Текст книги "Об этом нельзя забывать:Рассказы, очерки, памфлеты, пьесы"

Автор книги: Ярослав Галан

сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 32 страниц)

ОНИ СПЕШАТ

Немецкое радио как-то сообщило о новом «благодеянии» гитлеровских властей в отношении населения оккупированного фашистами города Львова. Оказывается, что там открыта... ремесленная школа с обучением на украинском языке. В этом же объявлении говорится о торжественном открытии во Львове... кафешантана, причем вход в это только что основанное гитлеровское «культурное заведение» будет бесплатный.

При Советской власти Львов насчитывал более сотни школ с обучением на украинском языке. Немецкие же бестии цинично похваляются, что они открыли какую-то несчастную «украинскую ремесленную школу». Открыли одновременно с еще одним кафешантаном...

Это было вскоре после захвата нацистской ордой западных областей Украинской Советской Социалистической Республики, в те черные дни, когда по галицийской земле катилась еще первая волна кровавого фашистского террора. Однажды утром жители Львовской, Тернопольской, Станиславской и Дрогобычской областей прочитали в газетах, что их земли Гитлер присоединил к тюрьме польского народа, так называемого генерал-губернаторства с центром в Кракове. Сразу же после этого началось онемечивание бывшей Восточной Галиции. На улицах галицийских городов вслед за гитлеровскими солдафонами явились тупорылые физиономии немецких чиновников и купцов, а за ними потянулись их семьи, наполняя улицы нашего города картавой прусской речью.

Вскоре стали исчезать украинские вывески; вместо украинских улиц и площадей введены немецкие «штрассен» и «плаце».

Все меньше становилось украинских и польских школ, все больше немецких. Значительную часть украинских и польских книг из библиотек гитлеровские «культуртрегеры» превратили в пепел, а их место на библиотечных полках заняла писанина нацистских горе-борзописцев во главе с Гитлером, Розенбергом и Йостом.

Весь этот разбой проводился и проводится под лозунгом «Восточная Галиция – Остгалиция – должна стать немецкой». Миссию онемечивания этой испокон века украинской земли заполучил от самого фюрера специальный губернатор Галиции какой– то Ляш, и он ее проводит в жизнь так, как это привыкли делать немецкие чиновники: с прусской жестокой последовательностью и прусским тупоумием.

Гитлер и его банда любят ссылаться на... историю. Онемечивание Галиции они объясняют тем, что эта страна до 1918 года была провинцией Австро-Венгерской монархии, восприемниками которой они себя считают, да и тем, что Львов является, дескать, памятником старой немецкой культуры.

Было бы совершенно излишним переубеждать ненасытную саранчу, что это совсем не так и что с этой «немецкой культурой» во Львове не так ладно, как это себе представляют гансы и фанни с берегов мутной речки Шпрее. Во Львове нет ни одного хоть мало-мальски стоящего памятника архитектуры, который носил бы на себе клеймо «мед ин Джермани». Даже военные казармы, которых так много оставила Австрия, это по большей части бывшие монастыри с яркими следами итальянского барокко. Нет ничего немецкого ни в Волошской церкви, ни в Юре, ни, наконец, в здании театра оперы и балета. И сердца жителей Львова полны глубокой ненависти к немецким оккупантам.

Герр губернатор вспоминает времена господства в Галиции своих австрийских предшественников меттерниховской породы, в частности герра Стадиона, который силился превратить Галицию в одну огромную казарму, где бы «цугсфюрер» толстеннейшим солдатским дрючком наводил архинемецкие порядки: с немецкой аристократией вверху, с немецкой бюрократией в середине и славянским рабочим скотом на самом что ни на есть низу. На место «цугсфюрера» пришел «рейхсфюрер», но остался запах той плесени, что и был – вонючий, противный запах немецкой казармы и немецкого публичного дома.

Изменились, а лучше сказать, усовершенствовались только методы. Полицию Меттерниха заменило гестапо, палку австрийского унтер-офицера – наиновейшей конструкции автомат «СС». Вместо картечи из маломощных пушек – «модель 1848»; когда понадобилось несколько часов на то, чтобы уничтожить здание университета, где засели бунтовщики, на головы мирных жителей Львова посыпались полутонные гитлеровские бомбы.

Изменились также темпы. Нынешние правители Галиции спешат, у них нет, видите ли, времени. Поэтому они на скорую руку перекрасили уличные таблички и вывески, поэтому они после семи месяцев своего господства успели посадить на украинской земле свыше пятисот немецких живоглотов-помещиков. Им некогда, они мечутся от нетерпения, они трясутся от страха. Эта шайка знает, она своим волчьим инстинктом чувствует, что завтрашний день не будет ее, что завтрашний день несет ей только одно – гибель.

Прошло восемнадцать месяцев гитлеровской оккупации западных областей Украины. Восемнадцать месяцев дикого издевательства над всем, что есть в человеке чистого и благородного, восемнадцать месяцев жестокого террора, грабежа, бесправия. Но за это время немецкие оккупанты навлекли на себя на захваченных землях столько гнева, столько ненависти, что, когда наступит время, народ бросит их под ноги, втопчет в землю, как раздавленного глиста!

Борьба продолжается. Безостановочная, ни на минуту не затихающая борьба с оккупантами. Ее уже теперь чувствуют гитлеровские палачи, но надо, чтоб они почувствовали ее еще сильнее. Надо, чтоб немец-оккупант, немец-пришелец, немец– грабитель и бандит не имел ни спокойного дня, ни спокойной ночи. Надо убивать их, как бешеных собак, надо травить, как чумных крыс.

Лучшие люди Львова, Подола, Бойковщины, Покутья своими делами приближают великий час освобождения, час возвращения Красной Армии, час смерти немецких оккупантов. В этой упорной и тяжелой борьбе они не были и не будут одинокими. С ними великий советский народ, с ними все порабощенные нацистским сбродом народы.

1943

ПОГОНЯ ЗА СМЕРТЬЮ

Последний немецкий кронпринц, сын Вильгельма II, вспоминая о штурме крепости Верден немецкими войсками, называет этот штурм фатальной ошибкой генерала Людендорфа. Ошибкой, которая не только измотала силы и обескровила немецкую императорскую армию, но и посеяла в душах солдат Вильгельма первые зерна неверия и бунта, что так пышно взошли в октябрьские дни 1918 года.

О штурме немецкими войсками Сталинграда генералы Гитлера еще не написали воспоминаний, и все говорит о том, что они уже не будут иметь возможности написать их. А пока что немецкие генералы спешат, как люди, которые боятся опоздать на последний поезд.

Этот их сталинградский поезд, поезд к долгожданной «победе», должен был, по гитлеровскому расписанию, отправиться еще в конце августа. Еще 23 августа берлинское радио оповестило, что наступила последняя фаза боев за Сталинград. То же самое повторило берлинское радио и 28 августа. Но прошел и весь август, а красный глаз сталинградского семафора все еще горел над степью, наполняя суеверным страхом сердца солдат Гитлера.

Немецкие генералы спешили. Сначала они бросили на оставшиеся участки сталинградского фронта батальоны, потом полки, за полками – дивизии, а теперь по горам гниющих немецких трупов спешат на смерть целые немецкие корпуса. Сначала посылали в этот поход прочно законсервированные прошлой зимой излишки гитлеровской молодежи. Потом по ее следам пошли усатые резервисты из Баварии и Бранденбурга, прячась за спинами румынских солдат. Когда ж и эти ряды основательно поредели, Гитлер бросил на кровавые сталинградские жернова саперные и санитарные подразделения...

Битва за Сталинград достигла наибольшего напряжения. 5 сентября только одну улицу штурмовали три немецкие дивизии. И это они делали через тридцать один день после того, как гитлеровское радио объявило дальнейшую оборону города «безумием», и через две недели после официального немецкого уведомления о том, что Сталинград будто бы «уже отрезан и лишен возможности получить какую бы то ни было помощь».

Немецкие генералы спешат. Уже шестьдесят восемь дней длится величайший бой – бой за наш город Сталинград. Каждый из этих шестидесяти восьми дней имеет свое место в гитлеровском расписании, каждый из них, по плану Гитлера, должен был приблизить день его «окончательной победы». Но защитники Сталинграда смешали гитлеровские планы. И не только планы,– они ломают также хребет гитлеровской армии. Шестьдесят восемь дней штурма советского Вердена уже обошлись Германии не менее, чем в триста шестьдесят тысяч убитыми и ранеными, то есть в четыре раза больше, чем потеряли кайзеровские войска во время наиболее отчаянных атак на французский Верден.

Немецкие генералы спешат. По ночам уже веет холодом в приволжских степях. Того и гляди размокнет степная земля, завязнут в ней немецкие машины с боеприпасами, напрасно будут месить черную липкую грязь гитлеровские танки. Не зря спешат немецкие генералы...

Они стягивают к Сталинграду все новые и новые пополнения, несмотря на то, что и с Северного Кавказа, и с донских степей, и из-под Воронежа несется в гитлеровскую штаб-квартиру отчаянный вопль: «Шлите быстрее помощь!» Вопил о помощи генерал Клейст, пока милосердная смерть не освободила его от земных забот. Вопили о ней перед смертью командующий венгерской дивизией полковник Норд и кавалер «рыцарского креста» генерал Лангман. Но Гитлеру во что бы то ни стало нужен Сталинград. Сталинград для него сегодня не только вопрос стратегии, не только вопрос престижа, нет, это куда больше, это вопрос жизни и смерти фашистской Германии.

Слово «Сталинград» – великое слово. В нем слышен сегодня могучий взмах крыльев боевой славы нашей армии. Защитники Сталинграда показывают грядущим поколениям, на какие героические подвиги способен великий, свободный народ. Незатихающая канонада на подступах к Сталинграду – это звон, эхо которого летит далеко на запад, в хмурую европейскую ночь, и пробуждает к жизни миллионы сердец. Чем дальше, тем сильнее зовет сталинградский набат, чем дальше, тем яснее восходят зори свободы над Европой.

Немецкие генералы спешат на единственный поезд, который еще остался в их распоряжении, на поезд смерти. Этот поезд мчится приволжскими степями – в черную ночь, в мир небытия и смерти.

Те, что пришли из мрака, во мрак и уйдут.

1943

КАСТОРКА И ИСТОРИЯ

Как известно, есть лекарства для внутреннего употребления и для наружного. Касторку пьют, а йодоформом присыпают раны.

Так было до тех пор, пока на мировой арене не появились Гитлер и Геббельс. С того времени ложь стала для немцев продуктом первой необходимости, так же как и медикаменты. И не одна ложь, а две: для внутреннего и для наружного употребления.

К нам попал еще один документ гитлеровской лжи в виде брошюры. На обложке этого произведения так и написано: «Исключительно для внутреннего употребления немецкой армии».

Речь идет о кратном курсе истории Украины для гитлеровских солдат и офицеров.

В самом начале брошюры гитлеровский историк сокрушается над судьбой Украины во времена татарского нашествия, которое, по его словам, «превратило цветущую богатую Украину в пустыню». О том, что в такую же точно пустыню превратило Украину немецкое нашествие, автор ни гугу. Наверное, из чрезмерной скромности...

Дальше следует открытие, которое должно вызвать настоящий переворот в историографии. Как пишет доктор Ступперих (таково имя автора брошюры), татары подчинили бы себе тогда всю Европу, если бы не... немцы.

Но это только первые шаги великого гитлеровского историка.

Обратимся, например, к эпохе Богдана Хмельницкого. Автор брошюры любезно признает, что Хмельницкий был выдающейся личностью. Однако и тут не обошлось без вмешательства... немцев. Доктор Ступперих уверяет своих читателей, что Хмельницкий только потому стал прославленным полководцем и политиком, что он «имел связи с немецким великим курфюрстом...» Оказывается, не Хмельницкий с украинским казачеством разгромили шляхту под Корсунем и Желтыми водами, а таинственный немецкий курфюрст со своими ландскнехтами. Нет сомнения, что если бы у Ступпериха было больше места, он написал бы, что Хмельнитчина была лишь маскарадом, а в действительности казаков вел на бой переодетый в Хмельницкого курфюрст. И не казаков, а эсэсовцев в казацких костюмах, взятых напрокат в гардеробе берлинской оперы...

А теперь несколько слов о XX столетии. Несколько слов, ибо автор брошюры неохотно вспоминает об этом периоде. Он лаконично заявляет:

«В Брестском мирном договоре Германия признала независимое украинское государство и взяла его под свою охрану».

Но, как мы увидим дальше, эта «независимость» и эта «охрана» немногого стоили, ибо, как пишет сам Ступперих:

«Большие перспективы были сведены на нет в ноябре 1918 года. Немецкие войска, помогавшие украинскому народу основывать государство, были вынуждены в начале 1919 года оставить страну».

Кем были вынуждены, нетрудно вспомнить: гитлеровскому доктору не к лицу об этом рассказывать. Немецкие солдаты и без помощи своего доктора знают, кто вынудил их отцов бежать с Украины. Тот самый, кто заставляет и солдат Гитлера искать себе кратчайший путь до фатерлянда.– Советский народ!

Кое-кто может спросить: зачем Геббельс поит фрицев такой жидкой касторкой? Но, видите ли, эта брошюра вышла из печати еще в 1941 году. В 1943 году она лишняя. Фрицев лечат теперь не касторкой, а пулями и гранатами, а лечит уже не Геббельс, а Красная Армия. Лечит так радикально, что через некоторое время лекарства для фрицев станут совсем лишними.

Зачем же лекарства там, идеже несть ни болезни, ни печали...

1943

МУКИ МОРАЛЛЕРА

Есть на свете страна Эльзас, в этой стране есть город Страсбург, в этом городе есть редакция гитлеровской газеты «Штрасбургер цайтунг», а в этой редакции сидит себе редактор, фамилия которого Мораллер,– первый гитлеровец среди эльзасских гитлеровцев и, как мы увидим, первый болтун среди нацистских болтунов.

Когда жители Эльзаса начали излагать свои мысли на бумаге и посылать их Мораллеру в виде анонимных писем, нацистский редактор совсем очумел.

Наконец, редактор не выдержал и написал на эту тему передовую, в которой угрожал авторам писем всеми адскими муками, какие только может придумать гестапо.

Но напрасно: анонимные письма градом сыпались на его письменный стол.

Тогда герр Мораллер разразился еще одной передовой, от которой весь Страсбург и весь Эльзас и до сей поры держатся за животы.

В этой передовой Мораллер приводит одно письмо, содержание которого до того любопытно и – откровенно говоря – убедительно, что мы не можем отказать себе в удовольствии процитировать его.

«Мы, эльзасцы, приветствуем поражение никчемной и грязной своры немецких солдат под Сталинградом. По собственной глупости эта свора пролила свою вонючую кровь за Гитлера, этого мерзавца и мошенника. Если бы можно было воскресить мертвых, как когда-то во времена Христа, то мы охотно сделали бы это, а потом набили бы им морды и тут же на месте пристрелили бы их вместе с Мораллером, если он не перестанет писать свои лживые статьи. Час расплаты близится. Мы знаем, с кем нам придется рассчитываться в городе и на селе. Вот тогда только мы и поведем против вас, идиотов, молниеносную войну. Эту молниеносную войну вы, как пить дать, проиграете, а мы, эльзасцы, будем победителями...»

Процитировав письмо, гитлеровский редактор так закончил свою бесподобную передовую:

«Каждый, кто при чтении этих строк сохранит спокойствие духа, смело может считать себя большевиком...»

Тревоги Мораллера оказались напрасными. Эльзасцы после прочтения этого письма в гитлеровском органе сразу же утратили спокойствие духа и в течение одного часа (впервые за все время существования газеты) раскупили все ее экземпляры.

В тот же день статья Мораллера появилась в витринах страсбургских магазинов, причем все эпитеты по адресу «никчемной и грязной своры немецких солдат» и «мерзавца и мошенника Гитлера» были подчеркнуты.

Узнав об этом, гитлеровский редактор спохватился, но было уже поздно. Ведь не мог же Мораллер самого себя посадить в тюрьму и повесить...

1943

АВАНС

Наместник и палач Чехии и Моравии Гейдрих был срочно вызван в Берлин. Мимо машины Гендриха пролетали села и города, на опустевшей дороге лишь изредка встречались прохожие. Угрюмым взглядом встречали они черного провозвестника смерти./

Внезапно послышалась короткая, резкая очередь автоматов. В тот же миг всесильный повелитель и палач чехов, истекая кровью, как мешок повалился на колени своего спутника.

А через полчаса на улицах Праги засуетились побледневшие, напуганные эсэсовцы. «Наместник тяжело ранен,– за поимку виновных немецкое правительство назначает награду в десять миллионов крон»,– кричали крупным шрифтом объявления. «В протекторате объявляется осадное положение; кто из чехов появится на улице после шести часов вечера, будет расстрелян!» – вещали еще более крупным шрифтом другие. Наспех мобилизованное гестапо приступило к работе. Через сутки после покушения было опубликовано сообщение о первых казнях: была расстреляна чешская семья из шести человек, среди них – две женщины и шестнадцатилетний юноша. С часу на час ожидали очередного списка расстрелянных.

Гейдрих был когда-то офицером. Уличенный в краже денег, он вынужден был оставить армию. Благодаря этому нацистская партия обрела еще одного члена и пламенного сторонника Гитлера. В 1940 году имя Гейдриха становится известным. За короткое время он истребляет восемьдесят тысяч поляков. Впоследствии Гитлер посылает своего способного ученика в Югославию; здесь Гейдрих отмечает свое пребывание пятьюдесятью тысячами повешенных и расстрелянных сербов. То же самое кровавое дело он совершает потом в Норвегии. Осенью 1941 года он получает задание расправиться с чехами. В своей пражской усадьбе Гейдрих неутомимо подписывает смертные приговоры.

Когда ему уже казалось, что он окончательно справился с гордым, непокорным народом, ему присылают из Берлина поручение немедленно выехать во Францию, Бельгию и Голландию, чтобы и там потопить в крови освободительные стремления народов. Он проводит в этих странах реорганизацию гестапо и при этом удобном случае издает приказы о массовых арестах и казнях.

Теперь работу палача Гейдриха взял на себя его преемник генерал Курт Далюге. Над Чехией нависла кровавая мгла нацистского террора. Но чешский народ не оставляет борьбу ни на час. У каждого чеха только одна мысль: пробил час расплаты с врагом. Эта мысль порождает не только отдельных героев, она охватила весь народ и весь народ поднялся на войну против оккупантов. Эта война вошла в фазу, когда никакое осадное положение, никакие расстрелы не остановят ее, не задушат. Чем больше чешской крови прольют гитлеровские садисты, тем ожесточеннее будет сопротивление потомков Гуса и Жижки. «Белая Гора не повторится больше!» – эта клятва стала для чехов законом и боевым лозунгом в героической освободительной эпопее, разгорающейся сегодня по всей Европе, везде, где свирепствует волчья свора Гитлера, везде, где слово «свобода» звучит как набат.

Этот набат, зовущий к свободе, зазвучал теперь во всех странах от Средиземного моря до Нордкапа. Почти одновременно с покушением на Гейдриха неизвестный норвежский патриот убил выстрелом из револьвера шефа гестапо Западной Норвегии и его помощника. Через несколько часов после этого село, в котором были убиты гестаповцы, сжег дотла карательный отряд, все мужчины были арестованы, а их семьи вывезены в неизвестном направлении. Несколько дней тому назад литовские патриоты убили двух нацистских служащих. Оккупанты ответили на это расстрелом четырехсот заложников. На действия польских партизан гитлеровцы отвечают привычной исступленной жестокостью. Они расстреливают, они вешают, они гноят в концлагерях лучших представителей польского народа. Пришло известие о мученической смерти в одном из нацистских лагерей гордости польской литературы и науки, известного всему миру переводчика французских классиков, члена Союза советских писателей Украины, профессора Тадеуша Бой-Желенского. Но ни его смерть, хоть как она для нас всех ни тяжела, ни смерть неисчислимых безымянных героев порабощенной Европы не спасут нацистских изуверов от расплаты, не отведут карающую руку, уже сегодня сжимающую их горло.

Народы Европы проснулись. Три пули в хребте палача Гейдриха – это только аванс. Приближается час окончательной расплаты.

Это будет суд, какого еще не знала история...

1943

КАННИБАЛЫ

В 1939 году, после того как немцы заняли город Краков, Гитлер приказал поставить «почетный» военный караул у гроба маршала Пилсудского, похороненного в Вавельском замке. Тогда гитлеровская пресса объясняла этот театральный жест благодарностью Гитлера Пилсудскому за его политику флирта с фашистской Германией. Однако речь шла о другом. Этой комедией он хотел усыпить бдительность других народов, которых Германия, по его плану, должна была проглотить только через некоторое время.

Что касается Польши, польского народа, то в сентябре 1939 года у Гитлера еще были иллюзии, что ему удастся с такой же быстротой превратить поляков в рабов-хлебопашцев, с какой ему посчастливилось разгромить армию Ридз-Смиглы. Но уже мужественная оборона Варшавы ее жителями показала, что иллюзии иллюзиями, а на поляках гитлеровцы могут поломать себе зубы. Тогда Гитлер принялся за осуществление своего давнишнего плана: голодом и террором принудить польских рабочих и крестьян к тому, чтобы они в конце концов забыли, кто они такие и какого они рода-племени.

Прошло какое-то время, и действительность вторично уже развеяла маниакальные мечты Гитлера. Правда, сотни тысяч польских людей погибли за это время на виселицах и в концлагерях, сотни тысяч поляков с позорным клеймом на рукавах были вывезены на каторгу в Германию: однако те, что остались, не только не склонили головы перед немецкими разбойниками, но и бьют их где могут и как могут...

В связи со все ухудшающейся ситуацией Германии Гитлер решил в мае 1942 года сделать еще одну попытку обмануть поляков. Он предложил им выделить из своей среды наиболее паршивую овцу, которая согласилась бы играть роль польского квислинга, причем обещал открыть некоторые польские школы и несколько ограничить грабительский вывоз из Польши продовольствия. За все эти «блага» Гитлер требовал от поляков «немногого»: лишь полного подчинения фашистской Германии и их участия в войне против Советского Союза...

Ждал Гитлер ответа от поляков да не дождался. Паршивой овцы не нашлось, никто не проявил желания разговаривать с генерал-губернатором Франком. Эту пощечину Гитлер не мог переварить спокойно. Он ответил на нее усилением террора. На головы поляков посыпались новые сотни и тысячи смертных приговоров, был открыт ряд новых концлагерей.

А потом случилось то, чего в конце концов и можно было ожидать от Адольфа Гитлера, автора кровожадной книжки «Майн кампф». Однажды в июньское утро нацистские чиновники в Польше получили от него приказ, на основании которого они в течение ближайших восьми лет, то есть не позднее 1950 года, должны были физически уничтожить всех поляков...

И чиновники немедленно принялись за работу. Гитлеровский наместник в Западной Польше Грайзер начал новый этап своей работы такими словами: «Пока на этой земле живет хоть одна польская женщина или ребенок, мы не можем считать ее нашей. Отныне право на эту землю будут иметь исключительно люди немецкой крови».

На безумный приказ Гитлера откликнулась и его печать. Журнал «Цейтшрифт фюр политик» в июньском номере пытался даже дать теоретическое обоснование для этого очередного акта гитлеровского каннибальства. Вот что можно было там •прочесть:

«Уничтожение другой нации не противоречит законам жизни при одном лишь условии,– если это уничтожение является абсолютным».

Теперь понятно, в чем суть дела: массовое убийство, убийство целых народов лишь тогда не будет противоречить законам жизни современных каннибалов, если эти народы будут истреблены до последней женщины, до последнего ребенка. Теперь даже наиболее наивные люди будут знать, как нужно понимать массовые расстрелы поляков, чехов, югославов, французов, как нужно понимать уничтожение гитлеровцами жителей сел и городов в оккупированных районах нашей страны...

Когда настанет долгожданный час разгрома немецко-фашистской армии, обреченные Гитлером на истребление народы вспомнят фашистские «законы жизни» и сделают с авторами этих законов и с их исполнителями то, чего они давно уже заслужили. Тогда построенные гитлеровцами для порабощенных народов виселицы сыграют свою историческую роль. Очутившись на них, фашистские готтентоты познают иной закон – закон беспощадной расплаты.

1943