндорцы, и слизеринцы уже привыкли к такому необычному прибытию профессора, а потому не выразили ни намёка на удивление. Отличился только Гойл, единственный из всех восьмикурсников громко прыснувший в кулак.

– Придурок. – прошептал другу Рон, и, увидев, что Гермиона тоже услышала его слова, перевёл на девушку взгляд. Та улыбнулась, как бы соглашаясь со сказанным, после чего Уизли, слегка приподняв уголки губ, повернулся обратно к Гарри.

Возвращаясь к чтению параграфа, заданного для домашнего изучения, Гермиона все ещё продолжала улыбаться: первый шаг к примирению был сделан, и, хотя Рон и попытался это скрыть, но он тоже был рад. В конце концов, не зря говорят, что глаза – зеркало души. Несмотря на напускную обиду, именно они выдавали, что волшебнику было приятно снова хотя бы как-то взаимодействовать с подругой. Оглядевшись во сторонам, гриффиндорка пришла к выводу, что лица других учеников демонстрировали не меньший спектр эмоций. Одни с удовольствием болтали с соседями по партам, что-то увлечённо рассказывая, другие нервно вчитывались в текст, очевидно, до этого проигнорировав домашнее задание, третьи либо спокойно повторяли материал – заранее выучив его, в отличие от предыдущих, – либо занимались чем-то посторонним. Перепрыгивая с одной макушки на другую, взгляд карих глаз остановился на блондинистой, обладатель которой повернулся лицом к окну и наблюдал за снегопадом. Чертыхнувшись, Гермиона мысленно дала себе подзатыльник. Тем не менее, взгляд она не отвела. Драко сидел на своём обычном месте рядом с Забини и рассматривал пейзаж, сохраняя излюбленное нечитаемое выражение лица. Лишь складка, залегшая между бровей, выдавала, что волшебник о чем-то размышлял. Отметив, что когда она в последний раз замечала это, Малфой планировал аппарацию, гриффиндорка сосредоточила внимание на его губах, задумчиво прикусив собственные.

«Прошлой ночью именно эти губы накрывали твои, Гермиона. – как некстати напомнило подсознание. – Помнишь, какими они были? Прохладные, после проведённого на улице времени, немного покусанные, но мягкие. – Мерлин милостивый, будто бы об этом можно было забыть! – О, а как ты отвечала на поцелуй! Помнится, Виктора Крама и Рона ты целовала с куда меньшей страстью! – продолжал пытку внутренний голос, в то время как сама Грейнджер предательски краснела. – Не забыла, как эти самые губы шептали тебе на ухо? Годрик, а глаза? Готова поспорить, они будут являться тебе во снах до конца твоих дней. Хм, интересно, а что бы ты сделала, если бы Малфой не остановился? – гриффиндорка пыталась гнать эту мысль прочь, убеждая себя, что если бы здравый рассудок не вернулся к Драко, то она прекратила бы всю эту вакханалию самостоятельно. – Неужели? Да ты едва в желе не превратилась, Гермиона! Сомневаюсь, что тебе хватило бы моральных сил, чтобы оттолкнуть Драко. Ну, а окажись их вправду недостаточно, то вы с Малфоем бы… »

– Нет! – громко вырвалось у Гермионы, и отвратительные мысли тут же развеялись. Однако, если муки совести исчезли, то внимательные взгляды, обращенные к её скромной персоне, наоборот появились. Годрик, и как только её угораздило прервать внутренний диалог, высказавшись вслух!

– Что значит «нет», мисс Грейнджер? – подал голос профессор. Казалось, впервые за все восемь лет обучения студенты увидели, как на его лице появилось не выражение смертельной скуки, а удивление. – Вы не согласны с мнением мистера Малфоя?

Если бы награда «Неудачница Года» существовала, то Гермиона, должно быть, получила бы сразу две, потому что только она могла смотреть на Малфоя, думать о поцелуе – и не только поцелуе! – с Малфоем, и не соглашаться с ним же одновременно. Поразительная комбинация! Удивительно, как после этого люди могли называть её «умнейшей». По мнению самой Гермионы, ей полностью подошёл бы антоним этого слова.