Текст книги "И даже когда я смеюсь, я должен плакать…"

Автор книги: Йоханнес Марио Зиммель

сообщить о нарушении

Текущая страница: 32 (всего у книги 36 страниц)

21

Восемь унитазов – это слишком мало, думает Миша часом позже. Для 240 пассажиров, если DC-10 полный, в нормальных условиях этого, может быть, достаточно, но во время угона, который продолжается долго, это может привести к катастрофе. Сейчас видно, что это катастрофа даже для 120 пассажиров. С другой стороны, не могли же они конструировать свои машины заранее для угона!

Как только красавчик прокричал, а блондинка стюардесса перевела, что все, кому надо, теперь могут пойти в туалет, поскольку перед приземлением все будет закрыто, в самолете воцарился хаос. Угонщики разрешают вставать одновременно только восьмерым и идти в туалет, но всем надо, многим срочно, святой Моисей!

Женщины и дети в первую очередь!

Быстрее! Быстрее! Еще быстрее!

Миша, один из тех, кому нужно срочно, лихорадочно подсчитывает в уме: сколько времени потребуется для всех 120 пассажиров? Нужен минимум час! А если машина уже снижается, то этого времени просто нет… Да, слишком мало унитазов для случая угона, думает специалист по сантехнике. Ну и ситуация! Сейчас, по крайней мере, уже пошли мужчины. Герман Вильке, специалист по рекламе, возвращается назад с совершенно зеленым лицом.

– В чем дело? – спрашивает Миша тихо.

– Увидите, – шепчет Вильке.

Миша видит это, когда он, наконец, оказывается в туалете бизнес-класса. Боже Всемогущий, как все загажено! Если это выглядит так уже сейчас, едва нас угнали, то что же будет дальше? Через сутки или двое? Скверно, очень скверно все это будет, если похищение продлится еще двое суток, а это вполне реально. Если…

Профессиональное любопытство сильнее отвращения. Миша наклоняется над унитазом. Отсюда все идет не наружу, а, очевидно, через коллектор в общую емкость. Она должна находиться в нижней части машины. Емкость опорожняют, подъезжая специальной машиной под самолет, подсоединяя широкий шланг и открывая кран. Еще им нужна чистая вода, значит, на этой очистительной машине есть бак с водой. Чистой водой они промывают все трубы и заправляют сливную систему всех восьми унитазов, гм, гм…

– Назад, на место! – орет угонщик и тычет Мише в спину пистолетом, едва тот выходит из туалета. – Вперед, ублюдок!

Миша торопится сесть на свое место. Он безумно устал от суматохи и от ожидания того, что должно случиться.

Поток пассажиров в туалеты не иссякает, крики угонщиков продолжаются, и, действительно, все слушаются. Когда загораются буквы NO SMOKING и FASTEN YOUR BELTS, все уже сидят; слышится голос стюардессы, сначала по-английски, затем по-немецки:

– Дамы и господа, мы просим вас прекратить курение, – словно кто-то курил, мог курить, думает Миша, но она говорит то, что говорит всегда, и даже таким же приветливым, беззаботным и спокойным голосом, может быть, это с магнитофона? – Пристегнуть ремни и установить спинки ваших сидений в вертикальное положение, спасибо!

Теперь круто снижаемся. Двое угонщиков остаются стоять, каждый крепко держится одной рукой за спинку ближайшего сиденья, красавчик ушел вперед, в кабину пилотов. Свет гаснет, становится сумеречно.

У Миши закладывает уши. Дети начинают плакать.

– Молчать! – орет угонщик. Сколько же можно орать, думает Миша.

Хлоп!

Мишу бросает вперед, ремни безопасности необходимы при такой посадке. Еще толчок, и еще, огромный самолет подпрыгивает, замедляет движение и, наконец, останавливается. Вдруг в кабине становится тихо. Вероятно, все думают о том же, о чем и я, размышляет Миша: по крайней мере, мы не разбились! По крайней мере, мы еще живы! Смешно, снова приходит ему в голову, как люди цепляются за жизнь, неважно, что она плохая, все не важно, только жить, они хотят жить, я и тоже.

22

В салонах авиалайнера потемки.

Где мы? Что теперь будет?

Не происходит ровно ничего. Все так же темно. Похитители орут, что они немедленно застрелят каждого, кто посмеет сдвинуться с места, кто посмеет поднять шторку иллюминатора, кто хоть что-нибудь посмеет. Фантастика, думает Миша. 120 против 3, и никто не осмеливается хотя бы шевельнуться.

Необыкновенно поучительно, думает он. Небольшое число хорошо вооруженных и организованно действующих людей может держать в послушании массы людей, целый народ. Вентиляция отключена, быстро становится тепло, а затем и душно. Вильке сложил руки и беззвучно молится. Наверное, многие молятся, в таких случаях все вспоминают о Боге!

Внезапно свет в кабине снова загорается. Сколько времени прошло с момента приземления? Минуты? Часы? Неизвестно. Все должны были выбросить в проход свои часы. Через щелки у иллюминаторов пробивается неяркий свет. Наверное, вечер, думает он. В 7 часов мы вылетели из Тель-Авива. В 14 часов – из Рима. Сколько времени после этого мы были в воздухе?

– Внимание, дамы и господа!

Все сидели в оцепенении, как под наркозом. Теперь вдруг очнулись. Перед входом в салон первого класса стоит красавчик, рядом с ним светловолосая стюардесса.

– Внимание дамы и господа, – переводит блондинка в микрофон, – сейчас вам сообщат важную информацию… – она переводит почти совсем гладко, только изредка путается: – Его зовут Бранко… Его товарищи и он боснийцы… Мы приземлились в аэропорту Сараево…

Миша сопит. Они не в Триполи, не в Багдаде, они в Сараеве! Не зря он надеялся, что еще не все потеряно! Ах, милая Соня, сумасшедшая гадалка с Белорусского вокзала в Москве! Я достигну своей цели, сказала ты, все кончится хорошо, но прежде будет много трудностей. И вот сейчас очередная. Я в Сараеве. Конечно, это не повод для радости. И все же! А ведь я мог бы оказаться в Триполи! Боснийцам от меня ничего не надо. Они не могут рассчитывать на то, что я построю им бомбу, после пресс-конференции в Иерусалиме каждый, кому это интересно, знает, что я Миша Кафанке, жестянщик и сантехник, а не профессор-атомщик Валентин Волков. Конечно, есть лучшие варианты, чем быть заложником в Сараеве, но в мире есть много мест, где было бы гораздо хуже. По сравнению с этими местами Сараево – рай, думает Миша, но ведь дальше, конечно, будет что-то еще, много чего будет!

Элегантный господин Вильке из рекламного агентства приглушенно стонет и говорит:

– Сараево… самое пекло гражданской войны! Они убьют нас… Они всех нас убьют!

– Тихо! – говорит Миша. – Я хочу слышать, что говорит Бранко.

Бранко много чего говорит, а бедняга стюардесса должна это переводить.

– Комендант Бранко заявляет: 30 мая Совет Безопасности ООН ввел против Югославии санкции, в том числе полное эмбарго на торговлю, это было сделано именно в тот момент, когда в Боснии и Герцеговине вспыхнула самая кровавая война за всю историю… Жестокость этой войны растет день ото дня… Народ на краю гибели. В Сараеве сербскими солдатами и добровольцами блокировано 350 тысяч человек, они находятся там уже 3 месяца и подвергаются непрерывным бомбардировкам… Партизаны обстреливают все, что движется… несчастные жители моего родного города уже не могут похоронить своих погибших… Они голодают… Машины с гуманитарной помощью ООН не могут добраться от аэропорта до города… Нет медикаментов… В подвалах разрушенных больниц ампутации проводят без наркоза… Наш народ систематически истребляют в рамках, как это сегодня называется, этнических чисток… Десятки тысяч находятся в тюрьмах, концлагерях, лагерях интернирования, в которых дело доходит до чудовищных жестокостей… Обо всем этом мир знает… Но он ничего не делает! Он безучастно смотрит, как истребляют наш народ… Никто не вмешивается, никто не помогает нам. Прежде всего, мы осуждаем американцев, которые считают себя борцами за права человека…

Светловолосая стюардесса шатается, она едва может говорить.

– Против Саддама Хусейна американцы применили армию, чтобы защитить права человека в Кувейте, у нас они об этом не думают! Если бы у нас была нефть, американцы уже давно были бы тут. Но у нас нет нефти… Разве волнуют наши проблемы американцев, НАТО, Европейское сообщество, ООН? Не стоят ни гроша эти лицемерные организации…

Блондинка-переводчица едва держится на ногах от изнеможения и страха. Она запинается, качается и, наконец, бессильно опускается на пол.

– Займитесь ею! – орет Бранко.

Стюардессы спешат к упавшей в обморок, возятся с ней.

– Мне нужен другой переводчик! – кричит Бранко. – Ты! – Он показывает на тоненькую стюардессу-брюнетку. – Иди сюда и переводи, что я скажу! Возьми микрофон!

Теперь брюнетка стоит рядом с ним. Он продолжает говорить, не удостаивая вниманием первую стюардессу.

– Они не только не помогают нам, – переводит новенькая дрожащим голосом, – они еще и помогают своим эмбарго сербам, нашим убийцам… Им идут поставки из Греции, с Украины… Немного медленнее, пожалуйста, – просит тоненькая стюардесса. Бранко действительно начинает говорить немного медленнее. А брюнетка переводит: – Комендант говорит: мы не дадим нас истребить!

Бранко достает бумажку из коробки с паспортами.

– …В этой машине сидят 35 немцев, 7 итальянцев, 11 французов, 3 англичанина, 1 бельгиец и в общей сложности 63 американца, среди которых 7 – сенаторы и члены американского Конгресса… Мы с некоторых пор наблюдали за ними… Эти господа были посланы к нам президентом Бушем для так называемого выяснения фактов. Несколько поздно, но, тем не менее, эти господа установили, что здесь в течение двух лет бушует война. Установив это, они поехали в Рим, чтобы вылететь домой и сообщить президенту собранную ими информацию о войне… Это важные для него люди, друзья, сейчас, в год выборов, ему важно иметь как можно больше друзей… Конечно, мы угнали самолет, в котором сидят друзья президента… Им не повезло, что они выбрали эту машину… Нас не интересуют ООН и НАТО, поэтому я обращаюсь к американскому президенту. Мы требуем от него, чтобы он немедленно – немедленно – предоставил нам все оружие, самолеты и другую военную технику, которую мы потребуем…

Если американский президент не выполнит наших требований, мы – мои товарищи и я – полны решимости взорвать этот самолет и погибнуть вместе с вами и его конгрессменами и сенаторами. Если ваша судьба не интересует мистера Буша, дамы и господа, то едва ли он может отступиться от своих политиков… Это все на настоящий момент… Спасибо, – говорит Бранко стюардессе и целует ее в щеку. Та тоже не выдерживает напряжения и начинает плакать.

Один из пилотов кричит:

– Мистер Бранко! Вас просит на связь диспетчер аэропорта!

Бранко исчезает в кабине, на этот раз он закрывает за собой дверь. В огромном самолете внезапно становится так тихо, что в задних рядах можно слышать всхлипывание стюардессы.

– Они получат все, что требуют, – говорит рекламный агент Вильке Мише. – Ясно, что получат. На нас Бушу, конечно, наплевать. Но американцев он не бросит! Ни за что, особенно перед выборами 3 ноября.

В этом есть резон, думает Миша. И в том, что американцы давно бы уже занялись Югославией, если бы в ней была нефть. Но если боснийцы получат теперь оружие, что будет дальше? Еще больше жертв. Еще больше крови прольется. «Позор всему миру», – сказал этот Силайджич, боснийский министр иностранных дел. Да, думает Миша, позор всем в этом мире, кто имеет власть!

23

Через полчаса после этого появляются, как ни в чем не бывало, стюардессы с ужином.

Большинство пассажиров отказываются. Миша размышляет – кто знает, что случится в следующую минуту? Может быть, поесть удастся не скоро, поэтому он откидывает столик со спинки кресла и получает поднос с едой и апельсиновым соком.

Герман Вильке, глядя на него, перестает молиться, облизывает губы и спрашивает:

– Ну как, вкусно?

Миша, с полным ртом, может только кивнуть.

– Пожалуйста, мисс! – кричит Вильке. Стюардесса со своим сервировочным столиком останавливается. – Я передумал, – говорит Вильке, – я тоже буду есть. – Во время еды они слышат доносящийся из кабины резкий голос Бранко, ведущего переговоры с диспетчерской. Что он говорит, понять невозможно, но по интонации можно понять, что он угрожает, требует, приказывает, – словом, используется весь репертуар, который имеется в распоряжении угонщика при таком разговоре.

Женский голос (с магнитофона, явно с магнитофона) жизнерадостно, беззаботно, на четырех языках, желает всем приятного аппетита.

Вильке ослабляет свой супермодный галстук и готовится вступить в разговор – главарь угонщиков Бранко сказал, что теперь разговаривать можно.

– Мы говорили о рекламе третьего типа, когда нас… гм!.. прервали, не так ли? Той, которая нужна вам для вашего эко-клозета, господин Кафанке… Можно мне продолжить, или вы считаете, что сейчас не время?

Поразительный человек, думает Миша. В самом деле, гениальный психолог! Именно в тот момент, когда все в панике, он меня развлекает, хочет успокоить, а заодно и продолжить свое дело. Чудесно!

– Пожалуйста, – говорит Миша, чувствуя благодарность к Вильке, – рассказывайте! Прошу вас…

– Я рад, господин Кафанке. Итак, в рекламе третьего типа нет никаких ограничений на творчество. Реклама становится продуктом, который принимает форму видеоклипа самого широкого назначения…

Мне все больше и больше нравится этот Вильке, думает Миша.

– Сегодня мы демонстрируем верблюдов, поющих песню, для рекламы холодильников! У зрителя появляются индивидуальные ассоциации. Мы приглашаем работать лучших актеров и режиссеров. В наших сюжетах носороги профессионально обсуждают автомобили. У нас удавленники висят на галстуках – реклама галстуков! Одним словом, господин Кафанке, творческие люди – искатели жизненных ощущений и репортеры времени. «Сделайте перерыв» в пятидесятые годы. «В упоении от кока-колы» в шестидесятые, «Я иду далеко» в семидесятые, «Я был консервной банкой» в восьмидесятые.

Миша громко смеется. Просто сокровище этот Вильке!

– А Бенеттон! – Вильке вращает глазами. – Боже мой! Его высшее достижение – то, что он привнес в рекламу зло, страдания и бедствия! Бенеттон рекламирует свои изделия из трикотажа на огромных плакатах, перед которыми каждый остановится – с больными СПИДом на последней стадии, с электрическими стульями, с голодающими детьми из Африки, с птицами, покрытыми мазутом, с кладбищами, с изуродованными жертвами мафии, ах, вот настоящий гений! Я думаю, именно в вашем случае, с вашим клозетом, какое поле здесь открывается!

Да, этот Вильке – мастер своего дела, это определенно, думает Миша. У него энергия и юмор, нет шор, он умен, это как раз тот человек, которого я не должен упускать, раз уж он здесь…

Герман Вильке ест с наслаждением, он то и дело вытирает губы салфеткой. Настоящий джентльмен, думает Миша, ведь я всю жизнь хотел быть таким, как он. Таким умным и раскрепощенным, таким эрудированным и вдохновенным, к тому же серьезным и полным собственного достоинства, а как он молился, эта искренность, эта набожность, если бы я мог быть таким религиозным, но я только суеверен!

Над входом в салон первого класса, оказывается, есть часы, не очень большие, электрические. Они показывают время, дату и день недели. Миша читает: 19.22 Jun 7 Sun. Седьмое июня, воскресенье. Ну и воскресенье! Утром в Тель-Авиве, днем в Риме, сейчас, в 19.22, в Сараеве, думает Миша. Вильке продолжает свою песню:

– …и тем не менее, господин Кафанке, тем не менее, хотя мы фиксируем приборами, как потребители просматривают объявления, хотя мы регистрируем их мозговую активность, потоотделение, реакцию мышц лица и тому подобное, хотя дюжина институтов регулярно проводит с потребителями опросы и интервью, реклама остается таинством, да, – воодушевленно повторяет Вильке, – таинством…

В следующий момент снова появляется Бранко и говорит по-английски, что из диспетчерской ему сообщили – американский президент созвал своих ближайших советников на экстренное заседание. Некоторые пассажиры зааплодировали.

– Это свинство, что боснийцам не дают оружия, – слышит Миша голос мужчины позади себя.

Снаружи стемнело, надоевшая жара ослабевает, наступает ночь. Один за другим люди, кому надо, получают от угонщиков разрешение сходить в туалет. В проходе возникает оживленное движение в обе стороны.

Свет гаснет, уже поздно, но мало кто из пассажиров может заснуть. На следующий день в салоне становится невыносимо жарко. Люди начинают раздеваться. Угонщики ходят голые до пояса. Все больше и больше распространяется запах пота, с которым женщины пытаются бороться при помощи туалетной воды. К этой смеси примешивается и зловоние из туалетов. Теперь почти никто не хочет есть, – только пить. Дети плачут, некоторые женщины тоже. Мужчины начинают ссориться. Атмосфера накаляется. Около полудня Бранко объявляет, что президент Буш и его чрезвычайный штаб до сих пор совещаются. Лицо Бранко стало белым от ярости. Теперь уже многие разделяют его взгляды, насильники и жертвы становятся все ближе и ближе друг другу. За этот день у пассажиров два сердечных приступа, три приступа астмы, четыре обморока. У врача – итальянца – много работы. Трое угонщиков помогают, чем могут.

Во вторник, 9 июня, Бранко выходит из кабины и сообщает; чрезвычайный штаб в Белом доме принял решение передать со складов НАТО в Боснию необходимое вооружение. Заложники аплодируют и кричат ура, они вне себя от восторга. В это время из одного туалета бизнес-класса в средний проход начинает течь зловонная жижа. Миша думает: это первый унитаз, который переполнился. Следом будут другие. Снова начинается паника.

Теперь угонщики опять восстанавливают свой авторитет силой. Они не только угрожают пистолетами, но и бьют ими пассажиров. В салоне быстро становится тихо. Но с этим засорившимся туалетом существовать дальше невозможно!

Что делать? Бранко выясняет у пилотов. Очевидно, резервуар нечистот переполнен, и нет другого выхода, как откачка их специальной машиной наземного обслуживания. Снова разговор с диспетчерской по радио. Есть такая машина для DC-10?

– Да, – сообщает земля после некоторой задержки, – у нас есть то, что вам надо. Машина может выехать немедленно. Работать будут двое механиков.

– Нет! – визжит Бранко. – Я еще не сошел с ума! К самолету никто не подойдет!

– Тогда с очисткой ничего не получится, – говорит капитан.

– То есть как?

– Потому что для этой работы нужны специалисты.

Бранко мрачнеет, но, что-то придумав, громко спрашивает:

– Есть на борту специалисты по сантехнике?

Все молчат. Наконец, Миша неуверенно говорит:

– Я специалист…

– Вы справитесь с этой работой, мистер, мистер…

– Кафанке, сэр. Миша Кафанке.

Пауза. Тишина.

– Вы можете это сделать? – орет Бранко. Миша ужасно пугается. Надо было держать язык за зубами, думает он. Теперь я влип! Миша бормочет что-то нечленораздельное.

– Что? Что вы говорите?

– Да, – мямлит Миша. – Я думаю, – говорит он, – что я справлюсь.

– Тогда это сделаете вы! – говорит Бранко. И по радио: – Пришлите машину! Но только с одним водителем! Я открою люк. В нем будет стоять американец, когда прибудет водитель с машиной. При малейшем подозрении, что вы нас обманываете, американец будет расстрелян.

– О’кей, командир… В машине будет подробная инструкция. Когда высылать машину?

– Как только американец будет стоять на выходе. – Бранко идет по салону назад и обращается к самому старому американцу: – Встать! Ваше имя?

Седоволосый мужчина встает.

– Джордж Хиллари.

– Кто вы? Конгрессмен? Сенатор?

– Сенатор…

– О’кей, сенатор Хиллари. Вы идете к двери впереди меня, руки вверх, без фокусов! При первой же попытке обмануть меня я стреляю!

Американский сенатор Джордж Хиллари идет на дрожащих ногах впереди Бранко к выходной двери, которая находится между салонами первого и бизнес-классов.

Стюард открывает дверь.

Теплый, но свежий воздух устремляется вовнутрь. Раздаются вздохи измученных людей, сидящих в чудовищном смраде. Воздух! Воздух! Какой чудесный подарок!

Бранко и американец стоят у двери высоко над землей. Хиллари – единственный из пассажиров – видит, как все выглядит снаружи. Самолет стоит вдалеке от жалкого здания аэровокзала, в конце взлетно-посадочной полосы. У здания аэровокзала бронетранспортеры, джипы, грузовики, легковые автомобили с голубыми буквами «UN», солдаты в бронежилетах и голубых касках, вышка с флагом ООН. Все это освещено лучами солнца и выглядит очень мирно, невдалеке пасется стадо овец, просто идиллия, а дуло пистолета упирается в висок пожилого сенатора.

– К вашему сведению, – передает Бранко по радио, – это сенатор Джордж Хиллари! Отправляйте машину!

Машина с большим цилиндрическим баком выезжает от одного из гаражей по направлению к DC-10.

– Мистер Кафанке, не будете ли вы так любезны подойти сюда? – Это не Бранко, а сама вежливость.

– Да, сэр, – отвечает Миша и еще раз проклинает себя за то, что он не промолчал. Он встает и идет вдоль прохода. В спину ему направлен пистолет другого похитителя.

Сантехническая машина подъезжает, ближе, ближе, стоп! Водитель в одежде механика выходит из нее.

– Достаточно, теперь оставьте машину! – кричит Бранко.

Водитель бежит обратно к зданию аэровокзала.

Угонщик, пистолет которого упирается Мише в поясницу, говорит что-то по-боснийски Бранко.

– Сейчас вы, – говорит тот по-английски Мише, – спуститесь вниз. Товарищ пойдет с вами.

– Спуститься где, сэр?

– Из кабины. По веревочной лестнице. Я все это время буду с сенатором здесь.

У пилотов действительно есть веревочная лестница. Они закрепляют ее на крюке и бросают из люка в кабине. Миша вылезает наружу. Веревочная лестница сильно раскачивается во все стороны. Миша дрожащими руками крепко сжимает веревку. Прямо над ним следом спускается угонщик. Дважды он наступает Мише на пальцы. Ну вот, наконец, оба они стоят на летной дорожке.

– Вы можете водить машину? – спрашивает босниец.

– Да, сэр, – отвечает Миша. Он забирается в машину, мотор еще работает.

Жарко греет солнце.

Теперь начинается тяжелая работа. Террорист с пистолетом, как тень, следует за ним, пока Миша сравнивает аппаратуру с описанием, соображает, что зачем, и, наконец, соединяет конец толстого шланга с клапаном С на фюзеляже самолета. Затем, точно по инструкции, Миша включает пневматический насос. Раздается рычание, на приборах начинают двигаться стрелки, работает! Бак нечистот самолета опустошается. Слава Богу, думает Миша.

Откачка длится почти полчаса. После этого приборы показывают, что бак нечистот пуст. Теперь Миша открывает клапан с белой надписью W, подсоединяет к нему шланг от водяного бака машины и включает насос. Система шумно работает.

Наконец, Мише приходится подняться на борт самолета и заняться обработкой туалетов и проходов дезинфекционным средством.

Теперь от него так сильно воняет, что все, мимо кого он проходит, зажимают носы. Нужно помыться. Миша еще раз спускается из самолета, отворачивает кран водяного бака и как следует моется.

Из последних сил он взбирается вверх по веревочной лестнице, идет шатаясь по проходу и падает на сиденье в салоне первого класса. У него болит все до последней косточки, Господи, что за каторга!

Две стюардессы спешат к нему с флакончиком духов и стаканом коньяку. От духов Миша начинает благоухать. Смакуя коньяк, он медленно пьет его маленькими глотками. Он сделал большое дело, это переполняет его чувством удовлетворения, для чего-то он пригодился в этой переделке…

Уже темнеет, когда Бранко обращается к экипажу и пассажирам с новым сообщением.

– Диспетчерская аэропорта получила информацию из Белого дома… Президент Буш и чрезвычайный штаб готовы выполнить требование террористов относительно поставок оружия, но…

Дальше стюардесса продолжать не может, потому что начинается всеобщее ликование. Пассажиры кричат «Ура!», «Браво!» и «Наконец-то!», словно они все боснийцы. Однако Бранко коротко бросает:

– Молчать! – Все тут же замолкают.

Бранко мрачно продолжает:

– …но, говорят они, пройдет несколько дней, пока истребители-бомбардировщики и оружие будут доставлены в Сараево… Однако мы считаем, что это ложь, только попытка выиграть время! Поэтому я выдвигаю ультимативные требования.

В самолете стоит мертвая тишина, хотя только что люди так шумно радовались.

– Если первые двенадцать истребителей-бомбардировщиков завтра утром в 6 часов по местному времени не приземлятся в аэропорту Сараево и в течение дня не начнут прибывать новые самолеты и оружие, то этот пассажирский самолет будет взорван… Ультиматум окончателен и не подлежит отсрочке. В Европе достаточно американских истребителей-бомбардировщиков, тяжелое вооружение и техника тоже неподалеку… Мы не позволим больше играть с нами в кошки-мышки. Если надо, мы пойдем на смерть… Поэтому сейчас же будет заложено взрывное устройство. – Бранко снова исчезает в кабине. А двое других террористов вооружаются гаечными ключами и отвертками и начинают работать.

Остальные молча смотрят на них. Где недавнее веселье, где смех, аплодисменты, радость? Как легко переходят люди от радости к отчаянию!

Те двое укрепляют над иллюминаторами один пластиковый диск за другим. Они аккуратно проделывают это, начиная от кабины, с первым классом, с бизнес-классом, вплоть до экономического, это продолжается долго. Ночь длинная, в салоне горит свет, угонщики соединяют теперь диски запальным шнуром, протягивают шнур вдоль всех салонов, при этом не говорится ни слова, все делается молча. Снова появляется Бранко; он смотрит на свои часы и говорит:

– Последние известия из диспетчерской. Чрезвычайный штаб принял ультиматум. Он ручается, что первые двенадцать самолетов завтра в 6 часов будут здесь…

Смотрите, они снова ликуют. Веселье и слезы, радость и горе, жизнь и смерть идут рука об руку.

– Будем надеяться, что все так и будет! Отдыхайте! Сейчас почти полночь…

Свет в салоне гаснет. Становится абсолютно темно – но всего на несколько минут. Почти одновременно раздается несколько взрывов. Бранко, который все еще стоял там, где он был, когда погас свет, падает. События развиваются мгновенно. Все аварийные выходы взорваны. В салон влетают ослепляющие гранаты, которые светятся так ярко, что приходится закрыть глаза, парни в темных очках, черных трико и черных масках врываются в салон через открывшиеся выходы. В слепящем свете гранат они начинают стрелять из автоматов. Парни в черном кричат по-английски и по-немецки:

– Нагните головы ниже! Ложитесь! Не двигаться!

Дверь кабины распахивается, там включен свет. Черные призраки мчатся по проходу вперед. Второй похититель убит, третий. Несколько раненых пассажиров стонут.

– На выход! – кричат освободители. Это антитеррористическая команда НАТО, которая специально занимается подобными вещами. – На выход! На выход! Как можно скорее! В любой момент машина может взорваться! Сюда! На крылья! Из остальных люков выйти нельзя – там взорваны спуски!

Дети, старики, молодые, некоторые из них полуодеты, толкая друг друга, рвутся к выходу. Крики, плач, смех, визг. Слева и справа люди исчезают на крыльях. Там стоят парни в черных трико и помогают измученным людям спуститься на землю. Вниз, вниз, быстрее, быстрее!

Теперь самолет ярко освещен прожекторами аэропорта на вышках.

– Бегите быстрее от самолета! К аэровокзалу!

За заграждением стоит толпа журналистов, фотографов, кинооператоров. Камеры работают. Затворы фотоаппаратов щелкают без конца. Какая съемка, какие кадры! Для телевидения! Для газет! Здесь можно прославиться и хорошо заработать… Проходит пять минут. Десять. Пятнадцать. Когда же самолет взорвется? Нет. Самолет не взрывается. Какая-то неисправность в кабеле. Конечно, никаких истребителей-бомбардировщиков в 6 утра здесь не будет, думает Миша. Хитро сделано, смело сделано. Но в DC-10 лежат три убитых боснийца. И несколько раненых пассажиров доставлены к зданию аэровокзала в машинах «Скорой помощи».

– Миша! – кричит неожиданно знакомый мужской голос.

Миша прищуривает глаза и видит бегущего к нему солдата в голубой каске и бронежилете, он срывает на ходу каску с головы и кричит:

– Миша! Миша!

Знакомая фигура, лицо сияет, он широко распахивает объятия:

– Миша!

Это уже слишком, думает Миша. Это бред.

Или это на самом деле?

– Лева! – наконец, осознает Миша и бежит навстречу своему другу. Они обнимаются и не могут сдержать слез – Миша Кафанке из Ротбухена под Берлином и его друг, лейтенант Советской Армии из деревни Димитровка под Москвой.